Поэзия – тайна соединившихся слов

Серые глаза – рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Чёрные глаза – жара,
В море сонных звёзд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза – луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза – песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полёта.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, чёрных.

Как четыре стороны
Одного того же цвета,
Я люблю – в том нет вины –
Все четыре этих цвета.

Сергей Есенин

Не гляди на меня с упреком,
Я презренья к тебе не таю.
Не люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою.

Да, ты кажешься мне распростертой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мертвой,
Ловит воронов и воронят.

Ну и что же - лови, я не струшу,
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.

Не тебя я люблю, дорогая,
Ты лишь отзвук, лишь только тень, -
Мне в лице твоем снится другая,
У которой глаза - голубень.

Пусть она и не выглядит кроткой
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.

Вот такую едва ль отуманишь,
И не хочешь пойти, да пойдешь,
Ну, а ты даже в сердце не вранишь
Напоенную ласкою ложь.

Но и все же, тебя презирая,
Я смущенно откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.

Сергей Есенин

Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.

Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая красивая дрянь.

Ах, постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну,
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.

Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.

Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.

Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь — простыня да кровать.
Наша жизнь — поцелуй да в омут.

Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на...
Не умру я, мой друг, никогда.

1922

Бронзовый поэт

На синем куполе белеют облака,
И четко ввысь ушли кудрявые вершины,
Но пыль уж светится, а тени стали длинны,
И к сердцу призраки плывут издалека.

Не знаю, повесть ли была так коротка,
Иль я не дочитал последней половины?..
На бледном куполе погасли облака,
И ночь уже идет сквозь черные вершины...

И стали — и скамья и человек на ней
В недвижном сумраке тяжеле и страшней.
Не шевелись — сейчас гвоздики засверкают,

Воздушные кусты сольются и растают,
И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,
С подставки на траву росистую спрыгнет.

Иннокентий Анненский

Северянин Игорь Эстляндская поэза


Как странен мир привычный...без тебя.
Он всё такой же, но намного тише.
И глухотой я словно сражена.
И немота становится мне ближе.
Слегка печалит щебетанье птиц.
Они, тебя не ведая, воркуют.
А я молчу, ведь дрожь моих ресниц
Предвестница, как прежде, поцелуя.
Так было при тебе. И я боюсь,
Что не смогу уже, улыбку пряча,
Сиять, гоня сомнения и грусть.
Сиять неслыханно! От счастья плача.



Поэтам

В любом поэте прячутся миры,
Наполненные гранями алмазов.
Смотри, вот грань для фишечной игры,
Другая учит разбираться в стразах.
Еще одна - наполнена огнём.
Её я обожаю больше многих,
А я ищу ту часть, где мы вдвоём
Играем в мудрых и, конечно, строгих.
Уверена, симфония души
Богаче у поэтов на октаву.
Флюиды вдохновенья хороши,
Когда в нём муза царствует по праву.
Как жители неведомых планет
Поэты видят мир свой многогранный
Глазами всех, воспетых много лет,
С душою страстью раненой и рваной.
Но их талант прекрасен. Он алмаз!
И сердце замирает, наблюдая,
Как гений из нелепых плоских фраз
Магические рифмы извлекает.

© Симона [24.03.20]


Баллада об отрезанных крыльях...

Я шел один по улице вчера

Я шел один по улице вчера,
Я говорил, что уезжать пора,
А если уезжать - то навсегда,
Чтоб никогда не приезжать сюда.
Твердил, что ты, конечно, не права,
Ругал тебя за все свои слова
И повторял: другую я найду,
Такой-сякой назло и на беду.
То замедлял я шаг, то шёл быстрей. -
И очутился у твоих дверей.

автор Расул Гамзатович Гамзатов

Отблеск влаги в глазах строгих,
Пряди робко укрыли грудь -
Всё волшебный, как древние боги,
Сон, которого не вернуть.....

Резные двери, цветные стёкла
Раскрыты настежь, разбиты вдрызг,
Сверкает ливень в осколках блёклых,
Взлетая к небу цветами брызг.

Роняя звёзды в алмазы градин,
Швыряя бурю в полёт погонь,
Бежит над садом ручьями радуг
И в венах молний поёт огонь.

