![]() |
Про солнце
Опухшее, красное со сна утреннее солнце неторопливо ползло по небу и беседовало с ветром: - Так ты говоришь, они меня любят? - спросило солнце. - Ага. - А за что? Я же некрасивое... - А они считают, что красивое. - Да ну... - солнце смутилось и искоса глянуло в океан. - Смотри, у меня и протуберанцы в разные стороны торчат, и пятна на лице выскочили. - А они этого не видят. - Почему не видят? - Потому что они тебя любят. - Ну вот, опять ты о том же! Да за что меня любить? - Они говорят, за то, что ты несешь свет и тепло. - Ерунда какая, - удивилось солнце. - Конечно, я несу свет и тепло. Что же за термоядерная реакция, да без выброса энергии? Но это ведь просто нормальный процесс жизнедеятельности! Вроде бурчания в животе. - А они считают, что ты доброе. - Доброе? А что такое доброта? - Не знаю, - честно признался ветер. - Но они, видимо, знают, раз говорят. |
О самой красивой женщине
Однажды два моряка отправились в странствие по свету, чтобы найти свою судьбу. Приплыли они на остров, где у вождя одного из племён было две дочери. Старшая — красавица, а младшая — не очень. Один из моряков сказал своему другу: — Всё, я нашёл своё счастье, остаюсь здесь и женюсь на дочери вождя. — Да, ты прав, старшая дочь вождя красавица, умница. Ты сделал правильный выбор — женись. — Ты меня не понял, друг! Я женюсь на младшей дочери вождя. — Ты что с ума сошёл? Она же такая… не очень. — Это моё решение, и я это сделаю. Друг поплыл дальше в поисках своего счастья, а жених пошёл свататься. Надо сказать, что в племени было принято давать за невесту выкуп коровами. Хорошая невеста стоила десять коров. Пригнал он десять коров и подошёл к вождю. — Вождь, я хочу взять замуж твою дочь и даю за неё десять коров! — Это хороший выбор. Моя старшая дочь красавица, умница, и она стоит десяти коров. Я согласен. — Нет, вождь, ты не понял. Я хочу жениться на твоей младшей дочери. — Ты что, шутишь? Не видишь, она же такая… не очень. — Я хочу жениться именно на ней. — Хорошо, но как честный человек я не могу взять десять коров, она того не стоит. Я возьму за неё три коровы, не больше. — Нет, я хочу заплатить именно десять коров. Они поженились. Прошло несколько лет, и странствующий друг, уже на своём корабле, решил навестить оставшегося товарища и узнать, как у него жизнь. Приплыл, идёт по берегу, а навстречу женщина неземной красоты. Он её спросил, как найти его друга. Она показала. Приходит и видит: сидит его друг, вокруг детишки бегают. — Как живёшь? — Я счастлив. Тут входит та самая красивая женщина. — Вот, познакомься. Это моя жена. — Как? Ты что женился ещё раз? — Нет, это всё та же женщина. — Но как это произошло, что она так изменилась? — А ты спроси у неё сам. Подошёл друг к женщине и спрашивает: — Извини за бестактность, но я помню, какая ты была… не очень. Что произошло, что ты стала такой прекрасной? — Просто, однажды я поняла, что стою десяти коров. |
Он и Она
Их было двое - Он и Она. Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем, самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых. Они были счастливыми, потому что были вдвоем, а это гораздо лучше, чем быть по одному. Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам, строил дом, чтобы Ей было, где жить. И все говорили: "Еще бы, как его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!" А они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной. Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом, чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!" А они только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет. Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили: "Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь они были вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Ее тайной. И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?" Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной. Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: "Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь нового?" А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь двое, а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было их тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо. |
Счастье
Счастье - это когда ты живешь, а не проживаешь. Счастье это тогда, когда ты любишь, это когда ты получаешь любовь и ласку, это когда ты даришь любовь и ласку. Счастье - это когда у тебя есть не только ты, но и другие, это когда ты можешь приносить добро не только себе, но и остальным, это осознание своей причастности к чему-то большему, чем свое собственное эго. Счастье - это когда ты знаешь, что у тебя есть только одна жизнь, и что ее можно прожить только один раз, это когда ты наслаждаешься каждым мгновением, потому что знаешь, что оно уже никогда не повторится. Счастье - это когда ты, оглядываясь назад, понимаешь, что тебе не так уж и много бы хотелось поменять в своей жизни. Счастье - это все, и ничего, оно вокруг нас и внутри нас. Счастье лишь метафора, определяющая лишь то, что человек знает, что впереди его ждут бесчисленное количество открытий, бесчисленное количество радостей и разочарований. Он понимает, что впереди еще столько непознанного, столько не сделанного и столько не прочувствованного, а жизнь так коротка - и счастливый человек, обернувшись назад и поглядев по сторонам, улыбнется загадочной улыбкой и пойдет дальше - к новым свершениям. Потому что счастья не существует, существует великая загадка жизни, которую нужно попытаться раскрыть. И по-настоящему счастливый человек тот, который нашел ответ - счастье - это есть миг, в котором мы живем. |
Что такое любовь?
Послушник обратился к учителю с вопросом: — Что такое любовь? — Представь себе воду. Морская стихия может быть тихой гладью, ласкающей глаз, отражающей солнечные лучи и рождающей игривые блики. Может быть и бушующей смертью, топящей корабли, смывающей с лица земли маленькие деревеньки и большие города. Может обрушиться с небес и возродить пустыню, а может погубить всё живое на многие мили вокруг жестоким потопом. Может оказаться той каплей влаги, способной сохранить жизнь в пустыне, а может оказаться последней каплей терпения. Всё это и есть любовь. |
Дай ручку, внучекМ.Жванецкий
Дай ручку, внучек! Юзик, Юзик, дедушка не может быстро, дедушка устал. У дедушки ноги старенькие. Давай посидим. Ты же хороший мальчик. Сядь, Юзенька, сядь, дорогой. Я сказал сядь! Я стенке сказал или кому я сказал?! Дедуля что сказал?.. Что надо дедуле сказать?.. А, бандит, чтоб ты был здоров, арестант. Если бы у меня было такое детство! Ну-ну. Наша мама всегда стирала, а мы всегда ходили грязные... И какой гвалт... Пятеро хотят писать, один хочет селедку. Какие книжки, какие тетрадки?.. Я еще получил очень удачное образование, я чинил примуса. Ты слышишь, Юзик, головки, пистоны, насосы, я знаю, главное – это керосин, чтоб он горел... Моя вся жена пропахла керосином. Нас нельзя было позвать в гости: они от нас имели аромат... Собаки падали в обморок. Ты не знаешь, что такое примус. Вся Одесса качала по утрам и вечерам, и ревела, и взрывалась. Я тоже был отчаянным, я имел троих, и они выросли. Старший стал военным, утонул в керченском проливе в первые дни войны. Младший окончил политехнический, уехал в Новосибирск, твоя тетя закончила консерваторию, сидит в Москве... Все разъехались, все ищут счастья. Только мы остались на месте... Ты знаешь, Юзик, я так смотрю и думаю, что я такого сделал особенного?.. Так я тебе скажу, что. Ничего... Все вложил в детей. Стакан молока – дети. Кусочек яблока – дети. Ложка сахара – дети. Твой папа был слабый мальчик, ему нужны были витамины. А твоей тете нужен был приличный инструмент – она в консерватории. Так всю жизнь. Вы маленькие мы переживаем, что вы болеете, вы старше мы переживаем, что вы плохо кушаете. Потом вы устраиваете нам попадание в институт – мы ночи не спим. Потом вы женитесь – с нами такое творится, моим врагам! Что надо сказать дяде? Ну!.. Здра... Ну!.. Здра... Ох, я ему напомню, так он всю жизнь будет помнить. Ну!.. Здра... Такой буц здоровый, 4 года скоро. Отдай девочке мячик. Отдай, солнышко. Ухаживай за ними. Все равно они отдают нам больше, если они хорошие. Все равно они отдают нам все, если они золотые. Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик, и я знаю кто?.. А дети на ней, весь дом на ней. Я ей говорю, Соня, перестань... Перестань. Дети все устроены, мы на пенсии. Перестань, Соня, поспи до восьми. Поедем к детям. Дети за нами будут ухаживать. И мы сели на колеса и поехали в Новосибирск, где твой папа кандидат, а мама аспирант. Все математики, все в очках, а кто будет варить обед... И я вижу, моя Соня стирает, а я выкручиваю. Она моет полы, я стою в очередях. Кое-как поставили этих кандидатов на ноги. Поехали к дочке. Уже Москва, уже скрипачка, уже все удобства. И что я вижу?.. Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит, я стою в очередях. Поставили на ноги скрипачей, сняли у них с шеи детей, вернулись домой. Дома отдохнем. Летом у моря. Мы на пенсии. Дети съедутся, будут ухаживать. Дети съехались... Что я вижу, Юзик?.. Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит, я тяну с базара кошелки – лошади оборачиваются. Дети должны отдохнуть. У детей один только месяц. Так мы не пойдем на море. Я не помню, когда я был на пляже. Лет 10 назад. Случайно. Не важно. Мы отпляжили свое. Что нам надо, Юзик?.. Чтобы у детей наших было немножко больше счастья, чем у нас. Чтоб ты уже попал в институт и удачно женился: Есть такие жены – моим врагам, ты знаешь. И чтоб у тебя были хорошие дети, и чтоб они попали в институт, и удачно женились, и чтобы у них были свои дети, тоже хорошие и тоже способные. А мы будем ездить и не будем говорить о болячках. Потому что у кого их нет, и еще не хватает об этом говорить. И будем смотреть на наших внуков, и радоваться, и потихоньку уходить... А все это называется просто – хорошая старость. Правда, Юзик?.. Ты же все понимаешь. Ну, давай ручку дедушке, золотко. Мы уже идем. Бабушка нас ждет. Дай ручку. Чтоб ты не знал, что я видел... Чтоб ты был здоров! Юзик, дедушка не может быстро, не забывай. |
Два процентаЭлам Харниш
Рашад потянулся и сладко зевнул. Яркое утреннее солнце через огромные, почти от пола окна, заливает светом комнату; жаркие, июльские лучи копошатся в углах; щупают и гладят со вкусом подобранную дорогую, новую мебель; играют с авангардной люстрой, вычерчивая причудливые тени на потолке, стенах и полированной поверхности обстановки – рисовать светотенями - это всё, что им позволено - работающий на полную мощность кондиционер не даёт светилу распространить свою власть на температурный режим в квартире Рашада. Родители подарили сыну эту трёшку в центре Баку в связи с его грядущим бракосочетанием и окончанием им юрфака. Отец Рашада привёл сына на квартиру перед подписанием договора у нотариуса и спросил, одобряет ли он его выбор. Рашад открыл балконную дверь и, увидев открывшийся ему роскошный вид на Бакинскую бухту и бульвар, повернувшись к отцу, сказал: - Ты самый лучший, папа. Никто из моего окружения, не мог бы даже в самых смелых мечтах грезить о таком подарке. Спасибо тебе. - Цени это сынок и будь счастлив в этом доме, да будет он полон голосами моих внуков, - отец обнял Рашада, - а теперь поехали к нотариусу, а то не дай бог продавец передумает, - увидев тень растерянности на лице сына, Ашраф киши рассмеялся, - пойдём, я шучу, ничего даже близко похожего быть не может - этот бывший министр никуда не денется - вот он у меня где, - отец показал кулак, и они расхохотались. После ремонта длившегося более полугода, Рашад с разрешения родителей перевёз в новое жильё свои личные вещи и стал оставаться в новой квартире. Ашраф киши категорически запретил сыну приводить в дом, в который скоро должна была войти молодая невестка, девушек лёгкого поведения, да Рашад и не собирался в тихую обманывать его – охрана во дворе мгновенно доложила бы отцу о любой нежелательной гостье. Прекрасно обеспеченный молодой человек, начавший карьеру в прокуратуре одного из районов города, мог позволить себе развлекаться вне своего дома, что он и делал время от времени. Даже его невеста, Вясиля, - красивая девушка из обеспеченной семьи, нанесла лишь ознакомительно - одобряющий визит в квартиру к жениху, не позволив себе остаться здесь дольше допустимого рамками приличий – молодые, не желали давать повода для кривотолков, делая вид, что чтят традиции. Итак, проснувшись в это солнечное утро, Рашад позволил себе немного поваляться. Не отрывая головы от подушки, он видел море с прогулочными яхтами и катерами, яркую синеву неба с расклеенной по нему прозрачной ватой облаков, – жмурясь, он улыбался от переполнявшей его радости. Вспомнив о предстоящей через два дня свадьбе; о туре по европейским столицам с молодой женой; о жарких объятиях темпераментной Васи – так Рашад в глаза называл Вясилю, вызывая у невесты наигранный гнев; наконец, вспомнив, что ему всего двадцать два, он с абсолютным ощущением счастья в душе, слез со своего ложа, одел клетчатые, длинные шорты, и направился на кухню, шаркая домашними тапками по сверкающему светлым лаком паркету. Открыв огромный холодильник, потоптался, выбирая между черносмородиновым и апельсиновым соками. Выудив коробку апельсинового с мякотью и пару больших персиков, устроился на кухонном угловом диване и начал нарезать фрукты. Зазвонил телефон, и Рашад бросив нож в тарелку, нетерпеливо схватил трубку сладкими пальцами. - Привет солнышко, - лицо молодого человека, расплывшееся в улыбке, не оставляло сомнений в том, с кем он говорит – так он обращался только к своей невесте, - чем занимаешься? Будущая спутница жизни поведала жениху, что всё ещё лежит в постели, и при этом жутко скучает по нему. - Ничего, скоро я тебе не дам возможности скучать по утрам, особенно лёжа, - хохотнул он. - Кто кому не даст возможности скучать, это большой вопрос, - девушка подкалывает Рашада, кокетливо модулируя голосом. Они посмеялись. - Ты не возражаешь, если, разговаривая с тобой, я буду завтракать, - он налил сок в высокий бокал. - Конечно, милый. Кстати, а что ты там жуёшь? – она зевнула, - сам ест, мерзкий, а мне не предлагает. - Персики. Хочешь? Приезжай, - Рашад с удовольствием отправил с ножа в рот большой кусок сочного фрукта. - Он ещё спрашивает, конечно, хочу – будешь мне в постель приносить по утрам, - капризно-приказным тоном заявила она. - Слушаюсь, но только после сама знаешь чего, - дразня её, говорит он. - Ладно, не заводи меня – ты когда сегодня за мной заедешь? - После обеда, ближе к четырём - заберу в профилактории тачку – ребята, наверное, закончат к этому времени колдовать над ней, и оттуда к тебе, моя красавица. - А куда мы поедем? - Куда моя принцесса пожелает…, - звонок в дверь прервал их идиллическую беседу. - Звонят, Вася, кто-то пришёл - я тебе перезвоню. - Озюнсян Вася (сам такой), смотри, не опаздывай. - Целую, пока, - Рашад бросил трубку на стол и вытирая мокрые руки об кухонное полотенце, направился в прихожую. За дверью стоял тщедушный, немолодой мужчина со смуглым, морщинистым лицом. Бросавшаяся в глаза болезненная серость кожи незнакомца, навела, было хозяина квартиры на мысль, что перед ним сборщик денег за коммунальные услуги, или попрошайка, что для Рашада было в принципе одно и тоже, но в следующее мгновение незваный гость заговорил. - Простите, это квартира Ашраф мюаллима? - Да, а вы кто? - Я его знакомый и хотел бы поговорить с ним. С первого взгляда на одежду визитёра, стало понятно, что на социальной лестнице он находится куда как ниже его отца. Рашад загораживал собой дверной проём, держа собеседника на лестничной площадке. - А он здесь не бывает. Здесь я живу – я его сын, - представившись, Рашад не знал, как дальше себя вести, поскольку не знал уровень его взаимоотношений с отцом. А вдруг это папин приятель, пришедший просить за кого-нибудь, но тогда как он узнал адрес новой квартиры? – эти вопросы пронеслись в голове молодого работника прокуратуры и вынуждали выслушивать незнакомца до конца. - Сынок, - с максимальной теплотой в голосе произнёс пожилой человек, - ты мог бы, позвонив отцу, связать меня с ним – я потерял его телефон. Рашад хотел продиктовать номер мобильного отца, но решил, что без разрешения Ашрафа киши, это было бы не совсем правильно. Немного помявшись и оценив разницу в габаритах свою и гостя, он посторонился, пропуская его в квартиру. Войдя в холл, тот на несколько секунд замер, оглядывая сверкающую после ремонта обстановку, а затем сухо произнёс: - Мубаряк (поздравляю), - снял обувь и в носках прошёл на кухню. Проследовав за ним, Рашад предложил гостю сесть. Достав из кухонного шкафа бокал, подвинул ему коробку с соком. - Нет, нет, спасибо, не нужно ничего, - мужчина сидит на кухонном табурете, поджав под него скрещенные ноги, зажав сцепленные кисти рук между колен, и сфокусировав взгляд на какой-то точке под столом, не смотрит по сторонам. Рашад взял трубку и набрал домашний номер отца. Тот ответил после третьего гудка - Да, сынок, доброе утро, как дела? - Всё нормально папа, как мама, что делаете? - Да вот на дачу собираемся, сегодня мои гудА (родители невестки) приедут, - буду их угощать кябабом собственного приготовления, - в голосе Ашрафа киши чувствовалась некоторая ироничная уверенность. - «Имеет право», - мелькнула мысль у Рашада. - Ты давай свою Василису бери, и к шести подъезжай, - это означало только то, что вечер жениху и невесте придётся провести в обществе родителей, за поеданием огромного количества разнообразных шашлычных изысков. Соскочить после такого недвусмысленного приглашения не представлялось возможным. - Хорошо, мы подъедем, - общаясь с Ашрафом киши, он едва не забыл о цели своего звонка, но гость напомнил о себе, посмотрев на хозяина усталыми глазами. - Папа, я, собственно, почему звоню, тебя здесь твой знакомый спрашивает, поговори, - протягивая трубку визитёру, он успел услышать в ней удивлённый вопрос отца, – Знакомый? Пожилой человек, помедлив, как будто нехотя выпростал одну из рук из капкана своих коленей, и медленно протянул её за телефоном. Рашаду показалось, что ему не очень хочется начинать разговор с отцом – что и говорить, Ашраф киши отличался крутым нравом и даже его друзья и коллеги, много лет работавшие бок о бок в министерстве внутренних дел, общаясь с ним, разговаривали уважительно - подобострастно. Наконец, словно набравшись смелости, гость произнёс: - Салам, Ашраф мюаллим. Рашад стоял, опершись задом о столешницу кухонных шкафов, и пил свой сок. Голоса отца он не слышал, а мог лишь догадываться о том, что тот отвечал собеседнику. - Это я, Фикрят киши, - последовала пауза. Отец наверняка спросил, какой Фикрят, да ещё к тому же кишИ (мужчина). Слишком многих, считавших себя мужчинами, Ашраф смешал с грязью, растоптав их жизни, вынудив потерять всё: должности, деньги, семьи, здоровье, а иногда и самую жизнь. Рашад усмехнулся – какой-то замухрышка называясь отцу говорит о себе – киши. - Я, тот самый маклер Фикрят, который познакомил тебя с хозяином этой квартиры, - Ашраф видимо спросил, что из этого следует, и как посмел он, несчастный, явиться в дом к его сыну. Рашада поразило, что разговаривая с отцом, маклер обращается к нему на ты. Уже поняв, что зря он впустил к себе в дом этого человека – нагоняй от отца обеспечен, Рашад вынужден был дожидаться конца разговора, чтоб вежливо попросить его ретироваться по тихому. - Ашраф мюаллим, послушай, когда ты обратился ко мне, то пообещал заплатить за то, что я найду квартиру в престижном доме для семьи твоего сына, два процента от цены. - Я не просто нашёл, я ещё убил цену на треть, а ты, Ашраф, мне даже не позвонил и не сказал, что купил её – потом мои звонки игнорировал, - он сделал паузу. По тому, как темнело его лицо, стало ясно, что ничего позитивного для себя от Ашрафа киши, он не услышал. Пожилой человек, было, пытался вставлять то или иное слово, - но бас из телефонной трубки звучал почти непрерывно. Наконец он улучил момент - Что это за разговор - ничего не сделал, только показал, - Рашад аж поперхнулся от такой наглости, но Фикрет киши, всё более распаляясь, продолжал свой наезд – уму непостижимо - на его всесильного отца, – ты обещал Ашраф мюаллим, если ты мужик - держи слово, - после этой фразы Рашад поставил бокал на стол и приготовился отобрать трубку у возбуждённого маклера. Но в ней снова зарокотал голос Ашрафа, перешедшего на крик - была слышна фраза, – Рядд ол ордан, бядбах (убирайся оттуда несчастный) Фикрят попытался перевести разговор в другое русло - У меня сын в аварию попал, он уже полгода как в коме; нужна срочная операция, я рассчитывал на эти деньги, - почти захлёбываясь от крика, маклер пытался воззвать к отцовским чувствам Ашрафа, а затем, словно налетев на стену и разом успокоившись, произнёс, - богазында галсын, (в горле пусть останется - подавись) Ашраф, - резко встал и бросил трубку в руки Рашада. Понимая, что ничего хорошего сейчас не услышит, Рашад поднёс её к уху. - Да, папа, - и вынужден был отодвинуть телефон от себя, чтоб звук отцовского голоса оглушил его. - Ты зачем всяких джындыров (рвань) за порог впускаешь. Немедленно выброси его, или я сейчас наряд на квартиру пришлю, - кричал Ашраф киши, - сын у него, видите ли, в аварию попал – плевал я на его сына, на всю его семью, джындыр оглу джындыр (рвань сын рвани), так и передай ему. - Хорошо, папа, не нервничай, сейчас я его выгоню, - пока Рашад говорил с отцом, Фикрят киши снова опустился на табурет, и закрыв ладонями лицо, раскачивался взад-вперёд. Услышав последнее – выгоню, он медленно поднялся. Рашад, дав отбой, бросил трубку на стол и подошёл к маклеру вплотную. - Давай, как тебя там, джындыр оглу джындыр, проваливай по-хорошему, - он схватил его за плечо и начал подталкивать пожилого человека к выходу с кухни. Тот отступал пятясь, не желая поворачиваться спиной. - Харам, олсун сизя (пусть не пойдёт впрок) Будь проклят твой отец, будь проклят ты, будь прокляты все твои дети, которые будут жить в этом доме, - с лицом перекошенным от страдания и гнева, Фикрет киши выкрикивал проклятья, глядя на Рашада снизу вверх. Схватив мужика за шею, Рашад развернул и почти понёс его в сторону входной двери. - Ограш, ограш баласы, (рогоносец, сын рогоносца) - продолжал кричать маклер, – не стерпев оскорбления, Рашад стал искать, обо что бы ударить наглеца, только так, чтоб не запачкать кровью обстановку. Но в следующий момент произошло то, чего он никак не ожидал. Непонятно каким образом Фикрет киши выскользнул из недружественных объятий малоопытного работника прокуратуры, и резким движением вывернул ему руку, заломив запястье. Впечатав хозяина квартиры в стену, словно стальным обручем, сдавил ему пальцами горло, а затем, не давая опомниться, схватил длинную металлическую ложку для обуви, ударом разбил Рашаду губы, и, вынудив открыть рот, обдирая нёбо, всунул её почти до гортани. Это окончательно парализовало парню волю, вызвав у него рвотные позывы. - Что ограшёныш, пропало желание меня вытолкнуть? – Фикрет киши дышит тяжело, его лицо из серого сделалось пунцовым, - это тебе не оттраханную тёлку домой провожать. - Пока я в Афганистане и в Карабахе кровь проливал, твой ограш отец на горе людском капиталы наживал, - он слегка развернул рожок и хозяин квартиры вынужден был максимально широко открыть рот – его зубы уже стучали об металл - кислое и липкое лилось в горло – Рашад почти задыхался. - Дёрнешься, ограш баласы, можешь себе сразу на обе челюсти протезы заказывать, - колючим, злым взглядом Фикрят смотрит в выкатившиеся из орбит от ужаса и боли глаза Рашада - парень почувствовал, как по его ногам полилось. - Что, обоссался? – он усмехнулся, - правильно говорят – не буди лиха, пока оно тихо, - Фикрет киши говорит негромко – почти шепчет. - Я знаю, что твой ограш папаша этого так не оставит, но мне всё равно, всё равно сидеть… - Убить бы тебя сейчас, да грех на душу брать не хочу. Деньги в доме есть? - он чуть ослабил хватку, давая возможность Рашаду двигаться, тот утвердительно кивнул. - Десять штук есть? – тот кивнул снова. - Так вот, запомни, сучонок, я плевал на ваши харамные деньги, на эти кровавые деньги – затолкай всю пачку своему папаше в глотку, или себе в жопу засунь. Рашад смотрел с надеждой в почти чёрные, ничего не выражающие, похожие на маленькие пуговицы зрачки своего мучителя. Ему на мгновение показалось, что обиженный ими маклер уже выпустил пар, и что после этой тирады экзекуция закончится, но в глазах Фикрята киши пламя ненависти полыхнуло с новой силой. - Передавай привет своему ограшу отцу - подонок, - он максимально вертикально развернул рожок, ломая Рашаду зубы, после чего со звоном бросив железяку в угол, отпустил парня – тот, мыча от боли и харкая кровью, сполз по стене на пол в лужу собственной мочи. - Мне не нужны ваши проклятые деньги, - сев перед сотрясающимся от рыданий Рашадом на корточки, чётко произнёс Фикрет киши, - ты понял, ограш баласы? Скажи спасибо, что я не душегуб, как твой отец, - встав, пожилой человек спокойно, используя указательные пальцы вместо рожка, одел свои стоптанные на каблуках туфли и, грохнув на прощание тяжеленной сейфовой дверью, вышел из квартиры. Эхо от удара, звонки разрывающегося на кухне телефона, страшная боль от оголённых нервов, поломанных и выбитых зубов, унижение последних минут, расплющившее его сознание – всё смешалось и взорвалось в мозгу Рашада, перечеркнув его предыдущую жизнь. *** Тем же днём ближе к вечеру в кабинет завотделением нейрохирургии негромко постучали. - Войдите, сказал доктор Ханлар. - Салам, доктор, - в комнату зашёл пожилой, невысокий, худощавый человек, - вот пришёл спросить, как чувствует себя мой сын? - сев, он спрятал руки между коленями. Доктор Ханлар тяжёлым взглядом посмотрел на вошедшего. - Подожди отец, я сейчас, - взяв мобильный, он вышел в коридор. Набирая номер, отошёл от своей двери метров на десять. - Зейнаб ханум, здравствуйте, это доктор говорит. - Да-да, это доктор Ханлар. - Зейнаб ханум, я очень сопереживаю вашему горю, но уже два месяца прошло, как ваш сын умер, а ваш муж опять пришёл ко мне и справляется о его здоровье. - Пожалуйста, приезжайте, заберите его, и настоятельно рекомендую, обратитесь к психиатру, а то это может плохо кончиться. Достав сигарету, заведующий отделением выслушивал причитания супруги Фикрята киши. Вздохнув сказал: - Он, как обычно, у меня в кабинете. Приезжайте, жду, - дав отбой, доктор некоторое время молча курил, глядя в окно. |
