Сказка, рассказанная ночью

БИБЛИОТЕКА СКАЗОК<клик>
(самые сатирические сказки)

«НОВЫЙ РУССКИЙ» КОЛОБОК

Сказка - ложь, и без намёка,
Надувательство, обман.
Съеден ли был Колобок, а,
Злой Лисой? - Держи карман!

Зачерствел, пока катился
По лесам, и по долам.
Загорел и закалился,
Колобок, стал, как скала.

Хоть, доверчив был, отчасти,
И на нос забрался сам -
Не принёс хитрюге счастья -
Обеззубела Лиса.

С лет тех давних, легендарных,
Колобок живёт в Москве.
Служит он в хлебопекарне,
Рядом с булочной, где сквер.

Он проводит вечерами
С малолетками досуг.
Кстати, завтра в их программе -
Навестить в лесу Лису.

Любит игры с малышами,
Собирает их в отряд.
Он - пловец, гребя ушами,
Сдал недавно на разряд.

По субботам на работу
Катит в цирк наш Колобок.
В «Клоунаде Обормотов»
Он смешит детей, как лох.

Бутафорские ботинки,
Размалёвано лицо.
На арене он, то – «Дринкинс»,
То - «Лошарик», то – «Кацо».

В отпуск едет к бабе с дедом,
От которых убежал…
Сказка-ложь, на грани бреда?
Не поверили?
А жаль!

-----------------©Silvester

«Гигиеническая сказка»

Сон приснился беспокойный, сущий ужас - вот, дела!
Пот холодный стёр рукою я с болезного чела.
С перепою не такое может в голову прийти.
Оле с именем Лукойе жутче сказки не сплести.

Тридцать три мурла средь ночи с моря вылезли на брег,
Кажется в районе Сочи, с ними дядька Барабек -
Робин-Бобин, что захавал сразу сорок человек,
И корову и быка, и банальную синицу,
Что привыкла с кандачка, тырить внаглую пшеницу,
Что в чулане в доме Джека для питания хранится.

В доме этом вечно горе, не везёт дурной Федоре,
С головой она в раздоре, что ни день - опять "нью-стори".
От немыслимой чумички убегают одеяла,
И кухонная посуда, что годами не сияла,
И старинный медный таз, и свалявшийся матрас.

Впав от ужаса в экстаз, закричал: "Карабарас!" -
Бригадир мочалок банных - легендарный Мойдодыр -
Умывальник, только странный - в мыле весь, но без воды.
Лень бывает умываться по утрам и вечерам?
Шерлок Холмс и доктор Ватсон пригрозят вам: "Стыд и срам!" -
"Больше грязи - шире морда!" - вы промолвите в ответ,
Отойдя в сторонку гордо. Но спастись, надежды нет.

Дог из псарни Баскервиллей вас отправит на тот свет -
Ярче фар автомобиля чудища горят глаза.
Басню в детстве не любили "Муравей и Стрекоза"?
Лето красное пропели, слоем грязи заросли!
Ах, у дуба, ох, у ели, пили-ели, ой-лю-ли...
Чистота - залог здоровья! Сей незыблем постулат.
И не хмурьте ваши брови, будто Понтий вы - Пилат.

Был грязнулей Буратино - это достоверный факт.
И красавица Мальвина схлопотать могла инфаркт,
Кабы белоснежный пудель не отвёл чмыря в чулан.
И пример не стоит, люди, с Буратино брать - болван.
Это ж надо умудриться сольдо в землю закопать!
Кот с Лисою, гопца-дрица, накололи дурака.
В сказках лжи порядком, братцы, но и правды в них - гора...
"Надо, надо умываться, по утрам и вечерам!!!"

------------------------------------------©Silvester

Тутанхамон.
Сказка для взрослых
Алексей Чикин

Бог создал три чудных дачи:
Сочи, Гагры, Магдагачи,
А в придачу к ним три зла:
Бабу, чёрта и козла…

Так про эти три персоны
До сих пор народ трезвонит
Сказок, басен про чертей
Не прочесть за тыщу дней.
Про козлиное упрямство,
Да про бабское ведьмянство -
Тож немало сказок есть -
За всю жизнь не перечесть.

А про истинные свойства,
Взять хоть женское геройство,
Мало кто у нас писал,
Ну, Некрасов восхвалял:
Дескать, баба – это сила!
Сено, мол, косой косила,
И на спор (где мужику?)
Лошадь сдержит на скаку.
В избу влезет при пожаре,
В морду врежет на базаре,
На работе – конь и бык,
Дома – баба и мужик.

Мы ж поведаем былину,
Как в несчастную годину
Девка жертву принесла
И от рабства нас спасла.
Не лошадка Сивка-Бурка,
А доярка наша – Нюрка…
Честь и слава ей вовек…
Слушай, добрый человек.

***********************

За морями, за лесами,
За высокими горами,
Жил был царь Тутанхамон –
Египтянский фараон.
В стороне той басурманской,
На земле на африканской,
Долго правил удалец,
Да всему один конец…

Сердце как-то прищемило –
Видно старость наступила,
И пришлось царю признать,
Что придётся умирать!
Вот забота, так забота –
Помирать-то неохота.
Что тут делать? Как тут быть?
Как бы смертушку избыть?
Съел орешков он толчёных,
Да велел позвать учёных –
Звездочётов и жрецов,
Всех умнейших мудрецов.

В золотом огромном зале
Всех алхимиков собрали,
Духовенство и волхвов,
Молодых и стариков.
Каждый думает: «О, Боже!
Совещанье? Не похоже…
Пир? Беседа? Не пойму…
Иль отправят в Колыму»?!

Но безмолвно и смиренно
Опустились на колена,
В хладный пол уставясь лбом,
Пред своим государём.
Фараон на трон выходит,
Грозным взором всех обводит,
Словно обвиняя их,
Академиков своих:

– Я собрал вас не от скуки –
Вам подвластны все науки,
А над вами властен я,
Вот задача вам моя:
Сделать так, чтоб жил я вечно,
Правил миром бесконечно,
Никогда бы не болел,
Молодел, а не старел.
Вам три дня даётся сроку…
Коли в вас не будет проку –
Не покинете дворец,
Здесь найдёте свой конец.

Фараон сверкнул очами,
И исчезнул за дверями…
Наступила тишина,
Но сменилася она
Плачем, стоном, визгом, воем,
Через сутки – мордобоем…
Каждый предлагал своё
Наилучшее зельё.

****************

Третьи сутки истекают,
Страсти, вопли утихают,
И не знает ворожба,
Что готовит всем судьба.
Наступает час расплаты:
Растворяются палаты –
Входит царь Тутанхамон…
Ждёт ответа фараон.
Тут с дрожащими руками,
Перед грозными очами,
Встал с коленей главный жрец,
Видно, смелый был мудрец:

– О, великий царь планеты,
Не решить задачи этой
Ни волхву и ни жрецу,
Никакому мудрецу.
Создал бог земное царство,
И от смерти нет лекарства,
Каждый должен умирать
И потомство оставлять.

Если б кто секрет дознался,
То никто бы не боялся
Наказаний и смертей,
Фараонов и царей.
С богом спорить нам опасно,
Смерть науке не подвластна,
Но, великий господин,
Всё же выход есть один.

Можем смерть твою отсрочить,
Надо только среди ночи
По науке усыпить,
В саркофаге засмолить,
Глубоко зарыть в могиле…
В чистом плотном жёлтом иле
Будешь спать ты тыщу лет –
Вариантов больше нет.

И однажды, в день осенний,
В дни великих потрясений,
Суждено тебе восстать,
Если будет целовать
Целомудренная дева,
(Как в раю Адама Ева)
Твои бледные уста.
Вот тогда ты сможешь встать,

Снова жить и бога славить,
Новым царством славно править,
Ты воскреснешь, но с тобой
Вновь воскреснет рабский строй.

Жрец умолк и поклонился,
На колени опустился…
Царь не долго размышлял,
К саркофагу пошагал:
– Что до рабского мне строю?!
Бальзамируй, чёрт с тобою!
Чем навеки умирать,
Лучше буду просто спать!

Все вздохнули облегчённо…
(Вот, что значит быть учёным!)
Закусили, напились
И за дело принялись.
Фараона усыпили,
В саркофаге засмолили,
Закопали в плотный ил,
Так, что след его простыл.

**************************

Годы мчались чередою,
А с планетою Землёю
Сотворялись чудеса:
Разверзались небеса,
Наводненья, затопленья,
Войны и землетрясенья;
Метеор вдруг залетит;
То Везувий задымит,

То хвостатая комета
Всех пугает по три лета;
Революций целый рой…
И везде сменялся строй.
Уж про царство все забыли,
Всех царей давно зарыли,
И в России – не царизм,
А почти социализм.

А царя Тутанхамона,
Горемыку-фараона,
Тыщи лет в земле трясло
И в Россию занесло.

А в России уж три года
Шла война всего народа;
В мировой второй пожар,
Брошен был и млад, и стар.
С мужиками было туго…
У станка, мартена, плуга –
Только бабы, детвора
Надрываются с утра.

*******************

Вот в одном сельхоз районе,
Что в Рязанском регионе,
Небольшой такой колхоз
Развозил в поля навоз.

Раз в навозной куче Нюрка
(Клеопатра под тужуркой!)
Ломом-то – шарах-шарах! -
Зацепила саркофаг!

Испугалась тут деваха :
– Бабы, девки, эй, Натаха!
Я нашла в навозе клад!
Зарывать его назад?

– Что ты, дура, дай-ка лом,
Ковырнём его вдвоём!
Купим танк иль самолёт…
Вон завфермой сюда прёт!

Не скупяся на бахвальство
Доложили всё «начальству».
Тот в затылке почесал:
– Дуй в правление, – сказал.

А в правленьи – председатель,
Без руки, его приятель –
Бригадир на костылях,
В телогрейках, без рубах…
Похмелялись самогоном,
Дружно чокались со звоном;
Только стали наливать,
Во второй, едрёна-мать,
Как врывается Натаха –
Пузырём на ней рубаха,
Так и так, мол, клад – не клад…
Вот, явилась на доклад.

Председатель разозлился,
Откровенно матерился,
Не хватало, мол, забот,
Их итак тут полон рот.

Счетоводу крикнул: «Вера!
Дуй за милиционером!
Да в район, слышь говорю –
Позвони секретарю!»

– Ты, Гаврюха, изгалялся…
Чёрт не зря во сне являлся…
Чую, дело не просто!
Наливай ещё по сто!

Опрокинув, закусили,
Самосадом подымили,
Почесали в голове…
Напрямую по траве
К свиноферме ковыляют,
С удивленьем замечают,
Вся деревня, стар и млад,
Собралась на ферме – клад!
Ни в одном ещё колхозе
Не отрыли клад в навозе!
Все решили право дать
Нюрке крышку открывать.

Нюрка ломиком поддела -
Крышка с визгом отлетела,
И раздался Нюркин стон:
– Люди, гляньте – фараон!
У учительши, у Нинки,
Я видала на картинке,
Правда, девки, это он,
Как его… Тутанхамон!

Не сдержалася… губами
(Туго было с мужиками!)
Впилась в царские уста…
Царь вздохнул, очнулся, … встал.

Люди ахнули от страха,
Только Нюрка, да Натаха:
Хи-хи-хи, да ха-ха-ха!
Не боятся, знать, греха.

Царь поднялся в саркофаге,
И, увидев серп на флаге,
Что над фермою повис,
Дёрнул древко, бросил вниз.

– Всё! Конец коллективизму!
Не бывать социализму,
Будет так, как захочу;
А тебя – озолочу!

Ухватившись за тужурку,
Приобнял доярку Нюрку…
Все попадали в навоз,
Секретарь к столбу прирос.
Участковый с пистолетом –
Львом в канаву (был с «приветом»);
Лишь Безрукий с Костылём
Распивали за углом.

Люди начали креститься,
На царя того молиться.
Слышны всхлипы, бабий стон,
А оживший фараон,
Как на троне в саркофаге,
Держит речь (да, без бумаги!)
Ясно, чётко, не кричит,
Только посохом стучит.

– Эта юная мадонна
Воскресила фараона;
Не останусь я в долгу,
С божьей помощью могу,
Я исполнить три желанья -
Три девических мечтанья.
Волю девичью твою
Я исполню, как свою.

Нюрка молвит: «Я так рада!»
Ничегошеньки не надо,
Я хотела бы от Вас
Лишь одно, но десять раз!»

– Будь по-твоему, мадонна,
И желание резонно,
Но не десять, только семь,
Не окреп ещё совсем…

Фараону ли стесняться,
Начал с девкой целоваться,
И на третьем на разу
Фараон пустил слезу;
Все черты преобразились,
Царски ножки подкосились,
И под бабий вой и стон,
Дуба дал Тутанхамон.

