После оглушительного успеха оформленных им балетов Шехеразада и Клеопатра, на выставке танцовщица-декадентка Ида Рубинштейн предстала в обличье египетской царицы.
Парижские газеты, непременно восторженно поминая «оргию красок», писали:
«Русские художники обрабатывают театральные декорации вместе с бутафорией и костюмами как одну общую картину».

Можно сказать, Бакст компоновал с помощью эскизов костюмов и декораций некое постоянно меняющееся грандиозное полотно, которое было прекрасно рассматривать хоть из партера, хоть с галерки («мои мизансцены есть результат самого рассчитанного размещения пятен на фоне декораций»).
За постановками Бакста тянулся шлейф в виде моды на восточные ткани, шляпы-тюрбаны, дамские туалеты a la Bakst от домов Worth и Жанны Пакен. А если взглянуть в перспективу, то кому, если не Баксту, обязаны своим появлением в 1940-х туфли на платформе (от его эскизов к Легенде об Иосифе 1914 года) и парики всех цветов радуги эпохи поп-арта.



Костюм Леона Бакста для Шехерезады, 1910 год.



В этом спектакле балерины танцевали в костюмах без корсетов и с полуобнаженной грудью.
В 1910-х годах под влиянием "Шехерезады" и других ориентальных балетов в моду вошли прозрачные ткани, большие декольте и открытые руки, что получило название "нагая мода".



Лев Бакст создал головной убор Зобеиды для Любови Чернышовой, который подчеркивал утонченный профиль Чернышовой и придавал ей дополнительную статность и великолепие, позволяя доминировать на сцене.



Любовь Чернышева в роли Забейды в постановке Михаила Фокина “Шехерезада”, 1920 года.



Тамара Карсавина в партии Зобеиды «Шехерезада».



Поль Пуаре.

После "Шахерезеды" в парижских салонах вошли в моду низкие диваны со множеством подушек, их хозяйки начали носить чалмы с эгретами и юбки, напоминающие шаровары.



Дениз Пуаре.

Первый заметил эту новую тенденциюПоль Пуаре, в его коллекциях появляются платья свободного кроя без корсетов, шаровары и, конечно, знаменитые тюрбаны с перьями.



Головной убор Денизы Пуаре, 1911 год.

Вот, например, Дениза Пуаре. Фотография с вечеринки «1002 ночь». И позже эти вещи плотно вошли в повседневную моду этой эпохи.



Махараджи турбан. Поль Пуаре.

В 1910-м парижский модельер Поль Пуаре предложил Льву Самойловичу 12 тысяч франков за 12 эскизов туалетов.
"Художники мне отсоветывают соединять свое имя с его, боятся, что я буду declasse,— писал Бакст жене.
— Но будет чудно, если Петербург через 2 года (раньше не докатится) будет носить мои фасоны".

Бакст разрабатывает дизайны не только платьев, но и шляпок, украшений, обуви, подумывает об именных духах. По его эскизам шьют себе наряды самые прекрасные женщины Европы и Америки.
В 1913-1914 годах художник оформляет три грандиозных бала: один, в духе XVIII века, на площади Сан-Марко в Венеции — для красавицы маркизы Казати.
Там 200 черных слуг в белых париках и красных кафтанах держали канделябры у столов с гостями.
В Петербурге Бакст организует бал "Тысяча и одна ночь" у графини Клейнмихель и бал цветных париков у графини Е.В. Шуваловой,
где парики и платья должны были быть одного тона (в те же годы Николай II отклонил прошение художника о виде на жительство в Санкт-Петербурге: еврею это было не положено).





Поль Пуаре, 1911 г., костюм созданный для праздника "Тысяча вторая ночь".



Возникновение и развитие русского стиля в моде 20-х годов, когда Европу накрыла волна экстраординарного ар-деко с легкой руки таких новоиспечённых гениев вкуса, как Поль Пуаре, Жанна Ланвен
и, конечно же, легендарной Шанель, было тесно связано и с неустойчивым временем, и с творческим поиском художников.
Франция в 20-е годы XX века, на «полдень» которых приходится «Ренессанс» русского национального искусства, переживает расцвет стиля ар-деко, воспетого Полем Пуаре.



Поль Пуаре - король моды.

Позже чалма начинают носить звезды кино, уверенные в себе и прекрасные женщины, которые хотят создать собственный неповторимый образ.



В России как ни странно мода на тюрбаны пришла только в 50-е-60e, когда в Европе на них пошла вторая волна, зато держалась плотно до 80х.