Котёнок
Евгений Шаталов Он родился, громко пища. Мама его вылизала, как вылизала и ещё троих его сестер и братьев. Попил молока и преспокойно заснул, окружившись такими же сытыми и нагладко заутюженными родичами. Проснулся, попищал, снова поел, снова заснул. Время прошло и пришло время открывать глазки. Открыв, начал всё рассматривать, интересно же. И коробку с куском половой тряпки на дне, и странные маленькие пушистые комочки рядом с собой, и большой пушистый комочек, лежащий с довольной мордой и время от времени заботливо трогающий этой мордой маленькие комки и его самого. Видел он и невероятно больших, по сравнению с собой, людей, ходивших в разные стороны, кричащих что-то совершенно непонятное и оттого несуразное. Иногда они останавливались возле коробки и трогали своими длинными руками всех кто в ней находился. При этом широко улыбаясь и чему-то радуясь. Видел он и как эти руки подняли его над коробкой, и не обращая внимания на громкие возгласы большого комочка, понесли куда-то. Сначала это была длинная узкая комната, за ней потянулась змейкой лестничная площадка. Затем уличный ветерок встретил его, крепко дунув в носик. Следующее, что он увидел – был зеленый куст. Туда руки и положили его – совсем ещё маленький, неокрепший, пищащий комочек. Так он пролежал сутки, дрожа и всё тише, но, все же стараясь, взывающе пищал в надежде. Когда он понял, что зря теряет и время и силы, решил обойти куст вокруг. Сделав несколько кругов и убедившись, что никого из теплых коробочных комочков поблизости нет, вернулся на то место, на которое его положили. И в эту минуту всё стало ему ясно, он всё понял. Хотел было заплакать, но помешал резко дунувший ветерок. И с этого момента он осознал, что нет у него ни братьев, ни сестер, ни большого теплого комочка, ни коробки с тряпкой. Никого. Он один. И свою жизнь будет строить сам. Обида затаилась в маленькой котёночьей душе. Спустя время, уже взрослый кот, воспитав в себе твёрдый характер, был лидером во дворе и подвале. Коты слушались, а кошки гордились дружбой с ним. Всех своих детей он воспитывал самостоятельно, не доверяя это важное дело матерям. А однажды ночью, взобравшись по пожарной лестнице на третий этаж и прыгнув в форточку, он очутился в той самой квартире, в которой родился. Интуитивно идя из комнаты в комнату, тихо пробираясь, чтобы не разбудить других котов, да ещё, как потом оказалось, и небольшую собаку, он дошел до спальни хозяев. Мужчина и женщина, муж и жена, мирно спали лежа на правом боку, прижавшись друг к другу. В ногах у них спал рыжий спаниель. Мужчина тяжело дышал, похрипывая время от времени. Сердечная астма, необъяснимо неожиданно начавшаяся, мучила его уже три года. Ни один врач не мог объяснить причину появления недуга, так же как и ни у одного врача не получалось хоть как-то вылечить или притупить болезнь. Приступы были частыми и продолжались мучительно долго, особенно ночью. Поэтому о спокойном сне мужа заботились оба супруга. Подойдя к кровати, он остановился и присел рядом со свисающей рукой мужчины. Эта рука когда-то бросила его под тот самый куст во дворе. Глядя то на руку, то на затронутое болезнью лицо хозяина, просидел он так несколько часов. О чем в эти моменты думал кот известно одному ему. Подойдя ближе, он лизнул мужчине ладонь, глянул на лицо и, убедившись, что тот не проснулся, прыгнул на кровать, оказавшись возле груди. Кот взглянул на луну в окне и она зелёным отразилась у него в глазах. Он поднял лапу и резко опустил её мужчине на грудь. Тот вздрогнул, но не проснулся. Жена, привыкшая к припадкам мужа, проснулась и безошибочным движением руки включила ночную лампу. Кота в квартире уже не было, он спускаясь по пожарной лестнице, бежал домой. В свой подвал. Увидев, что муж крепко спит, женщина удивилась и чтобы убедиться, что все в порядке прислушалась к его дыханию. Оно было ровным и едва заметным. Лицо у мужа стало спокойным, складка на лбу расслабилась, на губах легкая улыбка. Он был умиротворен. «Ну слава богу, хоть выспится», - подумала женщина и погасив ночник, заснула. Астма больше никогда не мучила его. |
Облака безмолвия
Андрей Днепровский-Безбашенный (Никто не сдерживает человека давать обещания, и никто не обязывает его - их выполнять…) так сказал кто-то из великих… Сашка Дубокрай причислял себя к семейству членистоногих, хотя реально такого деления, приемлемо к человеку, в зоологии просто не существует. Это когда человек живёт по принципу - куда член, туда и ноги. И это было именно так - хотя и выглядело немножко не красиво и грубовато. Сашка был одни из тех, кто запросто срывал двери с петель в женских сердцах. В этом плане, он был с пулей в голове. Тут он был льстецом, певцом и подлецом, часто говоря своей очередной подруге. - Мои паруса поймали ветер твоей души…. И от таких слов многие женщины просто таяли в его объятиях, и сразу же ему открывались. А Сашка после радостный и довольный долго ходил как фея. Но нет, совсем плохим человеком - он не был. Он был просто пока ещё не женатым. Бытует такое мнение, что по молодости лет ещё до женитьбы в этом совсем нет ничего плохого и предрассудительного… - Сашь, а почему ты на мне не женишься? - иногда спрашивала его какая-нибудь из очередных подруг. - Видишь ли, в чем тут дело дорогая, ведь брак - это очень тонкое дело, и, наверное, не очень хорошее, ты же сама понимаешь…. - хорошее, таким словом не назовут. Представляешь себе, какая это большая для человека ответственность? Тут надо ко всему подходить очень чутко, это не вам женщинам, лишь бы замуж выскочить, а после, хоть трава не расти и солнце не вставай. Здесь всё сравнить и попробовать надо, а как не на той женишься, что тогда получится? И как тогда быть и что делать…? Ведь как нас учили великие классики - всё познаётся в сравнении, и торопиться здесь никак нельзя. Ведь спешка в таких делах, это просто преступление - нежно шептал он на ушко очередной своей подруге, целуя её…. и не только в шейку. - А не замучился ли ты сравнивать мой дорогой, не устал ли? Как я тебе? А? Самая лучшая…? - надолго бывало, затягивался их диалог. И Сашка после такого разговора старался с такой девушкой больше не встречаться, он совсем не хотел, что бы ему на шею бросили аркан и повесили хомут раньше времени. Он был видный, красивый и центровой парень, и многие девчонки о нём просто мечтали. Когда, засыпая во сне, а когда и вообще всю ночь на пролёт, не спали… Наверное, для девушки это очень важный и тяжелый период в жизни, когда она выходит замуж. И вполне возможно, что в этот период у них много волнений и переживаний. Но как-то раз Сашка Дубокрай проснулся ранним летним утром, открыл глаза и увидел свою жизнь по-новому и как бы чуть, чуть по-другому. Возможно, он стал просто взрослеть. Как-то поменялось у него восприятие окружающего мира, и он стал более ответственным, что ли… Наступил новый день, а новый день в жизнь каждого человека всегда нёсёт что-то новое. В этот раз ему встретился новый человек, а с новым человеком – первое время всегда особенно интересно… Этим новым человеком для него оказалась его судьба, с красивым именем Инга. Они познакомились чисто случайно, прямо на улице. Завязался разговор, и Инга с Сашей сразу же понравились друг другу. Они сначала долго прогулялись по парку, не много устали, и, в конце концов, их приютило уютное кафе, где Инга поведала Саше, про свою былую и не удавшуюся любовь, об которую она сломала себе крылья. Инга вовсе не была упёртой феминисткой и после не долгих раздумий согласилась зайти к своему новому другу в гости, благо тот жил один. Им обоюдно вдруг захотелось сделать парный забег по безлюдной дороге…. В общем, Инга открыла Саше в сердце двери… Их губы разделяли миллиметры, но его новая подруг, подлая - его жестоко мучила. Она очень хорошо умела это делать…. хотя и сама уже не могла сдержаться, но, однако держалась, как настоящая внучка боевого офицера, ведь её дедушка был военный, и знал толк в выдержке. Он всегда говорил, что выдержка - это самое главное в любом деле, а особенно, в женском… Но вот наступил тот момент, когда у Инги… выдержка кончилась…. Для них всё было - в первый раз, пылко, ярко и жестоко. Теперь у них так происходило всё время в минуты их безумных и безудержных встреч, когда с начала из одежды летело что куда, а потом…. А потом было впрочем, то же не менее интересно… В Инге определённо было спрятано что-то такое особенное, озорное, задорное, скрытное, бурное, и где-то даже чуть, чуть космическое…. Она вела себя каждый раз, как будто это была их последняя встреча. И Александр понял, что это и есть, та самая - его судьба. Они вскоре поженились и у них, всё было хорошо. Хотя нет, хорошо, это не совсем то слово, у них всё было просто прекрасно, и так счастливо и красиво…. о чем даже в самых сладких мечтах не могут, не то, что бы себе представить, а допустить многие женщины… Сашка никогда не мог дождаться конца рабочего дня. - Ах ты Злодей Злодеевич? Ты меня просто уморил! Я скоро уже ходить не смогу! – бывало, заразительно хохотала Инга, а Сашка ей отвечал. - Ничего моя любимая, если ты не сможешь ходить, то я буду носить тебя на руках! А теперь давай басеньки, моя девочка, моя женушка. Пусть у тебя будут интересные сны, а с интересными снами жить ещё интересней… Прошло уже много времени, а у них всё было также по прежнему, за всё это время они не разу не сорились и не ругались, у них не было ни одного косого взгляда или же просто тени сомнения для повода недоверия. Они говорили и клялись, что будут любить друг друга, не взирая ни на что, до самого конца, до самой гробовой доски, что бы с ними не случилось. И если же кому-то из них придется, друг друга пережить, то всё равно они будут хранить свою верность. И самое главное, что они в это верили, засыпая с этими мыслями под шум листвы, дождя, или ветра, и так было каждый вечер, и каждый вечер был для них вечностью… А до гробовой доски оставалось совсем не так уж и много. Саша и Ингой никогда не позволяли говорить друг другу. - Почему у тебя такой напряженный голос? Даже тогда, когда тот таким мог казаться. Они сильно ценили свою любовь, так сильно, что простому разуму это было совсем неподвластно и уму непостижимо…. Они глупые и наивные думали и полагали, что всё это может продолжаться вечно, воспринимая всё так, как есть, как будто бы за этим счастливым днём им будет гарантированный следующий день. А может быть, так оно и должно быть…? Но почему-то судьба вносит свои коррективы именно тогда, когда их совсем никто не ждёт. Но вдруг, как часто встречается это вдруг, наступившие перемены оказались с родни кому снега попавшему за шиворот. А тем временем, там высоко, высоко за облаками, высокие силы повелевающие жизнью стали крепко задумываться над людским бытиём. За долгие времена существования мира на верху особых перемен давно уже не было, и так называемый чиновничий и бюрократический небесный аппарат стал приходить в негодность…. Нужно было срочно проводить реформы. Идея реформации была, но вот механизма претворения реформы в жизнь пока ещё не было. Проблема заключалась в том, что слишком много хороших людей стало помирать рано, а на земле оставались жить большей частью пьяницы, взяточники, и прочие не хорошие элементы. Рай был забит до отказа, с местами там уже начались большие проблемы, ну а об аде так и вообще разговора никакого не было, туда очень редко кто заглядывал. В общем – на небесах срочно нужны были серьёзные перемены. Всевышний ударил громом небесным, метнул молнию… - Так дальше дело не пойдёт! До каких пор всё это будет продолжаться!!? – кричал он на своих подчинённых, требуя воплощения своей реформации в жизнь. Те согласно ему кивали и клялись, что обязательно приложат все усилия для осуществления его планов. Сашка, возвращался с работы домой. Он стоял на троллейбусной остановке и ждал троллейбуса. Накрапывал мелкий дождичек. Он уже представлял себе увидеть глаза Инги, и как она радостно бросится ему на шею…. Но тут прямо под колёса быстро подходящего троллейбуса выбежал ребёнок, были какие-то мгновения, и Сашка даже не успел ни о чем подумать. Он схватил этого непутёвого малыша прямо под колёсами троллейбуса, и в самый последний момент понял, что вместе с ним отскочить уже не успеет…. с силой вытолкнул малыша в толпу остановки… Инга долго его ждала в этот трагический и злополучный вечер. Она много раз разогревала ужин, потом расстелила постель, но до утра так и не заснула и совсем не видела никаких интересных снов… Нет, в её голове не было мыслей, что он остался у любовницы и прейдет рано утром и будет весь помятый врать и оправдываться, нет, она такой мысли даже не допускала, но одновременно и не находила ответы на свои вопросы. Она была в полном неведении и непонимании, совершенно ничего не зная. Она просто ждала мужа. Женское сердце её не обманывало, она нутром чувствовала, что что-то случилось… А утром громом небесным раздался телефонный звонок, и сухой милицейский голос поведал таким же сухим и протокольным повествованием, что её муж, гражданин Александр Владимирович Дубокрай трагически и геройски погиб, спасая ребёнка, потом была долгая пауза…. с предложением приехать в морг на опознание. И ни какими словами не возможно передать то, как сорвалась душа Инги, как она билась, ревела и рыдала, разрывая подушку, до последнего не веря в то, что это могло случиться именно с ним, с её Сашкой, с её любимым мужем. Она тогда чуть не сбежала с ума. Она не верила, что он ушел со сцены жизни. Слёзы её душили и капали… А дальше для Инги началась просто какая-то мистика. Её долго "таскали" по разным моргам на опознания похожих трупов, но её покойного мужа среди них твёрдо не было. - А где же, мой Сашенька…? - в очередной раз спрашивала она разных судебно-медицинский экспертов и прочих работников конечной остановки жизни, стоя перед ними в черном платке. От которых возможно и открывались ворота в тот, ещё не ведомый для неё далёкий и потусторонний мир. Но те только разводили руками, держа на изготовку пузырьки с валидолом и нашатырным спиртом. По одним документам её мужа отвезли в этот морг, но там его тела не было, по другим в другой, но там его тела то же не было. И так продолжалось почти пол года. В конце концов, ей выдали справку о том, что труп её бывшего мужа…. пропал без вести в неизвестном направлении. Хоть такое и редко, но всё же бывает. Но тут Инге не повезло и во второй раз. Видать всё время не бывает хорошо. А когда долго хорошо, то того и гляди - потом будет плохо. Наверное, не зря говорят, не там хорошо, где хорошо, а там хорошо, где нам хорошо… Время шло, неумолимо залечивая раны своим быстрым движением. И раны на сердце Инги то же стали потихоньку зарубцовываться. Она всё реже и реже надевала черный траурный платок, а её подруги и родители всё чаще и чаще своими разговорами и убеждениями пытались возвратить её в мир реальности, в тот мир, где жизнь ещё продолжается…. На каком то этапе, она даже хотела покончить с собой, но не смогла, видать это было не так-то просто, да и нужно ли это было…? Удержал видать её голос разума? Остановил. Спас. Может быть, на данный момент - это было и к лучшему? А бурная река жизни продолжала мчаться вперёд вместе со своим неумолимым временем, стирая и сметая всё на своём стремительном пути, всё, вместе с воспоминаниями, которыми, казалось бы, и нужно жить человеку дальше…. Настоящее захлёстывало прошлое, каждый раз оставляя прошлому места в памяти всё меньше и меньше… Инге даже не представилось возможным похоронить своего любимого, нигде не было его могилы, не было того места, куда бы она могла прийти и посидеть, поскорбить и поплакать…. Ведь труп её мужа - пропал без вести… А как-то раз, выходя в магазин за продуктами, она вдруг увидела своего Сашку. Он был в том же самом, в чем и ушел в последний раз на работу, в тот самый последний и злополучный день. Он тогда так пристально посмотрел на неё… Инга тогда подумала, что это ей показалось, но оказалось, что нет, она на самом деле его видела. На самом же деле, это были первые попытки экспериментов по возвращению с того света. Сашка стоял на остановке и махал ей рукой. Инга не поверила своим глазам, она бросилась к нему через дорогу на красный свет, чуть не угодив под машину, но тут подошел троллейбус и забрал всех стоящих на остановке…. - Может быть, я умом начала трогаться? Спрашивала себя Инга. Но нет. Через неделю ей позвонила соседка, и сказала, что она то же видела Сашу, как наяву, он сидел почти до утра под окнами нашего дома…. Это был он, ей богу, как вылитый, я то уж было дело, подумала, что нашелся, и не стала к тебе в душу лезть с разными расспросами. Потом Инга видела его ещё несколько раз, в той же самой одежде. Но, правда, чаще во сне. Но несколько раз и на улице, она бежала за ним и догоняла, и только собиралась схватить за руку, и уже было, дотрагивалась, но там была только холодная пустота…. Он исчезал, растворялся, расплывался, как будто его не было… - Да что же это со мной происходит? - по долгу собиралась мыслями Инга, каждый раз смотря на фотографию мужа перед сном, точнее, очередной бессонной ночью. Что это, играет его душа со мной, что ли…? Но настало время, когда и эти видения стали исчезать, и постепенно почти исчезли. А потом настало другое время, когда Инге стали твердить её родители и подруги, всё чаще и настойчивей, что надо ей жить дальше полной жизнью, не век же ей одной коротать…? И вот подвернулся ей приличный человек, тоже вдовец, и решили они пожениться. Только не было в Инге уже того запала, того задора, не было той прежней страсти, и ещё она всё время путала имя своего нового жениха, что его сильно злило и раздражало. Но всё равно, по настоянию жениха они решили сыграть свадьбу. А тело её бывшего мужа вместе с душей тогда сразу же угодило в этакую прострацию, особым, таким образом, в виде, если можно так сказать - исключения. По этому то и была вся эта путаница в моргах вместе с милицейскими сводками… Там, высоко, высоко на небесах уже начались первые попытки реформ, там завеяло лёгенькой такой революцией. Были подведены итоги и принято решение, что хорошим людям надо продлять жизнь, но механизм этого продления находился только в стадии разработки. А делалось это для того, что бы хорошие люди дольше жили и больше старались совершать хороших поступков, нежели плохих, и за спасённую жизнь, свыше решили давать жизнь и спасателю. Кому-то там был страшный суд, кому что, а вот ему, Сашке Дубокраю выпало первому продление жизни, в качестве, так сказать эксперимента вопреки всем понятиям небесной реальности. Там тоже, наверное, решили жить по-новому. Не поднялась рука у всевышних работников забрать его к себе за чистую жизнь…. и за такую же чистую и благородную смерть. Ведь ничего плохого он не сделал, и даже те подруги, что были у него до Инги, то же вспоминали его хорошо, и ведь ещё как хорошо! Если бы он убил там кого, или же ещё что-нибудь плохое сделал? Ведь нет! Никого не убил и ничего не украл! Была лишь одна любовь… На небесах уже пробовали много раз, открутить все эти события назад, обратно, да вот устоявшийся практики пока ещё не было. Такая попытка там была впервые. И судя по всему - такое понятие, как совесть, там то же присутствовало и имело место, уж больно сильно тогда за него заступались ангелы. И повис таким образом…. Александр в «воздухе». - Ну не можем мы тебя забрать, любого бы с этой самой остановки забрали, любого. Их всех есть за что - а тебя нет.… Никто ведь из них тогда не бросился спасать ребёнка, никто, - все просто стояли и смотрели - доносился до Сашки голос с небес, который мог слышать только он… И не в реальную жизнь теперь ему пути не было, и ни в какую другую. Он пытался, было, и сам обратно вернуться, да всё опять без толку. Душа то у него была на земле, а вот с телом получались проблемы, не материализовывалось его тело до конца, не принимало нужную плотность и твёрдость. А соседка тогда его и вправду его под окнами видела, и на остановке тогда то же он стоял. И букеты с цветами, Инга сколько раз у порога своей квартиры находила. Она чувствовала, что это только он, Сашка мог такие букеты подбирать и дарить. Это были большие красивые свежие бардовые розы, с необорванными снизу бутона лепестками. А пока он так и остался болтаться между небом и землёй…. По воле и рассуждению наивысшего суда, где нет, ни обвинителей, ни прокуроров, ни адвокатов…. Но, увы, его любимая Инга об этом не знала, и сказать ей об этом было некому… Была свадьба, гости уже начали кричать «Горько!», жених с невестой уже было встали, развернулись друг к другу, и их губы уже почти ничего не разделяло…. Как в дверь квартиры раздался такой резкий и пронизывающий душу звонок. Он был какой-то очень противный и неожиданный, гости разом вздрогнули. Их всех как током ударило. Этот звонок их парализовал, всех и вся…. как реклама по телевизору в самый интересном месте сериала, как снег на голову, как неожиданный и внезапный выстрел. Дверь открыла свидетельница Инги, поспешив через расступающихся гостей. На пороге молча стоял Сашка…. Тот самый Сашка Дубокрай, он был в том самом, в чем и ушел тогда на работу… На что большая часть гостей со стороны невесты с ликованием встала, а со стороны жениха наоборот - пока ещё сидела, оставаясь в полном недоумении и непонимании… Сашка вошел гордо, он был почти уже в полной реальности, он был твёрдо уверен в своём будущем, он был готов простить и понять Ингу, ведь она была пока что ещё…. его жена…. От увиденного жениха вдруг перекосила и стала всего выворачивать на изнанку не то страшная улыбка, не то гримаса…? И он тут же стервозно выпалил, прямо у всех на глазах. - А! Не ржавеет старая любовь!? И старушка свекровь в такт ему запричитала своим тоненьким голоском, да так надрывно, прямо как перед смертью. - Ты нас всех обманула, стерва, вон он твой любимый, явился, не запылился! Ты нам всё врала, на деньги позарилась?! Тут началась паника. Старый друг Сашки, хоть и был на свадьбе в кручине, но такого он никак не ожидал. Находясь под «градусом» сразу же дал в морду жениху, от желания чего давно уж весь сгорал. Жених ушел в нокаут, падая, он, схватился за шторы и завалил их на себя вместе с гардиной, а от удара тяжелой гардиной ему досталось ещё больше. А Инга от всего увиденного поплыла и рухнула в обморок… Происходи бы всё это в какой-нибудь другом измерении, будь бы на небесах отработан четкий механизм возврата, может быть, ничего подобного бы, и не было, не пришел бы Сашка на эту свадьбу. Но он пришел, он сейчас просто не мог на неё не прийти. Он пришел на неё, что бы посмотреть, как его обманула Инга, ведь она должна была до последнего верить их клятве. - …До самой гробовой доски, как бы там чего не случилось…. ведь эта клятва для Сашки была теперь написана кровью, и ему стало до такой степени обидно, что по-другому он поступить просто никак не уже мог. Он всё время жалел Ингу и до последнего надеялся, вернуться в реальную жизнь… Он так хотел, что бы его ждали и помнили. Может быть, он сам где-то и подставил Ингу своим неожиданным визитом, но Инга его подставила ещё больше…. И последние надежды Сашки на новую реальную жизнь – рухнули, и, загремев огромным горным обвалом, большие камни катились с горы, гремели и всё рушили… Невеста очнулась…. - Да что же это ты делаешь то? Вдруг зашикали на него гости со стороны жениха, они на него не просто зашикали, они на него змеями зашипели… - Ты зачем пришел?!!! - очнувшись, кричала и билась Инга в истерике. - Зачем?!! Где ты был так долго, ведь я же тебя ждала?!! Я всё это время помнила о тебе!!! - от этих слов очухавшегося жениха перекосило ещё больше… - Уходи!!! Уходи туда, откуда ты пришел!!! Уходи, раз ты покойник, и не мешай нам живым жить дальше!… - А я ведь ещё не покойник, я - пока ещё просто без вести пропавший… - пытался, было оправдаться перед Ингой и перед гостями Сашка… И Сашка понял, что тот его благородный поступок совсем никому не нужен, кроме этого малыша. - Как жалко, как же мне вас всех жалко, и какие же вы все сволочи…? - тяжело про себя думал он. - Да идите вы все на…! - вдруг вырвалось у него в сердцах… Он молча налил себе полный стакан водки, а потом, постояв не много…. махнул его весь до донышка. Душа его, отделяясь от тела, сначала закружилась в воздухе, над всем этим паскудным торжеством, потом малость полетала, повеяла в воздухе, обдав гостей своим могильным холодом, и стала потихоньку торжественно подниматься ввысь…. И на этот раз, уже безвозвратно…. А его тело стало таять, растворяться и исчезать. Стакан тот упал и разбился, на меленькие такие, и совсем малюсенькие кусочки и осколочки, которые ранили черствые сердца. - Постой душа, моя постой, я за тобой, я за тобой…. - и это было последнее, что четко и явно услышали все гости… - На счастье! - опять раздался тот самый, противный и визгливый голос свекрови, вдруг так быстро отошедшей от всего происходящего. Но Инга уже начала понимать, что никакого счастья ей на этом свете уже не будет, и ей расхотелось сейчас жить. Она снова упала в обморок, и как не пытались спасти её гости, она умерла ещё до приезда скорой. Тело её по прошествию времени то же стало медленно таять и расплываться… А гости стояли в недоумении. И тут откуда-то сверху, с огромной высоты, с небес, вдруг надсадным набатом рванул воздух тяжелый медный колокол… Земля вся вздрогнула и загудела, зарезонировала, отдавая крупной вибрацией…. от этого страшного и неистового колокольного звона… Их души встретились, там, высоко, высоко на небе, и поплыли над землёй, став двумя безмолвными красивыми облаками… Как-нибудь, в облачную погоду, оторвитесь на мгновение от своих дел и мирских забот, и обратите свой взор к небу…. Может быть, вам удастся увидеть два облака…. Вы их сразу же узнаете…. Это души Инги и Александра, они всё время будут вместе парить над планетой…. Двумя красивыми кучевыми облаками…. Теми самыми облаками - облаками безмолвия… Может быть, вы задумаетесь, что когда-нибудь и в вашей жизни пройдёт всё, и плохое и хорошее…. и позавидуете их жизни, и их любви… |
Сто баксовАнна Эккель