Люди снова ужаснулись,
От навоза отряхнулись.
Не успел остыть тот царь,
Речь уж держит секретарь:
Про победы и сраженья,
Про колхозны достиженья…

Лишь Безрукий с Костылём
Дружно крикнули вдвоём:
– Слава бабам! Слава Нюрке!
Не страшны нам немцы, турки;
Вот одна и клад нашла,
И от рабства нас спасла.

Слава девкам, бабам брянским,
Тульским, пензенским, рязанским!
Как настанет бабья власть,
Мужикам уж не пропасть!

На навозной терпкой куче
Угощают всех горючим,
Чтобы пир пошёл горой,
Посылают за второй.

На крыльце старухи бают:
– Пусть сегодня погуляют,
Ведь за нас, за женщин, пьют,
Ишь, как здорово поют.
А уж завтра всем колхозом
Мы управимся с навозом…

Рассказ Золушкиной сестры
Наташины Сказки

Прислуга – в крахмальных передниках иссиня-белых
Блестели котлы, черпаки медяком-пятаком
На празднике золушек ангелы пили и пели
И ели, и спали, и на ночь опали потом

Но принцы ходили угрюмые – после примерок,
Что туфельки впору пришлись – да не в пору пришлось
От тыквенных семечек шкурки – из всех табакерок,
Смотрел с укоризной на все бутербродный лосось

А кроткие золушки плакали утром капризно
Всегда кто-то платит за кротость,- была бы казна
И кучер глотал антифриз на рабочую тризну
Закончился бал! По домам! И какого рожна!

Домой, на машинах, в трамваях - в травмпункт по дороге
Ослепшую фею ведет недоучка-малец
Он, в общем, не плох, он за пенсию важно и строго
Старушке - и сын, и слуга и некрестный отец

Нет-нет, он и впрямь неплохой, он действительно добрый,
Он знал, что творил, да вот только не понял,- зачем
Как то, что играет Лесник на раздолбанной домре
И тупо глядит на столе распластавшийся чек

Да, были - зима, холода, голода и разводы
Спасались мышами, палили в растопке фату
У Шарля сводило перо и плечо с непогоды
У Шварца за печкой нудисты играли в лапту

А что до меня, я - сестра, и хрустальные туфли
На пятки не лезли- да я не ношу каблуков
Не кроток мой нрав, оператор не делает дублей,
Я вся – черновик незавязанных толком шнурков

Корсет не затянут – ведь золушки нынче в разъездах
Наряды мои не от фей, не от Донны Кaран
Растрескался нос как весенний асфальт у подъездов
Но я – не урод , и поэтому - Но пасаран!

Я золушкам вряд ли подругою стану любимой
К тому же нас трое – сестра и, конечно, maman
Я, верите, тоже бываю по отчеству милой
И, знаете, даже готовлю порою сама

И маленький паж, забегая вчера за мукою,-
Оладьи решили напечь - вдруг с порога сказал:
«Я только учусь и не очень владею рукою,
Но Вас бы повел на районный рождественский бал»

22.06.04

........................Мадам Цветкова

..........«Еmailя и
.....Царь@yandex.ru»

.......Часть первая

Еmailя был простецкий парень
И на гармошке славно «жарил»,
Нахален (в меру), да не груб.
Дурашлив, но, отнюдь, не глуп

Однако, маменьке перечил,
Годами не слезая с печи.

С лица – не воду… Нос картошкой
И в конопатинах (немножко).
Еmailе по фиг этот крен –
Он – деревенский супермен.

И было б, право, чем томиться,
И так, он – притча во языцех…

Ведь, главно дело – не дебил,
Хотя работать не любил,
Ещё – царей и всяку власть…
Зато – поспать, да девок всласть.

Порой, на печке – ох, да ах,
От стонов ласковых «девах».

И круглый год на печке старой
Мечтал Еmailя «до угару»
О благах жизни и «башлях»,
И, право, путался в мыслях.

Но подкати к избушке «Бумер»,
Не слез с печи, скорее б – умер.

Не тётка – голод. Как-то раз,
Мать с палкой к печке –
«Ну-ка, слазь,
Еmailя! Принеси воды!
А то, недолго до беды –

Не палкой скину, так ухватом!
Не доводи до греха ... (матом!)»

«До ветру самого припёрло,» –
В ответ, – «А Вы, скорей, за горло
Хорош, маманя, гнать волну,
А то, чуть что, так – «Прокляну!».

Нет, чтобы пожалеть детину,
А Вы – ухватом, как скотину»

Короче, после оправленья,
Пошёл Еmailя в направленье
Ближайшей речки, где потом,
Водицы зачерпнул ведром,

Да, с непривычки, поскользнулся
И в прорубь чуть не на… вернулся.

Всё ж, дело мастера ... – наука!
Глядит, в ведёрке бьётся щука
И, сразу видно – не проста
От рыбьей морды до хвоста.

Отвисла челюсть у Еmailи,
А дальше – глюки полетели.

«Ухой крестьян не удивишь,
Иное дело – рыба-fish.
Вот наедимся до отвала,
Чтоб мамка снова доброй стала

И я б ещё десяток лет
Лежал и прел, не зная бед…»

Да щука, вдруг, заговорила –
«Ты отпустил бы меня, милый.
За это, все твои веленья
Исполню я без промедленья.

Ты лишь шепни волшебный код
И всё, как велено, пойдёт».

Тут, по еmailиной подсказке,
Ведро к избушке, словно в сказке
Вдруг, зашагало самоходом,
Плескаясь, пред честным народом.

И слухи птицей полетели
О дивных чудесах Еmailи…

.......Часть вторая

Не ладно в царстве, не спокойно –
Ревмя ревёт, коровой дойной
Царевна. Видно, это – сглаз!
И батя издаёт Указ –

«Полцарства с дочерью в придачу.
Тому, кто вылечит от плача.

По государствам, регионам,
Всем нехристям,
В церквах крещённым,
Знахаркам, магам, колдунам
Прибыть, немедля, в гости к Нам,

Ко их светлейшему двору»
Ваш Царь Собака Яндекс Точка Ру.

И потекли к царю в палаты
Факиры, аферисты, «хваты»
И просто ведьмаки с дипломом…
Но нет эффекта, всё – «обломы».

Царевну от потери влаги
Не излечили эти маги.

Так и засохла б на корню
Девица наша. Но на дню
Пришла депеша из деревни
От полоумной бабки древней.

Она была роднёй Еmailи.
Все прочитали… офигели…

И сразу срочного гонца
Послали, чтобы молодца
Представить ко царёвы очи.
Гонец доставил почту к ночи...

Еmailя глаз продрал к обеду
И заявил – «Я не поеду.
Зима, однако, холод лютый,
Хотя, полцарства – это круто».

Заплакал тут гонец с досады –
«Ну, что с тобою делать, гадом?

Не снесть мне головы теперь…
Пацан ты правильный, аль зверь?
Тебе дадут в придачу бабу!
Слабо, быть может, или слабо?…»

Вот тут Еmailя, слегонца,
Обматерил того гонца.

Обидно стало, не стерпел –
«Ну, ладно, коли царь хотел.
Я поднатужусь и приеду
Через недельку, где-то – в среду.

Прощаться с печкою не буду,
На ней, родной, к царю прибуду»

.......Часть третия
.....(заключительная)

Блюдя дистанцию и такт,
Еmailя выехал на тракт,
Согласно уговору, в среду,
Посля не жирного обеду,

Врубил под двести, 3-ю скорость
И заорал частушки «в голос»...

По ходу, развернул гармонь.
Печь прёт, как танк…
Горит огонь…
Из печки пышет дым трубой…
Так в гости ехал наш плейбой.

А через сутки, по закату,
Он прибыл в царские палаты.

Царёва челядь в ступор впала.
Царевна щёлкнула «хлебалом»
И улыбнулась, во весь рот..
(И кто их, русских баб, поймёт?

Уже ль, заморские красоты
Им надоели, до икоты?)…

Пробил Еmailи звёздный час!
Готовит царь другой Указ –
«Гнать со двора, взашей и на х…
Всех колдунов, факиров, магов,

Их грамоты, дипломы сжечь,
В аренду, взяв у зятя печь.

Родне, (кто скажет – полоумной?),
Отныне, кругленькою суммой
До самой смерти – пансион,
Короче, целый миллион.

А сватью прописать в палаты,
Без очерёдности и блата,

И материнский выдать орден,
За то, что сын на царство годен».
Ну без границ царёва щедрость!
Всех Батя оделил на бедность.

От доброты, аж впал в слезу
И хлюпал – «Не перенесу…»

Потом, на свадьбе у Еmailи,
Гуляло царство две недели.
Гуляла челядь и родня
Не позабыли и меня…

Был красной датой въезд на печи
В календаре царём отмечен.

Вот так, добром и по добру,
Сложилась сказка ко двору,
А, может, то была и быль,
Для тех, кто в жизни добрым был.

А всех, не ласковых в миру,
В расчёт я просто не беру…

Ночная сказка

vladislav_amelin



Ночь окрыляет наши все мечты…
Нас заставляет в сказку детства погружаться…
Ночь ненавидит вовсе суеты…
Мы только ночью можем сам на сам остаться…

Доверить ночи можем тайны все свои…
Нас Ночь за это точно не осудит…
Парим мы ночью, как ночные мотыльки…
И верим в чудо, что оно наступит…

Ведь не обманет ночь, я знаю нас…
В своих мечтах загаданных побудем…
Стучат куранты, отбивая час…
И ночь уже сюжет нам свой рисует…

Ночь это сказка, что не говори…
Хоть иллюзорная, но все, же сказка…
Осуществим мы ночью все мечты…
Ведь ночь всегда чарующе прекрасна

«Змей Горыныч»
(сказка для взрослых детей)

I

На горе за тёмным лесом
жил да был Горыныч-Змей.
Дом – пещера под навесом
огромаднейших камней.

Век змеиный шёл помалу,
всё одно из года в год, –
ночью – скука донимала,
днём – летал стращать народ.

Да однажды надоело
безобразие творить.
В змеемыслях то и дело
крепко стал себя корить –

– Вот намедни что наделал, –
cжёг посев, задрал быка.
Пастухов двоих отделал –
не очухались пока.

Хорошо ли, право слово,
добрым людям докучать?
Да – Горыныч, что-ж такого? –
c озорством пора кончать.

Эта злобоперспектива –
совершенно ни к чему.
По-людски бы жить, счастливо,
не мешая никому.

Долго думал трёхголовый,
суд над совестью вершил.
– Начинаю жизнь по новой! –
так на том и порешил.

II

Как за облаком на воле
ветер жаворонка нёс.
Выходили бабы в поле, –
сообща да на покос.

Глядь, - второй вдали порхает...
Да всё ближе, всё видней.
– Энтот крыльями махает
шой-то странно. Бабы! Змей!

Ой, летит! Бросайте косы, –
дуй в деревню наутёк.
Что у Змея за вопросы
им вестимо невдомёк.

Оголтелые вбегают.
Пол деревни – на дыбы.
– Змей! Спасайся! Убивают! –
выпер страх что в дождь грибы.

– Затворяйте ставни, двери, –
укрывайся кто-куда, –
помнят прошлые потери.
Сторонись – пришла беда!

Над округой ветер взвился, –
в небо крестится народ.
Змей Горыныч приземлился
к бабе Дуне в огород.

И сидит... Hе пышет жаром,
да на приступ не идёт,
не грозит селу пожаром.
– Аль, нечистый, выкуп ждёт?

Сообщил – шуметь не будет.
Коли так, то посему
пусть расскажет добрым людям
что тут надобно ему.

III

Говорит Горыныч – Братцы,
уж поверьте, не шучу.
Прилетел к вам исправляться.
Жить по совести хочу.

Мужики глядят на Змея –
– Интересные дела...
Как же этака идея
к трёхголовому пришла?

– Впредь разбойничать не буду, –
отработаю вину.
Помогать могу повсюду, –
запрягусь хоть в борону.

Не судите слишком строго, –
пригожусь, пока не стар.
К вам дружинником в подмогу
запишусь громить татар.

Тут вперед выходит Ванька –
– Да на кой ты нам нужон!
На Горыныча то глянь-ка –
повиниться вздумал он!

Разомнём его ребята,
как ведётся – от души!
Нам ли слушать супостата? –
раз припёрся – порешим!

Вся деревня похватала
вилы, колья – и вперёд.
Время истины настало, –
силой мериться черёд.

Жаль, добром не получилось,
да и злоба то ушла.
– Погоди! Сдаюсь на милость!
Сшибли с ног – табак дела.

Вопли, ругань, туча пыли...
– Змей сдаётся! Не боись!
Чуть до смерти не забили.
Как устали – разошлись.

Баба Дуня, Бог с тобою,
и куда ж в твои лета? –
Напоследок – в дых ногою,
ох, святая простота!

