Сказки для взрослых

РОСТОК СЧАСТЬЯ

Татьяна Яник
К Танюшке пришли гости. Их веселые голоса и раскрасневшиеся от суеты и беготни лица ей надоели и она раскапризничалась. Накануне ночью она снова пыталась посчитать сколько таких вот ночей ей уготовано. Она то сдвигала сроки, то раздвигала, но все равно получалось очень и очень много. Ей хотелось плакать от бессилия, но она уже, наверное, выплакала все свои слезы в больницах. Мама знала, что она не спит, но уже не утешала ее. Вот уже двенадцать лет, как Танюшка не ходит. Ее осмотрели все светила медицинской науки; на ней испробованы, видимо, все лекарства; на ней нет живого места от уколов, вливаний, инъекций, но ее, ставшие совсем маленькими ножки, медленно и безвозвратно, усыхают. Она только училась ходить, как Танюшку настигла какая-то простая детская болезнь и… отняла у нее детство, радость, друзей, жизнь, наконец. Девочка не считала свою жизнь жизнью, потому что всегда, сколько помнила себя, считала ушедшие дни, которые уносили еще один день ее мучительной, бесполезной жизни.
Танюшка не возражала, когда мама устраивала ей такие вот "праздники", понимая, что мама пытается так пробудить в ней интерес к жизни, людям, но, как правило, "праздники" заканчивались капризами или смехом со слезами. Порой Танюшка затихала на целые недели, а мама радовалась смене настроения девочки, но в глубине души Танюша хотела поскорее "сжечь" свою бесполезную жизнь. Она умела немного рисовать, немного петь и вышивать, а хотела плавать, ходить легкой походкой по подиуму, танцевать, легко взлетая в изящных па-де-де, быть стройной и красивой, любить и быть любимой.
Завтра Танюшке исполнится пятнадцать. Мама пекла пироги, пригласила гостей, на мамин вопрос о подарке глаза дочери стали наполняться слезами и она быстро покинула комнату, боясь этих горьких слез. Но все же мама приготовила для Танюшки необычный подарок.
На завтра комната с утра была вся в цветах, а Танюшка сидела в кресле в своем лучшем платье, тщательно причесанная и ждала гостей. У девочки было немало знакомых, но никто не стал другом, может потому, что она частенько бывала либо капризной, либо замкнутой в мире своих страданий.
В комнату вошла мама и объявила, что сейчас будет сюрприз. Маме удалось пригласить к дочери удивительную, загадочную женщину-целителя, которая излечивает все и результаты ее работы – фантастичны. Танюшка почти не верила в новые лекарства, сверхсовременные способы светил науки и целителей разных мастей, но мама не сдавалась, а Танюшка только подчинялась. Вот и сейчас она не слишком обрадовалась такому сюрпризу.
В комнату вошла небольшая, хрупкая женщина с теплыми глазами и мягкой улыбкой.
"Вот так фея", – огорченно подумала девочка и приготовилась к очередному осмотру.
Свои ножки она показывала равнодушно: они не казались Танюшке ее частью, просто были лишним придатком ее тела.
Женщина подсела к Танюшке и отрицательно махнула на ее приготовления к осмотру.
– Я не буду тебя осматривать и лечить! Мы просто поговорим о твоей болезни и о том, как ты будешь лечить ее, – сказала она.
Девочка безмерно удивилась такому началу, но заинтересовалась. Тот разговор изменил жизнь Танюши, запомнился навсегда. "Маленькая фея", так мысленно назвала целительницу девочка, начала говорить о простых, знакомых вещах, но они были удивительны и давали надежду на будущее, рождали веру в себя.
Давно, когда этот мир не знал прогресса, порожденного бурной деятельностью человека, все в природе было гармонично, прекрасно. Воздух был чист и целебен, чистые, прозрачные реки рождали жемчуг и поили водой, которая продлевала жизнь. Густые леса кормили ягодой, которой не было равной по целебным свойствам. В лесах росла трава, которая могла спасти человека от всех хворей.
Человек был добр и уважителен к Природе, а она кормила и лечила его: больного лечили лесной травой, речной водой, солнечным светом, пеньем птиц да ласковым и участливым прикосновением руки. Древние греки, например, лечили слепоту исключительно солнечным светом. Они садили больного на землю среди трав на самой высокой вершине горы или холма, где ничего не загораживало солнце и он встречал его восход и провожал на ночь в течение всего долгого южного лета.
Шли века. Человек устраивался поудобнее в этом прекрасном и совершенном мире: рубил леса, строил большие города, осушал реки, вгрызался в землю, качая нефть. Человек приобрел "чудеса", свершенные его разумом и трудом, но потерял ниточку, связь, единство с Природой, в результате – больна Природа и сама требует участливого внимания человека, почти потеряв свою лечебную, оздоравливающую силу. Болеет планета – болеют люди. Сколько создано за эти годы умных, сверхновых медицинских приборов с уникальными, просто фантастическими возможностями, сколько лекарственных препаратов с удивительными свойствами, но… техника все сильнее и изощреннее, а болезни все страшнее и число их несметно.
Сейчас болеют все: старики, взрослые, дети, птицы, трава, реки, моря, животные, воздух и почва Земли.
В суете, будничных заботах человек забыл о своей неповторимой, просто фантастической особенности, которой наделен только он один во Вселенной. Глубоко-глубоко в каждом из нас есть клеточка-ген, которая "помнит" свое начало, которая "знает", каким прекрасным и совершенным должно быть наше тело и противится, не сдается, навязанным болезнью, уродствам. Этой клеточке, как маленькому одинокому ростку, которому нужно пробиться сквозь толщу щебня и асфальта к свету, приходится пробиваться сквозь неверие, тоску, лекарства и боль слабого больного человека. Этот росток здоровья и радости есть в каждом из нас, но не каждый способен взрастить его. Кто-то всю жизнь будет ждать новых лекарств и чудотворных целителей, отдавая свою жизнь и здоровье в чужие, зачастую равнодушные руки, а кто-то, медленно, каждодневно будет создавать себя, помогая слабому ростку в себе, пробиться к свету.
Никогда и никто не заберет у человека эту возможность, это величие его души. Тридцать три года сидел на печи Илья Муромец – простой русский парень, не знающий, не предполагавший в себе это Чудо, но пришел человек и сказал ему об этом – он поверил, смог, ощутил свою мощь и радость осознания своей силы над немощью. Что ему какой-то Змей, темные силы, враги, если он услышал в себе величие куда более могущих сил, тоскующих в ленивом человеческом сердце?
Человек, верящий в себя, знающий о своей дремлющей силе, смело и радостно идет по жизни, пересекая пустыни и почти не ощущая жгучего солнца – его наполняет невиданная, мощная, зовущая энергия, желание победить и он, движимый ею, свершает небывалое. Человек идет на бой с Океаном и в одиночку пересекает его, спокойно принимая его сокрушительные удары, зная о своей стихии, которая бушует в нем самом и Океан, с его необозримыми просторами и бездонными глубинами, мал и тесен перед широтой и глубиной человеческого сердца и его волей.
Бесконечно меняющаяся музыка плывущих облаков – это рисунок, картина наших желаний, чувств, эмоций. Мы и только мы движем ими, создавая картину изумительной красоты: невообразимо прекрасных рассветов и закатов.
– Старайся не пропускать восход и закат Светила, девочка. Розово-манящие цвета бездонного неба – привет издалека от чувствующего, надеющегося, любящего сердца. Это стараниями добрых людей так расцвечен закат, красота и красота его легких облаков, быстро летящих над нами – картинка мыслей, эмоций, желаний, чувств счастливых людей. Музыка небес – это твои и мои, наши общие надежды и желания. Добавь красок в рассветы и закаты, заставь легкие, подвижные облака лететь к тебе, ведь они наполняются ветром только наших желаний, мыслей. И какой маленькой, совсем крошечной покажется тебе твоя болезнь!
Что она такое пред мощью, силой твоих желаний? Болезнь ссохнется и тихо уйдет, уступая место растущему, крепнущему в тебе час от часу ростку, нет, уже не ростку, а деревцу счастья. Сколько раз даже смерть отступала, когда человек отодвигал ее срок своим сильным, властным желанием, а уж болезни… – они тихо и трусливо уходят под напором неодолимой воли. Солнечный день, безбрежность неба – все в тебе, девочка! Этот мир, как зеркало, повторяет твой внутренний мир – помни об этом!
Люди заняты обычной суетой, серыми делами, злы – над городом пасмурно и хмуро. Но вот, кто-то запел, встретил чей-то нежный взгляд, поверил в себя, удивился красоте и… небо расчистилось, заблестало синевой, погнало легкие, пушистые облака. Ты победишь свое несчастье, добавляя красок в каждый закат, каждый рассвет, а кто-то, может быть, на другом краю Земли, застынет перед этой красотой и создаст картину или музыку, которая долго-долго будет заставлять трепетать и удивлять человеческие сердца, создавая, в свою очередь, невиданные, изумительные закаты. Ты – Человек, а значит, можешь все в этом мире и здесь для того, чтобы взрастить свою душу, осознать свою неповторимость и могущество. Запомни это, осознай, живи с этим и становись с каждым рассветом и закатом все сильнее и сильнее. Только слабых одолевают болезни, недуги, хвори, которые "ходят" по миру в поисках слабых, несопротивляющихся, тщедушных.
Как комфортно и радостно болезням жить в нас, плодиться, становиться злее, хитрее, коварнее. Но никогда, слышишь, никогда им не отобрать у нас способность властвовать собою. Этот мир построен для нас: способность создавать облака, музыку, способность верить, желать, побеждать. Каждый рассвет, каждый закат расскажет тебе, сколько добрых и умных людей на Земле, как они верят, надеются, любят и борются. Как удивительно чисты краски утреннего, вечернего неба – зеркала наших забот, желаний. Вглядывайся в него и в нем ты увидишь и свой росток радости.
Ты, девочка, можешь все и возможности твои неисчерпаемы! Ты – целый Океан, глубины которого огромны, не изучены, дна которого не достигал никто, не коснулся, не исчерпал. Ты – ветер! Ласковый и теплый, сокрушительный и гнущий все к земле. Ты – Солнце! Доброе и ласковое, дарящее свет и тепло цветам и травам, животным, ведь не зря же они бегут, летят, кружатся над тобой, стараясь быть рядом, поближе к тебе. Но ты можешь обжечь, испепелить, ранить больно и жестоко словом, светом жесткой, бьющей через край энергией зла. В тебе есть сила и ласка, теплота и мороз.
Ты можешь заставить полюбить тебя с первого взгляда, а можешь возненавидеть, из-за злобы и ярости, которую ты разбрызгиваешь в виде невидимых лучей, но которые уйдут далеко в пространство, достигая других миров. Такой палитрой, такой силой и разнообразием чувств обладаешь ты, что дети Земли навсегда останутся неразгаданной тайной, непостижимой загадкой для всех разумных существ бесконечной, необозримой в своем разнообразии Вселенной. На Землю уже посылают множество кораблей – разведчиков, чтобы разгадать нашу тайну. "Они" могут наблюдать за нами бесконечно долго, но им не постичь тайны маленького человеческого сердца: его силы и слабости, нежности и ярости, надежды и тоски и неодолимого, замечательного чувства победы над собой, своего могущества и слияния с Природой, Небесами, Космосом.
Прочь, болезни, прочь, хвори – это так не пристало тебе. Не может Человек иметь их в своем прекрасном, совершенном теле. Встань над ними, над собою, покажи им палитру своей воли, ярости, силы, желанья, надежды. Пусть небо окрасит радугой света тебя и счастливая природа родит неувядаеумую музыку красок!
Глубоко спрятан росток, девочка, но придет день и ты услышишь его биение в своих слабых ногах. Желай этого, заставляя жизненные силы трудиться, вливаться в этот участок тела, чувствуй это в себе ежедневно и росток даст о себе знать. Твое сердце должно успокоиться и не знать гнева и зла, а душа должна совершенствоваться в соприкосновении с прекрасной и доброй природой.
Прочувствуй этот путь и через триста шестьдесят пять дней и ночей, которые будут грустными и радостными от маленьких побед над собой, будут не простыми от неуверенности, разочарований и горьких дум, порой безнадежных, порой бессильных, но... если ты истинно поверишь в себя – ты победишь, и в следующий раз встретишь меня стоя. До скорого свидания, девочка. Расти свой росток радости и пусть дает тебе Природа силы победить себя и свою болезнь.
Танюшка была ошарашена, удивлена этой встречей. С ней говорили многие: это были слова участия, жалости. Ей говорили о мужестве, терпении и еще много чего, но никто не говорил так. Что-то повернулось в ее душе и она твердо решила пройти все испытания и взрастить свой слабый росток.
Вскоре она упросила маму отвезти ее в деревню, поближе к веселому, теплому лесу, в котором не умолкал хор птиц. Танюшка часами сидела на лесной полянке и смотрела на облака, вдыхала ароматы лесных нежных цветов, думала и слушала себя. Ей страстно хотелось ходить и она уже видела себя танцующей, снова и снова мысленно двигала ножками, посылая туда струю свежей крови. Это было непросто и не давало видимых результатов, но Танюшка решила бороться за себя.
Она стала другой – что-то доброе, мягкое появилось в этой капризной девочке. Танюшка перестала плакать и жаловаться, а подобно бойцу, собирала каждое утро силы, чтобы не напрасно прожить этот день, а ночами, в часы наваливающейся на нее тоски, не разрешала себе слез и капризов. Родные следили за ней, удивлялись переменам в ее характере, то надеясь, то не веря.
Так прошли лето и осень. Зимой Танюшка смотрела на снежный лес и скучала за пеньем птиц и зеленою травою. Она ждала весну и надеялась, что и ее росток оживет, почуяв солнышко.
Однажды Танюшка сидела, как всегда, прикрытая одеялом у жарко натопленной печи и печально смотрела в окно на заснеженный лес и серое унылое небо. Она думала о маленьких лесных подснежниках, которые скоро должны будут пробиваться сквозь снег и явно услышала слабые, не сильные толчки в своих маленьких ножках. Танюшка замерла, боясь нарушить что-то, не рискуя дышать, надеясь и одновременно не веря, но там определенно шла какая-то борьба, работа. Это показался росток из-под слоя лекарств и болезни.
"Маленькая фея" шла на свидание с Танюшей, как и обещала через триста шестьдесят пять дней, которые были для кого-то очень не простыми и волновалась. Какой она увидит девочку, хватило ли у этого ребенка мужества, силы воли выстоять, победить себя и болезнь? Сколько она видела больших и сильных с виду, которые не смогли или не захотели взрастить свой росток, бьющийся в тоскливой паутине дурных привычек, неправильного питания и образа жизни, вялого желания излечиться скоро, не вкладывая в свое здоровье ни желания ни труда!
Танюшка так долго ждала этого дня, не раз представляла себе эту встречу, а сейчас "раскисла" и чуть-чуть не расплакалась. Она уже слышала легкие шаги за дверью, голоса. И вот дверь открылась, а Танюшка, опираясь немного на мамину руку, встала

Новогодняя сказка
На часах было уже 10 вечера, когда начальство отпустило наш коллектив. Поэтому домой я рвался из последних сил, успев прикупить по дороге лишь бутылку шампанского.
И что же я увидел?
Елка не убрана, в квартире нет той милой атмосферы праздника, которая сопутствует Новому Году, а моя супруга сидит на диване с насупленной физиономией, не сводя глаз с экрана, где за Леоновым охотились тигры.
- Прости, милая, ты же знаешь Парфенова. Он не отпускал меня до самого последнего момента...
Мне, действительно, было неловко, что так задержался, но она! Такого в моей жизни еще не было, чтобы никто не удосужился настрогать салат оливье!

Жена оторвалась от экрана и посмотрела на меня, вложив в свой взгляд все презрение, накопленное за время ожидания.
- Ты тряпка, - сказала она тихо. - Я вышла замуж за тряпку! Я ненавижу тебя! Тобой помыкает это ничтожество Парфенов, а ты не можешь ему ответить. Кто тебя будет уважать, если ты сам себя не уважаешь?
Что-то в ее словах показалось мне знакомым. Про "уважать" часто говаривала ее подруга Наталья, спелая дородная деваха, кидавшая на меня вполне недвусмысленные взгляды.

- У Натальи была? - спросил я
- Да, была! - кивнула она, и с вызовом посмотрела на меня. - А что, нельзя?
- Это она тебя научила так мужа с работы встречать? В праздник.
- Да с тобой разве можно праздновать? Люди веселятся, радуются, надеются, что в будущем году все будет не так, а гораздо лучше, а ты!..
Она отвернулась.

Я не мог ей сказать, что до последней минуты мы с Парфеновым разрабатывали новую стратегию компании. Эта модель должна была дать отличную прибыль в будущем году, но при одном условии: абсолютной секретности на этапе подготовки. В планирование этой кампании был посвящен только узкий круг сотрудников, и основная работа закипела, когда в два часа пополудни все рядовые работники были отправлены по домам с пожеланием успехов в новом году.
Я неплохо зарабатывал, жена не работала, училась на курсах веб-дизайна, и если бы не эта стерва Наталья, от которой она возвращалась вся нашпигованная чужой завистью, все было бы в порядке.

- Давай лучше нарядим елку, - предложил я. - А то неуютно как-то.
Жена не сдвинулась с места. Она продолжала смотреть на экран, где бегал Леонов с намыленной задницей. Вздохнув, я подошел к елке и раскрыл коробку из под обуви "Саламандра", в которой с незапамятных времен наша семья держала игрушки.
В дверь постучали. Я хлопнул себя по лбу. Совсем забыл, что я с работы позвонил в бюро добрых услуг и заказал домой Деда Мороза.
- Открой, - попросил я жену и добавил насквозь фальшивым тоном: - Ума не приложу, кто это может быть?
Она поплелась к двери.

На пороге стоял Дед Мороз. В воздухе сразу запахло тем неповторимым запахом, который бывает у стоящего колом белья, высушенного возгонкой на морозе.
- Добрый вечер, дорогие мои! - густым басом сказал он и прошел, мягко ступая узорчатыми валенками, в столовую. - Поздравляю вас с наступающим Новым Годом!
- Спасибо, - дружно ответили мы с женой, чувствуя себя дошколятами на елке.
Дед Мороз огляделся, увидел неубранную елку, полное отсутствие стола под белой скатертью и спросил.
- Что ж вы Новый Год не встречаете? Елку не нарядили? Не успеете, жаль...
- С ним встретишь, - буркнула жена и отвернулась.
Дед Мороз снял с плеча мешок, подвинул к себе стул и сел посредине столовой, картинно отогнув полы атласной шубы.
- Случилось что? Рассказывай, милая.
- Да что тут рассказывать? - встрепенулась жена, поняв, что нашла благодарного слушателя. - Разве это жизнь? Он целыми днями пропадает на работе, а денег приносит - перед соседками стыдно. Я верчусь, как могу, отдыха не вижу. Ездим на "Жигулях", в Крыму были один раз два года назад, когда у него дипломная практика была. И все.
- Работаешь? - участливо спросил Дед Мороз?
- Учусь.
- Это дело хорошее, - кивнул он и повернулся ко мне. - Ну, что скажешь, соколик?
Мне, почему-то, сразу захотелось выложить этому старику с добрыми глазами и про стратегию, и про надежды, но я сдержался и лишь пробормотал:
- Она хорошая. Просто ее Наталья накручивает.
- Какая-такая Наталья? - Дед Мороз поднял мохнатые брови.
- Подруга ее. Живет с азербайджанцем, владельцем нескольких лавок на рынке, денег он ей отсыпает щедро, вот она и учит жену уму-разуму.
- Понятно, - нахмурился Дед Мороз. - Значит, говоришь, уму-разуму учит? Что ж... И ты поучи. На то ты и муж.
- Да учил уже, - махнул я рукой, - не получается ничего. Против этой Натальи как против лома нет приема.
Он нагнулся к своему мешку, долго копался и, вытащил наружу пучок каких-то прутьев.
- Вот! - сказал он гордо, потрясая пучком. - Березовые. Только что срезаны.
- Что это?
- Как что? - удивился он вопросу. - Вы что, розог в жизни не видели?
- Нет, - ответили мы одновременно.
- Эх, что с вас взять? Городские... - и, обратясь к моей жене, сказал ей ласково: - Значит так, милая. Скидывай аккуратненько штанишки, задери юбчонку и ложись.
- Куда? - она не поверила своим ушам. Я же вообще был в полном ступоре.
- Да хотя бы сюда, - Дед Мороз стукнул ладонью по обитому подлокотнику кресла, отчего в воздух взвилась густая пыль, заставив его поморщиться и чихнуть.
- Но позвольте... - начал было я.
- Эх ты, чудак человек, - покачал он головой, - Я же помочь тебе хочу. Разве Дедушка Мороз плохому учит? Давай, давай, милая, не рассиживайся. Знаешь, сколько мне еще визитов сделать надо?
Слово "визит" показалось мне смешным в устах такого патриархального старца, что я отвернулся, чтобы не засмеяться. А когда взглянул на жену, то понял, что с ней происходит нечто странное. Она шла к креслу как сомнамбула, а Дед Мороз смотрел на нее добро и участливо. Так удав смотрит на кролика. Ведь кролик доставит удаву счастье. Вот удав и радуется.
Нужно было что-то делать, как-то вмешаться...
- Позвольте... - начал было я. Но не успел.
Жена уже выпуталась из трусиков, перешагнула через них, и легла на перекладину кресла, оттопырив свой аккуратный задик.
Дед Мороз, кряхтя, поднялся со стула, похлопал розгами по ладони и, как-то по-хозяйски задрал на ней юбку. Я молчал, не в силах пошевелиться.
- Думаю, что тридцать розог вразумят тебя, милая. Это совсем немного, и очень полезно для души, - Мороз уговаривал ее, хотя она и не думала отказываться.

