«Как же ты мог?!»

Помнишь, когда я был щенком, ты смеялся до слёз: такой я был неуклюжий.
Ты ласково называл меня «сынок», несмотря на испорченную обувь и бесчисленное количество изорванных подушек. Я стал твоим лучшим другом. Когда я шалил, ты сердился на меня и спрашивал: «Как же ты мог?» – а потом, успокоившись, ласково гладил мой животик.
Потом я все дольше и дольше стал оставаться дома, потому что ты был очень занят. Однако мы справились с этим вместе. Я вспоминаю те ночи, когда я забирался к тебе в кровать, стараясь ощутить твой запах как можно ближе, а ты во сне, обнимая меня, рассказывал про самые свои сокровенные желания и мечты. В те моменты мне казалось, что жизнь и не может быть лучше. А помнишь наши долгие прогулки в парке, поездки на машине и, конечно же, мороженое... Правда мне доставались только стаканчики, потому что ты всегда говорил мне, что мороженое вредно для собак!
Постепенно, ты стал больше времени проводить на работе, говоря о том, как важна твоя карьера. Ты стал поздно возвращаться домой. Я всегда терпеливо ждал, я старался поддерживать и успокаивать тебя, когда ты сталкивался с очередным разочарованием в жизни. Я никогда ни в чем не упрекал и не судил тебя. И никогда не обижался на тебя, даже тогда, когда ты был не прав. А когда ты возвращался домой, казалось, моему ликованию не было предела.
Потом ты влюбился, и она стала твоей женой. Она не была особым любителем собак, но я все равно радостно приветствовал ее в нашем доме, всячески показывал ей свою привязанность и повиновался ей во всем. Я был счастлив, потому что ты был счастлив. Когда у вас появились дети, я разделил с вами эту радость. Я был просто очарован этими розовенькими младенцами, издающими чудесный запах. Я был готов заботиться о них целыми днями. Только ты и она почему-то решили, что я могу причинить им вред. И я стал проводить почти все свое время в другой комнате или в своей корзине. О Боже, как я хотел любить их, я стал «пленником любви».
Когда они стали подрастать, я стал их другом. Они цеплялись за мою шерсть, стоя на своих дрожащих ножках, тыкали своими пальчиками в мои глаза, ковырялись в моих ушах и целовали меня в нос. Мне нравилось все, что они вытворяли со мной! Потому что наши контакты с тобой становились все реже и реже. Я клянусь, если бы понадобилось, то я отдал бы за них свою жизнь.
Я подкрадывался к их кроватям и слушал их секреты. А когда мы ждали тебя, то вместе прислушивались к звуку каждой проезжающей мимо машины.
Было время, когда на вопрос «Есть ли у тебя собака?», ты с гордостью доставал мою фотографию из бумажника и начинал рассказывать забавные истории обо мне. Но последние несколько лет на этот вопрос ты просто отвечаешь «да» и стараешься быстро сменить тему разговора. Я перестал быть «твоей собакой», я стал просто «собакой». И тебя стали беспокоить любые расходы, связанные со мной.
А недавно ты нашел хорошую работу в другом городе, тебе предложили переехать в квартиру, в которой запрещено иметь домашних животных. Ты принял правильное решение для своей семьи, но было время, когда я тоже был твоей семьей. В тот день я был очень взволнован, ведь мы опять ехали вместе... пока машина не остановилась у приюта для бездомных животных. Повсюду пахло собаками и кошками, вперемешку с запахом страха и безнадежности.
Заполнив бумаги, ты сказал: «Я уверен, вы найдете ему хороших хозяев!» С болью в глазах все посмотрели на тебя... Кому нужен старый пес или кот, даже если у того есть куча бумаг?! С большим трудом ты разжал пальцы своего сына, освободив мой ошейник. Он кричал: «Нет, папа! Пожалуйста, не позволяй им забрать мою собаку!» Я очень волновался за него, какой урок ты преподал ему о дружбе и лояльности, о любви и ответственности, и об уважение к этой жизни?! Сказав стандартное «Пока...», ты погладил меня, стараясь не поймать моего взгляда, и вежливо отказался взять мой поводок. Когда ты собирался уходить, какая - то милая женщина спросила тебя, почему ты, зная, что уезжаешь, не сделал никакой попытки найти для меня другой дом. Она покачала головой и с упреком спросила: «Как же ты мог?».
Знаешь, здесь, в приюте, все очень внимательны и хорошо относятся ко мне. Всех нас хорошо кормят, но вот уже два дня как я потерял аппетит. Поначалу, всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо моей клетки, я бросался на встречу, думая, что это ты передумал и пришел за мной, но это были глупые мечты... А потом я стал надеяться, что появится кто-то другой, который сможет позаботиться обо мне и спасти меня... Наконец, я понял, что уже давно не похож на милого и смешного щенка... Я спрятался в дальнем углу клетки и стал ждать...
И этот день настал. Я услышал звук ее приближающихся шагов... Я медленно последовал за ней вдоль коридора в отдельную тихую комнату. Там она положила меня на стол, ласково потрепав за ухом, велела не волноваться. Моё сердце затрепетало в ожидание того, что что-то должно произойти и это принесло мне облегчение. «Пленник любви», твои дни сочтены!». В этот момент я не думал о себе, я больше беспокоился за нее.. .я почувствовал всю тяжесть давившего на нее бремени. Она нежно наложила жгут на мою лапу и по ее щеке потекла слеза. Я лизнул ее руку также, как когда - то лизал твою и почувствовал облегчение. Она аккуратно ввела иглу в мою вену, и я почувствовал, как холодная жидкость стала постепенно растекаться по моему телу. Я, медленно погружаясь в сон, посмотрел в её добрые глаза и пробормотал: «Как же ты мог?!». Возможно, она понимала собачий язык потому что, посмотрев на меня, произнесла: «Прости!».
Она крепко обняла меня, спешно пытаясь объяснить, что это ее работа и она уверенна, что я попаду в лучшее место, где меня не скорбят и не бросят, где я сам смогу позаботиться о себе – это место любви и света, совсем не похожее на Землю.
Из последних сил я шевельнул хвостом и прошептал: «Как же ты мог?!». Эти слова не относилось к ней, в этот последний миг я думал о тебе, мой любимый хозяин. Я всегда буду помнить и ждать тебя. Надеюсь, что ты встретишь того, кто будет любить тебя также, как любил тебя я...

Послесловие автора:

Как-то, находясь в приюте, я смотрел на всех содержащихся в клетках животных... на эти «обноски» человеческого общества. Я видел в их глазах любовь и надежду, страх, отчаяние и печаль ... И я был так зол. «Боже», - закричал я, «Это ужасно! Почему ты ничего не делаешь?». Бог притих на мгновение, и затем мягко ответил: «Я уже кое - что сделал - Я создал вас!»

Джим Виллис, 2001 год.

Собачья песня
Под крыльцом зимой холодной
родилась я беспородной,
бесполезной, непригодной,
а меня хозяин взял и приласкал.
Как его я обожала –
сапоги ему лизала,
но, чтоб я не убежала,
он к крыльцу меня цепочкой приковал.
Эх, жизнь, моя жизнь,
лишь луна – отрада.
А чужой смотри, держись,
закусаю гада!..

Не люблю харчей без кости,
не люблю прохожих с тростью
и поэтому от злости
иногда в сердцах я лаю на забор.
Я не дог и не левретка,
мой характер – не конфетка,
и поэтому так редко
в конуре моей веселье и задор.
Эх, жизнь, моя жизнь,
лишь луна – отрада.
А чужой смотри, держись,
закусаю гада!..

Все мои мечты обманны…
Мой хозяин окаянный
через день приходит пьяный
И меня пинает грубою ногой.
Боль в боку перетерплю я,
и хвостом опять вильну я.
Так хозяина люблю я –
за него готова в омут головой.
Эх, жизнь, моя жизнь,
лишь луна – отрада.
А чужой смотри, держись,
закусаю гада!..

Мыкола Билюк

Зайчик

Раз, два, три, четыре, пять,
вышел зайчик погулять,
по газону пробежал –
ни травинки не примял.
Вдруг уткнулся кошке в пасть.
Кошка вытянулась всласть
и, прищурив зелень глаз,
мурмурлыкать принялась.
Кошка ловит всех подряд.
Может, заяц кошке брат?

Раз, два, три, четыре, пять,
вышел зайчик погулять,
в дом напротив заглянул,
вниз с балкона сиганул.
Вдруг навстречу пес Барбос.
Он наморщил мокрый нос
и, обнюхав свежий след,
фыркнул громко: следа нет!
Пес наш чует даже муху,
а от зайца нету духу!

Раз, два, три, четыре, пять,
вышел зайчик погулять,
по асфальту, по стене,
по дядь Вовиной спине.
Вдруг охотник выбегает,
зайца за уши хватает.
Только нет в ладони зайца –
проскользнул он между пальцев.
До чего ж чудесно это –
быть из солнечного света!

Мыкола Билюк

След его пальца

Александр Кудрявцев


- Знаешь, откуда у людей желобок под носом над верхней губой?
- Ну?
- Это след пальца ангела. Когда ребенок приходит в мир – он плачет. И ангел прижимает палец к губам ребенка. Мол, все не так страшно, чувак… Я с тобой. Но маленький человек не верит и плачет громко, и ангелу приходится жать сильно.
- Опять умничаешь? Как всегда…
- Да нет, вспомнил просто. Как у нас с тобой…
- Замолчи. Не вспоминай о плохом. Не для этого же мы встретились. Через столько лет…
- А ты ничуть не изменилась. Такая же своевольная. И красивая. Я до сих пор жалею, что у нас ничего не вышло. Честно говоря, он мне иногда снится.
- Кто?
- Наш ребенок. Который…
- Замолчи.
- Я думал – когда ты сказала про единственный вид таблеток, которые пьешь…
- Пожалуйста…
- …Ты намекала, что пользуешься противозачаточными…
- Пожалуйста…
- …А оказалось – ты говорила про активированный уголь…
- Замолчи!
- А когда тебя стало постоянно тошнить, и все время кружилась голова, я еще надеялся до последнего – нет, пронесет, у других, но не с нами. Ведь первый курс, общага, в голове ни бум-бум…И тесты в аптеке покупать страшно.
- О господи…
- А потом пришлось вызывать «скорую». И ты в больнице, и врачи говорят, что уже поздно… А ты их уговариваешь, потому что надо. Как сказать маме… И твои соседки по палате – четырнадцатилетние школьницы… я носил тебе цветы и говорил, что все кончится хорошо…Но ничего хорошо не кончилось, после Операции к тебе не пускали, но я все равно прорвался, ты лежала под серой простыней, а простынь была вся в красном, ты еще не отошла от наркоза и кричала, смотри, смотри, что ты со мной сделал, а я стоял рядом с кроватью коленями в больничный линолеум и не знал, что сказать и не смел к тебе прикоснуться, а потом тебя снова повезли в операционную, и ты рыдала во весь голос, потому что и ты, и я читали плакат, назидательно вывешенный в больничном коридоре о том, что после осложнений при Операции детей может не быть никогда, и меня вывела под руки старая врачиха, и успокаивала как маленького, а мне было целых шестнадцать лет…
- И ты спрашиваешь, почему мы расстались…
- Извини. Я дурак. Это была попытка исповеди. Мне больше некому об этом рассказать.
- Не хочу больше вспоминать. Что было, то прошло.
- Я ходил в церковь. После этого. Хоть и не верю в Бога.
- Я тоже. Хожу в церковь. До сих пор, с мужем.
- С ангелами, наверное, та же история, что и с бесами…
- Не богохульствуй.
- Они существуют, веришь ты в них или нет. У твоего сына есть желобок под носом?
- Не смешно… Есть…
- Значит, они умеют прощать.
- Наверное.
- Но не всех…
- Наверное. Мне уже пора. Нужно заехать в детский сад за ребенком.
- А может, их попросту нет. А под носом – так, биологическое недоразумение…Девушка, где моя водка? Я долго буду ждать?!

М. М. Пришвин
Как я научил своих собак горох есть

Лада, старый пойнтер десяти лет, - белая с желтыми пятнами. Травка - рыжая, лохматая, ирландский сеттер, и ей всего только десять месяцев. Лада - спокойная и умная. Травка - бешеная и не сразу меня понимает. Если я, выйдя из дому, крикну: «Травка!» - она на одно мгновенье обалдеет. И в это время Лада успевает повернуть к ней голову и только не скажет словами: «Глупенькая, разве ты не слышишь, хозяин зовет».
Сегодня я вышел из дому и крикнул:
- Лада, Травка, горох поспел, идемте скорей горох есть!
Лада уже лет восемь знает это и теперь даже любит горох: горох ли, малина, клубника, черника, даже редиска, даже репа и огурец, только не лук. Я, бывало, ем, а она, умница, вдумывается, глядишь, и себе начинает рвать стручок за стручком. Полный рот, бывало, наберет гороху и жует, а горох с обеих сторон изо рта сыплется, как из веялки. Потом выплюнет шелуху, а самый горох с земли языком соберет весь до зернышка.
Вот и теперь я беру толстый зеленый стручок и предлагаю его Травке. Ладе, старухе, уж, конечно, это не очень нравится, что я предпочитаю ей молодую Травку. Лохмушка берет в рот стручок и выплевывает. Второй даю - и второй выплевывает. Третий стручок даю Ладе. Берет. После Лады опять Травке даю. Берет. И так пошло скоро: один стручок Ладе, другой - Травке. Дал по десять стручков.
- Жуйте, работайте!
И пошли жернова молоть горох, как на мельнице. Так и хлещет горох в разные стороны у той и другой.
Наконец, Лада выплюнула шелуху, и вслед за ней Травка тоже выплюнула. Лада стала языком зерна собирать. Травка попробовала и вдруг поняла: и стала есть горох с таким же удовольствием, как и Лада. Она стала есть потом и малину, и клубнику, и огурцы. И всему этому я научил Травку из-за большой любви ко мне Лады: Лада ревнует ко мне Травку и ест, Травка Ладу ревнует и ест. Мне кажется, если я устрою между ними соревнование, то они, пожалуй, скоро у меня и лук будут есть.

Из красно-белых ниточек
Я наплету всем кисточек,
Каждому преподнесу,
И пойдём встречать ВЕСНУ!

Приколите(сь), не стесняйтесь!
Улыбайтесь! Улыбайтесь!

(из сети)

Маша
Ее приняли в этом доме. Да, его мать, оказалась ужасно раздражительной женщиной. Хотя это мягко сказано, Маше совершенно ясно было, что хозяйка дома ее не любит, постоянно повышает на нее голос, иногда кричит и частенько грозится выставить за дверь. Но Маша уже привыкла к этому и давно не замечает подобного отношения, она такая какая есть и меняться не собирается.

В этом доме живет еще один человек, тот, кого Маша любит как никого другого. Она любит встречать его каждый раз, когда он возвращается домой с работы. Каждый раз она бросается к нему в объятья, как будто не видела его целую вечность. Каждую ночь она забирается к нему под одеяло и они спят прижавшись друг к другу даже в самые теплые ночи. Она знает, что он тоже любит ласку и тепло, но ласка иногда бывает так скучна, поэтому она частенько "выпускает когти". Царапается Маша не хуже, чем кусается. Не очень больно, лишь настолько, насколько позволяет игра. Но и в те минуты, когда она забывается и сжимает зубы слишком сильно, она знает, что ему нравится и эта боль.

Маша любит рыбные блюда и не любит овощей в любом виде.
Маша терпеть не может сквозняки и ей нравится загорать под вечерним солнцем.
Она частенько наблюдает из окна за прохожими. Она не переносит ругани. Она любит собаку, живущую в этом доме, но не всегда уживается с ней. Она каждый день принимает ванную. Она не любит запах мяты. Забывшись, она иногда будит по ночам тех, кого будить не следует.

Если-бы ее спросили, довольна ли она своей жизнью, то скорее всего она ответила бы "да".

Мэри

Прима

Мэри всегда сидела на вахте. Когда бы ты не пришел в театр зайдя с черного входа, там, на вахте, примостившись на стульчике в углу возле батареи, сидит Мэри.

Выбеленные сединой, легкие как пух волосы Мэри пострижены под ровный горшочек. Она неизменно при макияже. Небольшие лукавые глазки густо подведены черным карандашом, маленький ротик намазан вишневой помадой. Только вишнёвой. Никаких кумачёвых или морковных оттенков. Тщательно нарисованы брови. Чем сильней стареет Мэри, тем нарисованные брови всё выше и выше лезут на лоб, тем пунктирней их нервная линия. Мэри не носит старушечьи одежки, у нее есть видное драповое пальто, густого зеленого цвета, с воротником, звериную принадлежность которого по старости лет уже давно не понять. Ещё у неё есть шляпка, которую она носит почти всесезонно. Маленький фетровый котелок сливочного цвета, к которому приколота брошь с россыпью искусственных рубинов. На шее всегда повязан ультрамаринового колера газовый платок с люрексом.
Когда она приходит в театр, открывая тяжелую входную дверь, и её маленькое тело вплывает на вахту – помещение заполняет запах каких-то невероятных духов, душных, навязчивых, но необыкновенно приятных.