IV

Пыл угас в честном народе.
Сеет свет луны оскал...
Развалившись в огороде,
мрачный Змей в раздумье впал.

Обернувшись, видит слева
человеческую стать.
– Я из здешних, – молвит дева, –
Василисой величать.

Ой да люд накуролесил, –
извини, что вышло так.
Спьяну речь Иван отвесил.
Он жених мне, но дурак.

Не держи на сердце гнева,
не чини народу месть, –
чуть не всхлипывает дева.
Сжалься, коли жалость есть.

– Ладно,.. недоразуменье
обойду я стороной.
Стань, зазноба, утешеньем.
Будь, краса, моей женой!

– Ой, на это не согласна, –
у меня жених Иван.
Змей не слышит. Ты – прекрасна!
Крепко обнял гибкий стан.

Говорит – Уже ль, зазноба,
вид мой кажется суров?
Заживём в пещере оба,
не обижу – я таков.

Живописнейшее место
у обрыва бор с рекой, –
утешал «жених» «невесту»,
унося её с собой.

V

С той поры в селе спокойно, –
ни налётов нет, ни драк.
Лишь, ругаясь непристойно,
горько пьёт Иван-дурак.

Василиса Змею рада, –
оказался – молодец!
По заслугам и награда.
Тут и сказочке конец.
___

Вся подробность – неизвестна, –
мне копаться не с руки.
Так что, если интересно, –
дорасскажут мужики…

.............©Дмитрий Половнев

«Дядя»
или – «Когда душе покоя нет...»

1.

Когда душе покоя нет,
И врач лекарства не пропишет,
Один – пером строчит сонет,
Другой – на ладан в церкви дышит.

Кому-то добрый экстрасенс
Вернуть поможет разум ясный.
А кто-то сбросит лишний вес,
И всё в душе его прекрасно!

Иные, Бога не боясь,
В разврат и пьянство окунутся,
Потом об стенку лбом стучась,
На землю грешную вернутся.

Кому-то – слов игра, пустяк,
А для себя я понял сразу –
Ничто не греет душу так,
Как интересные рассказы.

2.

Я ненавижу пить в тиши
Иль под каскад утробных песен.
Я пью скорее для души –
Мне собутыльник интересен.

У телевизора не пью,
И женщин спаиваю редко.
Но если просят, то налью,
Конфетку дам иль сигаретку,

Могу стихи всю ночь читать.
И плюс к тому репертуару –
Могу слова любви шептать
Под коньячок и под гитару.

Как не крути важнее роль
Начала, а не окончанья.
И благороден алкоголь,
Что льётся внутрь под слов журчанье.

3.

В одном из баров городских
Я тихо пил. И вдруг – начало –
Бармен и сказочник?! Таких
В одном лице в природе мало.

Душевный старый холостяк
Век коротал в своём чертоге,
Любил всех пьющих и собак
И был приятен в монологе.

Я за одной вливал одну,
Пока кудесник ведал миру,
Как дал Хрущёв ему квартиру,
Как Сталин выиграл войну.

И чуден был его рассказ –
Все слушали его часами.
Как Цицерон, войдя в экстаз,
Играл оратор словесами.

Бармен немало отстоял
Идей и лет у барной стойки.
Но силу воли закалял –
Не пил с начала перестройки.

4.

Случилось так. В тот вечерок
Веселья, а не пьянства ради,
Пришёл парнишка на порог
К бармену-сказочнику. К дяде.

Племянник этот молодой,
Учился где-то за границей,
Приехал, и своей бедой
Спешил с барменом поделиться.

– Ах, дядя. Я к тебе один…
Невесту олигарх попутал.
Налей мне грог иль тоник-джин
И пусть споют «Червону руту».

– Ну что же, пей! – и дядя дал
Сигнал скучающей певичке,
С которой за столом амбал
Сидел с большим кулём «налички».

Амбал и ел, и пил в кредит,
Вливал без страха водку в пиво.
На первый взгляд он был бандит,
А на второй – продюсер ВИА.

5.

Была певичка хороша.
И у племянника-героя
Взметнулись тело и душа.
Но дядя остудил плейбоя.

– Ах, бедный мальчик, укатил
Ты зря в буржуйскую Канаду.
Разбавленный водой этил,
Утешь распухшие гонады!

Дружок певички – супермен,
Боксёр, призёр олимпиады!!!
Раскручивая звёзд эстрады,
Он проломил немало стен.

Тебе ж, мой мальчик, возражу –
Примеров есть тому немало,
Когда покруче прижимало…
Послушай, что тебе скажу.

Уехал друг мой как-то раз
До воскресенья на охоту.
Но водки кончился запас,
И вот, вернулся он в субботу,

Тихонько скинул сапоги,
Заходит в спальню с карабином.
А там с подносом кураги
Жена воркует с армянином.

Друг угостился курагой,
Коньяк армянский выпил сходу,
Обулся и пошёл к другой,
Добавив шарма эпизоду.

Другой товарищ отдохнуть
Поехал в Турцию с подругой.
Пока с дороги лёг вздремнуть,
Подругу сделали супругой.

Ничто не вечно под луной,
Но тот же мир придурковатый.
В гарем десятою женой
Её забрал шайтан усатый.

– Признаться честно, я и сам
Немало вытерпел от женщин.
С тех пор не верю их глазам,
Вполне здоров и обеспечен.

Недавно Тихон заходил –
Известный дворник-самогонщик.
Интеллигенцию стыдил,
Принёс на пробу мне бидончик.

Всех на субботник зазывал.
На Маркса с Лениным ссылался.
И выше всяческих похвал
С бидонным пойлом управлялся.

Бывало с Тихоном вдвоём
Мы в годы школьные гудели.
Хоть были мы хулиганьём -
Любили нас мадмуазели.

Желая девушку отбить,
Мне Тихон дал прилюдно в ухо…
Так много лет назад влюбить
Он смог в себя свою старуху.

– От женщин в мир пришла война! –
Так заключил философ-дядя, –
Но их простительна вина,
Поскольку – всё мужчины ради.

6.

Рассказ про древние года
Не каждый выдержит племянник.
Что для одних– медовый пряник,
То для других белиберда.

До середины сказку ту
С трудом дослушал бедный мальчик.
И сплыл… «На маленьком плоту»,
Наполнив рифмами бокальчик.

К певичке взор свой обратив,
Решил подвинуть он амбала.
И называться «детектив»
Поэма тут едва не стала.

По счастью, в этот вечерок,
Ещё один был посетитель –
Сосед бармена, «мусорок»,
Порядка местного блюститель.

За паренька вступился он,
Когда послышались удары.
Под крик и свист со всех сторон
Бойцы столкнулись, как архары.

И вот, наручники надев,
В участок увели амбала.
Певичка, песню не допев,
Парнишке на руки упала.

Пока амбал через братков
Перед законом откупался.
Парнишка был уже таков -
Домой в такси с певичкой мчался.

7.

От женщин пьянство и дебош.
От женщин многое, ребята.
От женщин – многое, но всё ж
Для них не жалко мне зарплаты!

Пусть нас тупые бьют качки –
Лишь только б женщины ласкали.
Страданье – это по-мужски.
Ребята, нам ли быть в печали?

Как не крути важнее роль
Начала, а не окончанья.
И благороден алкоголь,
Что льётся внутрь под слов журчанье.

Я ненавижу пить в тиши
Иль под каскад утробных песен.
Я пью скорее для души –
Мне собутыльник интересен.

Подсел я к дяде и сказал:
«Налей-ка мне ещё немного!»
Допил и двинул на вокзал –
Сюжет про дядю взяв в дорогу…

.........................©Павел Мынкин

«Прокол»

Людская глупость это не простуда,
Она сродни бактерии в мозгу.
Наверное, ребята, я – зануда,
Но иногда сдержаться не могу.

Ещё не разучился удивляться,
Иным явленьям слов не находя.
За модой лишь не хочется гоняться –
Смотрю на мир, умеренность блюдя.

Однажды, в ювелирном магазине,
Среди колец, браслетов и цепей –
Горошину узрел я на витрине,
Но странный тонкий хвостик был у ней.

Две худенькие девы примеряли
На животы загадочный горох,
А парни-продавцы их убеждали,
Что тот горох из золота неплох.

Я их спросил – «Зачем блестящий шарик
Втыкать, что называется, в пупок?»
И рассмеялись Вова и Виталик –
«Да ты, чувак, в сужденьях недалёк!»

И девушки придерживались мысли,
Что шарик «очень клёво, блин, втыкать»,
И модным, но нерусским словом «пирсинг»
Меня учили шарик называть.

Мол, «пирсинг, ...дядь, втыкают люди в топы,
В глаза и в нос, и в брови, и в язык».
От Огненной Земли и до Европы
В людских мозгах развился этот бзик.

Со мною спорят умные девчата,
От коих я полемики не ждал.
А я ведь тоже, помнится, когда-то
И брил виски, и хвостик отпускал.

Мы в те года не золотом блистали,
И глупостей хватало на троих.
Но лишнего, ей-богу, не втыкали
Мы ни в себя, ни в девушек своих.

Мы изучали Ленина и Ницше.
Умело совмещали спирт и спорт.
Нам «Жигули» тогда сносила «крыши»,
Теперь – уже и «Бентли» не берёт.

Рассказывали мне, одна шаманка
Хмельного зелья внутрь перебрала,
Тогда впервые с шариком булавка
В её пупке приют себе нашла.

А племя жрице той уподоблялось,
Прикладывая горлышко к устам.
И только лишь один оракул-старец
Остался верен прожитым летам.

Зарисовал их танец на папирус,
Вокруг не замечая шум и гам.
И шариковтыканья грозный вирус
В пространство разослал назло врагам.

Тысячелетья третьего детишки,
Видать, оракул это вам вдолбил,
Что круто, если члены в золотишке,
Будь даже ты подонок и дебил.

Изящество плебейского тотема
Я оценил и спорил не со зла.
Но вдруг совсем другая теорема
Мне девушкой доказана была.

Она меня спросила – «Угадай-ка
Количество отверстий у меня?
Смотри, в носу – колечко, в ухе – гайка,
В сосках – булавки, в пузе – шестерня»

Я занялся подсчётом. Двадцать дырок (!)
Я насчитал на теле молодом.
Наверное, подобных из пробирок
Клонируют Гоморра и Содом.

Клон должен быть красив и сексуален,
Всегда готов и с придурью чуть-чуть.
Вопрос – «Зачем втыкать?» – неактуален,

Важнее – «Есть ли место, где воткнуть?».

.................................©Павел Мынкин

©«Пиратская байка про Чёрного Берти,
которого шайка боялась до смерти...»


Представьте себе, на минутку, пирата,
Который совсем не выносит разврата
И трубку не курит! И рому не пьёт!
И всё это делать другим не даёт!

Таким поведением экстравагантным,
Прославился бравый, всегда элегантный,
И в страхе державший всю шайку свою,
Карибский пират – Роберт Бартоломью.

За смуглость лица "Чёрным" прозванный Берти,
Культурой всю шайку замучил до смерти -
Ни в кости при нём не сыграть, не напиться
Ни с девкой портовой повеселиться.

Он тех, кто ослушаться все же посмеет,
Грозился отправить болтаться на рею!
Вся шайка, конечно, втихую курила,
Подпольно пила, баб на судно водила,

Но парочка дурней с поличным попались
И, где-то с неделю, на рее болтались.
С тех пор дисциплина была образцовой
И шайка вела образ жизни здоровый.

* * *

Был Берти любитель крутых спецэффектов.
Так, план начертив по захвату объектов,
В расшитый (со вкусом) камзол облачался
И в город при полном параде врывался.

Под звуки трубы, дробный бой барабанов,
Вручали от города ключ капитану.
А если, артачась, ключа не вручали,
Немедля на рее свой век и кончали.

Но пуще других капитанских талантов
Пиратов тревожил талант музыканта.
Вся шайка у Берти играла в оркестре
И кто, догадайтесь, у них был маэстро?

Сам Берти лихой дирижировал шпагой!
И ноту сфальшивить считалось отвагой.
Ведь Берти с его абсолютностью слуха,
За фальшь мог лишить непосредственно уха.

И, средь "виртуозов" косых, одноногих,
Встречались уже и пираты-"вангоги".
Вот вкратце портрет Берти Чёрного с шайкой,
Бесчинства творивших в районе Ямайки.

* * *

Однажды наш Берти узнал, что в заливе,
(названье не помню) стоят горделиво
Купцов каравеллы с товаром богатым.
План дерзкий тотчас же созрел у пирата.

По трюмам разбойничков спрятав (две трети),
"Торговцем простым" присоседился Берти
К флотилии этой и, только стемнело,
Подкрался к ближайшей большой каравелле.