До весеннего женского праздника оставалось всего несколько дней. Настроение у всех было соответственно приподнятое. Вот только, пожалуй, Татьяна Ивановна, старая и больная женщина, одиноко проживающая в крохотной комнатке большой коммуналки в Центре города, не радовалась приближению Весны. Как-то она не рассчитала в этом месяце и не уложилась в свою маленькую пенсию. Вероятно, неожиданная квитанция за оплату коммунальных услуг очень подорвала скромный бюджет старушки. Тем более что она была напечатана на угрожающе розового цвета бланке, а это значит, что долговая.Татьяна Ивановна видела по телевизору, как после получения такого извещения через очень короткое время приезжают злые люди в форме и выселяют должников на окраину в страшные дома, где живут одни алкоголики и наркоманы. Их, алкоголиков, она не боялась, сколько перевидала на своём веку,живя более пятидесяти лет в одной и той же коммунальной квартире. Она боялась стыда. Бедная старая женщина не могла найти себе места от волнения. Что делать? И наконец-то все-таки решилась. Раньше, когда ещё не гоняла милиция, она имела свой маленький «бизнес», продавала связанные ею кружевные салфеточки в подземном переходе. Стояла в длинной шеренге стихийных разнокалиберных продавцов. Из местных, то есть москвичек, она была одна, остальные «коробейники» все приезжие, но это был сплочённый интернациональный коллектив. Дружили, помогали друг другу выживать, имели своих «смотрящих», которые стоя наверху на улице, отслеживали приближение милицейского патруля и давали знать торгующим внизу, что пора «делать ноги», и все рассыпались в разные стороны словно горох, растворялись среди толпы. Татьяна Ивановна гордилась, что за всё время торговли не была ни разу поймана. Товару мало, несколько салфеточек, она ловко и быстро прятала их у себя под старым пальто. И взяв в руки видавшие виды авоську, вливалась в поток прохожих. Честно говоря, эти салфетки никому не нужны были. Но люди стыдились такой нищенской жизни старой женщины, которая не могла допустить и мысли просто просить милостыню. Она пыталась «заработать» деньги доступным ей способом. Сердобольные люди делали вид, что покупают эти трогательные изделия, а в действительности просто подавали милостыню. Цену мастерица назначала очень скромную и всячески пресекала попытки покупателей не брать сдачу. Несколько лет назад, перед самым Рождеством, шла «бойкая» торговля. Изделия Татьяна Ивановна заготовила заранее и количеством больше зная, что перед праздником всегда торговля хорошая. С самого Нового года, почти без отдыха работала крючком, вывязывая ажур из простых ниток. И в этот день словно почувствовала, что надо взять с собой весь «товар».И действительно, начало было удачным, сразу же продала аж две салфетки, и потом продавцы по цепочке сообщили, что в местном отделении милиции сегодня вечером будет собрание, это означало, что патруль не приедет и их никто «гонять» не будет. Все успокоились, и торговля шла на славу. Вдруг из толпы отделился парень и подошел прямо к Татьяне Ивановне. Окинув её взглядом и, не смотря на товар, спросил: - Сколько стоит? Она назвала цену и дрожащими руками стала расправлять изделие, чтобы показать товар во всей красе, понимая, что парню вряд ли нужна салфетка и он не покупатель. Но, к её удивлению, он осторожно взял накрахмаленное до хруста кружево, спросил: - А ещё есть? - Да, да, - запинаясь, ответила старая женщина. - Сколько штук? - Четыре. - Беру все,- и с этими словами вытащил пятьсот рублей и протянул ей. Татьяна Ивановна, сказала, что у неё не будет такой большой сдачи. - Сдачи не надо. - Что Вы, как можно! Парень улыбнулся – поколение Ангелов, копейки лишней не возьмут, даже стараться и искушать бесполезно. Гранит. Он пошарил по карманам, вытащил завалявшуюся купюру в сто рублей и передал ей. Забрав салфетки, исчез. Татьяна Ивановна, необыкновенно довольная собой, с Рождественской радостью в душе,раньше времени оказалась дома. Ей не терпелось посчитать деньги, которые она выручила за этот день. Такой большой выручки у неё ещё никогда не было! Захватив кошелёк и удобно расположившись за столом,предвкушая радостное занятие, всё никак не могла заставить себя открыть его.Она медлила, оттягивая это уже давно забытое чувство, чувство радости,словно в душе зажглись новогодние огоньки. Наконец, открыв кошелек,вытряхнула всё его небольшое содержимое на стол. Вот кучка скомканных купюр. Она любовно начала, брать по одной банкноте и разглаживая каждую, укладывала в стопочку. Когда все деньги, которые заработала закончились, на столе обнаружилась незнакомая бумажка, аккуратно сложенная в несколько раз. Татьяна Ивановна осторожно развернула её. Она поняла, что это иностранные деньги, но что с ними делать и как они попали к ней? Промучившись,весь вечер, решила, что лучше всего показать денежку соседу Саиду,который занимался торговлей, а он уж точно скажет ей, что это такое. Еле дождавшись, когда Саид вернется с рынка. Вышла в коридор и, отозвав его в сторону, спросила: - Саид, скажи, пожалуйста, что это за деньги? - Соседка, как можно не знать этого? Это - сто баксов. - А это сколько нашими деньгами будет? - Три тысячи, бабуля. У Татьяны Ивановны перехватило дыхание от услышанного. - А что теперь с ними делать-то? Саид посмотрел на неё как на маленького и несмышленого ребенка. -Всё! Что хочешь, то и делай. Хочешь в Сбербанке меняй, хочешь у Саида поменяй. А лучше, мать, скажу тебе, оставь их на «чёрный» день и курс к тому времени вырастет, то есть больше дадут наших денег. Татьяна Ивановна не спала всю ночь. Всё вспоминала, как могли попасть к ней эти «баксы». И поняла, что это тот парень, который купил все салфетки, как-то умудрился сунуть ей эту купюру.Она еле дождалась следующего дня. Решив,что он нечаянно передал ей деньги и сегодня непременно вернется за ними. Татьяна Ивановна ждала его целый месяц и ещё месяц. Когда же поняла, что парень уже не вернётся, она, помолившись, спрятала банкноту за икону, как сказал Саид, на «чёрный» день. Вот, похоже, он и настал этот день. Сильно волнуясь, она пришла в Сберкассу, называя так по старинке Сбербанк. Здесь она бывает каждый месяц, аккуратно оплачивает, присылаемые квитанции и видела в конце зала отгороженное стеклом помещение, где меняют деньги разные люди. Теперь и она должна была подойти и превратить доллары в спасительные и так нужные ей сейчас рубли. Она специально выждала, когда около окошечка никого не стало.Татьяна Ивановна, смущаясь, подошла и, протянув купюру, сказала: - Здравствуйте. Пожалуйста, поменяйте мне доллары на наши деньги. За стеклом сидела приветливая и миловидная девушка. Она подняла глаза и оценивающе посмотрела на старушку. Взяла в руки купюру, посмотрела на неё, потом снова на старушку, и, слегка наклонившись к окошку, тихо, шёпотом сказала: - Бабушка, я, конечно, могу вызвать милицию, но я этого не буду делать. Ваши деньги фальшивые, а за это сажают в тюрьму. У Татьяны Ивановны сильно кольнуло в сердце, она никак не могла подумать,что такое может случится. - Бабуль, ты иди потихонечку отсюда, пока никто не заметил, а я никому не скажу, а баксы уничтожу. - Спасибо, доченька! Спасибо… И на ватных ногах она еле вышла на улицу. Не хватало воздуха. С горем пополам дошла до дома. Не раздеваясь, взяла со стола страшную долговую квитанцию и бессильно опустилась на диван. При закрытии банка Елена, которая работала в обменнике, позвонила своему кавалеру и сказала: - Сегодня гуляем, приглашаю тебя в бар. - У нас же денег нет. - Уже есть,-весело ответила довольная Елена, крутя в руке стодоллорувую купюру старушки. На следующий день соседи по коммуналки нашли Татьяну Ивановну мертвой, сидящей на старом диване и сжимающей в руке розовую долговую квитанцию. На что проворная соседка сказала, показывая на бланк: - Это фальшивка. Кто-то разбросал их по всем почтовым ящикам, в надежде на лохов. |
РазговорАлександр Хмурый
- Помогите!! Помогите, грабят!! Крик резанул по ушам. Я поставил на стол кружку с пивом и выглянул в окно. Через затемнённые стёкла пивной я увидел, как два юнца пытаются вырвать сумочку у женщины. Она крепко держала её. Один из парней не хотел расставаться с потенциальной добычей и, держа сумочку за ремень, кружил вокруг женщины, нанося ей иногда удары ногами и руками. Редкие прохожие не спешили на помощь, и это было понятно. Время сейчас дикое, на ментов надежды нет. Да и у пацанов мог быть нож. И даже что-то посерьёзнее. Женщина упала. Парень ударил её ногой по голове. Второй в это время крутил головой во все стороны. Женщина ослабила хватку, застонала. Парень торжествующе вскрикнул. Нанёс ещё один удар. Женщина выпустила сумочку, тяжело всхлипнула. Парень с гримасой победителя сунул сумочку за пазуху, крикнул женщине ругательство и ударил ещё раз. Женщина всхлипнула и заплакала, распластавщись на асфальте всем телом. В это время я уже стремительно подходил к тому пацану, что стоял на стрёме. Сбив его с ног коротким ударом в затылок, я перенёс своё внимание на второго. Он обернулся на шум, резким движением выхватил из кармана и раскрыл нож-бабочку. Кровь и ненависть хлынула мне в голову. Враг должен быть уничтожен! Даже не среагировав на нож в руке неумелого бойца, я пошёл в атаку. Серия печень-кадык-затылок всегда у меня получалась лучше других. По сопротивлению ударам я понял что пацан весит не более пятидесяти килограмм. Сумочка отлетела в одну сторону, безжизненное тело - в другую. Я всем телом упал на поверженного противника. На ещё не побеждённого врага. - Ну что, ссучёнок!? Ты что же творишь? Ведь женщина тебя родила... Удар лбом в лицо. Парень даже не застонал. Я прыжком поднялся на ноги. Поднял с тротуара второго и резко бросил его тело на металлическую урну. Паренёк вякнул и затих. Помог встать женщине. Отдал ей сумочку. Через десять минут любознательные прохожие, окружившие ристалище и вызвавшие милицию, уже рассказывали приехавшему экипажу, как здоровый мужик расправился с двумя нашалившими детишками. Ещё через десять минут я безуспешно искал глазами потерпевшую. И через пару минут, не найдя её, я, сидя на жёстком сидении патрульного УАЗа, почувствовал на своих руках наручники. - Так... Значит майор. Разведчик. Твою мать!!! Мальчишки на скорой уехали.... Тётку ту, ссуку, не нашли. Ну и что мне прикажешь делать, майор!!? - Делай, что закон велит.... Или совесть. - Совесть!? Значит я должен вспомнить о совести? А ты о ней забыл, когда парнишек гасил? - Я о ней в тот момент думал меньше всего..... Баба жива, а это главное. Это ведь могла быть твоя жена, капитан. Или моя.... - Да, баба жива. А ты вот теперь сядешь. Ты этого хотел? Я закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Напротив меня сидел моего возраста капитан, уставший и злой. В кабинете РОВД было пыльно и душно. - Вот что, майор... Капитан опустил глаза. - .. так я тебя, конечно, отпускать не должен. Но на свой страх и риск.... Иди. Из города никуда, по первой повестке - чтобы как штык! Не подведи меня, майор. Капитан посмотрел мне в глаза. Я отвернулся. - Ну спасибо и на этом.... Я открыл дверь пустой квартиры, прислушался. Нет, никого нет. Жена - на работе в ночную смену, сын - с тёщей в деревне. На улице ночь, друзьям звонить поздно. Вот так.... Буду пить один. Я достал из пакета бутылку водки, сок и две банки шпрот. Разделся, прошёл на кухню. Открыл, налил... - Вот так, брат... Жизнь, оказывается вредная и тяжёлая штука. - А то.... Или ты думал, что родился улыбаться? Так те, счастливые, не на войне кровью и потом захлёбывались.... А иногда и слезами. Они, брат, в дурдоме. Улыбаются и не принимают близко к сердцу наши проблемы. - Эх, мать.... Зачем я тогда живу, зачем я не остался там. С пацанами моими.... - Сопли-то подбери. А накой хрен я тогда твою задницу спасал!? Чтобы ты сейчас червей кормил? Нет уж, хрен тебе, живи! - Так ведь тяжело-то как..... Вон сегодня, чуть пареньков не приговорил.... Жалко их. Слыш, в глаза ему заглянул, а там страх. Как на зверя на меня посмотрел... До сих пор по коже мурашки. - А если было бы не так? Думаешь, у тебя были бы более симпатичные глаза, когда ты смотрел бы с памятника на сына и жену? А? Чего ты голову опустил? Ты вот лучше с этим завязывай! Он постучал пальцами по бутылке. - Сопьёшься и.... Сам-то ладно, а семья? - Я понимаю.... - Да нихрена ты не понимаешь! И там не понимал, на войне! Я устал твою задницу спасать. Пора самому отвечать за себя всегда. - Да пошёл ты! Я скрежетнул зубами. Он улыбнулся. - Ну хотя бы так. - Сволочь ты..... Это ведь ты в Чечне мальчонку придушил... Ну тогда, в разведке.... Не я, ты. Он опять улыбнулся. - А что мне было делать..... Всю группу ложить? А ты тогда сопли распустил, в глазки ему смотрел... Водку жрал потом неделю. Слюнтяй. - Он же человек был!! Понимаешь, человек!!! Знаешь как тяжело убивать тех, кого ты не ненавидишь!!! Знаешь!? Нихрена ты не знаешь! Глаза защипало, по щёке покатилась слеза. Он молчал, волчьим взглядом глядя мне в глаза. Казалось что его взгляд проникал в самую душу. Выжигал там всё адским пламенем, оставлял после себя пепелище. И с этим пепелищем нужно было жить. Жить дальше.... - Молчишь? Вот и молчи.... - А что с тобой разговаривать... Ты пойми меня, главное - не то, кого и как ты убил. Главное - во имя чего. - Ну и во имя чего я сегодня отправил в больницу тех двух гаврошей? - Они могли убить женщину. И тебя....Ты сохранил жизнь. - Сохранить жизнь с помощью причинения смерти?! - Да..... - Но ведь в таком случае я - судья и палач. - Да.... Или ты вибираешь роль жертвы? Воин - это и судья, и палач.... И много кто ещё. Но только не жертва. Иначе он не воин! - Ты мне надоел. Уходи.... Он опять улыбнулся. - Ты без меня не выживешь. - И ладно.... Нахрен такая жизнь. - Скажи это своим родным. Они будут счастливы? - Дурак ты.... - Я знаю, если бы был умным - не спасал бы тебя. - А я тебя просил!? Скажи, просил?? - Ты не поймёшь. Ты милосердный. Он издевательски растянул это слово и улыбнулся. - Это ведь ты жалел и плакал, пил водку и срывал свою злобу на близких. Это ты подставлял себя ради других. Это ты считал, что война не всё спишет . Это ты орал по ночам, когда никто не слышит. Ты и те, такие же, кто остался там. Я думаю, что и ты там погиб, а то, что сейчас тут сидит и пьёт водку.... Это уже нельзя назвать тем Санькой, тем человеком. Это дерьмо, оставшееся после него..... - Значит сегодня там, на улице я был человеком? - Там был я... А ты сидел и пил своё пиво. В тебе осталось только это.... Он снова постучал пальцами по бутылке. - Ну уж нет.... Сейчас я навсегда избавлюсь от тебя. Я схватил чуть недопитую бутылку и саданул ему по башке. - Вот так... Он снова улыбнулся. - Нет, я ошибся. В тебе ещё что-то осталось. Что-то от меня, от зверя. Ты ещё поживёшь. Только не забывай про меня. Но и не зови меня. Сам справляйся. Понял? - Понял.... Только и ты не забывай меня. Я ведь перед тобой в долгу. Скажи, а что будет завтра? - Всё будет нормально. Ты же видел глаза капитана. Он тоже иногда вот так сидит, пьёт и говорит. И плачет.... Он нашей породы. Он уже всё понял и принял решение. Добро никогда не носит белых перчаток. - Скажи, а ты меня не осуждаешь? Может там, тогда осуждал, на войне? Когда я не хотел убивать... Я опустил глаза. - Нет Сань, не осуждаю. Мы можем существовать только вместе. Останешься один - сдохнешь. Останусь я один - тоже долго не проживу. А убивать.... Это, Сань - иногда необходимость. Хоть и очень тяжёлая, не каждому по плечу....Если не ты, то кто? Может, ты хочешь, чтобы это всё пережил твой сын? Я покачал головой. - Или давай пошлём на войну твою жену. Это работа, Сань. Ты её выполнял. И неплохо... Я тебе помогал. Мы справились, брат. И мы живы. И это главное. - Давай выпьем что ли? - Нет уж.... Давай ты пойдёшь в душ. Скоро придёт жена. Опять расстроится....Ведь ты её любишь, и она тебя. Ведь это ради неё, ради родных и близких, мы с тобой прошли всё это и остались сами собой. Так давай и сейчас останемся людьми. А, Сань? И ещё, завязывай ты с этой.... Мать её водкой. Понял?! - Хорошо... Приняв ледяной душ и убравшись на кухне, я сел перед дверью. Мне было тошно и одиноко. Он ушёл.... Мне больше не хотелось его видеть никогда. Но и остаться без него я боялся. Как же быть.... От таких мыслей мне было очень тяжело. Я готов был уже заорать по-звериному. В этот момент замок в двери клацнул - и вошла жена. Скользнув взглядом по квартире, она всё поняла. - Опять пьёшь. Ну-ну. Продолжай в том же духе. - Ко мне друг приходил, армейский. Посидели, поболтали.... - Ну и что он тебе сказал? - Он сказал..... Он сказал, что я больше не буду пить! И что.... И что я тебя люблю... |
Гоночная машинкаВиктор Винчел
Всё не так. Мне плохо. Со всех сторон смотрят чьи-то глаза. Они советуются – как со мной быть? Ощущение тревоги нарастает и нарастает. И уже не так тепло и комфортно здесь, как раньше. Снаружи слышно чьё-то бормотание. Унылое и однообразное, оно вдруг возвышается почти до визга, и тогда к нему присоединяются чьи-то голоса. Звуки нервные, раздражённые… Когда всё успокаивается, я чувствую напротив своей головы тепло. Оно исходит от тени с четырьмя длинными и одним коротким отростком. Сначала я испугался, а потом привык и даже стал ждать её приближения. Это тепло ласкает и греет меня, и в то же время оно не снимает беспокойство, а лишь оттеняет его, отчего в горле собирается тугой комочек. Я кручусь, дергаюсь, пытаясь устроиться поудобнее. Тень напротив головы исчезает, зато снизу ко мне прижимаются не одна, а сразу две тени. Я угреваюсь, снова успокаиваюсь и засыпаю. Однажды я проснулся от страха, словно от резкого толчка. Снаружи что-то происходило. Оно касалось меня. По обрывочности фраз, их необычной жесткости я понял, что решается моя судьба. Мне необходимо видеть, что ТАМ происходит! Делаю невероятное усилие… Вижу мужчину. В его глазах боль, и сожаление, но и непреклонность. Меня тянет к нему, я чувствую, что он – один из них. Но почему так разговаривает с ней? Что это? Он замахнулся? Нет! Я не понял, как получилось, но мне удалось остановить его руку… Я чувствую себя лишним, никому не нужным. Неужели от меня хотят избавиться? Спазм сдавил горло, я стал переворачиваться, вырываться: «Зачем я пришел к ним? Они же меня так хотели? Неужели я ошибся? Пустите меня, пустите! Я уйду, я не хочу с Вами!!!!!!» Прежде чем улететь насовсем, оглядываюсь. Я никогда не видел лица этой женщины. Наверно, она красива. Но сейчас страдание исказило её черты. Золотистые волосы слиплись от пота. Глаза, губы обезображены гримасой страдания. Она что-то выкрикивает мужчине, стоящему около двери. Мужчина всё порывается уйти, но после каждого выкрика возвращается и резко ей отвечает. Внезапно она замерла, прислушиваясь к себе. На её лице отразились ужас, боль, растерянность… Отвернувшись, судорожно опирается рукой о стол, закусив губу. Мужчина постоял у двери и вышел. Женщина лежит на полу навзничь. Она застыла, раскинув руки в неловком изломе. Какое у неё сейчас красивое и спокойное лицо! Мне так хочется быть с ней как можно дольше. Ведь и она звала меня, ждала, просила, чтобы я пришёл к ней. Если я улечу, она так никогда меня и не увидит, останется совсем одна… Может быть, не торопиться? Я остаюсь. …Санки грохочут полозьями по ступенькам. А мне нравится. Я тащу их за собой на длинной веревке. Они переворачиваются с боку на бок, и каждый раз издают новый звук. Жаль, что до второго этажа мало ступенек, а то бы на скрежет и грохот, которые я произвожу, сбежался весь подъезд. Мне нравится, когда на меня все смотрят. Ещё больше нравится, когда ко мне подходят разные дяди. Ещё не глядя на них, я знаю, хороший дядя или плохой. От плохого сразу ухожу. Нет, он, наверно, не понимает, что я ухожу именно от него, плохого. Я уезжаю на паровозике или строю снежную крепость. Или начинаю лепить снежки и бросаться ими в дерево или ворону. В ребятишек я бросать боюсь. А вдруг они повалят меня на бок, и станут катить по снегу? На мне толстая шубка. Собирая меня на прогулку, мама высоко поднимает воротник, и подвязывает ворот пушистым шарфом, так что в круглой меховой шапке я оказываюсь, как в водолазном шлеме… Повалив, ребятишки меня катят, думая, что на меня сейчас налипнет много снега, и я стану снеговиком. При мысли, что мне в нос вставят морковку, а на голову наденут ведро, я начинаю кричать от страха. Собственный крик заводит меня ещё сильнее. Он звучит так жалобно! Мне становится жалко себя, и я плачу навзрыд. Слезы застилают моё лицо. На морозе они застывают и оттягивают кожу на щеках… Ребятишки разбегаются. Иногда на мой крик приходит кто-то из взрослых, ставит меня на ноги, достает из кармана шубки платочек и утирает мне лицо. Я, похлюпав носом, успокаиваюсь. Когда никто не поднимает меня, ревя ревмя, бегу в подъезд, и по пути кричу, что обо всем расскажу маме. Только я знаю, что маме не скажу ничего. Не хочу её расстраивать. Она сейчас очень занята: ей надо сшить какую-то большую вещь, пока я гуляю. Иногда во дворе появляется один хороший дядя. Я тихонько за ним наблюдаю – поворачиваюсь лицом, хочу, чтобы он непременно подошел ко мне, а не к какому-нибудь другому мальчику. Вожу перед ним свой паровозик, надувая губы, издаю громкое «ту-ту-ту-у». Если я ему понравлюсь, он обязательно подойдёт ко мне, спросит что-нибудь. Он всегда спрашивает одно и то же: «Куда ты едешь? Какая тут станция? Какие товары везёшь?» Когда не знаю, что сказать, или отвечать неохота, я ещё громче тутукаю… Мне не вопросы его нужны, мне нравится, когда он смотрит ласково и разговаривает со мной, как со взрослым… Дома я с удивлением обнаружил, что никто не кричит мне, чтобы я грохотал в квартире потише, чтобы обмел снег с валенок и с шубы. Мама всегда кричит мне из комнаты или из кухни, когда занята. А если она уже освободилась, то выскакивает ко мне на мой грохот, всплескивает руками, ощутив мокрые насквозь варежки, тормошит меня, стаскивает всю одежду, потом, когда я остаюсь в вязаном костюмчике, подхватывает меня и несёт в комнату, без конца целуя в холодные румяные щёки. Я бы тыщу раз весь вываливался в снегу, весь бы намокал, только бы мама вот так хватала меня снова и снова… Мама несёт меня в ванную, а из ванной не в комнату, а на кухню. Кухня у нас общая. В ней три стола. Один наш – справа у окна, у двери – бабы Любы, и слева в углу – тети Нюры. Мама усаживает меня на табурет и шепчет на ухо: - Женечка! Сиди тихо, мой хороший! Я сейчас за тобой приду. Тебя ждет сюрприз! Ну конечно! Скоро Новый Год! Все говорят о сюрпризах. Мы с мамой ещё не оставались вдвоём на Новый год. То ходили к кому-то в гости, то к нам приходили врачи из маминой больницы. Мама варила холодец, фаршировала карпа и делала салат «Оливье». Такая вкуснотища! Но покушаешь, и забудешь, а вот новую игрушку получить – это да! Новые игрушки у меня появляются редко, и я всегда помню, кто и когда мне их подарил. Скорее бы сюрпризы! Наша комната длинная и узкая. Даже я, заходя в неё, бочком продвигаюсь к своему топчанчику между диваном, на котором спит мама, и шкафом. Около окна – небольшой стол. Но сейчас стола нет. Вместо него, закрывая собой окно, расположилась… украшенная ёлка! Она большая-пребольшая, пушистая. На ней столько разноцветных шаров, игрушек, приколотых металлическими прищепками, картонных рыбок, лисичек, зайчиков! У ствола между веток прячутся пузатые растяжные клоуны. Мама бросила на ёлку зеленый, синий и оранжевый дождик, а на верхушку прикрепила рубиновую звезду. Тут и там висят длинные трубочки, завернутые в яркую фольгу. Вчера вечером мы с мамой украшали ёлку, но этих трубочек я не видел. - Мама! Что это? - Это вкусные конфеты. Ты их пока не трожь. Мы должны сначала показать нашу ёлочку Деду Морозу и Снегурочке. Ладно? - Вот эти Дед Мороз и Снегурочка? – показываю под елку, где стоят новые фигурки в красной и синей шубках. Вокруг них возвышаются белые, совсем как настоящие, сугробы. - Ах ты Женечка, Женечка… - Мама треплет меня по волосам. - Не спеши! Всё узнаешь!.. Поиграй пока. - Сына! Иди сюда, малыш! – Мама сидит на своем диванчике. Около неё лежит самая настоящая картина. - Ух ты! – я подбегаю к дивану, и вижу, что картина – рисунок на свитере. Вообще он темно – синий, а по низу, поднимаясь вверх, вывязан рисунок. Деревенька, вся в снегу. Красивые домики. На окнах резные наличники. Из труб поднимается вверх дымок. На «небе» звёздочки, похожие на крупные снежинки. Рисунок идет по всему свитеру. Он на спине, и на рукавах. На отложном воротнике тоже задержались звездочки-снежинки – одна с правой стороны, две – с левой. Свитер такой мягкий… - Это тебе, сынок! – Мама усадила меня к себе на колени. - Сегодня Новый год. Это мой подарок. Когда стемнеет, мы с тобой начнём ждать подарков от Деда Мороза. Сегодня у тебя будет много сюрпризов… - Мама прижалась губами к моей голове. И замолчала. - Мамочка, мамочка, а какой сюрприз будет самым главным? – Мама не ответила мне. Она поставила меня перед собой, одернула задравшуюся кофточку. Потом приложила палец к моему носу. - Ну, я на кухню! Скоро тебя позову. Оставшись один, я улегся на живот – с любопытством разглядываю свитер, вожу пальцем по рисунку. Мне вдруг показалось, что я вижу настоящие дома, искрящийся снег, чувствую запах дыма. Вот одна звездочка-снежинка «на небе» засветилась ярче. С замирающим сердцем всматриваюсь в нее. Ой, она… улыбается мне! Я не испугался. Как будто видел её когда-то. Я даже с ней знаком! - Загадай желание! – голос звёздочки похож на мамин. – Сегодня все желания исполняются. - Правда-правда? Я хочу… я хочу, чтобы ТОТ дядя сегодня пришел к нам на Новый год. И ещё я хочу, чтобы мне подарили гоночную машинку, как у Вовки. - Женечка! Женечка! – вдруг громко позвала меня звёздочка. Я сел. Голова слегка кружилась. - Женечка! Ты идёшь помогать мне? Мы с мамой накрыли стол. Мама нарядила меня в синие бархатные бриджики и такой же большущий берет – сама сшила. Белую рубашку на груди украсила пышными кружевами, которые называет почему-то «жабой», прикрепила звездочки из фольги: - - Красавец! Мой маленький принц! Веди себя хорошо, и через каждый час под ёлочкой будет появляться подарок для тебя. - А кто их принесёт? - Как кто? Дед Мороз со Снегурочкой. И вот ещё что. – Мама присела передо мной на корточки. – Когда маленькие подарки закончатся, они придут к тебе с большим подарком. – Мама легонько притянула мою голову к себе и ласково потерлась носом о мой нос. Этот вопрос до сих пор волнует меня: как подарки появляются под ёлкой? Я же наблюдаю за ней, не отрывая глаз… Перед самым Новым годом, когда стрелки на часах почти сошлись вместе на цифре 12, под ёлочкой оказалась гоночная машина! Та самая, у которой сзади вылетают искры, когда, разогнав, запускаешь её по полу!.. - Мама! мама! – громко зову я. Но вместо мамы в комнату вошли Дед Мороз и Снегурочка… Самые настоящие! Я остолбенел и стоял перед ними с машинкой в руках. Они рассказывали стишки, что-то просили прочесть меня, ставили меня на табурет. Я не помню, что рассказывал. Сердце колотилось. Я боялся, что оно сейчас выскочит и покатится под ёлочку, к маленьким копиям вот этих, настоящих. Потом Дед Мороз взял меня на руки. Я посмотрел ему в глаза… Словно молния вспыхнула: это были добрые глаза того хорошего дяди, которого я приметил на улице! Почему я сразу его не узнал? Так вот какой самый большой подарок мне приготовили! Снегурочка прижалась к плечу Деда Мороза. Слезы катились из её глаз… из маминых глаз. Я обнял их, притянул друг к другу. И вдруг заметил на шапке Деда Мороза, среди сверкающих снежинок, МОЮ звёздочку. Она ласково улыбалась мне, заговорщицки мерцая. Всё-таки хорошо, что я тогда решил остаться… |