- Здрааавствуйте, - говорит Мэри неожиданно низким и сочным голосом, улыбаясь при этом как-то победоносно.
- Здравствуй, Мэри, - отвечает ей вахтерша, - ну садись, как у тебя дела?—спрашивает вахтёрша, естественно, не из любопытства о делах Мэри, а просто потому, что так надо спросить.
- Что у меня,- Мэри издаёт зычный хохоток, - какие у меня дела теперь, все дела в прошлом, поклонники-любовники давно в землице сырой, там же и все мои дела. – Мэри опять громко смеётся, достаёт из кармана пачку «Беломора» и прикуривает, погружаясь в улыбчивую задумчивость, наполняя и без того прокуренное помещение клубами едкого дыма.

Когда-то Мэри была женой главного режиссёра. И он, как говорят в театре, на неё ставил.
Никто не помнит, какой Мэри была актрисой, хорошей или плохой, давно это было. Знают только, что режиссёр этот потом влюбился в очень красивую артистку Сальникову, бросил Мэри и женился на Сальниковой. И роли давать Мэри перестал.

Мэри помыкалась, послонялась без дела, да и попросилась в суфлеры, всё ж при деле лучше, чем каждый раз выискивать свою фамилию в вывешенном новом распределении и не находить её там. Суфлировала Мэри довольно необычно. Если актер или актриса ей нравились - она очень старалась, всячески бдила, и во время спектакля, и во время репетиций. Если же актер был почему-то ей неприятен - она специально слишком тихо суфлировала, а то и вовсе пропускала кусок, при этом делала вид, что задумалась, и, когда её потом попрекали этим баловством, широко распахивала свои выцветшие голубые глазки, делая вид, что она совершенно не понимает, о чём речь. - Мэри, подавай текст громче! – шипела на сцене народная актриса Ермакова, красивая черноволосая татарка, играющая Гекубу в трагедии Еврипида, - Текст знать надо, - басом шипела в ответ ей Мэри, довольно уставившись не на артистку, а куда-то в пространство.
Детей у Мэри не было, и жила она одна, в однокомнатной квартирке, прямо напротив театра.

Целыми днями просиживала она на вахте, то перебирая воспоминания о своих любовных историях, то рассказывая театральные байки. А иногда поднималась со своего стульчика, шла к массивной металлической двери, на которой красным было написано «Посторонним вход воспрещен», открывала её и попадала за кулисы. Сначала проходила горы декораций, вдыхая знакомый запах – смесь запаха краски, дерева, тряпок, какого-то старья и еще бог знает чего, очень приятного и тревожного. Мэри казалось, что она часть, важная часть этого огромного и тёмного организма «театр», и её душа наполнялась спокойной гордостью. Она останавливалась и выглядывала из-за колосников на сцену, там рабочие монтировали декорации к очередному спектаклю, что-то падало, стучало, скрежетало, парни перекрикивались, перемежая свои крики матерком. Если же шёл спектакль, она просто смотрела несколько минут на сцену, а когда её замечали актёры, важно и одобрительно показывала большой палец с намалёванным розовым ногтем. Потом Мэри сворачивала налево, проходила колосники, мимо сцены и выходила на левую сторону, на «женскую», к гримёркам. Там она находила костюмершу Валю и, присев на краешек банкетки, выпрашивала у той какие-нибудь яркие тряпочки. Кофточки, юбочки, платьица, платочки, то, что вряд ли когда-то понадобится для спектакля, а даже если и понадобится, то вряд ли кто-то хватится именно этого тряпья, которого в каждом театре горы. Все знали эту слабость Мэри и посмеивались тихонько. Мэри не была раздета-разута, но вот любила новую яркую тряпочку, и все ей в этом потакали, принося и своё, не старое, но ненужное. Она всегда с благодарностью принимала, улыбаясь, показывая очень красивые и ровные, только потемневшие от времени зубки. Так годами Мэри и сидела на вахте, и все привыкли к её постоянному присутствию, к её низкому грудному голосу и резковатому смеху, который звучал, как игра на расстроенном пианино в басовом ключе «стаккато». Однажды Мэри не пришла в театр. Не пришла и всё. День, два. Её, понятно, хватились. Ей звонили домой, приходили, стучали - никто не открывал. Тогда, взломав замок, вошли в её пропитанную запахом духов, лаванды, горечи одиночества и старого тряпья квартиру. Там было чисто и душно, горы старых книг, журналов и пластинок высились пирамидами в самых неожиданных местах, на плите стояла сковорода с одной котлетой, но никого не было. Мэри пропала. Написали заявление в милицию, все, как положено, только, конечно, никто никого не нашел. Ни в больницах, ни в моргах, в которые от театра постоянно ездили на «опознания», её не было. Около месяца прошло после исчезновения Мэри, и к дверям театра, загнанная февральскими холодами, прибилась сука добермана. Над ней сжалились и пустили погреться на вахту. У собаки была седенькая морда, она была истощена, и её оставили жить при театре, назвав Мэри. Так Мэри и стала жить в углу возле батареи, на том же месте, где когда-то сидела та Мэри.
И все заходя на вахту, приносили ей то косточку, то кусочек колбасы, и говорили, гладя старую собаку –Ну, как у тебя дела, Мэри, как дела…?
И она отвечала -- какие у меня дела теперь, все дела в прошлом, в прошлом всё.

КОСТЮМЧИК

Семён Дахман

Деда арестовали ранним утром 21 октября 1937-го. Он работал в совхозе ветеринаром, и как тогда шептали — «подсидели» его. Больше он не вернулся.

Началась война. В 1943-ем старший сын, приписав себе год, ушел на фронт. А вскоре навалилась еще одна беда — наводнением смыло дом. Только чудом бабушке удалось спасти двоих малолетних детей. Рубить лес для постройки дома начальство запретило. Слепили они мазанку из глины, соломы и прутьев. Мама рассказывала, как рисовала на земляном полу узоры, и натирала пол до блеска жидкими коровьими лепехами. Моя бабушка была женщиной работящей, трудилась она в животноводческой бригаде, и на радость совхозному начальству давала высокие показатели. На одном из собраний решили передовиков премировать, выделили им на бригаду, непонятно каким ветром занесенный в сибирский совхоз – детский костюмчик. Качественный костюмчик — американский, «ленд-лизовский», в аккурат на сыночка Геночку. По единодушному мнению решили премировать бабушку, несмотря что «жена врага народа» Принесла бабушка костюмчик домой. Геночка сразу его надел. И ни в какую не хотел снимать, так в костюмчике и уснул! Бабушка сняла со спящего Геночки костюмчик, и повесила на плечиках над кроватью. Ближе к полуночи заявились директор совхоза с парторгом. Сказали, мол, ошибочка вышла, и потребовали вернуть костюмчик. Бабушка проплакала всю ночь. На утренней дойке к ней подошел бригадир, сухо извинился, сказал, что он тут ни причем, мол, начальству виднее. С Днем рождения, мама!

Настоящая мама– Алло, это бюро находок? – спросил детский голосок.
– Да, малыш. Ты что-то потерял?
– Я маму потерял. Она не у вас?
– А какая она твоя мама?
– Она красивая и добрая. И еще она очень любит кошек.
– Да, как раз вчера мы нашли одну маму, может быть это твоя. Ты откуда звонишь?
– Из детского дома №3.
– Хорошо, мы отправим твою маму к тебе в детский дом. Жди.
Она вошла в его комнату, самая красивая и добрая, а в руках у нее была настоящая живая кошка.
– Мама! – закричал малыш и бросился к ней. Он обнял ее с такой силой, что его пальчики побелели. – Мамочка моя!
….Артем проснулся от своего собственного крика. Такие сны снились ему практически каждую ночь. Он засунул руку под подушку и достал оттуда фотографию девушки. Эту фотографию он нашел год назад на улице во время прогулки. Теперь он всегда хранил ее у себя под подушкой и верил, что это его мама. В темноте Артем долго вглядывался в ее красивое лицо и незаметно для себя уснул….

Утром заведующая детским домом, Ангелина Ивановна, как обычно обходила комнаты с воспитанниками, чтобы пожелать всем доброго утра и погладить каждого малыша по голове. На полу около Артемкиной кроватки она увидела фотографию, которая ночью выпала из его рук. Подняв ее, Ангелина Ивановна спросила мальчика:
– Артемушка, откуда у тебя эта фотография?
– Нашел на улице.
– А кто это?
– Моя мама, – улыбнулся малыш и добавил, – она очень красивая, добрая и любит кошек.
Заведующая сразу узнала эту девушку. Первый раз она приходила в детский дом в прошлом году с группой волонтеров. Наверно тогда и потеряла здесь свою фотографию. С тех пор эта девушка часто обивала пороги различных учреждений в надежде добиться разрешения на усыновление ребенка. Но, по мнению местных бюрократов, у нее был один существенный недостаток: она была не замужем.
– Ну что же, – произнесла Ангелина Ивановна, – раз она твоя мама, то это полностью меняет дело.
Войдя к себе в кабинет, она села за стол и стала ждать. Через полчаса раздался робкий стук в дверь:
– Можно к Вам, Ангелина Ивановна? – И в дверях показалась та самая девушка с фотографии.
– Да, заходите, Алиночка.
Девушка зашла в кабинет и положила перед заведующей толстенную папку с документами.
– Вот, – сказала она, – Я все собрала.
– Хорошо, Алиночка. Я должна задать еще несколько вопросов, так положено, понимаешь… Ты осознаешь, какую ответственность на себя берешь? Ведь, ребенок – это не на два часа поиграть, это на всю жизнь.
– Я все осознаю,- выдохнула Алина, – просто я не могу спокойно жить, зная, что кому-то очень нужна.
– Хорошо, – согласилась заведующая, – когда ты хочешь посмотреть детей?
– Я не буду на них смотреть, я возьму любого ребенка, какого предложите, – сказала Алина, глядя заведующей прямо в глаза.
Ангелина Ивановна удивленно подняла брови.
– Понимаете, – сбивчиво начала объяснять Алина, – ведь настоящие родители не выбирают себе ребенка… они не знают заранее каким он родится…. красивым или некрасивым, здоровым или больным… Они любят его таким какой он есть. Я тоже хочу быть настоящей мамой.
– Впервые встречаю такого усыновителя, – улыбнулась Ангелина Ивановна, – впрочем, я уже знаю, чьей мамой вы станете. Его зовут Артем, ему 5 лет, родная мать отказалась от него еще в роддоме. Сейчас приведу его, если вы готовы.
– Да, я готова, – твердым голосом сказала Алина, – покажите мне моего сына.
Заведующая ушла и через 5 минут вернулась, ведя за руку маленького мальчика.
– Артемочка, – начала Ангелина Ивановна, – познакомься это …
– Мама! – закричал Артем. Он бросился к Алине и вцепился в нее так, что его пальчики побелели. – Мамочка моя!
Алина гладила его по крошечной спинке и шептала:
– Сынок, сыночек… я с тобой..
Она подняла глаза на заведующую и спросила:
– Когда я смогу забрать сына?
– Обычно родители и дети постепенно привыкают друг к другу, сначала здесь общаются, потом на выходные забирают, а потом насовсем, если все в порядке.
– Я сразу заберу Артема, – твердо сказала Алина.
– Ладно, – махнула рукой заведующая, – завтра все равно выходные, можете взять, а в понедельник придете, и оформим все документы как положено.
Артем был просто счастлив. Он держал свою маму за руку и боялся отпустить ее даже на секунду. Вокруг суетились воспитатели, нянечки… одни собирали его вещи, другие просто стояли в сторонке и вытирали глаза платочками.
– Артемушка, до свиданья. Приходи к нам в гости, – попрощалась с ним Ангелина Ивановна.
– До свидания, приду, – ответил Артем.
Когда они со всеми попрощались и вышли на улицу, он, наконец-то, решился задать своей новой маме самый главный вопрос:
– Мама…. а ты кошек любишь?
– Обожаю, у меня их дома целых две, – засмеялась Алина, нежно сжимая в своей руке крошечную ладошку.
Артем счастливо улыбнулся и зашагал к себе домой.

Кому мяукаешь, котёнок?
Леонид Школьный

Укрывшись под щербатым навесом от нудного дождя, на скамейке автобусной остановки воробышками нахохлились бабульки. Тихонько ведали друг дружке заботы домашние, поскрипывали да покряхтывали. А в самом конце скамейки приютился мужик – локтями в колени упёрся, кулаки в подбородье и глазами в никуда. Задумался.

Мужик как мужик. Большой. Лицо грубо тёсаное, неприветливое. Может и не до приветливости ему теперь. Может с женой не поладил, или отпрыска выдрал – переживает. Видно, что не в себе мужик. Может даже на грудь пару соток принял. Что такому та пара соток – так, душу успокоить. Сидит себе и сидит. Мозгует чего-то. Бабульки от него интервал держат, сторожатся. Гляди, мол – руки крюки, морда яшшыкм. Можа и впрямь бандит какой. Возьмёт да и зарежет дОсмерти. А дождь-нудяк всё сыплет и сыплет. А из под куста, что чуток позади навеса этого, вдруг тихонько так, жалостно замяукало. Бабульки услыхали. Тут же и дискуссия о гуманизме, об жестокости человеческой. – Натащат в дом для развлечения, а потом и выкинут. Ни жалости, ни сострадания. – Сурово осуждают. А мужик-то, большой – сидит себе, будто его это и не касается. Совсем равнодушный. В общем симпозиуме не участвует. Грубый сердцем. А оно там мяукает и мяукает. Поднялся мужик, пошел в куст. Напряглись бабки – удавит бандит. Идёт назад, на своё место сел. Кто займёт-то? А в ладонях у него комок чёрный мяучет. Взял мужик котёнка за шкирку, об себя аккуратно вытер, да и сунул за пазуху, под куртку. Бабки в сторону мужика зыркают. А мужик опять в никуда уставился. И не видят бабки, как он лицом обмяк, и не слышно им, как тихонько замурлыкал у него на груди чёрный комочек с белой звёздочкой во лбу. Так и ушел к своему автобусу мужик, придерживая куртку левой рукой. Большой. Лицом добрый. Может домой, жену обрадовать. А дождь всё сыпал и сыпал, и на скамейке нахохлившись молчали старушки.

Юлия Матвеева

"Крестники"

"... Долгие послевоенные годы в стране были запрещены аборты по желанию женщины, —
требовались особые показания, да и с ними бы-ло не всё так просто.
И даже когда наконец аборты были разрешены, — сделать их в деревне было практически невозможно. Следовало ехать в «район» — то бишь в районный центр, где был соответствующей квалификации персонал и техническая возможность для подобных процедур.

Но разрешить-то разрешили, а позором и чем-то грязным эта процедура всё равно осталась и никакой врачебной тайны за собой не несла: даже если на «выскребание» приходила девица взрослая и сама решающая — всё равно до её деревни весть доносилась через пару-тройку дней, обрекая на косые взгляды и плевки вслед. «Скинуть» было позорнее, нежели «понести» без мужа. Потому многие решались на поиски старушек-умелиц по такому делу...

— Твёрдо ли решила, хорошая моя? — спрашивала дрожащую девицу бабушка.
— Д-да...
— Ну тогда сиди, слушай, смотри, сегодня буду готовить тебя, а завтра уж и дело сделаем.
Она ставила на стол большую деревянную, крашенную чёрным потрескавшимся лаком шкатулку, доставала красную бархотку, сложенную вчетверо, расстилала её, затем укладывала сверху странного вида спицу с крючковатым загнутым остриём и рукоятью в форме петушка, поднявшего в испуге крылья...

Всё это время она негромко приговаривала то ли стихи, то ли молитвы со странными
рифмами, из которых слышалось:

— ...Будем-будем мы искать,
Как нам деточку убрать,
Спи, малютка, спи, малыш,
Больше в мамке не поспишь...

Потом трясущаяся посетительница ложилась на топчан, установленный в центре комнаты, по обе руки от неё ставились на пол две обрезанные стеклянные колбы, на дно которых, капнув расплавленным воском, прикреплялись две свечки, принесённые самой девочкой.

Продолжая нараспев приговаривать, бабушка вдруг затихала, проводила недрогнувшей ладонью сквозь пламя обеих свечей и говорила:
— Мальчик... это хорошо, мальчики лёгонькие, выпрыгивают сами, а этот ещё и с
чёлочкой, заводной, попрыгун...
На обнажённый живот укладывалась спица, свисая за край своей петушковой рукоятью, спицу двумя сухонькими ладошками бабушка прокатывала от груди до самого низа живота и обратно несколько раз, продолжая разговаривать с кем-то незримо присутствующим бессмысленными для меня, подглядывающего, словами:

— Катись-катись, веретено,
Мне расскажи, что знать дано,
Как птенчик малый будет жить
И как же нам его сгубить...

Вдруг она толкала рукоять этой страшной «спицы» девочке и требовала:
— Возьми в руку крепко, сама прокати веретёнку, что почуешь — кричи.
Испытуемая бралась за петушка и с воплем отдергивала руку:
— Горячая!
— Всё правильно, всё правильно, — шептала ей бабушка, — знач, эта процедура для тебя последняя, знач, больше не «понесёшь», как вычистим тебя завтра, — петушок знак дал...

Потом был чай со зверобоем, мятой и душицей, который посетительница пила, обжигаясь и боясь отказать, потом бабушка расчесывала ей волосы, повторяя уже другие стихи:

— Власы и головушка,
Молчи, моя соловушка,
Не кричи молодушке
О мальчонке-солнышке...