От классических восточных тюрбанов нашу чалму отличает крой - это не просто имитация намотанной ткани, а сложный крой из разных отрезов ткани, специально задрапированных на модели. Каждая чалма драпируется по-своему и имеет свою неповторимую форму.
Европейское ар-деко провозгласило своим «жизненным кредо» экзотику и ориентализм: в моделях каждого дизайнера этой удивительной эпохи можно увидеть отголоски той или иной культуры и идеологии. Начало XX века стало своеобразным театром мод, а внутренняя атмосфера ар-деко с первых нот стала «игрой».
Русское искусство в этой «игре стилями» рождает пожалуй, один из важнейших стилеобразующих принципов: мода на стилизацию,
имитацию в первые десятилетия XX века появляется именно благодаря Русским сезонам, с экзотикой костюмов Бакста к балетам «Шехерезада», «Клеопатра», «Жар-птица».



Леон Бакс.

Эскизы Бакста были сразу же приобретены парижским Музеем декоративных искусств.Такое признание побудило Бакста в начале 1910-х годов обратиться непосредственно к женской моде - он рисовал эскизы для Дома "Пакен". Однако на этом поприще его ждало разочарование - его эскизы оказались слишком сложными, чтобы превратиться в обычные платья. Идеи Бакста использовали модные портные, главным образом Поль Пуаре, и они проникали в массовую моду.
В начале 1920-х Лев Самойлович совершает поездки в Америку: пишет там заказные портреты, оформляет дома друзьям, договаривается о выпуске тканей по своим эскизам.
Вернувшись в Европу, снова работает в театре, издает воспоминания. Его не стало внезапно — в 1924-м, в 58 лет, он умирает от отека легких...
Бакст был универсальным художником, он занимался буквально всем — от букв до опер — и был одинаково продуктивен во всех областях. А "цитаты" из Бакста слышны и в наши дни.



Принц Ренье III и принцесса Грэйс, прибывшая на бал, Монте-Карло, 1966 год.



Когда после войны, в 1950-1960-е княгиня Грейс Келли устраивала костюмированные балы в Монако, не оглядывалась ли она на легендарные бакстовские балы?



Карин Ройтфельд в образе Луизы Казати. Фотограф Карл Лагерфельд.

Карл Лагерфельд сфотографировал Карин Ройтфельд (экс-главреда французского Vogue) в образе одной из самых эксцентричных красавиц прошлого, маркизу Луизу Казати.



Маркиза в платье «Фонтан» Поля Пуаро и в костюме «Королева ночи» Леона Бакста.



Маркиза в платье Поля Пуаро (в центре) и на фотографиях Мэна Рэя (по краям).

Образ Казати моментально узнаваем: огромные зелёные глаза на мертвенно-бледном лице, подведённые углём, горящие, как у ночной птицы. Её любимые цвета – чёрный и белый, как символ крайностей, к которым она всегда стремилась. Самые дорогие дома. Самые изысканные интерьеры. Самые грандиозные балы и приёмы, на которых центром внимания всегда была она – «неистовая» Луиза Казати.



Огастес Джон. Луиза Казати, 1919 год.

Маркиза Луиза Казати. Женщина, дружбой с которой гордились Сергей Дягилев и пианист Артур Рубинштейн, балерина Анна Павлова и Пабло Пикассо…
В начале прошлого века имя Луизы Казати вводило в трепет высшее европейское общество.
Одни трепетали от восхищения, другие – от негодования, а третьих не было, потому что талант этой женщины не оставлял равнодушными никого.
И талант это был особого рода — даже при наличии равных условий, не все могу похвастаться умением так эффектно тратить деньги!
Луиза – умела. Она спускала баснословные деньги на благотворительность и свои причуды и вошла в историю на туфельках, подбитых бриллиантами.



Роберто Монтенегро. Портрет Лизы Казати 1914 год.

Дочь богатого хлопкоторговца, осиротев, в 19 лет она удачно вышла замуж за Камилло Казати Стампа ди Сончино, маркиза ди Рома, получив в придачу к смирному мужу достойный титул.
Родила маркизу дочь Кристину и, кажется, ничем не выделялась среди других знатных дам.
Разве только увлечением магией, да огромными зелеными глазами.
Впрочем, на портретах того периода в глазах у Лиузы читается откровенная тоска.



Луиза Казати, 1905 год.