Мы с тобой одной крови, водичкаНиколай Борисов
-Махмуд, стреляй, уйдёт. - Не уйдёт, от Махмуда ещё никто не уходил, - бородатый гигант внимательно следил в окуляр винтовки за русским. Вот тот в пол-оборота повернулся в их сторону, словно проверяя, нет ли кого сзади. Было видно, как он тяжело дышит. - Махмуд, да стреляй же, он нас видит. - Не видит. Урус малай, устал. И успокоился,- он поймал в прицел голову, затем опустил прицел чуть ниже. Здесь русский повернулся полностью, вместо того чтобы прыгнуть к ручью и уйти. Махмуд довольно ухмыльнулся,- я же говорю, от меня ещё никто не уходил.- Он поймал грудь русского в прицел и плавно нажал на курок. Глеб задохнулся. Пуля, будто кувалдой, ударила в левый бок живота и, разорвав живую ткань, вырвалась, угодив в стоящий за ним камень. Он, согнулся от боли и побежал, мелко семеня ногами, зажав рану ладонями и, когда уже совсем изнемог, упал. Солнце из любопытства едва выглядывало из-за отрогов гор, а здесь в ущелье было, уже совсем серо. Те, кто его преследовал, видели, как после их выстрела, он схватился за живот, а потом исчез из виду. Они с полчаса постояли переговариваясь. До того места, где упал русский, по прямой, было метров триста. Но для того чтобы к нему добраться, нужно спуститься в ущелье, перейти ручей, а это в темноте, по валунам, по воде, мокнуть никому не хотелось. Если что, они втроём смогут подтвердить хозяину, что Махмуд попал. Они ещё немного посовещались, уточняя, как им говорить, и сошлись на том, что надо говорить, будто труп русского утонул, и его унесло водой. Шайтан с ним, он всё равно не жилец, да и не выбраться ему отсюда. Они его преследовали два дня, хороший бы работник из него вышел, выносливый. Неделю на одной воде жил, да овёс давали, что лошади, стакан на день. Глеб лежал, уткнувшись лицом вниз. Нагретые солнцем камни резали лицо и обдавали сухостью. Хотелось нестерпимо пить. Боль словно разделила его тело на две части. Голову, руки, грудь он ощущал, а всё, что было нижи раны, кипело сплошной болью. Да это была даже и не боль, а тягостно-изматывающее ощущение, что кто-то невидимый ухватил какой-то из его внутренних органов и безжалостно тянул, пытаясь оторвать его. Он терял сознание, вновь приходил в себя. И всякий раз, как только ощущение реальности возвращалось к нему, он слышал журчание ручья. Движение воды угадывалось им даже не по звуку, а по дуновению, по ласковой прохладе, что стелилась над ним. Глеб вслушивался в шепот воды и забывался. -Ну, иди же, иди ко мне. Чего ты боишься? Ты же сын мой, - высокая женщина, окутанная в голубую, лёгкую накидку, стояла в воде и манила его рукой. Тёмные её волосы были туго сплетены в косу, и она ниспадала по левому плечу и груди. Большие глаза были наполнены синевой и печалью, словно вот сейчас, ещё мгновение, и из них истекут слёзы. Открытые по плечи руки белели, отдавая голубизной и изяществом, может даже, каким-то неестественным изяществом. Они словно мерцали изнутри искусственным сиянием. Вуалевая накидка стелилась по воде и была продолжением воды, но только легким и зыбким. -Сделай усилие, ещё чуть-чуть. Вот и молодец, - лишь лицо её осталось безучастным. - А теперь пей. Глоток, ещё один и достаточно. Перевернись. Смочи, смочи рану. В тебе есть силы. Есть, ты просто не знаешь. Ты же боец, мужчина. В тебе ещё много, очень много сил. Ты только, только начал жить. У тебя впереди долгая и счастливая жизнь. Вот и молодец, - Глеб вновь пришел в себя. Теперь он лежал на спине, а звёзды, яркие звёзды, рассматривали его и, словно обсуждая увиденное, шушукались. Вот длинная белая искра отчертила по небу след. Нет, это не звёзды, это вода. Да, конечно же, вода. Это её шепот он принял за шушуканье звёзд. Боль ослабла. Она не исчезла, а только на время, наверное, подустав, отпустила. Или всё гораздо проще, наверное, он умирает, и последние остатки тепла уходят через правую руку, что лежит меж камней и омывается холодной водой. Огромные глаза склонились над ним, он чувствует прикосновение чего-то холодного и влажного к губам, лицу. Словно капельки холодного пота скатились по животу и упали в самую сердцевину раны. Рана, полыхнув огнём, поглотила капельки. Как жаждущий воды в пустыне человек, ловит ртом капли, невесть откуда взявшегося дождя, так и рана, ненасытившись, разверзла свои кровоточащие края в стремлении вобрать в себя влаги ещё и ещё. Глеб открыл глаза: -Ты кто? -Я мать твоя, вода. Человеческое тело состоит из воды, и только какие-то крохи иной материи сдерживают водяную субстанцию, чтобы она не расплескалась и не убила этим человека. Я пришла тебе помочь. Ты много страдал, а это не справедливо. Ты очень молод, ты ещё дитя и тебе надо жить и ты всегда любил меня.- Её шепот переливался с журчанием, и Глеб прислушивался, и всматривался в едва различимый силуэт. Белесая дымка, курящаяся вокруг женщины, только подчеркивала непостоянство её бытия. Казалось, малейшее дуновение ветра и она исчезнет, испариться, развеется. Глебу не хотелось, чтобы она уходила. Он устал быть один. Он, вообще, устал быть. Его слегка знобило. Боль притупилась, и он мог свободно дышать, пусть не в полную грудь, но без боязни получить на вдохе нестерпимую боль. - Так значит ты вода?- Он силился рассмотреть её. - И, да и нет. Это вы называете меня водой, вы люди. Вы всё упростили, вернее, стараетесь упростить. Вам так легче, вы очень и очень разумны, но уподоблены одарённым, маленьким детям, очень одарённым, но детям. Вы торопитесь, не познав, переделать свою среду обитания. Стремитесь разобраться в процессах мироздания, а себя ещё совсем, совсем не знаете. Оттого, что вы не знаете себя и не познаёте, происходят все ваши беды и несчастья. Не изучив земли и океана, вы торопитесь познать космос, заглянуть в бесконечность и объять необъятное. Вы спешите... - Пить, я хочу пить. Дай мне глоточек воды, ты же вода. У меня жар в животе и груди.- Глеб пытался перевернуться и упасть лицом в ручей и пить, пить эту холодную и так необыкновенно вкусную воду. Но адская боль резанула, отключив сознание. - Вот видишь, плотская жажда влечёт на необдуманные поступки, а всего-то необходимо потерпеть. Тебе, некоторое время, нельзя пить никаких жидкостей. Я сама напою тебя. – Глеб открыл глаза. Только журчание ручья и блеклость на небе звезд. И голос, он слышит его, едва выбирая понятные слова из разнообразного шума воды. - Вот также и необузданная жажда познаний влечёт человека на его погибель. В этом мире даётся всё по готовности и пониманию.- Глеб силился увидеть, кто же с ним говорит. Он сделал усилие и приподнялся на локтях. Никого. Только небо светлеет, да журчание ручья стихает. И словно вдогонку на последнем вздохе: -Попей три глотка, но не больше. Вставай и иди всегда вдоль ручья, он тебя выведет. Как только первый луч коснется вершин гор, можешь пить, но немного и смочи водой рану.- И Глебу показалось, что там, где ручей образует небольшой омут, словно что-то мелькнуло белое. Будто изящная ручка махнула на прощание. - Водичка, не уходи,- он упал навзничь и, забывшись, лежал, ещё долго не видя, как растворились звёзды, как по небу ветер прогнал облака и как первый луч зацепился за вершину горы. Крик какой-то птицы привёл Глеба в сознание. Он некоторое время лежал с закрытыми глазами, без движения, и словно решившись, медленно перевернулся на живот. И тихо порыкивая от боли, заставил себя встать на четвереньки, затем огляделся и выпрямился. С токами крови в висках стучало: «…иди всегда вдоль ручья», «…иди всегда вдоль ручья» и он пошел. Неуверенно, шаг за шагом, согнувшись и прижимая руки к ране, он брёл вдоль ручья, шатаясь и спотыкаясь, но всё дальше и дальше уходя, от того страшного места, где его настигла пуля. День за днём и так трое суток. То ли сон, то ли забытьё...Он шёл и шёл... Моментами заходил по колено в воду, захватывал её горстями и пил, захлебываясь, втягивая прохладность и не чувствуя влаги. Вновь захватывал её горстями и плескал на рану, и боль отступала. Глеб не останавливался.Если падал, то лежал почти бездыханно, не замечая времени, жары, холода. Он потерял понимания дня и ночи. Отлежавшись, вставал и шёл дальше, и дальше вдоль ручья, как сказала ему водичка. Его не гнал, ни страх погони, ни страх смерти от раны. Он, как заведенный автомат передвигал ногами, шаг за шагом, поскольку что-то другого ему сейчас делать было не нужно. И он не знал и неведал, что последних пол часа его голова находилась в оптическом прицеле снайперской винтовки. Шаг за шагом он увеличивался в прицеле, указательный палец наблюдавшего за ним, не лежал на спусковом крючке. Это были наши. Он не видел, как двое вооруженных людей бесшумно зашли с двух сторон и, подхватив его под мышки, затащили в кусты. А потом долгая, долгая тряска и резкий, повелительный шепот: «Держись, браток, держись. Дотяни до своих, а там заштопают, будешь, что новенький». Глеб иногда открывал глаза и ему чудилось, что вокруг него деревья и горы устроили хоровод, и он вновь впадал в забытье. Хирург, подполковник медицинской службы хмыкнул: - Хм, такое ощущение, что парню оказали доврачебную помощь эдак, дня четыре назад. Удивительно. Разведчики, принесшие Глеба в передвижной военный госпиталь, с нетерпением ждали результатов и замерли при появлении хирурга. Они лежали вповалку возле палатки, на которой виднелась табличка «хирургия». Старший из них поднялся на встречу: - А жить то будит, Саныч? Мы его пёрли на себе тридцать км, жаль если сожмурится. Да и он оттуда,- он показал головой.- Много знает. Наш парень. Ушёл от них. Саныч, он должен жить. Подполковник затянулся сигаретой и заговорил вместе с дымом: - Да жить то будет, умереть, конечно же, мы ему не дадим,это факт. Только я в толк не возьму, как у него кишка срослась, её ведь пулей порвало и никакого перитонита. Вот вопрос на засыпку. А ты жить… - Э-э, Саныч, это твоя кухня, ты в ней шеф-повар, кому что отрезать или кому что пришить.…А нам, чтоб жил,- он повернулся к разведчикам. – Подъём! Кино закончилось. По домам.- И они тяжело поплелись, обсуждая меж собой прожитый день. Подполковник медицинской службы ещё долго стоял и курил. Он смотрел на дальний силуэт гор, густо поросших лесом. На белеющие в них разломы, начала ущелий. И усмехнулся про себя: « Природа, словно огромным скальпелем кто-то нарезал эти ущелья... Н-нда. А с пареньком ничего не понятно.…Напишу касательное пулевое ранение. Не про воду же писать. На смех поднимут: «Водичка, мы с тобой одной крови.…Надо же, водичка. Водочка, да, а то водичка. Не поймут», - он улыбнулся, сам себе. Потушил окурок, посмотрел на часы и заторопился. Дел ещё было невпроворот. |
Самоубийца Сергей ШангинВерочка смотрела в черную воду и слезы сами собой текли по щекам. Она стояла на узеньком выступе железной обвязки моста, крепко прижавшись спиной к холодному железу. Достаточно отпустить руки и... - Из-з-з-вините, у вас не найдется з-з-закурить! - Что?! Верочка вздрогнула от неожиданности, пальцы едва не соскользнули, и она судорожно вцепилась в балку. Бред какой-то. Наверное, кто-то с другой стороны беседует с кем-то. Они не видят ее и не имеют к ней никакого отношения. Как ужасно! Она громко всхлипнула, испугалась и тихонько шмыгнула носом. Вдруг услышат, полезут со своими дурацкими советами, будут упрашивать не делать этого безвозвратного решения. - Пр-р-р-ошу пр-р-р-ощения, я, быть может, некстати? Если не хотите, можете не отвечать. Нет, это не на мосту, голос явно обращен к ней и звучит он слишком близко. Верочка медленно повернула голову вправо - никого. А может быть это галлюцинации? Она помаленьку сходит с ума, стоя над холодной водой на краешке... - Я с другой с-с-стороны, д-д-девушка. Вера обреченно вздохнула и повернула голову в другую сторону. Нет, не галлюцинация, слишком уж ужасно выглядит. Если бы это был глюк, то, скорее всего, он выглядел бы посимпатичнее. Я бы увидела... А этот? Небритый, лохматый, как черт, худой, как кот после дождя, в одной рубашке на ветру, бр-р-р, ему же холодно. - Ужасно холодно, брр! - вздрогнул он, словно подслушав ее мысли. - Вы не возражаете? Верочка помотала головой, не понимая, чего от нее добивается этот странный человек. Мужчина заглянул через перила, вздохнул и полез на наружную сторону моста. - Осторожнее! - испуганно пискнула Верочка внезапно севшим голосом. - Там скользко! - А? Что? - мужчина уже перелез через перила, встал на железный карниз и оглянулся на Верочкино восклицание. В тот же момент его нога соскользнула с карниза, он дернулся всем телом и судорожно вцепился в решетку. Верочка напряглась, душой рванулась к мужчине, но тело ее сильнее вжалось в железную балку. Одна часть ее души рвалась помочь мужчине, другая кричала: "Ты с ума сошла! Какое тебе до него дело? Ты же на половину покойница!" - Ч-ч-черт, ч-ч-чуть не с-с-свалился, уф-ф-ф! - мужчина осторожно подтянул себя повыше, помялся немного, привыкая к размерам опоры под ногами, и решительно перевернулся, как и Верочка, спиной к железной балке. - Вам не холодно? - Верочка понимала, что вопрос дурацкий, но очень хотелось что-то сказать этому нелепому человеку, в столь неподходящее время оказавшемуся в столь неподходящем месте. Хотя, с другой стороны, если подумать, у дураков мысли сходятся. Она вздохнула. Раз уж ей в трудный момент жизни захотелось прыгнуть с моста в воду и тем самым решить все проблемы, значит и другому идиоту вполне могла придти в голову подобная мысль. - Ужасно холодно. Я как-то не подумал, что на дворе сентябрь. Выбежал в чем был. Ужасно хочется курить. У вас случайно нет сигаретки или папироски? - с надеждой в голосе спросил он. - Нет. Извините. Я не курю! - в голосе Верочки звучало смущение. - А вы знаете, курить вредно, капля никотина убивает лошадь! - из обороны она моментально перешла в атаку и тут же пристыжено замолчала. Ведь именно так всегда поступала ее старшая сестра и мама, чем ты лучше них? Вот ведь как все нелепо, человек попросил, а у нее нет. Могла бы просто так держать в сумочке. Ну, кто знал-то? - Да я ничего, - вздохнул мужчина и обреченно уставился в черную воду, - я ведь не курю. Так просто... захотелось попробовать напоследок... обидно, что никогда не узнаешь, как это курить... - Ни-ког-да, - по слогам прошептала Верочка и снова всхлипнула. Она тоже никогда не узнает, как это закурить и пустить дым носом и как это пальчиком сбивать пепел с кончика сигареты и видеть, как кончик сигареты вспыхивает ярким красным огоньком, от твоего дыхания... - Дурацкое желание, но вдруг захотелось! - словно оправдываясь, бормотал мужчина, не глядя на Верочку. Его взгляд был прикован к воде, словно он уже видел то место, куда плюхнется его тело. Словно он вот-вот... - У меня жвачка есть, хотите? - неожиданно предложила она. - Жвачка? - мужчина посмотрел на нее с недоумением, словно в первый раз увидел. Похоже, он слишком глубоко ушел в свои мысли, погрузился в ожидание смерти и голос девушки ударил его словно током. - Какая, к чертям собачьим жвачка? Я смерти хочу, а она "жвачка". Дура! - мужчина попытался грозно махнуть в ее сторону кулаком, опять чуть не сорвался и замер, крепко сжав губы. Над черной водой повисла тяжелая пауза. Верочка тяжело дышала, обида в ней нарастала как снежный ком, колола холодными иголочками сердце, мешала глубоко вздохнуть. - Извините, я не хотел... все так неожиданно... простите, если сможете! - не глядя на Верочку, попросил он. Верочка глубоко вздохнула, медленно выдохнула, выталкивая из себя вместе с воздухом обиду и злость. Дура, конечно дура, человек сейчас умрет, а ты на него обижаться вздумала. Да ты сама сейчас холодным бревном поплывешь по реке, дура. Она представила себя утопленницей, и ей захотелось разрыдаться, но получилось лишь всхлипнуть. - Я сам виноват, никогда не умел разговаривать с женщинами, - словно оправдывался мужчина, - но такой момент в жизни. Неприятный момент, надо сказать, - он покашлял, шмыгнул носом, отвернулся в сторону, пряча лицо. А ведь он плачет, подумала Верочка, мужчина, и плачет, бедненький! Ей захотелось погладить его по голове, прижать к груди и ласково так пошептать в лохматую макушку: "Все будет хорошо, мой маленький! Все будет хорошо! Баю-бай, мой маленький, спи спокойно!" Так бабушка успокаивала их с сестрой после бурных ссор. Но он вон где, а она тут и никак... - А вы поплачьте, вам легче станет. Я всегда плачу, когда мне плохо. - И как? Помогает? - хриплым голосом поинтересовался мужчина. - Помогает... иногда... - Верочка вздохнула. - А ты... вы..., тьфу черт, давай уж на ты, так проще. - Давайте, ой, давай... - А ты чего сюда-то прибежала? О жизни подумать, свежим воздухом подышать? - Нет... я утопиться хочу... я никому не нужна... - Верочка произносила вслух слова, которые никогда и никому не сказала бы вот так запросто, и язык не отсох, дыхание не прервалось. - А так, один шаг и все... - Станешь всем нужна? - Нет... я как-то не думала об этом... скорее всего нет, еще и ругать будут, дурой обзывать. А вы то... то есть ты-то чего сюда пришел? - Достало все! Надоело! Устал я до чертиков! Надоело быть за все крайним! А вот нате вам, выкусите! Посмотрим, какие у вас рожи будут, когда я утоплюсь! Ха-ха-ха, - мужчина хрипло рассмеялся, представив, по всей видимости, лица тех, о ком говорил. - Я им говорил, вдалбливал в их пустые головы, что так делать нельзя, а они сделали. И что? - И что? - эхом отозвалась Верочка, не отрывая взгляда от горящих праведным гневом глаз мужчины. - Они сделали по-своему, проект развалился, а виноват во всем кто? - Кто? - Виноват я! А почему? - Почему? Вы ведь... - Потому что больше всех надо, потому что сижу на работе до темна, потому что дома только голодный кот и злобный телевизор, потому что дурак... - мужчина внезапно замолчал, поник, словно сдувшийся футбольный мяч. - Нет-нет, вы не дурак! - попыталась ободрить его Верочка. - Нельзя же так падать духом, нужно найти в себе силы... - А сама-то? - грубо перебил ее мужчина. - Что сама? - не поняла Верочка. - Сама-то чего не стала в себе силы искать, чего топиться побежала? - Дурак! - обиделась Верочка и отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие слезы горькой обиды. В такую минуту... она ему душу открыла... помочь хотела... а он, как все... гад... козел. - Ты это... извини! Я не со зла... вырвалось случайно... в запале я был, - в голосе мужчины слышалась тревога и раскаяние. Ему не все равно, полоснула по сердцу нежданная мысль, он переживает, он не такой как все. - Скажите, а почему у вас кот голодный? - тихо, словно опасаясь спугнуть призрачную надежду, спросила Верочка. - Кот? Черт его знает, он всегда голодный, по-моему, - не очень уверенно ответил мужчина. - Как ни придешь, орет истошно, трется как щетка, чуть не зубами к холодильнику тащит. - Может быть, он так свою любовь выражает? - Как это? Через холодильник? - При чем тут холодильник? Он вам показывает, что все делает правильно. Вот вы с работы пришли и будете его кормить, а он очень хочет поскорее вам показать, как он это здорово умеет делать! - Что делать-то? Жрать?! - Во-первых, не жрать! Жрать - свинячье дело. А, во-вторых, он хорошо кушает и это должно наполнять сердце хозяина радостью. - Никогда бы так не подумал. - Кстати, в квартире остался хоть кто-то, кто накормит кота, когда вы... когда ты... - Нет конечно. Вот ведь незадача, про кота я и не подумал как-то. - Вот и я, как ваш кот... как твой кот... обо мне тоже никто не думает. - Брось ты, так не бывает, - неуверенно подбодрил мужчина Верочку. - Есть же кто-то, кто тебя любит. Или кому ты деньги должна, - пошутил он и сам улыбнулся своей шутке. - Никому я не должна, нет такой привычки - деньги в долг брать, - отрезала Верочка, чувствуя, как тает в холодном воздухе призрачная надежда. - Я в общем-то тоже... стараюсь... А как же с котом быть? Ума не приложу, не идти же за ним. - Зачем за ним идти? Вы что, как Герасим Муму... утопить его хотите? Душегуб! - возмутилась Верочка, представив, как мужчина прыгнет в воду, прижимая к себе бедное животное. - Не собирался я его топить. Выпущу на волю и ключи от квартиры соседке в почтовый ящик подкину, пусть разбираются, кому она достанется. - А соседка тут при чем? Скажут, что убила соседа и квартиру прикарманила. Или бандиты на нее наедут и пристукнут за твою квартиру, как лишнего свидетеля. - Слушай, а ты позитивнее думать не пыталась? - в свою очередь возмутился мужчина. - Хотя... если задуматься... действительно глупость получается. - Шли бы вы... шел бы ты... домой... к коту. Супчику поешь, комедию посмотришь. - Нету у меня супчика, я в столовой обедаю, а дома бутербродами. - Как же так? У тебя свой дом есть, а супа нет? А я люблю суп готовить, только никто даже спасибо не скажет, - она хлюпнула носом, вспомнив, как сестра молча съела суп, читая книжку. - Слушай... - мужчина запнулся, не решаясь сказать следующее слово, - пойдем со мной, а? Я тебе кота покажу, он у меня такой здоровый... А ты супчика приготовишь, сто лет домашнего супчика не ел, - он зажмурился и сильно втянул воздух через нос, словно пытался дотянуться носом до спрятанного в далеком прошлом маминого супчика. - А потом? - насторожилась Верочка. - Потом как захочешь. Если все будет плохо, обратно вернемся, мост никуда от нас не убежит, - он застенчиво улыбнулся и часто заморгал, смешно дергая носом. А у него красивые глаза и ресницы такие пушистые, как у девчонки. Ему бы побриться, подстричься и красавец мужчина. Только что с того? Супчику поедим, потом в постельку, потешится, гад и бросит, все мужики сволочи, у них одно на уме... - Давай...те. Не денется, куда ему деться железному? - она улыбнулась и решительно повернулась, чтобы перехватиться за перила. Мужчина вспыхнул счастливой улыбкой, дернулся, словно пытался махнуть ей рукой и сорвался вниз. Он так и падал, счастливо улыбаясь, еще не понимая, что квартира, кот, супчик, девушка с каждым мгновением все дальше от него. Еще миг и их разделит смерть. - Не-е-е-т! - закричала Верочка и бросилась вниз. Холодная вода ударила с твердостью асфальта. Верочка ушла глубоко под воду, пробкой выскочила на поверхность и увидела проплывающее мимо нее безвольное тело мужчины. Не чувствуя холода, она рванулась к нему, схватила и перевернула лицом вверх - мужчина не дышал. Верочка заплакала от безысходности, от глупой случайности, ударила рукой по воде, но попала по лицу мужчины. Тот дернулся и, поперхнувшись, выплюнул воду из себя. Начал судорожно кашлять и снова чуть не утоп. - Я с тобой... я с тобой... - дрожащими от радости и холода губами шептала Верочка, - я тебя никому не отдам, - твердила она, загребая одной рукой и цепко держа второй мужчину за ворот рубашки. - Давай, миленький, помоги мне, греби немножко, тяжелый ты, не справиться мне одной. Мужчина дергался, бестолково стучал руками и ногами, больше мешая, чем помогая Верочке спасать его. Но берег, тем не менее, неожиданно ударил по ногам. В темноте он казался недостижимым и далеким, как коммунизм. Верочка уперлась ногами в илистое дно и потащила мужчину к берегу. Он перевернулся на живот и пополз на коленках, потом попытался встать, плюхнулся, его вырвало мутной жижей. Но что-то внутри него пробудило потаенные силы, он напрягся и встал, шатаясь, на ноги. Так они и добрались до берега, поддерживая друг друга, спотыкаясь и падая, дрожащие от холода и неимоверно счастливые. Ведь там, куда они спешили, их ждал теплый кот, квартира и супчик. Он будет, обязательно будет домашний супчик и телевизор перестанет быть злым. Они шли по ночной улице, тесно прижавшись друг к другу, что-то бормотали трясущимися от холода губами, ничего не понимали из сказанного, но самое главное было ясно и без слов - на мост они больше не вернутся. Никогда. Ни при какой погоде. |
Глаза побитой собакиФедор Кузьминский