Нежнейше с поста удалив часового,
Путём приложенья предмета тупого
И к койкам легко прикрутив всю команду,
Наш Берти меж ними провёл пропаганду.

Пополнила шайку пирата лихого
Команда, сраженная силою слова.
А их капитану (с ужасным акцентом)
У горла кинжал послужил аргументом.

Так Берти, без всякой резни и шрапнели,
Блестяще добился поставленной цели.
Огромнейший куш и возросшая слава -
Итог этой выходки ловкой и бравой.

Однако же сам губернатор Ямайки
Стал косвенной жертвою Бертиной шайки,
Поскольку на той каравелле злосчастной,
Плыл орден к нему долгожданный алмазный,

Который на Берти теперь красовался
И Берти с тем орденом не расставался.
Когда о разбое узнал губернатор,
Он выслал за Берти четыре фрегата.

Увы, храбреца и всю шайку пленили
И Черного Берти, конечно б, казнили,
Но снова ему улыбнулась фортуна,
Он очень понравился девушке юной.

Начальник тюрьмы был у девушки папа!
Всю связку ключей утянув тихой сапой,
Охрану вином напоила девица
И Черному Берти открыла темницу.

Наш Берти у девы в долгу не остался
И браком законным он с ней сочетался,
Когда очутились вдали от Ямайки,
В свидетели взяв пару дурней из шайки...

...Сестра Риммовна

«В сапогах Кот»
(похож, да не тот…)

От автора:
«Он был чем-то похож на кота, но…»

С папенькою-королём заскучали мы, и вот,
Заявился к нам с мешком, в сапогах огромный Кот.
Я к Коту прониклась сразу, было что-то в нём такое,
Что лишил зеленоглазый вмиг придворных дам покоя.

Стайка наших фрейлин ушлых всё рвалась потискать кису,
Причитая – «Котик – душка! Ах, какой чудесный Киска!»
К дамскому ажиотажу котик явно был привычный.
Бровью не повёл он даже, лишь сверкнул улыбкой хищной.

Мне с отцом поклон нижайший с выраженьем восхищенья.
Вынут из мешка свежайший кролик. «Вам для угощенья
От хозяина – маркиза. Из обширнейших угодий» –
Сообщил галантный Киса. Дичи этой превосходней

Мы с папашей не едали. Нежное смакуя мясо,
Кто такой маркиз гадали, из каких он Карабасов?
Киса же – большой и мягкий
(Плут – бессовестный и гибкий!)
Вновь явился с куропаткой от маркиза. И с улыбкой

Папенька Кота приветил. Повар в кухне заметался.
«Сколько лет живу на свете – никогда так не питался!» –
Скушав куропатку эту, заявил папА придворным
И закладывать карету слугам повелел проворным.

Променаж мы совершали на природы диком лоне.
Пруд. А в нём, за камышами, кто-то плещется и стонет.
Тут, откуда ни возьмися, чуть ли не под ноги конных,
К нам кидается наш Киса – «Мой маркиз вот-вот утонет!

А я плавать не умею!» – И заламывает «лапы».
На спасенье, сняв ливрею, был слуга отправлен папой.
Кису от спасенья сценки, видно, стукнула кондрашка.
Головой мне на коленки, он без чувств упал. Бедняжка!

Мягкий, круглый. Руки сами стали гладить. Ох, и чары!
И роскошными усами нежно колется. Котяра…
Тут несут едва живого, обмотавшегося тиной,
Карабаса молодого, оказался он блондином.

Глаз не радовал белёсый и умом блистал не шибко.
Он на наши на распросы глупой отвечал улыбкой.
Киса ожил и маркиза объяснил неадекватность –
«В детстве он упал с карниза. Мамина неаккуратность…

А потом еще, по пьянке, мимо люльки был уронен
Молодой, весёлой нянькой. И разок свалился с пони» –
Промурлыкал Кот и скрылся – только пятки засверкали.
Ну, а путь полями вился. Там серпы жнецов мелькали.

Папенька пенсне нацелил на жнецов, те – бить поклоны.
«А скажите, в самом деле, кто владелец пашней оных?
Карабас? Какая прелесть!» А маркиз, знай, скалит зубы,
Вывихнуть рискуя челюсть. Едем дальше – лесорубы.

Папенька пенсне нацелил – топоры те побросали.
«А скажите, в самом деле, кто владеет тут лесами?
Карабас?! О!» – (потрясённо) А маркиз молчит проклятый.
Пялится бесцеремонно альбинос придурковатый.

Дальше – замок. Папа снова за пенсне и тут в воротах
В сапогах блестящих (новых!), с лёгкой сытою икотой,
Округлившийся животик гладя лапкою холёной,
Появляется наш котик, и, почтительно, с поклоном

Просит, чтобы мы с визитом замок славный посетили
И в поместье родовитом яств различнейших вкусили.
После чудного застолья папа прикорнуть решился,
А маркиз бесцветной молью между шуб в шкафу забылся.

Я кота взяла под ручку, он, само собой, не против,
Побранила за отлучку и сказала – «Милый котик!
Будьте мне экскурсоводом, Ваш рассказ хочу услышать
Я про замковые своды и, особенно, про крышу»

Он из-под ресниц пушистых ласково, лукаво глянул,
Глаз зелено-золотистых опьянил меня дурманом,
И по мрачным анфиладам, по пролётам лестниц старых,
Явно дышащих на ладан, за собой увлёк. Котя-я-ра!

Побродили мы немножко. И, как будто, заблудились.
Сквозь чердачное окошко, вдруг, на крыше очутились.
Кот сощурился забавно, и маняще улыбнулся,
По коньку легко и плавно без страховки прошвырнулся,

Протянул свою мне лапу – испарилась сразу смелость.
(Сиротой оставить папу мне не очень то хотелось!)
Но котяра был так близко, излучал такую силу,
Что дала я… руку киске и за ним засеменила…

А-ах! Каблук по черепице скрежетнул. Коту на шею!
Чтобы с крыши не свалиться, шевельнуться я не смею!
Держит крепко и надёжно и щекочется усами –
«Осторожно-осторожно. Не волнуйтесь, я же с Вами»

Дальше по закону жанра – кiss с приятной долей риска.
В голове моей туманно. Лишь мурлычет нежно киска –
«Вам, прелестная принцесса, не посмею больше лгать я.
Я хозяина-балбеса, выдал за потомка знати…»

Провернуть такое дельце! Обольстительный негодник!
Выдать дурня за владельца столь обширнейших угодий!
Запугать крестьян! Мгновенно великана укокошить!
И стоять теперь смиренно, с видом скромного святоши.

– Папа! Папа! Я влюбилась! Не желаю быть принцессой!
– Но в кого? Скажи на милость?
– В Кису – славного повесу!
Папа в обморок, конечно. Еле-еле откачали.
Но простил, добросердечно. Про обман мы умолчали…

Папенька доволен зятем. Я же – без ума от мужа
А «маркиз» на светском party был недавно оконфужен…

Рапунцель, или сказка о мужчинах,
которые не ищут лёгких путей

Ольга Linguist

Я много месяцев сижу
Перед окном высокой башни.
С тоской мучительной гляжу
На ленты рек, леса и пашни.

Ах, воспарить бы в небеса,
Взлететь свободной, гордой птицей,
Да тяжеленная коса
За кроны может зацепиться.

Я б замуж вышла без труда,
Но больно призрачны надежды.
Мужчин полно, да, вот беда,
Всё грубияны да невежды.

Вот, например, в окошко стук
Меня застал нагою в ванне.
Какой-то человек-паук
Сумел взобраться по лиане.

Уже почти стояла ночь!
Сперва отмазавшись мигренью,
Я наглеца послала прочь,
Придав косою ускоренье.

Один из трёх богатырей
Меня сразил таким вопросом:
«Чтоб я взобрался побыстрей,
Ты не могла б спустить мне косу?»

Я оценила не шутя
Его немеренную силу,
Пока, потея и пыхтя,
Илюшу в горницу вносила.

Не для того, забравшись в глушь,
Без фитнес-клуба хорошею,
Чтоб, свесив ножки, мощный муж
Всю жизнь сидел на хрупкой шее.

Ещё история одна
Не вспоминается без стона.
Чтоб дотянуться до окна,
Царевич оседлал дракона.

Была рогатка под рукой.
В него пальнула сгоряча я.
Мне на дракона лезть на кой?
Меня же точно укачает!

Жених не должен быть, поверь,
По мне ни принцем, ни героем.
Но ПУСТЬ СТУЧИТ НОРМАЛЬНО В ДВЕРЬ -
И я тотчас ему открою.

.................................Сестра Риммовна

«Пиратская байка про Эдварда Тича»,
в котором присутствовал градус приличный...


Ну, вот Вам, читатели, новая байка.
Пират Эдвард Тич, в состоянии трезвом,
Был страшен настолько, что сразу вся шайка
Кто в трюм, кто на реи немедленно лезла.

Но стоило Тичу дать вовремя рома,
Случались чудесные метаморфозы.
Он благостной переполнялся истомой
И не представлял ни малейшей угрозы.

На опыте личном сумев научиться,
Команда дежурила попеременно,
Чтоб Тич, на беду, не сумел протрезвиться
И ром был в крови у него неизменно.

Но сразу же Тич отлучался от кружки,
Лишь только у них намечалось сраженье.
Он так лютовал посреди заварушки,
Что враг неизменно терпел пораженье.

Однажды, близ порта (по-моему, Мокка)
Индийскую атаковали эскадру.
Уж сутки, как мучимый жаждой жестокой,
Тич рвал и метал по противнику ядра.

Но самое страшное ждало индийцев,
Когда, флагман их взявши на абордаж,
Ворвался на палубу Тич краснолицый,
Немедля вогнав всех индийцев в мандраж.

Рыча, словно сотня голодных медведей,
Он огненным вихрем носился по судну,
Что стало с попавшими под руку Эдди,
Подробно рассказывать я Вам не буду.

Однако, увлёкшись характером Тича,
Забыла совсем о подробности важной -
На флагмане этом, весьма экзотичном,
Средь прочих дочурка плыла махараджи.

Завёрнута в сари, раскрашена хною,
Хворобе подвержена вследствие качки,
Княжна весь круиз провалялась больною,
Лечась лишь посредством бутылки в заначке.

Могучим плечом разломав дверь каюты,
Метая глазами зелёное пламя,
Соря из карманов индийской валютой,
Трезвей уже некуда, Тич впёрся к даме.

Княжна же, с утра поправляя здоровье,
К обеду в нирване уже пребывала.
При виде пирата не вздрогнула бровью
И танец ему живота станцевала.

Страдающий, чем бы лужёную глотку
Залить, чтоб унять нестерпимую жажду,
Тич чуткой ноздрею обнюхав красотку,
Взглянул с интересом на дочь махараджи.

Недолго княжна пребывала в нирване,
Когда Тич на ней стал разматывать сари,
Достойный отпор оказала мужлану,
Весьма ощутимо заехав по харе.

С девицей Тич справиться мог одной левой,
Но тут из наряда шелков невесомых,
На счастье обоим, заныкана девой,
Явилась бутылка отменного рома.

Найдя так внезапно, чем горло промочит,
К сосуду губами прильнув тут же, пылко,
В блаженстве закрыв изумрудные очи,
Тич махом одним осушил всю бутылку.

Княжна ж, осознав всю опасность бандита,
И враз протрезвевши, сундук открывала
И в целях, естественно, самозащиты,
Индийский булатный клинок доставала.

Но Тич, после рома став мирным и кротким,
Увидев в руках у княжны страшный ножик,
Мгновенно его отобрал у красотки
Боясь, что она им пораниться сможет.

Легко пожурив – ножик, мол, не игрушки!
И от её кулачков уклоняясь,
Тич, нежно княжну усадив на подушки,
Каюту покинул весьма извиняясь.

Но дочь махараджи, лишившись заначки,
С идеей отмщения не распростилась,
Курнула кальяна и скушав полпачки
Халвы, за пиратом в погоню пустилась.

Вся шайка, уже отмечая победу
На палубе, вид приняла параличный,
Когда увидала бегущего Эдда
И злую княжну, догонявшую Тича.

Пираты скрутив разъярённую бабу,
Успевшую Тича загнать на гросс-мачту,
Сейчас же хотели бросать её за борт,
Но шайки главарь порешил, вдруг, иначе…

«Ребята – сказал капитан – вы не правы!
Заморская баба нам послана свыше!
На Тича найти не могли мы управы,
А с нею наш Эдди воды станет тише.»

На острове ближнем попа раздобыли,
Княжну и пирата держали всей шайкой
Во время обряда, но всё же женили…
Ликуйте, читатели, кончилась байка!

........................Сестра Риммовна

«Добрая Маша»

Добрая, милая девочка Маша
Ростом была от горшка - два вершка.
Но в панике зверь разбегался домашний,
Машу завидевши издалека.

