Черные глаза

О грустно мне!.. Вся жизнь моя — гроза! Наскучил я обителью земною!
Зачем же вы горите предо мною, как райские лучи пред сатаною,
Вы — черные волшебные глаза? Увы! давно печален, равнодушен,
Я привыкал к лихой моей судьбе, неистовый, безжалостный к себе,
Презрел ее в отчаянной борьбе и гордо был несчастию послушен!..

Старинный раб мучительных страстей, я испытал их бремя роковое;
И буйный дух и сердце огневое — я всё убил в обманчивом покое,
Как лютый враг покоя и людей! В моей тоске, в неволе безотрадной
Я не страдал, как робкая жена: меня несла противная волна,
Несла на смерть — и гибель не страшна казалась мне в пучине беспощадной.

И мрак небес, и гром, и черный вал любил встречать я с думою суровой,
И свисту бурь, под молнией багровой, внимать, как муж отважный и готовый
Испить до дна губительный фиал. И, погрузясь в преступные сомненья
О цели бытия, судьбу кляня, я трепетал, чтоб истина меня,
Как яркий луч, внезапно осеня, не извлекла из тьмы ожесточенья.

Мне страшен был великий переходоОт дерзких дум до света провиденья;
Я избегал невинного творенья, которое б могло, из сожаленья,
Моей душе дать выспренний полет. И вдруг оно, как ангел благодатный...
О нет! как дух карающий и злой, светлее дня, явилось предо мной
С улыбкой роз, пылающих весной на мураве долины ароматной.

Явилось... всё исчезло для меня: я позабыл в мучительной невзгоде
Мою любовь и ненависть к природе, безумный пыл к утраченной свободе
И всё, чем жил, дышал доселе я... в ее очах алмазных и приветных
Увидел я с невольным торжеством земной эдем!.. Как будто существом
Других миров, как будто божеством исполнен был в мечтаниях заветных.

И дева-рай, и дева-красота лила мне в грудь невыразимым взором
Невинную любовь с таинственным укором, и пела в ней душа небесным хором:
«Люби меня... и в очи и в уста, лобзай меня, певец осиротелый,
Как мотылек лилею поутру! Люби меня, как милую сестру,
снова я и к небу и к добру направлю твой рассудок омертвелый!»

И этот звук разгаданных речей, и эта песнь души ее прекрасной,
В восторге чувств и неги сладострастной, гремели в ней, волшебнице опасной,
Сверкали в зеркале ее очей!..напрасно я мой гений горделивый,
Мой злобный рок на помощь призывал: со мною он как друг изнемогал,
Как слабый враг пред мощным трепетал: и я в цепях пред девою стыдливой.

В цепях!.. Творец!.. Бессильное дитя играет мной по воле безотчетной,
Казнит меня с улыбкой беззаботной, и я, как раб, влачусь за ним охотно,
Всю жизнь мою страданью посвятя!.. Но кто она, прелестное созданье?
Кому любви беспечной и живой приносит дар, быть может, роковой?
Увы! где тот, кто девы молодой вопьет в себя невинное дыханье?..

Гроза и гром!.. Ужель мои уста произнесут убийственное слово?
Ужели всё в подсолнечной готово лишить меня прекрасного земного?..
Так! я лишен, лишен — и навсегда!.. Кто видел терн колючий и бесплодный
И рядом с ним роскошный виноград? Когда ж и где равно их оценят
И на одной гряде соединят? Цветет ли мирт в Лапландии холодной?

Вот жребий мой! Благие небеса! Быть может, я достоин наказанья;
Но я с душой — могу ли без роптанья сносить мои жестокие страданья?
Забуду ль вас,— о черные глаза? Забуду ль те бесценные мгновенья,
Когда с тобой как друг, наедине, как нежный друг, при солнце и луне
Я заводил беседы в тишине и изнывал в тоске, без утешенья!

Когда между развалин и гробов блуждали мы с унылыми мечтами,
И вечный сон над мирными крестами, и смерть, и жизнь летали перед нами,
И я искал покоя мертвецов,— тогда одной рассеянною думой
Питали мы знакомые сердца... о, как близка могила от венца!
И что любовь — не прах ли мертвеца?.. И я склонял к могилам взор угрюмый.

И ты, бледна, с потупленной главой, следила ход мой, быстрый и неровный:
Ты шла за мной, под тению дубровной была со мной... и я наш мир духовный
Не променял на счастливый земной... и сколько раз над нежной Элоизой
Я находил прекрасную в слезах, иль, затая дыханье на устах,
Во тьме ночной стерег ее в волнах, где иногда, под сумрачною ризой,

Бела, как снег, волшебные красы она струям зеркальным предавала,
А между тем стыдливо обнажала и грудь и стан, и ветром развевало
И флер ее и черные власы... смертельный яд любви неотразимой
Меня терзал и медленно губил; мне снова мир, как прежде, опостыл...
Быть может... нет! мой час уже пробил, ужасный час, ничем не отвратимый!

Зачем гневить безумно небеса? Ее уж нет!.. Она цветет и ныне...
Но где?.. Для чьей цветет она гордыни? Чей фимиам курится для богини?..
Скажите мне,— о черные глаза!