«Зимняя Сказка» Литературный Турнир «МЕЛЬХИОРОВЫЙ СТИЛОС»

Придворный Чародей, оккультный звездочёт, самый лукавый маг королевства, вглядываясь в промозглые тайны ночного декабрьского неба, случайно подслушал весёлый шёпот заманчивых снежных фей. Они, игривые, долгими зимними вечерами страстно прижимаются к замёрзшим окнам уснувших домиков и всматриваются в глубины дремлющих комнат, чтобы впитывать чужие секреты и сказочные сновидения.
И Чародей вдруг подумал: "Как было бы замечательно, если бы всем этим очаровательным фантазиям и всем этим волшебным историям не нужно было бы скрываться за флёрами неприглядности и под спудом несбыточной мечты, а было бы позволительно переполнить собою мистическую атмосферу грядущего
новогоднего торжества. И тогда обязательно сбудутся самые волшебные и самые сказочные, самые сокровенные пожелания". Чародей взмахнул магическим Мельхиоровым Стилосом, и с книжной полки
на крыльях загадочного наваждения на алхимический верстак переместился старинный солидный фолиант. Он с ворохом искристой пыльцы распахнулся на чистых, слегка хрустящих страничках, где каждая восторженная душа королевства могла бы сочинить свою собственную самую потрясающую зимнюю сказку. И пусть буквально для всех и для каждого это станет подлинным, истинным и настоящим колдовством под Новый Год!

И Королевский Герольд, внимая тихому чарующему говору сакральных заклинаний,согласился передать турнирное первенство во власть магической зимы. Ведь он тоже был немножечко волшебник
И вот теперь от имени Стража Турнира и от лица Придворного Чародея
объявляется о начале вступительного состязания!

КОНКУРС АВТОРСКИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
"КОЛДОВСТВО ПОД НОВЫЙ ГОД"

СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ "ЗИМНЯЯ СКАЗКА"

Условия:
1. Конкурс проводится в рамках Литературного Турнира "Мельхиоровый СТИЛОС"
2. Для участия в турнирном Конкурсе придумайте псевдоним, под которым от профиля Королевского Герольда будет размещено ваше решение конкурсного задания. Присылайте свои работы в волшебную книгу распорядителя Конкурса Стража Турнира через секретную службу Личных Сообщений Для этого необходимо войти в профиль Гербового Короля, кликнув по нику ГЕРОЛЬД, найти ссылочку "отправить сообщение", где в открывшемся окошке и следует разместить выбранный вами ник и текст произведения.
3. Сочините замечательную историю про то, каким вы видите магию новогоднего очарования, как, по вашему, может случиться это волшебное таинство самого необычного торжества, опишите всё то, что наполняет собою ваши фантазии и околдованные видения в эту самую загадочную ночь.
Это может быть любая сказочка, но обязательно зимняя!
4. На конкурс принимаются только авторские работы, художественная проза сказочного, мифического, фантастического, мистического и вдохновенного вами содержания,
объёмом не менее 2 500 символов [с пробелами].
5. Количество волшебных свитков не более двух. Каждое сочинение будет подвергнуто испытанию
Магическим кристаллом на предмет уникальности [95%] на разных служебных порталах.
6. Ваши произведения могут быть прилично украшены аккуратными тематическими визуализаторами
[800х350 пикселей].
7. Сроки проведения миссии и приём работ осуществляется с 09.декабря.2018 по 09.января.2019
Итоги будут подведены читательским голосованием с 10.января.2019 до 11 часов вечера 12.января.2019
Согласно нравственному положению Кодекса авторской Чести Королевский ГЕРОЛЬД взывает к участникам голосования и турнира дабы исключить стремление вотировать собственные работы
и НЕ привлекать к этому профильных сокпаппетов. Объявление и награждение Победителя
состоится в канун Нового Года по старому стилю 13.января.2019 года, о чём будет сообщено дополнительно
С наступающим феерическим и чародейским празднеством!

ИМПЛЕМЕНТИРУЕТСЯ ПОД ПАТРОНАТОМ

Философский кристалл истинного Магистериума
проиндуцировал оккультную верификацию текстов
и в алхимических сновидениях объективировал
100% уникальность и неповторимость манускриптов,
предоставленных претендентом
Лонгридом Паладином на соискание титула.
По данным секретной специализированной лаборатории
сочинительские труды не подвергались предварительной
делинквентной трансфигурации. Метаморфотические гекатонхейры
остались невозмутимы и тайный огонь мудрецов
не выявил латентных литературных архимистров!
Лонгрид Паладин допущен к участию в Королевском Турнире!
Путём правды и доблести!

Выглядывали только глаза, горящие тёплым жёлтым огнём. А всё пространство вокруг, сколько вмещали эти глаза, было тщательно выложено и туго набито рыхлой и замерзающей белоснежной ватой. Таким себе толстым глухим одеялом из микроскопических ледяных кристалликов, которые скапливались в округлых и мягких, сверкающих на свету сугробах; в пуховых одёжках хвойных дерев, тихонечко спящих в дремучих глубинах городских лесопарков и в большущих шапках ушанках, что сползали по крышам домов, украшенных к новому году так, чтобы выглядывали только глаза, изнутри горящие золотистым домашним уютом.

