Мы в мир огня вошли со всеми,
тех дней до смерти не забыть,
нас, мальчиков, учило время
лишь ненавидеть и любить.

Потом порос цветами бруствер,
сраженья канули во тьму,
и вот тогда иные чувства
открылись сердцу моему.

Но до сих пор при каждой вспышке
отваги, гнева, прямоты
я снова становлюсь мальчишкой,
тем, что не прятался в кусты,

что жизнь, наверно, узко видел,
не думая, с плеча рубил,
и лишь фашистов ненавидел,
и только Родину любил.

***

Я помню киевский Крещатик,
поэтов, рвущихся в Москву.
Один, поддав, орал: — Касатик!
Россией грежу наяву!..

Теперь коптит днепровский отчич
на Миссисипи лососей
другой, как господин Коротич,
базарит мовою своей.

Я не об этих пшик-славянах
с игрой в галушки и гопак,
я об озябших тетках Ганнах,
на рынке дующих в кулак.

Великой Украины сошки
барышничают по Москве,
и семечки, как черноблошки,
шуршат в разверзшемся мешке.

Не буду со злорадным видом
пытать их, как газетчик-хват,
зачем явились к московитам
они от суверенных хат.

Ховают под платок бабенки,
окоченевшие в пургу,
режима тощие тыщенки,
все ж — инвалютную деньгу,

притоптывая, приседая,
чтобы чуток себя согреть...
Какая пляска шутовская,
ужасная, почти, как смерть!

Сосульки-бабы стынут скопом
в толпе безумных россиян...
Я сам елозю к ним с притопом
и семечек беру стакан.

***

НОВОРУССКИЕ

Под пустопорожний гвалт полемик
в разорительно-пропащий год
новых граждан вылупилось племя,
телефонносотовых господ.

До кости Отечество объевши,
на халяву отхватив подряд,
загружают в пышные коттеджи
с похвальбою антиквариат.

И, подобострастна перед ними,
борзописцев алчущая рать
Новорусские!” — дала им имя,
хоть Христа готова оболгать.

Между новыми — якут с мошною,
хват-еврей, чеченец-взяткодав...
Что же лепят слово корневое,
всю ораву им лишь повязав?

Почему во стане новотусклых,
в стаде новоявленных козлищ
велено всем видеть только русских,
словно каждый русский плут да хлыщ?

Новорусскими сочту по праву
тех, кто совестью своею зван,
в Сербии сражался не за славу,
а за Крест сородичей-славян

тех, кто очи не сомкнули за ночь
в баррикадном октябре Москвы, —
сын казацкий, Николай Иваныч,
не щадил удалой головы.

Эти-то не слыли мастаками,
как юлить да зашибить деньгу...
Русь воспрянет новомужиками,
а пока за кровь у них в долгу.