Так продолжалось до того времени, пока наша героиня не встретила «вареное яйцо на подставке Фаберже».
Так маркиза обозвала знаменитого поэта и драматурга Габриэля Д’Аннуцио.
Да, он был нехорош внешне, но как его любили женщины, и как он отвечал им взаимностью!
Луиза Казати и Габриэль Д’Аннуцио закрутили такой роман века, что современники просто диву давались.
Поэт учил музу тратить деньги, а она оказалась способной ученицей!



Мэн Рей. Луиза Казати в костюме императрицы Елизаветы Австрийской.

Её за глаза называли сумасбродкой, Горгоной с волосами, «пропитанными икрой и шампанским», а еще – богиней и ослепительной Персефоной!



Адольф де Мейер. Фото маркизы 1912 год.

О балах Казати ходили легенды. Она могла устроить прием на центральной площади Рима, заставив фонтаны струиться шампанским,
а парижский бал в честь Калиостро вообще обещал войти в историю как самое дорогое и необычное мероприятие века.
Если бы не жуткая непогода, так бы и случилось, но на том балу произошло еще одно жуткое событие – некая дама посмела скопировать костюм хозяйки бала!
За что Казати заточила негодницу в шкаф. Скандалъ!



Маркиза Казати на балу.

Зато уже никто не смог бы разглядеть тоску в глазах маркизы, теперь эти глаза сияли и каждый уважающий себя художник стремился её колдовской взгляд перенести на холст.
Её рисовали и ваяли Джованни Болдини, Огастес Джон, Джакомо Балла, Игнасио Сулоага, Павел Трубецкой, Джейкоб Эпстайн, Ромейн Брукс, Кеес ван Донген, Этьен Дриа…
Из всех работ собенно выделялась картина, на которой художник Джованни Болдини запечатлел эту стремительную женщину в элегантном черном платье с букетом фиалок у пояса и борзой у ног.



Знаменитый портрет Джованни Болдини. Маркиза Луиза Казати с борзой 1908 год.

Луиза Казати вообще любила животных. Рядом с ней всегда были борзые, пекинесы, ягуары, экзотические кошки, черный мастиф Анжелина и живые змеи в качестве браслетов.



Д. Болдини. Маркиза Луиза Казати с павлиньим пером.

Кажется, что животные и интерьеры – её настоящие привязанности. Первых она украшает ошейниками с драгоценными камнями, а интерьеры делает по-казативски роскошными и необычными.
Так, при входе в один из её палаццо были установлены отлитые из чистого золота газели (позже одна из них оказалась у Коко Шанель).
А нереальный блеск глаз Луизы Казати объяснялся просто: она закапывала в глаза капли из белладонны, подводила их углём и приклеивала 5-сантиметровые ресницы!
Пожалуй, только ресницы, да долг в 25 миллионов долларов и остались у неё к концу жизни. Её не стало в 1957 году. С ней ушла целая эпоха декаданса и «Infinite Variety».
«Infinite Variety» — одна из книг, посвященных прекрасной зеленоокой Луизе Казати. Её написали Майкл Яккарино и Скот Райерссон. Книга хороша тем, что её можно не только читать, но и бесконечно разглядывать.
Кстати! Венецианский дворец Казати приобрела её подруга, влиятельная Пегги Гугенхайм.
Теперь там музей современного искусства и всего за 6 евро можно его посетить и почувствовать себя «неистовой маркизой».



Леон Бакст Луиза Казати в индийском костюме 1912 - один из почти 40 костюмов, сделанных для неё Бакстом!

А отношение Бакста к моде, к красоте повседневной жизни — просто манифест современных городских жителей.
Из воспоминаний художника: "...Лежа в кровати, я дивился такому количеству перемен, желтому и черному ряду ботинок,— писал Бакст.— Я знал за собой эту слабость.
Всякий раз, когда я покупал себе новое белье, новый костюм или шляпу, мне казалось, что я начинаю новую жизнь, гораздо более прекрасную и интересней прежней, и день после пребывал в поднятом настроении духа".

Своей будущей жене в период их сильной влюбленности Бакст писал:
"Одевайтесь, как цветок! У вас столько вкуса. Да это ведь одна из радостей этой земли! Носите у корсажа цветы, душитесь, завертывайтесь в кружева — все это безумно красиво.
Все это жизнь и ее прекрасная сторона".