Расставаясь, сговаривались на завтра, на одиннадцать вечера, со своей простынёй и ватой-бинтами.
Назавтра никто не приходил.
Как они находили бабушку, как именно её им рекомендовали — загадка...
Знаю только лишь, что в трёх крупных деревнях у неё были «товарки» — знакомые старушки, приходившиеся дальними родственницами, кумами иль вовсе седьмой водой на киселе, про которых шла известная молва, — вот к ним и обращались «понёсшие» молодицы, а те уже и направляли их к бабушке.

Проходили месяцы, иногда — годы...
В сенках я вдруг видел плачущих женщин, целующих испуганной бабушке руки, суровые отцы семейства совали конверты с пухлым содержимым, но денег бабушка не брала.

Тогда и появлялись наутро крынки с ещё парным молоком у ступенек крыльца, шмат
сала в туеске, кусмище масла, завёрнутого в несколько слоёв пергамента и уложенного в самодельную липовую корзинку. Однажды на моих глазах из военного уазика выгрузили целый ящик венгерских яблок — невиданное лакомство среди сибирской зимы.

А уж если бабушке надо было нанять машину для перевозки дров в её хатку — то, несмотря на все уговоры взять деньги, машину пригонял очередной «крестничек» и брал только то, что положено «по совести», — на бутылку красненького.

В результате молоко она относила соседу пропойце и туберкулёзнику, которого иногда распекала за золотые руки, прикладываемые только к «шапочке» беленькой поллитровки, яблоки доставались и родным внукам, и соседской цыганской семье.

— Неужели НИ ОДНА так и не пришла на второй день? — однажды, незадолго до её инсульта, решился спросить я.
— Приходили... две... — в её уже не видящем правом глазе появилась маленькая слезинка.

ведь точно, я вспомнил — «Сыр тут кхар-на, про лав?» — разговор бабушки с совсем юной, фигуристой на вид, но явно лет 14-ти цыганочкой, которая пришла и на второй день. Какие уж причины толкнули её, которую с радостью бы принял бы любой табор, на такое — не знаю... Как не знаю и причин, которые были у другой, высокой и такой же чернобровой девочки, с резким властным голосом, с которой бабушка разговаривала на каком-то языке, похожем на немецкий, резком и рубленом. Окончания встреч с теми непреклонными посетительницами я не дождался и судеб их не знал.

— И ты их?.. — не смог закончить я.
— Да ну-у, что ты, — петушок не дал пропасть, выручил, — уже сквозь слёзы улыбнулась бабушка... — Помнишь рыбку фаршированную?
И точно — однажды у порога обнаружилось большое красивое блюдо, в котором лежала завёрнутая в фольгу огромная щука, внутри которой было что-то напихано — с неописуемым вкусом, — такого блюда не делали ни мама, ни сама бабушка.
А цыганочка... — про неё стало тоже понятно, когда я вспомнил про любимые бабушкины бусы, каждый шарик которых был скреплен из четырёх частей и был сделан из какой-то странной, почти невесомой древесины...

... Когда я стоял на кладбищенской тропинке, не решаясь подойти, успокоить плачущего отца, сидевшего у могилки, я заметил несколько человек, преимущественно женщин, терпеливо дожидающихся в сторонке ухода последних посетителей с места последнего приюта бабушки. Среди ждущих были и дети разных лет, и молодые парни.

Наконец отец встал, поправил венки, бросил последний взгляд на свежую землю и медленно пошёл к выходу, не утирая слезы.
Стоящие поодаль немного выждали, а потом стали поочерёдно подходить к могилке,
что-то шептать и раскладывать поверх всех венков цветы. Никого из них я не видел на поминках.
Сложив цветы, взрослые встали вокруг сотворенного, а в это время маленькая девчушка положила на ленточку верхнего венка, мне показалось, какую-то игрушку, похожую на карамельного петушка, завёрнутого в целлофан.

... Прошёл почти год, я приехал в «родительский день» на кладбище, никому не говоря о своем появлении, — и ещё с тропинки увидел то, что потом оказалось лесом из карамельных петушков, стоящих в изголовье бабушкиной могилки. Уже темнело, но люди с петушками всё подходили и подходили...

Аль Пачино

Вчера, как и каждый год в День Победы, отправились с сыном бродить по городу в поисках виновников торжества. Несмотря на азербайджанца – торговца цветами, настроение у нас шикарное. Я попросил 50 гвоздик, торговец спросил:
- Вам красиво упаковать?
- Не нужно – говорю – мы будем по одной раздавать ветеранам на улицах.
Он отсчитал цветки, я присмотрелся и вижу: одни пожухли, другие на скотче держатся, третьи короткие… Спрашиваю его:
- Что за хрень?!
Торговец, заговорщицки понизив голос:
- Брат, какая тебе разница? Ты же все равно раздашь их туда-сюда…
Потом, конечно, заменил.

Бродим и с удовольствием чувствуем, что и в этом году, хоть медленно, но все же тает наш букет… Живы еще бравые парни и девчонки! Идем по Кутузовскому, уже почти все гвоздики розданы, встреченные ветераны поздравлены, смотрим – на нас надвигается необычная троица: два стареньких полковника с палочками – летчики, вся грудь в тяжелых, сверкающих бронежилетах орденов и медалей. Но поразил меня их третий. Роста небольшого, поджарый, спортивный, молодой, черт возьми! По лицу конечно видно, что и ему далеко за восемьдесят, но шевелюра на голове и походка молодая, не старческая… Как будто это Фантомас надел маску ветерана… Среди друзей он резко выделялся костюмом. Представьте себе: дорогущий черный костюм, блестящие итальянские туфли и воротник белой рубашки лежит поверх пиджака. Одним словом – Аль Пачино… Сразу видно, что дед этот всегда был франтом и любимцем прекрасных дам. Идет, руки в карманах и скорость его сдерживают только шаркающие шажочки его боевых друзей… Сынок вручил всем по цветочку, полковники ответили: «Спасибо, деточки», а «Аль Пачино» потрепал дарителя по голове и сказал: «Благодарю, пацан». Я еще долго тащил сына за этой троицей, не в силах оторваться от них. По обрывкам разговоров, было понятно, что эти трое парней познакомились еще при жизни Гитлера… И такая белейшая зависть меня взяла к внукам этого франта в шикарном костюме, как же хорошо, когда у вас такой боевой дед – живой и красивый. И какие молодцы внуки – холят, лелеют и одевают дедушку как куколку. Сразу видно – его дома любят и гордятся им. Свой геройский «бронежилет» из наград, «Аль Пачино» оставил дома, кроме одной единственной награды – на его черном пиджаке одиноко блестела звезда Героя Советского Союза…

Противники

Вячеслав Ледовский


Бой укатился за поросшие изломанным хилым лесом рыжие глинистые холмы.
Оттуда доносился рев танковых моторов, треск пулеметных очередей, орудийные залпы.
А Деев остался один на один с немцем в мышиного цвета шинельке, залегшим за каменой россыпью на изгвозданном траншеями, рытвинами, перепоясанном следами траков поле.
Иван уже с дюжину раз пожалел о том, что углядел метнувшуюся в сторону долговязую фигуру, погнался за ней.
И теперь рота ушла вперед, а ты воюй в одиночку. Ну, вот что бы этому гаду не сдаться - ведь опрокинули их, теперь будут гнать в хвост и гриву. Куда он теперь денется, из окружения, да на чужой земле? И Ивану плюс - сопроводить пленного в тыл. И немчуре хорошо - живым останется. Так нет же. Садит из своего карабина так, что пули рядом ложатся, раз даже по каске скользом пришлось. Деев выцелил щель между валунами, из которой торчал ствол. Очередь. Слева брызнула каменная россыпь, значит, ведем вправо.
О-па!
Попал или нет?
Карабина не видно. Это плохо. Если попал, оружие должно выпасть из рук, остаться на прежнем месте.
Ну и что теперь делать?
Выжидать или рискнуть?
- Фриц, сдавайся! Гитлер капут!
Молчит.
Иван сдвинулся с позиции на метр влево. Пригнулся, держа на прицеле валуны, побежал вперед, забирая в сторону, к огромной ямине, чтобы было спрятаться.
Твою мать!
Над камнем взметнулась рыжая голова, выстрел, ответная очередь, еще выстрел.
Деев нырнул в воронку. Немец залег.
Плюс, что подобрался к нему на десяток метров. Чем ближе, тем весомее ППШ против винтаря. Плохо, что воронка на две трети заполнена водой. Под грудь подбирается стылая жижа. Долго здесь не вылежишь. Да и патронов осталось на полдиска.
Есть еще пара гранат. Только из положения лежа далеко не кинешь.
- Фриц, сдавайся, скоро наши придут, тебе хана!
- Дойчен зольдатен нихт капитулирен!
Надо же, откликнулся.
- Врешь, - прошипел Иван, - еще как капитулирен. Видели-знаем.
Ладно, будем караулить. Здесь и позиция поудобнее. Если бы не вода. Гимнастерка на животе мокрая, а ноги уже судорогой ломит. Как корежит-то, а, и не вытащить, не растереть.
- Ааааах! - застонал в полный голос Деев, через крик пытаясь выплеснуть боль.
Мелькнула рыжая голова. Вот тебе …
Длинная очередь, что должна была перерубить шею врага, пресеклась.
Да что это такое?
Бог, если ты есть, полжизни за десяток патронов! Или дьявол, все равно…
Поздно.
Исчез немец за булыжниками. Да что ты будешь делать. Теперь и стрелять нечем, только пара гранат осталась. Значит, вся надежда на то, что кто-нибудь начнет отбитые позиции чистить, вот тогда фрицу конец.
- Даже в плен брать не буду, - мстительно подумал Иван. - Займу у ребят диск и пристрелю как собаку. «Нихт капитулирен», сволочь.
А то может, проснулась надежда, отползет немец, тогда хоть из этой ледяной западни можно будет выбраться.
«Беги, сука!» - взмолился Деев, - «Беги, стрелять не буду. Нечем».
Враг не слышал его мыслей. Если разобраться, он тоже думает, что в ловушке. За грядой камней на полверсты открытое пространство, на нем от пули не убежишь. Тем более от автоматной очереди.
Словно стальной нитью сжало грудь, полоснуло по ребрам. Нижнюю свою часть Иван уже не чувствовал. Будто сплошной комок ноющей боли. Еще немного, и сердечку каюк, сползет боец на дно воронки. Вытягивайте, похоронная команда, утопленника.
Ну, уж нет, если подыхать, то лучше от пули.
В голову пришла шальная мысль.
- Нихт шлиссен, камрад! - заорал Иван.
Поднатужился, выбросил вперед, подальше от себя, ППШ.
Извернулся, снарядил гранату, сжал её в левом кулаке.
На четвереньках выбрался из воронки. Сил встать не было, потому остался на коленях.
- Нихт шлиссен! - прокричал еще раз. Левый кулак, с лимонкой, поднял и спрятал за макушкой, показывая, что сдается.
Правой рукой приходилось опираться на мокрую глину, чтобы не опрокинуться назад.
Над валунами появилась рыжая голова. Зрение и слух Ивана обострились необычайно, он слышал, как шуршит шинель немца. Увидел его разные глаза - серый и голубой.
Германец не спеша поднял карабин, прицелился.
- Вот и все, - отстраненно подумал Деев, - даже не подойдет на бросок, сволочь.
Щелкнул боек.
- Пух, - сказал немец.
Криво улыбнулся. Повернулся, и не спеша пошел по полю.
- Ах ты, сука, так у тебя тоже патронов нет!
Иван извернулся, бросил гранату. Она не долетела до камней, рванула на полпути.
Немец вогнул голову в плечи и скачками, петляя, понесся к оврагу.
- Мразь! - заорал Деев, - беги, рыжий ублюдок! Я тебя все равно найду - по разным глазам, пусть до Берлина придется дойти! И я тебя там убью, клянусь товарищем Сталиным и мамой, даже если всю Германию надо будет перетрясти! От меня не скроешься, тварь!
Упал на разъезжающуюся под руками глину. Заплакал.
***
- Что с ними, Ваня? - Эльза обняла мужа.
- Не знаю. Сначала мой дед ни за что не хотел ехать к нам в Бремен. Потом на твоего чуть ли не с кулаками набросился. А теперь вон, на пару слезы льют. Ладно, давай не будем мешать, сами разберутся.
- Нашел я все-таки тебя, сволочь, - шептал Деев разноглазому немцу, - полсотни лет, да больше, мечтал, как до тебя доберусь. Ну и что теперь прикажешь нам делать?

На Майами

Сергей Магалецкий

Серега Пёрышкин по прозвищу Магеллан подъехал на тракторе к околице и закурил. Кличка присохла с детства: мальчишкой катался на льдине, и ее унесло за мост. Озорника выловили, надрали уши и вернули матери. Парень вырос, пришло время – женился, и работал механизатором на ферме.

Характер у Сергея был шебутной и веселый. Ну не нравилось ему, как сосед-агроном Кузякин кротов выводит петардами. От этих взрывов бабы в крик: ”Побойся Бога!” А тот смеется: «Нет его!» И опять за свое... Сергею, атеисту со школьной скамьи, стало обидно за Бога: ”Нет - говоришь? Ну ладно!” На выходные к Кузякиным гости из города приехали. В саду шашлыки жарят, вино пьют, и мудреные разговоры ведут. Супруга хозяина слушает с умным видом и курит. В разгар веселья салют устроили, и пьяный сосед по привычке сунул петарду в норку. Долбануло так, что даже коты в селе завыли! Компания - в кетчупе и глине! У агрономши сигаретка на губе висит, орет как – заслушаться можно! Интересно, что кротов там давно уже не было - как жара началась, они к Магеллану на участок перебрались. Тракторист выбросил сигарету и недобро посмотрел на крайний дом. В нем со старухой-матерью жил дурачок Федька. Нрав у того был тихий: обычно сидел на лавочке и смотрел на гусей в пруду. Но, все же, была одна странность, за которую его боялись: иногда юродивый тыкал в прохожего пальцем, и невнятно бормотал: ”На Майами!” Люди верили: человек, на которого указал полоумный, - не жилец! И, правда, несчастья случались… Кто в пьяной драке погиб, а кто в речке утонул нетрезвым. Всякое бывало! Про них так и говорили: дурачок, мол, направил по известному адресу! Священник, отец Василий, боролся с суеверием: ”Жить нужно по совести и водку не пить…” Но все зря! Обыватели были убеждены: Фёдор что-то знает, и лишний раз мимо не ходили. Сергей, как и другие, испытывал перед юродивым мистический страх. Бывало, часами наблюдал за ним от околицы, но пройти или проехать не решался. Только накручивал себя: «Да, что же это – один недоумок все село в страхе держит?!» Вот и сейчас курил и нервно постукивал рукой по кабине трактора. На ”железном коне” Магеллана был девиз: ”ВДВ. Если не мы, то кто?” В армии Сергей не служил, а геройскую биографию придумал. В праздники надевал десантный берет и тельняшку, купленные в городе. Селяне потешались: ”Где воевал?!” Он темнел лицом: ”За речкой… Друг Сашка в цинке вернулся – дУхи отрезали нос, уши! А меня лишь контузило…” Улыбка сползала с лица шутника. Сам же ”герой” был уверен – подвиги еще впереди! ”Да ну его к лешему!” – решил Магеллан и повел машину в объезд, включив приемник. Голос диктора заставил вздрогнуть и расправить плечи: ”За образцовое выполнение… и проявленное при этом мужество и героизм…” У Сереги побежали мурашки по спине, и он не понял, как свернул на ”нехорошую дорогу”. Мысли в голове закрутились цитатами из старых фильмов: «Позор, суворовец Трофимов!», «Есть такая профессия – Родину защищать!», «Врешь - не возьмешь!» и непонятно зачем взявшееся: «Людям хлеб нужен!» - А-а-а-а! – закричал тракторист и понесся навстречу судьбе. Внимание было приковано к дурачку на лавочке, поэтому Магеллан не заметил стадо гусей. Птицы вышли из воды и… угодили под колеса трактора. За машиной взлетела пелена из перьев и пуха. Пёрышкин обернулся и обомлел: Фёдор сидел на белом облаке. Вид у него был величественный и страшный. Он грозно посмотрел на обидчика и ткнул в него пальцем. «Все!» - Серёге будто зачитали расстрельный приговор. Странно, но в глубине души он с ним согласился. Пёрышкин не помнил, как заехал на свой двор и врезался в поленницу. ”… посмертно!”- умолк голос диктора. Магеллан забежал в дом и прислонился к двери. - Послал! - Куда, ”Пёрышко”? – ласково отозвалась жена Ольга. - На Май-ами! – треснул голос у мужа. - Ты что?! – испугалась женщина. Сереге стало дурно... Он представил супругу, сидящей у гроба в черной с вырезом кофточке, подаренной им на день рождения: ”Человек помер, а она грудь выставила, дура!” Накатила паника: «Куда бежать?» Он вспомнил детские страхи – как мечтал наестся от пуза шоколада, если придется умирать. А сейчас-то, что делать? Перышкин соскочил в подвал, наклонил бутыль с самогоном и плеснул в стакан. Сидя в подвале третьи сутки, Магеллан прощался с жизнью: крутил на магнитофоне любимые песни, перебирал фотографии и старые вещи… На глаза попалась тетрадь с его школьным сочинением о пионерах-героях, где корявым почерком было написано: ”Дети не должны стрелять в людей, иначе они дураки и фашисты…” Завуч орала: ”Из таких учеников вырастают враги народа!” Перед строем товарищей с ”изменника” сняли красный галстук. Он брел домой и плакал – жить предателем родины не хотелось. На столе что-то зашуршало – из коробки с елочными игрушками выглядывала маленькая мышь. ”И не боится вовсе! Будто и нет меня уже… ” – пьяно шмыгнул Серёга. Порылся в карманах, нашел замусоленную конфету и протянул гостье. - Этот Новый год уже без меня… Смотри, не озоруй! – погрозил ей пальцем. Пёрышкин опустил голову на ладонь и по русской хмельной привычке затянул песню, да так, что у самого защемило в груди: - Ай, голосочки тонки-звонки, а у моей гармоники.
А мы сегодня, ой, призывные, а завтра будем конники…

Серёга рассказывал о дальнем походе, о ”револьверте” на боку и о любимой подруге. А, увлекшись, «прибавил громкости» и с азартом подпрыгивал на табуретке: - А мы давно к войне готовы, но мы войны, ой, не хотим.
А нам чужой земли не надо, но и своей не отдадим…

- Давай, казакИ! – орал вошедший в раж тракторист. - Хоп! Хоп! Он мог поклясться, что мышь притоптывает ему в такт. Ольга посмотрела сверху на казакующего мужа и пошла за фельдшером Митричем.
«Дохтура» в селе знал каждый! Прославился он тем, что одной бабке, замучившей просьбами о бесполезных уколах, зеленкой нарисовал на заднице страшную рожу и отправил в город. Говорят у врача, осматривающего старуху в поликлинике, случилась истерика.