С тем бедолагой, какой зазевался
И засечён был в пределах двора,
Машей немедленно "бой" затевался
Или какая другая игра.

Кот, после нескольких Машиных "игр",
"Вискас" любимый поклав в узелок,
"Баста!" - сказал, - "Я ей больше не тигр!"
И забинтованный хвост уволок.

Псу распрощаться с родимою будкой
Психологически было трудней,
Он от любившей собачек Машутки
В будке скрывался по нескольку дней.

От Машиных игр страдали несушки,
Нервно истоптанные петухом.
Даже свинья, вспомнив то, как на хрюшке
Маша неделю каталась верхом,

Вследствие стресса осунулась рылом
И поросят отказалась рожать,
А по ночам, ну точь-в-точь, как кобыла,
Стала во сне оглушительно ржать.

И только важные серые гуси,
С Машей борясь за гусиную честь,
Так ущипнули за попу Марусю,
Что не могла она сутки присесть.

Маша решила, что по одиночке
Подстережёт этих вредных гусей
И уж над "i" им расставит все точки,
Чтоб они больно не делали ей.

Ну а пока, в ярко красной косынке,
Весело мячик футболя ногой,
В лес наша Маша неслась по тропинке,
Чтоб поиграться там с Бабой Ягой.

* * *

Мишка "Михалыч" все лучшие годы
Цирку отдал на Бульваре Цветном,
И как звучит это слово - "свобода",
Понял однажды в массиве лесном,

Где безобиднейшим пенсионером
Возле берлоги он пчёл разводил,
Ульи для них сколотив из фанеры,
Да в ближней речке рыбёшку удил.

Вот и сегодня, прибравшись в берлоге,
Миша взял спиннинг, для рыбы ведро,
И понесли косолапые ноги
Мишу туда, где реки серебро...

В это же время малютка Машутка,
Мячик гоняя ногою босой,
Вдруг своему изменила маршруту -
Встретился ей на дороге косой.

Мячик мгновенно запрятав подмышку
И подхватив сарафана подол,
Маша пустилась бегом за зайчишкой
"Врёшь, не уйдёшь!"
Только заяц ушёл...

Маша, пыхтя, огляделась..."Бер-ло-га"-
Разобрала по слогам на двери,
Рядом с берлогою домиков много...
"Кто интересно живёт там внутри?" -

Мысль моментально в Машутку закралась...
Чтоб прояснить этот важный вопрос,
К домикам Маша вприпрыжку помчалась,
Сунуть туда свой веснушчатый нос.

Сунула в первый попавшийся улей
(Маленький домик с жужжащей дырой)
Тут же из улья на Машеньку пулей
Вылетел пчёл растревоженных рой...

Маша, в момент оценив обстановку,
Зная, как может ужалить пчела,
Очень сурово насупила бровки,
Кинула мячик и дёру дала.

"Врёшь, не уйдёшь! Окруж-ж-жайте девчонку!
Ж-ж-жальте, она покушалась на мёд!" -
Злобно жужжал сладкий рой ей вдогонку.
Маша прибавила скорость...
"Уй-йдёт!"

"Уф-ф-ф..." Привалившись к захлопнутой двери,
Маша прислушалась, с той стороны
Ссорились пчёлы... "Не пчёлы, а звери!
Ой..." На Машутку глядел со стены

"Мишка весёлый на велосипеде",
"Мишка в обнимку с девицей в трико"
В общем, куда не посмотришь - медведи,
То есть - медведь. Симпатишный такой...

* * *

Миша с реки возвращался с уловом,
Что-то себе напевая под нос,
Вот и берлога, вдруг матерно слово
С Михал Михалыча губ сорвалось.

Ульи повалены (Брошенный мячик
Прыгая, сбил их один за другим)
Пчёлы исчезли... "Что всё это значит?
Может в берлоге засели враги?

Сколько их там? Может целая тыща?
Если судить по погрому, то две!"
Миша тихонько подкрался к жилищу
(То есть на пузе подполз по траве)

Чутко прислушался - Кто-то в берлоге
Звонко хихикал и чем-то скрипел.
Миша вскочил на мохнатые ноги,
В дом свой ворвался и... оторопел -

Скинута на пол с кровати перина,
Рядом с периной лежит и подушка,
А на матраса скрипучих пружинах
Звонко хихикая, скачет девчушка!?

Рост метр с кепкой, точнее с косынкой,
Возраст лет пять, может даже моложе...
Лик просто ангельский, как у блондинки,
А вот повадки вождя краснокожих!

Миша среди дрессированных мишек
В цирке мотавших свой срок на Цветном,
Будучи главным любимцем детишек,
После отставки мечтал об одном:

Больше уже никогда не услышать
И не увидеть подобной девчонки.
Шумные детки у бедного Миши
Прочно засели в районе печёнки.

"Спрятаться, что ль от неё? Схорониться?" -
Мысль мелькнула, увы, слишком поздно,
Миша, замеченный шумной девицей,
Брови насупил, чтоб выглядеть грозно.

Что до Марии, то смелая Маня,
Мишку увидев, хихикнула звонко,
И предложила, порывшись в кармане,
Мишке конфеты с варёной сгущёнкой.

Чуя нутром - провокация это,
Стойкий МихМих на неё не поддался,
И равнодушно взглянув на конфеты
С грозно насупленной бровью остался.

Маша погладила Мишу по "шубке"
И пожалела его, спрятав сласти -
"Старенький, видно... наверно, все зубки
Выпали у бедолаги из пасти... "

Нервы Михалыча (прежде стальные)
Этого снесть не смогли замечанья,
Зубки (местами и вправду вставные)
Были предъявлены Маше с рычаньем.

Рыком, вконец, разбудив в себе зверя,
Миша сгрёб лапой незваную гостью
И... быстро выставил Машу за двери,
Хлопнувши ими с ужасною злостью.

"Ах, вот ты как!" - возмутилась Маруся,
И очень смелой являясь девицей,
Перед медведем ни капли не труся,
Стала обратно в берлогу ломиться.

Дверь подперев, съев овсяную кашу,
(В нём аппетит разыгрался от стресса)
Миша решил завезти эту... Машу
На самокате своём в чащу леса!

"Э-эй, открывай! Чего заперся? Слышишь?" -
Маша в берлогу упрямо ломилась.
"Э-эй! Не молчи, порычи ещё, Миша-а-а-а!
Э-эй!"...
Дверь внезапно и настежь открылась...

Миша вернулся домой на закате,
Хмурый, уставший, хромая немножко.
В ёлку он врезался на самокате -
Маша обзор заслонила ладошкой.

Кинув в сарай самоката останки
Не подлежащие восстановленью,
Ульи расставив опять на полянке,
Миша ко сну начал приготовленья:

Тяжко вздыхая, поправил перину,
Взбил и отправил на место подушку,
На бок прилёг, повернулся на спину,
Лишь задремал - вмиг приснилась девчушка!

"Там в темноте беззащитный ребёнок,
В чаще лесной, где полно всякой твари!
Как? Как ты мог? Косолапый подонок!
Быстро вставай! Не забудь про фонарик!" -

Совесть замучила бедного Мишку.
В тёмные, древние, страшные ёлки
Ринулся хромый, страдая одышкой...
Филин, лиса, невиновных два волка,

Были МихМихом досмотрены лично,
В пасть с фонарём влез он даже к еноту.
Многих врагов и друзей закадычных
Миша той ночью довёл до икоты.

Весь тёмный лес прочесав до опушки,
Бедный Михалыч вконец уморился,
Но не нашёл там несчастной девчушки,
И лишь под утро домой возвратился.

Вполз, на хвосте щеголяя капканом,
Весь в репеях, задыхаясь и бредя...
...!?
Вдоволь накушавшись каши овсяной,
Маша спала на кровати медведя...

Чувств испытав очень сложную гамму,
Вспомнивши всё, что за сутки случилось,
Всхлипнув, в сердцах помянув чью-то маму,
Тело МихМиха упав, отключилось.

* * *

"Хочешь, наверное, чтоб я споткнулась?
Э-эй, ты чего тут залёг, под ногами?" -
Солнце проснулось и Маша проснулась
И возле Миши ходила кругами.

С морды Михалыча счистив колючки,
Чутко принюхавшись - вроде не пьяный,
Маша решила пока он в отключке,
Освободить его хвост от капкана.

В жизни Михалыча были моменты
Страшные, разные были болячки,
Но, когда ящик найдя с инструментом,
Маша достала оттуда кусачки,

Их повертела в руках, покрутила,
И покрошивши капкан на кусочки,
Кончик хвоста заодно отхватила,
Понял МихМих, всё что было - цветочки!

В короб плетёный засунув девчонку,
Чтоб не сыскала обратно дорогу,
Раненый хвост обработав зелёнкой,
Снова Михалыч покинул берлогу.

Долго петлял он, следы заметая,
Перемесил всех лягушек в болоте,
Злых комаров кровожадною стаей
Сильно покусанный, сил на излёте

Выполз к деревне у самой опушки
И, чтоб конец положить своим бедам,
Короб оставил у крайней избушки,
Рядом с каким-то кемарившим дедом.

После его потрепали собачки,
И коромыслом огрела старушка...
Миша брёл лесом, тихонечко плача,
Плача от счастья, что сбагрил девчушку.

"Вот и берлога... сейчас на перинку..." -
Миша с улыбкой сорвал незабудку,
"Лечь и..." В окошке мелькнула косынка...
"Э-эй! Где ты был?" - возмутилась Машутка.

* * *

Впавший в свои девяносто два года
В детство, дедок, обнаружив спросонок
В коробе банку огромную с мёдом,
Радовался, как двухлетний ребёнок.

....Сестра Риммовна

Лирико-Героический Триптих

«Бабулька жила далеко...»

...Часть Первая....

...Шапочка....(the love is impossible)

...Эпиграф:
...Какая мать, скажите ради Бога,
...Ответьте мне, прошу Вас не шутя,
...Единственное обречёт дитя,
...На тёмный лес и дальнюю дорогу?

Бабуля жила далеко, с нами виделась редко.
А лес был дремуч, по нему пролегала дорога.
И мать мне сказала, однажды – «Послушай-ка детка,
Я кекс испекла, отнеси-ка бабуле немного!»

Бабуля жила далеко, впрочем, я повторяюсь.
Вид леса претил исполненью дочернего долга.
Ведь я, если честно, в трёх соснах легко потеряюсь...
Единственный плюс – репутация местного волка.

Губами волнующе хищными волк улыбался,
Травил анекдоты, и глаз не сводил (цвета стали),
Но только напрасно меня соблазнить он пытался,
Я всё вопрошала кокетливо – «Что Вы пристали?!»

Он был так галантен, меня проводил до опушки.
И лишь облизнулся, легко приобняв напоследок.
Завидев дымок над трубою знакомой избушки,
Я с ним попрощалась, прервав поневоле беседу.

Бабуля ответила басом – «Входи детка в двери!»
Ну, я и вошла... не подумайте только дурного,
Бабуля на месте, на столике фляжка спиртного...

А волк, к сожаленью, исчез…

Ну чего ждать от зверя?!

...Часть Вторая<клик>

...

...Часть Первая<клик>

Лирико-Героический Триптих

«Бабулька жила далеко...»

...Часть Вторая

...ни слова

....Про Красную Шапочку

Бабулька жила далеко, с нами виделась редко…
Вот мать и сказала однажды – «Проведай бабулю»
И, зная о том, что с пелёнок стреляю я метко,
Дала мне с собою обрез, запыжив в него пулю.

«А вдруг повстречаешь, случайно, лису-чернобурку?
Песца, или ценную мехом, другую зверушку…
Хочу, чтобы на воротник ты добыла мне шкурку.
Да мех не попорть, делай сразу контрольный в макушку!»

Огромный такой, весь в зазубринах, острый и страшный,
К обрезу в комплект был мне выдан охотничий ножик.
«А вдруг ты с медведем схватиться решишь в рукопашной?
Ну, коль не решишь, всё равно, без ножа в лес негоже!»

Кармашек передника мне оттянули патроны,
К ним мать положила, на всякий пожарный, лимонку.
«А вдруг партизаны? Которых в лесу батальоны…
Здоровьем рискнут отобрать у тебя самогонку!»

Завидев меня на своей беззащитной опушке
Лес дрогнул… У сосен его встали дыбом иголки…
Не помню, как с бабкой мы пили первач по чекушке,

Но мать будет шить воротник

из матёрого волка…

...Часть Третья<клик>

...Часть Вторая<клик>

Лирико-Героический Триптих

«Бабулька жила далеко...»

...Часть Третья

...Бабулька

Бабуля жила далеко, с нами виделась редко…
Десяток седьмой разменяв, прибывала в загуле.
И мать мне сказала однажды – «Сходи на разведку»,
Тревожась об облике нашей весёлой бабули.

