![]() |
Аэлита благополучно прожила в доме до первых заморозков. Съестного, хранившегося в обширных кладовых, ей вполне хватало, чтобы не страдать от голода и полностью отдаваться воспоминаниям и фантазиям. Люди, иногда заходившие в дом, выше первого этажа не поднимались. И, так как Аэлита старалась не выдавать своего присутствия, следила за порядком на кухне и в других местах, которыми ей приходилось пользоваться, то никто из них даже не смел догадываться, что в доме живет свинья.
Но пришли холода и люди стали возиться с отоплением. Сначала где-то в подвале и на крыше, а потом и по всему дому. В каждой комнате они проверяли батареи и с шумом приближались к спальне, в которой таилась Аэлита. От страха она затаила дыхание и замерла, и они вошли. - Зачем топить такую громадину, - говорил один техник другому, - сколько денег в трубу. Все равно никто не живет… - Не скажи, этой зимой хозяин проведет здесь почти все каникулы. Мне управляющий сказал, что вся семья приедет сюда двадцать пятого декабря. Начнут готовиться к Новому Году. И гости будут. Аэлита, от услышанной новости чуть ни выдала себя, чуть ни выскочила из своего укрытия и не заплясала от счастья, но вовремя сдержалась и только бесшумно расплылась в радостной улыбке. Какое счастье! - Что-то запах здесь необычный, - повел носом один из техников, когда они остановились у водопроводного вентиля и стали откручивать его. - Как на свиноферме, - согласился второй. Аэлита сжала зубы, заплющила глаза и обмерла. Люди стояли у окна и лениво смотрели на улицу. - Может, мышь сдохла, - продолжали они. - Предлагаешь поискать? - Да, наверное, придется. - Но этот запах не похож на дохлятину, - громко втянул воздух один из них, - этот запах…. По-моему, здесь все-таки свиньей воняет, а? - Может, и свиньей, давай-ка осмотрим здесь все. «Конец», - подумала Аэлита. Мужчины поставили на пол сумки с инструментами и разбрелись по просторной спальне, открыли туалетную комнату, стали заглядывать во все углы и щели, на время оставив без внимания только кровать. Страх овладел Аэлитой окончательно. - Смотри, что я нашел! Они вернулись к окну и стали о чем-то шушукаться. Аэлита никак не могла разобрать, о чем же это они. Она внимательно следила за их беспокойными ногами (выше не позволяла кровать) и в какой-то момент, когда увидела, что люди опускаются на колени, обмерла до полусмерти, а когда в проеме вместо ног показались их небритые лица, завизжала долго и пронзительно. Люди тут же вскочили. - Ни фига себе! – Воскликнули они в один голос. Аэлита продолжала визжать, а они еще раз заглянули под кровать, будто не доверяя себе, и, не произнося ни слова, вышли из комнаты. Аэлита мгновенно оборвала свой ужасный монотонный визг и в резкой тишине услыхала, как в дверях негромко щелкнул замок. Она оказалась в западне. Чуть позже она выкарабкалась из-под кровати и зацокала по паркету – от окна к двери и снова к окну. Голова не работала, панический страх комкал любые разумные мысли. Надо было успокоиться, но она никак не могла справиться с собой. Скоро она устала. Пришла предательская мысль о том, что люди оставят ее в покое и больше не вернуться. Аэлита не поверила ей и снова забегала из угла в угол. Испытала на прочность дубовые двери, сильно ударив их своим мощным пятаком, но они не шелохнулись. Свет за окном тускнел, незаметно приближался вечер, но Аэлита выхода так и не нашла. Снова забралась под кровать и смиренно ждала. В эти минуты она уже догадалась, что о своей находке страшные небритые мужчины никому не сообщили и придут за ней глубокой ночью, чтобы убить и незаметно для других вынести с территории поместья. Было очень больно от мысли, что люди так несправедливы к ней. Все они оценивали ее только по весу. Их алчные глаза ни разу не заглянули в ее глаза. Сантиметр за сантиметром они только пристально ощупывали ее тело, будто взвешивая накопленное сало, прикидывая величину вырезки и сочность окороков. Знают ли люди, что и у нее есть душа и, что тот же единый Бог так же любим