Эскулап спустился в подвал и сходу поставил диагноз: - Паническая атака! - Кака атака?! – склонилась над люком Ольга! - Навязчивое состояние! – авторитетно поднял палец старик. - Ой! – закусила губы супруга. – И чё… с этим нев.. стоянием?! Пёрышкин тоскливо смотрел снизу на грудь жены. - Чё-чё?! – рассердился фельдшер. – Беречь нужно нервы супруга! Если завтра война, что жена должна делать? - И чё? - полюбопытствовала женщина. - Патроны мужу подносить! – засмеялся старик и плеснул мутной жидкости в два стакана. - Перед атакой, значит – для храбрости?!– ехидно поинтересовалась Ольга. – Тогда не чокаясь, опОйки! - и хлопнула в сердцах крышкой люка. Митрич ушел, еле передвигая ноги и бормоча: - Тонкая… у твоего Сереги… натура! Завтра навещу… больного. - Я те навещу! – провожала его женщина. А у самой сердечко ёкало: «Мой-то - не такой как все – душевный!» Магеллан не понял, откуда в подвале взялся карлик. Такого они с женой видели рядом с цирком. У входа маленький человек держал за повод лошадь. Пёрышкин попросил разрешения погладить красавицу. ”Попробуй!” - ухмыльнулся лилипут. Тракторист протянул руку к гриве, но кобыла больно, а главное - неожиданно укусила его за плечо. Артист мерзко захихикал, а Ольга врезала ему по лицу цветами, подаренными мужем! Существо в углу равнодушно смотрело на Магеллана. Так смотрят птицы, не видя перед собой корма. Серёга пьяно улыбнулся: карлик стоял под прибитым на стену чучелом кабаньей морды. Трофей добыли с Митричем на охоте - подранили огромного секача, от которого пришлось спасаться на дереве. Пёрышкин обнимал березу и лихорадочно шептал: ”Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя…” ”Артиста” всего перекосило, он злобно зыркнул и исчез. За секунду Магеллан разглядел в его глазах нечеловеческий ум и такую лютую ненависть, что закричал и стал креститься! Ольга заглянула в подвал, охнула и побежала за священником. Отец Василий спустился в подвал: ”Ты что здесь, Сереженька?” Ласковое обращение прозвучало так трогательно, что взрослый мужик уткнулся носом в плечо священника и зарыдал! Он плакал и рассказывал почему-то не о дурачке, а о том, как мальчишкой украл в магазине ситную булку и съел ее за сараем. О том, как залез на высокую ветлу за птичьими яйцами, сорвался и разбился бы, но кто-то удержал его за шиворот, а перед самой землей отпустил. О том, как со своим котом Паразитом увели у соседки сметану, вместе ели, но пороли Серегу одного – предатель-кот сбежал. О том, как в школе схватило живот, а он терпел, прибежал домой и с разбега плюхнулся на деревянное очко, а крышку не поднял. И в гневе избивал ногой толчок и кричал: ”Ты – полное говно!” О том, как уже взрослому невыносимо горько было хоронить мать! И вдруг почувствовал, что все плохое для нее закончилось и началось другое: непостижимое и… несоизмеримо светлое. От этого стало легче на душе! О том, что чувствует страшное одиночество, несмотря на то, что есть Ольга. И о том, что… Да, много еще чего рассказал батюшке Магеллан, почувствовавший себя маленьким ребёнком. - Ты дурачка не бойся, Серёжа! – увещевал отец Василий. - Почему он таким родился нам неведомо, потом откроется. Страх нужно иметь другой – Божий! Это не ужас перед Ним, а боязнь потерять Его родительскую любовь. А Он тебя любит! И хочет одного: чтобы ты был с Ним и в этой, и в другой жизни. Смерти же не существует! Есть разделение души и тела. А душа и есть весь ты – твоя неповторимая личность. Зуб вырвут, разве о нём думаешь? И обратно его не приложишь, он уже неприятен, а ведь был частью тебя. Или волосы подстригут, сметут и… в ведро. Смерть - это ”стрижка наголо”. Под ноль! А пока трёт нас жизнь, как яблоко на тёрке. Сок же – и есть душа фрукта. Правильные слова на твоей машине – это и есть девиз верующего человека. Брань идет невидимая, и ты на этой войне солдат. Все мы здесь – ”за речкой”. Быть христианином - это и есть самый крутой спецназ. И в этой жизни всегда есть место подвигу! Ну, а за свое Небесное Отечество и помереть не грех! А ”там” уж, – улыбнулся священник, – все свои! Отец Василий вывел на свет осунувшегося затворника и освятил дом. Жизнь возвращалась к мужику. Он затопил баню и выглянул за калитку. На углу дома висела фанерка с надписью: ”Бомбоубежище”. Серёга ухмыльнулся: ”Агрономова работа!” Хотел оторвать ее, но махнул рукой и пошел париться. Магеллан с наслаждением хлестал себя веником и думал об Ольге: ”Только приди - за все ответишь, вдова!” С дурачком Магеллан подружился: заезжает по пути, угощаются на лавочке конфетами и смеются. У Пёрышкина веселое настроение оттого, что Кузякины своего поросёнка назвали ”Серёжкой”. Умиляются над ним: ”Радости то будет к Новому году!” Не знают еще своего счастья и какую жирную ”свинью” подложил им тёзка их любимца! А Фёдор улыбается потому, что хорошо смотреть на солнышко, на извилистую дорогу и не знать, что ждет за поворотом судьбы. Ведь все пути ведут в одну сторону – к Богу. Летом компания пьяных подростков врезалась на машине в старый дуб за околицей: двое из них погибли! Хоронили ребят всем миром – в березовой роще на сельском кладбище. На матерей смотреть было страшно. Отец Василий отпел мальчишек. Затем поминали всем селом два дня. Уже и до песен дошло, и кто-то зло шептался: ”Не Федькины ли дела?” Мать дурачка уехала в город дочь проведать, а ночью загорелся их дом. Пёрышкин и еще несколько селян тушили пожар водой из пруда. Куда там? Уже и крыша рухнула, а жар такой страшный - не подойти! Утром напротив пепелища стояла толпа: мужики смотрели исподлобья, бабы сложив руки на груди. Следствие определило замыкание проводки. Похоронили Фёдора в берёзовой роще, чуть в стороне от других. Людей было немного. Батюшка прочитал молитвы, и тело предали земле. Дочь утешала старуху, приговаривая: ”Ты моя мама… Ты моя…” Серёга вдруг обомлел: ”На Майами” – это же просто ”не моя мама…”
Как мудра жизнь: близко лишь родное, а все остальное – это просто ”не твоя мама ”! Пёрышкин достал свой десантный берет и бережно положил на могильный холмик.

Магеллан часто сидит у пруда, смотрит на гусей, да на облака в небе. Люди смеются: новый дурачок! Мимо ”нехорошего места” так никто и не ходит. Еще от той истории осталась поговорка, если спрашивают о человеке, которого уже нет, то обычно отвечают: ”Эко, хватился – он уже на Майами!”
И где эта сторона? Хорошо ли там?
Бог знает…

Собака

karma_amrak

Время было летнее, час поздний, двор пустой. На тротуаре, под косым лучом разбитого фонаря, сидело прелестное дитя лет десяти в окровавленной розовой футболке и рыдало в голос. В то время мне вообще везло на подобные встречи. Подумалось, что домой я теперь попаду только ночью – сначала «скорую» вызывать, потом, может, и ментов, да еще объяснять безутешным родителям, что я тут не при чем.
Но в тот раз все оказалось, слава богу, проще. На коленях у девчонки лежала большая черная псина, и кровь была ее. Левый бок был нещадно располосован ножом, и под сандалией у девчонки уже натекла приличная лужа.

- Все мимо идут, говорят, брось ее, бродячая, все равно сдохнет, - прогнусила она сквозь сопли, - А я не могу-у-у-у, она дыши-и-и-ит! Собственно, я была того же мнения, что и все прохожие. На первый взгляд собака была уже не жилец, почти не скулила, только хрипела.
Но совершенно случайно именно я знала, что в полукилометре от этого двора работала круглосуточная «ветеринарка». А возле мусорного бака, аккуратно сложенный, лежал большой кусок полиэтилена из-под чьего-то нового холодильника. То есть в наличии имелось – зареванное дитя, подыхающий зверь, средство переноски и «ветеринарка» в зоне доступности. Мизансцена прозрачно намекала, что против судьбы не попрешь.
Мы взвалили псину на наши импровизированные носилки и понесли. Она лежала смирно, закатив глаза и вывалив бледный язык. Уже на полпути я была уверена, что собакина душа отлетела, но девчонка позади меня так непримиримо хлюпала носом, вцепившись в свой край полиэтилена, что я трусила ей об этом сказать.

«Пусть ей ветеринар скажет, - думала я малодушно, - недалеко уже.» ...Под беспощадным галлогеновым светом кафельного коридора «ветеринарки» псина оказалась молодой девочкой-лабрадором. Еще живой. Ее быстро подхватили, взгромоздили на стол, и пока я отвечала на вопросы, а девчонка звонила куда-то по моей мобиле, молоденькая лаборантка сноровисто выстригла раненый бок. Кровь уже почти не текла, и стало видно, что это за рана. Резким шрифтом с глубоким проворотом в углах на боку у псины было вырезано - «сука». И от того, что причину собачьего мучения можно было прочитать, меня, наконец, замутило. Пожилая ветеринарша цепко схватила меня за талию и не дала упасть.
- Тиха-тиха, какой народ нервный, чуть что – в обморок, - бормотала она, вытаскивая меня в коридор, - Будет жить, будет, порезы неглубокие, совсем ничего страшного.

В коридоре девчонка оглушительным шепотом ругалась с собственным папашей, прилетевшим на писк своего дитеныша. Папаша защищал выстраданное право взрослого на покой и порядок в доме. Девчонка самозабвенно сражалась за право ребенка на личное милосердие. - Я сама за ней убирать буду, и гулять, и купать, и все! – шипела она, вытянувшись в тетиву и сжав кулаки до белых костяшек.
- Будешь ты, как же, - хрипел папаша, нависая над ней грозовой тучей, - Усвистаешь во двор, только и видели, а мне подтирай за ней. Что я вам с матерью, урюк нанятый?
- А я не уйду, не уйду без нее!
- Да кто тебя спрашивать будет, щенота?! Через плечо перекину, и в тачку утрамбую!

- А я буду визжать и скажу, что ты мне не отец! И тебя заарестуют!
- Я тебя ща сам «заарестую», а дома тебе мать еще добавит!

Ни одна из сторон не собиралась сдавать позиции, но и к конкретным боевым действиям приступать не решалась.
Я сидела напротив и боялась моргнуть, потому что стоило мне закрыть глаза, как эта треклятая «сука» всплывала на черной изнанке века. Наверняка их было двое, один держал, другой резал. Говорят, когда видишь, как перед тобой корчиться от боли кто-то, кто тебя слабее, собственная боль на время отпускает. Вот же, это не я скулю и плачу, и прошу о пощаде, а другой. Значит, хотя бы здесь и сейчас я сильнее, а на этом худо-бедно можно прожить пару недель, а там подоспеет другой слабак. Благо, их как собак нерезаных.

И я стала вспоминать свой самый горький детский стыд и первое раскаяние. На семилетие мне подарили огромный кожаный портфель с железными углами. Это было страшное оружие, а я была вспыльчива и драчлива, и к тому же, начитавшись «Библиотеки приключений», имела в голове твердый кодекс чести и справедливости. Все это вместе взятое делало меня грозным оппонентом в любых дворовых разборках.
Моим естественным врагом во дворе был Пашка Псих, нервный, подлый, в драке непредсказуемый и злобный, как сто хорьков. Презренный немытый отщепенец из неблагополучной семьи против меня, благородного Айвенго в белом фартучке. Вобщем, правота моя была неоспорима, что, конечно, придавало мне сил и наглости. Он это чувствовал и на рожон не лез. Я тоже старалась держать дистанцию. Но как-то однажды мы оба с ним не убереглись.
Я просто напоролась на них случайно, когда шла с продленки домой через пустырь. На земле пузом кверху, распятый гвоздями за все четыре лапы, лежал котенок не больше двух месяцев и пищал надрывно, а Псих стоял над ним на четвереньках, сопя, и сосредоточенно выковыривал ему глаз шариковой ручкой.
В двух шагах от него замер толстый мальчишка лет пяти, потный и дрожащий. Он улыбался серыми губами, и старался не показать, что его тошнит от жалости.
Все мои донкихотские комплексы вздыбились во мне бешеной квадригой. Вот оно, наконец-то, чистое зло, которое должно быть и будет наказано немедленно.
Повалила я Психа одним ударом раскрученного портфеля, а после лупила по чем попало минут десять, пока кто-то из прохожих не оттащил меня от него, визжащую и брыкающуюся. Он не сопротивлялся, не пытался бежать, только скрючился креветкой и старался прикрыть голову отработанным жестом.
Дома был скандал. Мне сказали, что девочкам драться стыдно. Что слово - лучшее оружие. Что я должна была позвать кого-нибудь из взрослых, а не решать вопрос силовыми методами. И что, пока я буду наказана, мне следует пересмотреть свое поведение.
Я теребила изгвазданный кружевной манжет платья, смотрела в пол и была совершенно счастлива. Случился мой первый бой с чудовищем, и я победила. И никакие воспитательные процедуры ничего в этом изменить не могли..
А ночью Пашку увезла «скорая». Отец избил его до полусмерти за все сразу – за то, что поддался девчонке, за то, что «дурной помет от своей мамаши-***********», за то, что пришел поздно, потому, что до полуночи прятался среди гаражей. За все, короче, кроме этого несчастного котенка, который, кстати, сдох, пока я в священном раже вколачивала Пашку портфелем в грязь.
И после этого ни разу больше я не чувствовала себя безоговорочно правой. На каждое чудовище, как оказалось, всегда найдется чудовище покруче, а зло так же может вытекать из добра, как и наоборот. Мир навсегда потерял ясные геометрические очертания, и внезапно обернулся многоцветным, сложным и непознанным.

Я сидела в банном коридоре «ветеринарки» и завидовала девчонке, которая бесстрашно наскакивала на отца, как молодой петушок на волкодава, твердо зная, что ей нужно и почему.
Псину выкатили из операционной, бритую, жалкую, но уже с явными признаками жизни.

- Так кто будет платить-то, спасители? – деловито спросила ветеринарша, поправляя капелььницу на собакиной лапе. Папаша повернул к ней свою багровую от гнева физиономию с явным намерением направить ее к известному копытному в демисезонной верхней одежде, но наткнулся взглядом на голый бок собаки и аккуратные синеватые стежки, четко прорисовывающие буквы. На секунду повисла гробовая тишина, после чего он вдруг совсем по-детски сморщился, дернул плечом и полез в карман за кошельком. Девчонка разжала кулаки и с победным хлюпом втянула в себя последние сопли и слезы.
Я не стала прощаться, на всякий случай, чтобы не потревожить эту едва вылупившуюся идиллию. Так и не узнала, как звали девчонку. И всю дорогу вспоминала, что за странно знакомое выражение лица было у папаши в момент капитуляции. И вспомнила. Он был похож на того толстощекого пятилетку, который смотрел, не смея шелохнуться от ужаса, как на его глазах с удовольствием мучили сначала зверя, а потом - человека.

Не бейте брошенных собак.
Их много - где кусты, заборы...
Им тяжело забраться в бак,
Чтоб перерыть очистков горы.

Не бейте брошенных собак...
И вечный голод, вечный страх
Стоит в глазах собак упреком,
Заледенел, замерз в глазах,

Замерз в глазах... Так одиноко...
Когда пес раньше был щенком
И бегал, и плескался в лужах,
Все беды были нипочем -

Он просто был кому-то нужен.
Подросши, двор свой охранял
И за кусок не продавался,
За честь хозяина стоял.

Но стар стал - и ни с чем остался.
И выдворен был со двора:
Там подошли клыки острее...
Пришла бродячая пора.

Бродягу пса кто пожалеет?
Поест с утра, что бог подал,
Не ясно - будет что на ужин?
И мир ему весь домом стал,
Весь мир... И никому не нужен...
Не бейте брошенных собак!