Это хорошо, что ты пришел… Мне сегодня собака приснилась…. Помнишь? Та дворняжка, что приползла к калитке твоего дома…. Ты никогда не задумывался, почему она приползла именно к тебе…? Дом алкаша Рюхина, постоянно избивавшего палкой свою собаку до полусмерти, в ту же ночь запылал. Знаю, знаю, что это не ты. Конечно, не ты…. И не я. Решили, что Рюхин заснул с сигаретой… Псине, правда, лучше не стало. Через день у нее отказали задние лапы… Мне сегодня снились ее глаза. Что-то было в ее крови от бладхаунда или бассета, чьи глаза и так грустны, но здесь были настоящие боль и мука. Собаки не могут говорить. Наверное, поэтому так выразительны их глаза… Ты выхаживал ее, с каждым днем убеждаясь в бесполезности затеи. Как же она скулила по ночам…! Это больше напоминало плач ребенка. Мой дом был через дорогу, но я все отчетливо слышал и не мог спать. А потом ты попросил у меня табельный «Макаров». Я что-то невнятно лепетал, пытаясь остановить тебя, мямлил, что в милиции каждый патрон на счету, но кому, как ни мне, твоему другу детства, знать, что если решение принято, остановить тебя практически невозможно… Ее голова лежала на твоих коленях, когда ты выстрелил… Сейчас мне кажется, что в последний миг ее глаза светились благодарностью… Я плакал, как мальчишка, когда мы закапывали ее на окраине поселка. Мне было безумно жаль собаку. Я тогда совсем не понимал, что такое освобождение. Ты всегда был человеком поступка. Я завидовал тебе «белой» завистью. Я завидовал твоей уверенности и цельности. Я завидовал тому, чего не было у меня. Участие в силовых задержаниях, командировки в Чечню и последующий перевод в Москву – я постоянно доказывал самому себе, что могу быть таким же уверенным и цельным, как ты. Доказал ли я что-то…? Вряд ли…. Все достаточно быстро закончилось. Кто мог знать, что основное испытание ждет меня «на гражданке»…? Кто мог знать, что мощнейший заряд будет заложен не только под «Мерседес» моего шефа, но и под нашу машину сопровождения? И кто мог знать, что я единственный выживу…? Выживу для того, чтобы просить тебя, друг, еще об одном поступке… Это не трусость. Это не страх перед болью. И это не греховные мысли о самоубийстве. Нет… Просто в очередной раз на твой двор приползла избитая до полусмерти собака… Я лежу здесь, весь в проводах и трубках, подключенный к каким-то приборам, лишенный всего, кроме способности размышлять. А размышляю я о том, что не могу и не хочу быть растением… Все чаще и чаще взгляд мой приковывает вот этот красный тумблер с положениями ON и OFF. И растет уверенность в том, что нынешнее его положение не соответствует действительности… Собака, склонившая голову тебе на колени, уже была в положении OFF… Это хорошо, что ты пришел… Ты прекрасно понимаешь, что после полученных ранений и нарушения всех основных функций организма, я не могу говорить. Все, о чем я сейчас размышляю, ты читаешь по моим глазам. Я вижу - у тебя это получается, мы же так давно знаем друг друга… Ты сможешь сделать то, о чем я прошу… Ты должен сделать это… Глупости! Это вовсе не убийство…. Не может называться этим словом акт милосердия… Просто кончится это противное попискивание и никому не нужная синусоида превратится в прямую – кратчайшее расстояние между двумя точками. «Точка возврата» к ним не относится… Подойди, переключи тумблер в положение OFF, и ты увидишь благодарность в глазах побитой собаки… Как хорошо, мой верный друг, что у тебя трясутся губы, а не руки… |
Обращение к любовнице. Ринка Ну, здравствуй далёкая незнакомка! Хотя, что и говорить, теперь мы не так уж далеки друг от друга. У нас есть достаточно общего. А если быть точной, то у нас с тобой общий мужчина. Тебе любовник, а мне муж. И каждая из нас втайне надеется, что другая отступит первой. Только это буду не я. Мы с тобой словно два поезда на одних рельсах, несущиеся друг на друга. Чьи нервы не выдержат первыми? Кто первый сойдёт с рельс? На твоей стороне - молодость, новизна и жар внезапно вспыхнувшего чувства. А на моей - привычка, взаимопонимание и общие дети. Мы такие разные, но так похожи в своём желании. Оно у нас одно на двоих. Каждая хочет, что бы НАШ мужчина остался именно с ней. Правда? Вот то то же! Получается, что на моей стороне ещё и мудрость. Ты словно шампанское, а я вода. Ты вкусная, праздничная, как икра, а я постоянная, питающая, как хлеб. Выбор тяжёл. Но ты когда-нибудь видела человека, который всю жизнь питался одной икрой? Нет? И я тоже! А на хлебе можно жить. Хоть и не припеваючи, но можно. А икру и в гостях поедим, по праздникам. Видишь, к чему я клоню? Подожду я, пока НАШ мужчина с праздника вернётся. Ко мне вернётся, к детям нашим. Мы его хлеб. Что мне ещё делать? Ждать только и остаётся. И я дождусь. Пирогами буду мужа кормить, простыни шёлковые стелить, истории эротические на ушко шептать вечерами. Через гордость переступлю, но отца детям сохраню. И себе мужа. А то выгнать то можно, гордо голову подняв и нехорошими словами застыдив. А дальше что? Одиночество? Нового искать? А где гарантии, что лучше будет? А этот уже свой, проверенный, изученный и родной. Ну, оступился мужик, увлёкся. Но кто в жизни не ошибается. А мы жёны должны понимающими быть, дальновидными. Ведь по статистике из семьи совсем мало мужиков уходит, если жёны сами не выгоняют. Так что и тут моя правда. Да, тяжело мне не скрою, обидно и больно. Но и тебе не легче. Что в выходные, что в праздники одна ты. А мы вместе. По праздникам вместе, и по жизни вместе будем. На этом и прощаюсь. Только удачи не желаю, она мне и самой понадобится. Жена. |
Украденная жизнь
Диана Горная Ночь. Огни. Огни. Отчего фары машин такие яркие. Ослепляют. Переезжают на её полосу. Мчатся навстречу. Со всех сторон. Не объехать. Она пытается вырулить. Увернуться от столкновения. Неизбежного. Ещё на миг. Ещё. А машина не подчиняется ей уже. Разгоняется. Быстрее. Быстрее. Кружится меж несущихся мимо автомобилей. Сбивая их с обочины. Кружится. Кружится. С обеих сторон вырастают горы. Камни, крохотные, едва заметные, разрастаются в серые глыбы. Тянуться к небу. Сжимают её. Втискивают в чёрный туннель. Туннель из гор и ночи. Гор, у которых нет вершин, и ночи, у которой нет рассвета. Машина влетает в него. Кружится. Бьётся о стены. Разбивается в кровь. Разлетается дверьми, осколками... Кружится. Вышвыривая Её тело. Далеко. В ночь. Девочка. В платье принцессы. Одевает венок на голову. Кружится. Кружится. Кружится. Сирены. Машины Скорой помощи. Со всех сторон. Зачем их так много? Белые халаты. Спешат. Спешат. И проходят мимо. Девочка одевает венок. Красит губы яркой помадой. Белые халаты собирают машину. Заботливо склеивают части. Медленно. Медленно. Примеряют осколки. Прикладывают друг к другу. Изрубцованная машина мигает алыми огнями. Они смывают с них красную краску. А она появляется снова. И они снова смывают. Терпеливо и медленно. Медленно и терпеливо. А что же с Ней? Почему они оставили Её лежать на этой земле? Холодно. Сыро. Страшно. Страшно. Кто-то в длинной рубашке идёт к ней. Старый Арлекин. Со скорбным лицом. Красные треугольники кривыми румянами на перекошенном в ухмылке лице. Плечи острые, обвисши плетьми руки. … Маленькая девочка в платье принцессы. Танцует, кружится на поле рядом с чучелом. Рисует помадой щёки неровными треугольниками. И снова кружится в танце. Ветер толкает чучело-арлекина из стороны в сторону. Разбрасывая послушные рукава в стороны. И Он распахивает объятья. А девочка всё кружится и кружиться. Кружится и кружится. Кружится. - Боишься? – Арлекин взобрался на колесо. Свесил ноги, шевеля ими в такт танца. - Я умерла? - Да. Но ты ещё можешь вернуться. Девочка кружится. Кружится. Кружится. - Вернуться? - И жить вечно. - Я не хочу умирать!!! Белые халаты отходят от машины. Поворачиваются. Медленно. Смотрят на Неё, лежащую на земле. Смотрят недвижно. Начинают идти. Идут к ней. Заполняя весь туннель. Идут медленно, монотонно. - Ты можешь познать секрет смерти и бесконечности жизни. Всё то, что стирается в памяти у обычных людей... чтобы они заново проходили непройденное. Ты -будешь помнить. Ты - сможешь менять свою жизнь, свернув налево – в следующий раз повернуть вправо… - Как это? Белые халаты. Кладут её на искорёженную дверь машины. Несут куда-то вперёд. А остальные сопровождают бесконечно-длинной, белой волной, молча идущей вслед за несущими Её тело. Арлекин шагает рядом, размахивая руками. - Ну, например, в следующей жизни ты простишь себя… и порвёшь билет на самолёт…. Или же скажешь Ему, наконец, что любишь… Каждый, каждый шаг поворачивает твою жизнь в новое русло. Но, в отличие от других, тебе не надо выдерживать экзамен заново. Ты, всё зная, сможешь сразу шагнуть в другом направлении… Но… ты… ты должна отказаться… - От чего? Волна замерла белым недвижным полотном. И Арлекин застыл, смотря в Её распахнутые страхом глаза. И только девочка. Девочка в платье принцессы кружилась. Кружилась. Кружилась. Между белыми халатами. - От чего? - ЧУВСТВОВАТЬ! Осязать. Видеть краски… Ты должна отказаться от этого дара в обмен на бессмертие. Белые халаты. Опускают её в сырость и сковывающую пустоту. - Ничего не изменится: просто я буду чувствовать за тебя всё то, что ты не замечала прежде… - Ничего не изменится??? Земля. Стучит о стены гроба. Пробирается к ней. Сквозь щели. Засыпает её тело. Песок касается рук, и она чувствует его! Только лишь сейчас, в свои последние минуты! Чувствует его! Холодно. Сыро. Страшно. - Я не хочу умирать!!!! НЕТ!!! - Решай! Холодно. - Я не умру? - Ты умрёшь, но родишься снова. Сейчас же… - И буду всё помнить, словно и не умирала?! Сыро. Страшно. - Да! Решай!!! Земля пробирается к ней сквозь щели. - ДА!!! Да!!! Дааааааа!!!! Я согласна!!!! Земля пробирается к ней сквозь щели. Снова и снова. Не продохнуть. Засыпает серым и мокрым. Мокрым от Дождя. Дождь. Он единственный пришёл проводить её. Он единственный плачет по её очередной, разбившейся о бетонные скалы жизни. Он единственный танцует свой прощальный танец. Отбивает бешеную чечётку. Танцует. Танцует, как сошедший с ума арлекин. Стучит замёрзшими подошвами. И, кажется, что сейчас он пробьёт ими эту крышу и вызволит её. Но песок засыпает. Не продохнуть. Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. А между ними повороты. Бесконечные повороты. Бессмысленные, не ведущие никуда. Оттого, что так и не понято ею что-то Главное! Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. Рождение. Смерть. И в минуты последние - лишь вспышки. Краткие и Обжигающие. Вспышки. Ослепляют. Ослепляют несущимися на неё фарами. ** - Я так люблю тебя! В моей жизни только ты…ТЫ! ТЫ! Ничего не надо больше… Ни-че-го! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я не говорила тебе этого раньше, в той жизни… не важно!!! Я говорю глупости… Важно лишь то, что хочу чувствовать тебя! Я так хочу чувствовать тебя!!! И не могу! НЕ МОГУ!!!! Но я же могла ТОГДА… раньше… отказалась… ЗАЧЕМ??? Нет… нет… не слушай … это неважно!! Главное, что я люблю! Люблю твоё лицо! Губы! Хочу обнять тебя! Обнять… ять… ять… ять… ять… Волны. Повсюду волны. Сбивают, утягивают на дно. Она пытается вынырнуть. Судороги выкручивают тело, связывают железными цепями – не разорвать. Волны. Кружат уже несопротивляющееся тело. Накрывают его бетонным полотном. Руки в последний раз пытаются сбросить его. Ломаются в кровь. Губы хватают остатки воздуха. Земля. Сырая. Мокрая. Посиневшее, раздувшееся тело выносят на берег. Земля. Проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами. ** - Поздравляем… у Вас дочь! - Почему я не чувствую её???? Вот она, хрупкая, крохотная, кричащая красным личиком! Обнять! . ять…ять… ять…ять… Чья-то рука отключает аппарат. Худое, измученно тело накрывают простынёй. Тяжёлой. Словно надгробная плита. Руки пытаются пошевелиться, сбросить. Не поднять! Песок проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами. ** Старуха вплетает в седые волосы венок из завядших ромашек. Длинные сморщенные пальцы протягивают волосы между цветов. Тонкой полоской губы в скорбной улыбке смотрят на Неё из зеркала. Маленькая девочка в платьице принцессы подбегает сзади. Сначала осторожно касается Её волос. Потом начинает причёсывать их огромной деревянной расчёской. Она берёт девочку за руку. Та улыбается ей. Она не чувствует тепло детской ладони. Сжимает её сильней. Нет. Не чувствует. Девочка улыбается. Маленькое лицо расплывается и исчезает. Расплывается и исчезает. Песок проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами. ** Лужи. Она снимает обувь. Ступает босиком. Протягивает навстречу дождю ладони. Какой он солнечный, этот Дождь! Солнечный дождь! Почувствовать бы… на миг… почувствовать бы его на своих ладонях. Всем телом! Почувствовать! Тело. Чужое. Не её!!! Сорвать, срубить, стесать с себя эту кожу. Оголить в кровь! Дышать этим утром! Облачным и свежим. И этим Дождём! Кружиться в месте с ним в танце. По лужам. Собирают останки тел среди разбросанного по мёрзлой земле самолёта. Чёрные куски железа на белом-белом снегу. И на нём же, на белом, алые следы, последние следы разлетевшихся по земле жизней. Её неопознанное никем тело собирают по частям. Склеивают. Криво. Уродливо. До не узнаваемости. Чужие руки! Это не мои руки! Не мои! Нет!!! Посмотрите: вот там, под железной плитой! МОИ!!! Они не могут поднять это окровавленное крыло самолёта. Оно вонзилось в них. Впечатало в землю. Вот они! Те не мои! Чужие!!! Песок проникает в щели. Дождь танцует свой прощальный танец, как сошедший с ума Арлекин. Стучит замёрзшими подошвами. Что-то было в её жизни. Не в этих бесконечных дублях, переснимаемых в тысячный раз. Нет! Что-то было Важное. В той, единственной! С которой всё началось. Которая разбилась о те бетонные горы! Что-то Важное! Дочь! Она помнит, как впервые взяла её на руки. Да! Она чувствовала… не руками! ЧУВСТВОВАЛА. Почему же потом?… ночи… бессонные… руки пеленают, баюкают, обнимают… не чувствуют уже… Нет. Его губы. Пальцы… Запах его тела! Забыла его… Как быстро! Почему? Аромат сигар с примесью чёрного кофе… вол-шеб-ный… УТРО! Дождь. Почему она не сбросила обувь? Почему не побежала в это утро… в каждое из них… хотя бы в одно! Все эти повторяющиеся бесконечно жизни. Раскрашиваемые ею одной и той же краской вновь и вновь. Она не различает их! Повороты. Бесконечные повороты. В НИКУДА. Все они, приводящие не к смерти, нет. К Пустоте! И смерть, как избавление. И как шанс, данный в очередной раз шанс, так и не использованный ею. Гонка за поворотами… к счастью… приводящая всё в тот же туннель из бетонных гор. В ночь без рассвета! Не увидеть его! Не ослепнуть от переливов радуги. Не почувствовать влажные ладони опавших листьев, собирая их в охапку. Не вдохнуть запах черёмухи… НИКОГДА! Прекратить! Прекратить эту бессмысленность! Да! Смерть не страшна! Она уже мертва! Давно! Как она не понимала это раньше?!! - Если ты убьёшь себя – всё закончится. Вечность закроет свои двери. Навсегда. – голос сквозь века… - Ты! Это ты! Ты украл мою жизнь! - Разве не ты сделала это ещё раньше? Арлекин в белом костюме с тростью. Распахнул двери в ванну. Она сильнее сжала лезвие. Кровь закапала на пол. - Ты обманул! Весь этот круговорот жизней? Это - иллюзия… Я ничего не чувствую!!! Я мертва! Он коснулся её волос, лица. - Ах, как сладостно это… ПРИ-КО-СНО-ВЕ-НИЕ. Ты помнишь? Не думаю. Ты ведь и прежде. И прежде, в своей «настоящей жизни» ты НЕ ЧУВСТВОВАЛА. И тогда тебе было это не важно! - Я НЕ ПОНИМАЛА!!! Мне не нужна эта Вечность! Забери её себе! Слышишь, НЕ НУЖНА! Вода. Кровь. Кровь смешивается с водой. Девочка в платьице принцессы садится на ванну и одевает ей на голову венок. Улыбается. Камни вырастают в горы. Выстраиваются в длинный туннель. Девочка ладошкой играется с водой. Машина кружится, бьётся о стены, разбивается в кровь. Кровь. Кровь смешивается с водой. Волны. Детская ладошка. А где-то там, за невидимым окном, дождь. В этой последней её гробнице, как и прежде, нет света. Ночь без рассвета. Кровь на снегу. Дождь, тише! Не стучи! Не разбивай этот склеп. В нём нет окон! Их не было никогда! Успокойся, глупый Арлекин! Твой танец, твой феерический танец будет только завтра! Когда найдут моё тело. Когда швырнут его в мёрзлую землю. Когда песок будет пробираться к нему сквозь щели. Там Ты станцуй! Станцуй для меня! Посвяти мне свой безумный танец! Стучи своими железными подошвами! ТАМ! Дочь! Она чувствует её крохотное тельце… не руками! ОБНИМАЕТ! Его губы. Касается его лица. Чувствует! Каждым прерывающимся дыханием. Запах его тела… УТРО! Дождь! Сбрасывает обувь. И бежит. По лужам. Босиком. В этот Дождь. В это Утро. |
Майса о том,как маленькая кошка больших мужиков на уши поставила
А это я вот вам такой случай расскажу: тут у нас намедни за углом кошка в открытый люк провалилась. Как? Да вот так: какой-то дурак люк неплотно закрыл, после работы что ли. Кошка, видно, наступила на край крышки, да и провалилась. Мяукает там, орет, как ошпаренная, дескать, помогите, люди добрые, вызволите из беды - пропадаю. Народу собралось вокруг люка, женщины из соседних домов набежали: все советы дельные дают, как кошку из люка вызволить. Но ничего не выходит - вниз за ней не полезешь. Да и веревочной лестницы ни у кого нет. Судачили, судачили и решили по телефону позвонить - мужиков на помощь позвать. - Да уйди ты отсюда, с дороги, - закричала одна толстая женщина на мальчишку. - Чего ты здесь под ногами вертишься! Мальчишка отскочил с дороги. На вид ему было лет семь от силы. Щуплый такой задохлик, рубашонка с дырами на локтях, штанцы коротенькие, ножки, как спички торчат, коленки, как набалдашники из-под штанцов выглядывают. Картинка… Вернулась женщина. Вскоре за ней мужики прибыли: два грузовика громадные, а в кабинах по два здоровенных мужика сидят и куртки на них брезентовые. Вышли они и степенно к люку направились. С дороги мальчонку оборванного отшвырнули: - Кыш с дороги, не видишь - люди идут, - сказал басом впереди идущий главный мужик. Подошли они к люку, встали на колени на край дыры, задницы свои вверх подняли и смотрят вниз. А чего там, в темноте-то увидишь? Только и слышно, как кошка благим матом орет, надрывается, спасения просит. Тетка одна тоже к люку подошла, на колени встала на край, стоит в темноту смотрит. - Чего уставилась? - говорит ей мужик, - звони по телефону, пожарников вызывай. - Ой, сердешная, - сюсюкает женщина в люк кошке, - сейчас вызволим тебя. Встала с колен женщина, повернулась да с разбегу на мальчишку оборванного и наткнулась. Дала ему затрещину хорошую и закричала: - Чего зенки свои вылупил? Не видишь - люди работают, живую тварь от смерти спасают. Пшел вон отсюда! Попятился мальчишка, да с перепугу на ногу другой тетке своей ножкой-спичкой и наступил. Вторая тетка дала ему хорошую затрещину с другой стороны и закричала: - Ты чего здесь околачиваешься? Сказали тебе: проваливай отсюдова! Наконец, первая тетка позвонила. Говорит - приедут. Стоят все ждут. Мужики перекур устроили. Женщины в кучку сгрудились, слушают, как кошка орет, вздыхают жалостливо. А одна женщина говорит: - А может нам ОМОН вызвать? - А что, правда, давайте ОМОН вызовем - они все умеют. - Ты что сдурела? - говорит главный мужик. - Твой ОМОН этой кошке живо кишки наружу выпустит. Сразу орать перестанет. - Да подождите вы, вот сейчас еще пожарники приедут. - Раз обещали - приедут. Вот все-таки, как погляжу я, лучше нашего народу так никого на свете нет. - Это уж точно - жалостливые мы, добрые, сердечные - поддакивает другая. (Только по головке себя не гладит). - Завсегда любому на помощь придем. Вон тварь животную и ту спасти готовы. Пожарники-мужики и те вишь отозвались. - А ты чего здесь стоишь? - посмотрела третья женщина на ободранного паренька, - Чего мерзнешь-то? Вон уже губы посинели от холода. Беги домой, да чаю горячего напейся. Чего тебе здесь торчать. Давай, давай, шпарь домой. - У него нет дома, - сказал пацан из толпы и шагнул вперед, - я его знаю. - Как это нет дома? - удивилась женщина, - а где же он живет? - А нигде, - ответил парень, - он бездомный. Одна толстуха посмотрела на оборвыша и засмеялась: - Надо же какой шустрый: еще маленький, а уже - БОМЖ. И все дружно захохотали ее удачной шутке. - А где же у тебя отец с матерью? - спросили женщины из толпы. Мальчик молчал, низко опустив голову, стараясь унять дрожь. Он, видно, промерз до костей. - Они у него пьют, - ответил за него его знакомый. - Алкаши, значит, - уточнила одна из женщин и другие загалдели: - Вот спасения от них нет, нарожают детей, как тараканов и пустят на белый свет на нашу голову - корми их. - Да я бы таким отцам-пьяницам одни места начисто бы поотрывала - не плодись, паскуда! - А из него-то что вырастет? - кивнула она на маленького оборвыша, - тоже хорош гусь будет, бандит первосортный. - Моя бы воля: связать бы их всех по рукам, да пустить по рекам, чтобы наш великий честной народ перед всем миром не позорили. - Верно говоришь, Авдотья, давно пора. Но не успели они свой справедливый народный суд закончить, завыла сирена и пришла пожарная машина. Команда во всем своем боевом снаряде и в касках. Выскочили все, что твои солдаты и трусцой к люку побежали. Ну, люди все стоят, не шелохнутся: жива ли там эта бедная кошка? Пожарники, конечно, люди бывалые, не в таких переплетах бывали. Каждый день, считай, какой-нибудь очаг да возгорается. В общем, пошурудились мужики, пошурудились - достали кошку. Радости-то, радости у всех - полон рот. Бабка одна откуда-то миску с молоком притащила. А кто-то даже целую котлету приволок. Ой, родненькие, - повернулась толпа к пожарным, - ой, спасибочки вам какое: спасли животину. - Серега, слетай за поллитром для наших героев. Прошлись по кругу - аж на две бутылки собрали. Побежал Серега - одна нога там, другая тут. Вернулся с бутылками и передал их пожарникам. Поблагодарили пожарники за угощение, как и полагается, сели на свою машину всем расчетом, завели свою сирену и уехали. Разошлась толпа по своим домам. Остались на дороге мальчонка (БОМЖ) да маленькая кошечка. Взял мальчонка кошку к себе на руки, прижал ее к себе - тепленькая.… И побрел с ней, куда глаза глядят. * * * Утром, когда люди стали выходить на работу, в одном из подъездов многоэтажки обнаружили труп мальчика. На локтях его рубашки были большие дыры. Коленки из штанишек торчали, как набалдашники. Около него кошечка крутилась и мяукала. Вызвали машину. Рядом с трупиком кто-то поставил для кошки мисочку с молоком. |
ПОСЛЕДНИЙ ГРАЖДАНИН СОВЕТСКОГО СОЮЗААртур Черный
Его подобрали где-то на темных улицах, и привезли ночью в отдел местные милиционеры чеченцы. Что он делал в столь поздний час в страшном этом городе – давно известно: побирался, шлялся по помойкам, глотал вонючий спирт и искал место согреться. Да еще, наверное, молился, чтобы пущенная с какого-нибудь блокпоста очередь, прекратила, наконец, бесполезное его существование. Он сидит в кабинете участковых, у самого края стола, пьяный, грязный, скрученный радикулитом. Рядом пишет свой рапорт чернобровый пэпээсник полка. Я неспешно перебираю в пальцах рваные листы износившегося паспорта СССР. Этот старик русский, имеет постоянную прописку в Грозном с сентября 1968 года, с тех незапамятных времен нашего Нерушимого Союза. Никому не нужный гость из счастливого прошлого, он стыдливо прячет под стул проношенные свои башмаки. - Отпусти его, Рамедин, - обращаюсь я к дежурному участковому. Переведя на Рамедина глаза, безучастно ждет его решения пэпээсник. Ему все равно. Ему нужна лишь расписка в приеме задержанного. Вдвоем со стариком мы потихоньку идем до ворот. И он не перестает жаловаться, не перестает изливать мне свою душу. Он когда-то родился здесь, женился, развелся, утратил связи с бывшей семьей, отработал свой век и вышел на пенсию. Война застала его здесь, во дворе родного дома, где так давно миновало его детство. Война разнесла дом, увела соседей, лишила его корки хлеба и отняла пенсию. Он ничего не получал с 91-го года. Ни одного рубля, ни одной копейки. Всё, что ему осталось от той страны, где так тяжко прошла его трудовая жизнь, всё, что он заработал на ней, – это гнилые фрукты и заплесневелый хлеб с базаров и рынков. Это нищая котомка, болтающаяся на костлявом его плече. Это редкая случайная милостыня, поданная сердобольным русским или чеченцем. Это право входить с ночевкой на каждый порог Грозного, в каждый его раздолбанный дом, в каждый обвалившийся его подвал. Как же он выжил тут при обеих войнах?!. - Паспорт бы поменяли... Вы будете частым гостем здесь, - обращаюсь я к нему уже у ворот. Старик даже не удивляется глупому этому совету, а только качает головой, только безрадостно смотрит на меня заплаканными глазами: - Кто мне его поменяет?.. Я открываю ворота и молча отправляю его во тьму. В ту черную ночь Грозного, которой страшусь сам. В которую никогда не выхожу без оружия и полного запаса патронов. Он проваливает со двора, а я лишь потом понимаю, что нужно было дать ему каких-нибудь продуктов, консервов или хотя бы денег. А я не дал. Не подумал. Забыл. У старика уже отказывают ноги. Он несколько раз споткнулся на пути к воротам, несколько раз схватился за протянутую мной руку. Наверное, он скоро умрет. Как когда-то умер его Советский Союз. Позже, перед уходом из Грозного, я специально буду искать во всех списках задержанных его фамилию. Но, наверное, я ошибся тогда, когда сказал, что он будет частым гостем милиции. Старик никогда больше не доставлялся в наш РОВД. Это был последний гражданин Советского Союза, которого я встретил на своем пути. Потому что вскоре уволился из милиции. И никто и никогда больше не подавал мне на проверку своего паспорта. Больше я не знал ни одного гражданина той великой страны, о которой однажды, трудной осенью 2004-го, напомнил мне Грозный. |
Реквием Кеше или почему коты уходят умирать из домуСлава Влизко
Только мы с котом по полю пойдем... Выйдем мы с котом на простор, Заведем с котом разговор, Кто сосиски спер и сметану съел И когда закончится беспредел! Мой кот умер. Я курю, пью водку и пишу… Умер мой друг. Умер. Он дождался, чтоб увидеться со мной и ушел уже через три дня. Умирать. Он никогда не уходил из дома. Я хотел забрать его к себе в Красноярск, но не сделал этого. Я сволочь. И от этого ещё больнее. Лучше у меня, лучше на руках… Его нашли в подвале, он свернулся клубочком и умер. Знаете, почему коты уходят умирать из дома? Потому что они перед смертью вспоминают всё, что с ними происходило в жизни и не хотят, что бы им мешали. Я чувствую, свернувшись клубком, Кеша думал о мне. Он вспоминал, как я держал котенком его в ладонях, и он полностью умещался в них. Он вспоминал, как какал мне в тумбочку с вещами, и я гонялся за ним по дому. Он вспоминал, как лакал пиво из миски и потом, как и я, неровной походкой ходил за мной и что-то рассказывал мне, мяукая. Он вспоминал, как приезжая на дачу, мы вместе выбивали из неё чужих котов. Он вспоминал, как, оставшись на ночь в холодильнике, сожрал масло и его там же и распоносило и я мыл за ним. Он вспоминал, как делал засады и бросался на меня из них, якобы шипя и кусая мои лодышки. Он вспоминал. Он вспоминал, как пробравшись зимой ко мне под одеяло и, высунув мордочку, засыпал со мной на подушке. Он вспоминал, как вместе с документами при пожаре, я засовывал и его в рюкзак. Он вспоминал и вспоминал… Пусть земля будет тебе пухом, друг! Говорят, что у котов 9 жизней… Пускай жизнь со мной будет для тебя первой… Прости меня. |
Я умер