Снега было совсем не слышно, однако он стал идти ещё тише. Чтоб не вспугнуть или не задушить душевной глухотой недотрогу романтику, робко витающую редкими нетающими снежинками, которые тайком слетались к губам и ресницам влюблённых. Чтобы не заглушить этой чистой и целомудренной радости в ранних восторженных сумерках. Чтобы не погасить весёлого гомона снежных битв и ледовых побоищ, резкого скрипа разгульных саней и чётких размеренных сабельных выпадов, высекающих ледяные брызги на ближайшем катке. И снега было так много, что сквозь него не было видно небес. Казалось, что это явились нежданные и такие фантастические летучие острова Антарктиды, что они развернули густые завесы своей непроглядной таинственности, ниспадающие из-под самого неба к самой земле.
Cкрытый текст -

 

Казалось, что они собою ненамеренно скрадывают отображение этой реальности, что ледовитыми миражами они растворяют слои всего окружающего пространства и наполняют химерами старинные колбы времени. Сумеречными саванами они покрывали вездесущие взгляды богов, чтобы от них умело эскамотировать свои ксенофренические манёвры. Казалось, что это антарктические дворцы чародеев установили здесь над землёю свои великие волшебные колпаки, из поля которых бесконечным и снежным десантом падают ледовитые заклинания.

И можно было подумать, что они так захватывают поднебесье, заранее приготавливаясь к неведомым таинствам, чтоб обнаружиться здесь в самое нужное время и оставить внезапные и не понятные в мире людей демонические приметы, следы и ловушки. Казалось, что они околдовывают дремлющую округу и заповедную глухомань, которую они собрались в строжайшем секрете прибрать к рукам, чтобы там утвердить свою оккультную духовную твердыню и фантомную крепость. Чтобы там воздвигнуть свои церемониальные сооружения и дивные загадочные лабиринты, в которых прячутся лихие сказочные чудовища, стерегущие несметные сказочные клады и очарованные сокровища зимы. И это в их власти было, шутя, по собственному соизволению превращать в игрушечные сувениры города, острова, континенты, или даже спутники неведомых планет в шарики, где под спудом магического стекла идёт вечный снег. Снег забвения.

Рыхлый бархатный заколдованный снег. От которого кровь так медленно застывает в жилах, потому что снежинки ведут себя, как будто бы это и не просто льдинки, а фантастические криопротекторы, призванные, чтобы колдовские морозы не погубили беспечных людишек, чтобы можно было под видом невинной забавы овладевать незаметно их сердцами уже оледеневшими, и уже заторможенным мозгом и нервной системой. Они обладали успокоительными эффектами и болеутоляющими эликсирами, капли которых хватало, чтобы непримечательно вызвать сказочную снежную эйфорию для похищения души. Чтобы никто не заметил, что это какое-то древнее тайное общество, страшная секта возрождает такой же древний загадочный культ поклонения вечной мерзлоте, приносящей такое желанное бессмертие. И что это они, внимая ритуалу идолопоклонства, готовят такое обильное жертвоприношение своим ледовитым демонам, приготовляя хладные сердца к восхождению в небесную мерзлоту, к ненастоящему продлению жизни в кругах отмороженной элиты путём изъятия душевного тепла и сердечной искры. Они выискивали душу горячую, сильную, чистую, верную, чтобы её сокровенное могущество отдало им как можно больше своей священной энергии и огня.

Они боялись этого огня. Он пленяет душу и внушает любовь, которую им требовалось увлечь и подчинить, чтобы она искажённая царствовала в самом сердце зимы. Из-за этого в городке падал такой летаргический и такой заколдованный снег забвения. Снег цветной, и такой ароматный, будто бы фантазийная пудра зимы. Его достаточно было просто вдохнуть, ему достаточно было впитаться в кожу, чтобы получить весь набор сказочных миражей и потрясающих галлюцинаторных эффектов преображения душевных свойств. И этого снега было полно. Этот снег был повсюду. Снега становилось всё больше и больше, будто кто-то бескорыстно заботливый решил вдруг обложить городок тяжёлым ледяным полушубком и такими же пухлыми подушками, будто смягчая удар, который готовилась нанести уже близкая, но никому неведомая катастрофа. Такие ласковые объятия ледяного проклятия. Но люди… Они ещё не знали об этом.

И улицы были полны, полны взрослыми и малышами, поглощающими морозную и вечернюю сладкую радость огромными и жадными до веселья глотками, чтобы успеть раньше всех утолить свою жажду чудес. И улицы, переполненные людьми, так же радовались этому внезапному и затяжному тихому очарованию зимы, нарядившему их в драгоценные белоснежные мантии, в ожерелья или браслеты праздничной иллюминации. И все они глазели в наступающую полночь широко распахнутыми и ярко горящими витринами, звонко и беззастенчиво хохотали модными дверными колокольчиками лавочек или уютных кафе, а из нависших над ними воздушных стужёных замков, по их незримым ступеням, по замёрзшему небу в городок тихо, медлительно и манерно спускалась романтичная ночь. Страшная и прекрасная.

Снежинки искрами проносились в лучах фонарей, гирлянд или автомобильных фар, невидимками прокрадывались сквозь тени и темноту, разноцветными призраками гнались за кем-нибудь во вспышках предновогодних огней и укладывались гипнотической тяжестью любимого зимнего одеяла. Снежинки скользили по взглядам людей, блуждающими огоньками заманивали в чарующую глухомань, рассыпались по окнам и лицам колючей сверкающей и волшебной пудрой, смерзались мозаикой подвижных картинок на стёклах домов и витрин. И таяли полупрозрачными масками, которые жили своей собственной жизнью, то скрывая, то искажая, а то и обнажая истинные намерения или обличья. Снежинки всё кружились и мчались, падали и взлетали, взметались снопами, набрасывались на прохожих, преграждали пути и дорожки оборонительными насыпями, валами или сторожевыми башенками, обступали со всех сторон и буквально на каждом шагу своими странными призрачными силуэтами, цепко хватали за руки холодным огнём, остро ласкали щёки жгучими морозными поцелуями, прикосновениями снежных чар.