Роберт Рождественский

Роберт Рождественский


Дворовых собак
по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
все ходят и ходят
под гулкою проволокой.
Как трамваи... Я их не тревожу.
Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать...
Но жарко читать мне
спокойную надпись:
“Собак без ошейников
будут вылавливать”.

За что их?

За внешность?

За клочья репейника?

За пыльную шерсть?

За неясность породы?

За то, что щенками

доплыли до берега?

Доплыли

и стали ошибкой природы?..

Собаки-изгои.
Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же —
душа нараспашку.
Они ж
в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
“Мама, купи мне собачку...” —
в собачьих глазах
застывает печалинкой...
И вот, —
разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, —
собаки,
которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи...
Ты знаешь,
у них уже —
волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
ружейные полымя!

Сегодня мне снова

приснятся заборы.

И лязги цепные

за теми заборами.

Собаке Качалова

Сергей Есенин, 1925 г.
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил, и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив

Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.

Борис Степанович Житков. Как я ловил человечков.

Когда я был маленький, меня отвезли жить к бабушке. У бабушки над столом была полка. А на полке пароходик. Я такого никогда не видал. Он был совсем настоящий, только маленький. У него была труба: желтая и на ней два чёрных пояса. И две мачты. А от мачт шли к бортам веревочные лесенки. На корме стояла будочка, как домик. Полированная, с окошечками и дверкой. А уж совсем на корме - медное рулевое колесо. Снизу под кормой - руль. И блестел перед рулём винт, как медная розочка. На носу два якоря. Ах, какие замечательные! Если б хоть один у меня такой был!
Я сразу запросил у бабушки, чтоб поиграть пароходиком. Бабушка мне всё позволяла. А тут вдруг нахмурилась:
- Вот это уж не проси. Не то играть - трогать не смей. Никогда! Это
для меня дорогая память. Я видел, что, если и заплакать, - не поможет.
А пароходик важно стоял на полке на лакированных подставках. Я глаз от него не мог оторвать.
А бабушка:
- Дай честное слово, что не прикоснёшься. А то лучше спрячу-ка от греха.
И пошла к полке.
Я чуть не заплакал и крикнул всем голосом:
- Честное-расчестное, бабушка! - И схватил бабушку за юбку.
Бабушка не убрала пароходика.
Я все смотрел на пароходик. Влезал на стул, чтобы лучше видеть. И всё больше и больше он мне казался настоящим. И непременно должна дверца в будочке отворяться. И, наверно, в нём живут человечки. Маленькие, как раз по росту пароходика. Выходило, что они должны быть чуть ниже спички. Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно, поглядывают. А когда дома никого нет, выходят на палубу. Лазят, наверно, по лестничкам на мачты.
А чуть шум - как мыши: юрк в каюту. Вниз - и притаятся. Я долго глядел, когда был в комнате один. Никто не выглянул. Я прятался за дверь и глядел в щёлку. А они хитрые, человечки, знают, что я поглядываю. Ага! Они ночью работают, когда никто их спугнуть не может. Хитрые.
Я стал быстро-быстро глотать чай. И запросился спать.
Бабушка говорит:
- Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут этакую рань и спать просишься.
И вот, когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно пароходика. Я ворочался нарочно, так что кровать скрипела.
Бабушка:
- Чего ты все ворочаешься?
- А я без света спать боюсь. Дома всегда ночник зажигают.
Это я наврал: дома ночью темно.
Бабушка ругалась, однако встала. Долго ковырялась и устроила ночник. Он плохо горел. Но все же было видно, как блестел пароходик на полке.
Я закрылся одеялом с головой, сделал себе домик и маленькую дырочку. И из дырочки глядел не шевелясь. Скоро я так присмотрелся, что на пароходике мне все стало отлично видно. Я долго глядел. В комнате было совсем тихо. Только часы тикали. Вдруг что-то тихонько зашуршало. Я насторожился - шорох этот на пароходике. И вот будто дверка приоткрылась. У меня дыхание сперло. Я чуть двинулся вперёд. Проклятая кровать скрипнула. Я спугнул человечка!
Теперь уж нечего было ждать, и я заснул. Я с горя заснул. На другой день я вот что придумал. Человечки, наверно же, едят что-нибудь. Если дать им конфету, так это для них целый воз. Надо отломить от леденца кусок и положить на пароходик, около будочки. Около самых дверей. Но такой кусок, чтоб сразу в ихние дверцы не пролез. Вот они ночью двери откроют, выглянут в щёлочку. Ух ты! Конфетища! Для них это - как ящик целый. Сейчас выскочат, скорей конфетину к себе тащить. Они её в двери, а она не лезет! Сейчас сбегают, принесут топорики - маленькие-маленькие, но совсем всамделишные - и начнут этими топориками тюкать: тюк-тюк! тюк-тюк! тюк-тюк! И скорей пропирать конфетину в дверь. Они хитрые, им лишь бы всё вёртко. Чтоб не поймали. Вот они завозятся с конфетиной. Тут, если я и скрипну, всё равно им не поспеть: конфетина в дверях застрянет - ни туда ни сюда. Пусть убегут, а все равно видно будет, как они конфетину тащили. А может быть, кто-нибудь с перепугу топорик упустит. Где уж им будет подбирать! И я найду на пароходе на палубе малюсенький настоящий топорик, остренький-преостренький.
И вот я тайком от бабушки отрубил от леденца кусок, как раз какой хотел. Выждал минуту, когда бабушка в кухне возилась, раз-два - на стол ногами, и положил леденец у самой дверки на пароходике. Ихних полшага от двери до леденца. Слез со стола, рукавом затер, что ногами наследил. Бабушка ничего не заметила.
Днем я тайком взглядывал на пароходик. Повела бабушка меня гулять. Я боялся, что за это время человечки утянут леденец и я их не поймаю. Я дорогой нюнил нарочно, что мне холодно, и вернулись мы скоро. Я глянул первым делом на пароходик. Леденец, как был, - на месте. Ну да! Дураки они днём браться за такое дело!
Ночью, когда бабушка заснула, я устроился в домике из одеяла и стал глядеть. На этот раз ночник горел замечательно, и леденец блестел, как льдинка на солнце, острым огоньком. Я глядел, глядел на этот огонек и заснул, как назло! Человечки меня перехитрили. Я утром глянул - леденца не было, а встал я раньше всех, в одной рубашке бегал глядеть. Потом со стула глядел - топорика, конечно, не было. Да чего же им было бросать: работали не спеша, без помехи, и даже крошечки ни одной нигде не валялось - всё подобрали.
Другой раз я положил хлеб. Я ночью даже слышал какую- то возню. Проклятый ночник еле коптел, я ничего не мог рассмотреть. Но наутро хлеба не было. Чуть только крошек осталось. Ну, понятно, им хлеба-то не особенно жалко, не конфеты: там каждая крошка для них леденец.
Я решил, что у них на пароходике с обеих сторон идут лавки. Во всю длину. И они днём там сидят рядком и тихонечко шепчутся. Про свои дела. А ночью, когда все-все заснут, тут у них работа.
Я все время думал о человечках. Я хотел взять тряпочку, вроде
маленького коврика, и положить около дверей. Намочить тряпочку чернилами.
Они выбегут, не заметят сразу, ножки запачкают и наследят по всему пароходику. Я хоть увижу, какие у них ножки. Может быть, некоторые босиком, чтобы тише ступать. Да нет, они страшно хитрые и только смеяться будут над всеми моими штуками.
Я не мог больше терпеть.
И вот - я решил непременно взять пароходик и посмотреть и поймать человечков. Хоть одного. Надо только устроить так, чтобы остаться одному дома. Бабушка всюду меня с собой в гости таскала. Все к каким-то старухам. Сиди - и ничего нельзя трогать. Можно только кошку гладить. И шушукает бабушка с ними полдня.
Вот я вижу - бабушка собирается: стала собирать печенье в коробочку для этих старух - чай там пить. Я побежал в сени, достал мои варежки вязаные и натер себе и лоб и щеки - все лицо, одним словом. Не жалея. И тихонько прилёг на кровать. Бабушка вдруг хватилась:
- Боря, Борюшка, где ж ты?
Я молчу и глаза закрыл. Бабушка ко мне:
- Что это ты лег?
- Голова болит.
Она тронула лоб.
- Погляди-ка на меня! Сиди дома. Назад пойду, малины возьму в аптеке. Скоро вернусь. Долго сидеть не буду. А ты раздевайся-ка и ложись. Ложись, ложись без разговору!
Стала помогать мне, уложила, увернула одеялом и всё приговаривала: "Я сейчас вернусь, живым духом".
Бабушка заперла меня на ключ. Я выждал пять минут: а вдруг вернётся? Вдруг забыла там что-нибудь?
А потом я вскочил с постели как был, в рубахе. Я вскочил на стол, взял с полки пароходик. Сразу, руками понял, что он железный, совсем настоящий.
Я прижал его к уху и стал слушать: не шевелятся ли? Но они, конечно, примолкли. Поняли, что я схватил их пароход. Ага! Сидите там на лавочке и примолкли, как мыши. Я слез со стола и стал трясти пароходик. Они стряхнутся, не усидят на лавках, и я услышу, как они там болтаются. Но внутри было тихо.
Я понял: они сидят на лавках, ноги поджали и руками что есть сил уцепились в сиденья. Сидят как приклеенные.
Ага! Так погодите же. Я подковырну и приподниму палубу. И вас всех там накрою. Я стал доставать из буфета столовый нож, но глаз не спускал с пароходика, чтобы не выскочили человечки. Я стал подковыривать палубу. Ух, как плотно всё заделано!
Наконец удалось немножко подсунуть нож. Но мачты поднимались вместе с палубой. А мачтам не давали подниматься эти верёвочные лесенки, что шли от мачт к бортам. Их надо было отрезать - иначе никак. Я на миг остановился.
Всего только на миг. Но сейчас же торопливой рукой стал резать эти лесенки.
Пилил их тупым ножом. Готово, все они повисли, мачты свободны. Я стал ножом приподнимать палубу. Я боялся сразу делать большую щель. Они бросятся все сразу и разбегутся. Я оставил щёлку, чтобы пролезть одному. Он полезет, а я его - хлоп! - и захлопну, как жука в ладони.
Я ждал и держал руку наготове - схватить.
Не лезет ни один! Я тогда решил сразу отвернуть палубу и туда в середку рукой - прихлопнуть. Хоть один, да попадется. Только надо сразу: они уж там небось приготовились - откроешь, а человечки прыск все в стороны.
Я быстро откинул палубу и прихлопнул внутри рукой. Ничего. Совсем, совсем ничего! Даже скамеек этих не было. Голые борта. Как в кастрюльке. Я поднял руку. Под рукой, конечно, ничего.
У меня руки дрожали, когда я прилаживал назад палубу. Всё криво становилось. И лесенки никак не приделать. Они болтались как попало. Я кой-как приткнул палубу на место и поставил пароходик на полку. Теперь- всё пропало!
Я скорей бросился в кровать, завернулся с головой. Слышу ключ в дверях.
- Бабушка! - под одеялом шептал я. - Бабушка, миленькая, родненькая, чего я наделал-то!
А бабушка стояла уж надо мной и по голове гладила:
- Да чего ты ревёшь, да плачешь-то чего? Родной ты мой, Борюшка! Видишь, как я скоро?
Она ещё не видала пароходика.
1934

Любовь с опозданием

Еще каких-то полгода назад я ненавидела его за то, что он все время рядом. А сегодня это единственное, чего я хочу в жизни. Как это все произошло? Почему Андрей стал мне дорог только теперь? Четыре года подряд он преследовал меня, умолял, просил, заклинал... Он был вездесущ и упрям: на лекциях занимал место рядом со мной, провожал домой, несмотря на мои протесты, звонил по ночам, засыпал моими любимыми красными розами... А я проклинаю себя за это - была дьявольски холодна и равнодушна. Мне в то время нравился совсем другой парень со старшего курса - стильный, недоступный Арсений. Это был мой тип мужчины: богатый красавец, обладатель накаченного торса и зеленых, надменных глаз. Я - молодая самовлюбленная первокурсница - в первый же день занятий подстерегла его в курилке, эффектно подошла:
- Молодой человек, угостите-ка девушку сигареткой!
Он достал свой навороченный портсигар из штанов за 800 баксов, протянул сигарету, дал закурить, но на меня не обратил никакого внимания. Я потерпела полное фиаско. Было еще несколько попыток охмурить Арсения, пока одна девушка не объяснила, что он занят.
Других выдающихся ребят я не нашла. Поэтому вела праведную жизнь в ожидании чуда. А рядом был только Андрей, как мне тогда казалось, самый отталкивающий и назойливый парень, которого я знала. Мы учимся на одном курсе. Если бы он тогда не подошел познакомиться, я бы, наверное, до конца учебы его не запомнила: худой, очкастый, небрежно одетый, неуклюжий, потертый (это мое первое впечатления, сейчас я так не думаю). Не знаю, почему он выбрал именно меня? Но это случилось как-то сразу, и чувство из его головы нельзя было выбить ничем.
ПСИХ
Началось все с того, что однажды после лекции он предложил мне пойти в кино. Это было подозрительно: мы почти не общались в то время. Я даже имени его не помнила и, разумеется, ответила "нет".
- А я уже билеты купил,- улыбнулся Андрей, - ну, пожалуйста, пойдем!
Я еще раз повторила, что занята. Он молитвенно сложил руки.
- У меня свидание, - отрезала я.
После этих слов Андрей побледнел и со словами "ах, так!" порвал билеты. Я терпеть не могу подобных фокусов, ненавижу истерики, мужские слезы, отчаянные вопли. "Чокнутый псих!" - решила я, развернулась и ушла. На следующий день он поймал меня в коридоре:
- Аня, я погорячился! Ты не сердишься?
Грустный собачий взгляд, нервно сжатые губы.
- Я с тобой едва знакома, с какой стати мне сердиться? - хмуро отозвалась я. Парень повеселел, заулыбался.
- Ой, как я рад! А то всю ночь не спал, думал: "Вот дурак-то, обидел девушку!"
Это было невозможно слушать. Я попыталась уйти, но Андрей удержал меня за руку.
- Пожалуйста, не уходи! Я хотел тебе сказать... Ты веришь в любовь с первого взгляда?
"Сейчас этот ненормальный скажет, что любит меня", - догадалась я, лицом же изобразила ледяное презрение. Но Андрея было трудно обидеть.
- Ясно! - с улыбкой сказал он. - Не веришь. Я тоже не верил, пока это не произошло со мной...
- Ты знаешь, я спешу на пару, извини... - перебила я и, вырвав руку, почти убежала от этого сумасшедшего.
"Любовь с первого взгляда, как же! - сдерживая смех, думала я.- Не дай Бог еще стихи пишет про Луну, сердце и красные розы... Чушь какая!"
Я вообще не очень романтический человек, не люблю свечи, пожатия рук в темноте, признания под звездным небом. Мои свидания обычно проходили так: или это вечеринка в клубе, пляски до потери сознания, или же несешься с парнем в дорогой машинке на полной скорости и орешь дикие песни, перекрикивая радио. Но только без сюсюканья и клятв любить до конца жизни. Это так фальшиво!
ПОЩЕЧИНА
Не прошло месяца с момента знакомства с Андреем, как все худшие ожидания сбылись: на лекции он прислал мне листочек со стихами. Я чуть не захохотала в голос, когда получила это признание. Хотя стихи, надо заметить, были не плохие, кончались они строчкой: "Кто сказал, что легко любить?" Там было о трагедии безответной любви. Письмо было не последним. Мне довольно регулярно на лекциях стали приходить листочки со стихами разных поэтов (своих стихов Андрей, слава Богу, не писал), полными грусти и любви. Более того, эти послания он стал подкладывать в почтовый ящик. Это был сильный жест, потому что я жила в полтора часах езды от института. Крыша у Андрея ехала - я это ощущала отчетливее: он ходил за мной по пятам не только в институте ,но и просто по улице. Стоило резко обернуться - и увидишь трагическую фигуру влюбленного не другой стороне улицы. Поначалу меня это раздражало, я подходила к нему и читала нотации:
- Парень, тебе лечиться надо! У тебя с головой проблемы, ты не замечаешь? Повторяю для умственно отсталых (я вела себя очень грубо, сейчас жалею): ты мне не нравишься, ты меня достал!
Он не спорил со мной, просто смотрел в землю, тихо улыбался и молчал. Потом я смирилась, что он - моя тень. Он заметил, что сопротивление слабеет, и стал садиться рядом со мной на лекциях, я не гнала его, а просто не замечала.
- Аня, ты такая красивая, хорошая... Что же мне сделать, что бы понравиться тебе?
Я решила объяснить ему раз и навсегда, подробно:
- Андрей, как же ты не поймешь? Ты мне не подходишь, у нас не ничего общего. Ты ведешь себя глупо, все эти стихи, твое преследование, розы возле моей двери (он периодически заваливал мой коврик красными розами)- это такой детский сад, терпеть не могу все это. Ты ведешь себя как размазня и слюнтяй (почему я не нашла более мягких слов?). Смотреть противно.
Проповедь моя, видимо подействовала - он отстал от меня на время. Но хватило его ненадолго. Однажды утром, кажется, в субботу, меня разбудил громкий крик:
- Аня, я люблю тебя, люблю!
Я чуть не умерла от стыда: под окнами стоял Андрей и орал. Моя мама позвала папу посмотреть на это редкое чудо:
- Смотри, Анечкин ухажер!
- А он ничего! Может, пригласить его на чашечку чая? - предложил папа.
- НЕТ!!! - рявкнула я.
Бешенство и ненависть - все, что я чувствовала тогда к Андрею. А он все кричал:
- Люблю, люблю, люблю!
Молниеносно я оделась, выбежала и изо всех сил ударила его по лицу.
- Дурак, урод, убирайся!
Андрей остолбенел, молча протянул мне букет роз и ушел.
ПЕРЕМЕНЫ
Еще несколько раз он звонил мне по телефону, говорил:
- Аня, не сердись на меня! Прости!
Я кидала трубку. Однажды кто-то позвонил и молчал, а в трубке слышались всхлипы. Я спросила:
- Андрей, это ты?
В ответ я услышала сдавленное "да" и поняла, что он плачет. Вместо сожаления, я холодно сказала:
- Послушай совет: найди себе другую девушку, хватит меня преследовать. Ты же видишь - ничего не выйдет. А знаешь почему? Потому, что ты псих и нюня, а я таких не люблю,- и повесила трубку.
Если бы я знала, как скоро он последует моему совету! Сначала прекратились звонки, потом я перестала получать письма, а через некоторое время Андрей пропал из института и не появлялся целый месяц. Это насторожило меня, я спросила у его друга, не болен ли Андрей.
- Нет, у него все в порядке,- ответил парень.
Когда Андрей, наконец, вернулся, я заметила, что его поведение изменилось: он перестал здороваться, общаться со мной, да и выглядеть стал совсем иначе: очки заменил на линзы, стал по-новому одеваться, причем все вещи были из дорогих фирменных магазинов. Изо дня в день менялась его походка, его фигура: кто-то сказал, что Андрей ходит в тренажерный клуб и бассейн. Как это произошло, почему он изменился? Я недоумевала. Реже и реже он появлялся в институте, потом мне сказали, что он устроился на работу. Когда мы изредка сталкивались в аудиториях, его было не узнать: это был сильный, хорошо одетый парень, в его глазах появился незнакомый мне огонек, какое-то радостное чувство переполняло его.
ОНА
Как же так? Еще недавно проходу не давал, а тут вовсе не здоровается! Это было немножко досадно: цветы и письма, что ни говори, штука приятная! Здесь была какая-то загадка: ради чего он меняется, почему я ему больше не нужна. Я не знала, что и думать, пока месяц назад не увидела его с девушкой.
Я зашла в кафе поужинать, села за столик и остолбенела: в двух метрах от меня целовалась влюбленная парочка. Когда я поняла, что это Андрей, сердце сжалось от боли. Захотелось подойти, растащить их и крикнуть:
- Как ты мог?!
Лишь страшными усилиями я сдержала себя. "Спокойно, Аня, спокойно, - повторяла я про себя, - Тебе же не нравиться этот Андрей, ты же его презираешь. Так зачем же?" Но эта девушка - красивая, светловолосая, ласковая - вызывала во мне ненависть. Схватить бы ее за волосы и увести Андрея... Но ведь нельзя! Андрей не мой, он никогда не был моим! В один миг я прозрела: до чего мне дорог этот человек, как я люблю его, как хочу целовать его и обнимать! Но голос внутри повторял: "Ты же сама прогнала его, Аня! Ты же отказалась от него, так что же теперь..."
Все бранные слова, которые я сказала, и та пощечина, которую я ему дала,- все-все вспомнилось и полоснуло лезвием по сердцу. Какая же я была дура!
- Прости, меня Андрей, прости!- прошептала я. В этот момент влюбленные встали и направились к выходу. Взгляд Андрея упал на меня, и я прочитала в его глазах приговор: призрение - вот все, что осталось от любви ко мне. Я не могла сразу смириться с его потерей. Я решила, что если не буду бороться, то не вынесу боли. Сама стала здороваться, разговаривать, искать встреч и даже позвонила ему домой.
- А он здесь больше не живет. Вы знаете телефон Яны? Он у нее,- ответил женский голос.
Сердце перестало стучать, я задыхалась. У них все очень-очень серьезно, и, видимо, я ничего уже не могу изменить.
Недавно мне удалось поговорить с Андреем. Я пыталась изобразить равнодушие.
- Рада за тебя, я же говорила: ты найдешь девушку.
- Да, я тоже очень рад. Яна - чудесная, - глядя в сторону, сказал Андрей.
- Ты очень изменился, стал красивее и одеваешься здорово,- я с трудом скрывала восхищение.
Да, это Яна мне помогла выбрать, у нее хороший вкус, - отозвался Андрей. - Ты извини, я побегу, надо на работу.
- Андрей, можно последний вопрос? - удержала я его. - Ты ко мне больше ничего не чувствуешь?
Я покраснела, так унизительно было об этом спрашивать.
- Ах, вот ты о чем! - улыбнулся Андрей, торжество проглядывало в его глазах - Нет, Аня, к счастью, все прошло! Не вечно же мне лежать у твоих ног...
Вот так он ушел. А я разрыдалась...
Я пытаюсь не думать об Андрее. Но каждая встреча причиняет боль, и я одна знаю, как трудно, улыбнувшись, спокойно сказать:
- Привет, Андрей, как поживаешь?
Я стала такой сентиментальной в последнее время: читаю стихи, жгу свечи. Это смешно, но я сама теперь сочиняю: пишу поэму о безответной любви. Надеюсь, она поможет залечить раны. Пока же у меня сердце останавливается всякий раз, когда вижу их вместе.