Розги просвистели в воздухе, словно арбалетные стрелы. На белой попке моей жены появились первые розовые полоски, и она громко ойкнула.
Видимо боль вывела ее из гипнотического транса, и она закричала:
- Что вы делаете? Мне же больно!
- Конечно, больно, - согласился Дед Мороз, охаживая ее ягодицы. Порол он размеренно и неторопливо. А что ты думала, за твои художества тебя медом поить будут?
Розги ложились ровно, жена уже орала истошно на одной ноте, но, как ни странно, с места не двигалась. А старый, но крепкий дед продолжал свою нотацию.
- Ты что себе позволяешь? Как с мужем обращаешься? Он тебе что, собака подзаборная? Собаке и то кость бросят, а к мужу тем более надо с добром и лаской. Не перечить, не злословить, а выполнять, что от тебя требует честь хозяйки дома.
Попка уже сменила цвет на красный, некоторые полоски припухли. Моя бедная супруга выла в голос и стучала кулачками по обивке.
Дед Мороз внезапно прекратил порку.
- Передохни чуток. Десяточку уже получила. Скоро продолжим. Упрел я с тобой.

Мой язык, наконец-то отлип от неба.
- Прекратите, пожалуйста, - как можно тверже сказал я Деду Морозу. - Мы вас не для этого приглашали.
Но жена вдруг посмотрела на меня с такой ненавистью, что я тут же прекратил свои претензии. Дед Мороз лишь хмыкнул и достал из необъятного мешка новую порцию розог.
- А теперь, милая, получи за подружек-разлучниц, за болтовню суесловную, за наговоры на кровинушку свою, мужа и хозяина, который для тебя и добытчик, и защитник.
Розги так и сыпались градом на багровую попку, но жена уже не орала дурным голосом, а всхлипывала и стонала так, что сердце мое разрывалось на части.
С возгласом: "А это тебе за глупость твою несусветную!" Дед Мороз закончил вторую порцию.

Бедная моя женушка не могла даже пошевелиться. Она так и висела на подлокотнике, приходя в себя. Наконец, она прошептала еле слышно:
- Больно... Хватит.
- Нет, не хватит, - твердо заявил Дед Мороз. - Сказал тридцатку получи, значит, все, до единой тростиночки примешь. А то удумала отвертеться!
Я уже не вмешивался. Все происходящее казалось мне кошмаром, из которого нет выхода. И понимаешь, что спишь, и сил нет проснуться.
Вновь засвистели розги.
- Прощенья проси у мужа, под розгами, за праздник испорченный, за елку ненаряженную, за то, что правила не блюдешь, нашими дедами завещанные.
- Прости, прости меня, дуру! - закричала моя любимая. Я бросился к ней и стал целовать ей руки.
- Ну что ты, что ты! Ты для меня самая лучшая, самая хорошая жена на свете!
- Я же бросить тебя хотела! - кричала она, мучаясь от невыносимой боли. - Наталья мне уже подыскивать стала. Никого не хочу! Ты, ты мой любимый! Прости!
- Наталью - в батоги! - заключил Дед Мороз, и двумя размашистыми аккордами закончил экзекуцию.
Жена лежала не двигаясь
- Встань и иди в угол. Постой так с полчасика, пока у нас с супругом твоим мужской разговор будет. И, повернувшись ко мне, укорил: - Совсем ты слаб духом. Нельзя так. Стань мужчиной и хозяином и помни - ты за нее ответственный!
Я внимал, но краем глаза косился на угол, в котором, уткнувшись носом, стояла жена. Попка моей выпоротой супруги переливалась всеми оттенками от красного до фиолетового, а я не мог не признать, что зрелище получилось достойное кисти мастера психоделического направления.
- Ну, мне пора, - возвестил Дед Мороз. - Да! Чуть не забыл. Вот вам подарки. Откроете, когда часы пробьют.
Он вскинул мешок на плечо, открыл дверь и пропал во тьме подъезда.
Подойдя к жене, стоявшей в углу, я опустился на колени и легонько, губами коснулся ее пышущей жаром попки.

Дверь отворилась, и в квартиру ввалился еще один Дед Мороз. Росточку небольшого, в потертой шубе и сдвинутой набок бороде. Его красный нос явно был не морозного, а алкогольного происхождения.
- Фью! - удивленно свистнул он. - Куда это я попал?
Покопавшись в кармане, он достал замусоленную бумажку:
- Ваш адрес? Дед Мороза заказывали? С Новым Годом! С Новым Счастьем! - дежурно отбарабанил он, оглядываясь в поисках стола.
- Дед Мороз уже был, - ответил я ему, ничего не понимая.
И тут стали бить куранты.
- Бокалы! - закричал я.
Жена опрометью бросилась к серванту, достала три бокала, пробка стрельнула и мы чокнулись.
- А что в подарках? - вдруг спросила она.
Ей достался огромный розовый пакет, а мне - темно-синий, поменьше.
Жена вытащила оттуда красную атласную подушку в виде сердца. Причем сердце удивительно походило на качественно выпоротую попу.
А в моем пакете лежал ремень. Из мягкой натуральной кожи...

не знаю, можно ли тут аудио-версии, но выложу.

Сказка для взрослых. (Но можно и детям дать послушать, но не совсем маленьким. Мата и порнухи в тексте нет)

Сказка про глупого солдата и авиационную гайку, с элементами эротики и нервного срыва

скачать //ifolder.ru/22107030

Отдам любовь в хорошие руки

Мари Пяткина

Возле окна сидел волосатый лицом мужик: кустистые русые с проседью брови почти переходили в бородищу. Вся эта роскошь начиналась под лыжной шапочкой и пряталась в воротнике куртки. Одет мужик был чистенько и просто, даже бедно, на коленях держал старый дипломат. «Не бомж», - определила Рита. Передав деньги за проезд, она принялась искоса разглядывать соседа – любопытный тип.
Маршрутка быстро набилась и тронулась с места. Бородач смотрел в окно или перед собой, по-птичьи быстро поворачивая голову, но вот сморщился и с каким-то совершенно особенным видом чихнул. «Монах», - поняла Рита и рефлекторно отодвинулась, отчего сразу упёрлась в чёрное драповое пальто.
Она подняла голову и отпрянула назад, к монаху. Тот дёрнулся и покрепче вцепился в дипломат.
Над нею, держась за поручень, стоял мужчина самой привлекательной наружности, и внимательно рассматривал Риту, которая после насекомых больше всего боялась именно блондинов с большими, широко расставленными серыми глазами и чувственным ртом. Глаза были светлыми и пронзительными, такими голодными к жизни, какие бывают у заключённых в первые дни после освобождения. От приступа паники Риту не спасли даже очки-хамелеоны в тонкой металлической оправе на прямом носу незнакомца – они предавали мужчине очень интеллигентный вид. «Чего он так смотрит?» Рита заподозрила, что плечи у неё усыпаны перхотью.
По спине, от затылка и до самого хвоста побежали мурашки. Некстати подумалось, что, не смотря на выстроенную дамским мастером Вавилонскую башню на затылке, лифчик на ней старый и растянутый, с одной бретелькой и потому сползает - какой с утра нашёлся. Впрочем, остальные два не лучше.
А зачем, скажите, красивые и нарядные лифчики профессионально-генетическому синему чулку тридцати лет отроду, обладателю почти готовой кандидатской и самого настоящего хвостика, с указательный палец длиной и такой же толщины? Рита умела им шевелить, напрягая ягодичные мышцы, благодаря ему никогда не ходила в бассейн, на пляж, в сауну с подружками, и весь одиннадцатый класс терпела насмешки со стороны одноклассников, потому что влюбилась в блондина Колю с последней парты первого ряда и почти ему отдалась. От потери девичьей чести Риту спас, снова-таки атавизм, вызвавший у Коли неудержимый смех. С тех пор Рита ни с кем не встречалась, принципиально не знакомилась и планировала унести девственность вместе с хвостом в честную могилу научного сотрудника.
Вавилонская башня возникла от необходимости идти на юбилей к начальнице, до торжества оставалось шесть часов, и, чтобы потратить время с максимальной пользой, Рита ехала в библиотеку.

Бывает, садишься как лучше – возле несимпатичного человека, а получается как всегда – приходит сексуальное мясо в упаковке из кожи и ниток, становится рядом, и всю дорогу тебя колбасит, потому что мужчины враги, а у тебя – хвост, тридцать лет и замшелая девственная плева. Вам часто попадаются привлекательные блондины? Рите они встречались гораздо чаще, чем хотелось.
От монаха крепко пахло дешёвым стиральным мылом, Рита поморщилась и косо глянула на блондина. Тот по-прежнему внимательно её рассматривал своими ясными глазами, чуть наклонившись вперёд. Его ноздри расширились, незнакомец принюхивался. «Он подумал, что это от меня хозяйственным мылом несёт!» - с ужасом догадалась Рита, мучительно покраснела и, вскочив, принялась проталкиваться к выходу. Блондин посторонился и проводил её взглядом, который прямо-таки жёг Риту между лопаток. Пришлось выйти на остановку раньше. Зато пока дошла до читального зала - успокоилась.

- Здравствуйте!
- Здравствуй, Рита.
- Мне мои обычные монографии и «Слово»
- Забрали «Слово».
- Кто?!
- Вон тот молодой человек.
Кому мог понадобиться Илларион? С его «законом и благодатью»?!
В углу расположился – да, Рита не могла ошибиться – сегодняшний блондин из маршрутки. Незнакомец приехал раньше и завладел Ритиным законным Илларионом. Он определённо её преследовал и даже опережал. Дрожа от негодования и ужаса, Рита взяла монографии, села у окошка, но никак не могла вникнуть в то, что писали умные люди и как оценивали «Слово о законе и благодати», голова сама поворачивалась в сторону блондина.
Это был складный молодой человек, вероятно среднего роста, худощавый, с уверенным разворотом плеч. Пальто покоилось на спинке стула, на мужчине отлично сидел чёрный пуловер с высоким горлом. Он спокойно, как-то грациозно перевернул страницу и поднял на Риту лицо. И снова её поразил несытый, ясный взгляд. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом незнакомец спокойно поднялся, взял пальто, книгу, и пересел за Ритин стол.
Её обдало запахом хозяйственного мыла. Рита с изумлением констатировала, что пахло отнюдь не от монаха, а от этого, такого симпатичного мужчины.
- Кажется, я вашу книгу забрал, - сказал он, и протянул Рите Иллариона.
Та с недоумением приняла «Слово» и стала рассматривать потрёпанную обложку.
- И как вам Илларион? – спросила она, потому что нужно было что-нибудь спросить.
- Складно отче писал, - спокойно сказал незнакомец, поставил локти на стол и опустил подбородок в ладони. – Правда, чистой воды политику с педагогикой.
- Пиф! – возмущённо сказала Рита, и застрелила блондина из пальца.
- Как интересно, я тоже, - ответил мужчина. – Вам нравится молочный коктейль?
Рита задумалась, и пришла к выводу, что наличие атавизма не повод отказываться от приглашения, а стиральное мыло совсем неплохо пахнет.
- Апельсиновый сок, пожалуй, выпью.

Что такое два стакана сока в маленьком, стилизованном под африканский этнос кафе? Сущие пустяки, даже если ваш спутник более чем интересен, читает не только «Слово», но и «Исповедание» Иллариона на память дословно, с любого места, и вообще неплохо ориентируется в «преданьях старины глубокой». Ровно через час он посмотрел в окно и мило попрощался, оставив телефон.
- Мне можно звонить каждый день, с утра и до шести часов.
«Женат! - догадалась Рита и вздохнула. – Не буду звонить! Ничего хорошего из этого не получится».
Не буду звонить.
Не буду…
Не…
В половине девятого утра, в понедельник, пальцы сами набрали написанный на бумажке номер, и с этого дня Рита, как гулящая жена, стала мысленно изменять Иллариону с Вячеславом. Блондин напрочь вытеснил кандидатскую.

По всей же земле роса…
Страшное дело – наличие в женской голове мужчины. Даже самому нормальному человеку с серьёзными интересами начинает выкручивать соблазнами мозг, а в горло интуиции, за пессимистичные прогнозы, вставляется тугой и плотный кляп.
Вячеслав встретил Риту в обеденный перерыв возле университета, и с тех пор каждый день водил обедать. Во вторник Рита приобрела лошадиный шампунь с коллагеном, чтобы волосы стали пышными и блестящими. А со среды вдруг начала покупать себе вещи. Если раньше ей было безразлично, в чём ходить, теперь она с маниакальной одержимостью пополняла убогий гардероб на распродажах, благо, мелкие размеры всегда оставались. Половина отложенных на защиту денег до пятницы уплыла по волнам покупочной истерии: ей не хотелось, чтобы рядом с Вячеславом видели дурно одетую и плохо причёсанную женщину.
Хвост, хвост, хвост! Проклятый атавизм вызывал теперь жгучую ненависть. Если бы не уродство, Рита давно спросила бы, свободен ли Вячеслав вечером. Она записалась на приём к пластическому хирургу, чтобы решить заданную генами и нерешённую мамой задачу, узнала стоимость и даже придумала, у кого из подруг одолжить недостающую для операции сумму.
Постоянный запах мыла стал привычным и больше не смущал. Стоило немного посидеть с Вячеславом рядом, Рита сразу принюхивалась и больше не слышала запаха.
Смущало другое – у*****е нежелание нового, такого приятного знакомого что-либо о себе рассказывать. Рита не знала толком ни кто он, ни чем занимается. Все вопросы Вячеслав очень ловко переводил в шутку или просто оставлял без внимания. Зато сам с любопытством слушал Ритины бытовые истории, иногда вставлял остроумные замечания, давал презабавные, шуточные советы, и всё рассматривал её лицо. Смотрел подолгу, не отрываясь, а когда Рита ела – даже следил за движением вилки к тарелке и обратно ко рту. Это смущало тоже.

А в субботу позвонил с самого утра и пригласил Риту прогуляться. «Жена уехала», - догадалась она, красиво накрасилась и при встрече, на вопрос, куда бы ей хотелось пойти, подумала и предложила отправиться в зоопарк, посмотреть на животных.
- Там можно слону давать булку, - сказала она. – Мне нравится гулять по зоопарку.
Вячеслав отреагировал очень странно – напрягся, словно Рита сказала что-то неприличное, насторожился.
- Я не люблю смотреть на зверей в клетках, - сказал он. – Других предложений нет?
- Боишься, что жене доложат? – не выдержала Рита.
- Я не женат, если тебя это волнует, - ответил Вячеслав. – И живу один.
Серое весеннее небо стало таким светлым, таким бездонным! Мокрый снег летел в лицо так весело, что любо-дорого было подставлять ему щёки, а ничего красивее, чем голые, грубо остриженные деревья скверика и загаженная голубями авангардная литая статуя возле университета, где они обычно встречались, Рита просто в жизни своей не видела.
- В библиотеку? – в шутку спросила она. – Можно в кино.
- Пошли к тебе.
Теперь испугалась Рита.
- У меня не прибрано, - сказала она.
«У меня хвост!»
- Не страшно, - ответил Вячеслав.
- Ко мне мама приехала.
«У меня хвост!»
- Познакомлюсь с мамой.
- Ко мне далеко!
«Хвост! Хвост! Хвост!»
- Я знаю, где ты живёшь, ты говорила.
Рите стало стыдно.
- Я всё вру, - честно призналась она. – На самом деле я замужем.
- Конечно врёшь, когда ты врёшь, ты совершенно по-особому пахнешь.
- А ты всегда по-особому пахнешь.
Вячеслав скупо улыбнулся и отвёл в сторону взгляд.
- Терпеть не могу запаха духов. Очень рад, что ты ими не пользуешься. Так ты меня приглашаешь, или нет?

Напряжение в Рите шло по возрастающей, а настроение, сперва такое хорошее, всё убывало, словно Вячеслав его высасывал улыбками и шутками.
Они смотрели «Небо над Берлином», сидя рядом на диване. Пили кофе, кофе с коньяком и коньяк. Пила в основном Рита, но никак не могла успокоиться. Бок, обращённый к Вячеславу, жгло, словно одежда с той стороны была пропитана кислотой. Замечательно-вкусная конфета прилипла к нёбу, и всё не удавалось от неё избавиться, съесть не получалось, а выплюнуть было стыдно, еле удалось её проглотить. До сих пор Рита думала, что может смотреть «Небо» до бесконечности, теперь же любимый фильм просто глупо мигал бессмысленными картинками.
«Сейчас он меня поцелует и станет раздевать…»
Она слишком быстро выпила свой коньяк, а когда ставила бокал на журнальный столик, заметила, что рука трясётся.
Вячеслав рассмеялся, взял её руку так осторожно, словно это был птенец, и стал легонько разминать ладонь и пальцы. Перевернул кисть, коснулся влажной ладони мягкими губами.
«Сейчас обнимет и поцелует…»
Рита закрыла глаза. Но Вячеслав отпустил ладошку, поднялся с дивана и сел перед Ритой на корточки. Немного посмотрел на неё снизу, а потом стал гладить по ногам, от ступни до колена и обратно. Это было приятно.
- Сними колготки и дай мне ножку.
«Увидит это уродство, и, конечно, уйдёт…»
Рита привстала; двигаясь нервно и порывисто, быстро приподняла юбку, сняла капроновые колготки и отбросила в угол.
- Сядь и дай мне ножку. Пожалуйста.
«Ну и пусть уходит!»
Рита протянула босую правую ногу. Вячеслав взял её в руки, стал гладить. Перецеловал каждый вздрагивающий пальчик, лизнул щиколотку, потёрся щекой и губами о ступню. Рита инстинктивно сжалась, в прямом смысле слова поджав хвостик. Вячеслав гладил и целовал ногу, всё выше поднимая новую вельветовую юбку с совершенно замечательными карманами, пока дальше поднимать стало некуда.
- Привстань, пожалуйста…
Сердце билось где-то в горле, Рита покорно приподняла бёдра.
Чёрные трусики-шорты скользнули к коленям.
- Ой, какая прелесть! – сказал Вячеслав. – Дай я его поцелую.
Рита засмеялась, заплакала и снова засмеялась.

