Душевно. Читаем дальше

Про солнце
Опухшее, красное со сна утреннее солнце неторопливо ползло по небу и беседовало с ветром:
- Так ты говоришь, они меня любят? - спросило солнце.
- Ага.
- А за что? Я же некрасивое...
- А они считают, что красивое.
- Да ну... - солнце смутилось и искоса глянуло в океан. - Смотри, у меня и протуберанцы в разные стороны торчат, и пятна на лице выскочили.
- А они этого не видят.
- Почему не видят?
- Потому что они тебя любят.
- Ну вот, опять ты о том же! Да за что меня любить?
- Они говорят, за то, что ты несешь свет и тепло.
- Ерунда какая, - удивилось солнце. - Конечно, я несу свет и тепло. Что же за термоядерная реакция, да без выброса энергии? Но это ведь просто нормальный процесс жизнедеятельности! Вроде бурчания в животе.
- А они считают, что ты доброе.
- Доброе? А что такое доброта?
- Не знаю, - честно признался ветер. - Но они, видимо, знают, раз говорят.

О самой красивой женщине

Однажды два моряка отправились в странствие по свету, чтобы найти свою судьбу. Приплыли они на остров, где у вождя одного из племён было две дочери. Старшая — красавица, а младшая — не очень.
Один из моряков сказал своему другу:
— Всё, я нашёл своё счастье, остаюсь здесь и женюсь на дочери вождя.
— Да, ты прав, старшая дочь вождя красавица, умница. Ты сделал правильный выбор — женись.
— Ты меня не понял, друг! Я женюсь на младшей дочери вождя.
— Ты что с ума сошёл? Она же такая… не очень.
— Это моё решение, и я это сделаю.
Друг поплыл дальше в поисках своего счастья, а жених пошёл свататься. Надо сказать, что в племени было принято давать за невесту выкуп коровами. Хорошая невеста стоила десять коров.
Пригнал он десять коров и подошёл к вождю.
— Вождь, я хочу взять замуж твою дочь и даю за неё десять коров!
— Это хороший выбор. Моя старшая дочь красавица, умница, и она стоит десяти коров. Я согласен.
— Нет, вождь, ты не понял. Я хочу жениться на твоей младшей дочери.
— Ты что, шутишь? Не видишь, она же такая… не очень.
— Я хочу жениться именно на ней.
— Хорошо, но как честный человек я не могу взять десять коров, она того не стоит. Я возьму за неё три коровы, не больше.
— Нет, я хочу заплатить именно десять коров.
Они поженились.
Прошло несколько лет, и странствующий друг, уже на своём корабле, решил навестить оставшегося товарища и узнать, как у него жизнь. Приплыл, идёт по берегу, а навстречу женщина неземной красоты. Он её спросил, как найти его друга. Она показала. Приходит и видит: сидит его друг, вокруг детишки бегают.
— Как живёшь?
— Я счастлив.
Тут входит та самая красивая женщина.
— Вот, познакомься. Это моя жена.
— Как? Ты что женился ещё раз?
— Нет, это всё та же женщина.
— Но как это произошло, что она так изменилась?
— А ты спроси у неё сам.
Подошёл друг к женщине и спрашивает:
— Извини за бестактность, но я помню, какая ты была… не очень. Что произошло, что ты стала такой прекрасной?
— Просто, однажды я поняла, что стою десяти коров.

Он и Она

Их было двое - Он и Она. Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем, самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых.

Они были счастливыми, потому что были вдвоем, а это гораздо лучше, чем быть по одному.

Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам, строил дом, чтобы Ей было, где жить. И все говорили: "Еще бы, как его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!" А они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной.

Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом, чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!" А они только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет.

Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили: "Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь они были вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Ее тайной.

И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?" Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной.

Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: "Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь нового?" А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь двое, а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было их тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо.

Счастье

Счастье - это когда ты живешь, а не проживаешь.
Счастье это тогда, когда ты любишь, это когда ты получаешь любовь и ласку, это когда ты даришь любовь и ласку.
Счастье - это когда у тебя есть не только ты, но и другие, это когда ты можешь приносить добро не только себе, но и остальным, это осознание своей причастности к чему-то большему, чем свое собственное эго.
Счастье - это когда ты знаешь, что у тебя есть только одна жизнь, и что ее можно прожить только один раз, это когда ты наслаждаешься каждым мгновением, потому что знаешь, что оно уже никогда не повторится.
Счастье - это когда ты, оглядываясь назад, понимаешь, что тебе не так уж и много бы хотелось поменять в своей жизни.

Счастье - это все, и ничего, оно вокруг нас и внутри нас. Счастье лишь метафора, определяющая лишь то, что человек знает, что впереди его ждут бесчисленное количество открытий, бесчисленное количество радостей и разочарований. Он понимает, что впереди еще столько непознанного, столько не сделанного и столько не прочувствованного, а жизнь так коротка - и счастливый человек, обернувшись назад и поглядев по сторонам, улыбнется загадочной улыбкой и пойдет дальше - к новым свершениям. Потому что счастья не существует, существует великая загадка жизни, которую нужно попытаться раскрыть. И по-настоящему счастливый человек тот, который нашел ответ - счастье - это есть миг, в котором мы живем.

Что такое любовь?

Послушник обратился к учителю с вопросом:

— Что такое любовь?

— Представь себе воду. Морская стихия может быть тихой гладью, ласкающей глаз, отражающей солнечные лучи и рождающей игривые блики. Может быть и бушующей смертью, топящей корабли, смывающей с лица земли маленькие деревеньки и большие города. Может обрушиться с небес и возродить пустыню, а может погубить всё живое на многие мили вокруг жестоким потопом. Может оказаться той каплей влаги, способной сохранить жизнь в пустыне, а может оказаться последней каплей терпения. Всё это и есть любовь.

Дай ручку, внучекМ.Жванецкий
Дай ручку, внучек! Юзик, Юзик, дедушка не может быстро, дедушка устал. У дедушки ноги старенькие. Давай посидим. Ты же хороший мальчик. Сядь, Юзенька, сядь, дорогой. Я сказал сядь! Я стенке сказал или кому я сказал?! Дедуля что сказал?.. Что надо дедуле сказать?.. А, бандит, чтоб ты был здоров, арестант. Если бы у меня было такое детство! Ну-ну. Наша мама всегда стирала, а мы всегда ходили грязные... И какой гвалт... Пятеро хотят писать, один хочет селедку. Какие книжки, какие тетрадки?.. Я еще получил очень удачное образование, я чинил примуса. Ты слышишь, Юзик, головки, пистоны, насосы, я знаю, главное – это керосин, чтоб он горел... Моя вся жена пропахла керосином. Нас нельзя было позвать в гости: они от нас имели аромат... Собаки падали в обморок. Ты не знаешь, что такое примус. Вся Одесса качала по утрам и вечерам, и ревела, и взрывалась.

Я тоже был отчаянным, я имел троих, и они выросли. Старший стал военным, утонул в керченском проливе в первые дни войны. Младший окончил политехнический, уехал в Новосибирск, твоя тетя закончила консерваторию, сидит в Москве... Все разъехались, все ищут счастья. Только мы остались на месте... Ты знаешь, Юзик, я так смотрю и думаю, что я такого сделал особенного?.. Так я тебе скажу, что. Ничего... Все вложил в детей. Стакан молока – дети. Кусочек яблока – дети. Ложка сахара – дети. Твой папа был слабый мальчик, ему нужны были витамины. А твоей тете нужен был приличный инструмент – она в консерватории. Так всю жизнь. Вы маленькие мы переживаем, что вы болеете, вы старше мы переживаем, что вы плохо кушаете. Потом вы устраиваете нам попадание в институт – мы ночи не спим. Потом вы женитесь – с нами такое творится, моим врагам!

Что надо сказать дяде? Ну!.. Здра... Ну!.. Здра... Ох, я ему напомню, так он всю жизнь будет помнить. Ну!.. Здра... Такой буц здоровый, 4 года скоро.
Отдай девочке мячик. Отдай, солнышко. Ухаживай за ними. Все равно они отдают нам больше, если они хорошие. Все равно они отдают нам все, если они золотые. Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик, и я знаю кто?.. А дети на ней, весь дом на ней. Я ей говорю, Соня, перестань... Перестань. Дети все устроены, мы на пенсии. Перестань, Соня, поспи до восьми. Поедем к детям. Дети за нами будут ухаживать.
И мы сели на колеса и поехали в Новосибирск, где твой папа кандидат, а мама аспирант. Все математики, все в очках, а кто будет варить обед... И я вижу, моя Соня стирает, а я выкручиваю. Она моет полы, я стою в очередях.

Кое-как поставили этих кандидатов на ноги. Поехали к дочке. Уже Москва, уже скрипачка, уже все удобства. И что я вижу?.. Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит, я стою в очередях. Поставили на ноги скрипачей, сняли у них с шеи детей, вернулись домой. Дома отдохнем. Летом у моря. Мы на пенсии. Дети съедутся, будут ухаживать. Дети съехались... Что я вижу, Юзик?.. Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит, я тяну с базара кошелки – лошади оборачиваются. Дети должны отдохнуть. У детей один только месяц. Так мы не пойдем на море. Я не помню, когда я был на пляже. Лет 10 назад. Случайно. Не важно. Мы отпляжили свое.

Что нам надо, Юзик?.. Чтобы у детей наших было немножко больше счастья, чем у нас. Чтоб ты уже попал в институт и удачно женился: Есть такие жены – моим врагам, ты знаешь. И чтоб у тебя были хорошие дети, и чтоб они попали в институт, и удачно женились, и чтобы у них были свои дети, тоже хорошие и тоже способные. А мы будем ездить и не будем говорить о болячках. Потому что у кого их нет, и еще не хватает об этом говорить. И будем смотреть на наших внуков, и радоваться, и потихоньку уходить... А все это называется просто – хорошая старость.

Правда, Юзик?.. Ты же все понимаешь. Ну, давай ручку дедушке, золотко. Мы уже идем. Бабушка нас ждет. Дай ручку. Чтоб ты не знал, что я видел... Чтоб ты был здоров! Юзик,
дедушка не может быстро, не забывай.

Два процентаЭлам Харниш

Рашад потянулся и сладко зевнул. Яркое утреннее солнце через огромные, почти от пола окна, заливает светом комнату; жаркие, июльские лучи копошатся в углах; щупают и гладят со вкусом подобранную дорогую, новую мебель; играют с авангардной люстрой, вычерчивая причудливые тени на потолке, стенах и полированной поверхности обстановки – рисовать светотенями - это всё, что им позволено - работающий на полную мощность кондиционер не даёт светилу распространить свою власть на температурный режим в квартире Рашада.

Родители подарили сыну эту трёшку в центре Баку в связи с его грядущим бракосочетанием и окончанием им юрфака.

Отец Рашада привёл сына на квартиру перед подписанием договора у нотариуса и спросил, одобряет ли он его выбор.

Рашад открыл балконную дверь и, увидев открывшийся ему роскошный вид на Бакинскую бухту и бульвар, повернувшись к отцу, сказал:
- Ты самый лучший, папа. Никто из моего окружения, не мог бы даже в самых смелых мечтах грезить о таком подарке. Спасибо тебе.
- Цени это сынок и будь счастлив в этом доме, да будет он полон голосами моих внуков, - отец обнял Рашада, - а теперь поехали к нотариусу, а то не дай бог продавец передумает, - увидев тень растерянности на лице сына, Ашраф киши рассмеялся, - пойдём, я шучу, ничего даже близко похожего быть не может - этот бывший министр никуда не денется - вот он у меня где, - отец показал кулак, и они расхохотались.

После ремонта длившегося более полугода, Рашад с разрешения родителей перевёз в новое жильё свои личные вещи и стал оставаться в новой квартире.

Ашраф киши категорически запретил сыну приводить в дом, в который скоро должна была войти молодая невестка, девушек лёгкого поведения, да Рашад и не собирался в тихую обманывать его – охрана во дворе мгновенно доложила бы отцу о любой нежелательной гостье.

Прекрасно обеспеченный молодой человек, начавший карьеру в прокуратуре одного из районов города, мог позволить себе развлекаться вне своего дома, что он и делал время от времени.

Даже его невеста, Вясиля, - красивая девушка из обеспеченной семьи, нанесла лишь ознакомительно - одобряющий визит в квартиру к жениху, не позволив себе остаться здесь дольше допустимого рамками приличий – молодые, не желали давать повода для кривотолков, делая вид, что чтят традиции.

Итак, проснувшись в это солнечное утро, Рашад позволил себе немного поваляться.
Не отрывая головы от подушки, он видел море с прогулочными яхтами и катерами, яркую синеву неба с расклеенной по нему прозрачной ватой облаков, – жмурясь, он улыбался от переполнявшей его радости.

Вспомнив о предстоящей через два дня свадьбе; о туре по европейским столицам с молодой женой; о жарких объятиях темпераментной Васи – так Рашад в глаза называл Вясилю, вызывая у невесты наигранный гнев; наконец, вспомнив, что ему всего двадцать два, он с абсолютным ощущением счастья в душе, слез со своего ложа, одел клетчатые, длинные шорты, и направился на кухню, шаркая домашними тапками по сверкающему светлым лаком паркету.

Открыв огромный холодильник, потоптался, выбирая между черносмородиновым и апельсиновым соками.
Выудив коробку апельсинового с мякотью и пару больших персиков, устроился на кухонном угловом диване и начал нарезать фрукты.

Зазвонил телефон, и Рашад бросив нож в тарелку, нетерпеливо схватил трубку сладкими пальцами.
- Привет солнышко, - лицо молодого человека, расплывшееся в улыбке, не оставляло сомнений в том, с кем он говорит – так он обращался только к своей невесте, - чем занимаешься?

Будущая спутница жизни поведала жениху, что всё ещё лежит в постели, и при этом жутко скучает по нему.
- Ничего, скоро я тебе не дам возможности скучать по утрам, особенно лёжа, - хохотнул он.
- Кто кому не даст возможности скучать, это большой вопрос, - девушка подкалывает Рашада, кокетливо модулируя голосом.

Они посмеялись.
- Ты не возражаешь, если, разговаривая с тобой, я буду завтракать, - он налил сок в высокий бокал.
- Конечно, милый. Кстати, а что ты там жуёшь? – она зевнула, - сам ест, мерзкий, а мне не предлагает.
- Персики. Хочешь? Приезжай, - Рашад с удовольствием отправил с ножа в рот большой кусок сочного фрукта.
- Он ещё спрашивает, конечно, хочу – будешь мне в постель приносить по утрам, - капризно-приказным тоном заявила она.
- Слушаюсь, но только после сама знаешь чего, - дразня её, говорит он.
- Ладно, не заводи меня – ты когда сегодня за мной заедешь?
- После обеда, ближе к четырём - заберу в профилактории тачку – ребята, наверное, закончат к этому времени колдовать над ней, и оттуда к тебе, моя красавица.
- А куда мы поедем?
- Куда моя принцесса пожелает…, - звонок в дверь прервал их идиллическую беседу.

- Звонят, Вася, кто-то пришёл - я тебе перезвоню.
- Озюнсян Вася (сам такой), смотри, не опаздывай.
- Целую, пока, - Рашад бросил трубку на стол и вытирая мокрые руки об кухонное полотенце, направился в прихожую.

За дверью стоял тщедушный, немолодой мужчина со смуглым, морщинистым лицом.
Бросавшаяся в глаза болезненная серость кожи незнакомца, навела, было хозяина квартиры на мысль, что перед ним сборщик денег за коммунальные услуги, или попрошайка, что для Рашада было в принципе одно и тоже, но в следующее мгновение незваный гость заговорил.

- Простите, это квартира Ашраф мюаллима?
- Да, а вы кто?
- Я его знакомый и хотел бы поговорить с ним.

С первого взгляда на одежду визитёра, стало понятно, что на социальной лестнице он находится куда как ниже его отца.

Рашад загораживал собой дверной проём, держа собеседника на лестничной площадке.
- А он здесь не бывает. Здесь я живу – я его сын, - представившись, Рашад не знал, как дальше себя вести, поскольку не знал уровень его взаимоотношений с отцом.

А вдруг это папин приятель, пришедший просить за кого-нибудь, но тогда как он узнал адрес новой квартиры? – эти вопросы пронеслись в голове молодого работника прокуратуры и вынуждали выслушивать незнакомца до конца.

- Сынок, - с максимальной теплотой в голосе произнёс пожилой человек, - ты мог бы, позвонив отцу, связать меня с ним – я потерял его телефон.

Рашад хотел продиктовать номер мобильного отца, но решил, что без разрешения Ашрафа киши, это было бы не совсем правильно. Немного помявшись и оценив разницу в габаритах свою и гостя, он посторонился, пропуская его в квартиру.

Войдя в холл, тот на несколько секунд замер, оглядывая сверкающую после ремонта обстановку, а затем сухо произнёс:
- Мубаряк (поздравляю), - снял обувь и в носках прошёл на кухню.
Проследовав за ним, Рашад предложил гостю сесть. Достав из кухонного шкафа бокал, подвинул ему коробку с соком.

- Нет, нет, спасибо, не нужно ничего, - мужчина сидит на кухонном табурете, поджав под него скрещенные ноги, зажав сцепленные кисти рук между колен, и сфокусировав взгляд на какой-то точке под столом, не смотрит по сторонам.

Рашад взял трубку и набрал домашний номер отца.
Тот ответил после третьего гудка
- Да, сынок, доброе утро, как дела?
- Всё нормально папа, как мама, что делаете?
- Да вот на дачу собираемся, сегодня мои гудА (родители невестки) приедут, - буду их угощать кябабом собственного приготовления, - в голосе Ашрафа киши чувствовалась некоторая ироничная уверенность.
- «Имеет право», - мелькнула мысль у Рашада.
- Ты давай свою Василису бери, и к шести подъезжай, - это означало только то, что вечер жениху и невесте придётся провести в обществе родителей, за поеданием огромного количества разнообразных шашлычных изысков. Соскочить после такого недвусмысленного приглашения не представлялось возможным.