Из чуждых неведомых королевств, из-за линии горизонта событий, они забирались на небо, а теперь резво сползали на землю. Они надвигались бесшумно, усыпляюще покачиваясь мерцающими талисманами, или стремительно кружились такими лёгкими и неуловимыми ведьмовскими метелицами, причудливой кружевной пелеринкой украшая ночь, укрощая её проголодавшиеся потёмки. А эта ночь куда-то стремилась, куда-то звала за собой, куда-то спешила, и не было на всём свете сил её остановить.

Под ногами поскрипывал снег, в воздухе сновали снежные мотыльки и сухо потрескивали разряды веселья. Вся атмосфера была насыщена аурой приближения скорого праздника, и поэтому с дивным душевным содроганием воспринималась размеренная поступь грядущего торжества, томно волнующая что-то в груди. Но было во всём этом что-то ещё. Такое мимолётное и не объяснимое, на что старались не обращать особенно внимания, что-то такое, что было и не трудно заметить, но только те, кто заметил, старались скорее отвлечься, быстрее забыться, спешили это забыть. Хотелось, чтобы стало всё по-новому.

Слепоглухонемым острым бисером суетились взволнованные снежинки, радуясь миру на ощупь, фибрами чувствуя цветные огни или колючую хвою, аромат волшебства или тепло метаморфоз. Они по-новому танцевали и воображали себе новые украшения. Тяжёлые и толстые новогодние свечки выстраивались рядами, вензелями и пентаграммами сказочных искр в колдовской темноте, подмигивали прохожим сквозь холодные стёкла витрин своими электронными огоньками, цеплялись за взгляды, морочили восприятие и ненавязчиво, как-то по-новому завораживали всех, до кого их лучи смогли дотянуться. А здесь или там, чтобы никто не забыл самого главного, устраивались скромные смотрины лесным хвойным красавицам. Их нетерпеливо высматривали, неторопливо рассматривали, тут же кружили им головы, нашёптывали комплименты, о чём-то секретничали, договаривались и уводили с собой. А ёлочки или сосенки были настолько богаты статью и пышны формами, что казалось, как будто это они сами шагают по заснеженным тёмным закоулочкам. И тогда всё вокруг выглядело как-то по-новому, как-то особенно.

Незримое нечто над головой стало настолько тёмным, что на его фоне легко угадывались светлые снежинки, сияющие восторженными улыбками. Было видно, как чуть заметно покачиваясь, медленно слетающие ледяные пушинки прилипчиво и загадочно крадутся в ломаных отражениях, скапливаются там в диковинные узоры и заколдованные картины, движутся по огромному для них и сплошному, прозрачному полю, ледяным фантастическим полчищем, совершая ходы и миры захватывая, словно шахматные королевства в тихих сказочных снах. Не сходя с белоснежных путей, исходя из своих снежных идей, нисходя в облике нежных и ласковых фей.

Нежные снежные волшебницы белоснежные.

Откуда-то сверху и высоко по-над ватными антарктическими колпаками, очаровательная ночь полоснула потёмки узкими и длинными клинками. Никто не заметил, как тайно извлекла она из сложных складок своих роскошных одеяний колдовские кинжалы, как стегнула туманными лезвиями лунного света сквозь тёмную и лохматую бесформенную толщу туч. Взглянула так, чтобы пронзило насквозь, рассеянными призрачными остриями излучений, рассекая кривые прорези, чтобы удобнее было подглядывать сквозь этакую полумаску наваждения, сквозь сеть оживших снежных паутинок, сквозь катоптрические призмы магических подвесок, через кристальные недра которых вонзились в этот мир мгновенными взмахами светозарных стилетов чьи-то фееричные души. Такие странные души, обретшие свои стройные и неустойчивые, неугомонные тела.

Снежные феи. Эти заманчивые идеи и кокетливые манеры. Снежные ведьмы.

Завьюженные недотроги и модницы. Всегда соблазнительные и всегда неожиданные. Кому они явятся, тех одарят щедрыми ласками, щекотливыми или колючими, того обогатят своими несметными сказочными кладами; к кому ни притронутся, того наделяют сладким блаженным спокойствием, такой ледяной беззаботностью или этаким холодеющим равнодушием; с кем ни заговорят – все их слушают и сразу же слушаются, даже если не слышат, и тогда обретаются рядышком заговорённые. А уж кого поцелуют, то тогда навсегда приникают, примерзают устами к устам, ухватывают морозной лапой за сердце, за затылок цепляются, ледяными ладошками в самое тёплое забираются и пронзают навылет холодом не земным, а космическим, оставляя в сознании только ноль абсолютный. И если на кого они посмотрят, то уже невозможно и некуда, да и незачем убежать и затихнуть, пытаясь упрятать волю, душу удержать от болезней, унять дрожь в руках или трепет по спинному мозгу и мороз по коже. Даже не стоит пытаться понять. Возбуждение или страх? Стоит только увидеть эти глаза напротив и потянуться немного навстречу, чем можно цепляясь за ускользающую реальность. Достаточно лишь один раз взглянуть и робко улыбнуться в ответ, стоит только представить себе. И вот они уже тут, как тут. Вот они уже здесь. Уже намного ближе. Совсем рядом. С карниза тонированной витрины внезапным ожившим призраком предательски тихо сорвался сноп серебристой пыльцы, кинулся с шорохом в сказочное отражение, чуть закружился, а когда развеялся, то вокруг уже никого не было. Да и снег почти перестал.