ею, как и немногими из них. Знают ли они, что и она хотела бы испытать и любовь и счастье также, как и они, что она не простой кусок аппетитного мяса, не только пища, но еще и нежная, трепетная душа. А еще Аэлита ждала Предвестника. Если бы он пришел, то ей бы стало покойней, думала она. Она бы не стала уговаривать его о помиловании, просто спросила бы его о другой, следующей жизни и все. Но он не приходил. Может, он не к каждому приходит? Вместо него среди глухой ночи пришли ее убийцы. Они ступали очень тихо, не включали свет, не произносили ни слова и возникли в проеме, открывшихся дверей, как черные демоны. В это время Аэлита была не под кроватью, а возле нее. Ей хотелось повторить смелый поступок Хавроньи и она заранее приготовилась к собственной атаке на врагов – в этом она видела единственный шанс вырваться из западни. Как страшно было решиться ей на первый отчаянный шаг, она колебалась, слезы мешали ей, но скрипнула вдруг половица под ее ногой, люди подозрительно замерли в дверях, и тут ее время остановилось, дальше все происходило в промежутке между этим и будущим мгновеньями. Закрыв глаза, она диким вепрем полетела навстречу неизвестности, готовая сломить любое препятствие. Но все произошло не по плану, столкновения не произошло. И она как будто бы уже промчалась мимо своих убийц, и вроде бы уже ощутила воздух свободы, но в самый последний миг, когда она открыла глаза и ничего не увидела, а потом еще и стала задыхаться, то поняла, что ее голова очутилась в пыльном, быстро завязывающемся, мешке. И это была ее последняя мысль, потому что еще через мгновенье ее сознание потухло. Но смерть не забрала ее, и сознание снова вернулось к ней. Только легче от этого Аэлите не стало. Мешок все также мешал дышать ей. Она хотела чихнуть, но тут услышала знакомые голоса и сдержалась. - Если мы не разделаем ее на куски, то не сможем вынести. - Может, все же попробуем живьем. - Не выйдет. Страшные слова, будто нож, занесенный для рокового удара. Сколько в них цинизма и равнодушия к чужой жизни. Как невыносимо ей было слышать то, с какой легкостью решают ею судьбу эти два палача в облике техников-смотрителей. - Но выгода. Подумай о ней. За живую нам дадут во сто крат больше - она же редкой породы. - Но сами-то мы не сможем… Нам машина нужна. Да и водилу придется в долю брать. Черт его знает, сколько он запросит. А если сдаст? - Погоди, погоди. Слушай, что я придумал. Я попробую договориться со своим кумом. Он работает на рефрижераторе и раз в неделю вывозит с завода колбасу, сосиски и всякое дерьмо в таких пластмассовых ящиках, знаешь? Мы сунем нашу свинью в один из таких же ящиков и попросим его, чтобы он вывез его вместе с колбасой. Он и знать не будет, что везет. Я скажу ему, что это… ну, например, какие-нибудь мои личные вещи. Потом придумаю какие. - А, это идея. Только бы еще найти место, где бы мы могли спрятать ее на время. - Да здесь пусть и сидит. Чем плох этот подвал? Хозяева приедут еще не скоро, а кроме нас тут некому шататься. Так Аэлита получила новую отсрочку приговора. Палачи носили ей помои, и она ела их, надеясь, что силы ей еще пригодятся. Солнца она не видела, поэтому не знала, который день продолжается ее заточение. Еду ей приносили ровно шесть раз и, если ее каты решались делать это один раз в день, то следовало думать, что к концу подходила неделя. Аэлита, как и прежде спасалась от страха и мрачных мыслей своими воспоминаниями. В тот день, когда ворюги озабоченно заглядывали к ней несколько раз, она почувствовала, что сегодня они будут переправлять ее. На этот раз она решила не сопротивляться, а просто слепо отдаться в руки судьбы и все. Что будет, то будет. К тому же они, вроде бы, не собирались убивать ее. Они снова накинули на ее голову мешок, связали ноги и рот, положили в какой-то ящик и накрыли крышкой. Потом несколько раз переносили, зло ругаясь. А через час, находясь в холодной камере рефрижератора, она выехала за ворота завода и ехала, не зная куда. Несколько раз машина