- Хорошо, мы подъедем, - общаясь с Ашрафом киши, он едва не забыл о цели своего звонка, но гость напомнил о себе, посмотрев на хозяина усталыми глазами.
- Папа, я, собственно, почему звоню, тебя здесь твой знакомый спрашивает, поговори, - протягивая трубку визитёру, он успел услышать в ней удивлённый вопрос отца, – Знакомый?

Пожилой человек, помедлив, как будто нехотя выпростал одну из рук из капкана своих коленей, и медленно протянул её за телефоном.
Рашаду показалось, что ему не очень хочется начинать разговор с отцом – что и говорить, Ашраф киши отличался крутым нравом и даже его друзья и коллеги, много лет работавшие бок о бок в министерстве внутренних дел, общаясь с ним, разговаривали уважительно - подобострастно.

Наконец, словно набравшись смелости, гость произнёс:
- Салам, Ашраф мюаллим.

Рашад стоял, опершись задом о столешницу кухонных шкафов, и пил свой сок. Голоса отца он не слышал, а мог лишь догадываться о том, что тот отвечал собеседнику.

- Это я, Фикрят киши, - последовала пауза. Отец наверняка спросил, какой Фикрят, да ещё к тому же кишИ (мужчина).
Слишком многих, считавших себя мужчинами, Ашраф смешал с грязью, растоптав их жизни, вынудив потерять всё: должности, деньги, семьи, здоровье, а иногда и самую жизнь.
Рашад усмехнулся – какой-то замухрышка называясь отцу говорит о себе – киши.

- Я, тот самый маклер Фикрят, который познакомил тебя с хозяином этой квартиры, - Ашраф видимо спросил, что из этого следует, и как посмел он, несчастный, явиться в дом к его сыну.
Рашада поразило, что разговаривая с отцом, маклер обращается к нему на ты.
Уже поняв, что зря он впустил к себе в дом этого человека – нагоняй от отца обеспечен, Рашад вынужден был дожидаться конца разговора, чтоб вежливо попросить его ретироваться по тихому.

- Ашраф мюаллим, послушай, когда ты обратился ко мне, то пообещал заплатить за то, что я найду квартиру в престижном доме для семьи твоего сына, два процента от цены.

- Я не просто нашёл, я ещё убил цену на треть, а ты, Ашраф, мне даже не позвонил и не сказал, что купил её – потом мои звонки игнорировал, - он сделал паузу.

По тому, как темнело его лицо, стало ясно, что ничего позитивного для себя от Ашрафа киши, он не услышал.
Пожилой человек, было, пытался вставлять то или иное слово, - но бас из телефонной трубки звучал почти непрерывно.

Наконец он улучил момент
- Что это за разговор - ничего не сделал, только показал, - Рашад аж поперхнулся от такой наглости, но Фикрет киши, всё более распаляясь, продолжал свой наезд – уму непостижимо - на его всесильного отца, – ты обещал Ашраф мюаллим, если ты мужик - держи слово, - после этой фразы Рашад поставил бокал на стол и приготовился отобрать трубку у возбуждённого маклера.

Но в ней снова зарокотал голос Ашрафа, перешедшего на крик - была слышна фраза, – Рядд ол ордан, бядбах (убирайся оттуда несчастный)

Фикрят попытался перевести разговор в другое русло
- У меня сын в аварию попал, он уже полгода как в коме; нужна срочная операция, я рассчитывал на эти деньги, - почти захлёбываясь от крика, маклер пытался воззвать к отцовским чувствам Ашрафа, а затем, словно налетев на стену и разом успокоившись, произнёс, - богазында галсын, (в горле пусть останется - подавись) Ашраф, - резко встал и бросил трубку в руки Рашада.

Понимая, что ничего хорошего сейчас не услышит, Рашад поднёс её к уху.
- Да, папа, - и вынужден был отодвинуть телефон от себя, чтоб звук отцовского голоса оглушил его.
- Ты зачем всяких джындыров (рвань) за порог впускаешь. Немедленно выброси его, или я сейчас наряд на квартиру пришлю, - кричал Ашраф киши, - сын у него, видите ли, в аварию попал – плевал я на его сына, на всю его семью, джындыр оглу джындыр (рвань сын рвани), так и передай ему.
- Хорошо, папа, не нервничай, сейчас я его выгоню, - пока Рашад говорил с отцом, Фикрят киши снова опустился на табурет, и закрыв ладонями лицо, раскачивался взад-вперёд.

Услышав последнее – выгоню, он медленно поднялся.
Рашад, дав отбой, бросил трубку на стол и подошёл к маклеру вплотную.
- Давай, как тебя там, джындыр оглу джындыр, проваливай по-хорошему, - он схватил его за плечо и начал подталкивать пожилого человека к выходу с кухни.

Тот отступал пятясь, не желая поворачиваться спиной.
- Харам, олсун сизя (пусть не пойдёт впрок)
Будь проклят твой отец, будь проклят ты, будь прокляты все твои дети, которые будут жить в этом доме, - с лицом перекошенным от страдания и гнева, Фикрет киши выкрикивал проклятья, глядя на Рашада снизу вверх.

Схватив мужика за шею, Рашад развернул и почти понёс его в сторону входной двери.
- Ограш, ограш баласы, (рогоносец, сын рогоносца) - продолжал кричать маклер, – не стерпев оскорбления, Рашад стал искать, обо что бы ударить наглеца, только так, чтоб не запачкать кровью обстановку.

Но в следующий момент произошло то, чего он никак не ожидал.

Непонятно каким образом Фикрет киши выскользнул из недружественных объятий малоопытного работника прокуратуры, и резким движением вывернул ему руку, заломив запястье.

Впечатав хозяина квартиры в стену, словно стальным обручем, сдавил ему пальцами горло, а затем, не давая опомниться, схватил длинную металлическую ложку для обуви, ударом разбил Рашаду губы, и, вынудив открыть рот, обдирая нёбо, всунул её почти до гортани.
Это окончательно парализовало парню волю, вызвав у него рвотные позывы.

- Что ограшёныш, пропало желание меня вытолкнуть? – Фикрет киши дышит тяжело, его лицо из серого сделалось пунцовым, - это тебе не оттраханную тёлку домой провожать.

- Пока я в Афганистане и в Карабахе кровь проливал, твой ограш отец на горе людском капиталы наживал, - он слегка развернул рожок и хозяин квартиры вынужден был максимально широко открыть рот – его зубы уже стучали об металл - кислое и липкое лилось в горло – Рашад почти задыхался.

- Дёрнешься, ограш баласы, можешь себе сразу на обе челюсти протезы заказывать, - колючим, злым взглядом Фикрят смотрит в выкатившиеся из орбит от ужаса и боли глаза Рашада - парень почувствовал, как по его ногам полилось.

- Что, обоссался? – он усмехнулся, - правильно говорят – не буди лиха, пока оно тихо, - Фикрет киши говорит негромко – почти шепчет.
- Я знаю, что твой ограш папаша этого так не оставит, но мне всё равно, всё равно сидеть…

- Убить бы тебя сейчас, да грех на душу брать не хочу. Деньги в доме есть? - он чуть ослабил хватку, давая возможность Рашаду двигаться, тот утвердительно кивнул.
- Десять штук есть? – тот кивнул снова.
- Так вот, запомни, сучонок, я плевал на ваши харамные деньги, на эти кровавые деньги – затолкай всю пачку своему папаше в глотку, или себе в жопу засунь.

Рашад смотрел с надеждой в почти чёрные, ничего не выражающие, похожие на маленькие пуговицы зрачки своего мучителя.
Ему на мгновение показалось, что обиженный ими маклер уже выпустил пар, и что после этой тирады экзекуция закончится, но в глазах Фикрята киши пламя ненависти полыхнуло с новой силой.

- Передавай привет своему ограшу отцу - подонок, - он максимально вертикально развернул рожок, ломая Рашаду зубы, после чего со звоном бросив железяку в угол, отпустил парня – тот, мыча от боли и харкая кровью, сполз по стене на пол в лужу собственной мочи.

- Мне не нужны ваши проклятые деньги, - сев перед сотрясающимся от рыданий Рашадом на корточки, чётко произнёс Фикрет киши, - ты понял, ограш баласы? Скажи спасибо, что я не душегуб, как твой отец, - встав, пожилой человек спокойно, используя указательные пальцы вместо рожка, одел свои стоптанные на каблуках туфли и, грохнув на прощание тяжеленной сейфовой дверью, вышел из квартиры.

Эхо от удара, звонки разрывающегося на кухне телефона, страшная боль от оголённых нервов, поломанных и выбитых зубов, унижение последних минут, расплющившее его сознание – всё смешалось и взорвалось в мозгу Рашада, перечеркнув его предыдущую жизнь.

***

Тем же днём ближе к вечеру в кабинет завотделением нейрохирургии негромко постучали.
- Войдите, сказал доктор Ханлар.
- Салам, доктор, - в комнату зашёл пожилой, невысокий, худощавый человек, - вот пришёл спросить, как чувствует себя мой сын? - сев, он спрятал руки между коленями.

Доктор Ханлар тяжёлым взглядом посмотрел на вошедшего.
- Подожди отец, я сейчас, - взяв мобильный, он вышел в коридор.
Набирая номер, отошёл от своей двери метров на десять.
- Зейнаб ханум, здравствуйте, это доктор говорит.
- Да-да, это доктор Ханлар.
- Зейнаб ханум, я очень сопереживаю вашему горю, но уже два месяца прошло, как ваш сын умер, а ваш муж опять пришёл ко мне и справляется о его здоровье.
- Пожалуйста, приезжайте, заберите его, и настоятельно рекомендую, обратитесь к психиатру, а то это может плохо кончиться.

Достав сигарету, заведующий отделением выслушивал причитания супруги Фикрята киши.
Вздохнув сказал:
- Он, как обычно, у меня в кабинете. Приезжайте, жду, - дав отбой, доктор некоторое время молча курил, глядя в окно.

Котёнок

Евгений Шаталов

Он родился, громко пища. Мама его вылизала, как вылизала и ещё троих его сестер и братьев. Попил молока и преспокойно заснул, окружившись такими же сытыми и нагладко заутюженными родичами. Проснулся, попищал, снова поел, снова заснул.

Время прошло и пришло время открывать глазки. Открыв, начал всё рассматривать, интересно же. И коробку с куском половой тряпки на дне, и странные маленькие пушистые комочки рядом с собой, и большой пушистый комочек, лежащий с довольной мордой и время от времени заботливо трогающий этой мордой маленькие комки и его самого.

Видел он и невероятно больших, по сравнению с собой, людей, ходивших в разные стороны, кричащих что-то совершенно непонятное и оттого несуразное. Иногда они останавливались возле коробки и трогали своими длинными руками всех кто в ней находился. При этом широко улыбаясь и чему-то радуясь.
Видел он и как эти руки подняли его над коробкой, и не обращая внимания на громкие возгласы большого комочка, понесли куда-то.

Сначала это была длинная узкая комната, за ней потянулась змейкой лестничная площадка. Затем уличный ветерок встретил его, крепко дунув в носик.
Следующее, что он увидел – был зеленый куст. Туда руки и положили его – совсем ещё маленький, неокрепший, пищащий комочек.

Так он пролежал сутки, дрожа и всё тише, но, все же стараясь, взывающе пищал в надежде.
Когда он понял, что зря теряет и время и силы, решил обойти куст вокруг. Сделав несколько кругов и убедившись, что никого из теплых коробочных комочков поблизости нет, вернулся на то место, на которое его положили. И в эту минуту всё стало ему ясно, он всё понял. Хотел было заплакать, но помешал резко дунувший ветерок.

И с этого момента он осознал, что нет у него ни братьев, ни сестер, ни большого теплого комочка, ни коробки с тряпкой. Никого.
Он один.
И свою жизнь будет строить сам.
Обида затаилась в маленькой котёночьей душе.

Спустя время, уже взрослый кот, воспитав в себе твёрдый характер, был лидером во дворе и подвале. Коты слушались, а кошки гордились дружбой с ним. Всех своих детей он воспитывал самостоятельно, не доверяя это важное дело матерям.

А однажды ночью, взобравшись по пожарной лестнице на третий этаж и прыгнув в форточку, он очутился в той самой квартире, в которой родился. Интуитивно идя из комнаты в комнату, тихо пробираясь, чтобы не разбудить других котов, да ещё, как потом оказалось, и небольшую собаку, он дошел до спальни хозяев.

Мужчина и женщина, муж и жена, мирно спали лежа на правом боку, прижавшись друг к другу. В ногах у них спал рыжий спаниель. Мужчина тяжело дышал, похрипывая время от времени.
Сердечная астма, необъяснимо неожиданно начавшаяся, мучила его уже три года. Ни один врач не мог объяснить причину появления недуга, так же как и ни у одного врача не получалось хоть как-то вылечить или притупить болезнь. Приступы были частыми и продолжались мучительно долго, особенно ночью. Поэтому о спокойном сне мужа заботились оба супруга.

Подойдя к кровати, он остановился и присел рядом со свисающей рукой мужчины. Эта рука когда-то бросила его под тот самый куст во дворе. Глядя то на руку, то на затронутое болезнью лицо хозяина, просидел он так несколько часов.

О чем в эти моменты думал кот известно одному ему.

Подойдя ближе, он лизнул мужчине ладонь, глянул на лицо и, убедившись, что тот не проснулся, прыгнул на кровать, оказавшись возле груди.

Кот взглянул на луну в окне и она зелёным отразилась у него в глазах.
Он поднял лапу и резко опустил её мужчине на грудь.
Тот вздрогнул, но не проснулся. Жена, привыкшая к припадкам мужа, проснулась и безошибочным движением руки включила ночную лампу.

Кота в квартире уже не было, он спускаясь по пожарной лестнице, бежал домой. В свой подвал.

Увидев, что муж крепко спит, женщина удивилась и чтобы убедиться, что все в порядке прислушалась к его дыханию. Оно было ровным и едва заметным. Лицо у мужа стало спокойным, складка на лбу расслабилась, на губах легкая улыбка. Он был умиротворен.
«Ну слава богу, хоть выспится», - подумала женщина и погасив ночник, заснула.
Астма больше никогда не мучила его.

Облака безмолвия

Андрей Днепровский-Безбашенный


(Никто не сдерживает человека давать обещания, и никто не обязывает его - их выполнять…)
так сказал кто-то из великих…

Сашка Дубокрай причислял себя к семейству членистоногих, хотя реально такого деления, приемлемо к человеку, в зоологии просто не существует. Это когда человек живёт по принципу - куда член, туда и ноги. И это было именно так - хотя и выглядело немножко не красиво и грубовато. Сашка был одни из тех, кто запросто срывал двери с петель в женских сердцах. В этом плане, он был с пулей в голове. Тут он был льстецом, певцом и подлецом, часто говоря своей очередной подруге.
- Мои паруса поймали ветер твоей души…. И от таких слов многие женщины просто таяли в его объятиях, и сразу же ему открывались. А Сашка после радостный и довольный долго ходил как фея.
Но нет, совсем плохим человеком - он не был. Он был просто пока ещё не женатым. Бытует такое мнение, что по молодости лет ещё до женитьбы в этом совсем нет ничего плохого и предрассудительного…
- Сашь, а почему ты на мне не женишься? - иногда спрашивала его какая-нибудь из очередных подруг.
- Видишь ли, в чем тут дело дорогая, ведь брак - это очень тонкое дело, и, наверное, не очень хорошее, ты же сама понимаешь…. - хорошее, таким словом не назовут. Представляешь себе, какая это большая для человека ответственность? Тут надо ко всему подходить очень чутко, это не вам женщинам, лишь бы замуж выскочить, а после, хоть трава не расти и солнце не вставай. Здесь всё сравнить и попробовать надо, а как не на той женишься, что тогда получится? И как тогда быть и что делать…? Ведь как нас учили великие классики - всё познаётся в сравнении, и торопиться здесь никак нельзя. Ведь спешка в таких делах, это просто преступление - нежно шептал он на ушко очередной своей подруге, целуя её…. и не только в шейку.
- А не замучился ли ты сравнивать мой дорогой, не устал ли? Как я тебе? А? Самая лучшая…? - надолго бывало, затягивался их диалог.
И Сашка после такого разговора старался с такой девушкой больше не встречаться, он совсем не хотел, что бы ему на шею бросили аркан и повесили хомут раньше времени. Он был видный, красивый и центровой парень, и многие девчонки о нём просто мечтали. Когда, засыпая во сне, а когда и вообще всю ночь на пролёт, не спали…
Наверное, для девушки это очень важный и тяжелый период в жизни, когда она выходит замуж. И вполне возможно, что в этот период у них много волнений и переживаний.

