|
|
В 2014 году в Донецке во время одного из обстрелов прямым попаданием был уничтожен склад декораций Донецк-опера. Анна Нетребко передала коллегам сертификат на один миллион рублей. Причём, из собственных средств. Свое решение оперная дива объяснила так:
«У меня в Донецке есть товарищи, молодые музыканты. Они рассказали, как живут под бомбами, но всё равно ходят в консерваторию на занятия. Я не политик, но мне очень захотелось протянуть Донецку руку помощи», - цитирует ТАСС оперную диву.
Европа не простила Анне Нетребко поддержки Донецка:
https://www.youtube.com/watch?v=7YdE5sGRfCU
"Донецк-опера работал и под артобстрелами. Когда, например, в прошлом сезоне давали «Риголетто», зал аплодировал стоя, хотя за дирижёра был солист, а певцы более полугода не получали зарплату.
И в партере, и в ложах изнывали, как в Вене, плакали, светились счастьем, монтируя из пороховой гари и чистых верхних нот фантастический вердиевский мост из милой, благодушной и чувствительной Европы в обгорелый, искорёженный и погружающийся во мрак многострадальный Донецк.
Это понял бы чуткий Моцарт. Это сумел бы выразить Кафка. Нетребко же в Австрии многие осудили, застращали, зазвучало: "Ах так? Лишить контрактов, гражданства, освистать, осудить, пусть поёт своим "ватникам"."
Австрийцы? Европейцы? Что с ними? Пересмотрел ролик, на котором Кончита Вурст поёт песню из «Титаника» - на австрийском аналоге «Минуты славы». Видно, как реагирует жюри. Как благодушен зал. Как симпатизируют мужику, по-гоголевски обернувшемуся бабою. Как, млея, привстают, когда баба с мужиком в одном бородатом лице берут с подходом из-за печки мало-мальски высокую певучую ноту. Какие сладко-толерантные мины на их лицах! «Захер», чистый «Захер»!
Одно плохо: нота не чиста. Никудышное пение. Не будь бороды, накладной груди и имиджа иного, будь он таким, как прописано устарелым создателем (чему прекрасной иллюстрацией является, кстати, статная Анна), стали бы австрийцы хлопать и стенать под эту чудовищную профанацию?
Может, они добрые? У нас в поездах жалостливо после войны инвалидов слушали. Тех солдат-«самоваров», с кого не лепили австрийский золоченый монумент героям Великой Отечественной. И копейки им не жалели. Кончите тоже милостыньку подали: «Райффайзенбанк» сделал его своим лицом.
Вот такая у них там удивительная, избирательная доброта. Нельзя петь, нельзя помогать тем, кто ведёт свою отечественную войну в Донбассе. Ладно, не дождутся тамошние старики да дети поддержки от «Райффайзена». Допустим, не его это дело. Так и на Нетребко прикрикнули: не сметь выходить за рамки предписанной евроблаготворительности! Еще не все Вагины Сардельки в шоколаде, а ты на умытый кровью Донбасс со своим миллионом!
Кровь, пот, порох и железо; страдание и смерть, подвиг и урон, мрачный край бездны и черные человеки; святая самоотверженность, защита очага и будущего; жизнь, пробивающаяся к свету, как первоклашки Донецка под обстрелом. Это на одной стороне. И тут с нами Моцарт и, не побоюсь этого слова, Гайдн.
Кислая нежить, сладкая ложь, страдания унисексуальных вертеров от нападок в школе, нападок, заметьте, не бомбёжек, лицемерное приличие, включающее все девиации, о которых мечтать боялись Юнг с Фрейдом, блестки и слюнки - на другой. С ними Кончита.
А всего-то Анна и сказала: «У меня в Донецке есть товарищи, молодые музыканты. Они рассказали, как живут под бомбами, но всё равно ходят в консерваторию на занятия". Ну разве такое может простить и понять цивилизованная Европа? До того ли ей?
И далее: «Я не политик, но мне очень захотелось протянуть Донецку руку помощи».
Скажи такое Кончита - на спор расцеловал бы в усы. Не скажет. Ничем не рискую.
Буду надеяться на Нетребко."
Из статьи Владимира Мамонтова
|