История Скарлетт, пятнистой кошки, попала в газеты. В 1996 году эта бездомная кошка спасла из пожара своих пятерых котят. А не так давно она умерла.

Героизм Скарлетт покорил сердца людей. Опра Уинфри рассказывала о ней в своем шоу. О Скарлетт написано несколько книг.

Вскоре после пожара Нью-йоркская Лига защиты животных получила более семи тысяч заявок с готовностью дать приют кошке и её котятам в своих домах. Самоотверженная кошка-мать нашла кров в доме Карен Веллен в Бруклине, где прожила до конца жизни.
«Мы очень любили и бесконечно ценили её», - сказала Карен о Скарлетт.

***
Путь Скарлетт к любви и славе начался в заброшенном бруклинском гараже в Нью-Йорке, где она заботилась о своих пятерых котятах, которым было не больше 4-х недель от роду.

29 марта 1996 года в гараже начался пожар. Прибывшие пожарные видели, как кошка, несмотря на ожоги глаз, сильно обгоревшие уши и мордочку, вынесла из горящего помещения всех своих котят – причём, поскольку кошка могла выносить их только по одному, ей пришлось возвращаться в пылающий, пропитанный густым дымом гараж, пять раз! Отвага, материнская любовь и преданность кошки просто невероятны.

Дэвид Джианелли (David Gianelli), один из пожарных, осторожно собрал котят в коробку, при этом, хотя опухшие глаза кошки-матери были закрыты, она словно пересчитала своих малышей, толкая носом каждого, чтобы убедиться, что все они здесь. Только после этого кошка потеряла сознание.


Дэвид отвёз кошку и котят в Лигу защиты животных Северного берега (North Shore Animal League), где расположен и ветеринарный госпиталь. Десять лет назад этот пожарный уже возил туда спасённую из огня собаку, которую специалисты госпиталя вылечили - поэтому он знал, куда обратиться и на этот раз.

Кошку отправили в интенсивную терапию, поместив в кислородную камеру. У животного сильно обгорели шерсть и лапки, опухли глаза, были сильно повреждены уши.

Имя Скарлетт дали ей в честь героини «Унесённых ветром», а также из-за красных пятен, видимых на коже сквозь обгоревшую шерстку. Постепенно зрение кошки восстановилось, хотя понадобилась операция на одном из век.

О том, как выглядела Скарлетт после пожара, дают представление эта фотография.


Один из спасённых матерью котят заболел и из-за ослабленного состояния организма его вылечить не удалось. Остальные четверо и кошка-мать после трёхмесячной реабилитации в клинике были готовы искать себе дом.


Героическая кошка со своими малышами попала в Лигу защиты животных – и её история вскоре разнеслась по всему миру.

О состоянии здоровья бесстрашной матери-кошки звонили узнать люди из Японии, Нидерландов и Южной Африки; американцы присылали на её имя открытки ко Дню матери.

Выживших котят по двое усыновили любящие семьи. Все они живут по соседству с Лигой защиты животных.

Из взятых в разные семьи котят Скарлетт один умер от рака в сентябре 2008 года. Остальные трое живы и здоровы.

В доме бруклинской семьи, которая взяла кошку, Скарлетт была любимицей. Её приютила Карен Веллен. Недавно у нее умерла старая кошка-компаньон, и Карен хотела заботиться о животном с особыми потребностями.

Кроме того, что ей требовалось трижды в день наносить специальный крем для глаз, Скарлетт вскоре восстановилась. «Я ожидала увидеть тощую кошку без шерсти, но она оказалась просто красавицей», - сказала Карен.

Кошка счастливо прожила в доме Карен более 10 лет. В конце жизни – считают, что ей было больше 13 лет, - Скарлетт страдала от разных болезней. В 2007 году её лечили от лимфомы.

В 2008 году состояние здоровья Скарлетт ухудшилось. Кроме лимфомы, она страдала почечной недостаточностью, шумом в сердце, другими недугами.


Наконец, проконсультировавшись с ветеринарами, которые подтвердили, что надежды на улучшение здоровья Скарлетт нет, Карен, опекунша кошки, вынуждена была принять очень тяжёлое решение – кошку пришлось усыпить. Каждый владелец кошки или собаки, сталкивавшийся с подобной ситуацией, поймет, какое это горькое решение.

Скарлетт тихо умерла на руках Карен 11 октября 2008 года.

Лига защиты животных Северного берега (The North Shore Animal Shelter) заботилась о здоровье Скарлетт на протяжении её жизни, оплачивая лечение.

Лига учредила награду имени Скарлетт за героизм (Scarlett Award for Animal Heroism), предназначенную для животных, участвовавших в спасении других животных и людей. Награду получили собаки-участники ликвидации последствий событий 11 сентября и урагана Катрина.

Кроме того, сама Скарлетт получила множество наград за храбрость, в частности, от британского Королевского общества против жестокости к животным (British RSPCA, Royal Society for the Prevention of Cruelty to Animals).

Прости...

Прости меня, Душа моя, прости!..
За то, что я не ведала Пути,
За то, что я скулила и страдала,
За то, что пламя Света затухало...

Встреча с прошлым
Ночь. Фонари спорят со звёздами в яркости сияния, а вывески магазинчиков в красоте. Но ни тем не другим не суждено победить. Хотя некоторые выглядят довольно мило. Да и дорогу неплохо освещают, а то поздно вечером на тёмных улицах страшновато.
Я шла, ежась от прохладного ветра. Запах бензина и пыли раздражал. Это один из главных недостатков больших городов. Но придётся немного потерпеть.
В глаза, ослепив на несколько мгновений, ударил свет фар автомобиля. Неподалеку остановилась серебристая иномарка.
- Девушка вас подвести? - высунулась в окно голова водителя.
Это оказался симпатичный мужчина лет тридцати. Однако он не мог меня заинтересовать, даже если бы я не спешила.
- Не стоит, вам ведь в другую сторону, - улыбнувшись, ответила я.
Мужчина хотел возразить, но такого шанса ему не представилось. Капелька лунного камня, украшающая мой скромный наряд, блеснула зелёным огнём. Воля незнакомца была с лёгкостью подавлена.
- Езжайте домой,- приказала я.
Настроение испортилось ещё больше. Не люблю применять магию по всяким пустякам. От этого раскаляется ошейник, сковывающий меня. Однако сегодня необходимо выполнить срочное дело. Некогда возиться с всякими любителями случайных связей.
Конечно ни плохое настроение, ни спешные дела не смогли побороть желание остановиться у одной из витрин, чтобы поправить причёску. Хотя в ней ничего особенного не было - обычный "конский хвост". От ветра и быстрой ходьбы несколько тёмных прядей покинули объятья резинки. Они аккуратно обрамляли лицо, делая его силуэт более вытянутым. Немного поразмыслив, решила, что так даже красивее.
Отряхнула испачканные пылью джинсы и, сжав в ладони амулет, продолжила путь.
Камень начал разогреваться и пульсировать красным светом. Вторя ему, сильнее заколотилось сердце. Я близка к цели. Вот оно!
Перед моими глазами стоял покосившийся домик. Редко можно встретить такие раритеты вблизи от центра города, но бывает. Заколоченные окна, скрипящий порог, полнолунье... В общем, всё как в фильмах ужасов. Даже симпатичная, ещё вполне молодая, героиня прилагается. Только мало кто знает, что она умеет колдовать. Но это даже хорошо, получится более интересный сюжет. Главное чтоб не трагический.
Огляделась вокруг. Тишина, никого по близости вроде нет. Можно входить. Открыть дверь не стоило большого труда, даже магию применять не пришлось. Сама от толчка, а точнее пенка, рухнула.
- Эй! Здесь есть кто-нибудь? - спросила, стоя на пороге.
Вошла и прислушалась. Ничего. Меня как всегда игнорируют.
Лунный камень освещал помещение. Внутри, надо отметить, оказалось достаточно мило. Вполне добротная, на вид, деревянная мебель, печка. Пыль с паутиной убрать и можно жить.
- Раз никого нет, проведу обряд на избавление от паразитов!
Паразиты это мелкая нечисть, вроде призраков и зомби. Более сильным созданиям магии тьмы исчезновение не грозит, но неприятные ощущения гарантированы. Хотя для их уничтожения посылают иных борцов. Мне серьёзной работы никогда не доверят.
На угрозу никто не откликнулся, но амулет уже не просто светился, а чуть ли не горел. Это свидетельствовало о близкой опасности. Если успею провести обряд достаточно быстро, может, и драться не придётся.
Нарисовав пентаграмму, начала творить заклятье.
- Что ты забыла здесь, ведьма? - отвлёк меня приятный мужской голос.
Я обернулась, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Причём совсем не от ужаса. Передо мной во всей красе стаял один из высших демонов. Высокий, мускулистый, тёмноглазый, одетый на манер байкера. Как раз из тех плохих парней, по которым сохнут все хорошенькие девочки. И я не оказалась исключением, поскольку он явно не скупился на привораживающие чары.
Пошатнулась от нахлынувших эмоций, но демон легко поймал меня и притянул к себе. Надо заметить, что очень приятно, когда тебя сильными руками обнимает красивый мужчина. Даже если неодолимое влечение вызвано искусственно. Так бы и осталась в его объятьях навечно.
- Так что ты здесь забыла, Света? - прошептал он на ухо.
Не помню, чтобы говорила ему своё имя, тем более настоящее. Оно единственное, что осталось от прошлой жизни. Я бережно хранила его, но если уж необходимо было назвать имя, говорила что зовут Ларой. Но в данный момент плохо соображала и могла проболтаться.
Надо что-то срочно делать, а так не хочется!
- Все вы люди одинаковые, - с грустью произнёс тёмный.
Эта фраза, придала сил и разозлила. Одинаковые! Нет, я больше не такая, как все! Больше даже не человек!
- Это вы тёмные все одинаковые! - зло оттолкнула удивлённого демона, вырываясь из его рук.
- Хм, интересно. А я уж думал, ошибся.
Тёмный отпустил меня, но теперь с интересом разглядывал, отчего стало ещё хуже. Любовное наваждение никуда не делось.
- Уходи, пока не поздно, - благосклонно разрешил демон. Видимо у него сегодня хорошее настроение.
Уйти не было возможности. Работа не сделана.
Запустила в ненавистную улыбку демона стрелу света. На что-то более серьёзное не хватило ни времени, ни силы воли. Он увернулся, так что стрела врезался в стену и исчезла. Дом, к моему удивлению, устоял. Только пошатнулся.
Неожиданный удар сзади отбросил меня к стене. Больно ушиблась головой о какую-то полку. В глазах потемнело, но ненадолго. Я быстро пришла в себя и даже стала нормально соображать. Признаки жизни старалась не показывать, пусть думает я без сознания. Сразу убивать не станет, это не интересно. Высших демонов легкая добыча мало интересует.
Однако мне без подготовки всё равно не выжить. Аккуратно начала вырисовывать в пыли различные магические символы. Какие только могла вспомнить. Странно, что большинство из них были атакующие, а не защитные. Хотя не важно, главное чтоб сработали.
От изобразительного искусства отвлёк шум ломающихся досок и рычание. Я подняла голову и обнаружила интересную картину. Демон дерётся с ангелом! Неужели мне прислали помощь? Не может быть!
Если демон обладал некоторыми явными отличительными признаками: тремя парами кожаных крыльев и короной из мелких рожек, то новый персонаж почти не отличим от человека. Подумаешь, пару крыльев отрастил! Кстати о крыльях, почему они чёрные?! Что-то здесь не так.
- Эээ, а ты кто такой?- глупо, согласна, но о существование подобных ангелов раньше не подозревала.
Этот неизвестный экземпляр взглянул на меня красными глазами и улыбнулся. Радость от неожиданной помощи исчезла. Блин, почему мне не лежалось спокойно? У ангелов не может быть таких клыков. Они же создания светлых сил и должны нести в мир красоту и покой, а не страх и ужас.
- Какая аппетииитная! - облизнулся незнакомец.
То, что клыкастый отвлекся, позволило демону нанести сокрушительный удар в челюсть противника и наложить какое-то связывающее заклятье. Затем он бесцеремонно подхватил меня на руки и унёс прочь. Я даже возразить не успела.
- Пусти! - крикнула в ухо демону. Про магию как-то забыла.
- Успокойся, - сказал тёмный - а то случайно уроню.
Посмотрев вниз, решила, что действительно следует успокоиться. Замолчала, резких движений делать не стала. Только для верности вцепилась ногтями в плечо. Но демон стойко переносил данное неудобство.
С каждым взмахом крыльев мы всё больше удалялись от места знакомства. Летели быстро. Ветер яростно трепал волосы. Непривычно близкие звёзды весело подмигивали огромной луне. А тёпло от близости демона согревало. Пару раз вдалеке привиделся недавний чернокрылый ангел, если его вообще ангелом называть можно. Но в основном полёт проходил отлично. Только надо срочно решить один вопрос.
- А я тебе зачем? - мало ли, вдруг как приманку прихватил.
К тому же, из-за очаровывающих чар чувство страха вообще отшибло. Хорошо ещё немного голова соображает. Правда, это спорный вопрос.
- Тебе просто повезло, Света, - и снова имя из прошлого.
- Меня зовут Лара, - поправила я.
- Да? Значит, действительно повезло. Перепутал с давней знакомой. В следующий раз обязательно оставлю тебя умирать.
С давней знакомой? Неужели мы встречались ранее? Всё возможно. Вспомнить бы. Но, с тех пор, как потеряла память, вернула лишь небольшие её крохи.
- Кто это был? Тот чернокрылый ангел.
Надо всё же выяснить точнее, кто был моей целью. Ну не демон же. Он не скрывает своей силы. Да и слишком спокойно и разумно себя ведёт. А меня посылали на борьбу с неуправляемой нечистью. Чувствую, меня ждут серьёзные проблемы.
- Неудачный эксперимент, - его голос и взгляд выдавали недовольство.
Я немного удивилась, что демон стал отвечать, а не выбросил меня.
- Эксперимент?
- Да, мы пытались создать идеального тёмного посланника.
- Так почему же ты дрался с ним?
- Я же уже говорил, ведьма, что эксперимент неудачный. И передай начальству, чтоб не лезли в это дело.
Ведьма! Да как он смеет так меня оскорблять! Это ведь злые, страшные старухи. А мне чуть больше двадцати и борюсь на стороне светлых сил. Хотя, с другой стороны, борюсь только ради себя.
Высказать претензии в лицо тёмному смелости не хватило. И так он кажется немного разозлённым.
Пока размышляла о своих претензиях, полёт подошёл к концу. Мои ноги коснулись твёрдой поверхности. Освободившись от весьма тяжёлой ноши, демон отвернулся, собираясь взлететь.
- А как тебя зовут? - быстро выпалила я.
- Виктор, - помедлив, ответил тёмный.
Взмах крыльев и он уже летел в вышине.
- Моё имя за пять лет не изменилось,- долетели тихие слова, а может, послышалось.
Оставшись одна в незнакомой местности, наконец, начала конструктивно соображать. Необходимо вернуться и узнать, что же всё-таки это был за эксперимент.
Осмотрелась вокруг и застыла, словно пораженная молнией. Эта местность была мне хорошо знакома. На горизонте красовался лес, неподалёку простирались поля. Остались некоторые старые избушки. Правда, была парочку новых незнакомых строений. Но это мелочи.
Я стояла рядом с симпатичным двухэтажным домиком. Он похож на сказочный теремок. Резные ставни и крыльцо, выкрашены в белый цвет. Остальное покрывала нежно розовая краска.
- Это мой дом, - прошептала сама себе.
Каждый шаг к дому, сопровождался новым воспоминанием. Вот я в слезах бегу, чтобы пожаловаться маме на соседского мальчика.
А вот возвращаюсь со школы, и во дворе меня радостно встречает белоснежный пёсик. Как его звали? Кажется Дружок. Не оригинально, но зато мило и ему подходило.
Смех подруг. Лена и Настя. Они всегда были очень весёлые и шутили, даже когда попадали в неприятности.
Звонкий голос младшей сестрёнки. Мы с Юлей так часто ссорились. И не разговаривали друг с другом по несколько дней. Как глупо...
Дойдя до двери, я улыбнулась. Раньше из воспоминаний был лишь крик за спиной и короткий полёт с девятого этажа. Теперь же постепенно возвращалось прошлое.
Я понимала, что необходимо остановиться. Оставить прошлое, которое невозможно вернуть. Нужно просто развернуться и уйти, но невозможно.
Стучать не стала. Амулет сверкнул, и дверь сама распахнулась передо мной. Тихонько ступая по деревянному полу, осматривалась вокруг. Многое изменилось. В коридоре теперь новые обои: вместо алых роз, брызги шампанского. Перед зеркалом стоял новый столик. Но остался тот же мятный аромат.