То, что другим уродством кажется, для тебя стало силою…

- Знаешь, куда пойдём ужинать?
- Никуда.
Они валялись на диване. Иногда весело копошились под пледом, иногда просто лежали. Рита почёсывала Славу ногтями, а он жмурился как кот и поворачивался поудобнее.
- Я замечательную кафешку знаю, ужасно вкусную и недорого, мы с девочками там корпоративили на Новый год.
- Завтра там пообедаем, хорошо?
Рита напряглась.
- Тебе надо уходить?
- Да.
- Уже?
- Не прямо сейчас, но скоро.
«Соврал. Женат», - поняла Рита.
- Послушай, - сказал Вячеслав ласково и легонько подёргал её за хвостик. – Не придумывай лишнего, хорошо?
- Вот не надо так делать, неприятно. Я хочу его ампутировать. Давно следовало, ещё в детстве.
- Не вздумай. Замечательный хвостик. Он мне очень нравится. И ты мне очень нравишься.
- Честно?
- Честно.
- А куда ты идёшь?
- Домой.
- У тебя дела?
- Да.
- Тебя ждут?
- Нет.
- А чего тогда спешить?
Вячеслав посмотрел своим голодным, ясным взглядом. Вблизи, без очков, его глаза совершенно завораживали.
- Я не хочу отчитываться и тебя об этом просить не буду. «Да разумеет читающий: Авраам ведь от юности своей Сарру имел женой - свободную, а не рабу…»
Словами Иллариона Рита устыдилась. Перед ним, как часто перед брошенным мужчиной, был комплекс вины. Поджав ноги, она стала смотреть, как быстро и грациозно одевается Слава.
«Вот посмотрит, что я грустная сижу, и останется»
Остался только запах стирального мыла, к утру исчез и он.

Ибо кончилось иудейство, и Закон отошел. Жертвы не приняты, ковчег и скрижали, и очистилище отнято.

Чем дольше они встречались, тем мучительнее Рита раздумывала, чем Вячеслав занимается, когда они расстаются. Ни единого вечера вместе не провели.
Этот вопрос не одну её беспокоил – вся кафедра с превеликим сочувствием, любопытством и скрытым злорадством ломала голову. В обсуждениях, правда, не участвовал Аркадий Ираклиевич – кроме тупых студентов его беспокоила только собственная простата и методы её лечения.
- Точно женат, однозначно! – говорила Катерина Семёновна.
- Я иногда и в семь утра звоню – берёт трубку и разговаривает, называет меня по имени, - возражала Рита.
- Бандит, наверное! – предполагала Валя.
- Даже близко не похож! - протестовала Рита.
- А я думаю, что он игрок, - заметила вторая аспирантка Кирочка.
- Тогда бы днём отсыпался.
Впрочем, вскоре Вячеслав начал встречать Риту после работы – это был прогресс.
Провожал домой и уходил.
Немного времени спустя, начал заходить на кофе, выпивал чашку и тут же прощался.
Недельки через две стал ещё больше задерживаться, и секс у Риты появился не только по выходным, но ещё и в будни. Потом Вячеслав принимал душ с неизменным хозяйственным мылом и покидал её. Рита подкладывала в ванную гели для душа и кусочки разноцветного мыла – всё оставалось нетронутым, а с полочки с упрямой маниакальностью бралось коричневое стиральное.
Кафедра ничего не понимала, Рита тоже.
- Наверное, скоро к тебе переберётся, - предположила Катерина Семёновна.
- Да, может, и рождение новой семьи отпразднуем, - вздохнула незамужняя Валя.
- Какой уже день длинный, совсем весна! - заметил, глядя на улицу Аркадий Ираклиевич. – И темнеет теперь поздно.
Рита почувствовала лёгкую дурноту и тяжёлое разочарование.
- Никто никуда не переедет, - вздохнула она.
Вячеслав начал задерживаться в гостях всего лишь потому, что ночь стала короче.

Для проверки Рита позвонила ему после заката – трубку никто не взял, несмотря на раннее время. Ещё один звонок, позже – снова тишина. Рита всю ночь металась по дивану и, едва дождавшись рассвета, набрала номер.
- Алло?
- Ты что делаешь? – спросила Рита глупо.
- Я только что проснулся, - голос в трубке и в самом деле звучал сонно. – А ты чего звонила ночью? Я крепко сплю.
- Ничего, - буркнула Рита и дала отбой.
«Ампутировать атавизм и найти другого! Или к диссеру вернуться. С Илларионом мне было лучше всего».

Легко сказать, а вот сделать тяжело, особенно, если голова забита исключительно таинственным любовником. Какая диссертация? Рита стала заговариваться на лекциях.
Она сердилась, негодовала, и категорически не могла ни на йоту приблизиться к разгадке.
- Я тебя люблю, а ты мне ничего про себя не рассказываешь!
- Ты просто тайны любишь, а я – тайна, - улыбался Вячеслав.
Он не верил Рите. Да и в любовь, кажется, не верил тоже. Хорошо, хоть от хвостика не смеялся.

…не разумели, (где) десница, (где) шуйца, и земному прилежали, и нимало о небесном не заботились…

Илларион не ревновал, поскольку давным-давно почил в бозе в иеромонашеском чине. Однако, близилось лето с неотвратимым отпуском. Если раньше было понятно, что отпуск надо тратить на Иллариона, теперь грядущее покрылось мраком тайны, да и на защиту денег совершенно не осталось – всё самым глупым образом потрачено на вещи и маникюр. А как по-другому, если кто-нибудь далеко небезынтересный регулярно перецеловывает ваши пальчики?

- Смотри, Рита, коршун, - сказал Вячеслав, пожёвывая травинку.
- Где?
- Да вон же.
Рита, сколько не смотрела, разглядеть птицу не смогла. А вот Слава видел исключительно хорошо, непонятно было, зачем ему очки.
- Давай куда-нибудь поедем в отпуск?
- Это вряд ли.
- Ты чем-то болен и не хочешь мне говорить?
- Я здоров.
- Мне начислят отпускные, тебе не придётся на меня тратиться.
- При чём здесь траты?
- А что тут при чём?
- Я не могу с тобой поехать в отпуск.
- Из-за своих ночных занятий?
- Рита, тебе не нравятся наши отношения?
- Ты хочешь сказать, что если я продолжу расспросы, ты перестанешь приходить?
- Ты отнюдь не глупая женщина.
И, словно женщина, Вячеслав наказал Риту за любопытство – оставил «без сладкого»: когда, пару минут спустя, она потянулась целоваться, её просто-напросто мягко и равнодушно отстранили.

Катерина Семёновна пила кофе, Валя над чем-то размышляла, постукивая карандашом, Аркадий Ираклиевич рылся по медицинским сайтам на экране монитора, аспирантка Кирочка отпросилась в парикмахерскую, а Рита глотала слёзы, сидя на подоконнике.
Человек – желудочно-неудовлетворённое животное. Чем больше он ест – тем сильнее терзает голод. Только недавно Рита тосковала в одиночестве, страдала от комплексов, а сейчас, когда в её жизни появился мужчина, одного его присутствия, его симпатии было уже недостаточно – Рита, если бы смогла, вывернула Вячеслава наизнанку и съела живьём, вместе с потрохами.
- Потерял ссылку, - заметил Аркадий Ираклиевич. – Кроме меня «оперой» никто не пользуется. Третий раз сохраняю – и нет ссылки. Прямо нечистая сила.

Рита вздрогнула и вцепилась в подоконник. Она уже столько всего передумала, что немудрено было обратиться к мистике.
«Так, что мы имеем? – стала раздумывать она, глядя во двор университета. По двору ходили и курили студенты. - Отличное зрение, прекрасный нюх и слух. Странная привычка к стиральному мылу. Таинственные занятия в тёмное время суток. Может он вампир?»
Рита рассмеялась и снова всхлипнула. Катерина Семёновна вопросительно на неё посмотрела и поднесла ко рту чашку.
«Вампиры днём не ходят. Значит оборотень. Но, тогда бы превращался только на новолуние и вообще, давно бы меня разорвал. Может, какой-то демон? Я совсем одурела, совсем!»
- Медицина продвинулась, а лечить простату консервативным путём не могут найти способа, - сказал Аркадий Ираклиевич разочаровано.
«Надо найти способ хоть раз остаться с ним ночью. Вот тогда всё и выясню. Может, и бояться нечего».

… утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение.
Оброненные в землю семена имеют дурную привычку всходить.
«Спрятать ключ и попросту не выпустить? А самой пока закрыться в ванной, мало ли. Нет, не годится. Может и через окно уйти, если очень нужно станет. Попытаться его выследить? Хотя бы узнаю, где он живёт…»
Детективный опыт Рите заменяло жгучее, нестерпимое любопытство, переходящее, пожалуй, в манию.
Однажды, когда Вячеслав простился раньше обычного, она немного выждала и отправилась за ним следом, стараясь не терять из виду светлую тенниску с широким воротником и светлую загадочную голову.
Вячеслав шёл спокойно, неторопливо, Рита тоже не спешила, стараясь держаться подальше. Дважды он останавливался завязать шнурок, один раз оглянулся через плечо, но Рита успела юркнуть в открытую дверь парикмахерской.
Вячеслав направился к круглосуточному рынку – Рита, как привязанная, за ним. Пуще страха, что он заметит преследование, оскорбится и перестанет приходить, её разбирал непривычный азарт.
На рынке она чуть не потеряла Вячеслава в толпе, пришлось максимально приблизиться, прячась за спины покупателей. Он свернул в мясной павильон – Рита следом. Он пошёл вдоль рядов, остановился, прицениваясь, а Рита притаилась за крайним лотком, только голову высунула. «Дойдёт до двери, тогда я быстро перебегу…»
- Эй!
От наблюдений её оторвал детский голосок.
Грязный цыганёнок лет десяти доброжелательно улыбался Рите и делал непонятные знаки рукой.
- Бери, никто не смотрит! – сказал малыш.
Рита некоторое время непонимающе смотрела на него, а потом догадалась: цыганёнок решил, что она собирается украсть мясо. Стало ужасно неловко. Она поспешно вышла из своего укрытия и почти побежала вдоль прилавков. Вячеслав пропал из поля зрения, нужно было спешить.
Как пуля Рита вылетела из павильона и заметалась в разные стороны. Светлая тенниска исчезла. «Потеряла!» - огорчилась она.
- Ну, привет…
Рита подпрыгнула на месте и с ужасом обернулась, как самая настоящая, пойманная за руку воровка.
Слава стоял сзади, и внимательно на неё смотрел своими ясными, голодными глазами. В руке он держал полиэтиленовый пакетик с небольшим, примерно, с полкилограмма, куском телячьей вырезки.
- Тебе не стыдно шпионить?
- Нет! – честно ответила Рита.
Некоторое время они молча рассматривали друг друга.
- Ты совершенно не умеешь прятаться. Я тебя сразу заметил, ещё возле дома.
Рита молчала.
- Ладно, - Вячеслав горько хмыкнул, - всё понятно.
«Сейчас скажет, что наши отношения подошли к логическому концу…»
- Я просто не могла по-другому, - сказала Рита. – Извини.
- Да, когда-нибудь всё должно закончиться, - заметил Вячеслав. – Ну что ж, тогда идём ко мне.
Рита не поверила своим ушам. Он её приглашает?
- Сейчас? – растерянно спросила она.
- Но ведь ты, кажется, хотела посмотреть, где я живу? – уточнил Вячеслав.
- Да!
- Значит, идём. Нужно было раньше, да я всё откладывал …

Молча шла Рита рядом со сдержанным Вячеславом, сердце её глухо колотилось. Чего она боялась – уяснить себе не могла, но чувство страха было таким чётким и осязаемым, что, казалось, из него можно смастерить лёгкое покрывало, чтобы укрыться.
- Ты и в самом деле меня любишь? – спросил Вячеслав, остановившись у обычной металлопластиковой двери в простом, заплёванном подъезде обычной пятиэтажки.
- Да, - глухо ответила Рита.
Ключ щёлкнул. Дверь тихо открылась.
- Заходи, гостем будешь.

Жадно озираясь, впитывая каждую мелочь, Рита шагнула в душное пространство коридора.
- Разуваться?
- Как хочешь.
Рита разулась.
Внутри квартира Вячеслава ничем особым не отличалась, кроме запаха стирального мыла и ещё какого-то… Она старательно принюхалась и спросила:
- Ты держишь кота?
И в самом деле, тумбочка в коридоре носила следы когтей, а обивка мягкого кресла печально провисала ободранными нитками.
- Это кот держит меня, - пошутил Вячеслав.
- А где он? Кис, кис, кис!
- Спит. Кстати, если он тебе попадётся – особо руки не протягивай, может серьёзно поранить.
На город спускались сумерки, солнце торопилось за горизонт, Вячеслав же не торопился. Он неспешно положил мясо в мойку, поставил чайник, открыл кухонный шкафчик. В нём – чистая чашка, тарелка, вилка, в чашке – ложечка.
- Будешь чай пить?
- Буду.
- С молоком?
- Без.
Сидел рядом и смотрел, как Рита пьёт чай, следил за движением руки с чашкой. Ко рту и назад, на стол.
- Забавные существа женщины. Ведь ты меня боишься. Зачем тогда пришла?
- Не знаю. Замучилась, - ответила Рита и вздрогнула.
Хвостик поджался.
Она и в самом деле каждую минуту ждала, что Вячеслав, как в сказке, ударится об землю и превратится в крылатого, когтистого монстра. Или вдруг стремительно обрастёт шерстью, лицо его вытянется и превратится в волчью морду.
Вячеслав посмотрел ясным взглядом и взял за руку.
- Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я никому плохого не делаю, - с жалостью, как-то неохотно сказал он и привлёк Риту к себе.
Поцеловал в шею, коснувшись языком, поцеловал за ухом, глаза поцеловал, а потом поднял на руки и понёс в комнату.

Сумерки сгустились, за окном уже еле серело, а ничего страшного так и не случилось.
- Я в ванную! – весело сказала Рита.
- Угу, - сонно откликнулся Слава.
Она собрала с полу разбросанное бельишко и босиком пошлёпала мыться.
В смежном санузле, конечно, не нашлось ничего, кроме стирального мыла. Наверное, он даже брился с ним. Потому что бритва в коробочке была, а кремы с гелями категорически отсутствовали. Зато за унитазом пряталась кошачья коробка с наполнителем. Помывшись, Рита быстро обыскала санузел, заглянула в стиральную машинку и корзину для грязного белья, но никаких следов присутствия в жизни Вячеслава женщины не нашла, от чего пришла в совершенный восторг.
«Какая я подозрительная, - с весёлым укором думала Рита. – А люди все разные. Просто Слава такой скрытный, вот и всё…»
Осторожно ступая чистыми ногами, она вернулась в комнату, и замерла на пороге.

Вячеслав спокойно спал на кровати, а рядом с ним торжественно возлежало огромное животное.
Песочного цвета, с чёрными подпалинами и пятнами, с длинными стоячими ушками и длинными лапами кот, поднял при её появлении голову и внимательно посмотрел на Риту огромными светло-серыми глазами.
Вы видели когда-нибудь сероглазого кота? Рита тоже не видела.
- Сла-ав? – позвала она встревожено.
Кот оскалил пасть и угрожающе зашипел. Клыки впечатляли размерами.
- Слав? – повторила Рита.
Вячеслав спокойно спал, грудь его тихонько вздымалась и опадала в такт дыханию, лицо казалось безмятежным, ему снилось что-то хорошее.
Рита сделала шаг по направлению к своей одежде, а кот прижал длиные ушки, утробно, басом заворчал, не сводя с неё голодного взгляда, и грациозно поднялся. Он был больше обычного помойного, да впрочем, и откормленного домашнего кота раза в три. Где-то Рита уже видела таких животных… По телевизору, или в зоопарке?
«Хаус! – вспомнила она. – Тростниковый кот, или болотная рысь. Ничего себе, домашняя зверушка!»
Подпускать её к спящему хозяину кот не собирался.
- Кис, кис, кис! – фальшиво-ласково сказала Рита.
Зверь высокомерно промолчал.
К счастью, Рита вспомнила о лежащей в мойке телячьей вырезке. Наверняка Вячеслав покупал её для своего питомца.
- Киса, идём, я тебя покормлю! – сказала Рита, и боком, боком, стараясь не поворачиваться к зверю спиной, пошла на кухню.
«Где-то должен быть нож», - косясь на дверь в комнату, думала она, открывая и заглядывая в шкафчики. Пачка чая, пачка кофе, турка, коробочка с сахаром. Ага, вот нож!
Что-то гулко стукнуло, Рита испуганно обернулась. Хаус, таинственным образом появившись на кухне, уже стащил из мойки мясо, и теперь рвал пакет, извлекая ужин.
- Давай я тебе порежу, - неуверенно сказала Рита, глядя на нож в своей руке.
- Урррр, - басом ответил зверь, голодно покосился на неё, словно проверяя, не собирается ли она забрать его законную пищу, и принялся рвать вырезку зубами.
Ел он так же, как обычный домашний кот, только очень голодный. Придерживал мясо лапами, отрывал от него по куску, жевал кутними зубами и глотал. На маленькой кухне хрущёвки хаус выглядел устрашающе громадным.
- А теперь, можно мне пройти в комнату? – спросила Рита.
- Урррр…
- Мне холодно босиком, - пояснила она.
- М-м-м…
Рита сделала шаг в обход зверя.
- Урррр…
Рита села на табуретку, поджала ноги и стала смотреть, как рвёт и заглатывает мясо кот. В чашке нашлось немного чая, и она разделила с хаусом трапезу – выпила глоток.
Наконец, зверь насытился, обнюхал разорванный пакет и стал облизываться.
Рита взволнованно сидела на табуретке. Она уже порядком замёрзла.
- Слав? – позвала она.
Кот поднял голову, равнодушно окинул её по-прежнему голодным взглядом и принялся вылизываться.
Рита встала с табуретки – Хаус никак не отреагировал.
Она тихонько обошла зверя по кругу, и, ежесекундно озираясь, перебралась в комнату.
Вячеслав глубоко дышал и видел невесть какой прекрасный сон.
- Слав? – тихо спросила Рита, выключила свет и полезла под одеяло.
Спал он и в самом деле крепко.
- Слав? – ещё раз спросила Рита, не дождалась ответа, и обняла Вячеслава, забравшись под руку и прижавшись сбоку.
Он и в самом деле чрезвычайно крепко спал, даже не пошевелился.
- Эй? – робко спросила Рита.
Не дождалась ответа, и сама себе устроилась поудобнее, носом куда-то подмышку.

На новом месте всегда уснуть сложно. Если с вечера довелось поволноваться – ещё сложнее. Но если вы продолжаете находиться в состоянии нервного напряжения – вообще невозможно уснуть.
Всю ночь хаус бродил по квартире, а Рита, хоть и прикрыла дверь в спальню, ужасно боялась, что кот зайдёт и набросится. Животное громко точило когти в коридоре, загребало песок в ванной, гулко прыгало по полу, а под утро начало скрестись в дверь и низким басом мяукать. Сперва Рита слышала только редкое, хриплое и короткое «ма», но чем дольше хаус просился в комнату, тем громче и злее он орал.
- Ты спишь? – шёпотом позвала Рита и легонько потрясла Вячеслава за плечо. – Я очень боюсь твоего кота…
Вячеслав никак не отреагировал, дышал он по-прежнему тихо и ровно. Кот в коридоре завыл дурным утробным голосом и прыгнул на дверь.
- Слава!! – испуганно сказала Рита и принялась трясти Вячеслава.
Тот мотылялся по подушке, словно неживой.
Рита сжала трясущиеся руки. Умер?! Нет, вроде дышит!
Кот замолчал, Рита замерла. Она скорее чувствовала, чем слышала, что хаус ходил туда-сюда по коридору.
«Может, открыть ему?»
Зверь сделал передышку и снова бросился на дверь. Рита даже представить себе не могла, что дикий кот может ломиться с такой силой. Он совершенно взбесился. Выл, орал и рычал так, что, наверное, перебудил половину соседей, очень громко скрёбся и бился в закрытую дверь. Что хаус сделает с лежащей возле хозяина чужой женщиной, даже представить было страшно.
Рита прижала ухо к груди Вячеслава – сердце бьётся, кожа тёплая. Спит. Спит?! За окном на улице слабо серело рассветными сумерками. Скорее бы утро!