Бабуля жила далеко – три часа на попутке,
А если пешком, доберёшься с трудом и под вечер...
Дорогой смолила одну за другой самокрутки,
Рюкзак с пирогом материнским оттягивал плечи.

Ты помнишь, читатель, бабулю я видела редко.
Её опознать всякий раз для меня было мукой.
Ну, вот, наконец-то, избушка, крылечко с подсветкой…
Свое появление я обозначила стуком.

Бабуля ответила басом и официально,
С каким-то рычащим акцентом – «Открыто! Входите!»
Как только вошла, поняла – не готова морально
Ко встрече с бабулей. (Вы строго меня не судите)

О, где этот образ родной и любимый мной с детства?
Где чепчик в кружавчиках, спицы и шерсти клубочек?
Бабуля, как видно, пила…гормональные средства!
Ничуть не тревожась при том, об эффектах побочных!

И внешне была – повстречаешь, отдашь Богу душу.
Какой-то, весьма подозрительной, шерстью покрыта.
«Бабуля, зачем Вам такие огромные уши?
Такие клыки? Почему Вы, бабуля, небриты?

Простите, бабуля, но вид Ваш чрезмерно тревожит.
Когтём не маните – «причину шепну, мол, на ушко»
Со школьной поры я чуток близорука, быть может,
Но, всё ж, не настолько! Я вижу, что Вы – не старушка!

Вы – ВОЛК! Признавайтесь – куда подевали бабулю?!
Зачем залегли на её неостывшей постели?
Со мной шутки плохи – схлопочите быстренько пулю!
Колитесь, мерзавец, неужто Вы бабушку съели?

Мерзавец, скуля, попытался закрыться подушкой,
Я, движима местью, винтарь волку тыкала в харю…
И тут…образ с детства родной и любимой старушки
Из ванной возник… в непристойном весьма пеньюаре!

Бабуля жила далеко – три часа на попутке.
С трудом добралась я домой под рассвет уж, под самый…
Дорогой смолила одну за другой самокрутки –

«Сказать? Не сказать?

Не скажу – жалко, всё-таки, маму!»

........................

Вновь ковёр его несёт
По небу. Огромный грот
Перед ним – ворота ада:
Пёхом вниз спускаться надо.
Осеняя себя крестом,
Мысль гоня: а как потом
Выбираться («Как Бог даст!»),
Сам себе даёт приказ,
И шагает в полный мрак
Наш герой – Иван-дурак,
С дорогим ларцом под мышкой.
А пещера смрадом дышит!
Но идёт Иван – и вот,
Словно бы в большой завод,
Он попал в громадный зал;
То ль сказал, то ль прошептал:
«-Кто тут самый главный чёрт?»
Пред Иваном предстаёт
Господин приличный вдруг:
«-Чем могу служить, мой друг?»
«-Не возьмёте ль эту душу?»
«-Покажите. О, я лучше
Никогда души не видел!
Забираю. Не в обиде
На меня Вам чтобы быть –
Чем Вас отблагодарить?»
Отказавшись от награды,
Зажимая нос от смрада,
Пробкой вылетел Иван
Из пещеры. Чёрт же там,
В предвкушеньи аж дрожа,
Душу мага в горсти сжал –
Бросил под прокатный стан.
Чародей наш в замке стал
В этот миг белее мела,
И, враз скорчившись всем телом,
На успев и молвить двух,
Испустил волшебник дух.

На ковре Иван обрат
К замку мчится – так-то рад!
Подлетает без опаски –
Ведь на башне Златовласка
Машет голубым платочком
С золотою оторочкой.
Как волшебника не стало –
Потеряли силу чары:
На ковре на самолёте
Двое – брат с сестрою вроде –
Понеслись в отцовский терем.
Златовласка – птицей в двери,
В горницу к отцу вбегает.
«Дочка! Солнышко! Живая!..»
У обоих – слёзы градом.
«-Что ж – к царю теперь мне надо:
Чай, в печали истомился…»
«-Дочка, да ведь царь женился:
На неметчине прынцессу
Взял для ради политесу,
Чтобы эти – как их – связи
Развивались в том же разе.
Вот оно какое дело!..»
Только вдруг повеселела,
Слыша это, Златовласка:
«-Так катись ты, царь, колбаской!
Клетка – царские хоромы,
И супругою быть кроме,
Как любезному Ванюше –
Не хочу об том и слушать!»
«-Вот и чудно, вот и славно!..»
Свадьбу справив, стали ладно
Жить себе да поживать,
Да детишек наживать.

Я гостил у них на днях:
Златовласка на сносях,
Слышь, была – в десятый раз.
Тем и завершим наш сказ!
.

Поучительная сказка про царя и Златовласку
(не чернец пером писаху – скоморох се сочиняху)

В стародавнюю ту пору,
Когда круче были горы
И дремучее леса,
И случались чудеса,
На скале вельми высокой,
За глубокою протокой,
Посерёдке тёмной чащи
Чародей жил настоящий.
Неприступный чёрный замок
На утёсе страшном самом
Был ему укромным домом –
Ветра северного кроме
В неприютном том жилище,
Что мрачнее и не сыщешь,
Не бывало гостя сроду.
Мог наслать он непогоду
И творить любое лихо –
Но до времени жил тихо,
И людишек род ничтожный
Презирал, сколь только можно.
Натаскал немало злата
Да каменьев в казематы,
Пальцы – в драгоценных перстнях:
Впрямь как в сказке, впрямь как в песне!
А людишки знай плодились,
Расселялись, не ленились –
Выжигали лес под пашни,
В городах из камня башни
Подвели под остры крыши
(Чем богаче – тем повыше)
Своеволию оплотом,
Никакого укороту
Не встречая в сей заботе:
Дескать, мы – титанов вроде!..

Царь державный правил ими
(Но его забылось имя).
Правил – мудро, как умел,
Только часом овдовел.
Так любил народ царицу –
Шла за гробом вся столица.
Хмелем царь боролся с горем.
Что ж дивиться тут, что вскоре
(Вправду ль истина в вине?)
Нам понятная вполне
Овладела им охота –
Забери его икота!
Чтоб совсем ему упиться? –
Взять, да вдругорядь жениться.
Ввысь взметнулись стаи птичьи,
Как на площади столичной
Глашатай царёв указ
(Перед жатвой в самый раз)
Прокричал народу трижды:
На престол усесться лишь бы,
Все девицы красят губки,
Гладят праздничные юбки:
Загорелись, словно порох –
Примеряют платьев ворох,
Золотые ленты – в косы.
Мучит каждую вопросом
Всякий внешности пустяк:
Так ей лучше, или – так?
А румян идут на щёчки
Бадьи, ежели не бочки.

Вот приходит день смотрин:
До зари вскочив с перин
(На которых ночь не спали –
Первый свет в окошке ждали!),
На измученные лица
Макияж кладут девицы.
Подымаются, как тени,
На дворцовые ступени,
И плывут вдоль стен в палаты:
Куклы из тряпиц и ваты.
Царь глядит мрачнее тучи –
Не нашлось невест получше!
Да напрасно что ж гневиться? –
Всем велит за стол садиться
(А столы – от яств ломятся).
Приглашённые садятся:
«Веселитесь, пейте, ешьте!
Гусляры – народ потешьте!
Скоморохи – ну-тко в пляс:
Даром, что ль, держу я вас?»
Сам, в печали неутешной,
Лишь немногих взяв приспешных,
Проклиная злую долю,
На охоту едет в поле.

В том краю жила одна –
Яснолика, как луна,
Не боярского сословья,
А народной чистой крови
Линии Адама с Евой –
Красоты небесной дева.
Тонкоброва, синеока,
Посмотреть с любого бока –
Не найдёшь изъяна в стати:
Одевай в любое платье!
Долу потупит ресницы –
Нет покорнее девицы,
Гневно взглянет – бросит в дрожь:
Полоснут глаза, как нож!
Гибок стан, покаты плечи,
Мудрецов смущает речью:
И учёна, и умна.
Голос – чистый, как струна.
Ну, а главная краса –
Золотая в пол коса!
Так и звали – Златовлаской
Героиню нашей сказки,
Батюшки-отца отраду.
Не в столичном жили граде
Сами-двое дочь с отцом:
Бывший некогда купцом,
Овдовел он той же ночью,
Что на свет родилась дочка,
И бежал всего, что было
Им с женой когда-то мило.
Дом большой срубил в глуши,
Где не встретишь ни души,
И почти на двадцать лет
Позабыл весь белый свет.
Старцы мудрые, скитаясь,
У него в дому скрывались
От «единой веры» ига,
И учили дочь по книгам
Той премудрости земли,
Что одни сберечь смогли.

Где ж «забыли» мы царя?
Пир честной покинув (Зря!..
Ну, да им, царям, видней),
Добрых оседлав коней,
Чинно царская охота
Выезжает за ворота
На весёлую забаву.
Дичи во поле – на славу,
Да в неубранной пшенице
Норовит она укрыться.
Царь не дал чинить потраву,
Хоть имел и это право,
Хоть горел азарт в крови –
В том его не укорим,
А велит им править к лесу.
Под листвы густой завесу
Только всадники въезжают –
Заяц путь перебегает:
«Растудыть» и «ять» впридачу -
«Не видать теперь удачи!»
(Верят посейчас в приметы –
А когда случилось это?
Почитай, с тех пор веков
Пролетело – будь здоров!)
Едут дале без азарту.
Как в игре, бывает, карта
Не пойдёт – знать, так и им:
Ворочаться б, и - бог с ним!
Дома ж – пир идёт горой.
Чай, уже до плясовой
Там дошло у девок дело:
От вина – ой, девки смелы!..
Да и кони подустали…
Вот, иные подотстали.
А вокруг – щебечут птицы,
Изумрудный свет струится,
Сквозь листву дерев просеясь –
Что за диво, что за прелесть!
Брось ты, род людской, хвалиться,
Да промеж себя рядиться:
Кто красивей ладит храмы?
Вот он, лучший – перед вами:
«Воскресение и жизнь» -
Причащайся да молись!..

Чу! Кусты ломая с треском,
Ломит красный зверь по лесу –
Через чащу напрямик.
Пред царём на миг возник
(На рогах не счесть отростков,
Заревёт – так отголоски
Вёрст на сотню – кроме смеха! –
Разнесёт лесное эхо),
На людей уставясь глазом,
Оценил опасность сразу –
И метнулся опрометь!
В шпоры царь коня и в плеть –
За оленем правит вслед.
Скачет сзади кто, аль нет?
Тот со следа быстро сбился,
Лбом об сук другой убился,
Тот отстал, с конём не сладя –
Царь один, вокруг не глядя,
Всех святых призвав в подмогу,
Где несут оленя ноги –
Через пни и буераки,
Чрез замшелые коряги –
Мчит без троп и без дороги.
Долго ль? Ведомо лишь Богу!
Враз деревья расступились,
Царь и жертва очутились
На большой лесной поляне.
Вбок олень тут резко прянул;
Силы страх в него вдохнул –
Через куст перемахнув
Пущеной стрелой летящей,
Тенью вмиг растаял в чаще.
После сумрака глаза
Застит свет царю: нельзя
Различить сперва предметов;
Проморгался – зверя нетуть!
Запалил коня – обидно!
Да и спутников не видно:
Вряд ли кто теперь нагонит…
И куда его погоней
Уманил треклятый зверь?
И куда ему теперь?..

Впору голову повесить…
Только тут на фоне леса
На другом конце поляны
(«-Чудеса – как в сказке прямо!»),
Сам себе сперва не веря,
Различил он красный терем.
«-Гнался, знать, я не напрасно!..»
А над лесом небо ясно,
И струится над поляной
Аромат цветочный пьяный…
«-Что-то ждёт ещё меня?»
Под уздцы ведя коня,
Царь идёт к лесным хоромам:
«-Эй, живой кто есть ли в доме?
Чья такая здесь обитель?
Я – не тать и не грабитель,
А, охотясь, заблудился
И от спутников отбился.
Здешних троп лесных не знаю.
Выйди из дому, хозяин!
Укажи, за ради Бога,
Мне обратную дорогу,
И, в том честь моя порукой,
Что по-царски за услугу
Я такую заплачу,
И как есть озолочу!»
Дверь дубовая открылась,
На пороге появилась
Красоты небесной дева –
Земли все пройти, нигде Вы
Отдалённо равной ей
Не сыскали б средь людей:
Яснолика, как Луна
Только может быть одна,
Тонкоброва, синеока,
Посмотреть с любого бока –
Не найдёшь изъяна в стати:
Одевай в любое платье,
А особая краса –
Золотая в пол коса.
Кость тонка, покаты плечи –
Царь лишился дара речи:
Смотрит, словно б на икону.
Молвит девица с поклоном
(Голос – чистый, как струна;
У царя уж без вина
В голове мутится разум –
Может быть весьма опасным
Света ясных женских глаз
Действие на грешных нас):
«-Здравствуй, добрый господин!
В горницу пока входи –
Отдохнут с дороги ноги.
Силы подкрепи немного.
Батюшка проверить борти
Поутру ушёл – вот-вот, и
Будет из лесу обратно».
Вот царь в горнице: опрятно,
Чисто в доме всё на диво –
Лишь полдела, что красива,
Что чудесная коса:
Села, потупив глаза,
Стол накрыв в мгновенье ока
(Ничего себе «немного»:
Дичь, пирог, варенья, квас –
Негде яблоку упасть
На столе: орехи, мёд…
Глаз всего не обоймёт!) –
Не ленива и скромна:
Будет добрая жена!