Работы Льва Бакста послужили основной для коллекций : Yves Saint Laurent (YSL) 1976 года «Русские сезоны», Египетской коллекции Christian Dior 2004 года, византийской темы Dolce & Gabbana 2013 года и других.



Бакст Лев. 1866-1924. Эскиз костюма Жар-птицы к балету «Жар-птица».

Слава Бакста докатилась до Америки через три года после триумфа «Шехеразады» и «Жар-птицы». Еще в 1913 году в журнале «Вог»,
кстати, дожившем до наших дней, а в то время особенно популярном среди женщин из состоятельных семей, появилась статья о сотрудничестве художника с парижским домом мод «Пакен».
Этот дом, основанный в 1891 году, был известен во всем мире благодаря стараниям и таланту его владелицы Жанны Пакен, первой женщины-кутюрье.
Этот номер журнала привлек внимание читательниц еще и фотографией Гертруды Вандербильт Уитни в костюме, сшитом по эскизу Льва Бакста.

Гертруда родилась в семье Вандербильтов, одной из самых богатых в США, и вышла замуж за совладельца «Стандард Ойл», миллионера Гарри Пэйн Уитни. Во время путешествия по Европе она увлеклась искусством, начала изучать ваяние и добилась признания публики своими скульптурными работами. Позже она стала меценатом и основала в 1931 году Музей американского искусства Уитни в Нью-Йорке. Пока же появление такой примечательной особы в бакстовских нарядах было первой и достаточно эффективной рекламой для художника. И в том же году выставка его работ состоялась в Нью-Йорке, а в 1914-м — там же и в Бостоне, Филадельфии, Чикаго.



Костюм раба Федры.

Широкая известность в США пришла к Баксту после гастролей дягилевской труппы в 1916 году, когда американская публика увидела семь оформленных им балетов. Появился даже стиль одежды и убранства домов а la Bakst. За океаном у художника появился свой представитель. Им стала Алиса Уордер Гэррет — наследница крупного состояния семьи Уордеров.
Интерьер прохода к домашнему театру в усадьбе Эвергрин-хаус, оформленный Леоном Бакстом.
Она была замужем за кадровым дипломатом Джоном Гэрретом из рода владельцев железных дорог США. В 1914 году его назначили представителем Госдепа США при американском после во Франции. Чета приехала в Париж и перезнакомилась там со многими видными представителями художественной элиты, в том числе с Бакстом.
Художник написал два портрета Алисы Гэррет, часто сопровождал ее в театр и даже составил компанию в поездке в Италию. Когда в 1919 году после завершения командировки мужа мадам Гэррет возвращалась на родину, она охотно приняла предложение Бакста представлять его интересы в США.



Бакст Л. Фрагмент платка «Жар-птица». Шелк. Галерея «Наши художники». Москва.

Благодаря стараниям Алисы Гэррет работы Бакста оказались в коллекциях американской элиты, а в апреле 1920 года были успешно проданы в ходе выставки в престижной нью-йоркской Галерее Недлера. Подобные выставки были организованы в Далласе, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Санта-Барбаре, Денвере и Чикаго. В том же году популярный журнал «Вэнити фэа» опубликовал статью Алисы Гэррет о Баксте, а «Вог» поместил на обложке рисунок художника.



Костюм раба Федры / Костюм сельчанина. Костюм 1903 год.

В 1921 году Алиса Гэррет организовала выставку работ Бакста в Балтиморе, где находилось поместье ее семьи. После ее завершения директор расположенного в Балтиморе Мэрилендского института-колледжа искусств направил Басту приглашение с предложениями преподавать на отделении изящных искусств и организовать в этом городе студию дизайна. Сами же Гэрреты хотели, чтобы Бакст оформил помещение для театра в их фамильном поместье Эвегрин Хаус («Вечнозеленый дом») философией цвета. Предложение поступило как раз после разрыва отношений Бакста с Дягилевым.



Интерьер прохода к домашнему театру в усадьбе Эвергрин-хаус, оформленный Леоном Бакстом.



Бакст Л. Фрагмент платка «Розетта». (Мотив индейцев пуэбло) Шелк. Галерея «Наши художники». Москва.

В ноябре 1921 года художник отправился на теплоходе в Америку, где провел всю зиму. Первым делом он начал работы в доме Гэрретов в Балтиморе. Предстояло переоборудовать целое крыло здания под домашний театр. При этом кроме декорирования стен необходимо было спроектировать светильники и шторы, создать три комплекта декораций и реквизита. И все в едином ансамбле. Кроме того, были внесены изменения и в интерьер гостиной самого дома. В качестве доминирующего стиля Бакст выбрал русский фольклор. Узоры народной вышивки выполнялись гуашью, а затем переносились через трафареты на стены и потолок.