Лишь одинокие экстравагантные снежинки мягко, кокетливо дефилировали, покачиваясь и раскачиваясь в своих почтительных реверансах, и неторопливо рассаживаясь в своих театральных ложах, в своих сценических позах, своими воздушными артистическими веерами навеивая волшебную дрёму, сквозь которую из хитросплетений морозных узоров отчётливо проступало такое прелестное личико, такое обворожительное очертание. В ледяном слайде пленительный образ.

Сказочная царевна, похищенная из пломбирного королевства фантасмагорий, из чувственного царства латентных и неожиданных глубин, из неопознанных ещё состояний души, из загадочных сфер по ту сторону сознания, таких многообразных и таких многозначительных, многоцветных, сверкающих. Пленительный образ. Этот пристальный и пытливый, чарующий взгляд в полумраке свечей и лампад. Чуть опущена голова. Удивительны контуры глаз и бровей. И, может быть, когда-нибудь понадобится целая тысяча и ещё одна вечная ночь, чтобы однажды, если тебе повезёт, прийти в себя из этих таинственных и бескрайних, бархатистых и нежных, огромных и столь непостижимых, сияющих, иногда ярких, хрустальных, а временами тёмных, как заколдованные космические самоцветы, но вечно и неизменно манящих миров её пленительных глаз. Прийти в себя, чтобы очнуться где-то там, на волшебных и ароматных, горячих барханах, чтобы провести там вечность и лишь затем уяснить себе, что это ароматы её дыхания и губ. Стильные пряди её сильных блестящих волос, с мягким перламутровым переливом, магическим паучком, как будто вуалью скрывают и тут же подчёркивают черты лица, венчают претенциозной диадемой.

И этот взгляд: завораживающий, желанный, зовущий, пьянящий, скромный и властный, мягкий и страшный, возбуждающий, пристальный, как стальной, откровенный и такой необъяснимый, милый, многозначительный и неотразимый. И эти слова, прозвучавшие вдруг вкрадчивым и таинственным шепотком под тёмными церковными сводами, раздавшиеся одновременно и внутри и снаружи, обращённые из всех возможных волшебных шкатулок её заколдованного царства или из очарованных глубин его ноутбука. Как будто нечаянное приворотное заклинание донеслось тихим ласковым говором от камлающих айсбергов в чудных кольцах Сатурна, и зашелестело здесь локонами метелицы, россыпью снежинок по белёсым и замороженным окнам, как будто едва уловимыми неизрекаемыми сверхтонами по скрытым психическим органам, будто бы то безголосое бесконечное эхо чьих-то страстных горячих дум.

«Я в огне этой зимы… с тобой!»

Может, только почудилось?! Стоит только представить себе. Стоит только признаться…

Таинственная незнакомка.

И вот сейчас её отражение вспыхнуло в стёклах витрин, в чьих-то замёрзших окнах, как в зеркалах, скованное колдовскими морозами, зело схваченное ледяными узорами. И был в этом какой-то зловещий неведомый знак. Как будто что-то огромное и лохматое, белое, снежное, всё ближе и ближе восстаёт из-за невидимых загадочных королевств, крадётся неслышно тенями или пурпурными сумерками, тяжелеет, свисает, сползает мохнатыми космами, змеится позёмками. Как будто что-то надвигается тихо и вкрадчиво, так усыпляюще покачивая тёмными и пушистыми хвойными ветвями, словно волшебными морозными амулетами, подмигивает таинственными огоньками из темноты, мелькает неуловимыми стремительными силуэтами. Что-то такое, что заползает на небо из глубокого космоса и сгущается там непроглядными и так сильно прилипчивыми потёмками, чтобы там, потом, ночь могла упиваться дремлющей темнотой, в которой сей неизъяснимый знак торопит спасаться всех, кому он явлен, ибо скоро здесь установится какой-то свой нечеловеческий и фантасмагорический церемониал.

И снег повалил вдруг тяжёлыми хлопьями. А всё шаталось как одурманенное вокруг, увязая в этом снегу, как во сне чародейском, когда почему-то вдруг нет совсем сил, а нечто жуткое, вот оно тянется уже совсем близко, и никак не сбежать. Всё шаталось вокруг, увязая в снегу, который набрасывался тяжёлыми липкими хлопьями, словно осыпал паралитическими порошками и хватал сотнями тысяч маленьких сильных лапок. А улицы и дома окружали и глядели прямо в душу своими большими и наглыми жёлтыми глазищами, как будто чему-то особенно радуясь. И всё шарахалось, обращаясь на редкие голоса за спиной и чьё-то хихиканье. Но только вьюги кружили вокруг лёгкие и неуловимые, погружая сознание в таинственное безмолвие, прикладывая к душам всесильного холода царскую длань, и там верша губительные чары из сердца вечной мерзлоты, чтоб лишить создания и миры тепла. И так уже хотелось обессилено, с каким-то блаженным отрешением уронить себя на спину в ледяной пуховик сугробов и так лежать там долго и неподвижно. И чудилось бы, что можно вот так вот вечно проваливаться в это безмятежное и бескрайнее сладострастие, не замечая, что здесь с оледеневшими ужасным глазами бродят жуткие звери безумия, выискивая кого им проглотить. Чудилось бы, как из тёмной загадочной глубины хмурого поднебесья бесконечным неторопливым потоком ниспадают в сумрачную тишину бледных неоновых фонарей такие маленькие и сверкающие звёздочки снега; чудилось, как они ворожат и кружатся, украдкой распространяя вокруг себя безжалостный льдистый ужас, чтобы никто за их милыми играми и представить себе не мог, что это облака-колдуны перебираются с неба на землю, и что поэтому лёгкий снег повалил вдруг тяжёлыми хлопьями. А уж они такими колючими и коварными лилипутами неслись и цеплялись за тело, валили и вдавливали всё глубже под снег, залепляли уши, застилали глаза, забивались в нос или рот, казалось, что чуть не под кожу они забирались, и там тихонечко жутко хихикали, лишая сил, которых и так едва оставалось только на то, чтобы ещё раз открыть глаза и слабо вздохнуть. И так сладко было бы погружаться в этот обаянный сон, в этой тихой заснеженной мгле под прикосновениями ласковых вьюг, наполненных бесчувственною негой и чарами самозабвения, что дальше было бы просто нестерпимо жить без этой близости волшебной, а так хотелось испить эту тайну до самого дна.