останавливалась, несколько раз кто-то открывал двери, поднимал крышку ящика, щупал ее. В конце концов, с нее сняли мешок и развязали. Тяжело соображая, где она, Аэлита смотрела на людей, окружающих ее и прислушивалась к их речи. - Отправляйте ее на бойню…- узнала она знакомый голос заводского ветеринара, и ничто в ней больше не шелохнулось. Только удивилась, что снова очутилась на родной свиноферме. Не могла она пока еще знать, что план ее похитителей не удался, что машина, увозящая ее, натолкнулась на бдительного гаишника и, что тот, обнаружив ее, тут же позвонил по мобильнику на завод, и ее вернули назад. - А, может, подкормим чуточку, уж больно тощая она. Опустив голову, Аэлита безучастно слушала, как просто решается ее будущее. - На бойню, - безаппеляционно сказал ветеринар и пошел прочь. Молодой парень, оставшийся наедине с Аэлитой, в шутку бросил ей: - Ну, что, пошли, - и удивился, когда измученная свинья печально глянула в его глаза и пошла впереди по направлению к бойне. - Стой! – Резко выкрикнул он ей, и она остановилась, оглянулась и снова заглянула в его голубые глаза. - Что за черт, - выругался он, - она что ученая? Он сел на присядки и позвал ее: - Иди ко мне. Аэлита вернулась к нему и стала рядом. Парень стал гладить ее и внимательно рассматривать удивительную свинью. - А, ну-ка, ляг, - приказал он ей, и она послушно легла. - Да тебя же в цирк надо! – Восторженно выкрикнул он, пораженный талантом свиньи. - Тебе же сказали на бойню, - услышал и он, и Аэлита голос ветеринара, вернувшегося к ним. Парень вскочил и, оправдываясь, заговорил: - Вы посмотрите, что она вытворяет, - и обратился к Аэлите, спокойно лежащей на земле, - а, ну-ка, встань. Аэлита неохотно встала, а ветеринар равнодушно спросил: - Ну, а дальше что? Парень замешкался, не зная какую бы команду подать свинье, занервничал, а потом и совсем угас, не находя больше никаких слов. - То-то же, - сказал ветеринар. - Пойдем, - вздохнул парень и вместе с покорной свиньей пошел на бойню. Картина, мирно удаляющейся свиньи и человека была удивительна, но ветеринар, хоть и опешил вначале, все же взял себя в руки, отвернулся и чертыхаясь отправился в противоположную сторону. Аэлиту в это время занимала только одна мысль: другая жизнь, та, что после смерти - какая она? Неужели такая же мучительная, как и эта? И почему все не приходит Предвестник, может, она не заслужила другой жизни? Тем временем парень не спешил, у распахнутых ворот бойни он уселся на перевернутый овощной ящик и закурил. Аэлита, словно ученая собака, уселась рядом с ним. Из ворот вышел хмурый мужик в окровавленном фартуке, с ножом, сел рядом с ними. Тоже закурил и о чем-то заговорил с парнем, то и дело, с удивлением поглядывая на Аэлиту. Их голоса сливались в какую-то незнакомую, для обессилившей Аэлиты, песню, которую она никогда не слыхала. Все реже и реже узнавала она знакомые слова. Какая-то новая метаморфоза происходила с ней – она переставала понимать человеческую речь, слышала звуки, но ничего не понимала. Сначала испугалась немного, а потом поняла, что так даже лучше – не будет больше переживать из-за человеческого цинизма и жестокости. Пришла какая-то легкость, будто голова освободилась из тисков. Появилась свежесть восприятия - новый мир открылся вдруг перед ней – люди стали уродливыми и чужими, а воробьи, прыгающие поблизости, родными и жутко красивыми созданиями. Без опаски, подошел откуда-то симпатичный кабан, прозрачный и грустный, сел на свободный ящик и, не обращая внимания на людей, сказал ей: - Вот и я, милая Аэлита, давай знакомиться. Мое имя Предвестник. - Я так ждала тебя, - обрадовано сказала Аэлита, - я так хотела узнать у тебя одну вещь. - Какую? – Удивился Предвестник. - Я хотела узнать о другой жизни, расскажи мне о ней. - Вначале я расскажу тебе, зачем я пришел к тебе… - Да я знаю, - перебила его Аэлита. - Ничего ты не знаешь. Послушай-ка лучше. Аэлита стала внимательна, а он продолжил: - Я пришел сказать тебе, что сегодня ты должна сделать