Бакст Л. Фрагмент платка «Птицы». (Мотив индейцев пуэбло) Шелк. Галерея «Наши художники». Москва.





Л.И. Виль и П.Н. Владимиров, В.А. Семенов. 1918–1919 на фоне платка «Олени и птицы» (Мотив индейцев пуэбло) Галерея «Наши художники», Москва.

Результаты работы очень понравились хозяйке. Она с гордостью демонстрировала их гостям во время торжественного открытия театра 4 мая 1923 года, правда, в отсутствие Бакста, который к тому времени отбыл в Европу. По мнению искусствоведов, в частности Варвары Ермаковой, которая провела глубокое исследование по Эвергрин Хаус, это произведение Льва Бакста можно считать одной из его самых значительных работ в области дизайна.
Подтверждением может служить тот факт, что само здание и интерьеры, созданные Бакстом, сохранились до наших дней и являются одной из главных достопримечательностей Балтимора. Алиса Гэррет умерла в 1954 году.

Собранная ею коллекция художественных произведений, из них около 100 работ Бакста, включая ее портрет, написанный им в Париже, а также произведения других известных художников, в том числе Пикассо, принадлежит Фонду Эвергрин Хаус.
В случае, если дом будет продан, а сейчас он принадлежит Университету Джона Хопкинса, коллекция покинет родные для нее стены. Скорее всего, этого никогда не случится.
Эвергрин Хаус является одной из достопримечательностей Западного побережья США. Здесь кроме экскурсий регулярно проводятся концерты, выставки современного искусства, открыта библиотека.



Экспозиция последнего зала.



Сложнее оказалась история с творческим наследием Бакста в США. После кончины художника эскизы тканей пару лет пролежали в конторе его американского адвоката, у которого, очевидно, не было относительно их никаких инструкций.
К счастью, они оказались у директора Мэрилендского института-колледжа искусств в Балтиморе Алона Бемента.
В 1927 году все 33 эскиза были выставлены в Центре искусств в Нью-Йорке. В 1943 году они экспонировались в Мэриленде, уже после того как Алон Бемент передал коллекцию в дар своему институту. Через шестьдесят лет несколько эскизов из собрания были представлены на выставке «Великолепный Бакст: театральный и текстильный дизайн из коллекций Балтимора» в Балтиморском музее искусства.


В 2012 году все 33 эскиза были приобретены директором галереи «Наши художники» Натальей Курниковой и привезены в Москву. В начале 2013 года они демонстрировались в этой галерее в рамках выставки «Лев Бакст. Открытие материи». В 2016 году образцы тканей, изготовленных по эскизам Бакста, были любезно предоставлены для экспонирования в Минске, Вильнюсе и Риге на выставке «Время и творчество Льва Бакста», приуроченной к 150-летию со дня рождения их автора.
Став после премьеры «Шехеразады» одним из гуру в стиле одежды, Бакст вот уже более века оказывает влияние на индустрию моды.

Его ориентальному стилю неосознанно следовали хиппи 1960-х годов. По меткому выражению искусствоведа Анны Акчуриной, законодатели моды были «инфицированы» Бакстом. Коллекция Ив Сен-Лорана 1976 года так и называлась: «Русские сезоны». Его влияние прослеживалось в Египетской коллекции Кристиана Диора 2004 года, византийской теме Долче энд Габбана 2013 года.

До «эры Дягилева» балетный костюм был очень условным. Он целиком подчинялся моде своего времени, а историческая и национальная принадлежность обозначались одной – двумя деталями. Реформу балетного костюма стал проводить талантливый хореограф и танцовщик М. Фокин, впоследствии балетмейстер Дягилева.



Персонаж балета "Весна священная", 1913 год.



Эскизы декораций и костюмы Николая Рериха к балету "Весна священная".





Эскиз декорации к балету "Треуголка", Пабло Пикассо, 1919 год.



Служанки Царевны-Лебедь в балете "Русские сказки", 1916 год.



Любовь Чернышова в партии Клеопатры, 1918 год.





Балет "Клеопатра". Анна Павлова — Береника, Михаил Фокин — Амун.