Где-то слышались редкие в тишине голоса, чьё-то хихиканье, где-то гуляли прохожие и чьи-то шаги скрипели неуловимые в полутьме за спиной. Где-то веселились детишки. Охотились за особо большими снежинками, совершенно не обращая внимания, что это снежинки уже давно охотятся за ними, да и вообще, никто вокруг даже не замечал, как их хитроумно заманивают и притягивают, как за незримые волокна паутинки. Казалось, как будто это циклопический ледяной паучок копошится на фоне околдованного иссиня-чёрного леса, сооружая свою фантастическую сапфирную крепость чудес, пронизанную в сумраке грядущей полуночи ярким золотом сказочных огней. И чьи-то таинственные силуэты почти вплотную обступали границу этой парковой площадки, этого последнего пристанища ещё совсем ничего не подозревающего человечества на самом краешке заснеженного колдовства, прямо на опушке дремучего леса, где неясные призраки смутных видений в своих ледовитых мантиях и сияющих шлейфах туманов готовы были начать свои оккультные ритуалы. Несколько тусклых крупных светильников, что отдыхали вдоль тропки, сторожили беспечных прохожих, хватали их пятнами света и убегали фигурной сверкающей цепочкой в дремучую глухомань заваленного ледяным зефиром хвойного парка. А там, где днём устраивали площадку для установки обрядного новогоднего древа, яркие оранжевые огни предупредительных ограждений очерчивали в темноте магический круг, тем самым предопределяя особое место чарующего вторжения и массированной атаки. Близилась полночь.

Полночь, вокруг которой сгущалось такое напряжённое наваждение новогоднего волшебства, что это похоже было на колдовскую жуткую катастрофу. И на всё это толстыми глухими покровами ложился приторный снег забвения.

И лишь волшебная Луна капризно скрывалась под вуалью редких перламутровых облаков, а на растроганном небе выступали алмазные слёзки редких звёзд. Крупными и светозарными каплями задумчиво и насторожённо они скатывались по щекам темноты в ладони напуганной ночи. Притихшей поздней зимней ночи, что-то скрывающей за шёлковой шторой своего непроницаемого молчания. Или так только казалось?

В эти медлительные мгновения где-то в тёмных покоях уснувшего леса кто-то притих. Притаился. Кто-то таился, выглядывая из темноты. И неясные смутные тени, и неверные в спешке движения, и пугающий обморочный шепоток, даже ласковые потоки и тихие шорохи холодеющего в ночи ветерка, даже незримое ранее мерцание разноцветных заманчивых далей небесных – всё вдруг застыло и всё вдруг притихло. Или так только тоже казалось? А в раскидистых и приземистых лапах и лапках уснувшего бора, среди мохнатых исполинов, вокруг игольчатых старинных чародеев витал снотворный лунный мягкий полусвет. Серебрил мириады пахучих колючек, остывал гипнотическим крошевом на крепком морозе. И где-то в этой напряжённой хрупкой тишине чуть слышно что-то заскрипело. Где-то в этой хвойной и трепещущей полутьме мигнули странные огоньки, и чьи-то робкие осторожные силуэты показались, как будто из сна.

Причудились там, где начинается сказка.

Хитрые ледниковые гномы. Они старательно прятались. Прятались от сторожевых призраков, от лесных фей, прятались даже от собственных теней. А ещё, ещё они прятались от снежных человечков, от заколдованных снежных марионеток, от этих секретных посланцев обречённой молодой колдуньи. Да, да. Именно обречённой. Это уж точно. Уж им-то это известно достоверно. Ведь это именно они утащили последний осколок и самый важный фрагмент волшебного артефакта. Кто бы мог подумать, что в их руках окажется такая вещица! Уж насколько совершенным казалось им это чудо, пока они не догадывались что же это такое. А в их коллекции мнимых чудес это был единственный артефакт, наполненный не только мистическим смыслом, но и доступной им силой. Ничуть не хуже всяких там горшков золота на краю радуги, бесполезного и навсегда исчезающего золота, пропадающего сразу же после заката солнца. Ничуть не хуже цветиков-семицветиков из шести манящих ловушек для себя и одним единственным настоящим и правильным пожеланием, но только для кого-то другого. Или всяких там волшебных дудок или скрипок, на которых ещё нужно научиться играть магические увертюры, а как только начнёшь играть, то уже нельзя остановиться, пока не порвутся струны, лёгкие, или кто-нибудь не сломает смычок или сопелку. То ли дело действительно колдовская вещь, пленяющая волю уже одним своим видом.

Ах, какое становится всё вокруг! Ах, как быстро оно становится тем, что нужно тебе! Да и все эти милые голоса: всезнающие сами всё подскажут, всеведающие сами всюду наставят и направят, такие многообещающие, внушающие даже любовь и признательность нужным личностям и в самое удобное время. Голоса, щекотно шепчущие возле самого уха или даже где-то внутри, шепчущие где-то в айсбергах среди магических колец Сатурна на окраинах королевства Энцелада.