выбор. - Что? - Да-да, сделать выбор между этой и другой жизнью. Ты единственное исключение из правил и только тебе одной даровано это право. Когда придет этот редкий момент выбора, ты узнаешь его и поступай, как знаешь. – Он улыбнулся, - ты первая в мире свинья, которая может встретиться со мной еще один раз. Аэлита не верила своим ушам - неужели у нее снова есть шанс, есть выбор и она может еще жить и жить! Обрадовалась, затем растерялась и, вдруг вспомнив что-то, спросила: - Ты обещал рассказать мне о другой жизни. Она лучше, чем эта или нет? - Глупышка, - печально заговорил Предвестник, - ты до сих пор не знаешь, что для жизни излишни эпитеты? - Не знаю, – ответила Аэлита. - Так знай, - продолжил он, - что в понятии жизнь важнее не то, какая она, а то, есть ли она. Словом «жизнь» все уже сказано. Она – бытие, в отличие от смерти. Поэтому я не буду рассказывать тебе, какая она другая жизнь, или, как вы говорите – «следующая», хотя точнее будет – «другая», я просто скажу тебе, что она не менее ценна, чем эта. Но ценна тем же, что и эта, главным – что она – жизнь. Аэлита задумалась. Что-то новое послышалось ей в этом замусоренном слове "жизнь". Но до конца она Предвестника, кажется, не поняла. Просто что-то волнительное легло на сердце и все. И шелуха ссыпалась со слова "жизнь". И новизна его, какая-то первозданная приоткрылась. Хотелось задать еще кучу вопросов. Она снова взглянула на Предвестника и вдруг поняла, что больше он не скажет ей ни одного слова и, что скоро наступит момент выбора. Она не заметила, как парень, который привел ее к бойне, уже давно ругается с собеседником, как тот, то и дело размахивает ножом, как эта, ее прекрасная жизнь уже висит на волоске. Аэлита посмотрела по сторонам - на первый пушистый снежок, на кучку взъерошенных воробьев, на серое небо над водона*****й башней, на симпатичного Предвестника. «Решай», - сказали его глаза. «Грустно, но совсем не страшно», - подумала она. - Аэлита! – Вдруг легкий ветерок донес ее имя. Она глянула в ту сторону, откуда он принес его, и увидела белокурую девушку, бежавшую к ним. Пальто расстегнуто, волосы всклокочены, слезы на глазах. Машет рукой. Что-то знакомое показалось в ней. Сердце щипнуло и тут же успокоилось. Кто она? Что ей? Аэлита перевела свой затуманенный взгляд на парня, засмотревшегося на девушку, на сурового мясника, затихшего на мгновенье, на его серый от крови нож, зловеще замерший в твердой руке. «Да будет жизнь!» – восторженно подумала Аэлита и всем телом навалилась на стальное лезвие ножа, мягко вошедшее в ее молодое сердце. |
Раджап - мой старший брат
Оле Ру Мой брат Раджап – настоящий изобретатель. Когда он придумал это приспособление, вырезал из гранита огромные валы, проделал в них желобки, отполировал, приладил к ним рычаги и соединил в единый механизм, то к нашей великой радости, мы поняли, что в нашем дворе появилась невиданная машина для выдавливания сока. И наша семья, наконец, вздохнула с облегчением, потому что работать нам стало намного легче, чем раньше. Из поколения в поколение мы занимаемся тем, что выжимаем терпкий душистый сок из обыкновенного чайного листа. Как и сотню лет назад, мы по капельке выдавливаем его из молодых чайных побегов и благодарим Всевышнего за то, что он дал нам эту ответственную работу и достаток, который она приносит в наш дом. С рассветом пятеро моих сестер уходят в предгорье на сбор листьев. Я и мой младший брат Мали через некоторое время бежим к ним, забираем собранные и тщательно утрамбованные в холщевые мешки, чайные листья и несем их во двор, где Раджап вместе с отцом давят их каменными валами. Раньше, еще до того, как нашего Раджапа посетила его гениальная идея, вместе с нами работала семья и нашего дяди - брата отца. Наша мама тоже помогала нам, но и двумя семьями мы с трудом справлялись со своей работой, и ни у кого из нас не оставалось времени на домашние дела или игры. Теперь другое дело – дядино семейство выращивает маис и держит скот, мама, не спеша, готовит нашей семье еду, а мы