Алла Чимшит *** Визгливый скрип тормозов, иступлённые крики прохожих и безмерный ужас, охвативший меня, в последний миг моей короткой, и наверно никчемной жизни. И провал, провал в тупую, безвозвратную чёрную бездну… Которая никогда не сможет стать цветной, цветной и желанной, как жизнь! *** Я умер. Да, да, чёрт возьми, я действительно умер! Я это понял сразу, когда увидел необъятный мир сверху, вдоль нескончаемого горизонта и поперёк всей вселенной! Ещё никогда я не ощущал его, настолько красивым и насущно желанным! Нет, даже не так… безмерно ЖЕЛАЕМЫМ!!! Бесконечно, щемяще, до пламенных, обжигающих искр моей витающей души. Мне страшно. Что ожидает меня дальше? Впрочем, что может меня уже ожидать..? Меня нет, я не существую боле. Никогда мне не увидеть, играющего во дворе в футбол, моего шебутного сына, запыхавшегося и раскрасневшегося от азарта. И не убрать с заспанного личика моей любимой, ещё крохотной дочери, пахнувших наливными яблоками, светло-мандариновых, присыпанных тёплыми бликами золота, волос, сонно рассыпанных на мягком облаке подушки. Я смотрел на мир и понимал, насколько я его не замечал, не чувствовал раньше. Не замечал потрясающего своей красотой заката, переливающегося цветными оттенками спелых гранатовых бусинок и переспевшей вишни. Я теперь больше не намокну от тёплого, весеннего дождя, пахнувшего сырым сеном. И больше никогда не почувствую сонного, уютного утра, играющего солнечным лучом, в запутавшихся, давно не стриженных моих волосах. Мне не поспорить о политике, с рассудительным, иногда до полного бешенства, отцом. И никогда, никогда, не обнять свою полную, тёплую, розовощёкую и добродушную мать. Она не переживёт того, что меня больше нет! И я никогда больше, не проснусь от запаха душистого, ароматного кофе, сваренного заботливыми руками моей жены! И я вообще, никогда больше не проснусь. Ни-ког-да… Мне хотелось плакать, но слёзы не могли катиться по моим щекам…, впрочем, у меня не было больше щёк… только ощущения их присутствия. Душа рыдала и боялась, боялась всего, что может её ожидать. Это всё, что у меня теперь осталось, вот такой небольшой багаж… Мне недостаточно было его. Не достаточно! Мне так хотелось жить! Мне так хотелось вдохнуть утренний воздух, наполненный ароматами цветущих растений и утренней, прохладной зари. Я смотрел на радугу, но она не звала меня любоваться ею, да и любоваться в одиночку, больно и неинтересно… Я один! Никто не слышит моего отчаяния, не видит моего ужаса, никто не пожалеет меня! Я хватался за жизнь, но мне плохо это удавалось. Душа моя содрогалась крупной, неутихающей дрожью, но я всё равно ощущал её, своим, уже не существующим телом! Я кричу, кричу, кричу… До хрипоты, до судорог в моих голосовых связках, я ещё чувствую их, чувствую, как наяву. Мне кажется, что от моего иступлённого крика у меня идёт горлом кровь. Нет не идёт, а хлЫщет… Но меня всё равно не слышат, не слышат-а-а-т! Безмерный, отупляющий ужас, холодящий конечности, которых более нет… *** Визгливый скрип тормозов, иступлённые крики прохожих и безмерный ужас, охвативший меня, в последний миг моей короткой, и наверно никчемной жизни. И провал, провал в тупую, безвозвратную чёрную бездну, которая никогда не сможет стать цветной, цветной и желанной, как жизнь! Обратная «отмотка плёнки», как на видео,- я всегда памятью, возвращаюсь к этому моменту… Грузовик, ужас, охвативший меня, и крик, мой последний обезумевший крик!!! *** - Ты чего, чего так кричишь?- трясла меня за плечи, моя милая, так мною сейчас любимая жена, глядя на меня своими бездонными, безмерно родными глазами. - Что произошло?! Тебе что-то неприятное приснилось?- участливо спрашивала она. А я тупо смотрел на неё и счастливо, безудержно улыбался. - Чему ты улыбаешься?- удивлённо-растерянно, поинтересовалась она. - Вы не передумали сегодня идти в кино? – спросил я, вытирая со лба выступившие от тяжёлого сна, капельки солёного пота. - В кино? Да нет,- растерянно протянула она. - Я же детям обещала, сводить их на вторую часть «Ледникового периода», или ты забыл?- удивилась ничего не подозревающая супруга. - Нет, не забыл… А ты знаешь, я с вами пойду! Семья же всё таки… - С нами?! А футбол?! И потом…, ты никогда и никуда с нами не ходил,- совсем растерялась она.- Хотя впрочем, конечно пойдём, дети будут очень рады, да и я тоже… Вот только, как ты футбол-то пропустишь??? - Футбол? А ну его к чертям, в повторе посмотрю. Или у Ваньки счёт узнаю, в конце концов. Жена ошарашено смотрела на меня, как будто видела меня впервые. - Конечно, конечно…но…. всё же, не понятно, что случилось-то?- в конец озадачилась она. - Я передумал. Я просто передумал. Я много передумал, за этот короткий, но яркий сон,- размышлял я, крепко обнимая свою законную и дорогую для меня, «половину». Алла Чимшит Москва. Апрель 2006г. |
Смерть Джима
Братья Аловы Джим умирал. Собачий век его был долог, лет 15, человеком бы он столько по нынешним временам и не прожил бы, кто же нынче до такого времени доживает? Он появился у нас уже взрослой собакой, с пожелтевшими зубами, ему было лет семь-восемь. Когда нам его предложили, мы долго думали - брать, не брать. Все таки взяли. Появившись в квартире, он жадно попил воды, есть ничего не стал и, тихонько повизгивая, улегся у дверей. Жена морщилась, маленькая дочка от собаки была в восторге. Пса назвали Джимом. Постепенно он стал откликаться на свое новое имя и привык к нам. Он с удовольствием ходил гулять и со мной и иногда с женой, но еще долго за хозяина признавал только меня. Затем я охладел к собаке и Джим постепенно перешел под покровительство обитателей женского пола. Появление этого четвероногого члена семьи сразу же осложнило нашу жизнь. Не говоря уже об обязательных неоднократных ежедневных гуляньях с ним, стало гораздо трудней добираться летом на дачу. Стало сложно поехать куда-нибудь на два-три дня, - не говоря уже о поездках более длительных. Правда, взамен этих и других неудобств мы получили такую чистую, бескорыстную преданность живого существа, какую редко увидишь у людей. Нам часто казалось, что еще чуть-чуть, и Джим заговорит, наконец, и выскажет любовь, которая буквально распирала его, но он, так и не преодолев языковый барьер, только звонко взлаивал, словно жалуясь, что не может рассказать нам, как он нас любит и как ему с нами замечательно. Характер его мы узнали довольно быстро. Джим оказался невоспитанным псом: он любил воровать и был чуть ли не помоечником; из-за чего он часто травился, и его выворачивало и тем, что он съедал дома, и тем, что подбирал на улице. С этими и некоторыми другими привычками, нам справиться так и не удалось. Уже постарев, он обычно лежал в своем углу, высунув язык и часто дышал. Последние годы он уставал быстрее и не бегал, как раньше, а теперь гулять и вовсе перестал: он доживал свой век глухим, почти слепым и беспомощным. Он часто мочился прямо на пол, не дождавшись, пока его вынесут на улицу, - сам он лестницу одолеть уже не мог. Он так мерз, что приходилось его накрывать старым, изъеденным молью пледом. От него шел очень густой запах, даже в большой комнате приходилось держать форточку все время открытой, но это не спасало. Мы с женой избегали говорить о том, что с ним надо что-то делать, но невысказанное постоянно присутствовало в разговорах: кажется, и дочка догадывалась, что так бесконечно продолжаться не может и что нам придется что-то предпринимать. Однажды, придя домой, я застал супругу в слезах. Джим уже несколько дней ничего не ел, от него ужасно пахло, и когда она заглянула ему в рот, то обнаружила там червей. Около зубов начался некроз, черви копошились в гнилом мясе - зрелище было жуткое. Жена звонила в лечебницу и ей сказали, что в таком состоянии собак они уже не лечат. Знакомый ветеринар предложил устроить ему лечебное голодание. Через несколько дней Джим стал подниматься с подстилки и сам дошел до воды на кухне; он стал гулять, мы только следили за тем, чтобы он не съел чего-нибудь на улице. Он голодал две недели. Для собаки срок, наверно, очень велик, но никакой информации о том, сколько могут голодать животные, у нас не было, мы все делали наощупь. Тем не менее рот мы ему залечили, а те некротические ткани, которые не успели отвалиться во время голода, в первую же неделю после выхода из голодания отпали тоже. После голодания он вел себя, как молодой: на улице гонял, как бешеный, лаял молодым заливистым лаем. Однако возраст брал свое и вскоре Джим опять сник. Он почти не гулял, не лаял, стал опять тяжело дышать. Он медленно и неизбежно умирал, жить ему оставалось недолго. Однажды я заметил, что жена плачет. - Что случилось? - спросил я. - От него ушли блохи! - сказала она. Да, это был конец. Глядя на то, как он тяжело, с хрипами, дышит, как он не может сам стоять на ногах, как слепо тычется в углы и стены, пытаясь найти дорогу к своей подстилке, я думал о том, что его мучения превышают меру жалости к нему, что избавить его от них - добрее, нежели продлевать их, наблюдая, как он страдает. Я представлял, себе, что я умираю таким же беспомощным стариком - и ужасался. Глядя на него, поистине можно было пожалеть, что не существует больниц, где бы по твоей просьбе тебя "усыпили"... Жена и дочь были в гостях у тещи, я сидел за ноутбуком и что-то "кропал". Часов около восьми меня словно кто толкнул в спину и я пошел в комнату. Открыв дверь, я увидел у самого порога Джима, лежавшего в странной позе: все лапы растопырены, голова - на боку. Он был укрыт накидкой, и я понял: из последних сил он полз до двери, вместе с накидкой, вероятно попрощаться со мной, и тут и умер. Он еще не остыл. Я открыл форточку, закрыл дверь, ушел на кухню и закурил: я ничего не хотел делать с ним до возвращения близких. Да и что делать? Везти его в лечебницу? Зачем это нужно, если душа его уже отлетела, освободившись, наконец, от страданий этой безумной жизни? Я курил одну за одной и думал, что проще всего было бы потихоньку похоронить его - но как? Наконец вернулись жена с дочерью. Дочка сразу же залезла в ванную, собираясь сразу лечь, - ей утром надо было рано вставать. Я подал жене тайный знак, чтобы она заглянула к нам в комнату. Она открыла дверь и, посмотрев на меня, испуганно спросила: - Умер?! Я кивнул. - Что будем делать? - спросила она. - Завернем и отнесем в контейнер. - Ужасно! - Что ты предлагаешь? - Давай позвоним в лечебницу... Мы позвонили. Телефон не отвечал. Мы собрали Джимкины подстилки, подушки, завернули его в накидку, положили туда кормушку и поилку и вышли на улицу. К счастью, контейнер был полупустой, еще вчера он был набит с верхом, и вокруг была гора мусора. Сейчас он был почти пустой. Как специально. Мы опустили туда подушки, на которых он спал, положили на них Джима, сверху положили его подстилки и молча пошли домой. |
Снайпер
Константин Арчер - Держи. Дед протянул мне ружье. Прижав плечо к прикладу, я ощущаю особый запах - смесь кислого пороха, гари и оружейного масла. - Спокойней. Смотри на мишень. Мишенью была бутылка, стоявшая метрах в тридцати. - Дыхание - как тебя учил. Стреляй. Выстрел бухнул громче чем я ожидал - резко и отрывисто. Бутылка разлетается на мелкие осколки. Мне 8 лет. Осень. Все вокруг в желтых листьях. Зябко. Плечо после выстрела болит. Дед обнимает меня и говорит: - Молодец. ************** Когда мне было 7 лет ( в том году я пошел в школу) лет я возвращался со своим дедом с дачи – последней электричкой. В вагоне сидело всего несколько человек – я их очень хорошо запомнил – какая-то бабка с кустом смородины (корни обвязаны старым белесым целлофановым пакетом), две молоденькие девицы с парнем в очках (у парня был брезентовый куляпистый рюкзак и гитара в чехле), какой-то мужичок и мы с дедом – седой старик с внуком. Где-то на подъезде к Москве (почему-то в голове вертится глуповатое название Химки-Ховрино – звучит почти как Рио-де-Жанейро) в вагон вошли трое парней. Один (в кепке и какой-то скрюченный - как знак вопроса) прошел через весь вагон и встал у одного входа, второй (здоровый жлоб) остался стоять на месте, а третий ( жилистый и в странных остроносых ботинках), прошел чуть вперед, достал нож и громко сказал на весь вагон: «Граждане пассажиры – предлагаю по хорошему достать свои денежки, часики, колечки-сережечки и передать мне. Быстро». Бабка запричитала, мужичок сразу полез в карман за деньгами, девушки нахохлились, парень с гитарой с какой-то неуместно-непонятной радостью громко сказал: «А у нас ничего и не осталось» - после чего получил по-морде от жилистого, а девицы безропотно сняли с себя кольца и серьги. Только мой дед продолжал сидеть спокойно, читая какую-то книгу по теории шахмат (дед обожал шахматы и играл очень и очень прилично). Жилистый подошел к нам, поигрывая ножом и спросил: «А тебе что, ветеран, отдельное приглашение требуется?». Дед отложил книгу в сторону, посмотрел на него и ответил тусклым и тихим голосом: «Проходи лучше куда шел». Жилистый нагнулся к деду и с какой-то мерзенькой усмешкой проговорил: «Что дедок самый смелый, а? Не боисьсся?» Дед посмотрел на него и ответил: «Разучился». Потом схватил жилистого за руку с ножом и каким-то особым приемом сломал ему с хрустом палец. Нож упал на пол. В тоже самое мгновение дед схватил жилистого за кадык, а потом медленно и спокойно ему сказал: «Пошел вон, а то раздавлю как шавку, баклан хренов». Жилистый придерживая у груди руку со сломанным пальцем потрусил к выходу. Почему дед назвал его бакланом я не понимаю до сих пор – парень совсем не напоминал эту морскую птицу… *********** Мой дед прошел всю войну – с 41 по 45-й. В 41-м был в окружении. Вышел. Один. С оружием. Опять воевал. Опять попал в окружение. Опять вышел. В 47 демобилизовался. В 49-ом посадили. 10 лет лагерей. В 54-ом реабилитировали. Рассказывал, что следователь все спрашивал на допросах: "Что ж ты - как вся армия в плен не сдался? Сотни тысяч сдались - он видите ли нет. Признавайся - сдался в плен, а потом завербовали." Дед отвечал одно и тоже: "Снайперу в плен сдаваться стыдно - как к себе подпустил? почему раньше не убил? Да и честно говоря - бесполезно - все одно снайперов на месте убивали...". А про лагеря дед никогда не рассказывал. ************* - Пропусти первых двух и стреляй – дед говорит шепотом, но я слышу его прекрасно. Я весь во внимании. Мне кажется - Еще немного мои нервы лопнут, как леска спиннинга, когда блесна зацепится за корягу у берега, а от сильного ветра лодку без якоря (у нашей лодки якоря всегда были сделаны из двух кирпичей, скрепленных алюминиевой проволокой) начинает тащить куда-то к центру озера. Лай собак все ближе и ближе. От волнения у меня начинают дрожать руки, а зубы отстукивать какую-то джигу. - Закрой глаза. Представь что ты сидишь в бане на полкЕ (дед всегда говорил полОк, а не полка). Только что воду на каменку поддал. Я закрываю глаза и представляю, как меня обдает горячим паром. У нас баня низкая и топиться по-черному. Дед ее сам срубил, когда я еще совсем маленький был – она вся низенькая, черная. Мама вечно ворчит, что в «В этой дурацкой бане до стенки дотронешься и опять отмываться нужно». Дед отшучивается: «А ты до стенок не дотрагивайся…». - Пора – шепчет дед. Я открываю глаза и через секунд пять нажимаю на курок. Потом еще раз. - Завалил – спокойно говорит дед, - Пошли. Подбегают наши собаки – у деда лайка и сеттер. Когда мы подходим к кабану, дед отрывает веточку можжевельника и вставляет ему в пасть. - Первый – хороший выстрел. Второй – зря стрелял. Потом смотрит на меня и говорит: - Запомни – стреляй наверняка или не стреляй вообще. И никогда не делай лишних выстрелов. ********** Дед не любил рассказывать о войне. Но мне часто объяснял о какие-то мелочи и детали того, как нужно воевать. Говорил – «вдруг пригодиться, черт его знает в этом мире все может быть…» Рассказывал от том, что если едет грузовик, то нельзя стрелять в водителя. Машина остановиться - в грузовике может быть много немцев – тебя убьют. Нужно сделать всего один выстрел – когда машина будет практически вне зоны досягаемости. Стрелять по кузову. Водитель тогда нажмет на газ. Если выстрел будет один – никто никогда не остановится. Говорил: «Помни – твоя цель не убить врага, а убить врага и самому остаться в живых. Первое – просто. Второе – гораздо сложнее». «Никогда даже не начинай курить. Тот кто курит – всегда отличная мишень». «Если есть свободная минута – чисти оружие (да и никому и никогда его не отдавай!) и тренируйся, тренируйся, тренируйся. Даже если ты самый лучший и у тебя все и так получается». "Если ты думаешь - стрелять или нет - просчитай все ходы - как в шахматах. Не видишь как поставить мат - не нажимай на курок." ************* У меня как-то брала интервью журналистка для какого-то бизнес издания – молодая, прыщавая девица в очках и диктофоном в руках. Спрашивает: - Назовите несколько главных достижений в своей жизни. Первое, что пришло в голову: «Я завалил своего первого кабана когда мне было 12 лет. Кабан был больше меня. Потом я тащил его вместе со своим дедом 4 часа по лесу. Одно из моих главный достижений – я сделал так, что мой дед мною гордился». Вместо этого я ответил: «Я получил степень МВА в Англии в числе top 20 студентов университета». Интервью получилось какое-то глуповатое, дурацкое одним словом интервью… Я ничего не рассказал плюгавой журналистке из того, что во многом мой бизнес строиться не на Филиппе Котлере и не на Джеке Уэлше, а на простых принципах, которые когда вложил мне в голову мой дед - прошедший через всю войну, ГУЛАГ и забвение, а потом запоздалые и какие-то фальшиво-звонкие медные трубы, - старый и больной, но тем не менее один из самых сильных людей которых я когда-либо знал. |
Оператор, Будьте Добры...
Я был совсем маленьким когда у нас в доме появился телефон - один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты? Я был еще слишком мал ростом, чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел, как мои родители разговаривали по телефону. Позже я догадался, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут: Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал. Оператор, Будьте Добры знала все - от телефонных номеров соседей до расписания поездов. Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошел, когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене. - Оператор, Будьте Добры. - Слушаю. - Знаете, я ударил палец... молотком... И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель. - Мама дома? - спросила Оператор, Будьте Добры. - Нет никого, - пробормотал я. - Кровь идет? - спросил голос. - Нет, просто болит очень. - Есть лед в доме? - Да. - Сможешь открыть ящик со льдом? - Да. - Приложи кусочек льда к пальцу, - посоветовал голос. После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у нее чем кормить хомячка. Однажды, наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил: - Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением - должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки? - Пол, - сказала она тихо, - Всегда помни: есть другие миры где можно петь. И я как-то сразу успокоился. На следующий день я позвонил, как ни в чем не бывало, и спросил как пишется слово fix. Когда мне исполнилось 9, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался у меня с новеньким блестящим телефоном на столике в холле. Подростком, я тоже не забывал о ней: память о защищенности, которую давали мне эти диалоги, помогали мне в моменты недоумения и растерянности. Уже взрослым я смог оценить, сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом. Через несколько лет, после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолет. Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер: Удивительно, ее голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил: - Не подскажете ли, как пишется слово fix? Сначала - длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда: - Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени. Я засмеялся: - О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много значили для меня наши разговоры! - А мне интересно, - она сказала, - или ты знал, как много твои звонки значили для меня. У меня никогда не было детей, и твои звонки были для меня такой радостью. И тогда я рассказал ей, как часто вспоминал о ней все эти годы, и спросил, можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять. - Конечно, - ответила она, - Просто позвони и позови Салли. Через три месяца я опять был проездом в этом городе. Мне ответил другой, незнакомый голос: - Оператор. Я попросил позвать Салли. - Вы ее друг? - спросил голос. - Да, очень старый друг, - ответил я. - Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад. Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала: - Подождите минутку. Вас зовут Пол? - Да. - Если так, то Салли оставила записку для вас, на тот случай если вы позвоните... Разрешите мне прочитать ее вам? Так... в записке сказано: «Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет». Я поблагодарил ее и повесил трубку. |
БумерангСерега Кобах
Вот по просеке идет мальчик. Он беззаботен, весело улыбается веснушчатым лицом и, демонстрируя полное отсутствие слуха, напевает какую-то песенку. Глядя на эту детскую беззаботность, невольно вспоминается собственное детство, да и как его не вспомнить, если этот пацан, я.. ..А буквально за два дня до прогулки по просеке, я закончил читать книгу про индейцев. Оооо!.. Какие это были благородные и краснорожие люди! Они скакали на лошадях, стреляли из луков, кидали томагавки и бумеранги. В общем как могли защищали свою честь и честь девушек своего племени от назойливых посягательств белокожих. По окончании прочтения, я, еще находясь в мечтательном состоянии, сделал себе лук, но как-то с ним не сложилось. То ли лук не получился, то ли стрелы были кривые, уже не помню.. Следующая очередь была за томагавком. Его роль блестяще исполнит туристический топорик, но ровно до того момента, когда матушка узрела свой пододеяльник натянутый на заборе, в который я самозабвенно метал топор. После этого, воинствующая бледнолицая пообещала отважному индейцу неподъемных пилюлей и унесла пододеяльник зашивать. Оставался бумеранг. Без вариантов. К счастью, в книге хоть и не было чертежей, но описание было настолько подробным, что я не колеблясь приступил к воплощению мечты индейского оружейника. Тем более, как специально, на даче завалялась кривая коряжка, как раз нужной формы. Целый день я фонтанировал древесной стружкой и, наконец, к вечеру из под золотых рук мастерового вышел бумеранг. Все было сделано точно по описанию, в том числе и лопасти винтом. Единственное, о чем в книге не было сказано, это про его размеры. Но прикинув детским умом, что индейцы люди серьезные и мелочами заниматься не будут, выстругал изделие соответственно своему представлению. Возможно Чингачгук и крутанулся пару раз в своем склепе, но меня уже ничего не смущало. И даже то, что батя увидев какую буратину я сваял, нервно икнул, как то меня не смутило. Ибо я обладал настоящим бумерангом! Первое испытание было решено провести на поляне. Пока я пер этот гигантский вентилятор до места пуска, то умудрился уронить его на лапу соседской огромной собаченции, которая подбежала ко мне с какими-то явно нехорошими мыслями. Серьезная животная, которой и перечить-то никто не смел, взвизгнула, глянула на меня с ужасом и нырнула обратно под забор. Я еще тогда заподозрил некоторую авантюрность предприятия, но… …Взявшись обеими руками за край винтообразной деревяшки и ухнув от натуги, я попытался запустить ее в сторону предполагаемого противника. То ли противник был далече, то ли детские пальцы сильно слабы, но бумеранг почему-то не полетел. А даже совсем наоборот - упал вертикально вниз. Фигня задача. Покрепче ухватившись за непослушную древесину, я сделал два оборота вокруг своей оси и, крякнув, запустил изувеченное дерево вдаль. Странное дело, вроде как бумеранги должны возвращаться, рассуждал я, разыскивая свой шедевр в высокой траве. Наконец я его нашел, а заодно сделал вывод, что кидать надо сильнее, выше и так далее. Привычно сделав два оборота вокруг себя, я разжал пальцы и с удовольствием увидел взмывшую ввысь свою каракатицу.. - Фима! Фимочка! Ты где? Где ты, мой маленький!.. Навстречу мне по поляне шла какая -то тетка, пристально смотрела в траву и даже изредка ее шевелила носком туфельки. Тетка была красивая, одета сильно модно, и вся такая манерная-манерная. Сейчас таких называют – гламурные. На руках были белые кружевные перчатки, которые она периодически брезгливо отряхивала. - Фимочка, ну где же ты, мой маленький? Я еще подумал, ребенка, что ли, потеряла. Так какого фига ты его в траве ищешь? Мальчик-с-пальчик, что ли?.. И тут я заменил некоторую настороженность в обстановке. Почему-то замолчали птицы и даже кузнечики и те заткнулись. Почему все насторожились, я понял довольно быстро. Можно сказать, сразу. Моё нехитрое изделие летело прямо на красивую тетю. А красивая тете, ничего не видя, всё шевелила высокую траву и искала своего мальчика-с-пальчика. «А мне ведь писец, – почему-то мелькнула мысль.- Угроблю тетку, будет неприятно..» В том, что её угроблю, я почему-то ни капли не сомневался. Ибо получить с налету в бубен таким вот "дельтапланом", это не то что нежную тетку, тут и самца гориллы запросто можно разума лишить. Но судьба была благосклонна ко мне. Или к ней. Тут уж совсем непонятно. Это я так долго рассказываю, ибо заново переживаю сию романтическую историю. На самом деле все заняло совсем мало времени. - Ну где же ты, противный Фимочка? Покажись… В этот момент жестокий инструмент – бумеранг, лениво вращая своими чудовищными лопастями с отвратительным чваком врезался в землю, в метрах пяти от красивой тети.. И буквально в туже секунду, разрезая летнее марево истеричным визгом, из травы взмыл, получивший в жопу деревянным пропеллером, как я сейчас понимаю, долгожданный Фима. Фима оказался совсем не мальчик-с-пальчик, а скорее.. песик-с-носик. В летящем и похабно визжащем существе с трудом угадывалась достойное племя собачьих. Скорее оно напоминало облезлого, старого хомяка, который со слепа сел на ежика.. - Фимочка! – взвизгнула красивая тетя, и её визг гармонично слился с визгом воспарившего Фимы. А Фима летел и причитал, летел и причитал. Я как-то автоматически отметил, что летит он хоть и гораздо ниже моего бумеранга, но бесс***** красивее. Еще подумал, что следующий раз надо будет к лопастям свисток привязать, что бы так же летело и свистело. … Все таки крайне неудобно гнаться за мальчишкой на каблуках и со свистящей собачкой под мышкой. Фима уже израсходовал весь отпущенный ему создателем визг, и теперь открыв маленькую пасть, просто свистел на одной ноте, зажатый подмышкой и выпучив мне в спину свои два огромных глаза. Вернувшись через час, я нашел на поляне свой бумеранг. Точнее то, что раньше называлось бумерангом.. Красивая тетя, не догнав меня, вернулась на поляну и долго мстила суровому оружию справедливых индейцев, превратив бумеранг в две потрепанные лопасти от карлсона-неудачника.. |
Дедморозовская лицензия