продолжение.......

Интуиция повела меня на второй этаж. Вот белая дверь с потёртой надписью "Я всегда опаздываю, но меня стоит подождать". Откуда-то точно знала, что действительно редко приходила вовремя.
Комната оказалась практически пустой. Там осталась та же мебель: шкаф, кровать, письменный стол, книжные полки, - но не хватало различных мелочей. Я не нашла любимых розовых зайчат - близнецов. На полках не стояли различные подсвечники, которые часто дарили подружки. И не было чёрной кошечки, на ошейнике с сердечком, у который написана такая знакомая всем фраза "I love you!". Её подарил мне парень.
У меня был парень? Не могу вспомнить его имя... даже внешность... Просто, знаю что был. И, кажется, я его действительно любила.
- Света?! - этот голос...
Обернувшись на крик, увидела маму. У неё прибавилось морщинок, но выглядела по-прежнему отлично. Стройная, с длинными чёрными волосами. Раньше, смотря в зеркало, я пыталась представить её образ, но получалось плохо. А теперь видела маму перед собой и растерянно смотрела на неё.
Краска медленно сползала с маминого лица, ещё немного, и она упадёт в обморок.
- Иди спать, - сказала я дрожащим голосом, опустив глаза - Прости...
Хотелось броситься к маме, и разрыдаться. Но нельзя. Я умерла пять лет назад. Спрыгнула с крыши. Сама виновата.
Магия всегда исправно работала, и в этот раз не может подвести. С утра мама даже не вспомнит, что видела меня.
Обруч на шее обжигал кожу. Надо уходить, пока всё не стало ещё хуже.
Выбежала из дома. По щекам непроизвольно катились слёзы. Нет, мне нельзя плакать. Я ведь во всём виновата сама...
В этот момент загудел телефон.
- Да, - пробормотала я, стараясь успокоиться.
-Чем вы занимаетесь? - кричал в трубку мужчина - Было совершенно ещё два убийства!
- Помешали непредвиденные обстоятельства, - подробного рассказа от меня не ждали, и отлично - Мне нужны ещё сутки.
- Хорошо, но если не справитесь, этим делом займётся кто-то другой.
- Знаю.
Да, действительно знала. Самоубийц не принимают ни в ад, ни в рай, но дают шанс их заслужить. И я уже пять лет уничтожала всякую мелкую нежить. Если сейчас провалю задание, с прощением могут возникнуть дополнительные проблемы.
А если расскажу им про чернокрылого ангела? Не поверят ведь.
Стало светлей. Горизонт окрасился малиновым цветом. Облака сладкой ватой плыли по небу. Красиво. Так зачем я сиганула с той крыши!?
- Что же делать? - спросила я себя.
В первую очередь необходимо покинуть это место. А затем снова заняться поисками. Это мой единственный шанс обрести хоть какое-то будущее.

Неудачный эксперимент

Виктор
Я следил за тем, кого создал. Не один конечно, мне активно помогали. Один я бы просто не смог сделать из пленного полуживого ангела чудовище.
Подвёл всех и себя заодно. И ведь идея была потрясающей: тёмный ангел, похититель душ, необычное и опасное создание. Он способен, в отличие даже от самого сильного демона, пробиться сквозь облака в рай. И вернуть нам тех, кого потеряли навсегда из-за своего выбора.
Да, я выбрал тьму! Потому что ненавидел весь мир за внезапно прерванную жизнь. Кому хочется сдохнуть в двадцать три!? Но так хочется когда-нибудь увидеть тех, кого раньше любил, они ведь ни в чём не виноваты. И не у меня одного возникало подобное желание. Хотя данный проект мог воплотить и иные идеи, но это не важно. Ничто не важно.
Насильно затащить чистые души в ад эгоистично? Возможно, но другого выхода я не вижу.
Эксперимент проходил отлично, не понимаю, в чём ошибся. Почему он вдруг вышел из-под контроля? Почему сбежал, да ещё и несколько демонов прибил? Хотя сейчас это не так важно. Необходимо обезвредить его или, в крайнем случае, уничтожить.
Тёмный ангел слишком опасен. Он обладает неплохой защитой, как от светлых, так и от тёмных сил. Пока похититель душ убивает людей, но неизвестно, что он будет делать завтра. Возможно, захочет отомстить, а может... Непредсказуемость, как же я ненавижу и в то же время обожаю это свойство живых существ.
Ангел со злостью отбросил труп очередной растерзанной жертвы. У него снова не получилось похитить её душу. Ещё бы, ведь эта душа ещё не предстала перед судом, не сделала свой выбор. Его способности должны работать немного иначе.
Ангел был раздражён и обдумывал дальнейшие действия. Самое время для нападения. Однако меня отвлекло ощущение близости светлых сил. Причём, я точно знал, кто приближается.
Опять! Ну почему из всех светлых ведьм, на это дело отправили её. Она слишком похожа на Свету. Но Света совсем другая. Она не могла быть ведьмой, я ведь знал о ней каждую мелочь. И уж точно, Света узнала бы меня. Она ведь не обманывала когда говорила, что любит.
И всё же одним только внешним сходством Лара смогла пробудить старательно упрятанные в глубинах сознания чувства. Может я и демон, но это не значит, что не умею любить. Пять лет назад, когда умер, я решил, что исчезну из жизни Светы. Исчезну, чтоб она смогла насладиться жизнью. А прошедшей ночью чуть не отправился на её поиски. Нет, ещё рано. Мы с ней обязательно встретимся, только немного позже, какой бы выбор она не сделала.
И теперь упускаю отличную возможность для нападения, только потому, что не могу позволить Ларе умереть.
- Я просил не путаться под ногами, - рыкнул на ведьму.
Лунный камень сверкнул красным огоньком, чует опасность в отличие от своей хозяйки.
- Я выполняю свою работу.
Упрямая дура! И как от неё избавиться?
- Уходи, ты слишком слаба, чтоб победить.
Снова пытаюсь спровадить Лару. Её присутствие, странным образом, делает меня похожим на обычного человека.
- У меня нет выбора.
- Хочешь быстрей отправиться к ангелам на небеса, - саркастически заметил я.
- Хочу, - получил простой и совершенно серьёзный ответ.
Хотя колдуны все странные, таково я не ожидал. Никогда не понимал желание умереть.
- Глупая ведьма.
- Знаю...
Разговор явно зашёл в тупик. Я мог наложить кучу заклятий, подпалить её хвостик или придушить на месте, но лишь махнул рукой. Пусть делает, что хочет. Какое мне дело до всяких светлых ведьм!?
- Как можно его уничтожить? - надо же, у Лары появились умные мысли.
- Ты действительно думаешь, что я отвечу правду? - усмехнулся я, хотелось всё-таки сохранить своему детищу жизнь.
- Но у нас же одна цель, вмести будет легче справиться.
Много ты знаешь о моих целях.
-Детка, я высший демон, и в помощи ведьм, способных справиться разве что с комаром, не нуждаюсь.
Лара зло зыркнула на меня, но видимо побоялась окончательно разозлить, и не стала высказывать промелькнувшие в глазах мысли. Что ж тем лучше для неё.
Пока разбирался с Ларой действия похитителя душ оставались незамеченными. Я не боялся оставлять его, как бы беглец не старался, а от меня скрыться не сможет. К тому же несколько новых трупов меня не особо колышат. Единственное, могут попасться подонки, смерть которых невыгодна тёмным силам, но пока им везёт.
Почувствовал неладное только, когда было уже поздно. Разрезая потоки воздуха, к нам летела секира смерти. Уклониться было просто невозможно. Но даже не пришлось этого делать, заклятье оказалось нацелено не на меня.

Света
Я упала на колени, судорожно хватая ртом воздух. Из раны в груди потекла кровь, быстро испачкав руки и одежду. Нормальный человек просто упал бы замертво. Но я, только стонала от боли, стиснув зубы, и даже старалась подняться, чтоб разобраться с обидчиком. Ещё бы, ведь в какой-то степени меня можно назвать нежитью. По крайней мере, данное тело в прямом смысле слова является только сосудом для души. Жаль только при создании этого сосуда, чувствительность к боли не убрали, сейчас могло пригодиться.
- Живууучая, - разочарованно возвестил знакомый голос неудачного эксперимента.
- Не подходи к ней,- прорычал Виктор.
Странно с чего такая забота? Хотел же от меня избавиться, вот желание и исполнилось.
Я оторвала взгляд от асфальта, по которому растекалась красная лужица. Чернокрылый ангел попытался подойти, но Виктор преградил ему дорогу. Демон казался очень напряжённым и злым, даже в своём плачевном состояние чувствовала значительную волну негативной энергии.
Противники смотрели друг другу в глаза, не решаясь напасть. Не знаю, нужно было радоваться или печалиться, глядя на их поведение, просто не думала над этим.
- Отдай её Дуууушу.
Вот так поворот, с чего это моя грешная душа ему понадобилась?
Виктор промолчал и создал небольшое подобие метеоритного дождя. Потушив загоревшиеся крылья, ангел в ответ, к моему удивлению, попытался ослепить демона. А ведь этой способностью владеют светлые создания. Мой тёмный защитник не ожидал подобного подвоха и не успел вовремя поставить нужную защиту, так что был временно обезврежен.
- Ещё живааа!? - недоумевая, подошёл ко мне чернокрылый - Почемууу?
Больше всего он напоминал мне в этот момент обиженного ребёнка. Ну, нет утешать не собираюсь!
- Сгинь нечистая сила, - пропищала я. Жаль эта фраза никогда не срабатывает.
Ответом мне послужил рык.
Рана начала уже затягиваться, отчего стало ещё больнее. А тут чернокрылый вцепился в плечо клыками. Он съесть меня собрался?
Сопротивляться не было сил. Не выдержав, я провалилась в обморок.
Изначально всё пространство занимала лишь темнота. Она ужасно пугала своей плотностью и непроницаемостью. Сознание начало паниковать, неугомонно твердя: "Так не должно быть".
Тут на горизонте появился свет, и я потянулась к нему. Оказалось проблематично пробираться через противную, вязкую тьму, однако отступление могло окончиться плачевно.
Я шла, выбиваясь из сил, а свет постоянно удалялся. Тяжело дыша, опустилась на колени. И только тут вспомнила о своём амулете. Зажав камень в ладони, немного приободрилась. Вскинула голову и поднялась. Ноги подкашивались от усталости, но кода новая волна отчаянья уже совсем близко подошла ко мне, свет вдруг замерцал и стал покрывать окружающее пространство.
Резко очнулась. Стучало в висках, и побаливала, успевшая затянуться рана. Так это был только сон. Я ещё жива и даже не съедена! Видимо случилось чудо.
С трудом придала телу сидячее положение и огляделась вокруг. Увиденное заставило меня зажмуриться. Нет, я оказалась не в аду, а в месте, которое намного хуже. На той самой крыше, откуда спрыгнула.
Хотя, здесь произошла и ещё более страшная вещь. Перед глазами как бы нехотя возникали отрывочные воспоминания.
Не знаю, почему оказалась тогда на этой крыше, ведь боялась высоты. Была там не одна. Меня обнимал любимый и что-то оживлённо рассказывал. Чёрная бездна его глаз сводила с ума. Солнце щедро дарило свет и тепло, я была нереально счастливой. А потом любимый упал... Просто нелепая случайность, в которой с первого взгляда никто не виноват. А я застыла, смотря вниз и не веря в случившееся...
- Ты ведь колдунья не по рождению?
Виктор?
Более-менее успокоившись, тихонько приоткрыла глаза. Демон стоял в пол оборота и с грустью смотрел на город внизу. Что-то в чертах его лица казалось очень знакомым, но не получалось схватить за хвост нужное воспоминание.
Я не знала, что ответить и просто молчала, стараясь согреть себя руками. Вечерело. Дул прохладный ветер. Серые, неуклюжие тучи предвещали дождь. А с утра ведь была такая хорошая погода, как всё быстро меняется.
- У тебя ошейник...
- Раз знаешь, зачем спрашиваешь? - по правой щеке скатилась слеза.
Надо же, второй раз за сутки плачу. Наверно решила наверстать упущенное за пять лет.
- Не знаю. - признался он - Наверно хочу, чтобы ты это опровергла.
А я сейчас ничего не хочу. Хотя нет, хочу вернуться в бесконечность, чтоб немного отдохнуть. Тело всегда, восстановят, а вот что делать со всем остальным.
- А где ангел? - ужасно не хотелось снова тратить силы на его поиски и, тем более, снова встречаться. Лучше расскажу всё начальству, пусть сами решают эту проблему.
- Внизу. Я убил его.
- Хорошо.
Значит, отдохнуть всё же получиться. Интересно, когда я вернусь, мне оставят воспоминания о прошлом? Раньше ничего не стирали. Ну, кроме всей человеческой жизни.
- Как? Почему?
- Что? - не поняла, к чему относился его вопрос.
- Почему ты не захотела больше жить? Почему покончила с собой?
Потому что была дурой, хотя это мягко сказано. Очень мягко
- Я не могла избавиться от чувства вины. Из-за меня погиб любимый, - как необычно изливать душу демону.
Виктор странно посмотрел на меня.
- Ты не виновата, это была случайность.
- Откуда...- я осеклась и упустила ещё две слезинки.
Неужели в глазах демона может отражаться столько муки? Чёрных глазах, сводящих с ума.
- Прости...
Виктор присел рядом со мной и крепко обнял.
Любимый снова рядом. Снова чувствую жар его тела. Его дыхание щекочет щёку. Мысли тонут в бездне чувств, отодвигая проблемы на задний план.
- Ты ни в чём не виновата, - повторил он - ни в чём.
Сколько было пролито слёз. Сколько проведено бессонных ночей, наедине с прожорливым чувством вины. Как же мне тогда хотелось услышать от него эти слова. Простить себя и продолжить жить. Жить за двоих. Жаль сейчас уже слишком поздно.