И голоса шептали, шептали, шептали…

А хитрые ледниковые гномы аккуратно несли тяжеленный алмазный куб. Последний и самый значительный фрагмент ледовитого космического пришельца, который в плотной охапке яростного и великолепного огня свалился с таинственного неба в их лес, прямиком на их древнюю вершину. На Белую Голову. Тот самый осколок, который так отчаянно искала уже навеки замурованная во льды колдунья. Алмазный кубик, а может быть ледяной. Только он почему-то не таял. Даже гномы немножечко таяли, а он почему-то нет. Только был он всё таким же невыносимо тяжёлым и холодным, как будто это и вправду тот самый фантастический и легендарный Абсолютный Ноль. Таинственный и древний артефакт способный заморозить всё, что угодно, вызвать магическую зиму, вечный ледниковый период, или пригодный даже, дабы заморозить планету, впитывая душевное тепло. Хотя всё это ещё предстояло проверить. И поэтому гномы так сильно спешили. Кто-то выхватывал из меховых рукавиц индиговых или лазурных светлячков, что-то быстро с ними решал и подбрасывал вверх, чтобы те, загоревшись обманчивым светом эльфовых огоньков, уводили по ложному следу зимних дриад или маленьких заснеженных человечков. Ибо именно в эту ночь гномам так нужно было попасть именно в этот участок леса, поближе к горам, именно в эту прозрачную тихую ночь им было ох, как не до игры, по крайней мере, сейчас, пока близится полночь. Очень странная полночь. Уж они постараются.

С фанатичным трудом и азартным усердием они неуклонно пробирались сквозь колючие заросли по зыбучим и скользким оврагам к заветной, спрятанной в самую дремучую глушь полянке. Они тихонечко крались по скрипящему редкому инею и что-то поющей хвое, под пристальным взглядом флегматичных обычно планет, оберегая артефакт от личных желаний или же собственных мнений, таясь даже от собственных теней. И если бы не полная Луна уже в зените своей славы, эти сумрачные и бесплотные существа, тени сомнения, подкрались бы неслышно из-за спины, скользнули бы внутрь сквозь мягкое темя и стали бы выглядывать прямо из глаз, по очереди, забавляясь своей новой игрушкой. Но ледовитые голоса оказались хитрее. Их обольстительные убеждения были сильнее и слаще. Буквально внушительнее. И хитроумные гномы перехитрили сами себя: когда они выбрались на поляну – все они были уже одержимы.

А в самом центре этой заветной полянки, немного выбравшись из-под земли, уже ждал эту полночь гость из далёкого королевства ледовитой планеты, громадный космический айсберг, готовый послужить алтарной плитой, чья шероховатая поверхность была испещрена тайнописью. И вторгся он в иные времена бесцеремонно в это бесхитростное царство десятками ледяных нетающих глыб с холодными алмазными сердцами, по всему неприхотливому миру отыскивая своё заповедное сокровище. И никто, даже самые передовые учёные или самые искусные ведуны не догадывались, да и знать не могли, что это вернулись древние жители своей исконной призрачной обители подлунной, что прибыли они сюда разыскивать свою мифическую корону и что принесли они с собой свою такую страшную ночь.

Ночь вечной магической зимы.

Но вот, алмазный куб был ритуально установлен на ровной и гладкой поверхности ледяной кометы своей такой же гладкой гранью так, чтобы совпал загадочный орнамент. И гномы тут же отступили, торжественно и безмолвно. И тогда, едва заметно, посреди бриллиантов пробудился свет. А вскоре он совсем уже ожил, окреп, стал интенсивнее и начал не спеша переливаться и безоблачно вращаться внутри шкатулки, словно маленькая планета. И огранённая бриллиантовая шкатулка принялась незамедлительно открываться. Тугие и сизые космы колючего морозного тумана устремились наружу, окутали куб и стали зловеще расползаться по округе и по опушке, стали цепляться за чёрные ветви корявых деревьев и путаться между иголками инея или хвои. А из глубины шкатулки вдруг вылетела холодная искра и тут же замёрзла, тут же обернулась прекрасной снежинкой. Вылетела другая, третья, ещё и ещё, и вот уже целое полчище мохнатых оледенелых шмелей и паучков разбегалось, развеивалось, разлеталось пушистыми замороженными чарами по облику заворожённой полуночи.

И гномы повеселели, поёжились, потёрли ладошки. Двое из них зажгли свои огоньки и помчались в заколдованный лес, чтобы найти угощение для своих хохотливых подружек-фей, чтобы успеть обязательно до полуночи разгадать их такие шаловливые и многозначительные загадки, одарить все их капризы, придумать себе пожелание и обязательно поцеловать одну из этих красавиц в ветвях огромной новогодней ёлки. В сказочном обаянии праздничной Ёлки для всех влюблённых, облитой уютным огнём и осыпанной молчаливыми звёздами. А третий гном ещё немного постоял на опушке, любуясь волшебной шкатулкой.

«Колдовство под Новый Год» - подумал гном, - «вот уже и полночь!» - почувствовал он и неторопливо отправился в свою горную обитель на древнюю вершину. Он достал из кармашка ещё сочный и сладкий гриб, целиком запихнул его себе за обе щеки, через семь шагов стал невидимым, а ещё через десять мгновений приятно забылся. Через каждые три шага за его спиной пропадали его же следы, и только вспыхивал редким маячком волшебный фонарь в меховом колпачке, освещая великую и такую причудливую красоту драгоценностей уже сильно заснеженного новогоднего леса. Когда гном достиг горной крепости и спрятался в леднике, странный снег шёл уже третьи сутки, и он не просто шёл, а густо валил. Это был очень странный снег. Будто забывчивый.