В коридоре наступило недолгое затишье, хаус собирался с силами для новой атаки на дверь. Но раздавшиеся вскоре звуки были отнюдь не животного происхождения. Перепуганной Рите показалось, что комната, в которой она заперлась вместе с непробудно спящим человеком, вдруг из жилого дома переместилась в открытое поле. За дверью шумел уже не кот, а ветер. Дверь, и даже стены, казалось, ходили ходуном, в щель над порогом и в самом деле дуло холодом. Могильным.
- Да просыпайся ты!! Господи!!
Теперь Рита со всей силы трясла Вячеслава за плечи, хлопала его по щекам и громко плакала – кажется, ему было плохо, он лежал неподвижно и не реагировал.
- Славочка!!
Последний, страшный порыв ветра сотряс Ритино убежище. Ручка щёлкнула и дверь распахнулась, громко ударившись о стену.
В комнату ворвался поток воздуха.
Тяжёлые занавеси на окнах взвились, как тряпки, со стены с треском сорвалась и рухнула картина, с полок посыпались книги. Рите в лицо ударил ветер, она на секунду задохнулась. Показалось, что комната, как карточный домик, развалится на куски вокруг спящего Вячеслава.
Серая тень со светящимися глазами метнулась к кровати. Хаус оскалился и зашипел. Плача от страха, совершенно растерянная, ничего не понимающая Рита отползла к краю постели и, сжавшись в комок, забилась в дальний угол возле стенки.
Ветер немедленно стих, пропал, словно его и не было, только сброшенные предметы остались на полу, а кот вскочил на кровать. Он молча, грозно блеснул глазищами на Риту, улёгся на спящего хозяина, протянувшись больше чем в половину человеческого роста, и сладко зажмурился.

И тогда случилось невероятное.

Сперва в Вячеслава провалился хвост и задние лапы зверя. Потом спина и плечи. Тростниковый кот постепенно, словно под воду, уходил в белковый, наделённый разумом человеческий организм. Наконец, мощная шея и голова с короткими круглыми ушами тоже утонули в человеке.
На дворе стало совсем светло.
Вячеслав глубоко вздохнул, потянулся и открыл ясные серые глаза.

Совершенный человек по вочеловечению, а не призрак…

- Ого, - сказал Вячеслав и сел, оглядывая следы погрома в комнате. – Ты что, его не пускала? Чего он бесился?
Заплаканная Рита, с перекошенным от ужаса лицом, смотрела на него из угла.
- Но ведь ты же догадывалась, что со мной не всё в порядке, правда? – продолжал Вячеслав. – И не раз просила снять маску. Я снял. Что теперь?
Да, Рита просила, совершенно серьёзно рассчитывая при этом, что Вячеслав обычный человек, просто со странностями. Ведь она совершенно достоверно знала, что оборотни, вампиры, инопланетяне и привидения существуют только в кулуарах Голливуда.
- Ты кто? – наконец смогла произнести она.
- Люди называют двудушником.
- Это кто такие? Никогда не слышала.
- Нас почти и не осталось. Истребляли, как оборотней – осиновый кол в грудь, будто для того, чтобы причинить смерть, обязательно нужен кол. Якобы, после смерти двудушник превращается в упыря. Якобы, животные наши вредят – крадут домашнюю птицу, вызывают ветер, могут убить. А на самом деле, потому что мы «не такие».
Вячеслав внимательно посмотрел на Риту.
- Мне лучше всего сменить место жительства, пока сюда не нагрянул народ с колами и фотокамерами?
- Нет, я никому не скажу… - покачала головой опечаленная Рита.
- Наверное, теперь ты захочешь со мной попрощаться?
- Я подумаю. Я пойду.

…и стужа ночная сгинула, когда солнечное тепло землю согрело…

Как потерянная вернулась Рита домой. На лекции не пошла, сославшись на нездоровье, вместо неё отчитала Валя.
На работе новыми событиями не следовало делиться. Вздумай Рита обсудить свои проблемы с коллективом, высмеяли бы в лучшем случае, а в худшем направили к психиатру, поэтому пришлось сказать, что Вячеслав оказался обычным инженером, живущим с инвалидом-мамой в однокомнатной квартире. Интерес у коллектива потух, как лампочка в подъезде.
Словно нарочно, отношения со зверской половиной Вячеслава у неё совершенно не складывались. Тростниковый кот ненавидел Риту, рычал каждый раз, когда она просто пыталась пройти мимо, отказывался брать из рук лакомство. Зверь чуял, что Рита его боится, не любит, и платил ей удвоенной нелюбовью. А человек, казалось, полностью потерял чутьё. Таким нежным и внимательным Вячеслава она не помнила.
- Твой кот и в самом деле безвредный?
- Ну, как тебе сказать… Как всякий зверь, не совсем. Но я стараюсь за ним смотреть. Кормлю, чтобы он был сыт. В принципе, лично я ничего не боюсь, но стараюсь не причинять неприятностей вам, людям, даже голубей не красть. Тут по соседству великолепная голубятня, кто-то типлеров держит. Уж он бы там порядок навёл. Но здесь, в городе, всегда закрываю форточки, чтобы случайно не ушёл.
- А ты помнишь, что с тобой происходит ночью?
- Со мной ничего не происходит. Я ночью крепко сплю. Кот – не я, или не совсем я. В любом случае, кот отдельно, хоть и связан со мной. Это сложно объяснить. Правда, иногда всплывает что-то в памяти, но очень смутно, как обрывки расплывчатого сна.
Он немного помолчал.
- Раньше, давно - да, бывало, что утром просыпался, а на полу мокрые пятна и следы крови. Птичьей, рыбьей - он же плавает и рыбу ловит. Но не человеческой. От людей всего лишь защищается, если его обижают или пытаются задержать.

Рита всю жизнь негодовала и сердилась на свой хвостик-атавизм, называла себя уродом, на самом деле не являясь им. Чтобы справиться с её проблемой, достаточно было быстрой и относительно недорогой, дешевле, чем полостная, операции. Чик – и нету, только маленький шрам.
Чтобы справиться с проблемой Вячеслава, нужно было поразмыслить. Расставаться с ним она не хотела, да и, попросту, уже не могла расстаться. А вот переделать его, исправить, откорректировать...
Как отрезать кота от человека, чтобы кот исчез, а человек остался? Может, попросту открыть форточку?

Поскольку дела их темны были - не возлюбили света: не явились бы дела их, ибо (они) темны.

Если кто-нибудь тебе доверяет, можно с лёгким сердцем бить в спину. Ведь доверие – это слабость. Глупо не воспользоваться чужой слабостью, не так ли?
В один прекрасный, тёмный, тёплый и сырой после дождя летний вечер, Рита спрятала кошачий ужин в холодильник, и зверь остался голодным. Он поискал в мойке, где Вячеслав всегда оставлял для него живую рыбу или мясо, ничего не нашёл. Спрыгнул и обнюхал пол – может, ужин упал? Еды нигде не было. Тогда хаус попил воды, вылизал пятнистую шубку и отправился бродить по квартире. Проверил территорию и вернулся на кухню. Мяукнул низким голосом, глядя пронзительно, голодно. Рита испытала стыд от собственной подлости, но немедленно раздавила лишнее чувство, как вредное насекомое: неприятно, но, что поделать - надо. «Цель оправдывает средства. Иначе, так и буду всю жизнь одна. Либо кот, либо я. Лучше - я…»
Она заглянула в комнату – Вячеслав спокойно спал. Как обычно - на спине, отбросив одеяло. Кот стучал по полу в соседней комнате – гонял маленький мягкий мячик.
Рита быстро повернула замок и распахнула входную дверь.
По босым ногам сразу потянуло сквозняком, она вспомнила первую встречу с хаусом и поёжилась. В темноте коридора уныло поблёскивал глазок соседей, на первом этаже светила лампочка. Рита стояла, придерживая дверь, и ждала. Наконец зверь вышел посмотреть, что происходит.
- Иди, киса! Гуляй! – ласково сказала Рита, отходя в сторону. - Ну?
Хаус недоверчиво смотрел серыми, как у хозяина, глазами то на неё, то на открытую перед ним свободу.
- Иди, иди! – повторила Рита.
Зверь сделал шаг, второй, а потом в два прыжка оказался за дверью и растворился в темноте подъезда.
Рита тихонько щёлкнула замком, и, улыбаясь, пошла в спальню.

Слава спокойно и крепко спал: вдох – выдох, вдох – выдох. Рита пристроилась рядышком, подлезла сбоку, под руку, укуталась – озябла у двери, и его укутала.
Вроде и дома тишина: кот не скрёбся, не орал, а не спалось. Почему-то Риту мучили думы. Ненавистный хаус невесть где бродил, и, кажется, пусть его во веки веков не будет, что же не так? «Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я никому плохого не делаю…» Рита вылезла из-под руки, улеглась на животе. Да, она хотела как лучше, а если получится плохо? Вспомнилось, как кот тонул в человеке, Риту передёрнуло. Ведь Слава и в самом деле никогда её не обижал. Лоб, прямой нос, чёткий подбородок, ясные глаза. Лицо трансформировалось в морду хауса, Рита потрясла головой – всё пропало.
«… Стараюсь не причинять неприятностей вам, людям…»
А она? Подумала о том, что будет с Вячеславом? Если он проснётся утром, без кота – хорошо. А если не проснётся? Если они не смогут существовать отдельно? Риту взяла оторопь. Что-то такое она уже слышала, или встречала похожее, только где?
С боку на бок вертелась Рита, укрывалась и раскрывалась, трогала тихо спящего любовника, а перед глазами стоял кот: пятнистая шубка, огромные серые глаза, длинные ушки. Вспоминала, как животное глухо ворчало на неё, не брало пищи.
«Ничего не случится, кот вернётся – тогда я его впущу» - с запоздалым раскаянием думала Рита. А воображение рисовало картинки – визг тормозов, удар! Мёртвый хаус лежит у обочины, а Вячеслав навечно остаётся в летаргическом, глубоком сне. Бесчувственное тело, а не любимый человек. А кто виноват?
«Природа, создавшая такое существо…»
Рита изо всех сил пыталась себя обмануть, но полноценного обмана не получалось – мучили предчувствия, на душе неспокойно. Собаки? Нет, собаки ему не страшны, пожалуй. Люди тоже – он умеет вызывать ветер. Почему же так тревожно?
«Нет, нет! Такого не может быть. Придёт кот, никуда не денется!»
Рита встала, попила воды из чайника, приоткрыла входную дверь и позвала:
- Кис, кис, кис!
Тишина. Нет хауса. Ушёл, как того и хотелось Рите.
Голодный, непривычный к городу зверь. Она вернулась на кухню, поставила кипятиться воду. Встретились два зверя: кот и аспирант. Победил умнейший.
«Ведь Слава знал, что делал. Разве он не выпускал бы хауса на улицу, если можно это сделать?»
К рассвету Рита совершенно измучилась. Каждые полчаса она вскакивала и подходила к двери, открывала и безрезультатно звала зверя. На дворе уже серело, а кота по-прежнему не было. «Дура! Дура баба! Ведь Слава мне верил…»
«…Истребляли, как оборотней – осиновый кол в грудь, будто для того, чтобы причинить смерть, обязательно нужен кол. Якобы, после смерти двудушник превращается в упыря. Якобы, животные вредят – крадут домашнюю птицу, вызывают ветер, могут убить. А на самом деле, потому что мы «не такие»….»
Любит ли она Вячеслава, если не захотела принять его таким, какой есть? Пожалуй, только себя Рита любит, жалеет и заботится…
На улице рассвело, Слава продолжал крепко спать, кот так и не вернулся.
Лежать Рита больше не могла – сидела возле спящего человека и напряжённо ждала шороха или кошачьего крика у входной двери. Руки тряслись мелкой, неприятной дрожью. Рита раздумывала, почему хаус не пришёл и где теперь его искать.
«Стараюсь даже голубей не красть. Тут по соседству великолепная голубятня…»
Рита сорвалась с кровати, как попало оделась, косо напяливая на себя вещи, и выскочила на улицу.

"Тогда вскочит, как олень, хромой, и ясен будет язык гугнивых".

Рассвет безжалостно обнажил город. Риту трясло от утреннего холода и страха. Где может быть голубятня? Где-то во дворах, на чердаке? Рита дважды обежала дом Вячеслава, ничего не нашла похожего. Пятнистой шубки тоже видно не было, зато на углу, возле хлебного появился дворник в оранжевой униформе. Рита бросилась к нему.
- Извините, пожалуйста… Подскажите, где здесь голубятня? Здесь где-то есть голубятня? Есть?
Дворник с опаской посмотрел на дрожащую Риту.
- Мне очень надо, - поспешно сказала она, умоляюще заглядывая ему в лицо.
- Заверните за дом, и метров двадцать до гаражей, там что-то видел похожее… – Наконец ответил дворник.
Рита опрометью бросилась в указанном направлении. Гаражи она заметила сразу, а над одним и в самом деле виднелась деревянная пристройка с огороженным сеткой загончиком для птиц.
И там было неладно – рыжие какие-то и чёрные голуби перепугано толпились в загончике, а пристройка прямо ходуном ходила. Гараж зиял открытой дверью – видимо, хозяин голубей первым успел. Рита ворвалась в гараж, и дальше, вверх, по лестнице, на кошачьи и человеческие крики.
Хаус бился в проволочной петле – застрял передней лапой и затянул. Рвался со всех сил, и чем больше рвался – тем туже его сжимало. Кот шипел и бесновался, деревянная пристройка шаталась от ветра, небольшое её пространство заполняли бешено пляшущие перья и мусор. Возле самой лестницы стоял мужик с длинным железным крюком в руке и перекошенным от злости лицом.
- Это мой кот! – закричала Рита.
- Я уже другу позвонил, сейчас с ружьём приедет! - заорал в ответ мужик. – Крюком не достать!
- Не надо ружья!
- Твой чёртов кот!! Ты хоть знаешь, сколько стоит одна такая птица?!
- Я вам заплачу, сколько скажете! Отпустите его!
- Сама отпускай этого черта!
Рита оттолкнула мужика и смело подошла к коту. «Живой!»
Ветер унялся.
Оскаленный, обезумевший от страха и боли хаус развернулся к ней и яростно бросившись, как на врага, вцепился в руки. Рита попыталась его схватить, а кот бил наотмашь здоровой лапой, рвал зубами, кричал и рвался прочь. Кое-как изловчившись, Рита схватила извивающегося зверя поперёк туловища. Мужик-голубятник охнул и полез вниз.
- Это мой кот! – повторила Рита, перекрикивая кошачьи вопли. – Ну, успокойся, миленький! Тише! Тише!
Ей казалось, что она пытается удержать какого-то демона. Чем крепче прижимала кота, тем сильнее и больнее он рвался. Казалось, убить был готов, но Рита не собиралась отступать и не отпускала зверя, только лицо отворачивала в сторону.
Ей кое-как удалось схватить переднюю лапу хауса – он немедленно пустил в ход задние. Рита прижала их локтём – кот взвыл, вцепился зубами в запястье и рванул. Наконец появился голубятник с плоскогубцами и какой-то чёрной тряпкой. Он ловко набросил тряпку на кота и перекусил проволоку инструментом. Хаус сразу обмяк у Риты в руках. Она кое-как завернула его вместе с обрывком проволочной петли, и на трясущихся ногах стала спускаться по лестнице.
Мужик потрясённо смотрел на неё, стоя посреди отвоёванной у зверя голубятни с плоскогубцами в руке. Даже рот открыл.
«Чего он так смотрит?» - подумала Рита, старательно глядя вниз, чтобы не упасть с лестницы. Ноги-то не слушались.
И только на улице увидела, что все руки у неё в глубоких порезах и кровище, а футболка порвана во многих местах, из дырок тоже хлещет кровь.
- Да тебе в травмпункт надо! – крикнул в спину голубятник.
- Мне домой!

Отряси сон, возведи очи и увидишь…

Кот оказался ужасно тяжёлым, Рита быстро устала. Если бы он продолжал рваться, она уже не смогла бы его удержать, но теперь хаус лежал в руках тихо, только иногда ворчал. Из тряпки свисал и легонько подрагивал пятнистый хвост.
Спешащий на работу сосед Вячеслава остановился и с ужасом посмотрел на Риту – за нею тянулся кровавый след из круглых капель.
- Доброе утро, - сказала Рита и улыбнулась.
По лестнице в подъезде еле поднялась, задыхаясь, на каждом пролёте приваливалась к перилам и отдыхала несколько секунд.
Скорее бы домой!
«Если дверь захлопнулась, так в подъезде с котом и останусь!» - подумала Рита и нервно рассмеялась.
- Уррр, - раздалось из тряпки.
Рита толкнула дверь плечом и ввалилась в тесный коридор, пропитанный кошачьим духом и запахом стирального мыла.

В травмпункте, куда Вячеслав привёз Риту, ей наложили пятьдесят четыре шва на руки, грудь и живот. От прививок против бешенства она письменно отказалась.

И все это увидев, возрадуйся, и возвеселись…

- Авва, отче.
Качнув клобуком, митрополит оглянулся, задумчиво встряхнул перо и вновь склонился над работой.
- Дай закончить мысль.
- Что пишешь, отче? – худощавый юноша в белой холщёвой рубахе с любопытством заглянул в берестяной свиток, и с фамильярностью любимца потрогал пальцем кончик пера.
Митрополит отложил в сторону перо, улыбнулся и сказал:
- Ещё не раз прочтёшь. Кстати…
Старик нахмурился. Он взял с подоконника несколько измочаленных, пожёванных писчих перьев и торжественно потряс ими перед носом у парня.
- Брат Никодим точил намедни, а ты вновь забыл запереться?
Юноша смущённо улыбнулся.
- А брат Фёдор не досчитался трёх карасей. Гляди, дождёшься, что поймают. А там и колом братия поприветствует, долго ли.
Лицо молодого человека вытянулось.
- Один ты, отче, меня терпишь, – вздохнул он.
- Если Господь тебя создал и терпит, чего мне не терпеть? Вреда особого от тебя нет, а забавно. Особенно, когда ты был дитём. Эдакий комок с ушами.
- А тебя, отче, не станет, что я делать буду?
- Господь управит, – кивнул митрополит. - Только града благодатного держись. Рано или поздно обрящешь родную душу.
- Или кол обрящу.
- И такое статься может. Ну, поди, погляди, какие хоры отстроили княжьей милостью, а я потружусь.
За юношей захлопнулась дверь, а старик так и не взялся за перо, сидел и думал о том, что время его кончается.
«Придётся с того света за ним, бедолагой, приглядывать… Пока ещё найду, куда пристроить в хорошие руки…»

Рита мельком глянула в зеркало – не испортилась ли Вавилонская башня на затылке? Причёска держалась отлично, белые цветочки крепко вросли в неё по периметру, и предельно-простое платье с длинными, как у Пьеро рукавами, смотрелось замечательно.
- Поздравляю! – всхлипнула Валя и ткнула букетом Рите в живот.
- Спасибо! - ответила Рита.
- Поздравляю вас, дорогие мои! - Катерина Семёновна, сверкая ожерельем, торжественно расцеловала в обе щеки сперва Риту, затем Вячеслава.
- Спасибо!
Аркадий Ираклиевич, прижимая к груди фотокамеру, растроганно высморкался в клетчатый платочек, посмотрел на результат и бережно спрятал в карман.
- Будьте счастливы! – к Рите порхнула Кирочка, легонько чмокнула в губы.
На выходе из ЗАГСа к скромной процессии метнулся смешной мужик с волосатым лицом. Где-то Рита его уже встречала.
- Голубей отпустить не желаете? – как-то в нос спросил он, по-птичьи дёргая головой.
- Каких голубей? – растерялась Рита.
- Белых. На фото отлично смотрится. Пятьсот рублей, – прогундосил мужик и почесал под бородищей.
Рита вопросительно посмотрела на Вячеслава и легонько дёрнула хвостиком.
- Ну, давай отпустим, - улыбнулся тот.
Мужик немедленно отскочил в сторону и вернулся с двумя толстыми белыми птицами, по одной в каждой руке.
- Орловские, - сказал Вячеслав.
- Тоже любишь голубей? – восхитился мужик.
- Очень…
- Тогда - двести пятьдесят. Держишь? Поменяешь?
- Не держу, - Вячеслав улыбался.
Бородач сунул орловских белых в руки молодожёнам.
- На счёт «три» отпускаем! – скомандовал Аркадий Ираклиевич, прицеливаясь фотокамерой. – Раз, два, три!
Птица вырвалась у Риты из рук, суматошно захлопала крыльями и взмыла вверх. Голуби немного покружились над площадью, и стали подниматься, пока не слились с облаками.