Но как-то раз Сашка Дубокрай проснулся ранним летним утром, открыл глаза и увидел свою жизнь по-новому и как бы чуть, чуть по-другому. Возможно, он стал просто взрослеть. Как-то поменялось у него восприятие окружающего мира, и он стал более ответственным, что ли…
Наступил новый день, а новый день в жизнь каждого человека всегда нёсёт что-то новое. В этот раз ему встретился новый человек, а с новым человеком – первое время всегда особенно интересно…
Этим новым человеком для него оказалась его судьба, с красивым именем Инга. Они познакомились чисто случайно, прямо на улице. Завязался разговор, и Инга с Сашей сразу же понравились друг другу. Они сначала долго прогулялись по парку, не много устали, и, в конце концов, их приютило уютное кафе, где Инга поведала Саше, про свою былую и не удавшуюся любовь, об которую она сломала себе крылья. Инга вовсе не была упёртой феминисткой и после не долгих раздумий согласилась зайти к своему новому другу в гости, благо тот жил один. Им обоюдно вдруг захотелось сделать парный забег по безлюдной дороге…. В общем, Инга открыла Саше в сердце двери…

Их губы разделяли миллиметры, но его новая подруг, подлая - его жестоко мучила. Она очень хорошо умела это делать…. хотя и сама уже не могла сдержаться, но, однако держалась, как настоящая внучка боевого офицера, ведь её дедушка был военный, и знал толк в выдержке. Он всегда говорил, что выдержка - это самое главное в любом деле, а особенно, в женском…
Но вот наступил тот момент, когда у Инги… выдержка кончилась…. Для них всё было - в первый раз, пылко, ярко и жестоко. Теперь у них так происходило всё время в минуты их безумных и безудержных встреч, когда с начала из одежды летело что куда, а потом…. А потом было впрочем, то же не менее интересно…
В Инге определённо было спрятано что-то такое особенное, озорное, задорное, скрытное, бурное, и где-то даже чуть, чуть космическое…. Она вела себя каждый раз, как будто это была их последняя встреча.
И Александр понял, что это и есть, та самая - его судьба. Они вскоре поженились и у них, всё было хорошо. Хотя нет, хорошо, это не совсем то слово, у них всё было просто прекрасно, и так счастливо и красиво…. о чем даже в самых сладких мечтах не могут, не то, что бы себе представить, а допустить многие женщины…
Сашка никогда не мог дождаться конца рабочего дня.
- Ах ты Злодей Злодеевич? Ты меня просто уморил! Я скоро уже ходить не смогу! – бывало, заразительно хохотала Инга, а Сашка ей отвечал.
- Ничего моя любимая, если ты не сможешь ходить, то я буду носить тебя на руках! А теперь давай басеньки, моя девочка, моя женушка. Пусть у тебя будут интересные сны, а с интересными снами жить ещё интересней…

Прошло уже много времени, а у них всё было также по прежнему, за всё это время они не разу не сорились и не ругались, у них не было ни одного косого взгляда или же просто тени сомнения для повода недоверия. Они говорили и клялись, что будут любить друг друга, не взирая ни на что, до самого конца, до самой гробовой доски, что бы с ними не случилось. И если же кому-то из них придется, друг друга пережить, то всё равно они будут хранить свою верность. И самое главное, что они в это верили, засыпая с этими мыслями под шум листвы, дождя, или ветра, и так было каждый вечер, и каждый вечер был для них вечностью…

А до гробовой доски оставалось совсем не так уж и много.
Саша и Ингой никогда не позволяли говорить друг другу.
- Почему у тебя такой напряженный голос? Даже тогда, когда тот таким мог казаться. Они сильно ценили свою любовь, так сильно, что простому разуму это было совсем неподвластно и уму непостижимо…. Они глупые и наивные думали и полагали, что всё это может продолжаться вечно, воспринимая всё так, как есть, как будто бы за этим счастливым днём им будет гарантированный следующий день. А может быть, так оно и должно быть…? Но почему-то судьба вносит свои коррективы именно тогда, когда их совсем никто не ждёт. Но вдруг, как часто встречается это вдруг, наступившие перемены оказались с родни кому снега попавшему за шиворот.

А тем временем, там высоко, высоко за облаками, высокие силы повелевающие жизнью стали крепко задумываться над людским бытиём. За долгие времена существования мира на верху особых перемен давно уже не было, и так называемый чиновничий и бюрократический небесный аппарат стал приходить в негодность…. Нужно было срочно проводить реформы.
Идея реформации была, но вот механизма претворения реформы в жизнь пока ещё не было. Проблема заключалась в том, что слишком много хороших людей стало помирать рано, а на земле оставались жить большей частью пьяницы, взяточники, и прочие не хорошие элементы. Рай был забит до отказа, с местами там уже начались большие проблемы, ну а об аде так и вообще разговора никакого не было, туда очень редко кто заглядывал. В общем – на небесах срочно нужны были серьёзные перемены.
Всевышний ударил громом небесным, метнул молнию…
- Так дальше дело не пойдёт! До каких пор всё это будет продолжаться!!? – кричал он на своих подчинённых, требуя воплощения своей реформации в жизнь. Те согласно ему кивали и клялись, что обязательно приложат все усилия для осуществления его планов.

Сашка, возвращался с работы домой. Он стоял на троллейбусной остановке и ждал троллейбуса. Накрапывал мелкий дождичек. Он уже представлял себе увидеть глаза Инги, и как она радостно бросится ему на шею….
Но тут прямо под колёса быстро подходящего троллейбуса выбежал ребёнок, были какие-то мгновения, и Сашка даже не успел ни о чем подумать. Он схватил этого непутёвого малыша прямо под колёсами троллейбуса, и в самый последний момент понял, что вместе с ним отскочить уже не успеет…. с силой вытолкнул малыша в толпу остановки…

Инга долго его ждала в этот трагический и злополучный вечер. Она много раз разогревала ужин, потом расстелила постель, но до утра так и не заснула и совсем не видела никаких интересных снов…
Нет, в её голове не было мыслей, что он остался у любовницы и прейдет рано утром и будет весь помятый врать и оправдываться, нет, она такой мысли даже не допускала, но одновременно и не находила ответы на свои вопросы. Она была в полном неведении и непонимании, совершенно ничего не зная. Она просто ждала мужа. Женское сердце её не обманывало, она нутром чувствовала, что что-то случилось…
А утром громом небесным раздался телефонный звонок, и сухой милицейский голос поведал таким же сухим и протокольным повествованием, что её муж, гражданин Александр Владимирович Дубокрай трагически и геройски погиб, спасая ребёнка, потом была долгая пауза…. с предложением приехать в морг на опознание. И ни какими словами не возможно передать то, как сорвалась душа Инги, как она билась, ревела и рыдала, разрывая подушку, до последнего не веря в то, что это могло случиться именно с ним, с её Сашкой, с её любимым мужем. Она тогда чуть не сбежала с ума. Она не верила, что он ушел со сцены жизни. Слёзы её душили и капали…

А дальше для Инги началась просто какая-то мистика. Её долго "таскали" по разным моргам на опознания похожих трупов, но её покойного мужа среди них твёрдо не было.
- А где же, мой Сашенька…? - в очередной раз спрашивала она разных судебно-медицинский экспертов и прочих работников конечной остановки жизни, стоя перед ними в черном платке. От которых возможно и открывались ворота в тот, ещё не ведомый для неё далёкий и потусторонний мир.
Но те только разводили руками, держа на изготовку пузырьки с валидолом и нашатырным спиртом. По одним документам её мужа отвезли в этот морг, но там его тела не было, по другим в другой, но там его тела то же не было. И так продолжалось почти пол года. В конце концов, ей выдали справку о том, что труп её бывшего мужа…. пропал без вести в неизвестном направлении. Хоть такое и редко, но всё же бывает.
Но тут Инге не повезло и во второй раз. Видать всё время не бывает хорошо. А когда долго хорошо, то того и гляди - потом будет плохо. Наверное, не зря говорят, не там хорошо, где хорошо, а там хорошо, где нам хорошо…
Время шло, неумолимо залечивая раны своим быстрым движением. И раны на сердце Инги то же стали потихоньку зарубцовываться. Она всё реже и реже надевала черный траурный платок, а её подруги и родители всё чаще и чаще своими разговорами и убеждениями пытались возвратить её в мир реальности, в тот мир, где жизнь ещё продолжается….
На каком то этапе, она даже хотела покончить с собой, но не смогла, видать это было не так-то просто, да и нужно ли это было…? Удержал видать её голос разума? Остановил. Спас. Может быть, на данный момент - это было и к лучшему?

А бурная река жизни продолжала мчаться вперёд вместе со своим неумолимым временем, стирая и сметая всё на своём стремительном пути, всё, вместе с воспоминаниями, которыми, казалось бы, и нужно жить человеку дальше…. Настоящее захлёстывало прошлое, каждый раз оставляя прошлому места в памяти всё меньше и меньше…
Инге даже не представилось возможным похоронить своего любимого, нигде не было его могилы, не было того места, куда бы она могла прийти и посидеть, поскорбить и поплакать…. Ведь труп её мужа - пропал без вести…
А как-то раз, выходя в магазин за продуктами, она вдруг увидела своего Сашку. Он был в том же самом, в чем и ушел в последний раз на работу, в тот самый последний и злополучный день. Он тогда так пристально посмотрел на неё…

Инга тогда подумала, что это ей показалось, но оказалось, что нет, она на самом деле его видела. На самом же деле, это были первые попытки экспериментов по возвращению с того света.

Сашка стоял на остановке и махал ей рукой. Инга не поверила своим глазам, она бросилась к нему через дорогу на красный свет, чуть не угодив под машину, но тут подошел троллейбус и забрал всех стоящих на остановке….
- Может быть, я умом начала трогаться? Спрашивала себя Инга. Но нет. Через неделю ей позвонила соседка, и сказала, что она то же видела Сашу, как наяву, он сидел почти до утра под окнами нашего дома…. Это был он, ей богу, как вылитый, я то уж было дело, подумала, что нашелся, и не стала к тебе в душу лезть с разными расспросами.
Потом Инга видела его ещё несколько раз, в той же самой одежде. Но, правда, чаще во сне. Но несколько раз и на улице, она бежала за ним и догоняла, и только собиралась схватить за руку, и уже было, дотрагивалась, но там была только холодная пустота…. Он исчезал, растворялся, расплывался, как будто его не было…
- Да что же это со мной происходит? - по долгу собиралась мыслями Инга, каждый раз смотря на фотографию мужа перед сном, точнее, очередной бессонной ночью. Что это, играет его душа со мной, что ли…?

Но настало время, когда и эти видения стали исчезать, и постепенно почти исчезли. А потом настало другое время, когда Инге стали твердить её родители и подруги, всё чаще и настойчивей, что надо ей жить дальше полной жизнью, не век же ей одной коротать…? И вот подвернулся ей приличный человек, тоже вдовец, и решили они пожениться. Только не было в Инге уже того запала, того задора, не было той прежней страсти, и ещё она всё время путала имя своего нового жениха, что его сильно злило и раздражало. Но всё равно, по настоянию жениха они решили сыграть свадьбу.

А тело её бывшего мужа вместе с душей тогда сразу же угодило в этакую прострацию, особым, таким образом, в виде, если можно так сказать - исключения. По этому то и была вся эта путаница в моргах вместе с милицейскими сводками…

Там, высоко, высоко на небесах уже начались первые попытки реформ, там завеяло лёгенькой такой революцией. Были подведены итоги и принято решение, что хорошим людям надо продлять жизнь, но механизм этого продления находился только в стадии разработки. А делалось это для того, что бы хорошие люди дольше жили и больше старались совершать хороших поступков, нежели плохих, и за спасённую жизнь, свыше решили давать жизнь и спасателю.

Кому-то там был страшный суд, кому что, а вот ему, Сашке Дубокраю выпало первому продление жизни, в качестве, так сказать эксперимента вопреки всем понятиям небесной реальности. Там тоже, наверное, решили жить по-новому. Не поднялась рука у всевышних работников забрать его к себе за чистую жизнь…. и за такую же чистую и благородную смерть. Ведь ничего плохого он не сделал, и даже те подруги, что были у него до Инги, то же вспоминали его хорошо, и ведь ещё как хорошо! Если бы он убил там кого, или же ещё что-нибудь плохое сделал? Ведь нет! Никого не убил и ничего не украл! Была лишь одна любовь…

На небесах уже пробовали много раз, открутить все эти события назад, обратно, да вот устоявшийся практики пока ещё не было. Такая попытка там была впервые. И судя по всему - такое понятие, как совесть, там то же присутствовало и имело место, уж больно сильно тогда за него заступались ангелы. И повис таким образом…. Александр в «воздухе».
- Ну не можем мы тебя забрать, любого бы с этой самой остановки забрали, любого. Их всех есть за что - а тебя нет.… Никто ведь из них тогда не бросился спасать ребёнка, никто, - все просто стояли и смотрели - доносился до Сашки голос с небес, который мог слышать только он…

И не в реальную жизнь теперь ему пути не было, и ни в какую другую. Он пытался, было, и сам обратно вернуться, да всё опять без толку. Душа то у него была на земле, а вот с телом получались проблемы, не материализовывалось его тело до конца, не принимало нужную плотность и твёрдость. А соседка тогда его и вправду его под окнами видела, и на остановке тогда то же он стоял. И букеты с цветами, Инга сколько раз у порога своей квартиры находила. Она чувствовала, что это только он, Сашка мог такие букеты подбирать и дарить. Это были большие красивые свежие бардовые розы, с необорванными снизу бутона лепестками.
А пока он так и остался болтаться между небом и землёй…. По воле и рассуждению наивысшего суда, где нет, ни обвинителей, ни прокуроров, ни адвокатов….
Но, увы, его любимая Инга об этом не знала, и сказать ей об этом было некому…

Была свадьба, гости уже начали кричать «Горько!», жених с невестой уже было встали, развернулись друг к другу, и их губы уже почти ничего не разделяло…. Как в дверь квартиры раздался такой резкий и пронизывающий душу звонок. Он был какой-то очень противный и неожиданный, гости разом вздрогнули. Их всех как током ударило. Этот звонок их парализовал, всех и вся…. как реклама по телевизору в самый интересном месте сериала, как снег на голову, как неожиданный и внезапный выстрел.
Дверь открыла свидетельница Инги, поспешив через расступающихся гостей. На пороге молча стоял Сашка…. Тот самый Сашка Дубокрай, он был в том самом, в чем и ушел тогда на работу…
На что большая часть гостей со стороны невесты с ликованием встала, а со стороны жениха наоборот - пока ещё сидела, оставаясь в полном недоумении и непонимании…
Сашка вошел гордо, он был почти уже в полной реальности, он был твёрдо уверен в своём будущем, он был готов простить и понять Ингу, ведь она была пока что ещё…. его жена….

От увиденного жениха вдруг перекосила и стала всего выворачивать на изнанку не то страшная улыбка, не то гримаса…? И он тут же стервозно выпалил, прямо у всех на глазах.
- А! Не ржавеет старая любовь!? И старушка свекровь в такт ему запричитала своим тоненьким голоском, да так надрывно, прямо как перед смертью.
- Ты нас всех обманула, стерва, вон он твой любимый, явился, не запылился! Ты нам всё врала, на деньги позарилась?! Тут началась паника. Старый друг Сашки, хоть и был на свадьбе в кручине, но такого он никак не ожидал. Находясь под «градусом» сразу же дал в морду жениху, от желания чего давно уж весь сгорал. Жених ушел в нокаут, падая, он, схватился за шторы и завалил их на себя вместе с гардиной, а от удара тяжелой гардиной ему досталось ещё больше. А Инга от всего увиденного поплыла и рухнула в обморок…

Происходи бы всё это в какой-нибудь другом измерении, будь бы на небесах отработан четкий механизм возврата, может быть, ничего подобного бы, и не было, не пришел бы Сашка на эту свадьбу. Но он пришел, он сейчас просто не мог на неё не прийти. Он пришел на неё, что бы посмотреть, как его обманула Инга, ведь она должна была до последнего верить их клятве.
- …До самой гробовой доски, как бы там чего не случилось…. ведь эта клятва для Сашки была теперь написана кровью, и ему стало до такой степени обидно, что по-другому он поступить просто никак не уже мог. Он всё время жалел Ингу и до последнего надеялся, вернуться в реальную жизнь…
Он так хотел, что бы его ждали и помнили. Может быть, он сам где-то и подставил Ингу своим неожиданным визитом, но Инга его подставила ещё больше…. И последние надежды Сашки на новую реальную жизнь – рухнули, и, загремев огромным горным обвалом, большие камни катились с горы, гремели и всё рушили…
Невеста очнулась….
- Да что же это ты делаешь то? Вдруг зашикали на него гости со стороны жениха, они на него не просто зашикали, они на него змеями зашипели…
- Ты зачем пришел?!!! - очнувшись, кричала и билась Инга в истерике.
- Зачем?!! Где ты был так долго, ведь я же тебя ждала?!! Я всё это время помнила о тебе!!! - от этих слов очухавшегося жениха перекосило ещё больше…
- Уходи!!! Уходи туда, откуда ты пришел!!! Уходи, раз ты покойник, и не мешай нам живым жить дальше!…

- А я ведь ещё не покойник, я - пока ещё просто без вести пропавший… - пытался, было оправдаться перед Ингой и перед гостями Сашка…
И Сашка понял, что тот его благородный поступок совсем никому не нужен, кроме этого малыша.
- Как жалко, как же мне вас всех жалко, и какие же вы все сволочи…? - тяжело про себя думал он.
- Да идите вы все на…! - вдруг вырвалось у него в сердцах…

Он молча налил себе полный стакан водки, а потом, постояв не много…. махнул его весь до донышка. Душа его, отделяясь от тела, сначала закружилась в воздухе, над всем этим паскудным торжеством, потом малость полетала, повеяла в воздухе, обдав гостей своим могильным холодом, и стала потихоньку торжественно подниматься ввысь….
И на этот раз, уже безвозвратно…. А его тело стало таять, растворяться и исчезать. Стакан тот упал и разбился, на меленькие такие, и совсем малюсенькие кусочки и осколочки, которые ранили черствые сердца.
- Постой душа, моя постой, я за тобой, я за тобой…. - и это было последнее, что четко и явно услышали все гости…

- На счастье! - опять раздался тот самый, противный и визгливый голос свекрови, вдруг так быстро отошедшей от всего происходящего. Но Инга уже начала понимать, что никакого счастья ей на этом свете уже не будет, и ей расхотелось сейчас жить. Она снова упала в обморок, и как не пытались спасти её гости, она умерла ещё до приезда скорой.
Тело её по прошествию времени то же стало медленно таять и расплываться…

А гости стояли в недоумении. И тут откуда-то сверху, с огромной высоты, с небес, вдруг надсадным набатом рванул воздух тяжелый медный колокол…
Земля вся вздрогнула и загудела, зарезонировала, отдавая крупной вибрацией…. от этого страшного и неистового колокольного звона…
Их души встретились, там, высоко, высоко на небе, и поплыли над землёй, став двумя безмолвными красивыми облаками…

Как-нибудь, в облачную погоду, оторвитесь на мгновение от своих дел и мирских забот, и обратите свой взор к небу…. Может быть, вам удастся увидеть два облака…. Вы их сразу же узнаете….
Это души Инги и Александра, они всё время будут вместе парить над планетой…. Двумя красивыми кучевыми облаками…. Теми самыми облаками - облаками безмолвия…
Может быть, вы задумаетесь, что когда-нибудь и в вашей жизни пройдёт всё, и плохое и хорошее…. и позавидуете их жизни, и их любви…

Сто баксовАнна Эккель

До весеннего женского праздника оставалось всего несколько дней. Настроение у всех было соответственно приподнятое. Вот только, пожалуй, Татьяна Ивановна, старая и больная женщина, одиноко проживающая в крохотной комнатке большой коммуналки в Центре города, не радовалась приближению Весны. Как-то она не рассчитала в этом месяце и не уложилась в свою маленькую пенсию. Вероятно, неожиданная квитанция за оплату коммунальных услуг очень подорвала скромный бюджет старушки. Тем более что она была напечатана на угрожающе розового цвета бланке, а это значит, что долговая.Татьяна Ивановна видела по телевизору, как после получения такого извещения через очень короткое время приезжают злые люди в форме и выселяют должников на окраину в страшные дома, где живут одни алкоголики и наркоманы. Их, алкоголиков, она не боялась, сколько перевидала на своём веку,живя более пятидесяти лет в одной и той же коммунальной квартире. Она боялась стыда.
Бедная старая женщина не могла найти себе места от волнения. Что делать? И наконец-то все-таки решилась.