Над старым домом, победно воя,
Проносит ветер седых богов,
В кипящем небе, клубясь грядою
Звенит могучий и вольный зов:

- Кто гордо спорит, чьё сердце верит
Забытым сказкам и древним снам –
Разбейте окна, раскройте двери,
Зовите бурю, летите к нам!

Lemmili 1990 год

Божественная комедия

Песнь четвёртая

Ворвался в глубь моей дремоты сонной
Тяжелый гул, и я очнулся вдруг,
Как человек, насильно пробужденный.

Я отдохнувший взгляд обвел вокруг,
Встав на ноги и пристально взирая,
Чтоб осмотреться в этом царстве мук.

Мы были возле пропасти, у края,
И страшный срыв гудел у наших ног,
Бесчисленные крики извергая.

Он был так темен, смутен и глубок,
Что я над ним склонялся по-пустому
И ничего в нем различить не мог.

"Теперь мы к миру спустимся слепому, -
Так начал, смертно побледнев, поэт.
- Мне первому идти, тебе - второму".

И я сказал, заметив этот цвет:
"Как я пойду, когда вождем и другом
Владеет страх, и мне опоры нет?"

"Печаль о тех, кто скован ближним кругом,
- Он отвечал, - мне на лицо легла,
И состраданье ты почел испугом.

Пора идти, дорога не мала".
Так он сошел, и я за ним спустился,
Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.

Сквозь тьму не плач до слуха доносился,
А только вздох взлетал со всех сторон
И в вековечном воздухе струился.

Он был безбольной скорбью порожден,
Которою казалися объяты
Толпы младенцев, и мужей, и жен.

"Что ж ты не спросишь, - молвил мой вожатый,
Какие духи здесь нашли приют?
Знай, прежде чем продолжить путь начатый,

Что эти не грешили; не спасут
Одни заслуги, если нет крещенья,
Которым к вере истинной идут;

Кто жил до христианского ученья,
Тот бога чтил не так, как мы должны.
Таков и я. За эти упущенья,

Не за иное, мы осуждены,
И здесь, по приговору высшей воли,
Мы жаждем и надежды лишены".

Стеснилась грудь моя от тяжкой боли
При вести, сколь достойные мужи
Вкушают в Лимбе горечь этой доли.

"Учитель мой, мой господин, скажи,
- Спросил я, алча веры несомненной,
Которая превыше всякой лжи,

- Взошел ли кто отсюда в свет блаженный,
Своей иль чьей-то правдой искуплен?"
Поняв значенье речи сокровенной:

"Я был здесь внове, - мне ответил он,
- Когда, при мне, сюда сошел
Властитель, Хоруговью победы осенен.

Им изведен был первый прародитель;
И Авель, чистый сын его, и Ной,
И Моисей, уставщик и служитель;

И царь Давид, и Авраам седой;
Израиль, и отец его, и дети;
Рахиль, великой взятая ценой;

И много тех, кто ныне в горнем свете.
Других спасенных не было до них,
И первыми блаженны стали эти".

Перевод М. Лозинского

На руке моей перчатка,
И ее я не сниму,
Под перчаткою загадка,
О которой вспомнить сладко
И которая уводит мысль во тьму.

На руке прикосновенье
Тонких пальцев милых рук,
И как слух мой помнит пенье,
Так хранит их впечатленье
Эластичная перчатка, верный друг.

Есть у каждого загадка,
Уводящая во тьму,
У меня - моя перчатка,
И о ней мне вспомнить сладко,
И ее до новой встречи не сниму.

Николай Гумилев

Буйный ветер степей, к дальней цели стремясь,
Буйный ветер, могучий и cмелый,
Встретив пышный цветок, затоскует, кружась
Над высокою лилией белой.

- О, останься со мной! - тихо шепчет она:
Отдохни от скитаний со мною.
Я тоскою любви и желанья полна
Под холодной моей белизною.

"Я блуждать осужден, я мечтою гоним,
Видишь тучу вдали грозовую?
Подожди же, пока дуновеньем своим
Жизнь и свет в эту массу вдохну я".

- Возвращайся ко мне, будем верить и ждать,
Ты - в пространстве небесном витая,
Я - прикована здесь; мы сойдемся опять,
Лишь затихнет гроза, отлетая.

"Я вернусь", шепчет он, исчезая во мгле,
Ароматом любви напоённый.
А она, колыхаясь на тонком стебле,
Головой поникает склонённой.