Домой вернулись в сумерках. Цветы Рита пристроила в ведёрко – подходящей по размерам вазы в её хозяйстве не нашлось. Осторожно, чтоб не повредить причёску, сняла платье, почесала зудящие толстые шрамы на предплечьях и накинула халатик.
- Иди ложись, - улыбнулась Вячеславу.
- А ты?
- И я скоро.
Муж поцеловал Риту и ушёл в спальню. Она закрыла форточку на кухне, поставила на пол таз, по окружности которого плавал, тычась мордой в стенки, большой толстолобик. В гостиной бросила на диван маленькую подушку в цветочек, стала рыться в шкафу. Где ксерокопии монографий? Неужели на работе? Ага, вот они…
На кухне гулко стукнуло. Рита вздрогнула, уронила карандаш, а потом быстро подошла к двери в комнату, и дважды провернула ключ в замке.
Щёлк.
Щёлк.

Заколдованая принцесса
netvojadevo4ka

Принцесса! Прин-цес-саааа! - заорали под окнами. - Прекрасная принцесса здесь живет?

Она раздраженно вздохнула и высунулась из окна:
- Чего тебе?!

Внизу стоял принц. Обыкновенный прекрасный принц, конь в комплекте.
Принц задрал голову:
- Принцесса, говорю, здесь живет?

Она поморщилась и заорала в ответ:
- Нет ее! Гуляет во полях, да во лесах, цветы собирает. Завтра приходи!

Принц внимательно посмотрел наверх, потом вытащил кусок пергамента и сравнил рисунок с белобрысой головой, которая сейчас торчала из окна:
- Я тебя узнал! Ты же принцесса, зачем обманываешь?!

Принцесса сняла платок, устало потерла лоб:
- Не уйдешь, значит?

Принц упрямо мотнул головой:
- Я жениться приехал! Открывай!
- Ну, раз жениться - то поднимайся. Щеколду чуть на себя потяни, и только потом только вверх- заедает она. - объяснила принцесса и скрылась в окне.

Принц спешился, аккуратно привязал коня, несколько мгновений поборолся с непокорной щеколдой - и в конце концов оказался в светлой, просторной комнате.
У окна сидела принцесса и что-то мастерила из полена.

Как только принц появился, девушка подняла на него глаза и задумчиво спросила:
- У тебя стамески нет? - Принц немного опешил, потому что у него были с собой каменья драгоценные, ткани бархатные и нити жемчужные.
А стамески не было.
- Ну нет, так нет. - кивнула принцесса. - Жениться, значит?

Принц откашлялся:
- Прекрасная принцесса, вести о вашей красоте и доброте дошли до нашего королевства. И решил я, что вы должны быть моей женой!
- Прекрасный принц, я тебя вижу первый раз в жизни и вести о тебе никак не дошли до моего королевства! - съязвила принцесса. - Я не могу сейчас замуж! У меня скоро сплав по высокогорной реке - мне надо готовиться! И поход на байдарках! И, вот - конкурс резьбы по дереву еще, а стамеску папенька с собой увез!
Принц совсем растерялся. Он представлял себе все это несколько иначе.
Совсем по-другому, если быть откровенным.
В его мечтах, прекрасная принцесса бросалась к нему в объятья и, сияя улыбкой, благодарила его за каменья, ткани и нити, которые он привез ей в подарок!
А вовсе не требовала стамеску, и уж точно не перечисляла какие-то дикие способы времяпрепровождения!
Принц был в ужасе и думал, как теперь объяснить отцу, почему он вернулся без невесты.
Ну не говорить же правду, в самом деле!

Принцесса смотрела на все эти мытарства и думала, что ей опять попадет от папеньки.
Потому что папенька каждый раз ругался и сетовал, что ей надо было родиться мальчиком, а то и вовсе в какой-нибудь другой королевской семье!
- Может быть, скажем, что я влюблена в кого-то другого? - неуверенно предложила она.
Принц пожал плечами:
- Глупости какие! Влюблена, скажи пожалуйста! Нет, когда дело касается политики двух королевств - тут не до любви! Да и батюшка не поверит. В меня все всегда влюбляются с первого взгляда, понимаешь?
Принцесса окинула его внимательным взглядом и кивнула:
- Ну да, ты симпатичный. Но у меня сплав! И байдарки!
- И резьба по дереву! - развеселился принц. - Ты драконов, случайно, не укрощаешь в свободное время?
Принцесса радостно подпрыгнула и хлопнула в ладоши:
- Ну точно, ты умница! - воскликнула она. Принц непонимающе улыбнулся. - Скажешь, что меня похитил дракон! Трехглавый! И что освободившему меня принцу- полкоролевства и несметные сокровища. С драконом я договорюсь - он мне в карты проиграл и за ним долг. У него пересижу пока, а там уж и зима настанет, дорогу к нам заметет, можно будет до лета не волноваться.

Принц закивал, думая о том, что с такими вестями домой воротиться не стыдно.
Перепрыгивая через ступеньки, спустился во двор, вскочил на коня и обернулся.
Принцесса махала ему из окна рукой.
- И скажи, что на дракона лучше со стамеской ходить! - прокричала принцесса, сложив руки рупором.
Принц махнул на прощанье рукой и поскакал прочь.
Принцесса села у окна, спрятала под стол полено и подперла подбородок рукой:
- Все принцы одинаковые! Хоть один бы кулаком по столу стукнул, сказал бы "Никаких больше байдарок, ты принцесса или кто?!". Нет же, все верят,уезжают, а я сиди тут, вырезай по дереву! Чертова колдунья, чтоб ей провалиться сквозь землю! Всего-то раз к ней в брюках вышла, а в результате -"Прокляну- прокляну, будешь всю жизнь сидеть и ждать, пока настоящий мужик приедет! А до этого - сиди с поленом ". И хоть бы стамеску оставила!

Первый рыцарь

Она катала яблоко по блюдцу - это была ее домашняя обязанность. Блюдце было старым, еще прабабушкиным, но показывало исправно.
- Мааам, Пааа! К нам сегодня сэр рыцарь пожалуют на обед. Кто встречать будет?
- Пожалуй, я приму, - сказал отец, с хрустом потягиваясь, - засиделся...
- Засиделся он! - сразу заворчала мать. - Ты в полях когда последний раз был? Пора бы навестить подопечных-то. Ты давай туда, а я сама встречу.
Она слушала их спор с улыбкой. Хорошие у нее родители. Вот только не понимают, что она уже взрослая. Ей давно пора учиться общению с рыцарями. Всю жизнь дома не просидишь. Надо взрослеть...
- А, может, я попробую? - спросила она. В прошлый раз ей отказали, и сейчас она не слишком надеялась на родительское согласие.
- Рано, - отрезал отец.
Мать внимательно посмотрела на нее. И, видимо заметив ее решимость, сказала:
- Пусть попробует, я прослежу.
Она поняла, что разрешение получено, и радостная убежала к себе в комнату, готовиться к встрече...

Она увидела его издалека. Он явился на белом коне и в сверкающих на солнце доспехах. На шлеме развевался шикарный плюмаж из перьев. Было заметно, что он тоже готовился.
Она смотрела на него. Это был ее первый рыцарь, и она волновалась...
- Эй! Ящерица голопузая! Выходи на смертный бой! - закричал он у входа в пещеру.
Это возмутило ее. Она все утро провела у зеркала, полируя чешую, и выглядела сейчас замечательно. Разъяренной фурией она вылетела навстречу...
Встреча прошла успешно. Помощь не понадобилась. На ужин у них был рыцарь, запеченный в латах...
Она ушла спать, бережно неся свой первый трофей - ключ от пояса верности дамы его сердца.
От всей своей большой драконьей души она надеялась, что у той есть запасной...

Свет мой зеркальце

- Свет мой зеркальце...
- Че?
- Что че?! Дослушай сперва. Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду...
- Не нарывалась бы ты на правду, бэйби. Мой тебе совет...
- Да ты дашь мне досказать или не дашь?! Да всю правду доложи - я ль на свете всех белее...
- Всех белее краски "Снежка" польского производства. Гы-гы.
- (стиснув зубы) ... всех румяней и милее?!
- Ты точно правду услышать хочешь?
- Да! Какой бы горькой она не была!
- Ты прекрас...
- Фу-ух. Камень с души...
- Ты прекрасно сама все знаешь! Чего спрашиваешь, а?
- (надув губы) Ну, скажи!
- Не скажу!
- Я вытру тебя. Хочешь?
- Конечно вытрешь. Чтоб отпечатков не оставлять. Чтоб не подумали, что ты у зеркала самоутверждалась.
- А вот у меня колечко тут...
- Стырила где-то? Поздравляю!
- Принц подарил! Хамло ты, а не зеркало.
- Да ну? Принцы у нас какие щедрые. Кому попало...
- Тихо! Я не досказала. Колечко с алмазом. Щас кто-то царапин не оберется. Или разрезан будет на маааленькие квадратики! И на глобус поклеен! И на дискотечке из-под потолка будет лучики пускать! Гы-гы. Будешь говорить?
- Буду. Шантажистка... Чего говорить-то?
- Говори! Всю правду доложи! Я ль на свете...
- О`кей. Ты прекрасна. Спору нет. Несмотря на прыщи... А накрашена-то как, накрашена! Деревня Малые Битюги - красим в три слоя, чтоб дождем не пробивало и от солнца не выгорало! Гаааааа! А прическа... Ха-ха-ха! Держите меня семеро - разобьюсь щас! Лондон, дождь - прически нету! Нью-Йорк, ветер - прически нету! Париж, снегопад - капюшон! А под капюшоном - прически нету...
- Заткнись! Вот он алмазик! Другую правду говори!
- Блииин... Ты прекрасна. Нет тебя красивей! Нету и все тут! Белей белил, румяней румян. Я в восторге! И куда мужики смотрят?!
- Спасибо тебе, зеркальце. Спасибо. Ложись ко мне в сумочку. Будешь там спать-почивать.
- Твои подбородки считать...
- Че?
- Ниче-ниче! Я о своем. Тебе послышалось. Красота ты гуманоидная!
- Какая?
- Неземная красота, говорю. Не-зем-ная!

Сказка о независимой женщине...

Жила-была Абсолютно Независимая Женщина. Примерно год назад стала она таковой - абсолютно независимой. Чем ужасно гордилась. Она просыпалась по звонку будильника и никогда не валялась в постели. Ей было всё равно, пить кофе или чай: она долго преодолевала зависимость от кофеина. И преодолела, заодно изгнав из своего рациона всё сладкое, калорийное и неполезное.

Поэтому она пила утром воду и ела несладкую и несолёную овсянку. Она рассталась с подругами, потому что ей не хотелось от них зависеть. Она совершенно равнодушно относилась к шопингу - и никто не посмел бы упрекнуть её в том, что из-за блестящей тряпки она способна потерять голову. Да что там шопинг! Она не теряла голову и от мужчин. С тех пор как она прогнала своего любимого (а ведь чуть было не попала в зависимость от него) прошло уже много месяцев. Короче говоря, Абсолютно Независимая Женщина чувствовала, что ещё немного - и она станет Идеальной Женщиной. Субботним утром за ее дверью послышался шорох. Она отворила. Шатаясь от усталости, на пороге стояла Кошка. Женщина всмотрелась и ахнула:
- Ты?! Но... Как же? Триста сорок километров?!
- Я шла год, - и Кошка, войдя в дом, обессиленно прислонилась к ножке кресла.
- Зачем?
- Соскучилась, - подняла глаза Кошка. - Я не могу жить ни без тебя, ни без нашего дома, ни без нашего мужчины. Кстати, где он?
- Но ведь я отвезла тебя к тётке в деревню... Ты не обиделась?
- Поначалу да, - вздохнула Кошка. - Но потом простила. Я же понимаю: ты так хотела стать независимой...
- И стала! - Голос Женщины вдруг предательски дрогнул.
- Что ж, поздравляю, прошептала Кошка. - Ничего не поделаешь. Я отдохну день-два и пойду обратно.

Ночью Женщина, вздрогнув, открыла глаза - она всегда просыпалась от непонятного ощущения тоскливой пустоты в груди. Около сердца было холодно - словно кто-то внутри включил вентилятор. По привычке она протянула руку за успокоительным - и наткнулась на теплую шерстку. Кошка мягко протопала по одеялу, улеглась под боком, замурчала. Вскоре холодный вентилятор в груди исчез. ...Прошло три дня. Женщина проснулась. Полчаса повалялась в кровати, затем помчалась в кухню, предвкушая крепчайший кофе с чёрным шоколадом. Потом она потянулась к мобилке и задала своему любимому мужчине самый важный вопрос: "Ты где?" - всего таких звоноков она вчера сделала штук сто. Затем назначила встречу подружке в кафе. И вдруг она увидела Кошку, сидящую у двери. - Выпусти меня, пожалуйста, - попросила та.
- Ты уходишь?! - в глазах Женщины заблестели слёзы. - Но теперь я не смогу без тебя!
- Успокойся, - произнесла Кошка. - Я просто иду погулять, скоро вернусь. И не запирай, пожалуйста, дверь.

Ведь независимость - это вовсе не отсутствие зависимостей, как тебе казалось. Это - знание того, что дверь открыта. А ещё независимость - это счастье. Оттого, что у тебя есть кто-то, к кому ты готова триста сорок семь километров идти пешком... И Кошка вышла за порог, ободряюще улыбнувшись Абсолютно Нормальной Женщине.

Ещё одна сказка о любви

Одна женщина очень хотела высокой, чистой и настоящей любви.
Бессонная ночь, мокрая от слёз подушка. Одинокая женщина вся в слезах стоит на коленях в углу перед образами и исступлённо молится:
- Господи, пошли мне Любовь, настоящую, а то уже совсем мочи нет одной маяться! Отдам за любовь всё что ни попросишь...
Тут разверзаются небеса, типа, открывается в потолке люк, и оттуда слышится голос:
- Я услышал твою молитву, дочь моя. Я пошлю тебе любовь.
Молящаяся громко стукается лбом об пол.
- Спасибо, Господи!
Между тем, голос сверху продолжает.
- Но ты сказала, что отдашь за любовь всё что угодно. Верно ли это, дочь моя?
- Да, Господи.
- Готова ли ты отдать свою ногу?
- ?!
- Ты попадёшь в автокатастрофу, тебе отрежут ногу. Но в больнице ты повстречаешься с молодым врачом, и вы полюбите друг друга. Искренне и навсегда. Он будет носить тебя на руках...
- А я буду без ноги?
- Да, дочь моя. Вы проживёте долго и счастливо...
- А можно я всё-таки останусь с ногой?
После минутного молчания голос, немного посуровевший, заговорил вновь:
- Хорошо, дочь моя. Продай свою квартиру в Питере, деньги отдай своей больной матери, а сама поезжай в деревню Голожопино, что в Псковской губернии. Там во второй избе слева живёт Игнат. Правда, он сейчас пьёт сильно. Но, повстречав тебя, он сразу же сильно-сильно тебя полюбит и пить бросит. А через недельку позовёт тебя замуж. Жизнь ваша наладится, скоро вы купите козу и десять куриц, а потом и корову, и заживёте счастливой семейной жизнью. Вам будет завидовать вся деревня. А потом у вас родится замечательный сыночек Ванечка...
- Господи, а можно не продавать квартиру? Ну, чтобы здесь было счастье, в Питере?
- Типа, нахаляву?
Немного помявшись и густо покраснев, она тихо промолвила:
- Да...
Сверху недовольно покашляли, но ответили:
- Можно. Завтра утром, ровно в десять часов, выйдешь из дома. На скамейке возле подъезда будет сидеть мужчина с журналом "Огонёк" в руках. Это и будет твоё счастье. Подойдёшь к нему, и всё получится само собой...
Уже два года, как она вышла замуж за своего соседа сверху. Она его очень любит, он же пьёт, гуляет, а придя домой пьяный, любит ввалить ей в табло, если она сильно разевает варежку.
Вариант, конечно, не самый лучший, но зато при ней остались и нога, и квартира.

----------------------------

Кощей ЛТД

Кощей сидел на троне из черепов и уныло ковырялся в зубах.
- Не вели казнить, вели слово говорить! – проорал гонец, падая перед ним на колени и истово стуча головою об пол.
- Харе долбиться! Все послание из головы выстучишь. – раздраженно произнес Кощей, глядя на старания гонца.
- Повелитель! – быстро произнес гонец, и снова стукнулся головой об пол – Новость великая!
- И что за новость? – в глазах Кощея загорелись искорки любопытства.
- Иван-царевич, ну тот что дурак, нашел Василису в болоте и того самого...
- Съел что-ли? - обрадовался Кощей.
- Нет, повелитель. Поцеловал...
- И вправду дурак! – выдохнул Кощей.
- Так эта, повелитель, он ее обращенную в дворец забрал, и жениться собирается.
- Жениться, говоришь? Ну, это он зря... Уж на что я терпеливый, и то ее жабью натуру вынести не смог... Ох, зря я ее после того как заколдовал не съел! Попортит она честным людям еще нервы. Хотя... – Кощей полез в карман и вытащил визитку. – На вот, передай царевичу. Глядишь, хоть подзаработать на этом дураке удастся...
На визитке крупными буквами было написано: ООО "Кощей ЛТД". Превращение жен в лягушек, помощь в выселении на болото. Постоянным клиентам скидки.