Раньше, когда ещё не гоняла милиция, она имела свой маленький «бизнес», продавала связанные ею кружевные салфеточки в подземном переходе. Стояла в длинной шеренге стихийных разнокалиберных продавцов. Из местных, то есть москвичек, она была одна, остальные «коробейники» все приезжие, но это был сплочённый интернациональный коллектив. Дружили, помогали друг другу выживать, имели своих «смотрящих», которые стоя наверху на улице, отслеживали приближение милицейского патруля и давали знать торгующим внизу, что пора «делать ноги», и все рассыпались в разные стороны словно горох, растворялись среди толпы. Татьяна Ивановна гордилась, что за всё время торговли не была ни разу поймана. Товару мало, несколько салфеточек, она ловко и быстро прятала их у себя под старым пальто. И взяв в руки видавшие виды авоську, вливалась в поток прохожих.

Честно говоря, эти салфетки никому не нужны были. Но люди стыдились такой нищенской жизни старой женщины, которая не могла допустить и мысли просто просить милостыню. Она пыталась «заработать» деньги доступным ей способом. Сердобольные люди делали вид, что покупают эти трогательные изделия, а в действительности просто подавали милостыню. Цену мастерица назначала очень скромную и всячески пресекала попытки покупателей не брать сдачу.

Несколько лет назад, перед самым Рождеством, шла «бойкая» торговля. Изделия Татьяна Ивановна заготовила заранее и количеством больше зная, что перед праздником всегда торговля хорошая. С самого Нового года, почти без отдыха работала крючком, вывязывая ажур из простых ниток. И в этот день словно почувствовала, что надо взять с собой весь «товар».И действительно, начало было удачным, сразу же продала аж две салфетки, и потом продавцы по цепочке сообщили, что в местном отделении милиции сегодня вечером будет собрание, это означало, что патруль не приедет и их никто «гонять» не будет. Все успокоились, и торговля шла на славу.

Вдруг из толпы отделился парень и подошел прямо к Татьяне Ивановне. Окинув её взглядом и, не смотря на товар, спросил:
- Сколько стоит?
Она назвала цену и дрожащими руками стала расправлять изделие, чтобы показать товар во всей красе, понимая, что парню вряд ли нужна салфетка и он не покупатель. Но, к её удивлению, он осторожно взял накрахмаленное до хруста кружево, спросил:
- А ещё есть?
- Да, да, - запинаясь, ответила старая женщина.
- Сколько штук?
- Четыре.
- Беру все,- и с этими словами вытащил пятьсот рублей и протянул ей. Татьяна Ивановна, сказала, что у неё не будет такой большой сдачи.
- Сдачи не надо.
- Что Вы, как можно!
Парень улыбнулся – поколение Ангелов, копейки лишней не возьмут, даже стараться и искушать бесполезно. Гранит.
Он пошарил по карманам, вытащил завалявшуюся купюру в сто рублей и передал ей. Забрав салфетки, исчез.

Татьяна Ивановна, необыкновенно довольная собой, с Рождественской радостью в душе,раньше времени оказалась дома. Ей не терпелось посчитать деньги, которые она выручила за этот день. Такой большой выручки у неё ещё никогда не было! Захватив кошелёк и удобно расположившись за столом,предвкушая радостное занятие, всё никак не могла заставить себя открыть его.Она медлила, оттягивая это уже давно забытое чувство, чувство радости,словно в душе зажглись новогодние огоньки. Наконец, открыв кошелек,вытряхнула всё его небольшое содержимое на стол. Вот кучка скомканных купюр. Она любовно начала, брать по одной банкноте и разглаживая каждую, укладывала в стопочку. Когда все деньги, которые заработала закончились, на столе обнаружилась незнакомая бумажка, аккуратно сложенная в несколько раз. Татьяна Ивановна осторожно развернула её. Она поняла, что это иностранные деньги, но что с ними делать и как они попали к ней? Промучившись,весь вечер, решила, что лучше всего показать денежку соседу Саиду,который занимался торговлей, а он уж точно скажет ей, что это такое.

Еле дождавшись, когда Саид вернется с рынка. Вышла в коридор и, отозвав его в сторону, спросила:
- Саид, скажи, пожалуйста, что это за деньги?
- Соседка, как можно не знать этого? Это - сто баксов.
- А это сколько нашими деньгами будет?
- Три тысячи, бабуля.
У Татьяны Ивановны перехватило дыхание от услышанного.
- А что теперь с ними делать-то?
Саид посмотрел на неё как на маленького и несмышленого ребенка.
-Всё! Что хочешь, то и делай. Хочешь в Сбербанке меняй, хочешь у Саида поменяй. А лучше, мать, скажу тебе, оставь их на «чёрный» день и курс к тому времени вырастет, то есть больше дадут наших денег.

Татьяна Ивановна не спала всю ночь. Всё вспоминала, как могли попасть к ней эти «баксы». И поняла, что это тот парень, который купил все салфетки, как-то умудрился сунуть ей эту купюру.Она еле дождалась следующего дня. Решив,что он нечаянно передал ей деньги и сегодня непременно вернется за ними. Татьяна Ивановна ждала его целый месяц и ещё месяц. Когда же поняла, что парень уже не вернётся, она, помолившись, спрятала банкноту за икону, как сказал Саид, на «чёрный» день.

Вот, похоже, он и настал этот день. Сильно волнуясь, она пришла в Сберкассу, называя так по старинке Сбербанк. Здесь она бывает каждый месяц, аккуратно оплачивает, присылаемые квитанции и видела в конце зала отгороженное стеклом помещение, где меняют деньги разные люди. Теперь и она должна была подойти и превратить доллары в спасительные и так нужные ей сейчас рубли.

Она специально выждала, когда около окошечка никого не стало.Татьяна Ивановна, смущаясь, подошла и, протянув купюру, сказала:
- Здравствуйте. Пожалуйста, поменяйте мне доллары на наши деньги.
За стеклом сидела приветливая и миловидная девушка. Она подняла глаза и оценивающе посмотрела на старушку. Взяла в руки купюру, посмотрела на неё, потом снова на старушку, и, слегка наклонившись к окошку, тихо, шёпотом сказала:
- Бабушка, я, конечно, могу вызвать милицию, но я этого не буду делать. Ваши деньги фальшивые, а за это сажают в тюрьму.
У Татьяны Ивановны сильно кольнуло в сердце, она никак не могла подумать,что такое может случится.
- Бабуль, ты иди потихонечку отсюда, пока никто не заметил, а я никому не скажу, а баксы уничтожу.
- Спасибо, доченька! Спасибо…
И на ватных ногах она еле вышла на улицу. Не хватало воздуха. С горем пополам дошла до дома. Не раздеваясь, взяла со стола страшную долговую квитанцию и бессильно опустилась на диван.

При закрытии банка Елена, которая работала в обменнике, позвонила своему кавалеру и сказала:
- Сегодня гуляем, приглашаю тебя в бар.
- У нас же денег нет.
- Уже есть,-весело ответила довольная Елена, крутя в руке стодоллорувую купюру старушки.

На следующий день соседи по коммуналки нашли Татьяну Ивановну мертвой, сидящей на старом диване и сжимающей в руке розовую долговую квитанцию. На что проворная соседка сказала, показывая на бланк:
- Это фальшивка. Кто-то разбросал их по всем почтовым ящикам, в надежде на лохов.

РазговорАлександр Хмурый

- Помогите!! Помогите, грабят!!
Крик резанул по ушам. Я поставил на стол кружку с пивом и выглянул в окно. Через затемнённые стёкла пивной я увидел, как два юнца пытаются вырвать сумочку у женщины. Она крепко держала её. Один из парней не хотел расставаться с потенциальной добычей и, держа сумочку за ремень, кружил вокруг женщины, нанося ей иногда удары ногами и руками. Редкие прохожие не спешили на помощь, и это было понятно. Время сейчас дикое, на ментов надежды нет. Да и у пацанов мог быть нож. И даже что-то посерьёзнее. Женщина упала. Парень ударил её ногой по голове. Второй в это время крутил головой во все стороны. Женщина ослабила хватку, застонала. Парень торжествующе вскрикнул. Нанёс ещё один удар. Женщина выпустила сумочку, тяжело всхлипнула. Парень с гримасой победителя сунул сумочку за пазуху, крикнул женщине ругательство и ударил ещё раз. Женщина всхлипнула и заплакала, распластавщись на асфальте всем телом.
В это время я уже стремительно подходил к тому пацану, что стоял на стрёме. Сбив его с ног коротким ударом в затылок, я перенёс своё внимание на второго. Он обернулся на шум, резким движением выхватил из кармана и раскрыл нож-бабочку. Кровь и ненависть хлынула мне в голову. Враг должен быть уничтожен! Даже не среагировав на нож в руке неумелого бойца, я пошёл в атаку. Серия печень-кадык-затылок всегда у меня получалась лучше других. По сопротивлению ударам я понял что пацан весит не более пятидесяти килограмм. Сумочка отлетела в одну сторону, безжизненное тело - в другую. Я всем телом упал на поверженного противника. На ещё не побеждённого врага.
- Ну что, ссучёнок!? Ты что же творишь? Ведь женщина тебя родила...
Удар лбом в лицо. Парень даже не застонал. Я прыжком поднялся на ноги. Поднял с тротуара второго и резко бросил его тело на металлическую урну. Паренёк вякнул и затих. Помог встать женщине. Отдал ей сумочку.
Через десять минут любознательные прохожие, окружившие ристалище и вызвавшие милицию, уже рассказывали приехавшему экипажу, как здоровый мужик расправился с двумя нашалившими детишками. Ещё через десять минут я безуспешно искал глазами потерпевшую. И через пару минут, не найдя её, я, сидя на жёстком сидении патрульного УАЗа, почувствовал на своих руках наручники.
- Так... Значит майор. Разведчик. Твою мать!!! Мальчишки на скорой уехали.... Тётку ту, ссуку, не нашли. Ну и что мне прикажешь делать, майор!!?
- Делай, что закон велит.... Или совесть.
- Совесть!? Значит я должен вспомнить о совести? А ты о ней забыл, когда парнишек гасил?
- Я о ней в тот момент думал меньше всего..... Баба жива, а это главное. Это ведь могла быть твоя жена, капитан. Или моя....
- Да, баба жива. А ты вот теперь сядешь. Ты этого хотел?
Я закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Напротив меня сидел моего возраста капитан, уставший и злой. В кабинете РОВД было пыльно и душно.
- Вот что, майор...
Капитан опустил глаза.
- .. так я тебя, конечно, отпускать не должен. Но на свой страх и риск.... Иди. Из города никуда, по первой повестке - чтобы как штык! Не подведи меня, майор.
Капитан посмотрел мне в глаза. Я отвернулся.
- Ну спасибо и на этом....
Я открыл дверь пустой квартиры, прислушался. Нет, никого нет. Жена - на работе в ночную смену, сын - с тёщей в деревне. На улице ночь, друзьям звонить поздно. Вот так.... Буду пить один. Я достал из пакета бутылку водки, сок и две банки шпрот. Разделся, прошёл на кухню. Открыл, налил...
- Вот так, брат... Жизнь, оказывается вредная и тяжёлая штука.
- А то.... Или ты думал, что родился улыбаться? Так те, счастливые, не на войне кровью и потом захлёбывались.... А иногда и слезами. Они, брат, в дурдоме. Улыбаются и не принимают близко к сердцу наши проблемы.
- Эх, мать.... Зачем я тогда живу, зачем я не остался там. С пацанами моими....
- Сопли-то подбери. А накой хрен я тогда твою задницу спасал!? Чтобы ты сейчас червей кормил? Нет уж, хрен тебе, живи!
- Так ведь тяжело-то как..... Вон сегодня, чуть пареньков не приговорил.... Жалко их. Слыш, в глаза ему заглянул, а там страх. Как на зверя на меня посмотрел... До сих пор по коже мурашки.
- А если было бы не так? Думаешь, у тебя были бы более симпатичные глаза, когда ты смотрел бы с памятника на сына и жену? А? Чего ты голову опустил? Ты вот лучше с этим завязывай!
Он постучал пальцами по бутылке.
- Сопьёшься и.... Сам-то ладно, а семья?
- Я понимаю....
- Да нихрена ты не понимаешь! И там не понимал, на войне! Я устал твою задницу спасать. Пора самому отвечать за себя всегда.
- Да пошёл ты!
Я скрежетнул зубами. Он улыбнулся.
- Ну хотя бы так.
- Сволочь ты..... Это ведь ты в Чечне мальчонку придушил... Ну тогда, в разведке.... Не я, ты.
Он опять улыбнулся.
- А что мне было делать..... Всю группу ложить? А ты тогда сопли распустил, в глазки ему смотрел... Водку жрал потом неделю. Слюнтяй.
- Он же человек был!! Понимаешь, человек!!! Знаешь как тяжело убивать тех, кого ты не ненавидишь!!! Знаешь!? Нихрена ты не знаешь!
Глаза защипало, по щёке покатилась слеза. Он молчал, волчьим взглядом глядя мне в глаза. Казалось что его взгляд проникал в самую душу. Выжигал там всё адским пламенем, оставлял после себя пепелище. И с этим пепелищем нужно было жить. Жить дальше....
- Молчишь? Вот и молчи....
- А что с тобой разговаривать... Ты пойми меня, главное - не то, кого и как ты убил. Главное - во имя чего.
- Ну и во имя чего я сегодня отправил в больницу тех двух гаврошей?
- Они могли убить женщину. И тебя....Ты сохранил жизнь.
- Сохранить жизнь с помощью причинения смерти?!
- Да.....
- Но ведь в таком случае я - судья и палач.
- Да.... Или ты вибираешь роль жертвы? Воин - это и судья, и палач.... И много кто ещё. Но только не жертва. Иначе он не воин!
- Ты мне надоел. Уходи....
Он опять улыбнулся.
- Ты без меня не выживешь.
- И ладно.... Нахрен такая жизнь.
- Скажи это своим родным. Они будут счастливы?
- Дурак ты....
- Я знаю, если бы был умным - не спасал бы тебя.
- А я тебя просил!? Скажи, просил??
- Ты не поймёшь. Ты милосердный.
Он издевательски растянул это слово и улыбнулся.
- Это ведь ты жалел и плакал, пил водку и срывал свою злобу на близких. Это ты подставлял себя ради других. Это ты считал, что война не всё спишет . Это ты орал по ночам, когда никто не слышит. Ты и те, такие же, кто остался там. Я думаю, что и ты там погиб, а то, что сейчас тут сидит и пьёт водку.... Это уже нельзя назвать тем Санькой, тем человеком. Это дерьмо, оставшееся после него.....
- Значит сегодня там, на улице я был человеком?
- Там был я... А ты сидел и пил своё пиво. В тебе осталось только это....
Он снова постучал пальцами по бутылке.
- Ну уж нет.... Сейчас я навсегда избавлюсь от тебя.
Я схватил чуть недопитую бутылку и саданул ему по башке.
- Вот так...
Он снова улыбнулся.
- Нет, я ошибся. В тебе ещё что-то осталось. Что-то от меня, от зверя. Ты ещё поживёшь. Только не забывай про меня. Но и не зови меня. Сам справляйся. Понял?
- Понял.... Только и ты не забывай меня. Я ведь перед тобой в долгу. Скажи, а что будет завтра?
- Всё будет нормально. Ты же видел глаза капитана. Он тоже иногда вот так сидит, пьёт и говорит. И плачет.... Он нашей породы. Он уже всё понял и принял решение. Добро никогда не носит белых перчаток.
- Скажи, а ты меня не осуждаешь? Может там, тогда осуждал, на войне? Когда я не хотел убивать...
Я опустил глаза.
- Нет Сань, не осуждаю. Мы можем существовать только вместе. Останешься один - сдохнешь. Останусь я один - тоже долго не проживу. А убивать.... Это, Сань - иногда необходимость. Хоть и очень тяжёлая, не каждому по плечу....Если не ты, то кто? Может, ты хочешь, чтобы это всё пережил твой сын?
Я покачал головой.
- Или давай пошлём на войну твою жену. Это работа, Сань. Ты её выполнял. И неплохо... Я тебе помогал. Мы справились, брат. И мы живы. И это главное.
- Давай выпьем что ли?
- Нет уж.... Давай ты пойдёшь в душ. Скоро придёт жена. Опять расстроится....Ведь ты её любишь, и она тебя. Ведь это ради неё, ради родных и близких, мы с тобой прошли всё это и остались сами собой. Так давай и сейчас останемся людьми. А, Сань? И ещё, завязывай ты с этой.... Мать её водкой. Понял?!
- Хорошо...
Приняв ледяной душ и убравшись на кухне, я сел перед дверью. Мне было тошно и одиноко. Он ушёл.... Мне больше не хотелось его видеть никогда. Но и остаться без него я боялся. Как же быть.... От таких мыслей мне было очень тяжело. Я готов был уже заорать по-звериному. В этот момент замок в двери клацнул - и вошла жена. Скользнув взглядом по квартире, она всё поняла.
- Опять пьёшь. Ну-ну. Продолжай в том же духе.
- Ко мне друг приходил, армейский. Посидели, поболтали....
- Ну и что он тебе сказал?
- Он сказал..... Он сказал, что я больше не буду пить! И что.... И что я тебя люблю...