Царь пленился не шутя:
«-А скажи, как звать тебя,
Что прекрасна, точно в сказке?»
Та смутилась: «-Златовлаской!..»
Вдруг весёлый лай раздался,
И из леса показался
Вслед за этим верным знаком
Батюшка-отец с собакой.
Видит у крыльца коня:
«-Гость какой-то у меня!
Я ж, с заботою не знаясь,
По лесам с утра шатаюсь!..»
Входит, кланяясь царю:
«-В кои веки в глушь мою
Бог привёл честного гостя!
По нужде какой, аль просто
Сбился ты с дороги в чаще,
Что мне с дочкою на счастье
Посетил лесной наш терем?
Аль искал какой потери?»
Царь поведал всё, как есть,
И закончил тем, что честь
Дщери чистой, беспорочной
Оказать он шибко хочет:
Сей же день на ней жениться,
Сделав милой – и царицей.
Перед тем, как дать ответ,
Дочь с отцом наедине
Попросили разрешенья
Обсудить своё решенье.
«-Стать царицею за честь,
Да ведь в том опасность есть,
У безродных – так и втрое,
Батюшка – врагов с тобою
В одночасье нам нажить.
Что ж ответить нам, скажи:
Извиниться – иль решиться?»
«-Надо, дочка, согласиться –
Ведь Перун, поди, не зря
В терем наш привёл царя:
Ты учёна и умна,
Каковой и быть должна
У царей земных подруга –
В затруднении супругу
Дать совет, коль в том нужда.
А завистников вражда –
Коли, будучи красива,
Будешь нравом не спесива
И добра к простому люду,
Для тебя защитой будет
Верноподданных любовь
От любых интриг и ков».
И даёт она согласье.
Сговорившись тем же часом,
Без пяти минут царицу
Усадив в седло, к столице
По тропинкам, как-нибудь,
Через лес пустились в путь.

А царя уж всюду ищут:
Конных, пеших – чуть не тыщу
Отрядили в лес народу
Вместе с главным воеводой.
Шутка в деле – сгинет царь:
Ведь леса-то были встарь –
Войску впору потеряться
(Было б за кого бояться!..)
По ущельям и отрогам
Лес тревожат звуки рога,
В колокол набатный бьют –
Так, что голос подают
Всех ворон окрестных стаи,
В небо тучами взлетая.
И, понятно – кто бы спорил –
На царя наткнулись вскоре.
Мчит гонец что духу есть –
В град несёт двойную весть:
Отыскался царь-отец,
И нашлась, кто под венец
Нынче же с царём идёт.
Взбудоражен вновь народ
С Думы до простого люда:
Кто такая и откуда?
Слуги всё готовят к свадьбе –
Как бы в чём не оплошать бы!
Вдоль ворот народ толпится,
Распалённый любопытством –
Собрались и млад, и стар.
Депутация бояр
В лучшей дорогой одёже:
«-Славен буди, царь-надёжа!..»
Вот въезжают во дворец…
Вскоре б сказке и конец –
Тривиальный и красивый:
Добрый царь, народ счастливый
(Умный скажет – но война!..
Как у нас – всему она
Много лет была виной -
Будто дело в ней одной!
Нет, войны не приключилось,
Недорода не случилось –
Бог хранил: была страна
И обильна, и сильна),
Но на радости еликой
Царь велит салют великий
Пушкарям производить,
Да в литавры громче бить,
Да чтоб все колокола
Накалились добела,
Как, разряжена в палатах,
В золотом расшитом платье
Выйдет на крыльцо невеста.
Полегли плетни в предместьях,
Ставни с петель посрывало,
Окон что повыбивало,
Всяких прочих мелких бед
Приключилось, что в пять лет,
Как пальнули – разом – пушки:
Лист с деревьев на опушке
Оборвал могучий вихрь,
Всякий зверь лесной притих
И забился глубже в нору,
Отозвались эхом горы -
До средины дикой чащи
Гром разнёсся настоящий -
Вплоть до замка чародея.
В удивлении немея –
Небо ясно: этот гром
Вызван, стал быть, волшебством?
Но на свете испокон
Маг непревзойдённый – он!
Неужели средь людей
Народился чародей,
Что его заткнёт за пояс?
Тем всерьёз обеспокоясь,
Чародей великий наш,
Развернув, как крылья, плащ,
Полетел быстрее птицы,
И на башню опустился,
Не примеченный никем,
Крепостную. Между тем
Вкруг дворца толпа ликует:
Царь невесту молодую
В церковь под руку ведёт –
В две стены стоит народ,
В воздух лепестки бросает,
Им дорогу устилая.

Чародей уж понял смысл
Грома страшного, но мысль
Завладела им лихая:
В замке тёмном не хватает
(Как в квартирах нам – серванта!)
Вот такого бриллианта
Чистой, как слеза, воды –
Несказанной красоты
Племени людского девы,
Повторившей облик Евы,
Вышедший из-под резца
Всемогущего Творца.
Страшной птицей с башни взвился,
И пред девой опустился,
Грозен видом, лиходей,
Ужасом сковав людей.
Как крыла огромный грач,
Распахнувши чёрный плащ,
Охватил им Златовласку,
И, пока народ безгласно
Происшедшему дивился –
В клубе дыма испарился!
Вскрик, как вздох, разнёсся: «Ах!..» -
Переживших жуткий страх.

А злодей в своём жилище,
Что мрачней едва ли сыщешь,
В клубе дыма через миг
Вместе с девою возник.
Чуть оправившись от встряски,
В страхе смотрит Златовласка –
Стены темные кругом:
«-Где я? Что это за дом?
Кто ты, что меня похитил –
Жизни ль ты моей губитель?
Ради ль выкупа меня
Ты унёс при свете дня?»
Рассмеялся маг скрипуче:
«-У меня казна получше,
Чем любые короли
Пожелать себе могли б!
Бриллианта лишь такого
Не хватало дорогого:
Наверху высокой башни
Под арестом под домашним
Поселю тебя, краса!..»
Затуманились глаза
Златовласкины бедою –
Слёзы прорвались рекою…
«-Вот же бабы – губят сами
Красоту свою слезами!
Перестань же, говорю –
Я тебя развеселю!»
Сводит деву в казематы,
Где полно хранится злата,
Мановением руки
Открывает сундуки –
Светом брызжут самоцветы:
Бусы, кольца да браслеты –
Нам всего не перечесть –
И числа серёжкам несть!
Что ж, тут у любой девицы
Взор невольно оживится!
«-Вот и славно! Здесь свободно
Что душе твоей угодно
Днём и ночью можешь брать,
Одевать да примерять!»

А посмотрим, что в столице
Этим временем творится.
Царь от горя рвёт рубаху,
Голову готов на плаху
Самолично положить,
Лишь бы деву возвратить.
Да ведь прежде надо знать –
Кто злодей, и где искать?
И клянётся царь на людях:
Ничего тому не будет,
Будь ведун он или волхв,
Даже оборотень-волк –
Кто ему доставит вести
О похитившем невесту,
Всей души его отраду –
И сулит тому награду.
Да давно последний волхв
Раков кормит, сброшен в Волхов.
Посжигали колдунов
Ради торжества основ,
А уж в оборотней этих
Верят разве только дети!

Но ещё один у нас
Персонаж есть про запас
В достоверной этой сказке.
Правда, крови он не царской:
По анкете – «из крестьян»,
С редким именем Иван.
Сиротой остался в детстве –
Ни родни и ни наследства,
С малолетства – «в добрых людях»,
Тем богат, что где добудет.
По дворам батрачит лето,
Перебьётся зиму где-то –
Так до двадцати годков:
Волен, весел и здоров.
Дурнем не был от природы,
Но – виной, видать, свобода –
Поступал и мыслил так,
Что прозвание «дурак»
Даже в тот дремучий век
Заслужил себе от всех.
Ум культурой не обточен,
Так Иван гнездо сорочье
(И нашёл себе же, право,
Словно недоросль, забаву!),
Заприметив на опушке,
Разорить полез – задушит,
Видно, бедных сорочат!
Машут крыльями, кричат,
Кружат у гнезда сороки.
«-И чего вы, белобоки,
Разгалделись так, чего,
Вовсе из-за ничего?
Тут крадут средь дня царицу!..»
На верхушку села птица
И Ивану говорит:
Коль птенцов он пощадит,
То она расскажет, кто
Уволок девицу-то.
«-Дело!» - отвечает Ваня.
«-В недоступной чаще самой,
За глубокою протокой,
На скале вельми высокой –
Замка зубчатые башни;
Чародей в нём настоящий,
Словно коршун, свил гнездо.
Овладел он, как никто,
Чернокнижною наукой:
С острыми когтями руки
Вознесёт над головой –
Вздыбит океан волной
И водой затопит берег;
Может птицу или зверя
В небе, в поле или в чаще
Молнией сразить гремящей;
Может вызвать непогоду;
Может горную породу
В пыль крушить одним лишь словом –
Вот кто был вчера здесь, словом!»

Словно с грамотой гонец,
Мчится Ваня во дворец:
«-То-то мне там будут рады!»
Уж прикинул, как наградой
Царской он распорядится:
Верно, царь не поскупится!
Вот в палате весть свою
Доложил Иван царю -
Царь бояр повыше саном
Собирает, чтоб Ивана
Выслушать и им известье,
И совет держать бы вместе.
Повторил Иван всё снова.
Воевода просит слова:
«-Войско в тёмный бор послать –
Погубить лишь только рать!
В чаще не пройти обозу,
Да и ратники не козы,
Чтоб скакать по скалам, знамо –
Неприступный это замок!»
Вслед по старшинству бояре
Держат речь пред государем:
«-Коль советовать я смею,
То такого чародея
Лучше нам не задевать:
Как захочет он наслать
На страну чуму, иль глад –
Запустеет стольный град!»
«-Не оглянемся – и осень:
Надо нам все силы бросить,
Чтобы урожай собрать –
С прочим можно обождать!»
«-И считать ли можно точно
Ту девицу беспорочной,
Что в чертогах тёмной силы
Даже только погостила?»
«-Нас дурак заставить хочет
Верить болтовне сорочьей!»
«-Да он, часом, не был спьяну?»
Царь ступать велит Ивану.
«-А награда?..» «-Ишь, пострел!
Благодарен будь, что цел,
Да помалкивай, покуда
Не нажил какого худа:
Где про то проговоришься –
Тотчас языка лишишься!»
Огорошены вконец,
Он да девицы отец
От дворца бредут уныло.
«-Правду дочка говорила:
При дворе не сыщешь счастья!..»
Молвит тут Иван: «-В напасти
Я вас с дочкой не оставлю.
Я один в тот лес отправлюсь:
Дочь твою освобожу –
Или голову сложу!»