Занимательная арифметика для скучающих драконов
Svengaly

-Мне скучно, бес, — пожаловался дракон.
— Заведи блог, — посоветовал бес.
***
В «Интересах» дракон указал «принцессы» и «золото». Местоположение — «Пещера». В первый же день на него подписались четырнадцать юзеров.
— Кто это? — спросил дракон у беса.
Оказалось, семь гномов, четыре бухгалтера, два спелеолога и один педофил.
— Укажи пол, — прошептал бес.
Дракон указал: «мужской». Не успел отнять лап от клавиатуры, как на него подписалось триста сорок юзеров: триста девиц, тридцать принцесс, девять девиц, выдающих себя за принцев, и почему-то один рыцарь.
— Я не знаю, о чём с ними разговаривать, — пожаловался дракон. — Может, надо было написать, что я люблю ещё и рыцарей?
— Напиши в интересах: «кулинария», — предложил бес.
Этим интересом дракон заработал четырёх поварих, но уже на следующий день обнаружил бегство одного бухгалтера, трех гномов и четырнадцати девиц.
— Почему?! — взвыл дракон.
Потеря была чувствительна. Он переживал убыль так, будто из его груды золота отчерпнули ведром и убежали.
— Потому что ты ничего не пишешь, — объяснил бес. — Блоги заводят, чтобы писать в них, читать в них, делиться награбленным и ходить на войнушки.
— Как всё сложно, — пробурчал дракон. — Недосуг мне посты писать — реал. Я сегодня как раз собирался украсть девицу.
— Укради и напиши об этом.
Дождавшись, пока дракон улетит, бес забрался в сеть под его паролем, зашёл к тысячнику Ланселоту и написал: «На последнем турнире ты фехтовал как говно». Потом зашёл к многотысячнику Мерлину и написал: «В последнем сражении ты колдовал как говно». Потом зашёл к Гвиневере и написал: «Видел тебя, пролетая над Камелотом. Срочно худей». Продублировал все записи в блоге. Повалился на кучу золота и стал плевать в потолок.
***
Девица куксилась и не хотела идти на контакт.
— Почеши мне спинку, — сказал дракон.
Девица фыркнула и отвернулась.
— Свари мне какао, — попросил дракон.
— Ещё чего! — буркнула девица, рассматривая ногти.
— А у меня блог есть, — робко сказал дракон.
Девица оживилась.
— Можно посмотреть?
Дракон зашёл в блог и протёр глаза. Полтыщи рыцарей, оруженосцев, слуг, землепашцев, принцесс, просто девиц и просто каких-то непонятных созданий подписались, чтобы полюбоваться на растерзание дракона. Тысячник Ланселот, многотысячник Мерлин и королева Гвиневера со всеми своими почитателями стояли лагерем в его блоге.
— Ой как много у тебя комментов! — удивилась девица. — Тебе не нравится Ланселот? По-моему, он душка.
— А по-моему, тушка, — мрачно сказал дракон.
Зашёл к Ланселоту и написал: «Извини, я не хотел тебя обидеть. Бес попутал. С людьми ты фехтуешь неплохо, может, даже хорошо. Хотя против дракона ты всё равно говно. Извини ещё раз, но это правда».
Потом написал Мерлину: «Извини, я не хотел тебя обидеть. Бес попутал. Среди людей ты крутой колдун, хотя против драконьей магии твоя всё равно говно. Извини ещё раз, но это правда».
Гвиневере написал: «Не худей. У тебя отличная попа, большая и мягкая. Драконы не собаки, на кости не бросаются».
— Вот и извинился, — благостно сказал он девице.
***
Последующая неделя выдалась напряжённой. Дракон не воровал принцесс, не бился с рыцарями, завалил вход камнем и написал на нём: «Улетел в Турцию». Девице выдал доску и мел: записывать прибыль и убыль читателей. Бес подсказывал ники сбежавших и остроумные реплики в адрес тысячника Ланселота, многотысячника Мерлина и королевы Гвиневеры со всеми их почитателями. К концу недели битва пошла на убыль. Зрители соскучились и начали разбегаться. С Ланселотом дракон помирился, Мерлин поставил его в игнор, Гвиневера встряла в дискуссию о диетах и пропала на восемнадцатом листе. На блог подписались пятьдесят четыре тролля, одиннадцать эльфов и один пикси, практикующий бякинг. Дракон и девица торжествовали.
Отдохнув, дракон написал репортаж о похищении девицы. Бес сделал рисунок уносимой в когтях девицы: дракон пышет огнём и машет крыльями, девица визжит, юбки реют по ветру, вид снизу.
— Мне не надо худеть! — сказала девица с гордостью.
Дракон радостно подсчитывал прибывших читателей. Зато от него отписался ещё один бухгалтер.
Дракон занервничал и написал пост про золото. На него подписались несколько гномов, царь Мидас и налоговые службы всех окрестных королевств. Отписалось полдюжины рыцарей-бессребреников. Дракон крякнул и выдал пост про особенности осады замка с воздуха. На дракона подписался один король, туча рыцарей и некто под ником Икар. Целый рой принцесс отписался. Дракон завыл и позвал на помощь девицу. Вдвоём они сваяли пост о тенденциях моды в грядущем сезоне. Подумав, дракон добавил рецепт рыцаря, тушёного в собственных латах. Отписалось несколько духовно богатых дев, один нервный рыцарь и сорок человек, внезапно оказавшихся вегетарианцами.
— А ты их прокляни, — посоветовал бес и заткнул пасть кисточкой хвоста, чтобы не рассмеяться вслух.
Дракон крякнул и записался в сообщества «Проклинаем вместе» (модератор Моргана) и «Вуду буду» (модератор Суббота).
Пост с грамотным, развёрнутым проклятием отписавшимся (до седьмого колена) вышел в топ. На дракона подписалось множество ведьм, тринадцать некромантов и сообщество «Великий Инквизитор» (модераторы Шпренгер и Инститорис). Отписалось сорок девять юзеров, все по разным мотивам.
Дракон перестал есть и осунулся. По ночам он плакал и звал маму: ему снились толпы незнакомых юзеров, которые подписывались на него и тут же отписывались, заливаясь сатанинским хохотом. Девица гладила его по голове и поила молоком.
На седьмую ночь она нашла в груде золотые ножницы и перерезала кабель. Вайфая в пещере не было.
***
Без блогов дракон ожил, поздоровел, занялся силовыми упражнениями — таскал овец и принцесс, сносил свою девицу в Турцию, и всё было хорошо, если бы не…
— Мне скучно, бес, — пожаловался дракон.
— Гм. — Бес задумался. — А ты не пробовал поучаствовать в литературном конкурсе?...

Посторожнее с обещаниями

cernos


Иван-Царевич бродил по лесу, выискивая стрелу.
- И где она, мать ее? Сюда же стрелял. В лес. Логичнее, конечно было выстрелить в поле, но там – подсолнух. Потом по подсолнухам носиться, искать... Нереально. Лучше в лесу.
- Не стрелу ищешь, добрый молодец? - голос лягушки был на удивление низким и мелодичным.
- Ее треклятую. Не падала тут?
- Вот она. Она?
- Она вроде. Похожа. Наконечник золотой... Понимаю, что глупо. Понимаю, что расточительно. Традиции, мать их... И жениться уже давно можно по-человечески. Так нет же... Стреляй, ищи... Нашел вот.
- В жены меня хочешь взять?
- Не хочу. Но придется. Слово дал. Где упадет стрела – там и женюсь.
- Женишься? Обещаешь? Точно? Обратку не дашь потом?
- Слово царевича! Падлой буду! Чего уж? Не первое поколение царевичей так женится. Кому больше везло, кому меньше. Чего там делать надо?
- Целуй меня.
- Фиии, жаба... Ну, чего уж там? Цалую...
БЗДЫЖШЬ! Поляну заволокло туманом... Из тумана шатаясь появился царевич.
- Фигассе! Ну где ты там, ненаглядная? Покажись мужу.
Из тумана вышел юноша. Странный какой-то. Женоподобный весь.
- Не понял. – удивился царевич – Пацан, ты тут царевну не видел?
- Недоросль... – жеманно захихикал юноша. – Самца лягушки отличить от самки не могут, а туда же – жениться. Дал слово – держи. Ты на мне жениться обещал, праативный...

Сирота Федот

goos

Когда Матрёна Гаврилинчиха отдала Богу душу, домовой Федот, живший за печкой, решил не задерживаться в хате. Делать там всё равно уже нечего. Никто уже не вселится в эту перекошенную глинобитную халупу, крытую прелой соломой. Похорон ждать он тоже не собирался – поп придёт с кадилом, икон понавешают, свечи церковные жечь начнут: какому домовому такое понравится.
Жаль было хозяйку, с которой душа в душу столько лет прожили, а перед тем с отцом её, а ещё раньше с дедом. Матрёна завсегда уваживала - то пирожок оставит на столе, то сала кусочек, то молока в стакане, а Федот за это в долгу не оставался – мог и двор подмести, и хоря от курей прогнать, и паутину в углу смахнуть. Да и всякую нечисть приблудную в дом не пускал. А теперь почувствовал себя совсем сиротой. Дом тоже умер вместе с хозяйкой.

Дождавшись, когда сядет солнце, поклонился лежащей на полу покойнице и вышел во двор. Потрепал по холке старого пса Букета, который тоже почуяв неладное, тихонько подвывал на взошедшую луну, оглядел в последний раз своё небогатое хозяйство и подался прочь.

Дойдя до края села, решил попрощаться с приятелем своим, домовиком Стёпкой, что у Макарченков хозяйничает, взобрался на крышу их дома и позвал в печную трубу.
- Кого это там носит? – недовольно отозвался Стёпка.
- Это я, Федот, проститься пришёл.
- Далеко собрался? – показалась из трубы бородатая голова.
- Померла моя Матрёна. Не знаю теперь, что делать. Пойду, куда глаза глядят, может, где пристроюсь.
- Да, брат, скоро все мы пойдём по миру. В селе осталось пять калек. Мой тоже на ладан дышит. А знаешь, что? Свояк мой, Трофимка, в город подался. Там, говорят, домов настроили, а нашего брата по пальцам перечесть можно. Найди его, может, пособит советом, подскажет, что и как. А там и я, глядишь, заявлюсь.
- Ну, пошёл я, пока роса не села.
- Давай, не унывай. Скатертью дорожка, сосед.

Федот спрыгнул вниз, и побрёл по нескошенной ещё ниве.
Если бы кто знающий, умыв глаза соком обоянь-травы, посмотрел, что это колышет колосья ячменные, то увидел бы бредущего старика с давно нечёсаной бородой, в стареньком армяке, лаптях и овчинной шапке. Но так как знающих сейчас и не сыщешь, то выглядело это, словно ветерок пробежал по полю.
Проходя мимо заросшего пруда, Федот перекинулся парой слов с водяником, примостившимся на перекошенной сиже. Тот пожаловался, что камыш совсем одолел, рыбы почти не осталось, русалки все растаяли и унёс их предрассветный ветер с лугов, а новых утопленниц вовек не дождёшься, потому, что купаться сюда никто не ходит. Домовой задерживаться не стал, а то, того и гляди, хозяин пруда схватит за ноги и утащит к себе на илистое дно, чтобы не было ему скучно одному.

До города Федот дошёл только к рассвету. День – не лучшее время для нежити, поэтому он забрался под мохнатые лапы ели и проспал до самого заката, улыбаясь во сне воспоминаниям о покинутом доме.

Город даже ночью горел огнями, и люди, вместо того, чтобы лечь вместе с солнышком, слонялись без дела под жёлтым светом фонарей. Дома, огромные, с бесчисленным количеством окон, и на дома похожи не были. И шумело всё. Не было той ночной глухой деревенской тишины, когда слышно даже малейшее шевеление воздуха.

Федот позаглядывал в окна: другие домовые не попадались, можно было смело селиться, облюбовать местечко в тёплом углу. Только вот неуютные были дома – слишком много света и звуков. У Матрёны всегда было тихо. Домовик любил сидеть за печкой и слушать, как шуршит юбкой и шлёпает босыми ногами по земляному полу хозяйка, как звенит посуда и трещат дрова, вдыхать запахи борща и пирогов. Ворчание Букета в будке, писк цыплят в закутке и шорох мышей в клуне были неотъемлемой частью уюта. Здесь же и говорили громко, и музыка звучала странная, и пахло в домах неаппетитно.
Домовик присел на скамейку и загрустил, сожалея о своём путешествии. Уж лучше, наверное, было бы нырнуть в омут к водяному – всё к дому ближе. А где Трофима искать? Как тут можно найти кого-нибудь?

- Что, дядько, опечалился? – раздался за спиной голос. – Заплутал, что ли?
На спинку скамейки запрыгнул большой рыжий кот, сел, обвернувшись хвостом.
- Ты ещё кто такой?
- А я вас знаю. Вы у Матрёны жили. Не узнаёте меня?
- Не припомню.
Кот спрыгнул на землю, три раза кувыркнулся через голову, и перед Федотом предстал мужичок, невысокого роста, рыжий, с лицом, усеянным веснушками. Присел рядом.
- Ну, что, теперь вспомнили?
- Вот, бесья душа, - воскликнул Федот, - Васька–окрутник! То-то я смотрю, пропал ты с села. Думал, собаки загрызли уже.
- Да, сейчас! Я сам кого хочешь, загрызу. Ушёл я с села. Что мне там, мышей ловить? А тут хорошо – живу в доме, сплю целый день на диване, кормят меня от пуза, за ушком чешут, блох травят. А ночью я уже сам по себе гуляю. В человека почти не оборачиваюсь. Котом оно как-то легче жить.
- Эх, измельчала нечесть, - вздохнул домовик. – Раньше, помню, ты всё чаще в волка окручивался, скотину рвал, да девиц душил, что дотемна загуляются возле леса. А сейчас вона как – кот, говоришь.
- А мне что? Я хозяев приучил, что ем только мясо, да чтоб ещё с кровью. А вы какими судьбами тут?
- Да вот, остался я сиротой. Ищу теперь, где пристроиться, но только мне всё не по душе. Мне бы Трофимку найти, может, он что подскажет. Не знаешь, случаем, где его найти?
- Как не знать? Сюда много наших перебралось. Даже ведьма Аниська, и та сюда съехала. Теперь к ней очереди, кабинет свой открыла – народный целитель и гадалка по совместительству. А к Трофиму свожу вас, здесь недалеко.
Васька снова кувыркнулся три раза и обратился котом. Пошагал важно, подняв трубой хвост и оглядываясь, не отстаёт ли Федот.

...Сергея Ивановича разбудил звонок в дверь. Часы показывали час ночи. Кого это там нелёгкая принесла. Сергей Иванович пошёл в коридор, спросонья тычась то в шкаф, то в дверной косяк. Посмотрел в глазок – никого. Наверное, молодёжь балуется, а может, приснилось. «Кто там?» - спросил на всякий случай. Никто не отозвался. Он вернулся в спальню, лёг, обнял спящую жену и тут же провалился в сон...

- Кого там черти носят? – недовольно спросил Трофим.
- Свои, - раздался из-за двери незнакомый голос.
- Я сейчас этим своим так наваляю, чтоб забыли сюда дорогу навеки. Пошёл прочь.
- Трофим, это Федот с Тихояровки.
- Не знаю никого. Вас только пусти, потом не выгонишь. Иди, откуда пришёл. Федот – обормот.
- Мне Стёпка, свояк твой, обещал, что ты поможешь. Говорил, что ты здесь освоился.
- Стёпка, говоришь. Ну, раз Стёпка, то заходи. Только смотри, это мой дом. Двоим тут хозяйничать нечего.

Федот прошёл сквозь дверь, попал в узкие длинные сени. Всё было чисто, и одежда нигде не висела. Только стены, двери, и зеркало. Ни тебе вёдер, лопат, граблей. Ни галош, ни фуфаек на гвоздях, вбитых в стену. И пахло странно – вроде цветами, но не живыми, не настоящими. Трофим был коротко стрижен, без бороды и одет в мягкий полосатый халат.
- Давай, в кухню проходи.
Трофим показал на одну из дверей.
Они зашли в небольшую комнату, совсем не похожую на те, что были у Матрёны. Чистая, с белыми стенами, с мебелью необычной. Ни тебе печи, ни тазов, ни кочерги с ухватом. И посуды не видно никакой. В углу гудел большой белый шкаф.
- Садись, - Трофим подвинул табурет, сел сам на другой.
- Что ты, Федот, сразу не сказал, что это ты. А то я думаю, что за Федот? Сколько лет не виделись. Какими судьбами?
- Да Матрёна моя окочурилась, вот я и решил пойти себе домик присмотреть.
- А меня сюда вместе с дедом Микитой привезли. Как стал он плох, так его дети в город забрали. Ну и я в машину запрыгнул, вот и приехал. Всё ж лучше со своими, чем бродяжничать потом. Микита недолго протянул, и помер месяца через три с непривычки к городу. А я задержался. Куда мне идти? Вот и живу тут.
- Ну, и как тебе тут?
- Да привык уже, но всё равно, тянет меня обратно. Только говорят, что и хата уже сгорела.
- Сгорела, точно, прошлым летом.
- Эх, тоска. Есть хочешь?
- Не отказался бы.
Трофим деловито стал накрывать на стол. Не открывая дверцу в белом гудящем шкафу, прямо запуская руку сквозь стенку, стал доставать оттуда банки, тарелки и кастрюльки.
- Никто мне ничего не оставляет на столе, потому что не верят в меня, - ворчал он, - вот, и приходится самому хозяйничать. Во, тут и бутылка есть. Отметим встречу? Так, что тут у нас? Тефтельки, селёдочка, салатик мой любимый, огурчики маринованные. Хлеб не забыть… Хлеб тут жуткий, то ли дело деревенский, из печи. Помнишь?
- Помню, помню. Совсем недавно ел.
- Ну, за встречу.

Домовые на самом деле едят не так, как люди. Оставишь ему пирог на столе, утром пирог и останется, но домовик сытый, за печкой пузо потирает. Люди знающие говорят, что то, что домовику оставил, есть нельзя, ни самому, ни скотине давать. Заболеть не заболеешь, но и пользы уже никакой от этой еды не будет. Еда, извлечённая из холодильника, как и водка, так в холодильнике и осталась, но в то же время, и стол накрыт. Смысл таких парадоксов людям не понять, а для домовых это настолько очевидно, что они даже не задумываются, как оно так происходит.

Выпили, захрустели огурцами. Трофим малость пожаловался на городскую жизнь, мол, трудно тут домовым. Работы никакой, разве что пыль стереть да цветы полить. А так хозяйства никакого. Одно радует – жильцы весь день на работе, занимайся чем хочешь – телевизор смотри, спи сколько влезет в мягких креслах, ешь чего хочешь. Только скучно, и не верят в него. Он уже и напоминал о себе – то одеяло ночью стащит со спящих, то крупу рассыплет на пол, то чашки переставит в другом порядке. А они как будто и не замечают. Пожмут плечами и всё. А без веры в неё любая нечисть начинает таять, бледнеть, сохнуть, и поговаривают, может совсем исчезнуть.

- Это уж точно, - подтвердил Федот, - слыхал я о таких случаях. Вон, лешие совсем перевелись. Леса теперь без присмотра, да и кикимор почти не осталось, а русалки и вовсе вывелись.
- А помнишь, как мы русалок гоняли по лугам? Как они визжали, и в рассыпную в реку. А меня бесята болотные однажды чуть не утянули. Еле отбился.
- А леший охотников стращал. Пантелея кривого совсем удушил за то, что медвежонка пристрелил. Давно это было. Ох, давно. А сейчас нас и не боятся совсем.
- Знаешь, как нас называют теперь? Барабашки! Придумают же такое. Знаешь, брат, я вот чувствую, что и со мной что-то неладное творится. Как-то неуютно мне порой, то кашель одолеет, то голова закружится, то ломает всего. Совсем без работы я засиделся.
- Я Василия-оборотня встретил. Тот вроде не жалуется.
- Все мы не жалуемся. Видал я его на днях. Шерсть плешью пошла, зуб выпал, и глаза мутные какие-то. Скоро, брат, все мы останемся только в сказках, которые никто и не читает уже. Дети хрень всякую по телевизору смотрят про придуманных героев, да про нечисть нерусскую. А своих не помнят и не уважают. И не боятся совсем.
- Не боятся, говоришь? – Федот после третьей рюмки совсем отошёл от тоски, а разговоры о незавидной участи нежити ввели его в состояние протеста. – А как ты посмотришь, если мы их напугаем? А?
- Да ну их.
- Я без твоего разрешения в твоём доме хозяйничать не могу. А то бы показал им, кто хозяин в доме.
Изрядно посоловевший Трофим злорадно улыбнулся.
- Давай, делай, что хочешь. А то и впрямь я сам в себя скоро верить перестану. Помню, раньше, если хозяин чем не угодит, так я его так ночью придушу, что на следующий день он у меня как шёлковый ходил.
Федот взял чашку с полки и швырнул в стену. Осколки звонко посыпались на пол.
- Ой, что это там? – послышалось из спальни.- Серёж, сходи, посмотри.
Почти сразу появился Сергей Иванович, потирая сонные глаза. Увидел на полу разбитую чашку. Долго крутил головой, пытаясь высчитать траекторию полёта, откуда и почему упала посуда.
Сидевшие за столом домовые с интересом наблюдали за озадаченным жильцом.
- Ну, что там? – в дверном проёме показалась жена.
- Да вот, чашка упала.
- Странно. Ладно, пойдём спать. Завтра уберём.
- Жанна, подожди, откуда она упала?
- Какая разница. Мне вставать рано. Идём.
- Говорю я тебе, что-то завелось у нас.
- Ага, завелось, прекрати, Серёжа, неужели ты веришь в эту чепуху? - Жанна повернулась, чтобы уйти и тут ей в спину полетела тефтеля, неожиданно появившаяся над пустым столом.
Тефтеля оставила на ночной рубашке сочное томатное пятно и плюхнулась на пол. Затем прямо в голову полетел кусок селёдки, и повис, зацепившись за локон.
- Ты что, дурак? – оглянулась жена.
- Это не я, - пробормотал побледневший от страха муж. И когда зависшая на мгновенье над столом, неизвестно откуда взявшаяся рюмка, полетела в стену, он закричал и оттолкнув жену, выбежал из кухни. Супруга недоумённо смотрела на кухонный стол. Вторая тефтеля попала ей прямо в лицо. Жанна завизжала и побежала, не переставая кричать, вслед за мужем.