Гоночная машинкаВиктор Винчел

Всё не так. Мне плохо. Со всех сторон смотрят чьи-то глаза. Они советуются – как со мной быть? Ощущение тревоги нарастает и нарастает. И уже не так тепло и комфортно здесь, как раньше.

Снаружи слышно чьё-то бормотание. Унылое и однообразное, оно вдруг возвышается почти до визга, и тогда к нему присоединяются чьи-то голоса. Звуки нервные, раздражённые…

Когда всё успокаивается, я чувствую напротив своей головы тепло. Оно исходит от тени с четырьмя длинными и одним коротким отростком. Сначала я испугался, а потом привык и даже стал ждать её приближения. Это тепло ласкает и греет меня, и в то же время оно не снимает беспокойство, а лишь оттеняет его, отчего в горле собирается тугой комочек. Я кручусь, дергаюсь, пытаясь устроиться поудобнее. Тень напротив головы исчезает, зато снизу ко мне прижимаются не одна, а сразу две тени. Я угреваюсь, снова успокаиваюсь и засыпаю.

Однажды я проснулся от страха, словно от резкого толчка. Снаружи что-то происходило. Оно касалось меня. По обрывочности фраз, их необычной жесткости я понял, что решается моя судьба. Мне необходимо видеть, что ТАМ происходит! Делаю невероятное усилие… Вижу мужчину. В его глазах боль, и сожаление, но и непреклонность. Меня тянет к нему, я чувствую, что он – один из них. Но почему так разговаривает с ней? Что это? Он замахнулся? Нет! Я не понял, как получилось, но мне удалось остановить его руку… Я чувствую себя лишним, никому не нужным. Неужели от меня хотят избавиться? Спазм сдавил горло, я стал переворачиваться, вырываться: «Зачем я пришел к ним? Они же меня так хотели? Неужели я ошибся? Пустите меня, пустите! Я уйду, я не хочу с Вами!!!!!!»

Прежде чем улететь насовсем, оглядываюсь. Я никогда не видел лица этой женщины. Наверно, она красива. Но сейчас страдание исказило её черты. Золотистые волосы слиплись от пота. Глаза, губы обезображены гримасой страдания. Она что-то выкрикивает мужчине, стоящему около двери. Мужчина всё порывается уйти, но после каждого выкрика возвращается и резко ей отвечает. Внезапно она замерла, прислушиваясь к себе. На её лице отразились ужас, боль, растерянность… Отвернувшись, судорожно опирается рукой о стол, закусив губу. Мужчина постоял у двери и вышел.

Женщина лежит на полу навзничь. Она застыла, раскинув руки в неловком изломе. Какое у неё сейчас красивое и спокойное лицо! Мне так хочется быть с ней как можно дольше. Ведь и она звала меня, ждала, просила, чтобы я пришёл к ней. Если я улечу, она так никогда меня и не увидит, останется совсем одна… Может быть, не торопиться?

Я остаюсь.

…Санки грохочут полозьями по ступенькам. А мне нравится. Я тащу их за собой на длинной веревке. Они переворачиваются с боку на бок, и каждый раз издают новый звук. Жаль, что до второго этажа мало ступенек, а то бы на скрежет и грохот, которые я произвожу, сбежался весь подъезд. Мне нравится, когда на меня все смотрят. Ещё больше нравится, когда ко мне подходят разные дяди. Ещё не глядя на них, я знаю, хороший дядя или плохой. От плохого сразу ухожу. Нет, он, наверно, не понимает, что я ухожу именно от него, плохого. Я уезжаю на паровозике или строю снежную крепость. Или начинаю лепить снежки и бросаться ими в дерево или ворону. В ребятишек я бросать боюсь. А вдруг они повалят меня на бок, и станут катить по снегу? На мне толстая шубка. Собирая меня на прогулку, мама высоко поднимает воротник, и подвязывает ворот пушистым шарфом, так что в круглой меховой шапке я оказываюсь, как в водолазном шлеме… Повалив, ребятишки меня катят, думая, что на меня сейчас налипнет много снега, и я стану снеговиком. При мысли, что мне в нос вставят морковку, а на голову наденут ведро, я начинаю кричать от страха. Собственный крик заводит меня ещё сильнее. Он звучит так жалобно! Мне становится жалко себя, и я плачу навзрыд. Слезы застилают моё лицо. На морозе они застывают и оттягивают кожу на щеках… Ребятишки разбегаются. Иногда на мой крик приходит кто-то из взрослых, ставит меня на ноги, достает из кармана шубки платочек и утирает мне лицо. Я, похлюпав носом, успокаиваюсь. Когда никто не поднимает меня, ревя ревмя, бегу в подъезд, и по пути кричу, что обо всем расскажу маме. Только я знаю, что маме не скажу ничего. Не хочу её расстраивать. Она сейчас очень занята: ей надо сшить какую-то большую вещь, пока я гуляю.

Иногда во дворе появляется один хороший дядя. Я тихонько за ним наблюдаю – поворачиваюсь лицом, хочу, чтобы он непременно подошел ко мне, а не к какому-нибудь другому мальчику. Вожу перед ним свой паровозик, надувая губы, издаю громкое «ту-ту-ту-у». Если я ему понравлюсь, он обязательно подойдёт ко мне, спросит что-нибудь. Он всегда спрашивает одно и то же: «Куда ты едешь? Какая тут станция? Какие товары везёшь?» Когда не знаю, что сказать, или отвечать неохота, я ещё громче тутукаю… Мне не вопросы его нужны, мне нравится, когда он смотрит ласково и разговаривает со мной, как со взрослым…

Дома я с удивлением обнаружил, что никто не кричит мне, чтобы я грохотал в квартире потише, чтобы обмел снег с валенок и с шубы. Мама всегда кричит мне из комнаты или из кухни, когда занята. А если она уже освободилась, то выскакивает ко мне на мой грохот, всплескивает руками, ощутив мокрые насквозь варежки, тормошит меня, стаскивает всю одежду, потом, когда я остаюсь в вязаном костюмчике, подхватывает меня и несёт в комнату, без конца целуя в холодные румяные щёки. Я бы тыщу раз весь вываливался в снегу, весь бы намокал, только бы мама вот так хватала меня снова и снова…

Мама несёт меня в ванную, а из ванной не в комнату, а на кухню. Кухня у нас общая. В ней три стола. Один наш – справа у окна, у двери – бабы Любы, и слева в углу – тети Нюры. Мама усаживает меня на табурет и шепчет на ухо:

- Женечка! Сиди тихо, мой хороший! Я сейчас за тобой приду. Тебя ждет сюрприз!

Ну конечно! Скоро Новый Год! Все говорят о сюрпризах. Мы с мамой ещё не оставались вдвоём на Новый год. То ходили к кому-то в гости, то к нам приходили врачи из маминой больницы. Мама варила холодец, фаршировала карпа и делала салат «Оливье». Такая вкуснотища! Но покушаешь, и забудешь, а вот новую игрушку получить – это да! Новые игрушки у меня появляются редко, и я всегда помню, кто и когда мне их подарил. Скорее бы сюрпризы!

Наша комната длинная и узкая. Даже я, заходя в неё, бочком продвигаюсь к своему топчанчику между диваном, на котором спит мама, и шкафом. Около окна – небольшой стол. Но сейчас стола нет. Вместо него, закрывая собой окно, расположилась… украшенная ёлка! Она большая-пребольшая, пушистая. На ней столько разноцветных шаров, игрушек, приколотых металлическими прищепками, картонных рыбок, лисичек, зайчиков! У ствола между веток прячутся пузатые растяжные клоуны. Мама бросила на ёлку зеленый, синий и оранжевый дождик, а на верхушку прикрепила рубиновую звезду. Тут и там висят длинные трубочки, завернутые в яркую фольгу. Вчера вечером мы с мамой украшали ёлку, но этих трубочек я не видел.

- Мама! Что это?

- Это вкусные конфеты. Ты их пока не трожь. Мы должны сначала показать нашу ёлочку Деду Морозу и Снегурочке. Ладно?

- Вот эти Дед Мороз и Снегурочка? – показываю под елку, где стоят новые фигурки в красной и синей шубках. Вокруг них возвышаются белые, совсем как настоящие, сугробы.

- Ах ты Женечка, Женечка… - Мама треплет меня по волосам. - Не спеши! Всё узнаешь!.. Поиграй пока.

- Сына! Иди сюда, малыш! – Мама сидит на своем диванчике. Около неё лежит самая настоящая картина.
- Ух ты! – я подбегаю к дивану, и вижу, что картина – рисунок на свитере. Вообще он темно – синий, а по низу, поднимаясь вверх, вывязан рисунок. Деревенька, вся в снегу. Красивые домики. На окнах резные наличники. Из труб поднимается вверх дымок. На «небе» звёздочки, похожие на крупные снежинки. Рисунок идет по всему свитеру. Он на спине, и на рукавах. На отложном воротнике тоже задержались звездочки-снежинки – одна с правой стороны, две – с левой. Свитер такой мягкий…
- Это тебе, сынок! – Мама усадила меня к себе на колени. - Сегодня Новый год. Это мой подарок. Когда стемнеет, мы с тобой начнём ждать подарков от Деда Мороза. Сегодня у тебя будет много сюрпризов… - Мама прижалась губами к моей голове. И замолчала.
- Мамочка, мамочка, а какой сюрприз будет самым главным? – Мама не ответила мне. Она поставила меня перед собой, одернула задравшуюся кофточку. Потом приложила палец к моему носу.
- Ну, я на кухню! Скоро тебя позову.

Оставшись один, я улегся на живот – с любопытством разглядываю свитер, вожу пальцем по рисунку. Мне вдруг показалось, что я вижу настоящие дома, искрящийся снег, чувствую запах дыма. Вот одна звездочка-снежинка «на небе» засветилась ярче. С замирающим сердцем всматриваюсь в нее. Ой, она… улыбается мне! Я не испугался. Как будто видел её когда-то. Я даже с ней знаком!

- Загадай желание! – голос звёздочки похож на мамин. – Сегодня все желания исполняются.

- Правда-правда? Я хочу… я хочу, чтобы ТОТ дядя сегодня пришел к нам на Новый год. И ещё я хочу, чтобы мне подарили гоночную машинку, как у Вовки.

- Женечка! Женечка! – вдруг громко позвала меня звёздочка. Я сел. Голова слегка кружилась.

- Женечка! Ты идёшь помогать мне?

Мы с мамой накрыли стол. Мама нарядила меня в синие бархатные бриджики и такой же большущий берет – сама сшила. Белую рубашку на груди украсила пышными кружевами, которые называет почему-то «жабой», прикрепила звездочки из фольги:

- - Красавец! Мой маленький принц! Веди себя хорошо, и через каждый час под ёлочкой будет появляться подарок для тебя.
- А кто их принесёт?
- Как кто? Дед Мороз со Снегурочкой. И вот ещё что. – Мама присела передо мной на корточки. – Когда маленькие подарки закончатся, они придут к тебе с большим подарком. – Мама легонько притянула мою голову к себе и ласково потерлась носом о мой нос.

Этот вопрос до сих пор волнует меня: как подарки появляются под ёлкой? Я же наблюдаю за ней, не отрывая глаз…

Перед самым Новым годом, когда стрелки на часах почти сошлись вместе на цифре 12, под ёлочкой оказалась гоночная машина! Та самая, у которой сзади вылетают искры, когда, разогнав, запускаешь её по полу!..

- Мама! мама! – громко зову я.

Но вместо мамы в комнату вошли Дед Мороз и Снегурочка… Самые настоящие! Я остолбенел и стоял перед ними с машинкой в руках. Они рассказывали стишки, что-то просили прочесть меня, ставили меня на табурет. Я не помню, что рассказывал. Сердце колотилось. Я боялся, что оно сейчас выскочит и покатится под ёлочку, к маленьким копиям вот этих, настоящих. Потом Дед Мороз взял меня на руки. Я посмотрел ему в глаза… Словно молния вспыхнула: это были добрые глаза того хорошего дяди, которого я приметил на улице! Почему я сразу его не узнал? Так вот какой самый большой подарок мне приготовили! Снегурочка прижалась к плечу Деда Мороза. Слезы катились из её глаз… из маминых глаз. Я обнял их, притянул друг к другу. И вдруг заметил на шапке Деда Мороза, среди сверкающих снежинок, МОЮ звёздочку. Она ласково улыбалась мне, заговорщицки мерцая.

Всё-таки хорошо, что я тогда решил остаться…

Мы с тобой одной крови, водичкаНиколай Борисов

-Махмуд, стреляй, уйдёт.
- Не уйдёт, от Махмуда ещё никто не уходил, - бородатый гигант внимательно следил в окуляр винтовки за русским. Вот тот в пол-оборота повернулся в их сторону, словно проверяя, нет ли кого сзади. Было видно, как он тяжело дышит.

- Махмуд, да стреляй же, он нас видит.

- Не видит. Урус малай, устал. И успокоился,- он поймал в прицел голову, затем опустил прицел чуть ниже. Здесь русский повернулся полностью,
вместо того чтобы прыгнуть к ручью и уйти. Махмуд довольно ухмыльнулся,- я же говорю, от меня ещё никто не уходил.- Он поймал грудь русского в прицел и плавно нажал на курок.

Глеб задохнулся. Пуля, будто кувалдой, ударила в левый бок живота и, разорвав живую ткань, вырвалась, угодив в стоящий за ним камень. Он, согнулся от боли и побежал, мелко семеня ногами, зажав рану ладонями и, когда уже совсем изнемог, упал.

Солнце из любопытства едва выглядывало из-за отрогов гор, а здесь в ущелье было, уже совсем серо. Те, кто его преследовал, видели, как после их выстрела, он схватился за живот, а потом исчез из виду. Они с полчаса постояли переговариваясь.

До того места, где упал русский, по прямой, было метров триста. Но для того чтобы к нему добраться, нужно спуститься в ущелье, перейти ручей, а это в темноте, по валунам, по воде, мокнуть никому не хотелось.

Если что, они втроём смогут подтвердить хозяину, что Махмуд попал. Они ещё немного посовещались, уточняя, как им говорить, и сошлись на том, что надо говорить, будто труп русского утонул, и его унесло водой.

Шайтан с ним, он всё равно не жилец, да и не выбраться ему отсюда. Они его преследовали два дня, хороший бы работник из него вышел, выносливый. Неделю на одной воде жил, да овёс давали, что лошади, стакан на день.

Глеб лежал, уткнувшись лицом вниз. Нагретые солнцем камни резали лицо и обдавали сухостью. Хотелось нестерпимо пить.

Боль словно разделила его тело на две части. Голову, руки, грудь он ощущал, а всё, что было нижи раны, кипело сплошной болью. Да это была даже и не боль, а тягостно-изматывающее ощущение, что кто-то невидимый ухватил какой-то из его внутренних органов и безжалостно тянул, пытаясь оторвать его.

Он терял сознание, вновь приходил в себя. И всякий раз, как только ощущение реальности возвращалось к нему, он слышал журчание ручья.

Движение воды угадывалось им даже не по звуку, а по дуновению, по ласковой прохладе, что стелилась над ним. Глеб вслушивался в шепот воды и забывался.

-Ну, иди же, иди ко мне. Чего ты боишься? Ты же сын мой, - высокая женщина, окутанная в голубую, лёгкую накидку, стояла в воде и манила его рукой. Тёмные её волосы были туго сплетены в косу, и она ниспадала по левому плечу и груди. Большие глаза были наполнены синевой и печалью, словно вот сейчас, ещё мгновение, и из них истекут слёзы. Открытые по плечи руки белели, отдавая голубизной и изяществом, может даже, каким-то неестественным изяществом. Они словно мерцали изнутри искусственным сиянием. Вуалевая накидка стелилась по воде и была продолжением воды, но только легким и зыбким.