запросто выполняем работу еще до наступления дневного зноя. Результат нашей работы не хуже, чем прежде и составляет все те же три наперстка бесценного чудодейственного сока, из которого нашему Повелителю готовят полезные снадобья, нектары и кушанья. Раджап – мой старший брат. Он очень умный и трудолюбивый. Целых три года он изготавливал свой сложный механизм из большущего камня, что каким-то чудом оказался в нашем дворе и торчал из земли, будто голова великана, закопанного по самый подбородок. Конечно, и мы помогали ему, но все наши труды не стоили и одной мысли в светлой голове Раджапа. Он самый лучший из нас, потому что так захотел Всевышний. А еще он очень красивый и соседские девушки украдкой посматривают на него, когда он гордо проходит мимо них. Но самая главная обязанность Раджапа, которой я хочу похвастаться, но всегда оставляю на потом – это вручение серебряного сосуда с ароматным соком в драгоценные руки нашего Повелителя. Каждый день, когда сок уже собран, мой брат, всегда чисто вымытый и одетый в белую одежду, идет в дом Повелителя и передает ему этот священный дар Всевышнего. Все наше село провожает его внимательными взглядами, пока он, не спеша, бережно прижимая к себе сосуд, ступает по пыльной дороге, направляясь к крепостным воротам. С волнением все ждут и его возвращения, потому что только он может, если захочет, рассказать всем - как здоровье и настроение у нашего Повелителя, а ведь от этого зависит вся наша жизнь. Вот, какой у меня брат. Сейчас, когда мы уже закончили работу, он, наклонившись и широко расставив ноги, фыркает и трет свое коричневое тело под струей воды, льющейся из кувшина, который держит над ним отец. Переодевшись, он пойдет в покои Повелителя, а мы не сядем за стол, пока он не вернется. Хотя, можно было бы и стащить что-нибудь у матери из под носа, но я тоже не притронусь к еде, пока снова не увижу его среди нас. Мы будем вместе с Мали и сестрами стоять за калиткой и ждать его возвращения. Таков наш семейный обычай. Мы не заставляем другие семьи следовать ему, но, по-моему, все наше село не садится за обед, пока не увидит Раджапа, благополучно идущего домой. Как только он появляется из крепостных ворот, мне кажется, что все наши односельчане облегченно вздыхают и тогда к ним приходит аппетит. Важную миссию выполняет мой брат, и нет в селе человека, который бы не уважал его. Отец бережно передал ему сосуд и Раджап шагнул за калитку. Мы высыпали вслед за ним и стали провожать его своими преданными взорами. По мере его продвижения по улице, из дворов выходили соседи и тоже смотрели ему в след – на его черные смолистые волосы, руки, прижимающие сосуд, белую, как облака одежду и легкую босую ходьбу. Наконец, он скрылся, и мы присели в тени невысокого забора. Говорить никому не хотелось, и мы просто сидели на присядках и смотрели в ту сторону, где он скрылся из виду. Я незаметно задремал и проснулся, когда услышал над самой своей головой знакомый голос: - Завтра к обеду Повелитель ждет в гости своего отца и требует к его приезду шесть наперстков. Новость была неожиданной, но мой отец и глазом не повел, только обнял его, как всегда и сказал: - Идем сначала поедим, сынок, а, уж потом решим, как нам быть. Следом за ними мы направились в дом. Мать и старшие сестры, увидев нас, засуетились у печи и низкого обеденного стола. Отец опустился первым. Раджап задержался и помог матери поставить блюдо с белым рассыпчатым рисом на стол. Отец взял первую щепоть и обед начался. Когда поели, отец сказал, чтобы все отдыхали, а сам, вместе с Раджапом пошел в дальний конец двора и усадил его рядом с собой в тени старого высокого манго. Я улегся на свою циновку внутри дома и снова незаметно уснул. Позже, когда дневной зной прошел, и все собрались возле отца, стоящего в тени глиняной стены дома, я узнал решение - завтрашний сбор мы начинаем до восхода солнца. Брат отца вместе со своими старшими сыновьями придет помогать нам. Отец был уверен, что мы справимся, и я ни капельки не сомневался, что