Светлой rpёзе своей вся она отдалась,
Он - борьбы увлеченью на воле.
Но когда, затихая, гроза пронеслась
И настал заповедный свидания час,
Их обоих уж не было боле.

Сюлли Прюдом

Любовь и бедность навсегда
Меня поймали в сети.
Но мне и бедность не беда,
Не будь любви на свете.

Зачем разлучница-судьба -
Всегда любви помеха ?
И почему любовь - раба
Достатка и успеха ?

Богатство, честь в конце концов
Приносят мало счастья.
И жаль мне трусов и глупцов,
Что их покорны власти.

Твои глаза горят в ответ,
Когда теряю ум я,
А на устах твоих совет -
Хранить благоразумье.

Но как же мне его хранить,
Когда с тобой мы рядом ?
Но как же мне его хранить,
С тобой встречаясь взглядом ?

На свете счастлив тот бедняк
С его простой любовью,
Кто не завидует никак
Богатому сословью.

Ах, почему жестокий рок -
Всегда любви помеха
И не цветет любви цветок
Без славы и успеха ?

автор Роберт Бёрнс




Вне акции

Любовь, как роза, роза красная,
Цветет в моём саду.
Любовь моя - как песенка,
С которой в путь иду.

Сильнее красоты Твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.

Не высохнут моря, мой друг,
Не рушится гранит,
Не остановится песок,
А он, как жизнь, бежит...

Будь счастлива, моя любовь,
Прощай и не грусти.
Вернусь к тебе, хоть целый свет
Пришлось бы мне пройти !

автор Роберт Бёрнс

Вне акции

... Когда полет парящей в небе птицы,
Одною нашей волей будет прерван,
Мы в первый миг о том не пожалеем
И лишь потом как наждаком по нерву,
Раскаянье должно явиться...

Marc Antony - When I Dream At Night

Приморянка

То ли всходит в небе солнце,
То ль оно заходит —
Приморянка молодая
Возле моря бродит.

На дорогу глянет — пусто,
Тихо, одиноко...
Друг её — солдат — отсюда
В путь ушел далёкий.

Нет его еще. В тревоге
Думы мчатся к другу.
Это место свято: здесь он,
Здесь пожал ей руку

Здесь и до сих пор ей слышно
Над морской волною:
«Верь мне, люба, мать ребёнка
Нашего с тобою!..»

Всё на море смотрит люба,
А на любу море:
Свыклись, сблизились друг с дружкой
И живут не споря.

Море то приливом дышит,
То прилив на убыль —
Точно так же, точно так же,
Как и грудь у любы.

Ветерок, играя с морем,
Тихо набегает
Точно так же, точно так же
И она вздыхает.

Отличить нельзя от ветра
Вздохов тех несмелых.
Им летят навстречу стаи
Черных птиц и белых.

Корабли вдали проходят,
И на них похоже
Морем снов её надежды
Проплывают тоже.

Подружилась с синим морем
В думах, в снах, в мечтаньях,
Породнилась с синим морем
В долгих ожиданьях.

Носит девушка под сердцем
Воина живого.
А на дне скрывает море
Мёртвого — другого.

Йован Йованович-Змай (1833-1904)

У меня в руках старая тетрадь, в ней стихи талантливого юноши
Руслана С.



Для чего я живу и думаю,
для чего мне дано мечтать,
даже если и взять мечту мою,
превратить её в благодать,
даже если друзья весёлые,
даже верные пусть друзья,
будь от страхов и бед спасённый я,
будь кому-то на радость я?
Даже если сумею выйти я
из тупой суматохи дней,
даже если ещё событие –
для кого-нибудь стать родней?
Для кого-нибудь можно чудом стать
на минуту, на день, на год,
но при этом невольно чувствовать
обречённость сего…

Повеял с моря лёгкий бриз,
И сердце бьёт тревогу…
Простите, мисс,
Простите, мисс,
Но мне пора в дорогу!..

Бродить по свету – мой девиз,
Штурвал – моя отрада…
Простите, мисс,
Простите, мисс,
Но ждать меня не надо!..

Вы говорите мне: стремись
К признанью и почёту…
Простите, мисс,
Простите, мисс,
Но мне они ни к чёрту!..