Капелька лунного камня

- Я люблю тебя,- сказала девушка, сильнее прижимаясь к любимому.
- Я тоже люблю тебя... - прошептал забытые слова демон.
Тело колдуньи начало святиться изнутри. Оно постепенно становилось прозрачным и, наконец, распалось на множество шариков, похожих на рой светлячков. Ветер подхватил огоньки и потихоньку уносил их ввысь. Задание выполнено, пара возвращаться.
С исчезновением последнего светлячка, ветер на мгновение застыл в нерешительности, а затем рванул с новой силой, принеся с собой дождь. Холодные мелкие капли хлестали пыльный город, смывая грязь с улиц. Фонари сразу потускнели, задрожали, а некоторые даже потухли, простудились наверно.
Демон отвёл взгляд от неба, и с силой сжал, оставшийся в ладони, небольшой кулон в виде капли лунного камня. Постаяв несколько минут, он взмахнул крыльями и устремился вниз в темноту вечерних переулков.
Он в задумчивости смотрел на свое создание, которое сам и уничтожил. Капли дождя, касаясь чёрных перьев, возвращали им белизну.
- Придётся всё начинать сначала.

В больнице в одной палате лежали два тяжело больных человека. Один лежал у окна, а кровать другого располагалась у двери.

- Что там видно в окне? - как-то спросил тот, что лежал у двери.

- О! - оживился первый. - Я вижу небо, облака, напоминающие зверюшек, озеро и лес вдалеке.

Каждый день лежащий у окна рассказывал своему соседу о том, что происходит за окном. Он видел лодку, рыбаков с огромным уловом, детей, играющих на берегу, юных любовников, держащихся за руки и не сводящих друг с друга сияющих глаз.

В то время, как он наблюдал все эти удивительные события за окном, его соседа мучила глухая злоба. "Это несправедливо, - думал он. - За какие такие заслуги его уложили у окна, а не меня, и я могу лицезреть только дверь с облупившейся краской в то время, как он любуется видом из окна?"

Однажды лежащий у окна сильно закашлялся и стал задыхаться. Он пытался дотянуться до кнопки вызова медсестры, но у него не было сил, потому что он содрогался от кашля. Сосед наблюдал за происходящим. Ему ничего не стоило нажать на свою кнопку, но он этого не сделал.

Через некоторое время первый затих и вытянулся на своей постели.

Когда его унесли, сосед попросил медсестру, чтобы его переложили к окну. Медсестра выполнила просьбу больного, перестелила его постель, помогла ему перелечь на противоположную кровать и, убедившись, что больному удобно, направилась к двери. Вдруг её остановил удивлённый возглас больного:

- Как же так! Это окно выходит на глухую серую стену! Но тот, кто умер, рассказывал мне, что видел лес, озеро, облака, людей… Как же он мог всё это видеть из этого окна?

Медсестра печально улыбнулась:

- Он вообще не мог ничего видеть: ваш покойный сосед был слепым.

Как-то раз один человек вернулся поздно домой с работы, как всегда усталый и задёрганный, и увидел, что в дверях его ждёт пятилетний сын.

- Папа, можно у тебя кое-что спросить?

- Конечно. Что случилось?

- Пап, а сколько ты получаешь?

- Это не твоё дело! - возмутился отец. - И потом, зачем это тебе?

- Просто хочу знать. Пожалуйста, ну скажи, сколько ты получаешь в час?

- Ну, вообще-то, 500. А что?

- Пап, - сын посмотрел на него снизу вверх очень серьёзными глазами. - Пап, ты можешь занять мне 300?

- Ты спрашивал только для того, чтобы я тебе дал денег на какую-нибудь дурацкую игрушку? - закричал тот. - Немедленно марш к себе в комнату и ложись спать!.. Нельзя же быть таким эгоистом! Я работаю целый день, страшно устаю, а ты себя так глупо ведёшь.

Малыш тихо ушёл к себе в комнату и закрыл за собой дверь. А его отец продолжал стоять в дверях и злиться на просьбу сына. Да как он смеет спрашивать меня о зарплате, чтобы потом попросить денег? Но спустя какое-то время он успокоился и начал рассуждать здраво: "Может, ему действительно что-то очень важное нужно купить. Да Бог с ними, с тремя сотнями, он ведь ещё вообще ни разу у меня не просил денег". Когда он вошёл в детскую, его сын уже был в постели.

- Ты не спишь, сынок? - спросил он.

- Нет, папа. Просто лежу, - ответил мальчик.

- Я, кажется, слишком грубо тебе ответил, - сказал отец. - У меня был тяжёлый день, и я просто сорвался. Прости меня. Вот, держи деньги, которые ты просил.

Мальчик сел в кровати и улыбнулся.

- Ой, папка, спасибо! - радостно воскликнул он.

Затем он залез под подушку и достал еще несколько смятых банкнот. Его отец, увидев, что у ребенка уже есть деньги, опять разозлился. А малыш сложил все деньги вместе, и тщательно пересчитал купюры, и затем снова посмотрел на отца.

- Зачем ты просил денег, если они у тебя уже есть? - проворчал тот.

- Потому что у меня было недостаточно. Но теперь мне как раз хватит, - ответил ребенок.

- Папа, здесь ровно пятьсот. Можно я куплю один час твоего времени? Пожалуйста, приди завтра с работы пораньше. Я хочу, чтобы ты поужинал вместе с нами.

Черный пес

Меня родители воспитывали строго, и как подрос, наказывали по сторонам членом не размахивать, а выбрать хорошую девушку по душе, жениться и строить семью. Я так и сделал и ни разу не пожалел. И детей своих этому учил. Только то ли времена изменились, то ли девушки другие пошли, но не может сын такой девушки отыскать, чтобы смотрела ему в глаза, а не ниже пояса, то есть в кошелек или в трусы. И деньги есть, и образование получает, и внешностью Бог не обидел, а все какая-то грязь на него вешается. И мается парень, и мы за него переживаем, словом, невесело стало в доме.

Дальше - хуже. Заболела теща, положили в больницу, там она через неделю и умерла. Отплакали, отрыдались. Тесть остался один, не справляется. А родители жены попались просто золотые люди, между своими и ее родителями никогда разницу не делал. Забираем тестя к себе, благо место есть. Жена довольна, дети счастливы, ему спокойнее. Все бы хорошо, НО!

У тещи был пес, то ли черный терьер, то ли ризен, то ли просто черный лохматый урод. Забрали и его, себе на горе. Все грызет, детей прикусывает, на меня огрызается, гадит, гулять его надо выводить вдвоем, как на распорке. Вызывал кинологов, денег давал без счету чтоб научили, как с ним обходиться, без толку. Говорят, проще усыпить. Тут тесть решил, что когда собачка умрет, тогда и ему пора. Оставили до очередного раза. Дети ходят летом в джинсах, с длинными рукавами: покусы от меня прячут, жалеют дедушку. К осени совсем кранты пришли, озверел, грызет на себе шкуру, воет. Оказывается, его еще и надо триминговать. Объехали все салоны, нигде таких злобных не берут. Наконец, знающие люди натакали на одного мастера, который возьмется. Позвонили, назначили время: 7 утра.
Привожу. Затаскиваю. Кобель рвется, как бешеный. Выходит молоденькая девчушка крошечных размеров. Так и так, говорю, любые деньги, хоть под наркозом (а сам думаю, чтоб он сдох под этим наркозом, сил уже нет).
Берет она у меня из рук поводок, велит прийти ровно без десяти десять, и преспокойно уводит его.

Прихожу как велено. Смотрю, эта девчушка выстригает шерсть между пальцами у шикарного собакера. Тот стоит на столе, стоит прямо, гордо, не шевелясь, как лейтенант на параде, во рту у него резиновый оранжевый мячик. Я аж загляделся. Только когда он на меня глаз скосил, тогда я понял, что это и есть мой кобель. А эта пигалица мне и говорит:
- Хорошо, что Вы по-премя пришли, я вам покажу, как ему надо чистить
зубы и укорачивать когти.
Тут я не выдержал, какие зубы! Рассказал ей всю историю, как есть. Она подумала и говорит:
- Вы, говорит, должны вникнуть в его положение. Вам-то известно, что его
хозяйка умерла, а ему нет. В его понимании вы его из дома украли в
отсутствии хозяйки и насильно удерживаете. Тем более, что дедушка тоже
расстраивается. И раз он убежать не может, то он старается сделать все,
чтобы вы его из дома выкинули. Поговорите с ним по-мужски, объясните,
успокойте.
Загрузил я кобеля в машину, поехал прямиком в старый тещин дом. Открыл, там пусто, пахнет нежилым. Рассказал ему все, показал. Пес слушал. Не верил, но не огрызался. Повез его на кладбище, показал могилку. Тут подтянулся тещин сосед, своих навещал. Открыли пузырь, помянули, псу предложили, опять разговорились. И вдруг он ПОНЯЛ! Морду свою задрал и завыл, потом лег около памятника и долго лежал, морду под лапы затолкал.
Я его не торопил. Когда он сам поднялся, тогда и пошли к машине.
Домашние пса не узнали, а узнали, так сразу и не поверили. Рассказал, как меня стригалиха надоумила, и что из этого вышло. Сын дослушать не успел, хватает куртку, ключи от машины, просит стригалихин адрес.
- Зачем тебе, спрашиваю.
- Папа, я на ней женюсь.
- Совсем тронулся, говорю. Ты ее даже не видел. Может, она тебе и не
пара.
- Папа, если она прониклась положением собаки, то неужели меня не
поймет?
Короче, через три месяца они и поженились. Сейчас подрастают трое внуков.
А пес? Верный, спокойный, послушный, невероятно умный пожилой пес помогает их няньчить. Они ему и чистят зубы по вечерам.

...Дом вспыхнул, как спичка. Он был построен из лёгких деревянных конструкций и хорошо горел. По участку возле него бегала испуганная женщина и истошно кричала.

Пожарные приехали через шестнадцать минут.

-Там... в доме... собака! - рыдала женщина, - я вышла в аптеку, тут рядом, двери заперты...

Собаку звали Корица. Хозяйка успела крикнуть пожарным, что Корица только утром ощенилась и там, в горящем доме, еще пятеро щенят.

Пожарный по имени Френк бросился в горящий дом и через несколько минут вынес металлический короб со щенятами и Корицу. Бросил их на траву и снова убежал в огонь вместе со своей командой.

Пожар потушили. Френк вместе с другими вышел, снял каску и присел на траву, чтобы отдышаться.

Фотограф местной газеты (Северная Каролина) наблюдал за происходящим и держал наготове камеру. Он увидел, как Корица медленно поднялась, подошла к спасшему её и её детей пожарному и поцеловала его в нос. Фотограф успел запечатлеть этот момент, хотя, как он рассказывал, "задыхался от слез".

А фотография потом обошла весь мир.

Такая вот сентиментальная история...

Спасибо, Папа...Почему так больно?... И почему темно?...

- Остановка сердца! Начинаем массаж...

Ну, хоть тепло и не страшно.… Вот моя жена… Милая, как я по тебе скучаю.… Вот наше первое свидание, как же ты тогда стеснялась. Вот наша первая ночь… никогда не забуду. А через пол года ты подошла и сказал что беременна. Я помню, как ты испугалась, дурочка… Думала, что я не захочу ребёнка.

- Не помогает. Давайте сюда дефибриллятор. Разряд!

Что это? Ничего. Показалось. Вот дочка делает первый шажок. Как мы тогда радовались этому. Вот она пошла в школу. Я всегда буду помнить ваши сияющие лица… И вот ты умерла… Почему тебе не могли помочь? Почему мы так опоздали с лечением? Никогда себе этого не прощу…

- Ещё раз. Разряд!

Вот свадьба дочери. Как же она похоже на тебя в свадебном платье… Я испытал такое чувство радости за неё, и такое же чувство гордости за тебя, ведь её мне дала ты… Жаль что ты не видела её… Она была как принцесса, такой, какой она представляла себя когда ты читала ей сказки…

- Разряд!

А вот и внучка. Такое милое создание. Я как раз отошёл от всех дел и смог проводить с ней много времени. Я видел всё её становление… как будто вторая дочь. Сейчас ей уже 6 лет. Взрослая. И такая же красивая как мама… это у них от тебя.

- Всё… Больше ничего не сделаем… Запишите время смерти…

Как пусто… Но ведь я что-то должен сделать ещё…

- Деда!
- Что, детка?
- А мы поедем в тайгу?
- Да что ты там забыла?
- А я хочу, как ты быть геологом!
- Ну, раз так, то обязательно съездим.
- Обещаешь?
- Обещаю...

Я обещал… Я должен сдержать своё обещание…

- Есть пульс!
- Как?! В смысле, какой пульс?
- Есть пульс!!!
- Твою мать, а дедок-то с сюрпризом…

- Вы дочь?
- Да...
На врача посмотрела женщина с уставшими заплаканными глазами
– С ним всё будет хорошо?
- Да… Можно вопрос?
- Конечно.
- Катя - это кто?
- Моя дочь, а что?
- Нет, ничего… Передайте ей, он сдержит обещание...

Врач развернулся и, не сказав больше ни слова пошёл по коридору.
Женщина села на стул закрыла глаза руками и заплакала…

- Спасибо папа…

Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши. Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.

- Знаешь, как я тебя люблю?

- Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..

- Я люблю тебя - вот как! - и зайчонок раскинул лапы широко-широко.
Но у большого зайца лапы длинней.

- А я тебя - вот как.

"Ух, как широко", - подумал зайчонок.

- Тогда я люблю тебя - вот как! - и он потянулся вверх изо всех сил.

- И тебя - вот как, - потянулся за ним большой заяц.

"Ого, как высоко, - подумал зайчонок. - Мне бы так! "

Тут зайчонку пришла в голову отличная мысль: кувырк - встал на передние лапы, а задними вверх по стволу!

- Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!

- И я тебя - до самых кончиков твоих лап, - подхватил его большой заяц и подбросил вверх.

- Ну, тогда… тогда… Знаешь, как я тебя люблю? .. Вот так! - и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.

- А я тебя - вот так, - усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток!

"Вот это прыжок! - подумал зайчонок. - Если б я так умел! "

- Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!

- А я тебя - как через речку и во-о-о-он за те холмы…

"Как далеко-то", - сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову.

Тут вверху, над кустами, он увидел большое тёмное небо. Дальше неба ничего не бывает!

- Я люблю тебя до самой луны, - шепнул зайчонок, и глаза его закрылись.

- Надо же, как далеко… - Большой заяц положил его на постель из листьев.

Потом улёгся рядом, обхватил зайчонка лапами и прошептал ему в самое ухо:

- И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны… и обратно.

Он убегал… в него стреляли люди…
Проваливаясь лапой в рыхлый снег,
Волк твёрдо знал: спасения не будет…
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК…

А в этот миг за сотни километров,
Был в исполненье смертный приговор…
Девчонка малолетняя там где-то
Уже четвёртый делала аборт…

Малыш кричал!!! Но крик никто не слушал…
Он звал на помощь: «МАМОЧКА, ПОСТОЙ!!!
Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!!!

Дай мне возможность жить!!! Ведь я живой!!!»
А волк бежал… собаки глотку рвали…
Кричали люди пьяные в лесу…
Его уже почти совсем догнали…

Волк вскинул морду и смахнул слезу…
Малыш кричал, слезами заливаясь…
Как страшно НЕ РОДИВШИСЬ УМЕРЕТЬ!
И от железки спрятаться пытаясь,

Мечтал в глаза он маме посмотреть.
Вот только «маме» этого не нужно…
Не МОДНО стало, видите ль, рожать…

Она на глупость тратит свою душу…
Своих детей «не в падлу» убивать…
А волк упал без сил… так было надо…

Он от волчицы ВАРВАРОВ увёл…
Одна она с волчатами осталась,
Когда он на себя взял приговор…
Собаки рвали в клочья его тело!

Но только душу волчью не порвать!!!
Душа его счастливой мчалась в небо!!!
РАДИ ДЕТЕЙ ЕСТЬ СМЫСЛ УМИРАТЬ!!!
И кто, скажите, зверь на самом деле?

И почему противен этот век???
А просто ЧЕЛОВЕЧНЕЕ НАС ЗВЕРИ…
И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК!!!

©?