-Сделай усилие, ещё чуть-чуть. Вот и молодец, - лишь лицо её осталось безучастным. - А теперь пей. Глоток, ещё один и достаточно. Перевернись. Смочи, смочи рану. В тебе есть силы. Есть, ты просто не знаешь. Ты же боец, мужчина. В тебе ещё много, очень много сил. Ты только, только начал жить. У тебя впереди долгая и счастливая жизнь. Вот и молодец, - Глеб вновь пришел в себя.

Теперь он лежал на спине, а звёзды, яркие звёзды, рассматривали его и, словно обсуждая увиденное, шушукались. Вот длинная белая искра отчертила по небу след. Нет, это не звёзды, это вода. Да, конечно же, вода. Это её шепот он принял за шушуканье звёзд.

Боль ослабла. Она не исчезла, а только на время, наверное, подустав, отпустила. Или всё гораздо проще, наверное, он умирает, и последние остатки тепла уходят через правую руку, что лежит меж камней и омывается холодной водой.

Огромные глаза склонились над ним, он чувствует прикосновение чего-то холодного и влажного к губам, лицу. Словно капельки холодного пота скатились по животу и упали в самую сердцевину раны. Рана, полыхнув огнём, поглотила капельки.

Как жаждущий воды в пустыне человек, ловит ртом капли, невесть откуда взявшегося дождя, так и рана, ненасытившись, разверзла свои кровоточащие края в стремлении вобрать в себя влаги ещё и ещё.
Глеб открыл глаза:
-Ты кто?

-Я мать твоя, вода. Человеческое тело состоит из воды, и только какие-то крохи иной материи сдерживают водяную субстанцию, чтобы она не расплескалась и не убила этим человека. Я пришла тебе помочь. Ты много страдал, а это не справедливо. Ты очень молод, ты ещё дитя и тебе надо жить и ты всегда любил меня.- Её шепот переливался с журчанием, и Глеб прислушивался, и всматривался в едва различимый силуэт.

Белесая дымка, курящаяся вокруг женщины, только подчеркивала непостоянство её бытия. Казалось, малейшее дуновение ветра и она исчезнет, испариться, развеется. Глебу не хотелось, чтобы она уходила. Он устал быть один. Он, вообще, устал быть.

Его слегка знобило. Боль притупилась, и он мог свободно дышать, пусть не в полную грудь, но без боязни получить на вдохе нестерпимую боль.

- Так значит ты вода?- Он силился рассмотреть её.

- И, да и нет. Это вы называете меня водой, вы люди. Вы всё упростили, вернее, стараетесь упростить. Вам так легче, вы очень и очень разумны, но уподоблены одарённым, маленьким детям, очень одарённым, но детям. Вы торопитесь, не познав, переделать свою среду обитания. Стремитесь разобраться в процессах мироздания, а себя ещё совсем, совсем не знаете. Оттого, что вы не знаете себя и не познаёте, происходят все ваши беды и несчастья. Не изучив земли и океана, вы торопитесь познать космос, заглянуть в бесконечность и объять необъятное. Вы спешите...

- Пить, я хочу пить. Дай мне глоточек воды, ты же вода. У меня жар в животе и груди.- Глеб пытался перевернуться и упасть лицом в ручей и пить, пить эту холодную и так необыкновенно вкусную воду. Но адская боль резанула, отключив сознание.

- Вот видишь, плотская жажда влечёт на необдуманные поступки, а всего-то необходимо потерпеть. Тебе, некоторое время, нельзя пить никаких жидкостей. Я сама напою тебя. – Глеб открыл глаза.

Только журчание ручья и блеклость на небе звезд. И голос, он слышит его, едва выбирая понятные слова из разнообразного шума воды.

- Вот также и необузданная жажда познаний влечёт человека на его погибель. В этом мире даётся всё по готовности и пониманию.- Глеб силился увидеть, кто же с ним говорит. Он сделал усилие и приподнялся на локтях. Никого. Только небо светлеет, да журчание ручья стихает.

И словно вдогонку на последнем вздохе:
-Попей три глотка, но не больше. Вставай и иди всегда вдоль ручья, он тебя выведет. Как только первый луч коснется вершин гор, можешь пить, но немного и смочи водой рану.- И Глебу показалось, что там, где ручей образует небольшой омут, словно что-то мелькнуло белое. Будто изящная ручка махнула на прощание.

- Водичка, не уходи,- он упал навзничь и, забывшись, лежал, ещё долго не видя, как растворились звёзды, как по небу ветер прогнал облака и как первый луч зацепился за вершину горы.

Крик какой-то птицы привёл Глеба в сознание. Он некоторое время лежал с закрытыми глазами, без движения, и словно решившись, медленно перевернулся на живот. И тихо порыкивая от боли, заставил себя встать на четвереньки, затем огляделся и выпрямился. С токами крови в висках стучало: «…иди всегда вдоль ручья», «…иди всегда вдоль ручья» и он пошел.

Неуверенно, шаг за шагом, согнувшись и прижимая руки к ране, он брёл вдоль ручья, шатаясь и спотыкаясь, но всё дальше и дальше уходя, от того страшного места, где его настигла пуля. День за днём и так трое суток. То ли сон, то ли забытьё...Он шёл и шёл...

Моментами заходил по колено в воду, захватывал её горстями и пил, захлебываясь, втягивая прохладность и не чувствуя влаги. Вновь захватывал её горстями и плескал на рану, и боль отступала.

Глеб не останавливался.Если падал, то лежал почти бездыханно, не замечая времени, жары, холода. Он потерял понимания дня и ночи. Отлежавшись, вставал и шёл дальше, и дальше вдоль ручья, как сказала ему водичка.

Его не гнал, ни страх погони, ни страх смерти от раны. Он, как заведенный автомат передвигал ногами, шаг за шагом, поскольку что-то другого ему сейчас делать было не нужно. И он не знал и неведал, что последних пол часа его голова находилась в оптическом прицеле снайперской винтовки.

Шаг за шагом он увеличивался в прицеле, указательный палец наблюдавшего за ним, не лежал на спусковом крючке.

Это были наши. Он не видел, как двое вооруженных людей бесшумно зашли с двух сторон и, подхватив его под мышки, затащили в кусты.

А потом долгая, долгая тряска и резкий, повелительный шепот: «Держись, браток, держись. Дотяни до своих, а там заштопают, будешь, что новенький».

Глеб иногда открывал глаза и ему чудилось, что вокруг него деревья и горы устроили хоровод, и он вновь впадал в забытье.

Хирург, подполковник медицинской службы хмыкнул:
- Хм, такое ощущение, что парню оказали доврачебную помощь эдак, дня четыре назад. Удивительно.

Разведчики, принесшие Глеба в передвижной военный госпиталь, с нетерпением ждали результатов и замерли при появлении хирурга.

Они лежали вповалку возле палатки, на которой виднелась табличка «хирургия». Старший из них поднялся на встречу:
- А жить то будит, Саныч? Мы его пёрли на себе тридцать км, жаль если сожмурится. Да и он оттуда,- он показал головой.- Много знает. Наш парень. Ушёл от них. Саныч, он должен жить.

Подполковник затянулся сигаретой и заговорил вместе с дымом:
- Да жить то будет, умереть, конечно же, мы ему не дадим,это факт. Только я в толк не возьму, как у него кишка срослась, её ведь пулей порвало и никакого перитонита. Вот вопрос на засыпку. А ты жить…

- Э-э, Саныч, это твоя кухня, ты в ней шеф-повар, кому что отрезать или кому что пришить.…А нам, чтоб жил,- он повернулся к разведчикам. – Подъём! Кино закончилось. По домам.- И они тяжело поплелись, обсуждая меж собой прожитый день.

Подполковник медицинской службы ещё долго стоял и курил. Он смотрел на дальний силуэт гор, густо поросших лесом. На белеющие в них разломы, начала ущелий. И усмехнулся про себя: « Природа, словно огромным скальпелем кто-то нарезал эти ущелья... Н-нда. А с пареньком ничего не понятно.…Напишу касательное пулевое ранение. Не про воду же писать. На смех поднимут: «Водичка, мы с тобой одной крови.…Надо же, водичка. Водочка, да, а то водичка. Не поймут», - он улыбнулся, сам себе. Потушил окурок, посмотрел на часы и заторопился. Дел ещё было невпроворот.

Самоубийца

Сергей ШангинВерочка смотрела в черную воду и слезы сами собой текли по щекам. Она стояла на узеньком выступе железной обвязки моста, крепко прижавшись спиной к холодному железу. Достаточно отпустить руки и...
- Из-з-з-вините, у вас не найдется з-з-закурить!
- Что?!
Верочка вздрогнула от неожиданности, пальцы едва не соскользнули, и она судорожно вцепилась в балку. Бред какой-то. Наверное, кто-то с другой стороны беседует с кем-то. Они не видят ее и не имеют к ней никакого отношения.
Как ужасно! Она громко всхлипнула, испугалась и тихонько шмыгнула носом. Вдруг услышат, полезут со своими дурацкими советами, будут упрашивать не делать этого безвозвратного решения.
- Пр-р-р-ошу пр-р-р-ощения, я, быть может, некстати? Если не хотите, можете не отвечать.
Нет, это не на мосту, голос явно обращен к ней и звучит он слишком близко. Верочка медленно повернула голову вправо - никого. А может быть это галлюцинации? Она помаленьку сходит с ума, стоя над холодной водой на краешке...
- Я с другой с-с-стороны, д-д-девушка.
Вера обреченно вздохнула и повернула голову в другую сторону. Нет, не галлюцинация, слишком уж ужасно выглядит. Если бы это был глюк, то, скорее всего, он выглядел бы посимпатичнее. Я бы увидела... А этот? Небритый, лохматый, как черт, худой, как кот после дождя, в одной рубашке на ветру, бр-р-р, ему же холодно.
- Ужасно холодно, брр! - вздрогнул он, словно подслушав ее мысли. - Вы не возражаете?
Верочка помотала головой, не понимая, чего от нее добивается этот странный человек. Мужчина заглянул через перила, вздохнул и полез на наружную сторону моста.
- Осторожнее! - испуганно пискнула Верочка внезапно севшим голосом. - Там скользко!
- А? Что? - мужчина уже перелез через перила, встал на железный карниз и оглянулся на Верочкино восклицание.
В тот же момент его нога соскользнула с карниза, он дернулся всем телом и судорожно вцепился в решетку. Верочка напряглась, душой рванулась к мужчине, но тело ее сильнее вжалось в железную балку. Одна часть ее души рвалась помочь мужчине, другая кричала: "Ты с ума сошла! Какое тебе до него дело? Ты же на половину покойница!"
- Ч-ч-черт, ч-ч-чуть не с-с-свалился, уф-ф-ф! - мужчина осторожно подтянул себя повыше, помялся немного, привыкая к размерам опоры под ногами, и решительно перевернулся, как и Верочка, спиной к железной балке.
- Вам не холодно? - Верочка понимала, что вопрос дурацкий, но очень хотелось что-то сказать этому нелепому человеку, в столь неподходящее время оказавшемуся в столь неподходящем месте.
Хотя, с другой стороны, если подумать, у дураков мысли сходятся. Она вздохнула. Раз уж ей в трудный момент жизни захотелось прыгнуть с моста в воду и тем самым решить все проблемы, значит и другому идиоту вполне могла придти в голову подобная мысль.
- Ужасно холодно. Я как-то не подумал, что на дворе сентябрь. Выбежал в чем был. Ужасно хочется курить. У вас случайно нет сигаретки или папироски? - с надеждой в голосе спросил он.
- Нет. Извините. Я не курю! - в голосе Верочки звучало смущение. - А вы знаете, курить вредно, капля никотина убивает лошадь! - из обороны она моментально перешла в атаку и тут же пристыжено замолчала.
Ведь именно так всегда поступала ее старшая сестра и мама, чем ты лучше них? Вот ведь как все нелепо, человек попросил, а у нее нет. Могла бы просто так держать в сумочке. Ну, кто знал-то?
- Да я ничего, - вздохнул мужчина и обреченно уставился в черную воду, - я ведь не курю. Так просто... захотелось попробовать напоследок... обидно, что никогда не узнаешь, как это курить...
- Ни-ког-да, - по слогам прошептала Верочка и снова всхлипнула.
Она тоже никогда не узнает, как это закурить и пустить дым носом и как это пальчиком сбивать пепел с кончика сигареты и видеть, как кончик сигареты вспыхивает ярким красным огоньком, от твоего дыхания...
- Дурацкое желание, но вдруг захотелось! - словно оправдываясь, бормотал мужчина, не глядя на Верочку.
Его взгляд был прикован к воде, словно он уже видел то место, куда плюхнется его тело. Словно он вот-вот...
- У меня жвачка есть, хотите? - неожиданно предложила она.
- Жвачка? - мужчина посмотрел на нее с недоумением, словно в первый раз увидел.
Похоже, он слишком глубоко ушел в свои мысли, погрузился в ожидание смерти и голос девушки ударил его словно током. - Какая, к чертям собачьим жвачка? Я смерти хочу, а она "жвачка". Дура! - мужчина попытался грозно махнуть в ее сторону кулаком, опять чуть не сорвался и замер, крепко сжав губы.
Над черной водой повисла тяжелая пауза. Верочка тяжело дышала, обида в ней нарастала как снежный ком, колола холодными иголочками сердце, мешала глубоко вздохнуть.
- Извините, я не хотел... все так неожиданно... простите, если сможете! - не глядя на Верочку, попросил он.
Верочка глубоко вздохнула, медленно выдохнула, выталкивая из себя вместе с воздухом обиду и злость. Дура, конечно дура, человек сейчас умрет, а ты на него обижаться вздумала. Да ты сама сейчас холодным бревном поплывешь по реке, дура. Она представила себя утопленницей, и ей захотелось разрыдаться, но получилось лишь всхлипнуть.
- Я сам виноват, никогда не умел разговаривать с женщинами, - словно оправдывался мужчина, - но такой момент в жизни. Неприятный момент, надо сказать, - он покашлял, шмыгнул носом, отвернулся в сторону, пряча лицо.
А ведь он плачет, подумала Верочка, мужчина, и плачет, бедненький! Ей захотелось погладить его по голове, прижать к груди и ласково так пошептать в лохматую макушку: "Все будет хорошо, мой маленький! Все будет хорошо! Баю-бай, мой маленький, спи спокойно!" Так бабушка успокаивала их с сестрой после бурных ссор. Но он вон где, а она тут и никак...
- А вы поплачьте, вам легче станет. Я всегда плачу, когда мне плохо.
- И как? Помогает? - хриплым голосом поинтересовался мужчина.
- Помогает... иногда... - Верочка вздохнула.
- А ты... вы..., тьфу черт, давай уж на ты, так проще.
- Давайте, ой, давай...
- А ты чего сюда-то прибежала? О жизни подумать, свежим воздухом подышать?
- Нет... я утопиться хочу... я никому не нужна... - Верочка произносила вслух слова, которые никогда и никому не сказала бы вот так запросто, и язык не отсох, дыхание не прервалось. - А так, один шаг и все...
- Станешь всем нужна?
- Нет... я как-то не думала об этом... скорее всего нет, еще и ругать будут, дурой обзывать. А вы то... то есть ты-то чего сюда пришел?
- Достало все! Надоело! Устал я до чертиков! Надоело быть за все крайним! А вот нате вам, выкусите! Посмотрим, какие у вас рожи будут, когда я утоплюсь! Ха-ха-ха, - мужчина хрипло рассмеялся, представив, по всей видимости, лица тех, о ком говорил. - Я им говорил, вдалбливал в их пустые головы, что так делать нельзя, а они сделали. И что?
- И что? - эхом отозвалась Верочка, не отрывая взгляда от горящих праведным гневом глаз мужчины.
- Они сделали по-своему, проект развалился, а виноват во всем кто?
- Кто?
- Виноват я! А почему?
- Почему? Вы ведь...
- Потому что больше всех надо, потому что сижу на работе до темна, потому что дома только голодный кот и злобный телевизор, потому что дурак... - мужчина внезапно замолчал, поник, словно сдувшийся футбольный мяч.
- Нет-нет, вы не дурак! - попыталась ободрить его Верочка. - Нельзя же так падать духом, нужно найти в себе силы...
- А сама-то? - грубо перебил ее мужчина.
- Что сама? - не поняла Верочка.
- Сама-то чего не стала в себе силы искать, чего топиться побежала?
- Дурак! - обиделась Верочка и отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие слезы горькой обиды.
В такую минуту... она ему душу открыла... помочь хотела... а он, как все... гад... козел.
- Ты это... извини! Я не со зла... вырвалось случайно... в запале я был, - в голосе мужчины слышалась тревога и раскаяние.
Ему не все равно, полоснула по сердцу нежданная мысль, он переживает, он не такой как все.
- Скажите, а почему у вас кот голодный? - тихо, словно опасаясь спугнуть призрачную надежду, спросила Верочка.
- Кот? Черт его знает, он всегда голодный, по-моему, - не очень уверенно ответил мужчина. - Как ни придешь, орет истошно, трется как щетка, чуть не зубами к холодильнику тащит.
- Может быть, он так свою любовь выражает?
- Как это? Через холодильник?
- При чем тут холодильник? Он вам показывает, что все делает правильно. Вот вы с работы пришли и будете его кормить, а он очень хочет поскорее вам показать, как он это здорово умеет делать!
- Что делать-то? Жрать?!
- Во-первых, не жрать! Жрать - свинячье дело. А, во-вторых, он хорошо кушает и это должно наполнять сердце хозяина радостью.
- Никогда бы так не подумал.
- Кстати, в квартире остался хоть кто-то, кто накормит кота, когда вы... когда ты...
- Нет конечно. Вот ведь незадача, про кота я и не подумал как-то.
- Вот и я, как ваш кот... как твой кот... обо мне тоже никто не думает.
- Брось ты, так не бывает, - неуверенно подбодрил мужчина Верочку. - Есть же кто-то, кто тебя любит. Или кому ты деньги должна, - пошутил он и сам улыбнулся своей шутке.
- Никому я не должна, нет такой привычки - деньги в долг брать, - отрезала Верочка, чувствуя, как тает в холодном воздухе призрачная надежда.
- Я в общем-то тоже... стараюсь... А как же с котом быть? Ума не приложу, не идти же за ним.
- Зачем за ним идти? Вы что, как Герасим Муму... утопить его хотите? Душегуб! - возмутилась Верочка, представив, как мужчина прыгнет в воду, прижимая к себе бедное животное.
- Не собирался я его топить. Выпущу на волю и ключи от квартиры соседке в почтовый ящик подкину, пусть разбираются, кому она достанется.
- А соседка тут при чем? Скажут, что убила соседа и квартиру прикарманила. Или бандиты на нее наедут и пристукнут за твою квартиру, как лишнего свидетеля.
- Слушай, а ты позитивнее думать не пыталась? - в свою очередь возмутился мужчина. - Хотя... если задуматься... действительно глупость получается.
- Шли бы вы... шел бы ты... домой... к коту. Супчику поешь, комедию посмотришь.
- Нету у меня супчика, я в столовой обедаю, а дома бутербродами.
- Как же так? У тебя свой дом есть, а супа нет? А я люблю суп готовить, только никто даже спасибо не скажет, - она хлюпнула носом, вспомнив, как сестра молча съела суп, читая книжку.
- Слушай... - мужчина запнулся, не решаясь сказать следующее слово, - пойдем со мной, а? Я тебе кота покажу, он у меня такой здоровый... А ты супчика приготовишь, сто лет домашнего супчика не ел, - он зажмурился и сильно втянул воздух через нос, словно пытался дотянуться носом до спрятанного в далеком прошлом маминого супчика.
- А потом? - насторожилась Верочка.
- Потом как захочешь. Если все будет плохо, обратно вернемся, мост никуда от нас не убежит, - он застенчиво улыбнулся и часто заморгал, смешно дергая носом.
А у него красивые глаза и ресницы такие пушистые, как у девчонки. Ему бы побриться, подстричься и красавец мужчина. Только что с того? Супчику поедим, потом в постельку, потешится, гад и бросит, все мужики сволочи, у них одно на уме...
- Давай...те. Не денется, куда ему деться железному? - она улыбнулась и решительно повернулась, чтобы перехватиться за перила.
Мужчина вспыхнул счастливой улыбкой, дернулся, словно пытался махнуть ей рукой и сорвался вниз. Он так и падал, счастливо улыбаясь, еще не понимая, что квартира, кот, супчик, девушка с каждым мгновением все дальше от него. Еще миг и их разделит смерть.
- Не-е-е-т! - закричала Верочка и бросилась вниз.
Холодная вода ударила с твердостью асфальта. Верочка ушла глубоко под воду, пробкой выскочила на поверхность и увидела проплывающее мимо нее безвольное тело мужчины. Не чувствуя холода, она рванулась к нему, схватила и перевернула лицом вверх - мужчина не дышал.
Верочка заплакала от безысходности, от глупой случайности, ударила рукой по воде, но попала по лицу мужчины. Тот дернулся и, поперхнувшись, выплюнул воду из себя. Начал судорожно кашлять и снова чуть не утоп.
- Я с тобой... я с тобой... - дрожащими от радости и холода губами шептала Верочка, - я тебя никому не отдам, - твердила она, загребая одной рукой и цепко держа второй мужчину за ворот рубашки. - Давай, миленький, помоги мне, греби немножко, тяжелый ты, не справиться мне одной.
Мужчина дергался, бестолково стучал руками и ногами, больше мешая, чем помогая Верочке спасать его. Но берег, тем не менее, неожиданно ударил по ногам. В темноте он казался недостижимым и далеким, как коммунизм.
Верочка уперлась ногами в илистое дно и потащила мужчину к берегу. Он перевернулся на живот и пополз на коленках, потом попытался встать, плюхнулся, его вырвало мутной жижей. Но что-то внутри него пробудило потаенные силы, он напрягся и встал, шатаясь, на ноги.
Так они и добрались до берега, поддерживая друг друга, спотыкаясь и падая, дрожащие от холода и неимоверно счастливые. Ведь там, куда они спешили, их ждал теплый кот, квартира и супчик. Он будет, обязательно будет домашний супчик и телевизор перестанет быть злым.
Они шли по ночной улице, тесно прижавшись друг к другу, что-то бормотали трясущимися от холода губами, ничего не понимали из сказанного, но самое главное было ясно и без слов - на мост они больше не вернутся. Никогда. Ни при какой погоде.