так оно и будет. Как мы ни старались, но следующий день принес нам только пять наперстков и Раджап, заметно волнуясь, унес их в крепость. Мы все были растеряны: впервые мы не справились со своей работой. Вместо шести наперстков к положенному времени мы выдавили только пять и еще одну каплю. Я видел, как отец не находит себе места и появляется то во дворе, то в проеме окна, то за калиткой, где сидим мы и ждем. Времени прошло не больше и не меньше, а как всегда и Раджап появился на краю улицы. Мы стали внимательно всматриваться в его, приближающееся лицо и пытаться уловить его настроение, но у нас ничего не выходило. Он вел себя, как никогда странно: то задумчиво улыбался, то печаль и тревога заволакивала его глаза, то снова лучик радости появлялся в них. Наконец, он подошел к нам и сказал: - Отец Повелителя приехал не один. С ним пятнадцатилетняя внучка – племянница Повелителя. Мы продолжали молчать и ждали, когда же он расскажет нам о реакции Повелителя на наш недобор. Отец выглядел, беспокойней всех, было видно, что главный вопрос так и рвется слететь с его сомкнутых губ, но он не проронил ни звука, и только внимательно смотрел на Раджапа. - Она красавица, которых свет не видел. Она настоящая царица, - произнеся эти слова, мой брат счастливо улыбался, а потом, спохватившись, вдруг сделался печальным и продолжил, - Повелитель не доволен нашей работой и не простит нам, если это повторится. Он опустил голову и еле слышно окончил: - Повелитель прогонит нашу семью, если завтра я не принесу шесть наперстков. Женщины принялись плакать, а мать вскричала: - О, горе нам! Отец, все также молча, развернулся и ушел в дом. Раджап взял меня за плечо и повел во двор: - Ты бы видел ее, Аэлек. Она прекрасна, как лилия. Ее глаза, словно утреннее небо, а волосы, будто черный лебединый пух. Его волнение и восторг передались и мне. Я представил красавицу, о которой говорил брат и подумал: вот, бы ему такую жену. - Мне бы увидеть ее, хотя бы еще раз и не страшна мне будет и сама смерть. Пусть бы она посмотрела на меня так, как сегодня еще разочек - и я бы смог тогда сказать, что видел в жизни чудо, которое не каждый увидит, проживи он хоть сотню лет. - Конечно же, ты ее увидишь, Раджап, - сказал я, - ведь, и ты тоже красивый и она обязательно снова захочет посмотреть на тебя. - Ты так думаешь? - Вот увидишь. Мать продолжала плакать, а мои сестры, уткнувшись в ее живот, всхлипывали. Мали сидел и ковырял палкой в пыли. Отец не выходил. И только мы с Раджапом продолжали не громко разговаривать, как ни в чем ни бывало. Теперь моему старшему брату ничего не страшно, он не боится даже умереть, и я гордился им – его смелостью и счастьем, которое выпало на его долю. С высоко поднятой головой он оставил меня одного и направился в дом. Я понял, что он пошел к отцу – утешить его и что-нибудь придумать на завтра. Ночью я слышал, как за перегородкой разговаривают мои родители. В очередной раз, готова была разрыдаться матушка, а отец успокаивающе говорил ей: - Чтобы не вышло - Всевышний не оставит нас. Он предоставит нам еще один шанс. И, если нам суждено покинуть это село, то, что нам может помешать найти новое место для жизни. Я засыпал и думал о том, как бы хорошо было бы всей семьей отправиться в далекое путешествие по этим новым местам. Через джунгли, реки и высокие горы, которые видны прямо из нашего двора. Там, за этими горами мы бы нашли неизвестный мир с чудными растениями и животными, с добрым и красивым Повелителем. Но, что я мог понимать в жизни. На следующий день, когда работа была закончена и брат, опаздывая, убежал со двора, всей нашей семьей овладела паника. Никто не в силах был находиться на месте или неподвижно сидеть – все искали применения себе, а Отец то и дело повторял: - Лишь бы он вернулся невредимым. Лишь бы он вернулся… Мать больше не плакала, сидела и, обхватив голову руками, покачивалась то вперед, то назад: - Из-за нескольких капель этого жалкого чайного сока он готов жестоко покарать нас, лишить нас крова