Фима Машечкина Тихо падал снег, призывно мигали гирлянды, люди, шурша пакетами, деловито спешили куда-то. «Предчувствие явись», - мысленно взывала я совесть к празднику. Какое там явись: тридцатого декабря я одиноко сидела на скамейке и безучастно наблюдала из своего тусклого мирка за бурлящей жизнью. Нелепо! Ну закончился календарный год, и что дальше? Ничего! Все так же как в прошлый год и позапрошлый и десять лет назад: оливье, «шуба», икра, шампанское-вино-водка, елка, грязные тарелки, остывшая курица; поздравление президента, поющие и скулящие «звезды», холодная подушка в два часа ночи, взрывы фейерверков за окном и чужая радость. А на утро средняя жизнь, средний заработок, средняя внешность. И так с рождения: в школе четыре-пять, никаких выдающихся результатов в секции, в институте два-три невзрачных кавалера, много лет одна и та же должность, обычная свадьба с фатой и двухъярусным тортом, банальная измена и естественный по такому случаю развод. Не жизнь – средняя арифметическая! Единственная радость - белые снежинки, кружащие в свете фонаря. За ними-то я и наблюдала, жалея, что не умею так же беспечно кружить по жизни. Кто-то плюхнулся рядом. Скамеек что ли мало? Садись - не хочу, сейчас начнется – общение, излияния души. Высокий парень что-то рассеянно искал в пакете с надписью «С новым годом!» и изображением тикового Санта Клауса, потом снял пальто и принялся им трясти. - Что-то потеряли? Тип моргнул темными глазами и продолжил телодвижения «а-ля тетя Валя вытрясает половик» «Чудик», - кинув прощальный взгляд, я решила идти домой, все равно идиллистическое примерзание к скамье в гордом одиночестве беспардонно прервано. - Вот он! – раздался радостный вопль. Нечто длинное подпрыгнуло, и, оторвав мою бренность, закружило в полуметре от земли. «Почти как снежинка», - глупая мысль опередила испуг. - Извините, просто я решил, что потерял блокнот с конспектом, но не потерял, - пояснил чудик, вернув меня на место, покраснел и … безудержно заплакал! - Так, товарищ хороший, вы мне тут это прекратите, я сама умею плакать, так умею, обзавидуетесь. Слезы моментально высохли, а в темных глазах заиграл интерес. - Нет, вы не подходите, - категорически заявил чудик, - нет-нет, даже не уговаривайте,. - И не собираюсь! …Хотя, почему бы и нет, вот и буду уговаривать. В конце концов, что происходит?! - Ничего особенного, кроме того, что мне не видать дедморозовскую лицензию как своих ушей. А ведь я так готовился, так учил, хотите, стишок прочту? Старый Дедушка Мороз с белой бородою, что ребяткам ты принес, на праздник новогодний? – при этом дылда погрозил кому-то в воздухе указательным пальцем. - Я принес большой мешок, в нем игрушки, книжки, пусть встречают хорошо Новый год детишки! - Вам плохо? Присядьте, сейчас «скорую» вызову. - Вызывайте, вызывайте, ведь вам наплевать, всем наплевать, сидите в своей скорлупе и ждете, а ведь это не оно, а вы должны к нему прийти! - Так чего ж мне с вами делать-то? – растерялась я, мало понимая прогрессирующий бред. - Помочь. Мне лицензия нужна на дедморозовскую деятельность. - Вы массовиком-затейником работаете? Дылда посмотрел на меня как на идиотку. - Вы что, не знаете кто такой Дед Мороз? Я ж вам только что стих прочел! - Прочли, - подтвердила я, - так что нужно сделать, чтобы лицензию получить? - Научиться исполнять желания, чего ж еще. Только я не умею, теория-то у меня на «отлично», а вот с практикой засада! – отмахнулся дылда. - Ой, это точно не ко мне… могу чаем угостить. - Пойдемте, - голосом полным безысходности отозвался чудик. И мы поплелись к метро. - А давайте все-таки попробуем? Я буду загадывать желания, а вы попытаетесь их исполнить? Я повертела головой по сторонам. Люди все также спешили, снег падал, одинокий пес путался под ногами прохожих, заглядывал им в глаза и ничего там не находил. - Желаю, чтобы у него появился добрый и ласковый хозяин. Мой спутник достал из кармана блокнотик, полистал его, закрыл глаза и что-то пробубнил. Молодой человек в меховой кепке остановился у пса, достал кусок колбасы из портфеля и кинул. - Получилось! - воскликнула я… - хотя нет, не получилось. Проводив взглядом уходящего в толпу парня, я смотрела на собаку, которая, обнюхав подачку, так же глядела ему вслед. - Может, ты его себе возьмешь? – предложил мой спутник, беспричинно перейдя на «ты» - А выгуливать два раза в день ты будешь? - покачала я головой. В вагоне было тесно. Мерзкий, потный дядька с елкой развалился на сидении. Елка всем мешала. Старушка, стоявшая рядом, то и дело отпихивала от лица колючие ветки. - Хочу, чтобы этот уступил место бабульке, - шепнула я дылде. Он снова полез куда-то во внутренний карман пальто. Опять листал блокнот и бормотал. Станция, другая, мое сердце не выдержало. - Мужчина, уступите бабушке место. Давайте-давайте, поднимайтесь, - металл в голосе произвел должный эффект. Мужик нехотя поднялся, и старушка, охая и бормоча благодарности, села. - Опять не получилось, - вздохнул в ухо чудик. - Ничего, в следующий раз обязательно получится. Мы шли по улице, дылда рассказывал мне какие-то дурацкие анекдоты, читал стишки, даже пытался исполнить арию Снегурочки, но тут его ожила категорический отпор. Когда мы проходили под аркой, навстречу вышла плотная фигура: - Дай прикурить. - Нет у меня денег, и у нее нет! – дылда закрыл меня своей сутулой спиной. - Я говорю, прикурить не найдется? - Беги, я его задержу, - взвизгнул спутник, и подобно козлику принялся скакать, выбрасывая вперед кулаки. - Успокойся, это мой сосед, - усмехнулась я, выходя из-за спины спасителя. – Привет, Володь! - Так прикурить-то есть у твоего приятеля? – настаивал на своем Вовка. - Нет у меня сигарет, не курю! – почему-то обиделся чудик. - Ладно, тебя проводил, пойду домой, все равно лицензию мне не подпишут. - промямлил у двери квартиры чудик. - Зашел бы на чай? Дылда пожал плечами и кивнул. Пока я готовилась к церемонии чаепития, расставляя на столе печенье и сахар, новый знакомый осматривался. - Странно, у тебя даже цветов нет, обычно женщины любят на подоконниках оранжереи устраивать. - Почему же нет, вон стоит один, - я указала на кактус, - только он не цветет. А жаль… Дылда взял пластиковую бутылочку с водой и полил колючку. Светская беседа за чаем прошла на высочайшем уровне. На прощание дылда чмокнул меня в щеку, покраснел и быстро сбежал по лестнице вниз. - Чудак! – последнее, что подумала я, проваливаясь в сон. Проснувшись в полдень, я пошлепала на кухню и, поставив чайник, посмотрела в окно. Не может быть! На самой макушке кактуса распустился бледно-розовый цветок. Настроение резко поползло вверх: по такому случаю просто необходимо взять себя в руки и приготовиться к празднику. «Перво-наперво, елка!» Не позавтракав, я понеслась на елочный базар. Из всего разнообразия, никак не удавалось подобрать то, что хотелось. В большинстве своем елки были очень высокие и наполовину осыпавшимися. Отчаявшись, я взяла первое попавшееся дерево, и пошла оплачивать. Продавец запросил невероятно большую цену. Попытки торговаться натолкнулись на непонимание и некую агрессию. - Хорошая, пушистая елочка, - раздался сзади голос. - Марат, ну-ка оформи в качестве подарка. Я обернулась. На меня смотрела та самая старушка, для которой я вчера отвоевала место в метро. - Здравствуй, хорошая. Бери, не робей. - Я так не могу, давайте заплачу. - Это ж подарок, уважь, сделай милость. Распрощавшись с бабушкой, я счастливая побрела домой. Вдруг мужчина в меховой кепке поскользнулся передо мной. Подозрительно знакомая кепка отлетела в сторону. За ней бросилась собака. Та самая, которая вчера у метро заглядывала прохожим в глаза, только на шее у нее теперь поблескивал ошейник. - Молодец, - пробубнил парень. Поднялся, потрепал за холку пса, и они вдвоем пошли дальше. Купив по дороге шампанского и фруктов, я решила забежать в самый дорогой салон нашего района. Гулять, так гулять! И часам к шести расфуфыренная я лежала на диване, в полудреме наблюдая за приключениями любителя попариться в канун Нового года. Елка наряжена, фрукты помыты, шампанское охлаждается в холодильнике. Раздался звонок. На пороге стоял вчерашний чудик, держа в руках большие пакеты. - Чего стоишь, принимай, - скомандовал он. Дылда оккупировал кухню, то и дело требуя от меня какую-нибудь посуду. Закончив готовку и сервировку стола, он протянул мне бокал с шампанским: - А теперь давай выпьем за мою лицензию. - Да ты что! Получил? Поздравляю! - Угу, благодаря тебе, ведь я же выполнил все твои желания. Ты кружилась как снежинка, пес нашел хозяина, старушке уступили место, кактус расцвел, и Новый год ты встретишь не одна. Не успела я сделать глоток, как раздался звонок. Приехали друзья из Питера. Затем ввалились бывшие однокурсники… Весь вечер кто-то приезжал, привозил подарки, еду, вино… Мир завертелся с немыслимой скоростью, и я чувствовала себя центром вселенной. Дылда нарядился в костюм Деда Мороза, веселя всю компанию. Тишина наступила, когда забили куранты. Двадцать шесть человек синхронно встали и подняли свои бокалы. Дылда шепнул мне на ухо: - Загадывай скорей еще одно желание, а то срок лицензии заканчивается! Я улыбнулась: - Все и так чудесно, только… принца не хватает. Когда наступило время раздачи подарков, чудик протянул мне конверт: - Откроешь, когда останешься одна. К пяти утра, закрыв дверь за последними гостями, я села на табуретку, и, посмотрев на кактус, вспомнила о подарке. Внутри конверта лежал листочек, где ровным подчерком было написано. «Дедом Морозом может быть каждый, если захочет». Снежинки падали, улица пустовала. Мой мир был не таким уж и тусклым, а жизнь - не среднеарифметической. |
Ля муррр де труаЮджин Папуша
Любовь спросила: - Ты хочешь меня? - Хочу! – ответила Верность Искушение поинтересовалось: - А меня…? Ведь ты никем не контролируема… - Нет! - напряглась Совесть Тут Полигамность поставила вопрос ребром: - А что, если пригласят третьим два женских искушения, разве ты откажешься? И Совесть стала в тупик, опустив глаза... - Ну, если ради ее, любимой и ей будет приятно, то я готова со-грешить ради нее же... Сарказм спросил у Оргазма: - А что, тебе ради себя - не хочется? Совесть ответила: - Многое в жизни было сделано ради эгоизма, и что, разве результаты были потрясающи? Умудренность подвела черту: - Не ссорьтесь! Когда счастье не с кем разделить, оно ничего не стоит! Совесть взвилась: - Так что, делиться им с кем ни попадя? Мудрость сказала: - Счастье – многогранно, и все зависит от тебя, какие и сколько его граней ты способна отшлифовать… Все помолчали, переваривая, каждый по своему... - А что такое счастье? - спросил Сарказм. Оргазм ухмыльнулся и промолчал... Совесть навострила уши... Мудрость ответила: - Много есть определений... У каждого - своё... - А твоё? - спросил Оргазм. - Моё? Счастье - это ощущение процесса духовного роста! Любовь в восхищении захлопала в ладоши: - Как точно сказано! Сарказм глянул сквозь нее и: - А кто это тут такой жизнерадостный? - Это я, Любовь... - Кто-кто? Я тебя в упор не вижу... Что это еще за счастливая дурочка, любовь? - буркнул ядовито Сарказм - Может Мудрость тебя знает? Мудрость исчерпывающе ответила Сарказму: - Любовь - это духовность Сознания и норма отношений между людьми. Сарказм уныло промолчал в своем темном углу, Оргазм успокоился и перестал теребить свое причинное место, а Любовь, Верность и Мудрость улыбнулись друг другу и, взявшись за руки, пошли домой. |
Дыхание любви...
Я умер почти 9 лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать как мне тут живется. Я пишу, чтоб рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. И еще хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете. Даже если её пытаются убить, даже если этого захотите вы. Любовь не умирает… Никогда !!! Мы познакомились 31 декабря. Я собирался встречать Новый год со своей третьей женой у своих старых друзей. Моя жизнь, до её появления, была настолько никчемной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя: Для чего я живу? Работа? Да, мне нравилось чем я занимался. Семья? Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был – в ожидании этой встречи. Я не хочу описывать её… Вернее, я просто не смогу её описать, чтобы вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую ресничку, упавшую с её печальных глаз, за каждую слезинку я готов был отдать все !!! Итак, это было 31 декабря. Я сразу понял, что пропал. Если бы она пришла одна, я бы не постеснялся своей третьей супруги и подошел бы к ней в первую минуту нашей встречи. Но она была не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот, теперь, я увидел её. Когда пробили куранты, и были произнесены тосты я подошел к окну… От моего дыхания окно запотело и я написал: "ЛЮБЛЮ". Отошел подальше и надпись на глазах исчезла. Потом было опять застолье, тосты… К окну я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись "ТВОЯ". У меня подкосились ноги… На несколько секунд остановилось дыхание… Любовь приходит только раз !!! И это человек понимает сразу. Все, что было в моей жизни до это дня – была мишура, сон, бред. Очень много слов есть этому явлению… Но жизнь моя началась именно в тот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в её глазах, что этот день – тоже первый день в её жизни. Второго января мы переехали в гостиницу, и планировали наше будущее… У нас вошло в привычку писать друг другу на окнах записки. Я писал ей: "Ты – мой сон". Она отвечала: "Только не просыпайся !!!". Самые сокровенные желания мы оставляли на окнах в гостинице, в машине, у друзей дома… Мы были вместе ровно два месяца. Потом… меня не стало… Сейчас, я прихожу к ней только когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, вдыхаю её запах. Я не могу плакать… Не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную. Все эти восемь лет она встречает Новый год одна. Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет… Еще я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах… Каждый день. Но я не могу их прочитать, потому, что от моего дыхания окно не запотевает. Прошлый новый год был необычным. Не хочу рассказывать вам секреты потусторонней жизни, но я заслужил одно желание. Я мечтал прочитать её последнюю надпись на стекле. И когда она заснула, я долго сидел у её кровати, гладил её волосы, целовал её руки… А потом подошел к окну… Я знал, что у меня получится… Я знал, что смогу увидеть её последнюю надпись… И я увидел… Она оставила для меня только одно слово "ОТПУСТИ" !!! Этот Новый год будет последний, который она проведет в одиночестве. Я получил разрешение на свое последнее желание, в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда её не увижу. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь… Когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся вселенная замрет в ожидании первого дыхания, первой секунды нового года, она нальет себе в бокал шампанского, пойдет к окну… и увидит надпись "ОТПУСКАЮ"… © тырнет |
Монетки
Весеннее солнце и свежий воздух утомили мои ноги, и я присел на лавочку. Слегка щурясь на солнце, закурил. Из сладкой весенней истомы меня вывел шорох за лавочкой. Я обернулся, и увидел малыша лет шести, который пристально всматривался под лавочку. Пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать. После рождения моего сына, я стал совсем по-другому, относится к детям. Рассматриваю малыша. Одежда до ужаса бедная, но вроде чистая. На носу грязное пятно. Взгляд, его взгляд меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось, не может в шесть лет быть такого взгляда. Но малыш смотрел под лавочку именно так. Я достал жвачку и положил подушечку в рот. Малыш на мгновение перевел взгляд на мои руки, и тут же опустил глаза на землю. - Дядя подними ноги, пожалуйста,- глядя на меня сказал пацан. Я больше от удивления, чем осознанно поднял ноги над землей. Малыш присел, и внимательно посмотрел на землю под моими ногами. - И тут нету, - пацан вздохнул. - Жвачку будешь?- спросил я, глядя на этого маленького мужичка. - А у тебя какая, я люблю фруктовые,- ответил он. - У меня мятная, - я достал жвачку и на ладони протянул ему. Он, немного помедлив, взял подушечку и сунул в рот. Я улыбнулся увидев его руки, обычные руки маленького пацана, грязные до ужаса. Мы смотрели друг на друга и жевали жвачку. - Хорошо сегодня, тепло,- сказал я - Снега нет, это очень хорошо,- задумчиво сказал он. - А чем тебе снег мешал? - Вот ты даёшь, под снегом же ни чего не видно, - заметил мальчуган. Малыш засунул руки в карманы, посмотрел на меня и сказал: - Пойду я, скоро темнеть уже начнёт, а я почти ничего не нашёл, спасибо за жвачку, - он развернулся и, глядя в землю, пошёл по алее. Я не могу сказать точно, что же именно заставило меня окликнуть его, наверное какое то взрослое уважение, к рассудительному пацану. - А что ищешь ты? - спросил я. Малыш остановился, чуть помыслив, спросил: - Никому не скажешь? - Хм, нет никому, а что это тайна? - я удивленно поднял брови. - Это мой секрет,- сказал пацан. - Ладно уговорил, честное слово не скажу, - улыбнувшись сказал я. - Я ищу монетки, тут на алее их иногда можно много найти, если знаешь где искать. Их много под лавочками, я в прошлом году очень много тут нашёл. - Монетки? - переспросил я. - Да, монетки. - И что прошлым летом, ты их тоже тут искал? - Да искал, - лицо малыша стало очень серьёзным. - А сегодня много нашёл? - ради любопытства спросил я. - Щас, сказал он, и полез в карман брюк. Маленькая рука достала из кармана клочок бумаги. Малыш присел на корточки, развернул газету и положил на асфальт. В газете блестело несколько монет. Насупившись, малыш брал монетки с газеты и складывал в свою маленькую, грязную ручку. При этом его губы шевелились, видно он очень усердно подсчитывал свои находки. Прошло несколько минут, я улыбаясь смотрел на него. - Сорок восемь копеек,- сказал он, высыпал монеты в газету, завернул их и сунул в карман брюк. - Ого, так ты богач, - ещё больше улыбаясь, сказал я. - Неа, мало, пока мало, но за лето я тут много найду. Я вспомнил своего сына, и себя, а кто не собирает на конфеты или игрушки деньги в детстве? - На конфеты собираешь? Малыш насупившись молчал. - А, наверное на пистолет? - переспросил я. Малыш ещё больше насупился, и продолжал молчать. Я понял, что своим вопросом я перешёл какую-то дозволенную черту, я понял, что затронул что-то очень важное, а может быть и личное в душе этого маленького мужчины. - Ладно, не злись, удачи тебе и побольше монет, завтра будешь тут? - сказал я и закурил. Малыш, как-то очень грустно посмотрел на меня и тихо сказал: - Буду, я тут каждый день, если, конечно, дождь не пойдет. Вот так и началось моё знакомство, а в последствии и дружба с Илюшей (он сам так себя называл). Каждый день, я приходил на аллею, и садился на лавочку. Илья приходил, почти всегда в одно и то же время, я спрашивал его, как улов? Он приседал на корточки, разворачивал газету и с большим усердием пересчитывал свои монетки. Ни разу там не было больше рубля. Через пару дней нашего знакомства я предложил ему: - Илюша, у меня тут завалялось пару монеток, может, возьмёшь их в свою коллекцию? Малыш надолго задумался, и сказал: - Неа, так просто нельзя, мне мама говорила, что за деньги всегда надо что-то давать, сколько у тебя монеток? Я пересчитал на ладони медяки. - Ровно 45 копеек, - с улыбкой сказал я. - Я щас, - и малый скрылся в ближайших кустах. Через пару минут он вернулся. - На, это я тебе за монетки даю,- сказал пацан и протянул ко мне ладошку. На детской ладошке, лежал огрызок красного карандаша, фантик от конфеты и кусок зелёного стекла от бутылки. Так мы совершили нашу первую сделку. Каждый день я приносил ему мелочь, а уходил с полными карманами его сокровищ, в виде, крышек от пива, скрепок, поломанных зажигалок, карандашей, маленьких машинок и солдатиков. Вчера я вообще ушёл сказочно «богат», за 50 копеек мелочью, я получил пластмассового солдатика без руки. Я пытался отказаться от такого несправедливого обмена, но малыш был крепок в своём решении как железобетон. Но в один день малыш отказался от сделки, как я его не уговаривал, он был непреклонен. И на следующий день отказался. Несколько дней я пытался понять почему, почему он больше не хочет брать у меня монетки? Вскоре я понял, он продал мне все своё нехитрое богатство, и ему нечего было дам мне взамен за мои монеты. Я пошёл на хитрость. Я приходил чуть раньше и тихонько кидал под лавочки по нескольку монет. Мальчуган приходил на аллею, и находил мои монеты. Собирал их, садился у моих ног на корточки, и с серьёзным видом пересчитывал их. Я к нему привык, я полюбил этого мужичка. Я влюбился в его рассудительность, самостоятельность и в настойчивость в поисках монеток. Но с каждым днём, меня всё больше и больше мучил вопрос, для чего он второй год собирает монетки? Ответа на этот вопрос у меня не было. Почти каждый день я приносил ему конфеты и жвачки. Илюша с радостью их лопал. И ещё, я заметил, что он очень редко улыбался. Ровно неделю назад, малыш не пришёл на аллею, не пришёл и на следующий день, и всю неделю не приходил. Никогда не думал, что буду так переживать и ждать его. Вчера я пришёл на ту самую аллею в надежде увидеть Илюшу. Я увидел его, сердце чуть не вылетело из груди. Он сидел на лавочке и смотрел на асфальт. - Здоров, Илюша, - сказал я, улыбаясь во все зубы, - ты чего это не приходил, дождя не было, поди монеток под лавочками лежит видимо невидимо, а ты филонишь. - Я не успел, мне монетки больше не нужны, - очень тихо сказал он. Я присел на лавочку возле него. - Ты чего это, брат, грустишь, что значит не успел, что значит, не нужны, ты это брось, давай выкладывай что там у тебя, я вот тебе принёс, - и протянул ему ладонь с монетками. Малыш посмотрел на руку и тихо сказал: - Мне не нужны больше монетки. Я никогда не мог подумать, что ребёнок в шесть лет, может говорить с такой горечью и с такой безнадёжностью в голосе. - Илюша, да что случилось? - спросил я, и обнял его за плечи, - зачем тебе вообще нужны были эти монетки? - Для папки, я собирал монетки для папки, - из глаз малыша потекли слёзы, детские слёзы. Во рту у меня все пересохло, я сидел и не мог вымолвить ни слова. - А зачем они папке? - мой голос предательски сорвался. Малыш сидел с опущенной головой и я видел как на коленки падали слёзы. - Тетя Вера говорит, что наш папка много пьёт водки, а мама сказала, что папку можно вылечить, он болен, но это стоит очень дорого, надо очень много денег, вот я и собирал для него. У меня уже было очень много монеток, но я не успел, - слёзы потекли по его щекам ручьём. Я обнял его и прижал к себе. Илья заревел в голос. Я прижимал его к себе, гладил голову и даже не знал, что сказать. - Папки больше нет, он умер, он очень хороший, он самый лучший папка в мире, а я не успел,- малыш рыдал. Такого шока я не испытывал ещё никогда в жизни, у самого слёзы потекли из глаз. Малыш резко вырвался, посмотрел на меня заплаканными глазами и сказал: - Спасибо тебе за монетки, ты мой друг, - развернулся и, вытирая на бегу слёзы, побежал по аллее. Я смотрел ему вслед, плакал и смотрел вслед этому маленькому мужчине, которому жизнь подсунула такое испытание в самом начале его пути и понимал, что не смогу ему помочь никогда. Больше я его на аллее не видел. Каждый день в течение месяца я приходил на наше место, но его не было. Сейчас я прихожу намного реже, но больше ни разу я его не видел, настоящего мужчину Илюшу, шести лет от роду. До сих пор я бросаю монеты под лавочку, ведь я его друг, пусть знает, что я рядом. © тырнет |
Холодный зимний день, а на ладошках
Свернулся маленький комочек… Котёнок… просто маленькая кошка… Любимая и ласковая очень. В руках надёжных, сонно щуря глазки, Мурлыкала тому, кого любила, Кому доверилась, кто подарил ей ласку, С кем одиночество и боль обид забыла. И Он любил её как никого на свете, Такую тёплую, пушистую, родную. Он знал, что за неё теперь в ответе… Он приручил её… Он полюбил такую. И выходя на улицу, котёнок Безумно радовался белым хлопьям снега. Он знал, что тёплые ладони Всегда спасут от холода и ветра. И если станет вдруг тоскливо, одиноко, То нужно лишь позвать Его, мяукнув… Котёнок знал, что не посмотрят строго Его глаза на преданного друга. И вот однажды в зимний день, всё как обычно, Котёнок ждал Его в пустой квартире, И час за часом отмерял привычно, И как обычно думал «не забыл ли?» Шаги… их не узнать довольно сложно, Но что-то в них не так… не то во взгляде… И глянув на неё, Он осторожно С ладошек отпустил… котёнка… рядом… Что ж, новая забава… лучше прежней… Он предал… Он забыл… нашел другую… Он смел убить её надежду, Прогнать её… любимую, родную… И маленький котёнок в зимний холод Бежал по снегу что есть силы. И звал его к себе вечерний город Забыть о том, что и его забыли. А белый снег, когда-то мягкий и пушистый, Предательски кололся, обжигая лапки. И знал котёнок, что уже ни в чём нет смысла, Что никогда не будет всё в порядке. И выбившись из сил, роняя слёзы, Упал в холодные объятья белой вьюги, Не чувствуя смертельного мороза… Все мысли были о любимом друге. Закрыв глаза, Он оказался очень близко, И стало так тепло, как раньше на ладошке… Теперь он с тем, о ком все его мысли… Уснул котёнок… просто маленькая кошка… |
......На широкой, большой дороге,
На московской, на кольцевой Пёс сидел, там, Где спуск пологий, Пёс породистый, Чуть живой... Он сидел на земле холодной, И спокойно глядел вперёд. Перед ним из машин колонны, Ну а в них занятой народ... А водители удивлялись: «Чья сoбака, чего сидит?» Что-то крикнуть ему пытались - Больно жалобно пёс глядит. Метрах в ста, если взять на запад Милицейский дорожный пост. Лейтенант молодой, помятый Здесь исправную службу нёс. Подошёл лейтенант к собаке, Пёс рычал из последних сил. Человек, повернувшись к знакам, Сел на корточки, попросил: «Ну, поешь хоть чуть-чуть, бедняга!» Лейтенант протянул еду... Пёс обжёг человека взглядом, Человек проглотил слезу... Пронеслась в голове картина: Что случилось пять дней назад, Как девятка, скользя, вонзилась, Прямо с лёту, КАМАЗу в зад... После резали автогеном, Вынимали троих людей... Из объятий стального плена На спасателей пёс глядел... За секунду семья погибла... Лейтенант протокол писал. Ну, а случай, сегодня, видно, Только пса убивать не стал ... И сидел пёс шестые сутки, И с надеждой смотрел вперёд... Он всё ждал, умирая жутко, Что хозяин за ним придёт. |
.....Из сети...