Федот, смеялся, схватившись за живот, а Трофим даже не улыбнулся, сидел, уставившись в дверной проём.
- Ой, умора! – хохотал Федот. – Видал, как чухнули. А ты говоришь, не боятся! Будут теперь знать!
- Хреново, - сказал Трофим. – Завтра попа приведут. Будут квартиру святить.
- А тебе-то что? Попы нынче такие, что самих святить надо.
- Да не в том дело… Хотя, знаешь, немного полегчало, но всё равно, не поверили они в меня. Во что угодно поверили, но не в меня. Назовут это всё умными словами, как их…полтергецы, или как они там говорят. Я по телевизору видел.
Трофим взял на подоконнике какую-то чёрную штуковину и нажал а ней кнопку.
Висевший над стеной ящик внезапно засветился и заговорил. Трофим добавил громкость.

В глубине квартиры снова завизжала Жанна. Было слышно, как они наспех одеваются, и через пару минут хлопнула входная дверь.
- Ушли, - вздохнул Трофим. – А ну их, совсем. Не любил я их никогда. Деда любил, а этих… Где ты взялся на мою голову. Всё внутри перевернул. А может, спас ты меня. Так и завял бы я в этих хоромах. Давай, на посошок. И пойдём.
- Куда ты пойдёшь?
- Какая разница. Найдём что-нибудь. Есть ещё нормальные дома, со своим двором, с собакой в будке и огородом.

Они выпили и, не закусывая, вышли на улицу. Сергей Иванович и Жанна, перепуганные до полусмерти, закутанные в пледы, смотрели, задрав головы, на свои окна.
Домовые прошли мимо. Федот хотел отвесить пару пентюхов, но Трофим сдержал его.
- Ну, их, недостойны они.

Если бы кто знающий, протёр глаза соком обоянь-травы, то увидел бы двоих подвыпивших старичков, которые, обнявшись, брели по пустынной ночной улице. И услышал бы, как поют они хмельными голосами древнюю песню, наполненную неведомыми смертным печалями.
Но нет больше знающих, и язык песни давно забыт.

Пузыри Дородная дама далеко забальзаковского возраста, в тёмно-коричневом пальто с облезлым меховым воротником а-ля шанхайский барс и стригущий лишай, раздражённо махнула рукой и радужный мыльный пузырь, который так неосторожно позволил себе приблизиться на опасно близкое расстояние, лопнул. Дама недовольно посмотрела на источник безобразия. Им оказался мальчишка лет десяти, который, не обращая ни на кого внимания, самозабвенно выдувал пузыри в непосредственной близости от прилавка с чайниками к которому стремилась дама.

- Мальчик! Иди пускать пузыри в другое место! – визгливо потребовала потенциальная покупательница электрических чайников. – Безобразие! Куда только родители смотрят! Сначала нарожают, а потом бросают в магазинах где придется, и из них потом ворьё и алкаши вырастают! Даже не взглянув на обладательницу плешивого воротника, мальчонка сделал пару маленьких шагов в сторону и продолжил своё увлекательное занятие. Пузыри у него получались замечательные. Большие, переливающиеся всеми цветами радуги и долго не лопающиеся. Дама пробормотала себе под нос ещё пару сентенций по поводу потерянного поколения и, наконец, перенесла взгляд своих водянистых гляделок на следующую жертву своего внимания.

Продавец, прыщавый молодой парень с печатью тотального пофигизма на лице, обречённо вздохнул – он уже предчувствовал всю прелесть общения с этим воплощением порядка и дисциплины. - Послушайте… – дама пошамкала ртом, видимо подыскивая достаточно гуманную форму обращения к этому низшему существу с той стороны прилавка, но ничего цензурного не придумала и просто ткнула пальцем за спину парня и потребовала – Покажите вот этот чайник! Парень секунду подождал, потом медленно развернулся и глядел ряды полок, на которых стояло добрых полторы сотни представителей семейства чайников электрических обыкновенных.
- Какой именно? – лениво процедил парень, даже не глядя на даму.
- Вы, что слепой!? – взвизгнула дама, почуявшая наезд на её право потребителя и женщины. – Я же вам показала пальцем!

- Пальцем показывать неприлично – тихо пробормотал парень и взял первый попавшийся под руку агрегат. - Вы издеваетесь!? – ещё подняв на несколько тонов свой визгливый голос, дама до предела выпучила глаза и ещё раз ткнула указующим перстом в ряды бытовых приборов. Жест пропал зря, потому что продавец даже не оглянулся. Неторопливо водрузив первый чайник на своё место, парень потянулся за другим
- Это вы издеваетесь – тихонько бормотал он себе под нос – Цвет хоть бы назовите! Белый?
- Если вы считаете белым цвет своей рубашки, то нет! – дама влупила заряд ехидной картечи прямо в позвоночник продавцу. – Это скорее грязно белый или нестиранный белый!
- Возьмите тогда коричневый! – парень небрежно стряхнул прилипшие картечины и даже не изменился в голосе. – Самый раз под цвет ваших зубов…
- Всяко не в бордовую крапинку как ваше лицо! – моментально отозвалась дама. – Чёрный давай! Да не этот! Правее… Выше… левее, то есть правее… Вот этот!
Искомый агрегат наконец оказался на прилавке, а оппоненты обменялись злобными взглядами. Дама начала вертеть чайник в руках, заглядывая ему и в "глотку" и в нижнюю часть, тихо что-то бормотать и делать вид, что в состоянии прочитать расплывчатые иероглифы. Парень с тоской смотрел на эти бесполезные манипуляции, а потом выпалил:
- Девушки нет, вот они и не выводятся!
Дама подняла на парня удивлённый взгляд и потрясённо спросила:
- Кто не выводится!?
- Прыщи! – в отчаянии простонал парень.
Дама ещё несколько мгновений растерянно молчала, а потом тяжело вздохнула и махнула рукой:
- Молодой ещё! Будет у тебя ещё девки и много будет.
- Да кому я нужен!? – выпалил парень – Рожей не вышел, денег – кот больше наплачет, квартиры и машины нет…
- А я уже два года без мужика! – решительно прервала дама стенания парня.- Как муженек слёг с инсультом, так и не было. А с моим возрастом и не будет уже никогда…
Теперь парень замер с открытым от удивлением ртом.
- Да ладно уж, чё там… - дама поставила чайник на прилавок. – Этот возьму.
- Не надо! – парень оправился от шока и решительно схватил бытовой прибор. Но дама, как будто ждала подвоха и тут же вцепилась в несчастный агрегат со своей стороны.
- Это почему же то!?
- Дерьмо это!
- Как это? – от неожиданности она даже разжала руки и парень быстренько сунул неудачника на своё место.
- Это даже не Китай. Вообще левый агрегат, а сертификат поддельный.
Дама не поверила своим ушам и судорожно сглотнув дрожащим пальцем ткнула в другой чайник.
- А этот?
В этот раз парень чётко определил цель:
- Сгорит через неделю!
- А этот?
- Вода будет химией пахнуть!
- Этот?
- Провода гнилые!
- Этот?
- Протекает!
Дама потрясённо замолчала. Не ожидала она такой откровенности.
- Возьмите этот – парень нырнул под прилавок и достал нечто не очень презентабельное.
- Да он страшней, чем мой облезший воротник! – возмутилась дама.
- Зато дешевый и будет работать долго! – горячо проговорил парень и вдруг резко изменился в лице.
Приклеив на лицо судорожно-вежливую гримасу, к прилавку, припрыгивая от распиравшего его чувства гнева, мчался старший менеджер.
- Что ж ты творишь, недоумок!? – зашипел он на продавца – Мы так никогда ничего не продадим, если ты всяким идиотам будешь правду рассказывать!
- А надоело! – хотя немного робко, но запальчиво возразил парнишка. – Надоело врать!
- Ах, тебе надоело!? А ты думаешь, мне не надоело!? – манагер аж пританцовывал у прилавка. – Думаешь, я врать люблю!? Да мне это обрыдло уже всё! Товар – дерьмо! Продавцы ленивые! Уборщица лишний раз тряпку не выжмет. Пьяные грузчики роняют коробки на разгрузке. Зам директора своёго плямяша по блату завскладом устроил, а он ворует! А я потом недостачу должен расписывать по всем остальным! Мне это ОБРЫДЛО!
Рядом с прилавком потихоньку начали задерживаться удивлённые люди. А старший менеджер уже распалился настолько, что буквально кричал:
- Это что!? Чайник? Убери это убожество! Мадам! Я вам сейчас принесу настоящий немецкий чайник в дизайнерском исполнении и продам по цене отечественно брака. А разницу повешу на этого алкаша и ворюгу завскладом!
- Да ну, что вы! Не стоит! – мадам даже ухватила менеджера за рукав, дабы он не убежал за чудо-чайником. – Ну и зачем мне в не ремонтированной пятнадцать лет хрущёвской кухоньке дизайнерский чайник? Это я ж просто так к продавцу цеплялась. Хоть здесь пообщаться, а то и поговорить то мне не с кем…

- Тем более, мадам! – развернувшись к обалдевшему продавцу, старший менеджер решительно рубанул воздух рукой. – Весь брак на склад! Теперь будем продавать только качественный продукт! Надоело врать! - И мне надоело!
Увлёкшиеся своим разговором троица и не заметила, что их уже окружила плотная и многочисленная толпа людей.
- И мне надоело! – это басил невесть откуда взявшийся здесь толстый ГАИшник.- Надоело взятки брать! За человека ведь не считают! И правильно делают. Все берут и начальник мой тоже берёт! Совесть водкой заливаю до потери сознания! А поговорить-то и не с кем…
Одобрительный гул прокатился по толпе людей.
- А врачи, что лучше? – выкрикнул интеллигентного вида мужчина. – Я врач, я знаю! Вместо того, что бы лечить людей, мы специально их гоняем из кабинета в кабинет, чтобы заставить пациентов, как можно больше денег оставить в больнице… Надоело лицемерие!
- А я пью в одиночку…
-А я …
Толпа людей волновалась и шумела…

Маленький мальчик выдул последний мыльный пузырь, и тщательно закрыв баночку с раствором, сунул её в карман курточки. «А ведь действительно! – улыбнулся мальчонка – Если добавлять эликсир Правды – то пузыри дольше не лопаются!»
Он оглянулся по сторонам и направился в сторону косметического отдела…
«А завтра экскурсия в Кремль – подумал мальчонка - надо будет и там пузыри попускать…»

© Laputa

Анна Валерьевна умерла достаточно спокойно. Инсульт произошёл во сне, и потому проснулась она уже не у себя в кровати, а в просторной комнате с множеством других людей, как и она, ожидавших увидеть нечто иное. Потолкавшись среди народу и выяснив, что к чему и где, Анна Валерьевна протиснулась к большому справочному бюро, которое сначала направило её обратно в очередь, потом на выход, и только с третьего подхода (к вящему удовлетворению Анны Валерьевны, ибо и не таких бюрократов штурмом брали) операционист удосужился пробить её по базе данных и сообщил:
- Вот распечатка кармы, третий кабинет направо за левым углом - получите комплектацию. Потом подойдёте. Следующий!
Анна Валерьевна послушно взяла распечатку, ничего в ней не поняла и проследовала в указанном направлении.
- Карму давайте! - Анна Валерьевна подпрыгнула от неожиданности.
- К-карму?
- А вы можете дать что-то ещё? - Цинично поинтересовались за стойкой и буквально вырвали из рук Анны Валерьевны распечатку. - Так, карма у вас, скажем прямо, не ахти. Много с такой не навоюешь.
- Я не хочу воевать, - испуганно пролепетала Анна.
- Все вы так говорите. - Отмахнулись от неё и продолжили, - На ваше количество набранных баллов вы можете купить 138 земных лет человеческой жизни, 200 лет птичьей или лет 300 в виде дерева или камня. Советую камнем. Деревья, бывает, рубят.
- Сто тридцать восемь... - начала было Анна Валерьевна, но её опять перебили.
- Именно сто тридцать восемь лет стандартной и ничем не примечательной жизни, заурядной внешности и без каких-либо необычностей.
- А если с необычностями?... Это я так, на всякий случай... Уточняю...
- Ну, выбирайте сами. Необычностей много. Талант - 40 лет жизни, богатство - в зависимости от размера, брак, честно вам скажу, полжизни гробит. Дети лет по 15 отнимают... Вот вы детей хотите?
- Нет... То есть, да... Двоих... Нет, троих...
- Вы уж определитесь.
- Брак, троих детей, талант, богатство, и чтобы по миру путешествовать! - На едином дыхании выпалила Анна Валерьевна, лихорадочно вспоминая, чего ей ещё не хватало в той жизни, - и красоту!
- Губа не дура! - Хмыкнули из-за прилавка, - А теперь, уважаемая Анна Валерьевна, давайте посчитаем. Брак - это 64 года, остаётся 64. Трое детей - ещё минус 45. Остаётся 19. Талант, допустим, не мирового масштаба, так, регионального, ну, лет 20. А богатство - лет 20 минимум. Лучше надо было предыдущую жизнь жить, недонабрали лет.
- А вот... - Прикусила губу Анна Валерьевна, - если ничего...
- А если ничего, то 138 лет проживете одна в тесной квартирке, достаточной для одного человека, и при здоровом образе жизни в следующий раз хватит на побольше лет, - отбрили Анну Валерьевну.
- И ничего нельзя сделать?
- Ну, почему же? - Смягчились за прилавком, - Можем организовать вам трудное детство - тогда высвободится лет 10. Можно брак сделать поздним - тогда он не полжизни отхватит. Если развод - ещё кредит появится, а если муж сатрап, то авось и талант мирового масштаба сможем укомплектовать...
- Да это же грабеж!
- Свекровь-самодурка карму неплохо очищает. - Проигнорировали её возмущение и продолжили, - Можно вам добавить пьяного акушера и инвалидность с детства. А если пожелаете...
- Не пожелаю! - Анна Валерьевна попыталась взять в свои руки контроль над ситуацией, - Мне, пожалуйста, двоих детей, брак лет этак на 40 по текущему курсу, талант пусть региональный будет, ну и богатство, чтобы путешествовать, не больше.
- Все? Красоты вам не отсыпать? У вас ещё 50 лет осталось... Нет? Тогда комплектую... - Девушка за прилавком достала кружку и стала высыпать в неё порошки разных цветов, приговаривая себе под нос: "Брак сорокалетний, есть; дети - две штуки, есть; талант... талант... вот, пожалуй, так; деньги... сюда, а остальное от мужа еще... Все!"
Анна Валерьевна недоверчиво покосилась на полулитровую кружку, заполненную цветным песком, которую ей протянули из-за прилавка.
- А если, скажем, я талант не использую, я дольше проживу?
- Как вы проживете - это ваши проблемы. Заказ я вам упаковала, разбавите с водой и выпьете. Товары упакованы, возврату и обмену не подлежат! Если вы пальто купите и носить не будете - это уже ваши проблемы.
- А...
- Счет-фактура вам, уверяю, не пригодится.
- А...
- Да что вы все: "А" да "А"! Судьбу вы себе выбрали, предпосылки мы вам намешали, все остальное в ваших руках. Кулер за углом. Следующий!
Последнее, что успела подумать Анна Валерьевна перед собственными родами, было: "Вот вроде все с моего ведома и разрешения, а такое ощущение, что меня все-таки обдурили". Хотя нет, мимолётной искрой у неё в мозгу успела пронестись мысль о том, что ей интересно, как её назовут...