Это так начиналась магическая зима…

Столепестковая бархатистая Роза
безусловной правдивости, приподнимая
на придирчивых пронзительных шипах недоверчивости
хрустальный занавес иллюзорных миражей,
смешала тонкий аромат художественной композиции
претендентки Дивная Cherries с благоуханными истоками авторской
подлинности и в волшебстве сакральных грёз
усмотрела 100% уникальность текстов свитка.
Бриллиантовые сторожевые Шершни
остались невозмутимыми. Не один
лепесток не вздрогнул звоном
сомнений!
Претендент Дивная Cherries допущен к участию в Турнире!
Путём доверия и красоты!

Уважаемые Претенденты
желающие принять участие
в Королевском Литературном Турнире!
Произведения большого объёма можно присылать частями,
ограничение службы личных сообщений составляет 5 000 символов.
Геральдический Совет желает Вам вдохновенного настроения,
творческих успехов
и радости от художественных состязаний!

Дорогие друзья!
К нашему Королевскому литературному Турниру
присоединился участник, вступающий в состязание под
игровым псевдонимом Дина Заврова!

Сторожевые магические служители
подтвердили 100% уникальность предоставленного свитка!
Пожелаем Победы Дине Завровой!

Сказка могла бы быть штукой всепроблемырешающей, если бы не «но». Ты хочешь, чтобы по усам текло, а тебя садят в бочку и бросают в открытое море. Ты собираешься на бал и вдруг обнаруживаешь, что лягушечья шкурка приросла намертво.

Еще вчера Галочка, а сегодня учительница младших классов Галина Ивановна смотрела в окно на такой же хмурый, как ее настроение, вид: серый асфальт, серый воздух, серые мысли. Даже погода и та была против нее – мерзкая ноябрьская, и это 31 декабря!

Если бы сегодня решили провести конкурс на самого невезучего человека, она заняла бы первые три места и взяла гран-при. Неделю назад ее бросили. Бывший, как это принято называть в сериалах, показал при расставании такую изнанку, что становилось мучительно больно за бесцельно прожитые два последних года, частью которых он был.

Две недели назад, кинематографично припав на одно колено, он подарил ей бархатную коробочку с кольцом. Неделю назад по дороге от его родителей он вдруг, с чего-то расщедрившись, предложил ей место водителя в своей свежекупленной машине. Въезжая во двор, она задела непонятно откуда взявшийся мусорный бак. Позеленевший, как молодой лук, спутник, выскочив из машины, схватился за левую половину груди. Выскочив следом, Галочка увидела треснувшую левую фару.

Денег, которые почти муж потребовал за ремонт, у нее не оказалось: она была из тех, кто имел право употреблять слово «деньги» в единственном числе, так как ради того, что называлось учительской зарплатой, множественное число беспокоить не стоило. Тогда Бывший, воспользовавшись ее отсутствием, вынес из квартиры телевизор, ноутбук и т.д. и т.п., причем в числе т.д. исчезла искусственная елка с игрушками, а в числе т.п. – ее новое новогоднее платье – для компенсации ущерба Бывший не брезговал мелочами.
Но самыми вопиющими были результаты расследования, которое провела Галочка. Оказалось, что фара была разбита самим Бывшим в день покупки машины, а ее просто подставили. Поэтому утром 31-го Галочка попыталась сконцентрироваться на том, как будет встречать Новый год, и получалось – хуже некуда. Ревизия новогодних составляющих закончилась крахом.

Телевизора нет. К его фанатам Галочка не относилась, но привыкла резать «Оливье» под «Третья улица Строителей, дом 25, квартира 12…» и отказываться от этой традиции в ближайшее время не собиралась. Плюсом было то, что резать было нечего – из еды в холодильнике сиротливо белел пакет кефира. Елки тоже нет. День выдачи зарплаты перенесли на отдаленное послепраздничное будущее.
Пересчитав имевшуюся наличность, Галочка пришла к выводу, что может добавить к кефиру городскую булку или шикануть и купить на эту деньгу пачку пломбира.

- Шикану! – решила она, усаживаясь за последнюю парту в кабинете химии, где обычно проходили педсоветы.

Сегодня педколлектив был обуреваем одним общим желанием – поскорее уйти домой. Поэтому все пепелили взглядами не доску с повесткой дня, а дверь, мечтая о чем-то волшебном, а значит, несбыточном, что могло бы отворить ее и выпустить узников образования на волю до того, как исчерпается повестка.

Одной Галочке было все равно. Ничто не могло сделать ее настроение хуже, потому что хуже было некуда. В момент вводного слова Тираннозавра (так в коллективе звали директора), в котором он призывал учителей расширить, повысить и внедрить, в щели приоткрывшейся двери появился блестящий глаз, обладатель которого спросил:

- Галину Ивановну можно?

Глаз принадлежал Эдику Моторову, которого одноклассники прозвали Тóрмозовым за то, что он вечно опаздывал. Опоздал он и теперь. Он сделал на конкурс поделок, закончившийся три дня назад, игрушку, которую бережно поставил на ладонь учительницы.

- Ух ты! – искренне воскликнула Галочка, поворачивая так и сяк удивительно милого лешего, гнома или домового, сделанного из шишки.

- Только колпак по дороге потерялся. А так он волшебный, - шмыгнул носом Эдик, с надеждой глядя в глаза Галочке.