..Жила-была собака. У собаки был забор, в заборе были ворота, в воротах было окошко. Специальное окошко, собачье. Чтобы собака через это окошко могла изучать окружающий мир. Ну, собака всё изучила (а фиг ли там изучать? деревенская улица) и ей стало скучно. И от скуки она придумала себе развлечение. Идёт к примеру по улице гражданин. Думает о чём-то своём, ничего не подозревает, ковыряет в носу. И только он с воротами поравняется, она ему громко над ухом "Гав,!!!" Человек подпрыгнет, за сердце хвать, собаке весело. Но в конце концов к этому все очень быстро привыкли, и на собаку реагировать перестали. А некоторые невоспитанные дети даже стали показывать язык и корчить рожицы. Обидно. Обидно и скучно. Тогда собака сменила тактику. Выглянет осторожно наружу, и ждёт, когда вдали появится прохожий. Дождётся, потом спрячется, и сделает вид что её нету. Прохожий идёт, на окошко смотрит издали, - собаки и правда нету. Ну, прохожий расслабится, и насвистывая спокойно идёт мимо. И тут она башку каааак высунет, и - Гав!!! Прохожий прыг! Собаке весело. Но деревня есть деревня, прохожие случаются нечасто. Так что жизнь у собаки конечно не сахар. Развлечений не пруд пруди. Ещё у собаки есть хозяин. Он называет её Чучундра. Собака ни на "Чучундру", ни на хозяина никак не реагирует. Когда хозяину надо открыть ворота и выехать, он просто берёт её как поросёнка за задние лапы и из окошка вытаскивает. По другому она не понимает. Мы это довольно часто наблюдаем, мы мимо десять раз на дню ходим. Собака живёт через три дома от нас. Мы когда проходим, всегда с ней уважительно здороваемся. "Привет, Чучундра!" Не, совершенно понятно, что ничего приятного когда тебя называют Чучундрой нету, но как её зовут на самом деле мы ведь не знаем. На наше приветствие глаза собаки наливаются кровью и злобой. В них так и светится - "Ходят! Без поводка ходят, без забора, куда хотят туда и ходят! А тут сидишь весь день как пришитая!" Так что классовая ненависть собаки к праздно шатающимся мимо совершенно понятна. Поэтому мы на неё не обижаемся, а вполне даже сочувствуем. А тут мы на днях мимо идём, на речку пошли, и у нас с собой как раз кстати была палка. Хорошая такая палка, сучок, по дороге подобрали. Метровой длины с руку толщиной. Такая палка всякому пригодится, чего валялась - непонятно. Ну и идём мы с этой палкой, значит, а тут - Чучундра. Она как палку увидела, с ней чуть коллапс не случился. Она аж завыла, и у неё глаза за калитку от злости выпали. Ну мы ей "Чучундра, палку хошь?" Ну, и палку ей отдали, конечно. Хорошая палка, но нам не жалко. Раз Чучундре нужнее. Чучундра зарычала, в палку эту вцепилась посерёдке, и давай ею размахивать. Чучундра рычит, палка болтается, о ворота бъётся, ворота гремят, Чучундре хоть какое-то развлекалово. Ну, и мы пошли на речку. Вернулись часа через два. Чучундра всё так же торчала в окошке с палкой посередине, и отпускать её явно не собиралась. Но было ей конечно уже не до веселья. Под воротами натекла приличная лужа слюны. Глаза у Чучундры были сильно навыкате, и она периодически билась палкой в ворота, пытаясь протащить её внутрь. Палка длинная, окошко маленькое. Отпустить или перехватить ума нет. Так её и застряло. - Брось палку, дура! – сказали мы. Куда там! Разве бросит. Но самое интересное началось чуть потом. Чучундра может так бы и померла с этой палкой в окошке от нервного истощения, но тут как раз подъехал хозяин. Он вошел через калитку внутрь, привычно взял Чучундру за задние лапы и стал выдёргивать из окошка. Не тут-то было, Чучундра палку отпускать не собиралась ни в какую. Наверное если бы машина была с той, внутренней стороны, он бы просто привязал собаку буксировочным тросом к фаркопу, и дёрнул. Но машина была снаружи. Тогда он вышел и попытался отобрать у Чучундры палку с другой стороны, со стороны лица. Ой, сколько радости появилось на этой злобной морде! Наверное первый раз в жизни хозяин решил с ней поиграть! Ну, это она так думала. А хозяин так не думал. Он быстро понял всю нелепость своей затеи, сказал "Ладно, сама напросилась!", и ушел внутрь. И через минуту вернулся с ножовкой в руке. Он прижал палку коленом к воротам с одной стороны, и стал пилить прямо возле чучундриной морды. Пилить было неудобно, и он не столько пилил, сколько матерился. Чучундра собрала глаза в кучку и с ужасом косилась на происходящий рядом "вжик-вжик". Но палку держала крепко. Когда с одной стороной было покончено, хозяин хотел было пристроиться с другой, но Чучундра изловчилась, и с облегчением протащила опилыш внутрь. Через секунду из-за забора раздался звук, с которым остатки воды уходят из раковины. Ещё бы, поторчи башкой три часа на солнцепёке! Пока собака пила, хозяин загнал машину внутрь и запер ворота. Потом из-за ворот раздался характерный звук сочного удара хорошей палки по чьей-то жопе, собачий хрюк, и голос хозяина: - В следующий раз я вместо палки башку те отпилю! Поняла? Потом поверх ворот вылетели и шлепнулись на пыльную улицу остатки нашей палочки. А на следующий день окошко в воротах заколотили. Вот такая печальная история о животных. |
....Охота на волков
Рвусь из сил и из всех сухожилий, Но сегодня - опять, как вчера,- Обложили меня, обложили, Гонят весело на номера. Из-за елей хлопочут двустволки - Там охотники прячутся в тень. На снегу кувыркаются волки, Превратившись в живую мишень. Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Не на равных играют с волками Егеря, но не дрогнет рука! Оградив нам свободу флажками, Бьют уверенно, наверняка. Волк не может нарушить традиций. Видно, в детстве, слепые щенки, Мы, волчата, сосали волчицу И всосали - "Нельзя за флажки!" Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Наши ноги и челюсти быстры. Почему же - вожак, дай ответ - Мы затравленно мчимся на выстрел И не пробуем через запрет? Волк не должен, не может иначе! Вот кончается время мое. Тот, которому я предназначен, Улыбнулся и поднял ружье. Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Я из повиновения вышел За флажки - жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал Удивленные крики людей. Рвусь из сил, из всех сухожилий, Но сегодня - не так, как вчера! Обложили меня, обложили, Но остались ни с чем егеря! Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников - матерых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков. Владимир Высоцкий, 1968 |
"Охота на волков"-2 или "Охота с вертолётов"
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам, Отворились курки, как волшебный сезам, Появились стрелки, на помине легки,- И взлетели стрекозы с протухшей реки, И потеха пошла - в две руки, в две руки! Вы легли на живот и убрали клыки. Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, Чуял волчие ямы подушками лап; Тот, кого даже пуля догнать не могла б,- Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб. Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал,- Зря мы любим ее, однолюбы. Вот у смерти - красивый широкий оскал И здоровые, крепкие зубы. Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу - Псам еще не намылены холки! Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, К небесам удивленные морды задрав: Либо с неба возмездье на нас пролилось, Либо света конец - и в мозгах перекос,- Только били нас в рост из железных стрекоз. Кровью вымокли мы под свинцовым дождем - И смирились, решив: все равно не уйдем! Животами горячими плавили снег. Эту бойню затеял не Бог - человек: Улетающим - влет, убегающим - в бег... Свора псов, ты со стаей моей не вяжись, В равной сваре - за нами удача. Волки мы - хороша наша волчая жизнь, Вы собаки - и смерть вам собачья! Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу, Чтобы в корне пресечь кривотолки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! К лесу - там хоть немногих из вас сберегу! К лесу, волки,- труднее убить на бегу! Уносите же ноги, спасайте щенков! Я мечусь на глазах полупьяных стрелков И скликаю заблудшие души волков. Те, кто жив, затаились на том берегу. Что могу я один? Ничего не могу! Отказали глаза, притупилось чутье... Где вы, волки, былое лесное зверье, Где же ты, желтоглазое племя мое?! ...Я живу, но теперь окружают меня Звери, волчих не знавшие кличей,- Это псы, отдаленная наша родня, Мы их раньше считали добычей. Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу, Обнажаю гнилые осколки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! Владимир Высоцкий, 1977 |
Его купила девушка на птичке.
Щенок был счастлив и хотел лизнуть. Его продавший скупщик по привычке Взяв деньги, постарался улизнуть. Она была в восторге, улыбалась. Он быстро рос весёлым, не больным. Но с ним она совсем не занималась. Он вырос бестолковым и шальным… Был баловнем, повесой, шалопаем. Он всех любил и не имел врагов. Встречал и провожал хозяйку лаем. И терпеливо ждал её шагов. Хозяйке нравилось, когда они гуляли, Что замечают все теперь её. А если к ней когда-то приставали, Пес смело заступался за неё. Ему дрессуры трудно доставались. Он всех любил. И всех хотел лизнуть. От всех команд, которые давались, Всегда старался тихо улизнуть. Тогда хозяйка в клуб вступить решила. Чтоб на вопросы все найти ответ. На выставку пойти с ним поспешила. Ведь он красавец – в этом спору нет. На выставке он в ринге шел последним. Он рад был всем и поводок тянул. Судья сказал, оценку дав соседним, Что до стандарта он не дотянул. Там всем подарки разные дарили, И с ринга не ушел никто пустой. Его же с ринга просто удалили. Сказали, непородный он… - простой. Сказали, что ходить он не умеет. Что хэндлер из хозяйки – никакой. И что судья понятий не имеет. Представлен пес породы был какой. Она его от злости отхлестала… А он чудак понять никак не мог. За что его любить та перестала. И угодить хотел, как только мог. Сначала его думала продать. Потом хорошие искала руки… Потом решила хоть куда отдать… Кому угодно лишь бы на поруки… Опять попал он к скупщикам на птичке… Пес всех любил… И всех хотел лизнуть… Смахнув слезу рукою по привычке… Хозяйка поспешила улизнуть... Пес вырывался и истошно выл. Был бит жестоко и неоднократно. Но всё равно хозяйку не забыл. Скулил и выл… и звал её обратно. А скупщик с ним жестоко обращался… И дал понять: собачья жизнь - не рай…. Но через пару дней с ним распрощался, Продав кому-то охранять сарай. Пес всех любил… и охранять не мог … Он только выл с тоски на всю округу… Терпел хозяин новый сколько мог… Потом отвел к ветеринару другу… Над псом склонился со шприцом детина... Чтобы закончить пса короткий путь. И равнодушно дозу детилина Вколол собаке, предложив уснуть… А пес лизал протянутые руки. Как будто он людей благодарил. За избавление его от муки, Жить без хозяйки, что боготворил… |
... История о грустном псе... из блога Елена Бойчук (Сафронова) на сайте мой мир.
Идти было некуда. Поэтому Пес просто сидел у входа в парк. Ждал ли он, что за ним вернуться? Скорее всего, нет. Просто не знал, что ему делать дальше. То, что он не нужен людям, Пес понял давно. Он знал, что люди бывают добрые, злые, могут погладить, могут прогнать. Знал, что когда от хозяина плохо пахнет, хозяин может прогнать и побить. Когда прогнали последний раз, очень больно ударили по спине. Спина болела, но еще больше одолевал холод. Люди шли мимо, Пес смотрел и, наверное, размышлял о том, что у этих людей есть свои собаки, которые спят в тепле и едят из миски. Нет, он совсем не завидовал другим. Философы не завидуют. Они радуются тому, что есть у них сейчас. И, если бы не болела спина... но спина болела и сил идти куда-то не было. И Пес просто сидел. И случилось чудо - какая-то женщина подошла, протянула руку - Малыш, ты сидишь тут уже целый день! "Малыш, это, наверное, я" - подумал Пес и на всякий случай лизнул протянутую руку... Женщина позвала Пса с собой и Пес пошел... пошел узнавать, что добрых людей больше, чем злых, что бывает сон на диване, что бывает тепло. В гостях надо хорошо себя вести, это Пес точно знал и очень старался. "Если я понравлюсь, может быть, меня оставят хотя бы ненадолго", размышлял Пес. И он лизал женщине руки, был ненавязчивым и деликатным. И старался не показывать, что очень болит спина. Кому нужен больной и грустный Пес? Люди любят веселых и здоровых. И Пса оставили ночевать. А потом еще один день, и еще один... И, когда он окончательно отогрелся и выспался, Пес расслабился... а боль в спине стала совсем невыносимой и однажды он не смог встать. "Все. Теперь точно выгонят", подумал Пес. Он лег в коридоре и закрыл глаза. Уже все равно. Но, как мы уже говорили, добрых людей все-таки больше, чем злых, и Псу снова повезло. Его не выгнали. Его стали лечить. Вот тут-то и выяснилось, что у Пса сломан позвоночник. Сколько сил и мужества у этой собаки... До потери сознания от боли этот Пес улыбался человеку и лизал руки... Он простил людям все - боль, одиночество, свою ненужность, сломанную спину, Бог с Вами, люди! Пес не ждал, что кто-то будет любить его. И, на операционном столе в клинике ему было не страшно. Ему было все равно... он приготовился уйти... до тех пор, пока он не увидел, что кто-то плачет. "Неужели это из-за меня? Не может быть". И Пес не ушел. Философы не уходят, если есть продолжение. После операции было очень трудно. Пес заново учился ходить. Но теперь жить стало интересно. Каждый день приносил новые открытия. Например - купаться! Оказывается, это так здорово - плавать в реке! А зима! Не холодная, промозглая, а веселая, чистая, уютная. А игрушки! О! Это что-то невероятное - игрушки! Даже философы могут увлекаться... игрушками. И Пес цеплялся за каждый день, за каждую минуту такой жизни. И стал Пес другим. Нет, он по-прежнему философ. И он знает, что люди бывают разными. Но он теперь точно знает, что жизнь - это здорово. Осталась только самая малость - найти свой Дом. Дом, где есть Человек. Пес по-прежнему помнит - надо вести себя хорошо, быть деликатным, ненавязчивым. Он умеет быть даже незаметным. Он умеет быть мужественным и ласковым. А еще он умеет ждать. Не тебя ли ждет эта собака? |
Никто никому ничего не должен
Алекс Шталь Да, ребята, общество, в котором мы живём, устроено так, что ты интересен людям лишь до тех пор, пока с тебя можно что-то поиметь. В крайнем случае – поиметь тебя самого. Но если обстоятельства складываются таким образом, что ты на какое-то время из дойной коровы превращаешься в нуждающегося, интерес к тебе пропадает моментально. Тебя начинают сторониться, как прокажённого… Сегодня ты никому не нужен, а вчера, когда тебя ещё можно было пощипать, тебя совершенно бесцеремонно ощипывали все, кому не лень. Нет-нет, я не о тех, которые каждый день тут и там лезут к нам с протянутой рукой, шапкой, кружкой, с самодельным баннером «помогите ради христа на хлеб»… Или, как один честный, а может и просто наглый парень, который стоял одно время около метро с картонкой, на которой огромными буквами было написано «на бухло»… Я не о них. Хотя, как мне кажется, стоит поговорить и об этих «несчастных», чтобы «сердобольным» и «сочувствующим» стало, наконец, понятно, в кого они плюют, подкармливая паразитов. Я никогда не подавал профессиональным нищим. Согласитесь, что спасать каждый раз выбрасывающегося из окна профессионала по спекуляции своим «тяжёлым положением», это значит - не жить своей жизнью, а положить её к ногам паразита. Но не об этом я думал, возвращаясь в тот день из банка, куда меня пригласили, чтобы разобрать мою заявку на кредит, и где мне, всё-таки… отказали. Отказали не потому, что я неплатёжеспособен, нет, просто мой стаж в бизнесе по их параметрам не проходил. Мои мысли снова и снова возвращались к словам служащего, с которым мы мило побеседовали. Провожая меня, он весело сказал: - Сумма-то смешная! Зачем вам кредит в банке? Пять тысяч долларов вы запросто можете занять, ну если не у друзей и родственников, то у партнёров по бизнесу или хороших знакомых, наконец. Предложите своим потенциальным кредиторам хороший процент, и вам пойдут навстречу. Люди любят деньги. Тем более, когда эти деньги халявные... - Да. Наверное, вы правы, - ответил я, пожимая руку счастливо улыбавшемуся парню, который явно не попадал в такие ситуации, выход из которых люди, чаще всего, находят в петле... Я шёл по почти безлюдной улице, стараясь не наступать на сильно обледеневшие участки дороги. Вечерело. Всенародное новогоднее похмелье плавно перетекало в рождественскую пьянку. Люди выходили из дома, чтобы купить очередную порцию «хорошего настроения» и снова возвращались к своим телевизорам - к этим информационным соскам. Вдруг, я почувствовал, как кто-то схватил меня за рукав. - У вас не найдётся немного денег? – услышал я театрально несчастный женский голос. - Я паразитов не кормлю, - грубо ответил я, стараясь не смотреть в сторону попрошайки. Но она не отстала, а пошла рядом. - Меня и моих детей жестоко бьёт муж... Если я не принесу ему бутылку, он не даст нам житья! - Мне-то какое дело? Это же ваш муж. - Он не работает. - Пусть работает. – Не может. Он алкоголик. Он инвалид, и у него очень маленькая пенсия... Понимаете, маленькая пенсия пропивается быстро... - А большая медленно, – прервал я поток её спекуляций. Пока она тараторила, я шёл быстрым шагом, и делал вид, что не слушаю её. Она семенила рядом со мной, периодически хватая меня за рукав, и рассказывала о своём жестоком муже – инвалиде. Теперь же, после моей реплики насчёт того, что большая пенсия пропивается долго, женщина почему-то замолчала, но продолжала всё так же семенить рядом, пытаясь заглянуть мне в глаза. - А что с ним? Почему он инвалид? Он что, ветеран афганской или чеченской войны? - Он алкоголик... Я же говорила вам. - То есть, как это? И тут до меня дошло! Я уже не шёл быстрым шагом. Я остановился, и посмотрел, наконец, в глаза этой женщине. Во-первых, она была неопределённого возраста. Во-вторых, сейчас так не одеваются – на ней был гардероб её мамы родом из семидесятых, но всё было чистенькое и аккуратное. Она не была похожа на алкоголичку. Передо мной стояло совершенно жалкое существо, но не какая-нибудь спившаяся деградантка. Она снова заговорила: - У моего мужа страшнейшие, необратимые повреждения внутренних органов и центральной нервной системы. Говорила она, как человек, имеющий, как минимум один диплом. - Таких как он не лечат. Понимаете? Остаётся только ждать, когда... - А из-за чего у него все эти… как вы сказали, необратимые повреждения? Она удивлённо посмотрела на меня. - Я же вам сказала – он алкоголик, и у него маленькая... - То есть, он допился до такого состояния, что ли?.. - Ну, можно сказать и так. Алкоголизм – это же болезнь. - Только больничный, почему-то не дают. Да? Некоторое время она смотрела куда-то вниз. Ситуация, в которой оказалась эта женщина, заговорив со мной, вышла из-под контроля. С таким «нестандартом», как я, она явно никогда не сталкивалась. Наконец, она спросила: - Скажите, вы дадите мне денег? Я уже и так перед вами наизнанку вывернулась. Мне нельзя долго отсутствовать, он же может покалечить детей!.. Чтобы протянуть время, я сунул руку во внутренний карман куртки. - А вы не пробовали с ним развестись? - Но... Но он же инвалид! - А то, что ваши дети уже стали нравственными инвалидами, вам это, типа... до лампочки, что ли? - Как вы не можете понять, что нетрудоспособного человека нельзя бросать! - А трудоспособного, значит, можно? - Никого нельзя. Она внимательно следила за моей рукой, которая подло замерла за пазухой. Немного порывшись в кармане, как бы пребывая в раздумье, я сказал: - У нас полстраны – миллионы, брошенных на произвол судьбы трудоспособных мужчин и женщин, а государство выплачивает пенсии паразитам – таким, как ваш муж. - Но он же инвалид! У меня, на всякий случай, даже справки с собой есть. Знаете, иногда бывают неприятности с милицией... - Скажите, а как вы отнесётесь к тому, если я сейчас лягу на трамвайные пути, и мне отрежет обе руки? - Зачем?!.. - А чтобы стать нетрудоспособным. - Я поняла. Вы не дадите мне денег. Да, иногда попадаются, вот такие... сытые. Сытые и бессердечные. У них всё хорошо, и поэтому им наплевать на тех... - Вы абсолютно правы, мне глубоко наплевать на тех, кто... - Вам плевать на инвалидов - вот, что я поняла. - Он не инвалид. Он самый заурядный членовредитель, да ещё и с претензией. Таких надо отдавать под суд, а не пенсию им выплачивать. Если бы я, чтобы не идти в армию, отрезал себе большой палец на правой руке, меня бы посадили за членовредительство, а ваш моральный урод, банально допился до инвалидности, и теперь я должен его содержать! - Но... Его содержит государство. - Что вы говорите?! Его пенсия – это мои налоги. Вы что, такая наивная, да? Я повернулся, и пошёл. - Детей бы пожалели! Бессердечный вы человек... - с надеждой в голосе, крикнула она. - Хватит спекулировать. - Я не спекулирую. Это всё ради детей, а не ради какого-то алкоголика... Она снова шла рядом со мной, и безостановочно тараторила: - Нам некуда пойти. Мы живём на его площади. Может, когда он сопьётся, мы вздохнём, наконец, с облегчением, но сейчас... Сейчас у нас нет выхода. Я резко остановился. - Ладно. Сколько стоит эта ваша водка? - Сто рублей, - не задумываясь, ответила она. - Разве может нормальная водка стоить сто рублей? - Я покупаю в эконом классе. - Догадался уже. Держите. Тут сто пятьдесят рублей, и... Я задумался. Никогда прежде мне в голову не приходило ничего подобного. - Что? – спросила она. - И сделайте что-нибудь, чтобы он поскорее сдох. Сказать спасибо, у неё не поворачивался язык. Я отдал деньги, и пошёл своей дорогой, возвращаясь к своим мыслям: Партнёры по бизнесу... Служащий в банке сказал – партнёры по бизнесу. М-да... Партнёры по бизнесу подложили мне подлую свинью. В результате этой жестокой подставы, я оказался должен, как сказал этот парень из банка, «смешную сумму»... Через две недели истекает срок. «Предложите своим потенциальным кредиторам хороший процент» - сказал тот из банка... Ещё до того, как он дал мне этот бесценный совет, я так и поступил - предложил: даёте пять тысяч баксов, через год возвращаю шесть с половиной. Но все мои хорошие знакомые и друзья строили дома, покупали участки, копили на машины, делали новогодние подарки, выдавали замуж дочерей… Короче, у всех была причина отказать мне. Даже у тех, кому я никогда не отказывал. Даже те, кто в прошлом году при помощи моих денег сумел-таки выкрутиться из сложной финансовой ситуации, даже они отказали мне. И ни один не сказал, что у него нет такой суммы... Я хорошо знаю этих людей. Большинство из них верующие. Нет-нет, они не играют, как это сейчас стало модно, в «крестоносцев», они и в самом деле верующие. Посещают храм, постятся… Подавляющее большинство из них считает своим долгом подавать милостыню – как говорит один мой знакомый – избавиться от мелочи. Это же так выгодно – выглядеть в своих глазах спасителем ничтожеств… И не только в своих глазах. А вдруг, там… после смерти, каждый такой поступок зачтётся?.. А если таких поступков много, то они, ведь, не просто зачтутся, а запросто смогут перевесить какой-нибудь один. Ну, например, тот самый, когда тебя просили, а ты... Господи, о чём это я? Мне же никто ничего не должен... |
А помните, как раньше мы звали друзей гулять?
Когда ещё не было сотовых телефон, приходилось идти к подъезду дома и ждать друга. Можно было покричать, ну что-то типа: «Витек, гулять пойдёешь»!?, а у Витька-то там уроки и мама не отпускает, так и встречались... А у животных-то до сих пор нет сотового телефона, вот и заходят они за друзьями по старинке... ![]() |
На остановке возле сквера,
напротив шумного вокзала, Собака...брошена наверное, Или хозяев потеряла. Берет с ладони осторожно, Все, что дадут; благодарит ! В глаза смотреть ей невозможно... Приняв отсутствующий вид, Все ждут, когда она исчезнет - Ведь с глаз долой, из сердца - вон? Густая шерсть уже облезла, И бок до кожи опален. Лежит под лавкой, что-то гложет - То кость какую-то, то прут. За всяким увязаться может В надежде, что ее возьмут ! Но...возвращается у***** Под эту лавку каждый раз, Уронит в лапы свою морду, А слезы катятся из глаз ... Ошейник шее исхудалой Уже не нужен, как и то, Что ее верность опоздала, По крайней мере лет на сто. Четыре лапы, хвост да уши- Чем тут отбиться от камней? Ей нужен дом и очень нужен Один из тысячи людей... Все ограничится подачкой Смахнув чего-то там со щек, Ей скажут ласково: Собачка, Я завтра принесу еще... Ей не решить такого ребуса, Иная мудрость ей дана: На остановке ждут троллейбуса, И лишь хозяина - она ... |
История любви.
А ведь все могло быть и по-другому… Я мало что помню о том месте, где я родился. Это место было перенаселенным, там было темно и люди с нами совсем не играли. Я помню свою маму и ее теплую и мягкую шерстку, помню, что она часто болела и была очень худенькой. У нее никогда не хватало молока для меня и моих братиков и сестричек. Я помню, как многие их них умирали и как я скучал по ним. Я помню тот день, когда нас разлучили с мамой. Мне было тогда грустно и страшно, у меня только-только прорезались молочные зубы, и я должен был еще хоть чуть-чуть побыть с мамой, но она была очень больна, а люди то и дело повторяли, что им нужны деньги и что им надоели эти собачьи выходки, мои и моей сестры. Нас посадили в клетку и увезли в чужое, незнакомое место. Только нас двоих. Мы прижались друг к другу, нам было холодно и страшно, ни одна человеческая рука нас так и не погладила. Так много взглядов, голосов и запахов! Мы оказались в магазине, где было много разных животных! Кто-то квакал, кто-то мяукал, кто-то пищал… Нас сестрой посадили, вернее, затолкали в очень маленькую клетку. Я слышал, что там были и другие щенки. Я видел, как люди на меня смотрели. Мне нравятся «маленькие люди», дети. Они выглядят веселыми и счастливыми, они хотят поиграть со мной. Все дни мы проводим в маленькой клетке, иногда плохие люди стучат по стеклу и пугают нас, нас постоянно вытаскивают и дают смотреть и щупать другим людям. Кто-то обращается аккуратно, кто-то делает больно, и всегда кто-то говорит: «Они такие хорошенькие, хочу такого», - но никто никогда не забирает нас с собой… Вчера ночью, когда в магазине было темно, моя сестра тихо умерла. Я положил голову на ее еще теплый живот и слушал, как жизнь покидает ее худенькое тельце. Я слышал, как люди говорили, что она больна и что ее надо продать за полцены, лишь бы она поскорее исчезла из магазина. Утром ее достали и выкинули в помойку, я только и успел пискнуть ей вслед… Сегодня пришла одна семья и купила… меня! Какое это счастье! Они очень приятная семья, они очень-очень хотели меня себе. Они купили мне миску и еду, а девочка держала меня на руках, нежно и осторожно. Я так сильно люблю свою маленькую хозяйку! Мама и папа сказали, что я самый замечательный на свете. Меня назвали Ангелом. Мне нравиться облизывать своих новых людей. Семья заботиться обо мне, они любят меня, они нежны и аккуратны со мной. Они терпеливы и учат меня тому, что можно, а что нельзя, они кормят меня и дарят мне много любви. Я хочу всю жизнь радовать своих людей. Я люблю свою маленькую девочку, мне нравиться играть с ней и резвиться на улице. Сегодня мы ходили к ветеринару. Это было чужое место, и мне стало страшно. Мне сделали несколько уколов. Мой самый лучший друг, маленькая девочка, сказала, что это не страшно и я успокоился. Наверное, этот ветеринар сообщил моей семье что-то не слишком хорошее, потому что они были очень расстроены. Я слышал слова про тяжелую дисплазию бедренных суставов и еще что-то про мое сердце…Я слышал что-то про щенячий комбинат, про безответственных заводчиков и про больную маму…Я не знаю, что означают все эти слова, но мне очень больно смотреть, как расстроились мои люди. Но все-таки они любят меня, а я безумно люблю их. Теперь я уже шестимесячный. В то время когда вокруг меня все сильны и здоровы, могут бегать и резвиться, мне каждое движение дается с невыносимой болью. Боль не прекращается никогда. Мне больно бегать и играть с моей любимой маленькой девочкой, и мне тяжело дышать. Я стараюсь сделать все для того, чтобы быть сильным, таким, каким я должен быть, но мне очень тяжело. Мое сердце надрывается от боли, когда я вижу, как грустит моя девочка, и слышу, как ее родители говорят, что это время пришло. Мы несколько раз бывали у ветеринара, и никогда не бывало хороших новостей. Всегда был разговор о наследственных проблемах. А я лишь хотел чувствовать тепло, видеть солнечный свет и любить свою семью… Вчерашняя ночь была самая страшная, теперь боль мой постоянный спутник, мне больно даже приподниматься на лапах и пить. Я пытаюсь подняться, но могу только поскуливать от боли. Меня в последний раз относят в машину. Все очень печальны, а я не могу понять почему? Я сделал что-то плохое? Я пытаюсь быть хорошим и любящим, но что я сделал не так? Только бы избавиться от этой боли! Только бы утешить мою маленькую девочку. Она плачет. Я протягиваю к ней свой носик, чтобы лизнуть ее руку, но могу только скулить от боли. Стол ветеринара сегодня особенно холодный, мне очень страшно. Мои люди ласкают и обнимают меня, они плачут в мою мягкую шерстку. Я чувствую их любовь и грусть. Маленькая девочка нежно прижимает меня к себе. Как я благодарен ей за любовь! У меня все-таки получилось нежно лизнуть им руки… Я почувствовал легкое покалывание в загривке. Боль постепенно уходит, я чувствую, как меня окутывает покой. Теперь я могу нежно облизывать ей руки. Световое окошко делается все уже и превращается в сон, и вот я вижу свою маму, братиков и сестричек, резвящихся на далеком зеленом лугу. Они говорят мне, что это не боль, а счастье и спокойствие. Я говорю своей человеческой семье «До свиданья!» единственным способом, каким я умею это делать, - нежно махнув хвостиком… Я был создан дарить им радость много и много лет, но этому не суждено было сбыться. Видите, сказал ветеринар, щенков в зоомагазины поставляют из щенячьих комбинатов…Теперь боль окончательно покинула меня, и я знаю, что пройдет немало, прежде чем я снова увижу свою семью. А ведь все могло быть по-другому… " - |
Часовой пояс GMT +3, время: 07:08. |
vBulletin v3.0.1, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co