и работы. Половина наперстка – и десять человек приговорены к голодной смерти. Вот наша цена. О, ужас! О, горе нам! Пришел дядя (брат отца) и начал топтать ногами, оставшуюся гору чайных листьев, ссыпанную у гранитного механизма. Он со злостью вдавливал их в сухую потрескавшуюся землю и приговаривал: - Проклятый чай. Проклятая работа. Проклятая жизнь. Если вы уйдете из села, то с этой работой больше никто не справится. Из-за нескольких капель сока он уничтожит все село. Неужели нам пришел конец? Неужели он пойдет на это? Кто-то крикнул: «Раджап идет!» - и все бросились за калитку. Он шел, еле волоча ноги. По всему было видно, что он тянул с возвращением. Руки его были пусты, в них больше не было серебряного сосуда, и он не прижимал их к груди. Теперь не оставалось ни каких надежд. Мы замерли, а дядя снова подбежал к чайной куче и стал пинать ее и разбрасывать листья: - Все пропало! Теперь уж нам точно конец. Он вел себя, как сумасшедший: наклонялся, хватал листья руками и подбрасывал вверх. Мне показалось, что на его губах мелькает зловещая улыбка. Весь двор оказался укрытым зеленым чайным ковром. Он лег на него ничком и закрыл глаза. Раджап подошел к нам и, не поднимая головы, сказал: - Завтра утром мы должны уйти. Мать бессильно бросилась к отцу на грудь. Все потупились. Дядя даже не шевельнулся, а я, как мне не стыдно в этом признаваться, обрадовался. Теперь меня ждали неведомые страны. И, чтобы никто не увидел моего предательского лица, я отвернулся и хотел уйти куда-нибудь подальше, но Раджап обнял меня и повел к своей, никому не нужной уже, каменной машине. Мы сели рядом с ее раскаленными боками и он сказал: - Я снова видел ее. И тут я поднял голову, и смело улыбнулся ему: - Вот, видишь. - Она так смотрела на меня, что весь мой страх перед Повелителем исчез, как и не бывало. Он говорил, что больше не хочет видеть нашу семью, а мое сердце трепетало от счастья. Я ничего не видел вокруг… Только ее глаза. Они будто говорили мне, что любят меня. Я тоже пытался передать ей свои чувства… О, Аэлек, ты даже не представляешь себе, какое это чувство – любовь. Рядом с нами, на гранитной плите стоял небольшой медный кувшин и шипел. Ради любопытства я заглянул вовнутрь и увидел, что вода, наполняющая его до половины, закипает. Я продолжал слушать своего брата, мечтать о невиданных странах и красавицах, живущих там. Я ломал, давно высохшие на солнце чайные листья и машинально бросал их в кипящую воду. Они кружились на поверхности, а потом набухали и медленно опускались на дно. - Если бы мы были богаты, как ее дедушка, то я бы осмелился попросить ее руки. Я знаю: она бы не отказала мне. Ты веришь мне, Аэлек? - Конечно, верю, Раджап. Но только зачем быть богатым, ведь для настоящей любви это не обязательно. - Хорошо бы, если бы так. Только, кто ее отпустит с таким бедняком, как я. «Как это не справедливо», - подумал я и вздохнул, а моя бело-голубая картина наших будущих путешествий приобрела грязно-серый цвет. Солнце уже садилось, а мы еще не уложили и половины всех своих пожитков. Воздух стал прохладным, и я накинул рубашку. Вместе с Мали и сестрами мы подносили, связанные Раджапом тюки, к арбе, в которую отец укладывал их, в каком-то, только ему известном, порядке. Больше не было слез и причитаний, были только неспешные сборы в дальнюю неизвестную дорогу. - Смотрите, смотрите, слоны идут! - Крикнула моя младшая сестренка. Я выглянул через забор и увидел троих, идущих гуськом, слонов с седоками наверху. Это Повелитель выезжал на свою не частую, вечернюю прогулку. Переваливаясь с боку на бок, слоны приближались. Около десятка охранников с короткими копьями окружали их со всех сторон и свирепо зыркали по дворам. Слоны были украшены по-праздничному и смотрелись очень красиво и величественно. Мне нравятся эти большие и умные животные, и сейчас я залюбовался ими. Они подходили все ближе и ближе, и теперь я мог различить тех, кто разместился у них на спинах в мягких и удобных сиденьях. На первом, глядя далеко вперед, сидел