Достав из кармана все, что у нее было, она высыпала монеты в руку мальчика:

- Это Лешинская премия за наипервейшее место на покупку пломбира.
Проводив взглядом подпрыгивавшего от восторга подопечного, она вернулась в класс, поставила игрушку на парту и, склонившись, зашептала в крошечное пластилиновое ушко:

- Сделай так, чтобы эта тягомотина закончилась, так и не перейдя к первому вопросу.

Не успела Галочка выпрямиться, как дверь кабинета распахнулась и в него вплыл сначала бюст, а затем все остальное монументальной, как советская скульптура, секретарши Анастасии Аввакумовны, которая что-то басом прошептала Тираннозавру на ухо. Когда ее линкор покинул гавань кабинета, из директорских уст прозвучала еще более волшебная фраза, чем та, которую Галочка адресовала лешему:

- Педсовет отменяется. Все вопросы обсудим после каникул. С наступающим! – и улыбнулся. Наверное, впервые в жизни, Тираннозавр!

Из школы Галочка вышла не в серый город, а в белый: за время несостоявшегося педсовета пошел снег и превратил город из лягушки в царевну. Что-то странное происходило и с настроением. Вдруг вернулась способность волноваться не из-за чего – например, из-за падающих на воротник снежинок, которые таяли, когда она заходила в помещение. Быстрее начало стучать сердце, ускорился шаг, и откуда-то появилась уверенность, что именно сегодня произойдет нечто важное, чего она ждала всю жизнь. Как в детстве, показалось, что это летят не снежинки, а обрывки счастья, которые при желании можно схватить, потрогать, задержать…

Не желая портить новорожденное настроение видом ломившихся гастрономических витрин, Галочка перешла на другую сторону улицы и, поравнявшись с дверью банка, услышала звук СМС-ки. Взглянув на экран, она чуть не заскакала, как недавно скульптор лежавшего в сумке лешего. Текст гласил, что пришла деньга!

Выйдя из банка сказочно богатой, Галочка направилась к зданию с вывеской «Ремонт техники». Через 10 минут к ее дому подъехало такси, из которого водитель вынес коробку с доисторическим, но бесподобно подходившим к ее зарплате телевизором – с торчавшим сзади, как царская пушка, кинескопом – и понес ее к лифту.

Удалился он раньше, чем Галочка обнаружила табличку: «Лифт не работает». Тащить прадедушку современных телевизоров на девятый этаж было занятием непоплечным. Галочка выскочила на улицу, надеясь, что таксист еще не уехал, но, конечно, опоздала. Вернувшись к лифту, она не обнаружила телевизор. Искать вора ни сил, ни желания не было.

- Зато не надо надрываться, - сказала она вслух и начала медленно подниматься.

У двери своей квартиры Галочка увидела коробку с телевизором. Окрыленная чудесами, она перетащила ее через порог и, щелкнув замком, помчалась вниз. Оставшихся от ретропокупки денег хватило на среднестатистический торт. Вернувшись, она обнаружила исправный лифт и наряженную елку у двери своей квартиры с надписью: «Приюти меня».

Так как дел на сегодня больше не было, Галочка нашла лоскут от своего свежесшитого и свежеукраденного новогоднего платья и принялась шить колпак для лешего. Через 10 минут он в новом колпаке уже стоял на новом-старом телевизоре с таким видом, словно он знает о ней нечто такое, чего еще не знает она сама.

В оставшееся до полуночи время Галочка стала вспоминать счастливые новогодние приметы. Если, например, успеть под бой часов написать на бумажке желание, сжечь ее, высыпать пепел в бокал с шампанским и выпить, оно непременно сбудется. Но в этом и загвоздка: шампанского не было, только торт. И Галочка решила модернизировать примету:
- Если успеть съесть кусок торта под бой часов и думать о желании, тоже есть шанс наладить жизнь!

Включив погромче телевизор, она без пяти полночь вышла на балкон. В одной руке у нее был леший, в другой – тарелка с тортом. Поставив то и другое на перила, Галочка приготовилась и под 12 ударов в три приема умудрилась расправиться с немаленьким куском. Когда, тяжело вздохнув, она собралась с лешим и пустой тарелкой вернуться в светлый уют квартиры, с соседнего балкона раздались аплодисменты и мужской голос проговорил:

- Никогда бы не поверил, что это возможно, если бы не увидел сам.

Смутившись от того, что ее застали в момент обеспечения себе счастливого будущего, Галочка покраснела, а ее невидимый собеседник положил перед ней на перила сверток:

- Это награда за волю к победе. А это, - рядом со свертком появилась внушительных размеров кастрюля, - вареники с пельменями. Не тортом единым сыт человек.

Пока она обретала дар речи, на соседнем балконе хлопнула дверь. Неизвестный рыцарь давал понять, что он не навязывается, а опекает попавшую в беду даму.

В свертке оказалась книга самого любимого ее сказочника, который обещал счастье всем, особенно тем, кого до этого оно обходило. Галочка выключила телевизор, зажгла свечи, села с ногами в кресло и открыла книгу. В колеблющемся пламени леший смотрел на нее глазами-бусинами, будто живой. А может, он и был живым? Вслед за этой мыслью зазвонил телефон.

- Базелюрре в новом году, Галочка! – сказал уже знакомый мужской голос.

Могучие драконы, хранители истинных страниц
волшебной Турнирной книги, блюстители подлинности
и правдивости подтвердили 100% уникальность
сказочного манускрипта!
Претендент Бриан де Буагильбер, магистр ордена розенкрейцеров,
избранный Рыцарь солнца допущен к состязанию в Первенстве!

Путём воображения и вдохновения!