...
Райнер Мария Рильке занимает видное место в мировой поэзии, оставаясь одним из ярчайших авторов, писавших на немецком языке. Современник и соотечественник Фридриха Ницше и Зигмунда Фрейда, поэт выразил в своем творчестве философские искания целого поколения, поднимая глубинные вопросы бытия, вечности и человеческого предназначения.
Рильке стал поэтом-модернистом, представляя экзистенциальное течение. Его творчество пронизано “проклятыми вопросами” о Боге и смерти, о незримой жизни, одухотворяющей земное бытие. Стихи юноша стал публиковать в 16-летнем возрасте, а первую книгу “Жизнь и песни” выпустил в 1894 году, однако позже стыдился ее и старался забыть.
Портрет работы художницы Лулу Альбер-Лазар
Райнер писал не только стихи: на его счету роман и рассказы, искусствоведческие работы и внушительное эпистолярное наследие, без которого образ поэта уже немыслим. Но в первую очередь Рильке — лирик, автор “Дуинских элегий” и “Книги образов”, “Часослова”и “Сонетов к Орфею”.
Портрет работы Леонида Пастернака
Почти любое стихотворение зрелого Рильке поражает прежде всего умением виртуозно-лаконично и максимально точно описать предмет, личность или явление, но не снаружи, а изнутри, написать портрет в четырнадцати строчках классической формы. В схватывании сути вещей ему, возможно, до сих пор нет равных среди поэтов.
Ларец с реликвиями
Там — вовне — спокойно ожидало
всех перстней и всех колец
их судьбы начало — не конец.
Здесь они лишь вещи из металла,
те, что он ковал, златокузнец.
И корона, выгнутая им,
тоже ведь была дрожащей вещью.
Он ее, к каменьям дорогим
приучая, в страх вогнал зловещий.
От питья холодного приметно
взор холодным полнился огнем.
Но когда его футляр обетный
(золотой, чеканный и узорный)
был уже сработан целиком,
чтоб запястье маленькое в нем
к жизни возродилось чудотворной, —
сам себе уже не господин,
плачущий, разбитый, оплошавший,
он, душой перестрадавший,
видел пред собой один
лишь слепивший взгляд рубин —
в суть его бытийную вникавший
с династических вершин.
«Вилла Боргезе» Остроумова-Лебедева
Боргезе
Две чаши, обогнав одна другую,
над мраморным бассейном вознеслись,
и с верхней разговорчивые струи
к воде безмолвной протянулись вниз, —
к той, что внимает им, в ответ даруя
в горсти для них припрятанный сюрприз:
кусочек неба, сквозь листву густую
и тьму глядящий, как из-за кулис.
Сама спокойно разместившись в чаше,
она легла с краями наравне,
спускаясь каплями, как бы во сне,
по мшистой бахроме седобородой
к зеркальной глади, что на самом дне
улыбкой оживляют переходы.
Римские саркофаги
Что воспретит увериться нам в том
(нам — отбывающим земной постой),
что мы не краткий миг один живем
смятеньем, ненавистью, суетой, —
как встарь хранил богатый саркофаг
при ожерельях, идолах, опалах
в ветшающих веками покрывалах
распадом заряженный прах —
пока уста, не знающие звуков,
его не поглощали. (Где, когда
найдется мозг, чтоб научить их речи?)
Тогда-то вот из древних акведуков
к ним завернула вечная вода —:
доныне в блеске к ним идя навстречу.