Ну, а что же Златовласка?
Притворившись, будто цацки,
Как придумал чародей,
Исцелили сердце ей,
Стала думать да решать,
Как из замка ей бежать.
Вот на третий день она
Снова сделалась грустна:
Всё ей словно бы постыло.
«-Что ж опять тебе не мило,
Что вдруг спа’ла ты с лица?»
«-Я у батюшки-отца
С воскресенья до субботы
Не привыкла без работы.
Лень мне – как огню зола:
Всё б я пряла да ткала…»
Щёлкнул пальцами старик –
Появились в тот же миг
Нитки, прялка, шерсть, станок,
Веретёна да челнок.
(Чем дитя б себя ни тешило,
Лишь бы голову не вешало!).
Утром, встав до свету, рано,
Златовласка из тумана,
Будто был туман куделью
(Ведь не даром, в самом деле,
Девица была учёна!),
Пряжи впятеро кручёной,
Прочной, но на вес воздушной,
Насучила сколько нужно.
Солнце в небе засияло –
Тонкий луч его поймала,
Тянущийся сквозь бойницу –
И соткала мастерица
Удивительный ковёр:
С птицами на нём узор,
Чтобы мог он, словно птица,
Над землёю проноситься
И доставить вас туда,
Пожелаете куда.
Улизнуть мечтала небом –
Только силой чар волшебных,
Как невидимой стеной,
Неприступной ей одной,
Башня вкруг оплетена.
Как бы сделавшись больна,
Вновь решила притвориться,
Будто чем она томится,
Златовласка. Старый пёс
Тут же ей чинит допрос,
Чем и отчего она
Стала так удручена,
Что и нет на ней лица?
(Сам себе вчера лишь царь,
Прежде он не знал забот,
А теперь их – полон рот!)
«-Тем душа моя томится,»-
Мнётся будто бы девица, -
«Что тебе уж много лет:
Хоть ты крепок, а нет-нет
Благодетель мой помрёт –
Что тогда меня-то ждёт?»
Рассердить боялась старца –
Тот как примется смеяться:
«-Горевать об этом будет*!
Отчего вы смертны, люди?
Отдаёте Богу душу.
А теперь меня послушай:
В каземате с сундуками
С драгоценными камнями,
В закуточке, где опалы
В угол свалены навалом,
А в другой – с рубином броши,
Ты приметила, быть может,
В нише каменное сердце;
В нём есть маленькая дверца -
Эту дверцу никому
Без ключа не отомкнуть;
Вот за ней – моя душа.
Мысль, не правда ль, хороша -
Кто бы выдумать мог лучше?
Вот он где, заветный ключик –
На груди моей хранится!» -
Показал он тут девице
Ключик, что придумал бес:
В виде римской буквы «S»,
Оплетающей две шпалы –
Этот ключ открыл немало
Самых каменных сердец –
Но грядёт его конец!
«-Брось кручиниться, а лучше
Что ещё скажу, послушай:
У меня ты будешь вечно
Жить, красива и беспечна,
Если так, как я, ты душу,
Вынув из груди наружу,
Спрячешь там же под замок,
Чтоб уже ни чёрт, ни Бог
До неё бы не добрался».
«-Как?! Ты, стало быть, собрался
Без души меня оставить?»
«-Исключительное право
Обладателя души,
Как судьбу её решить.
Но искусством чародея
В том помочь могу тебе я –
И бессмертною б ты стала,
Вечно красотой блистала!
А душа – какой в ней прок?..»
«-Я подумаю…», - а вбок,
Про себя, через плечо, -
«-…Над причудливым ключом!..»

*«будет» - здесь в смысле: не стоит; довольно (просторечн.)

В тереме ж отца девицы
На коня Иван садится,
Правит смело в тёмный бор.
Конь буланый в беге скор:
Въехал на коне в поток, и
Переплыл через протоку,
Вот уж горные отроги.
Влез Иван на дуб высокий –
Местность обозреть получше,
И на самой дикой круче
Увидал зубчатый замок.
(«-Без сомнения – тот самый!..»)
К замку конному нет ходу –
Да и пеших тоже сроду
Не видали эти скалы;
Не сумняшеся нимало,
На руках сдирая кожу,
По скале влез Ваня всё же -
Глянуть вниз с утёса страшно!
Голову задрав, на башни
Смотрит он пытливым взглядом,
И на счастье было ж надо –
Златовласка у окна,
Сидя в комнате одна,
Зеркальцем в руке играла.
Видит Ваня – заблистало
Что-то в верхнем этаже:
Знак Ивану неужель
Подаёт кто? Мыслью скор,
Из-за пояса топор,
Каковым у нас и брились,
И за Русь святую бились,
Достаёт Иван, и вмиг,
Луч поймав, ответный блик
В то окошко посылает.
Златовласка замечает
Отражённый лучик солнца,
Брызнувший в её оконце,
Вниз глядит – и в первый раз
Радость у неё зажглась
В сердце, как злодей её
В замке заточил своём.
Хоть не знает, кто такой,
Ване из окна рукой
Знак даёт: мол, жди! Сама же
Запасённую на пряжу
Для какого рукоделья
Собирает всю кудель, и,
Из окна Ивану вниз
Бросив: взбей, мол, и садись –
Делает руками знак;
Вот Иван, проделав так,
На кудели из тумана
До окна поднялся прямо.
«-Кто ты, молодец, и как
Оказался здесь?» Дурак
Отвечает, что он биться
С магом, чтоб её, царицу,
Вызволить, сюда пришёл.
«-Смел ты – это хорошо;
Но такого чародея
С топором не одолеешь!»
«-Так бежать!» - вскричал Иван.
«-Нет – хитрей тут нужен план!..»

Ждать велев в оконной нише,
Златовласка, мыши тише
(Сердцу радостно и страшно!),
В каземат бежит под башней.
Без сомнений околичных
Быстро выгнула отмычку,
И у каменного сердца
Отперла тихонько дверцу.
В нём душа – как тьма одна
Только быть могла черна
Перед тем, как слово «свет»
Первый произнёс Поэт.
Из ларцов, вдоль стен стоящих,
Выбрав самый подходящий,
Камни в угол высыпает –
В ларчик душу запирает.
Не давая страху воли
(Есть ли что страшней неволи?
У другой бы недотроги
Отнялись от страха ноги,
Сделались бы, как из ваты!),
С тем ларцом бежит обратно.
Запыхалась – чуть дыша:
«-Здесь, Иван – его душа!» -
Говорит уже с порога, -
«Уж давно её он Богу
Задолжал, и этот долг
Ты помочь ему бы мог
Получить, когда не против
На ковре на самолёте
Отвезти ларец до рая!»
«-Это где ж страна такая?»
«-Там, где океана край –
Там и есть он самый, рай!»

И понёс ковёр Ивана
Прямо к морю-океану,
Через горы, лес и холмы –
Вот под ним уж плещут волны,
Вот уж взгляд куда ни кинь –
Моря синь и неба синь!
Но как кто-то чёрной тушью
Начертил полоску: суша.
Суша! Суша впереди!
На ковре Иван летит,
Приближаясь к краю рая.
Видит – статуя большая
В виде женщины в хламиде,
Ростом – выше пирамиды,
А строга – ни боже ж мой! –
С факелом над головой.
Снизился Иван немного:
«-Эй, где мне найти тут Бога?»
Средь святых переполох!
Появляется сам Бог:
«-Кто покой в раю нарушил?»
«-Я привёз живую душу», -
К Богу с ларчиком Иван, -
«Что ввела тебя в обман
Так, что ты её лет тыщу
Ждёшь, а может быть – и ищешь!»
Ларчик Ваня открывает –
Бог брезгливость не скрывает:
«-Убери паскудство это –
У меня здесь царство света!
Как вы, люди, всяку погань
Норовите сбагрить Богу…
Ну куда её в раю
Я, скажи, определю?!»
Ваня пятится назад:
«-Так куда ж с ней?» «-К чёрту – в ад!..»
.................................
Вновь ковёр его несёт
По небу. Огромный грот
Перед ним – ворота ада:
Пёхом вниз спускаться надо.
Осеняя себя крестом,
Мысль гоня: а как потом
Выбираться («Как Бог даст!»),
Сам себе даёт приказ,
И шагает в полный мрак
Наш герой – Иван-дурак,
С дорогим ларцом под мышкой.
А пещера смрадом дышит!
Но идёт Иван – и вот,
Словно бы в большой завод,
Он попал в громадный зал;
То ль сказал, то ль прошептал:
«-Кто тут самый главный чёрт?»
Пред Иваном предстаёт
Господин приличный вдруг:
«-Чем могу служить, мой друг?»
«-Не возьмёте ль эту душу?»
«-Покажите. О, я лучше
Никогда души не видел!
Забираю. Не в обиде
На меня Вам чтобы быть –
Чем Вас отблагодарить?»
Отказавшись от награды,
Зажимая нос от смрада,
Пробкой вылетел Иван
Из пещеры. Чёрт же там,
В предвкушеньи аж дрожа,
Душу мага в горсти сжал –
Бросил под прокатный стан.
Чародей наш в замке стал
В этот миг белее мела,
И, враз скорчившись всем телом,
На успев и молвить двух,
Испустил волшебник дух.

На ковре Иван обрат
К замку мчится – так-то рад!
Подлетает без опаски –
Ведь на башне Златовласка
Машет голубым платочком
С золотою оторочкой.
Как волшебника не стало –
Потеряли силу чары:
На ковре на самолёте
Двое – брат с сестрою вроде –
Понеслись в отцовский терем.
Златовласка – птицей в двери,
В горницу к отцу вбегает.
«Дочка! Солнышко! Живая!..»
У обоих – слёзы градом.
«-Что ж – к царю теперь мне надо:
Чай, в печали истомился…»
«-Дочка, да ведь царь женился:
На неметчине прынцессу
Взял для ради политесу,
Чтобы эти – как их – связи
Развивались в том же разе.
Вот оно какое дело!..»
Только вдруг повеселела,
Слыша это, Златовласка:
«-Так катись ты, царь, колбаской!
Клетка – царские хоромы,
И супругою быть кроме,
Как любезному Ванюше –
Не хочу об том и слушать!»
«-Вот и чудно, вот и славно!..»
Свадьбу справив, стали ладно
Жить себе да поживать,
Да детишек наживать.

Я гостил у них на днях:
Златовласка на сносях,
Слышь, была – в десятый раз.
Тем и завершим наш сказ!

.

....Сестра Риммовна

«Сказка о том, как Зло победило Зло…»
(меньшему из двух зол просто не повезло...)

Картинка Первая –
Катастрофическая

Красавица-ведьмочка Мэг,
Кот Кыш и две ведьмины тётки
Плевали на метеосводки,
Сулившие бурю и снег...

Прогноз не подвёл (как назло!)...
Посадка была аварийной...
Попав в эпицентр стихийный,
Заглохло в снегу помело.

В дремучий до крайности лес
Упав (он, некстати, был хвойный),
Они пресекли акт разбойный
Над жителем тёмных тех мест,

Оставив одни лишь фрагменты
От группы злых татей полночных,
Смутились – мол, мы не нарочно!
Но выслушав, всё ж, комплименты,

Они до гостиницы местной
Доставлены были спасённым,
Где администратором сонным
В два номера вселены тесных.

Две щуплые ведьмины тётки
Устроились в койке "валетом",
Ужасно ругались при этом,
И грызли друг другу подмётки.

А ведьмочка, выпустив Кыша,
(котяра ночным был гулёной)
В подушку уткнулась со стоном,
Прося тёток быть – "Чуть потише!"


Картинка Вторая –
Вампирическая

Граф Орлок – вампир поневоле
(укушен коварной невестой)
Пил кровушку жителей местных
И "жизнью" своей был доволен.

Дождавшись "вампирского" часа,
Он встал (потянувшись) из гроба,
Надел плащ вампирский особый,
Тот, что на подкладочке красной...

Прослушав волков завыванье,
Ландшафтом ночным восхитился,
Привычно в мышь оборотился
И отбыл искать пропитанье...


Картинка Третья –
Гастрономическая

Мэг злобно душила подушку...
За тоненькой перегородкой,
Вели диалог громкий тётки
И ссорились явно. Болтушки!

А ссоры той вот содержанье -
Одна тётка Мэг в час полночный,
Доставши колбаски чесночной,
Настроилась на поедание,

Другая же запах ядрёный,
Чесночный, не выносила
И спрятать продукт просила,
(Сорт высший, варёно-копчёный)

Как раз у гостиничных ставней
Вираж заложив неслабый,
Услышав, как ссорятся бабы,
Граф ссорой был целенаправлен.

А тётки в бою рукопашном
Сошлись за судьбу копчёной...
Приём применив запрёщенный
И ставни сломав нараспашку,

Та, что противница духа,
Пригладив всклокочены космы,
Батон запустила в космос,
Вампиру попав прямо в ухо

Огромной чесночной торпедой.
Внезапно и метко сраженный,
Граф рухнул в цветник балконный,
Со стоном – "Ну, ни... отобедал!"

Лишь через какое то время,
Граф, с явным трудом, оклемавшись,
Желудочным сокам поддавшись,
Вернулся к обеденной теме...


Картинка Злоключительная –
ТРАГИЧЕСКАЯ

Колбасный продукт помещенье
Покинул, но дух то остался!
Он в перегородку впитался
И Мэг, вся горя возмущеньем,

Решила проветрить номер,
Мигрень, чуя, не за горами.
Вот тут то, пришибленный рамой,
Граф пожалел, что не помер.

По-прежнему в облике мыши,
Теперь лишь формально "летучей",
Граф шмякнулся серенькой кучей
В объятья голодного Кыша.

Хвалу за подарок свыше
Кошачьему богу воздавши,
Летучих мышей не едавший,
Кыш взялся исследовать мышку.

"К-кыш!"
– молвил вампир потрясённый,
Тем, как он судьбой оглоушен,
Но Кыш был настроен на ужин...

И в угол укромный снесённый,
Наш граф на лопатки положен,
Распят и изучен подробно,
И признанный явно съедобным,

Был Кышем бессовестно сожран...