Голубые цветы

Матильда Шапиро

а далеком севере, среди бескрайних снегов и сверкающих льдов, в стране вечной зимы, жил был старый-старый медведь. Никто не мог сказать, сколько ему лет. Он был глубоким стариком, старожилом этих диких, пустынных мест. Его огромное богатырское тело было покрыто густой белой шерстью. Медведь был таким серебристым, что казался белее снега, белее стремительных льдин-облаков, даже белее огненного молока звездного млечного пути, раскинувшегося во тьме бездонной, полярной ночи. Эта белизна была свидетелем долгих лет его жизни и многих переживаний, выпавших на суровую долю медведя. Седина осталась единственной наградой, укутавшей тело старика благородным серебром.
Медведь жил между двух огромных льдин, вставших как крыша хрустального дворца и превратившихся в его уютную берлогу. Лед стал его настоящим домом, где он пробыл множество долгих, долгих лет. Ничто не прерывало его уединения, ничто не нарушало спокойствия заслуженной старости. На это добровольное заточение его обрекло безжалостное время, оставив его в этом суровом мире совсем одного. Старик не роптал. Давным, давно он перестал замечать жизнь, кипящую вокруг него. Для медведя все в этом мире закончилось и пролетело, как снежная поземка. Смысл своей собственной жизни ему был неясен и безразличен, а чувство досады давно выветрилось из его нелегких дум. Такое часто случается с одинокими, потерянными стариками. Годы его жизни пролетели бесконечной чередой радостей и огорчений, минутами счастья и всплесками боли и потерь. Давным-давно ушла в мир холодного безмолвия его любимая и единственная медведица. Ушли во взрослую жизнь медвежата, а после и медвежата его медвежат. Всех его друзей и близких забрало время, но он до сих пор остался сильным и мужественным, грудью встречая препятствия и беды. Уделом всей его жизни было скитание долгими днями и бесконечными ночами по снежным равнинам и торосам преодолевая вьюгу и ветер, остерегаясь ледяных расщелин и опасных полыней. Огромная страна ледяных пустынь, в которой жил медведь, кончалась у великого моря. Границей этих миров был изменчивыйберег, где беспрестанно шла война воды и льда. Здесь на этой хрупком “конце света” огромные белые скалы порой вырастали буквально на глазах. Беспощадный ветер, поднимая огромные волны, размером в тысячу медведей, с неистовой силой отрывал льдины от берега и колол их как тонкое стекло. Но море могло быть и добрым, даже игривым и ласковым, и тогда берег нарастал молодым припоем, таким прозрачным, что сквозь него были видны чудеса подводного царства, на которые с удивлением взирали жители ледяной страны. Эта стихия всегда была для них добрым кормильцем, так трепетно заботящимся о каждом существе. Море было гораздо старше самого белого медведя. Оно было еще при его отце. Даже его дед, когда он был шаловливым медвежонком, рассказывал ему о том, как оно с незапамятных времен кормило всех жителей полярной страны вкусной рыбой, дарило им радость купания в его водах и баюкало легким шелестом своих волн. Только здесь можно было встретить тюленя, столь вкусную и редкую добычу в этих местах. Медведи знали, что море может быть добрым, но порой и опасным, они знали, когда нужно держаться от него подальше. Когда шумела буря, ветер ревел так сильно и страшно, что даже мужественные сердца медведей сжимались от ужаса перед огромной силой этой неистовой стихии, столь похожей на огромное и свирепое живое существо.
Однажды утром, время не оставило нам свидетельств когда это произошло, наш старый медведь, как обычно, пошел к краю льдов, туда, где кончался белый мир и начиналось великое море. Досыта наевшись рыбы и вернувшись обратно, старик, раздобревший и довольный, лег у входа своей берлоги. Был день. Длинный, длинный, полярный день. Солнце стояло на месте у самого горизонта, и его теплые золотые лучики играли на снегу, переливаясь всеми цветами радуги. Медведь не спал, он любовался красотой снега и солнца, их чудной и забавной игрой. Легкая поземка едва шелестела вокруг старика, загораясь фейерверком огоньков, тая прямо у носа, от его теплого дыхания. Потихоньку дрёма смежила уставшие глаза белого великана, и перед его мысленным взором побежали картины жизни уже давно минувших дней. Внезапно что-то прервало спокойное течение мысли сытого, задремавшего медведя. Нет, он не стал открывать глаза, не стал вскакивать и озираться, так как ничто не могло напугать его, он был здесь настоящим хозяином. Поэтому он только чуть, чуть приподнял веко и взглянул на снежную равнину, раскинувшуюся перед его ледяной берлогой. Сначала ничто не привлекло его внимания, но затем, приглядевшись к ярко блестевшему на солнце снегу, он увидел серо-белый комок перьев, появившийсянедалеко от него. Этот комочек вдавился глубоко в снег и был почти не виден. Старик, не вставая с места, попытался повнимательней рассмотреть нового пришельца и, в конце концов, уловил в комке сходные черты с морской чайкой – бакланом. Он снова смежил веки и отдался теплому чувству сытости и солнечного света. Заснуть он не смог. В его душе проснулось беспокойство, оно маленьким острым уголком начало царапать его могучее и суровое сердце. “Надо бы посмотреть, что там с этой бедолагой”, – пронеслось в голове нашего героя: “а вдруг он замерз…?” Мысль не успела закончиться, как медведь резким движением поднялся, как бы вырвавшись из оков умиротворения и сна. В этом движении было что-то совсем новое и необычное для могучего хищника, раньше он так никогда бы не поступил. Какое ему дело до баклана? В лучшем случае ему пришла бы мысль съесть птицу и только. Но, чтобы пожалеть?! Может это старость и близость смерти? Медведь подошел к растерзанному тельцу птицы, беспомощно свернувшейся жалким комком в пушистом снегу. Было видно, что чайка упала в снег с большой высоты, по-видимому, устав до потери сознания. “Замерзла”, – подумал медведь. Он повалился всей своей тушей в снег, рядом с маленьким путешественником, обняв его своей могучей лапой. Мохнатый зверь стал облизывать своим горячим языком замерзшую птицу, чтобы она поскорее согрелась. Прошел час, птица ожила и, увидев медведя, в страхе сжалась еще сильнее, даже не пытаясь защититься. Старик почувствовал прилив теплой волны трепета давно неведомых ему чувств. Это был трепет счастья, ведь он спас жизнь! Он поднялся со снега и нежно, чтобы не поранить баклана взял его в пасть, зажав между острыми белыми клыками, и понес в берлогу, тихо и очень аккуратно переступая лапами по снегу. Дома медведь положил баклана на снег в угол. В берлоге было тепло, здесь не дул пронизывающий ветер, поэтому чайка быстро согрелась, усевшись на свои розовые лапки. Тем временем хозяин вышел из берлоги и, не сказав ни слова, куда-то ушел. Чайка подумала, что хуже уже не будет, и решила остаться у медведя в берлоге, к тому же она давно не ела и изрядно обессилела. Птица даже не понимала, жива она или все это плод ее предсмертной фантазии. Снаружи раздались мягкие шаги огромных лап, потом на снег у входа в берлогу легла тень гиганта, и внутрь вошел наш старый приятель, полярный медведь-великан. Баклан никогда не видел таких огромных зверей. Это был истинный богатырь, весь седой, с кудлатой, длинной шерстью. В пасти он держал большую рыбину, еще бившую в воздухе хвостом. Косолапый подошел к баклану и положил рыбу рядом с ним. “Ешь”, - коротко сказал он птице. Чайка, не смотря на испуг, схватила рыбу и быстро ее проглотила, она была очень голодна. Медведь, тем временем, широко зевнул и лег на бок у входа, закрыв глаза. Баклан, уяснив, что ничто ему не угрожает, свернулся в клубок, подвернул под крыло голову и тут же забылся тревожным, но беспробудным сном.
Следующим утром хозяин проснулся рано и вновь пошел к морю за едой, надо было накормить своего постояльца. Он не торопясь искупался. Вода была мягкой и нежной, она с легкостью приняла в себя мохнатого мишку. Насытясь рыбой, он поймал большую, жирную сельдь для баклана. Выбравшись на лед, он отряхнулся, подняв целый фейерверк сверкающих морозных брызг, звонкими бриллиантами разлетевшимися во все стороны. Переваливаясь, он побежал домой, к своему новому другу. Когда медведь вошел в берлогу, птица уже не спала. Баклан, забившись в угол берлоги, спросил: “Почему ты не съел меня?” Медведь, положив перед ним рыбу и усевшись на задние лапы, помотал головой и честно ответил: “Сам не знаю. Жалко стало тебя. Так вот ... и получилось...” Чайка быстро, давясь, с жадностью съела вкусную, жирную рыбу и, заев ее снегом, от души поблагодарила доброго старика. “От чего ты так обессилел?” - спросил медведь птицу. “Сначала отбился от стаи, потом попал в пургу, а после меня ветром оторвало и унесло от моря, а там без еды долго не протянешь. Силенок не рассчитал....” - у баклана перехватило горло, он вспомнил недавнюю борьбу за свою жизнь - “Вот и рухнул как камень. Спасибо тебе. Иначе я бы погиб. До сих пор не понимаю, жив ли я?” “Жив”, – коротко подчеркнул медведь. Немного помолчав, затем добавил: “Впрочем, я тебя не держу, лети. Как только вы, птицы, летаете? Куда стремитесь, не понимаю. Зачем вам эта суета. Вот я живу здесь уже очень давно и вполне доволен. Есть рыба, есть теплая берлога, горячее солнце, снег, красивее которого ничего нет на свете, мягкое море, все как у всех. Что еще надо, не понимаю?” Баклан задумался над словами доброго медведя и ответ сам вырвался прямо из его маленького, пылкого сердечка: “Нет, медведь. Есть к чему лететь и стремиться! Как много есть в мире удивительных и красивейших мест, так радующих нас, заставляющих нас не смотря ни на что, стремиться к ним, порой рискуя своей собственной жизнью, преодолевая множество препятствий и затруднений. Видеть красоту этого мира, это значит воспевать его доброту и любовь – вот наша цель!” “Ну и что же это за цель, что за чудеса?”, - спокойно спросил медведь, - “Я давно живу, многое видел и испытал, что может быть еще кроме этой жизни, этих вечных снегов, этого неба с гроздьями переливающихся звезд?” Баклан даже растерялся. Он вдруг понял, что медведь нигде не был, он никогда не видел земли, живой весны, зеленого лета, цветов, деревьев и всего богатства природы этого бесконечного и бескрайнего мира. Он потерялся от того многого, что хотелось сказать старику. Поэтому, вначале, он ничего не промолвил. Умерив добрый порыв, своей души и сердца он начал с самого, на его взгляд, важного: “Дружище, мне можно так тебя называть?” Медведь молча кивнул мохнатой головой. “Так вот”, - продолжил баклан, - “там, за морем….” Глаза великана широко раскрылись. “Да, да, за морем”, - повторила птица, - “есть земля, и за снежной равниной тоже есть земля. Когда приходит весна, солнце начинает греть сильнее и сильнее, так сильно, что снег тает и из-под него выходит сама живая земля, это такая теплая, рыхлая, пряная, ароматная и опьяняющая...”, - птица задохнулась в порыве восторженного трепета, брызнувшего слезами из ее глаз. “И на ней, прямо из-под снега вырастают огромные, огромные, душистые цветы. Голубые, голубые, как небо, как воздух, как море, как все сразу! Они живые, совершенно живые! Эти первые цветы пахнут солнцем и землей, они опьяняют своей свежестью и ароматом, и когда дует теплый ветерок, они звенят на все лады, как серебряные сердечки-колокольчики. Динь-дон, динь-дон, динь, динь...” У чайки вновь перехватило горло от волнения, и она замолчала, захлебнувшись порывом непередаваемого умиления. “А после, из-под снега появляется зеленая трава, она шелковистая и удивительно нежная. Она ласкает всех нас, переливаясь на солнце от изумрудного до бархатисто-зеленого цвета, как бы вторя порывам весеннего ветра, а цветы радостно поют вокруг, заливаясь на все голоса. Вот это и есть прекрасная жизнь, это сама благодать, сама любовь! Разве это не счастье, разве не стоит рискнуть своей жизнью, чтобы хоть раз увидеть эту красоту? Почувствовать пробуждение жизни, еще раз увидеть весну, вновь стать вечно молодым! В чем смысл жизни, если не в красоте, любви и в вечной молодости? Видеть ее, вдыхать ее, стремиться к ней не смотря ни на что. Я так вижу свою жизнь. Не знаю как ты, но для меня жизнь это стремление к познанию и сочувствию всему миру, стремление вместить все его красоты, возвыситься до самих облаков и петь песни этой бесконечно красивой Земле всем своим сердцем, всей своей душой! Для всех тех, кто слышит меня!”
Чайка остановилась, она увидела, что медведь о чем-то задумался и уже не слушает ее. Старик заснул, ему снились голубые цветы, целое море цветов, они разговаривали с ним и желали ему счастья, а он снова был маленьким медвежонком и счастливо бегал от цветка к цветку, подпевая их радостному перезвону. Когда медведь проснулся, был уже вечер. Как он определил? Это можно узнать только у него, ведь он был старожилом этих мест. Баклана в берлоге не оказалось. Медведь огорчился: “Наверняка улетел! Да и что ему тут со мной делать?” Слезы хлынули из глаз старика, как будто пропало что-то самое дорогое. Такого с ним никогда раньше не было. Он вышел из своего дома под лучи вечного солнца и вдруг увидел у входа большую рыбину, она еще была живой, а рядом сидела чайка, скромно потупившись на свою лапу. “Дружище, я решил тебя подкормить, ты не против?” - спросил баклан. Медведь оторопел. Он снова обрел друга! И эта благодарность...?! Он не нашелся что ответить и просто снова заплакал, но это были слезы счастья и радости. Ему даже показалось, что в воздухе, что-то зазвенело, что-то очень голубое и далекое. Так нашли друг друга два сердца, так слились души друзей. Любовь и радость, счастье и взаимопонимание заполнили на мгновение их жизнь. “Спасибо,” - ответил медведь: “Ты...,” - он помолчал, “...Друг! Какие у тебя планы? Ведь тебе надо лететь, скоро наступит полярная ночь и тогда даже я не спасу тебя от сильных морозов.” Баклан расправил крылья и, взлетев на медведя, уткнулся клювом ему в загривок. “Не взыщи, друг, я действительно полечу. Но я буду помнить о тебе всегда, ты будешь жить в моем сердце. Я расскажу о тебе всем птицам, чтобы они знали, что даже белые медведи могут быть добрыми, и могут быть друзьями чаек! Прощай, дружище! Прощай!” - горячо и взволнованно пропела чайка. Птица, взмахнув огромными крыльями, оторвалась от медведя и описав в воздухе широкий круг прощания, помахала крылом, устремившись на встречу огромному желтому солнцу. Понемногу ее силуэт превратился в маленькую темную точку и после окончательно растаял в лавине красного солнечного огня.
Медведь был счастлив. Что-то новое пришло в его жизнь под самый ее конец. Он стоял еще очень долго, подняв свою морду вверх, глаза его слезились, толи от яркого солнца, толи от старости, толи от чувств бушующих в его груди, обжигающих его душу и заполняющих его сердце. Но всему приходит конец, и косолапый собрался в берлогу. Он долго ворочался, прислушивался и постанывал. Наконец он уснул счастливым, но полным тревог, сном. Ему снова снились голубые цветы, и счастье красоты и света заполняло его могучее сердце, слезы лились и лились из его плотно закрытых глаз на могучие когтистые лапы. Старик проснулся рано. Он устал от сна, от себя, от жизни, что-то сильно томило и заботило его. Он вышел из берлоги и огни солнца заиграли на снегу в веселую чехарду солнечных зайчиков. Нет, он был не болен. Медведь чувствовал себя бодро и уверенно. Его душа пела о красоте этого мира, полного света, тепла и природной гармонии. И все же где-то были цветы...! Медведь думал о них, идя к морю завтракать: “Что же такое красота, где ее предел, почему так бьется сердце при мысли о ней?” Вот какие вопросы теснили грудь гиганта. В его косматой голове мелькнула странная мысль: “А что, если я пойду по дороге на встречу солнцу? Я дойду до этих чудных голубых цветов, увижу землю, покрытую шелковистой, изумрудной травой? Что мне терять? Я уже стар и меня скоро ждет смерть, так увижу хотя бы еще немного, порадуюсь этому счастью, дам свет красоты этого мира своему усталому сердцу. Много горя видело оно в моей жизни, так пусть хоть умрет, если не в спокойствии, так от радости красоты, от этой вечной юности.” Так думал медведь и снова слезы катились из его глаз, падая горячими дробинками в холодный снег. Почему счастье это всегда боль? Кто знает! Следующим утром старик окинул свою берлогу прощальным взглядом. Немного постоял и, развернувшись к солнцу, бодрой рысцой побежал вперед, не оглядываясь назад и не смотря по сторонам. Ему нечего было терять, и не с кем было прощаться. Старик знал, что ждало его впереди, но неистово жаждал заветной цели, которая так звала и манила его.
Много дней шел полярный медведь по снежной пустыне, его уставшее тело очень исхудало. Он давно уже не бежал, а неторопливо шел. Однажды, перепрыгивая через ледяной торос, старик оступился и, рухнув на острые льдины, сильно ушиб правое плечо и поранил левую переднюю лапу. Кровь горячим, алым потоком выплеснулась на снег, но наш герой даже не заметил этого несчастья, потому что безгранично было его стремление к своей заветной мечте. Многие старики часто не чувствуют боли, физическая боль для них ничто по сравнению с теми переживаниями и утратами, которые были в их не легкой, но порой радостной жизни. Ведь достойный удел героев это мужество и вечность. Жизнь утекала из медведя капля за каплей, но он как будто не замечал этого. Казалось, что он блажен, а может быть бессмертен...?! Великая цель его пути давала ему нескончаемые силы, а сила и красота, пробудившейся земли, питала его не молодое сердце живительной энергией. Сколько прошло дней никто не знает, но путь его был велик и опасен. Это живое творчество подвига даже ради себя, ради тех, кого он знал, память которых жила в нем, давали ему неиссякаемые силы и медведь дошел до своей цели, до неведомой и очень далекой земли.
Первыми, кто встретил его, были маленькие птички. Медведь не знал, как их зовут, но уже издалека он догадался, что приближается то, к чему он стремился, и все в нем запело, затрепетало и загорелось огнем непередаваемой любви и радости. Старик размашистыми скачками полетел вперед. Снег проваливался под огромными, когтистыми лапами, он был мокрый и липкий, тяжелыми культями свисая с брюха изможденного зверя.

Художник К. Крылова В воздухе что-то упоительно благоухало, затуманивая уставший рассудок старика. Он взошел на холм и вдруг внизу, прямо перед ним, раскинулась бескрайняя равнина. Огромная чаша Земли раскрыла ему свои губы в отеческом и материнском поцелуе. Она была такая зеленая, что медведь даже растерялся. Он никогда не видел столько цвета: сочного, теплого, радостного и такого глубокого! Это было само счастье! Вот она красота, красота самой жизни! У него не было слов, чтобы описать свои чувства и ощущения, в нем все звенело, гудело и пело! Мысли пропали, было только счастье озарения, счастье любви и красоты! Кубарем белого меха скатился он вниз и головки голубых цветов звонили ему: “Наш герой! Наш герой! Он пришел ради нас! Спасибо, спасибо! Мы любим тебя!” И этот звон и запах, и веселье переполнили душу медведя, и его сердце, начав биться в унисон со звоном цветов, расцвело радостью, юностью и красотой! За одно маленькое, крохотное мгновение он услышал Вечность и стал ее частью, они полюбили друг друга! Медведь на бегу рухнул на поляну. Он упал как подкошенный, силы оставили его. Душа старика вырвалась из старого, избитого тела и запела песню красоты, любви и подвига, песню вечной радости и веры, песню вечной молодости, слившись в единую бесконечную мелодию жизни с цветами, травой, землей, солнцем и бескрайней вселенной, освещая его мужеством радость жизни всех, всех чаек и медведей!

Сказка для двоих

Татьяна Ионина
Их было двое - Он и Она. Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем, самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых.
Они были счастливыми, потому что были Вдвоем, а это гораздо лучше, чем быть по одному.
Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам, строил дом, чтобы Ей было где жить. И все говорили: "Еще бы, как его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!" А они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной.
Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом, чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!" А они только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет.
Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили: "Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь они были Вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Ее тайной.
И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?" Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной.
Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: "Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь нового?" А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь Двое, а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было их тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо.

Котёнок и дракон

Темной ночью Дракон опустился на лугу недалеко от стен дворца. Здесь по утрам выгуливали принцесс, и он намеревался завтра раздобыть себе новое домашнее животное. Найдя место, где трава была повыше и погуще, Дракон распластался на земле, подобрал крылья и приготовился ждать.
"Это хорошо, что я зеленый и плоский, - подумал он,- пока не нападу, никто меня и не заметит. Сами принцессы-то не кусаются, но у самцов, которые их сопровождают, очень неприятные жала."

И в этот момент кто-то ударил Дракона по морде. Совсем слабо, но весьма решительно. Дракон скосил глаза, пригляделся и увидел у себя под носом котенка. Котенок стоял, растопырив тощие лапки, выгнув спину горбом и распушив хвост; от этого он казался вдвое больше. И это хорошо, потому что иначе Дракон бы его даже не увидел. - Ты чего? - удивился Дракон.
- Ничего,- ответил Котенок.- Я охочусь.
- На кого?
- На тебя.
Дракон моргнул, а Котенок важно объяснил:
- От вон той березы и до забора - мои охотничьи угодья. Раз ты сюда залетел - ты моя добыча.
- Да неужели?- усомнился Дракон.
- Точно-точно!- Котенок прыгнул вперед и накрыл лапками палец Дракона.- Я тебя поймал, теперь ты мой!
- И что ты будешь со мной делать?- Дракон заинтересованно склонил голову набок.- Съешь?

Котенок задумался. - Нет. Не хочу я тебя есть. Ты красивый.
- А что хочешь?- спросил польщенный Дракон.
- Играть хочу. В кошки-мышки. Я буду кошкой, а ты - мышкой.
Дракон сел на хвост и озадаченно почесал лапой за ухом.
- Малыш, ты какой-то ненормальный. Я же Дракон! Ты меня должен бояться!
- Я никому ничего не должен!- вскинул мордочку Котенок.- Мы, кошки, делаем только то, что хотим. А я хочу играть.
- А больше ты ничего не хочешь?- прищурился Дракон.
- Хочу, конечно!- отозвался Котенок.- Я еще хочу, чтобы мне почесывали брюшко, поили меня молоком и катали на спине.

Дракон покосился в ту сторону, где громоздились в темноте башни королевского замка. "Да ну ее нафиг, эту принцессу!"- подумал он
- Ладно, - кивнул Дракон Котенку, который уже пристроился тереться мордочкой о драконью лапу, и бережно подхватил его когтем под брюшко.- Хочешь жить у меня?
- А ты будешь со мной играть?
- Буду. И молоком поить, и брюшко почесывать.
- Я согласен,- важно кивнул Котенок и вскарабкался Дракону на спину.
- Все-таки хорошо, что я тебя не съел!