Мне дорог каждый ваш каприз
И ваши ласки – тоже…
Простите, мисс,
Простите, мисс,
Но море мне дороже!..

Я не пойду на компромисс
Спокойствию в угоду…
Простите, мисс,
Простите, мисс,
Но я люблю свободу!..

Леонид Филатов

Ты заставишь меня капризами,
маску пылкой любви надев,
жить расплывчатой тенью призрака
в ностальгии твоих надежд,

быть для нашей любви расколотой
реставратором грубоватым,
но разбитый не звонит колокол,
в сердце раны не заживают.

Я смотрю, как смеясь приветливо,
мы прощаем свои обиды,
чтобы видеть в часы рассветные
лишь осколки сердец разбитых.

И любых неудач общественных
вот причина, смотри: повсюду
процветают порывы тщетные
склеить битой любви посуду,
склеить битой Земли посуду.

Мы живём в нежилой по тяжести
атмосфере надежд несбывшихся
и питаем своим отчаяньем
безразличье в делах обыденных.

Мы хотим обмануть грядущее,
лишь себя убедить не можем
и внимаем глазами ждущими
день за днём, как кино немое.

Но и рай нам не будет раем,
и адов не тронет ужас –
мы чувствами умираем,
нам с каждой минутой хуже.

Руслан С.

Проклятые поэты (фр. Les Poètes maudits) — название цикла статей Поля Верлена, посвящённых непризнанным
и отверженным собратьям по перу, которые и сами не желали вписываться в окружающий мир буржуазного
успеха и скучной добропорядочности: Артюру Рембо,Тристану Корбьеру, Стефану Малларме и Шарлю Бодлер.

9 апреля 1821 года в Париже родился непревзойдённый и одиозный декадент, сочинявший элегии, Шарль Бодлер. Мучительные контрасты жизни Поэта в творчестве оставались тщетными и бесплодными попытками в отыскании баланса между иллюзорным, поэтическим миром и реальностью.
В отличие от романтиков, которых тоже не устраивала реальность, Бодлер не тешил себя иллюзиями, не грезил сказочным миром. Действительность представлялась поэту хаотичной и бесформенной. В человеческой душе он видел фрагмент гниющей реальности. В стихотворениях, вошедших в скандальный сборник, Бодлер обнажил собственные пороки и стал первым поэтом, выступившим с критикой общества и самого себя.
«Человек должен низко пасть, чтоб поверить в счастье», - писал Бодлер. Возможно, это и определяет низкие поступки, свойственные человеку изначально не готовому к счастью и не умеющему его найти, прежде всего, в себе.

Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной,
И ты, о сердце, ты, поникшее без сил,
Ей, самой милой, самой доброй, самой нежной,
Чей взор божественный тебя вдруг воскресил?

– Ей славу будем петь, живя и умирая,
И с гордостью во всем повиноваться ей.
Духовна плоть ее, в ней ароматы рая,
И взгляд ее струит свет неземных лучей.
В ночном безмолвии, в тиши уединенья,
И в шуме уличном, в дневном столпотворенье,
Пылает лик ее, как факел, в высоте,

И молвит: «Я велю – иного нет закона, —
Чтоб вы, любя меня, служили Красоте;
Я добрый ангел ваш, я Муза, я Мадонна!».

Не надо грустить по умершим. Их души оставили
клетки на земле и ушли в свободный полёт.

13 апреля 1912 года в возрасте 26 лет умер — японский поэт Такубоку Исикава литературный критик, оказавший сильное влияние на развитие поэзии танка.
Вот несколько стихов Исикава, близких моему сердцу за пронзительность строк, из книги, выпущенной в Японии диковинным ксилографическим способом - отпечатана с досок, а не с набора.

Стоит мне только вздохнуть,
В груди моей
Раздается шум,
Осеннего вихря
Грустней.

***

Во дворе заигралась.
Дочка домой не спешит.
А я достал
Паровозик,
Катаю взад и вперед…

***

Закрою глаза,
Но перед ними
Ничто не встает.
Мне грустно.
Я вновь открываю глаза.
***

‘»Как хочется книг!
Купить бы новые книги!»
Я говорил жене.
То была не просьба,
А только мечта. . —

***

Я вышел из дому
И, верно, с полчаса
Шел с видом
Делового человека,
Как будто я куда-нибудь спешу.