Глаза побитой собакиФедор Кузьминский

Это хорошо, что ты пришел…

Мне сегодня собака приснилась….

Помнишь? Та дворняжка, что приползла к калитке твоего дома….

Ты никогда не задумывался, почему она приползла именно к тебе…?

Дом алкаша Рюхина, постоянно избивавшего палкой свою собаку до полусмерти, в ту же ночь запылал. Знаю, знаю, что это не ты.

Конечно, не ты…. И не я.

Решили, что Рюхин заснул с сигаретой…

Псине, правда, лучше не стало. Через день у нее отказали задние лапы…

Мне сегодня снились ее глаза. Что-то было в ее крови от бладхаунда или бассета, чьи глаза и так грустны, но здесь были настоящие боль и мука.

Собаки не могут говорить. Наверное, поэтому так выразительны их глаза…

Ты выхаживал ее, с каждым днем убеждаясь в бесполезности затеи. Как же она скулила по ночам…! Это больше напоминало плач ребенка. Мой дом был через дорогу, но я все отчетливо слышал и не мог спать.

А потом ты попросил у меня табельный «Макаров». Я что-то невнятно лепетал, пытаясь остановить тебя, мямлил, что в милиции каждый патрон на счету, но кому, как ни мне, твоему другу детства, знать, что если решение принято, остановить тебя практически невозможно…

Ее голова лежала на твоих коленях, когда ты выстрелил…

Сейчас мне кажется, что в последний миг ее глаза светились благодарностью…

Я плакал, как мальчишка, когда мы закапывали ее на окраине поселка. Мне было безумно жаль собаку. Я тогда совсем не понимал, что такое освобождение.

Ты всегда был человеком поступка. Я завидовал тебе «белой» завистью. Я завидовал твоей уверенности и цельности. Я завидовал тому, чего не было у меня.

Участие в силовых задержаниях, командировки в Чечню и последующий перевод в Москву – я постоянно доказывал самому себе, что могу быть таким же уверенным и цельным, как ты.

Доказал ли я что-то…? Вряд ли…. Все достаточно быстро закончилось.

Кто мог знать, что основное испытание ждет меня «на гражданке»…?

Кто мог знать, что мощнейший заряд будет заложен не только под «Мерседес» моего шефа, но и под нашу машину сопровождения?

И кто мог знать, что я единственный выживу…?

Выживу для того, чтобы просить тебя, друг, еще об одном поступке…

Это не трусость. Это не страх перед болью. И это не греховные мысли о самоубийстве. Нет…

Просто в очередной раз на твой двор приползла избитая до полусмерти собака…

Я лежу здесь, весь в проводах и трубках, подключенный к каким-то приборам, лишенный всего, кроме способности размышлять.

А размышляю я о том, что не могу и не хочу быть растением…

Все чаще и чаще взгляд мой приковывает вот этот красный тумблер с положениями ON и OFF. И растет уверенность в том, что нынешнее его положение не соответствует действительности…

Собака, склонившая голову тебе на колени, уже была в положении OFF…

Это хорошо, что ты пришел…

Ты прекрасно понимаешь, что после полученных ранений и нарушения всех основных функций организма, я не могу говорить.

Все, о чем я сейчас размышляю, ты читаешь по моим глазам. Я вижу - у тебя это получается, мы же так давно знаем друг друга…

Ты сможешь сделать то, о чем я прошу…

Ты должен сделать это…

Глупости! Это вовсе не убийство…. Не может называться этим словом акт милосердия…

Просто кончится это противное попискивание и никому не нужная синусоида превратится в прямую – кратчайшее расстояние между двумя точками. «Точка возврата» к ним не относится…

Подойди, переключи тумблер в положение OFF, и ты увидишь благодарность в глазах побитой собаки…

Как хорошо, мой верный друг, что у тебя трясутся губы, а не руки…

Обращение к любовнице.

Ринка

Ну, здравствуй далёкая незнакомка!

Хотя, что и говорить, теперь мы не так уж далеки друг от друга. У нас есть достаточно общего. А если быть точной, то у нас с тобой общий мужчина. Тебе любовник, а мне муж. И каждая из нас втайне надеется, что другая отступит первой. Только это буду не я.

Мы с тобой словно два поезда на одних рельсах, несущиеся друг на друга. Чьи нервы не выдержат первыми? Кто первый сойдёт с рельс?

На твоей стороне - молодость, новизна и жар внезапно вспыхнувшего чувства. А на моей - привычка, взаимопонимание и общие дети.

Мы такие разные, но так похожи в своём желании. Оно у нас одно на двоих. Каждая хочет, что бы НАШ мужчина остался именно с ней. Правда? Вот то то же! Получается, что на моей стороне ещё и мудрость.

Ты словно шампанское, а я вода. Ты вкусная, праздничная, как икра, а я постоянная, питающая, как хлеб. Выбор тяжёл. Но ты когда-нибудь видела человека, который всю жизнь питался одной икрой? Нет? И я тоже! А на хлебе можно жить. Хоть и не припеваючи, но можно. А икру и в гостях поедим, по праздникам.

Видишь, к чему я клоню? Подожду я, пока НАШ мужчина с праздника вернётся. Ко мне вернётся, к детям нашим. Мы его хлеб. Что мне ещё делать? Ждать только и остаётся. И я дождусь.

Пирогами буду мужа кормить, простыни шёлковые стелить, истории эротические на ушко шептать вечерами. Через гордость переступлю, но отца детям сохраню. И себе мужа. А то выгнать то можно, гордо голову подняв и нехорошими словами застыдив. А дальше что? Одиночество? Нового искать? А где гарантии, что лучше будет? А этот уже свой, проверенный, изученный и родной. Ну, оступился мужик, увлёкся. Но кто в жизни не ошибается.

А мы жёны должны понимающими быть, дальновидными. Ведь по статистике из семьи совсем мало мужиков уходит, если жёны сами не выгоняют. Так что и тут моя правда.

Да, тяжело мне не скрою, обидно и больно. Но и тебе не легче. Что в выходные, что в праздники одна ты. А мы вместе. По праздникам вместе, и по жизни вместе будем. На этом и прощаюсь. Только удачи не желаю, она мне и самой понадобится.

Жена.

Украденная жизнь

Диана Горная

Ночь. Огни. Огни.
Отчего фары машин такие яркие. Ослепляют. Переезжают на её полосу. Мчатся навстречу. Со всех сторон. Не объехать. Она пытается вырулить. Увернуться от столкновения. Неизбежного. Ещё на миг. Ещё.
А машина не подчиняется ей уже. Разгоняется. Быстрее. Быстрее. Кружится меж несущихся мимо автомобилей. Сбивая их с обочины. Кружится. Кружится. С обеих сторон вырастают горы. Камни, крохотные, едва заметные, разрастаются в серые глыбы. Тянуться к небу. Сжимают её. Втискивают в чёрный туннель. Туннель из гор и ночи. Гор, у которых нет вершин, и ночи, у которой нет рассвета. Машина влетает в него. Кружится. Бьётся о стены. Разбивается в кровь. Разлетается дверьми, осколками... Кружится. Вышвыривая Её тело. Далеко. В ночь.

Девочка. В платье принцессы. Одевает венок на голову. Кружится. Кружится. Кружится.

Сирены. Машины Скорой помощи. Со всех сторон. Зачем их так много? Белые халаты. Спешат. Спешат. И проходят мимо.

Девочка одевает венок. Красит губы яркой помадой.

Белые халаты собирают машину. Заботливо склеивают части. Медленно. Медленно. Примеряют осколки. Прикладывают друг к другу. Изрубцованная машина мигает алыми огнями. Они смывают с них красную краску. А она появляется снова. И они снова смывают. Терпеливо и медленно. Медленно и терпеливо.

А что же с Ней? Почему они оставили Её лежать на этой земле? Холодно. Сыро. Страшно. Страшно.

Кто-то в длинной рубашке идёт к ней. Старый Арлекин. Со скорбным лицом. Красные треугольники кривыми румянами на перекошенном в ухмылке лице. Плечи острые, обвисши плетьми руки.

… Маленькая девочка в платье принцессы. Танцует, кружится на поле рядом с чучелом. Рисует помадой щёки неровными треугольниками. И снова кружится в танце. Ветер толкает чучело-арлекина из стороны в сторону. Разбрасывая послушные рукава в стороны. И Он распахивает объятья. А девочка всё кружится и кружиться. Кружится и кружится. Кружится.

- Боишься? – Арлекин взобрался на колесо. Свесил ноги, шевеля ими в такт танца.
- Я умерла?
- Да. Но ты ещё можешь вернуться.

Девочка кружится. Кружится. Кружится.

- Вернуться?
- И жить вечно.
- Я не хочу умирать!!!

Белые халаты отходят от машины. Поворачиваются. Медленно. Смотрят на Неё, лежащую на земле. Смотрят недвижно. Начинают идти. Идут к ней. Заполняя весь туннель. Идут медленно, монотонно.

- Ты можешь познать секрет смерти и бесконечности жизни. Всё то, что стирается в памяти у обычных людей... чтобы они заново проходили непройденное. Ты -будешь помнить. Ты - сможешь менять свою жизнь, свернув налево – в следующий раз повернуть вправо…

- Как это?

Белые халаты. Кладут её на искорёженную дверь машины. Несут куда-то вперёд.
А остальные сопровождают бесконечно-длинной, белой волной, молча идущей вслед за несущими Её тело. Арлекин шагает рядом, размахивая руками.

- Ну, например, в следующей жизни ты простишь себя… и порвёшь билет на самолёт…. Или же скажешь Ему, наконец, что любишь… Каждый, каждый шаг поворачивает твою жизнь в новое русло. Но, в отличие от других, тебе не надо выдерживать экзамен заново. Ты, всё зная, сможешь сразу шагнуть в другом направлении… Но… ты… ты должна отказаться…

- От чего?

Волна замерла белым недвижным полотном. И Арлекин застыл, смотря в Её распахнутые страхом глаза. И только девочка. Девочка в платье принцессы кружилась. Кружилась. Кружилась. Между белыми халатами.

- От чего?
- ЧУВСТВОВАТЬ! Осязать. Видеть краски… Ты должна отказаться от этого дара в обмен на бессмертие.

Белые халаты. Опускают её в сырость и сковывающую пустоту.
- Ничего не изменится: просто я буду чувствовать за тебя всё то, что ты не замечала прежде…
- Ничего не изменится???

Земля. Стучит о стены гроба. Пробирается к ней. Сквозь щели. Засыпает её тело. Песок касается рук, и она чувствует его! Только лишь сейчас, в свои последние минуты! Чувствует его! Холодно. Сыро. Страшно.

- Я не хочу умирать!!!! НЕТ!!!
- Решай!
Холодно.
- Я не умру?
- Ты умрёшь, но родишься снова. Сейчас же…
- И буду всё помнить, словно и не умирала?!
Сыро. Страшно.
- Да! Решай!!!
Земля пробирается к ней сквозь щели.
- ДА!!! Да!!! Дааааааа!!!! Я согласна!!!!

Земля пробирается к ней сквозь щели. Снова и снова. Не продохнуть. Засыпает серым и мокрым. Мокрым от Дождя. Дождь. Он единственный пришёл проводить её. Он единственный плачет по её очередной, разбившейся о бетонные скалы жизни. Он единственный танцует свой прощальный танец. Отбивает бешеную чечётку. Танцует. Танцует, как сошедший с ума арлекин. Стучит замёрзшими подошвами. И, кажется, что сейчас он пробьёт ими эту крышу и вызволит её. Но песок засыпает. Не продохнуть.

Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. А между ними повороты. Бесконечные повороты. Бессмысленные, не ведущие никуда. Оттого, что так и не понято ею что-то Главное! Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. И в минуты последние - лишь вспышки. Краткие и Обжигающие. Вспышки. Ослепляют. Ослепляют несущимися на неё фарами.

**
- Я так люблю тебя! В моей жизни только ты…ТЫ! ТЫ! Ничего не надо больше… Ни-че-го! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я не говорила тебе этого раньше, в той жизни… не важно!!! Я говорю глупости… Важно лишь то, что хочу чувствовать тебя! Я так хочу чувствовать тебя!!! И не могу! НЕ МОГУ!!!! Но я же могла ТОГДА… раньше… отказалась… ЗАЧЕМ??? Нет… нет… не слушай … это неважно!! Главное, что я люблю! Люблю твоё лицо! Губы! Хочу обнять тебя! Обнять… ять… ять… ять… ять…

Волны. Повсюду волны. Сбивают, утягивают на дно. Она пытается вынырнуть. Судороги выкручивают тело, связывают железными цепями – не разорвать. Волны. Кружат уже несопротивляющееся тело. Накрывают его бетонным полотном. Руки в последний раз пытаются сбросить его. Ломаются в кровь. Губы хватают остатки воздуха. Земля. Сырая. Мокрая. Посиневшее, раздувшееся тело выносят на берег. Земля. Проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами.

