Кабы было три жизни, я первую прожил бы сам.
И вторую бы тоже, но задом уже наперёд.
Ну а третью раздам по годам и по дням, по часам
тем, кто в первой чего-то важнейшего недоберёт.
Ведь на это всегда не хватает каких-то чуть-чуть:
полглотка, полкивка и полслова - и лишь полчаса,
и всё стало б иначе, и был бы я не кто-нибудь,
а такой, что не страшно глядеть ввечеру в небеса.
Кабы было две жизни, я первую прожил бы сам,
а вторую бы, ладно, рассыпал бы чёрт те куда.
То, что мы называем растратиться по мелочам,
может, это гораздо важней, чем для моря вода.
Я бы спился и скурвился, набедокурил бы всласть,
но с похмелья, припомнив о потусторонней судьбе,
я хотел бы, когда бы на то моя, Господи, власть,
эту жизнь не второю, а первой назначить себе.
Кабы жизнь у меня да была хоть одна, но цела.
На раздаче! Сдуй пену, паскуда, и кружку долей!
Никогда и ничья ещё жизнь не дотлела дотла.
Дроби духа и плоти, увы, из неравных долей.
И уходят друзья, оставляя живущих отцов -
от петли и от донышка, и от шального ножа.
И шепчу я, ладонь на межрёберный стук положа:
что же это такое творится, в конце-то концов?!
Не ответят ни свечка души, ни ума кочерга.
Пересохло в гортани и губы, как книги, тверды.
И обманешь себя, что успеешь успеть до черта,
до последней звезды, до последней невидной черты.
Алексей Слаповский, 28 июля 1993
|