Обострившаяся политическая ситуация в Европе сделала невозможным и приезд во Францию, поэтому парижского сезона в 1918 году не было, но были гастроли в Португалии, Южной Америке, а затем почти целый год в Великобритании. 1918 - 1919 годы стали сложными для Дягилева: невозможность ставить балеты в Париже, творческий кризис, уход из труппы одного из ведущих танцовщиков - Феликса Фернандеса - из-за болезни (он сошел с ума).
Но уже в конце 1919 года сезоны в Париже были возобновлены. Декорации в одному из балетов этого года, балету "Соловей" Стравинского, создал художник Анри Матисс, взамен утраченных работ Бенуа.

Период 1920-1922 годов можно назвать кризисным, застойным временем. Хореограф Леонид Мясин разругавшись с Сергеем Павловичем, покинул труппу. По этой причине в тот период было выпущено всего 2 новые постановки — балет «Шут» на музыку Сергея Прокофьева и танцевальная сюита «Квадро фламенко» с декорациями Пикассо.



Осенью 1921 года Дягилев привез в Лондон «Спящую красавицу», пригласив исполнить ведущую партию балерину Ольгу Спесивцеву. Эту постановку прекрасно приняла публика, но вместе с тем она поставила Дягилева в катастрофическое положение: прибыль от сборов не возместила расходов. Дягилев оказался на грани разорения, артисты начали разбегаться, и его антреприза едва не прекратила своего существования. К счастью, на помощь пришла давняя знакомая Дягилева - Мися Серт.
Она была очень дружна с Коко Шанель, которая настолько воодушевилась делом Дягилева, что пожертвовала на восстановление его труппы значительные средства. К тому времени из Киева эмигрировала Бронислава Нижинская, младшая сестра Вацлава Нижинского, которую Дягилев решил сделать новым хореографом своих сезонов. Нижинская же предложила обновить состав труппы её киевскими учениками. В тот же период состоялось знакомство Дягилева с Борисом Кохно, ставшим его личным секретарём и автором либретто новых балетов.

Весной 1923 года Бронислава Нижинская ставила хореографию одной из самых выдающихся дягилевских постановок – «Свадебки» Стравинского.



Эскизы декорации Натальи Гончаровой к балету «Свадебка».



Репетиция балета "Свадебка" на крыше Оперы Монте-Карло, 1923 год.



Пабло Пикассо. Занавес к балету «Голубой экспресс». 1924 год.

В 1923 году труппу пополнили сразу 5 новых танцовщиков, в том числе и будущий фаворит Дягилева - 18-летний Серж Лифарь.
Как сказал о нем Дягилев: «Лифарь ждёт собственного подходящего часа, чтобы стать новой легендой, самой прекрасной из легенд балета».



В разгар Гражданской войны 17-летний Лифарь без виз, без денег добрался до Парижа, до Русского балета.
Сергей Павлович Дягилев оценил одаренность молодого человека, почти не имевшего профессиональной подготовки, и принял его в труппу.



По воспоминаниям современников, Лифарь был изумительно красив, восхищал редкой музыкальностью, элевацией,
совершенством и одухотворенностью танца; он зажигал всех своей энергией и умел выявить максимум возможностей каждого артиста.
Его обожали и артисты, и зрители. Поль Валери назвал Лифаря "поэтом движения".

«Русский сезон, словно порыв свежего ветра, пронесся над французской сценой с ее устаревшей условностью, – напишет потом Карсавина.
– Я иногда спрашиваю себя, гордился ли собой Дягилев в свои счастливые часы — ведь ему удалось объединить целое созвездие талантов — сам Шаляпин, Бенуа (мэтр),
Бакст (Ie bateau de la saison russe, корабль русского сезона), имя которого было у всех на устах, его чопорность денди, пунктуальность и неизменное добродушие резко контрастировали с яростным хаосом наших репетиций.
Фокин кричал до хрипоты, рвал на себе волосы и творил чудеса.
Павлова мимолетным видением мелькнула среди нас и уехала, выступив в паре спектаклей; муза Парнаса — так назвал ее Жан Луи Водуайе. Наиболее виртуозная из всех современных балерин Гельцер тоже была среди нас, ею восхищались почитатели академического искусства. Дух экзотики нашел свое наивысшее воплощение в Иде Рубинштейн и в ее незабываемой Клеопатре. Перечисление может показаться скучным; и все же я должна добавить еще имя Нижинский — целые тома книг не могут сказать больше, чем одно это имя».



Бакст Лев Самойлович - Портрет Сергея Павловича Дягилева с няней.