**
- Поздравляем… у Вас дочь!
- Почему я не чувствую её???? Вот она, хрупкая, крохотная, кричащая красным личиком! Обнять! . ять…ять… ять…ять…

Чья-то рука отключает аппарат. Худое, измученно тело накрывают простынёй. Тяжёлой. Словно надгробная плита. Руки пытаются пошевелиться, сбросить. Не поднять! Песок проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами.

**
Старуха вплетает в седые волосы венок из завядших ромашек. Длинные сморщенные пальцы протягивают волосы между цветов. Тонкой полоской губы в скорбной улыбке смотрят на Неё из зеркала. Маленькая девочка в платьице принцессы подбегает сзади. Сначала осторожно касается Её волос. Потом начинает причёсывать их огромной деревянной расчёской. Она берёт девочку за руку. Та улыбается ей. Она не чувствует тепло детской ладони. Сжимает её сильней. Нет. Не чувствует. Девочка улыбается. Маленькое лицо расплывается и исчезает. Расплывается и исчезает. Песок проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами.

**
Лужи. Она снимает обувь. Ступает босиком. Протягивает навстречу дождю ладони. Какой он солнечный, этот Дождь! Солнечный дождь! Почувствовать бы… на миг… почувствовать бы его на своих ладонях. Всем телом! Почувствовать!

Тело. Чужое. Не её!!! Сорвать, срубить, стесать с себя эту кожу. Оголить в кровь! Дышать этим утром! Облачным и свежим. И этим Дождём! Кружиться в месте с ним в танце. По лужам.

Собирают останки тел среди разбросанного по мёрзлой земле самолёта. Чёрные куски железа на белом-белом снегу. И на нём же, на белом, алые следы, последние следы разлетевшихся по земле жизней. Её неопознанное никем тело собирают по частям. Склеивают. Криво. Уродливо. До не узнаваемости. Чужие руки! Это не мои руки! Не мои! Нет!!! Посмотрите: вот там, под железной плитой! МОИ!!! Они не могут поднять это окровавленное крыло самолёта. Оно вонзилось в них. Впечатало в землю. Вот они! Те не мои! Чужие!!!

Песок проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами.

Что-то было в её жизни. Не в этих бесконечных дублях, переснимаемых в тысячный раз. Нет! Что-то было Важное. В той, единственной! С которой всё началось. Которая разбилась о те бетонные горы! Что-то Важное! Дочь! Она помнит, как впервые взяла её на руки. Да! Она чувствовала… не руками! ЧУВСТВОВАЛА. Почему же потом?… ночи… бессонные… руки пеленают, баюкают, обнимают… не чувствуют уже… Нет. Его губы. Пальцы… Запах его тела! Забыла его… Как быстро! Почему? Аромат сигар с примесью чёрного кофе… вол-шеб-ный… УТРО! Дождь. Почему она не сбросила обувь? Почему не побежала в это утро… в каждое из них… хотя бы в одно!

Все эти повторяющиеся бесконечно жизни. Раскрашиваемые ею одной и той же краской вновь и вновь. Она не различает их! Повороты. Бесконечные повороты. В НИКУДА. Все они, приводящие не к смерти, нет. К Пустоте! И смерть, как избавление. И как шанс, данный в очередной раз шанс, так и не использованный ею. Гонка за поворотами… к счастью… приводящая всё в тот же туннель из бетонных гор. В ночь без рассвета! Не увидеть его! Не ослепнуть от переливов радуги. Не почувствовать влажные ладони опавших листьев, собирая их в охапку. Не вдохнуть запах черёмухи… НИКОГДА! Прекратить! Прекратить эту бессмысленность! Да! Смерть не страшна! Она уже мертва! Давно! Как она не понимала это раньше?!!

- Если ты убьёшь себя – всё закончится. Вечность закроет свои двери. Навсегда. – голос сквозь века…

- Ты! Это ты! Ты украл мою жизнь!

- Разве не ты сделала это ещё раньше?

Арлекин в белом костюме с тростью. Распахнул двери в ванну. Она сильнее сжала лезвие. Кровь закапала на пол.

- Ты обманул! Весь этот круговорот жизней? Это - иллюзия… Я ничего не чувствую!!! Я мертва!

Он коснулся её волос, лица.

- Ах, как сладостно это… ПРИ-КО-СНО-ВЕ-НИЕ. Ты помнишь? Не думаю. Ты ведь и прежде. И прежде, в своей «настоящей жизни» ты НЕ ЧУВСТВОВАЛА. И тогда тебе было это не важно!

- Я НЕ ПОНИМАЛА!!! Мне не нужна эта Вечность! Забери её себе! Слышишь, НЕ НУЖНА!

Вода. Кровь. Кровь смешивается с водой. Девочка в платьице принцессы садится на ванну и одевает ей на голову венок. Улыбается. Камни вырастают в горы. Выстраиваются в длинный туннель. Девочка ладошкой играется с водой. Машина кружится, бьётся о стены, разбивается в кровь. Кровь. Кровь смешивается с водой. Волны. Детская ладошка. А где-то там, за невидимым окном, дождь. В этой последней её гробнице, как и прежде, нет света. Ночь без рассвета. Кровь на снегу. Дождь, тише! Не стучи! Не разбивай этот склеп. В нём нет окон! Их не было никогда! Успокойся, глупый Арлекин! Твой танец, твой феерический танец будет только завтра! Когда найдут моё тело. Когда швырнут его в мёрзлую землю. Когда песок будет пробираться к нему сквозь щели. Там Ты станцуй! Станцуй для меня! Посвяти мне свой безумный танец! Стучи своими железными подошвами! ТАМ!

Дочь! Она чувствует её крохотное тельце… не руками! ОБНИМАЕТ!

Его губы. Касается его лица. Чувствует! Каждым прерывающимся дыханием. Запах его тела…

УТРО!
Дождь!
Сбрасывает обувь.
И бежит.
По лужам.
Босиком.
В этот Дождь.
В это Утро.

Майса о том,как маленькая кошка больших мужиков на уши поставила

А это я вот вам такой случай расскажу: тут у нас намедни за углом кошка в открытый люк провалилась. Как? Да вот так: какой-то дурак люк неплотно закрыл, после работы что ли. Кошка, видно, наступила на край крышки, да и провалилась. Мяукает там, орет, как ошпаренная, дескать, помогите, люди добрые, вызволите из беды - пропадаю.

Народу собралось вокруг люка, женщины из соседних домов набежали: все советы дельные дают, как кошку из люка вызволить. Но ничего не выходит - вниз за ней не полезешь. Да и веревочной лестницы ни у кого нет. Судачили, судачили и решили по телефону позвонить - мужиков на помощь позвать.

- Да уйди ты отсюда, с дороги, - закричала одна толстая женщина на мальчишку. - Чего ты здесь под ногами вертишься!

Мальчишка отскочил с дороги.

На вид ему было лет семь от силы. Щуплый такой задохлик, рубашонка с дырами на локтях, штанцы коротенькие, ножки, как спички торчат, коленки, как набалдашники из-под штанцов выглядывают. Картинка…

Вернулась женщина. Вскоре за ней мужики прибыли: два грузовика громадные, а в кабинах по два здоровенных мужика сидят и куртки на них брезентовые. Вышли они и степенно к люку направились. С дороги мальчонку оборванного отшвырнули:

- Кыш с дороги, не видишь - люди идут, - сказал басом впереди идущий главный мужик.
Подошли они к люку, встали на колени на край дыры, задницы свои вверх подняли и смотрят вниз. А чего там, в темноте-то увидишь? Только и слышно, как кошка благим матом орет, надрывается, спасения просит.

Тетка одна тоже к люку подошла, на колени встала на край, стоит в темноту смотрит.

- Чего уставилась? - говорит ей мужик, - звони по телефону, пожарников вызывай.

- Ой, сердешная, - сюсюкает женщина в люк кошке, - сейчас вызволим тебя.

Встала с колен женщина, повернулась да с разбегу на мальчишку оборванного и наткнулась. Дала ему затрещину хорошую и закричала:

- Чего зенки свои вылупил? Не видишь - люди работают, живую тварь от смерти спасают. Пшел вон отсюда!

Попятился мальчишка, да с перепугу на ногу другой тетке своей ножкой-спичкой и наступил.

Вторая тетка дала ему хорошую затрещину с другой стороны и закричала:

- Ты чего здесь околачиваешься? Сказали тебе: проваливай отсюдова!

Наконец, первая тетка позвонила. Говорит - приедут. Стоят все ждут. Мужики перекур устроили. Женщины в кучку сгрудились, слушают, как кошка орет, вздыхают жалостливо. А одна женщина говорит:

- А может нам ОМОН вызвать?

- А что, правда, давайте ОМОН вызовем - они все умеют.

- Ты что сдурела? - говорит главный мужик. - Твой ОМОН этой кошке живо кишки наружу выпустит. Сразу орать перестанет.

- Да подождите вы, вот сейчас еще пожарники приедут.

- Раз обещали - приедут. Вот все-таки, как погляжу я, лучше нашего народу так никого на свете нет.

- Это уж точно - жалостливые мы, добрые, сердечные - поддакивает другая. (Только по головке себя не гладит).

- Завсегда любому на помощь придем. Вон тварь животную и ту спасти готовы. Пожарники-мужики и те вишь отозвались.

- А ты чего здесь стоишь? - посмотрела третья женщина на ободранного паренька, - Чего мерзнешь-то? Вон уже губы посинели от холода. Беги домой, да чаю горячего напейся. Чего тебе здесь торчать. Давай, давай, шпарь домой.

- У него нет дома, - сказал пацан из толпы и шагнул вперед, - я его знаю.

- Как это нет дома? - удивилась женщина, - а где же он живет?

- А нигде, - ответил парень, - он бездомный.

Одна толстуха посмотрела на оборвыша и засмеялась:

- Надо же какой шустрый: еще маленький, а уже - БОМЖ.

И все дружно захохотали ее удачной шутке.

- А где же у тебя отец с матерью? - спросили женщины из толпы.

Мальчик молчал, низко опустив голову, стараясь унять дрожь. Он, видно, промерз до костей.

- Они у него пьют, - ответил за него его знакомый.

- Алкаши, значит, - уточнила одна из женщин и другие загалдели:

- Вот спасения от них нет, нарожают детей, как тараканов и пустят на белый свет на нашу голову - корми их.

- Да я бы таким отцам-пьяницам одни места начисто бы поотрывала - не плодись, паскуда!

- А из него-то что вырастет? - кивнула она на маленького оборвыша, - тоже хорош гусь будет, бандит первосортный.

- Моя бы воля: связать бы их всех по рукам, да пустить по рекам, чтобы наш великий честной народ перед всем миром не позорили.

- Верно говоришь, Авдотья, давно пора.

Но не успели они свой справедливый народный суд закончить, завыла сирена и пришла пожарная машина. Команда во всем своем боевом снаряде и в касках. Выскочили все, что твои солдаты и трусцой к люку побежали. Ну, люди все стоят, не шелохнутся: жива ли там эта бедная кошка?

Пожарники, конечно, люди бывалые, не в таких переплетах бывали. Каждый день, считай, какой-нибудь очаг да возгорается.
В общем, пошурудились мужики, пошурудились - достали кошку.

Радости-то, радости у всех - полон рот. Бабка одна откуда-то миску с молоком притащила. А кто-то даже целую котлету приволок.

Ой, родненькие, - повернулась толпа к пожарным, - ой, спасибочки вам какое: спасли животину.

- Серега, слетай за поллитром для наших героев.

Прошлись по кругу - аж на две бутылки собрали.

Побежал Серега - одна нога там, другая тут.

Вернулся с бутылками и передал их пожарникам. Поблагодарили пожарники за угощение, как и полагается, сели на свою машину всем расчетом, завели свою сирену и уехали.

Разошлась толпа по своим домам.

Остались на дороге мальчонка (БОМЖ) да маленькая кошечка.

Взял мальчонка кошку к себе на руки, прижал ее к себе - тепленькая.… И побрел с ней, куда глаза глядят.

* * *

Утром, когда люди стали выходить на работу, в одном из подъездов многоэтажки обнаружили труп мальчика. На локтях его рубашки были большие дыры. Коленки из штанишек торчали, как набалдашники. Около него кошечка крутилась и мяукала.

Вызвали машину.

Рядом с трупиком кто-то поставил для кошки мисочку с молоком.

ПОСЛЕДНИЙ ГРАЖДАНИН СОВЕТСКОГО СОЮЗААртур Черный

Его подобрали где-то на темных улицах, и привезли ночью в отдел местные милиционеры чеченцы. Что он делал в столь поздний час в страшном этом городе – давно известно: побирался, шлялся по помойкам, глотал вонючий спирт и искал место согреться. Да еще, наверное, молился, чтобы пущенная с какого-нибудь блокпоста очередь, прекратила, наконец, бесполезное его существование.

Он сидит в кабинете участковых, у самого края стола, пьяный, грязный, скрученный радикулитом. Рядом пишет свой рапорт чернобровый пэпээсник полка. Я неспешно перебираю в пальцах рваные листы износившегося паспорта СССР. Этот старик русский, имеет постоянную прописку в Грозном с сентября 1968 года, с тех незапамятных времен нашего Нерушимого Союза. Никому не нужный гость из счастливого прошлого, он стыдливо прячет под стул проношенные свои башмаки.

- Отпусти его, Рамедин, - обращаюсь я к дежурному участковому.

Переведя на Рамедина глаза, безучастно ждет его решения пэпээсник. Ему все равно. Ему нужна лишь расписка в приеме задержанного.

Вдвоем со стариком мы потихоньку идем до ворот. И он не перестает жаловаться, не перестает изливать мне свою душу. Он когда-то родился здесь, женился, развелся, утратил связи с бывшей семьей, отработал свой век и вышел на пенсию. Война застала его здесь, во дворе родного дома, где так давно миновало его детство. Война разнесла дом, увела соседей, лишила его корки хлеба и отняла пенсию. Он ничего не получал с 91-го года. Ни одного рубля, ни одной копейки. Всё, что ему осталось от той страны, где так тяжко прошла его трудовая жизнь, всё, что он заработал на ней, – это гнилые фрукты и заплесневелый хлеб с базаров и рынков. Это нищая котомка, болтающаяся на костлявом его плече. Это редкая случайная милостыня, поданная сердобольным русским или чеченцем. Это право входить с ночевкой на каждый порог Грозного, в каждый его раздолбанный дом, в каждый обвалившийся его подвал.
Как же он выжил тут при обеих войнах?!.

- Паспорт бы поменяли... Вы будете частым гостем здесь, - обращаюсь я к нему уже у ворот.

Старик даже не удивляется глупому этому совету, а только качает головой, только безрадостно смотрит на меня заплаканными глазами:
- Кто мне его поменяет?..
Я открываю ворота и молча отправляю его во тьму. В ту черную ночь Грозного, которой страшусь сам. В которую никогда не выхожу без оружия и полного запаса патронов.

Он проваливает со двора, а я лишь потом понимаю, что нужно было дать ему каких-нибудь продуктов, консервов или хотя бы денег. А я не дал. Не подумал. Забыл.

У старика уже отказывают ноги. Он несколько раз споткнулся на пути к воротам, несколько раз схватился за протянутую мной руку. Наверное, он скоро умрет. Как когда-то умер его Советский Союз.

Позже, перед уходом из Грозного, я специально буду искать во всех списках задержанных его фамилию. Но, наверное, я ошибся тогда, когда сказал, что он будет частым гостем милиции. Старик никогда больше не доставлялся в наш РОВД.

Это был последний гражданин Советского Союза, которого я встретил на своем пути. Потому что вскоре уволился из милиции. И никто и никогда больше не подавал мне на проверку своего паспорта. Больше я не знал ни одного гражданина той великой страны, о которой однажды, трудной осенью 2004-го, напомнил мне Грозный.

Реквием Кеше или почему коты уходят умирать из домуСлава Влизко

Только мы с котом по полю пойдем...

Выйдем мы с котом на простор,
Заведем с котом разговор,
Кто сосиски спер и сметану съел
И когда закончится беспредел!

Мой кот умер. Я курю, пью водку и пишу… Умер мой друг. Умер. Он дождался, чтоб увидеться со мной и ушел уже через три дня. Умирать. Он никогда не уходил из дома. Я хотел забрать его к себе в Красноярск, но не сделал этого. Я сволочь. И от этого ещё больнее. Лучше у меня, лучше на руках… Его нашли в подвале, он свернулся клубочком и умер. Знаете, почему коты уходят умирать из дома? Потому что они перед смертью вспоминают всё, что с ними происходило в жизни и не хотят, что бы им мешали. Я чувствую, свернувшись клубком, Кеша думал о мне. Он вспоминал, как я держал котенком его в ладонях, и он полностью умещался в них. Он вспоминал, как какал мне в тумбочку с вещами, и я гонялся за ним по дому. Он вспоминал, как лакал пиво из миски и потом, как и я, неровной походкой ходил за мной и что-то рассказывал мне, мяукая. Он вспоминал, как приезжая на дачу, мы вместе выбивали из неё чужих котов. Он вспоминал, как, оставшись на ночь в холодильнике, сожрал масло и его там же и распоносило и я мыл за ним. Он вспоминал, как делал засады и бросался на меня из них, якобы шипя и кусая мои лодышки. Он вспоминал. Он вспоминал, как пробравшись зимой ко мне под одеяло и, высунув мордочку, засыпал со мной на подушке. Он вспоминал, как вместе с документами при пожаре, я засовывал и его в рюкзак. Он вспоминал и вспоминал… Пусть земля будет тебе пухом, друг! Говорят, что у котов 9 жизней… Пускай жизнь со мной будет для тебя первой… Прости меня.