Повелитель, на втором, седой мужчина держал за руку красивую девушку, на третьем… - Раджап! – Закричал я, не успев рассмотреть, кто же едет на третьем слоне, - Раджап! Скорее сюда! Сзади подбежал Раджап, остановился у меня за спиной и с придыханием прошептал: - Нури. Она тоже его заметила. Она, как будто специально искала, и тут же, как увидела, стала говорить о чем-то своему седому опекуну. Видно было, что он ей возражал, но она не сдавалась. Когда они подошли совсем близко, я услышал ее тонкий голос: - Дедушка, ну я прошу тебя. Ну, давай остановимся. Я устала и хочу сойти. Я хочу пить. - Камаль! – Крикнул, поддавшись ее уговорам, старик, - остановись не надолго! Повелитель оглянулся, кивнул головой и остановил своего слона. Два, идущие за ним, остановились тоже. Дедушка обратился к ближайшему охраннику: - Помоги-ка нам сойти, человек. Тот бросился к слону и ткнул его в переднюю ногу копьем. Слон приподнял ее и одновременно с этим, опустил голову. Нури плавно соскользнула на землю. За ней, по-молодецки расторопно, последовал ее дедушка. Нури направилась к нам, и теперь я хорошо увидел, какая она неописуемая красавица. Также я заметил, что она не сводит глаз с моего брата, и вдруг ощутил, что сейчас должно произойти что-то такое, что перевернет всю нашу жизнь. Дедушка догнал ее и придержал за руку. Они остановились в двух шагах от нас. Я слышал, как глубоко дышит за моей спиной брат и, как громко стучит его сердце. Мое тоже трепетало, будто у щегла, попавшего в ловчую сеть. - Дедушка, я хочу пить, - не оборачиваясь и глядя только на Раджапа, сказала Нури. - Сейчас, внученька, - обойдя ее и приблизившись к нам еще на шаг, сказал он, - сейчас, - и обратился к нам, стоящим в немом оцепенении, - добрые люди, не найдется ли у вас воды для моей внучки? Тут мы все сорвались и побежали во двор за водой. Только Раджап остался стоять, опустив руки. На нашу беду, вся посуда уже была упакована, а растерявшийся отец, совершенно забыл, в каком же из тюков она находится. Начался переполох. На землю полетел почти весь скарб, до этого аккуратно сложенный, на арбе. Будто стервятники, мои сестры и Мали накинулись на него, развязывали, крепко затянутые узлы и искали, в чем же подать воду, ожидающим господам. Прошло достаточно времени, но ничего подходящего не находилось. Нестерпимая пауза затягивалась и в тот момент, когда напряжение должно было лопнуть, я увидел тот кувшин, в котором на дневном солнцепеке кипела вода, и крикнул: - Уже несу! Я подхватил его и, к своему счастью почувствовал, что он уже давно остыл и был также прохладен, как и вечерний воздух. Я передал его Раджапу, а тот протянул девушке. - Сначала я, - сказал ее дедушка и взял кувшин. Он заглянул в него, а потом пригубил и почмокал губами. Наверное, он подумал, что мы дали ему какую-нибудь отраву, - подумал я. После он сделал небольшой глоток и задумался. Потом отпил еще и спросил: - Что это за напиток? Я оглянул всю нашу семью и понял, что она от страха готова провалиться сквозь землю. Никто не вымолвил и слова. Тем временем седой господин снова отпил из кувшина и только потом передал его своей внучке. Нури прильнула к нему, а старик опять спросил: - Так, как же называется этот удивительный напиток? Кто-нибудь ответит мне? Хоть голос его прозвучал достаточно строго, но я не почувствовал в нем никакой угрозы. В это время меня вдруг подтолкнуло что-то изнутри, и я сердцем своим понял, что от меня сейчас зависит что-то очень важное, такое же важное, как рождение самого мира. И я сначала задохнулся от волнения, а потом тихо и не смело произнес: - Этот напиток называется чай. Кровь хлынула к моему лицу, и я опустил его. - Повтори-ка, еще раз, - сказал седой старик, - я не расслышал. - Этот напиток, о, господин наш, называется чай. С каждым своим словом я становился все смелей и уверенней. - Кто же научил вас готовить его? - Мой дедушка, - соврал я, - а моего дедушку его дедушка. Меня понесло. Никогда еще в жизни, никто из нашей семьи, никто из наших знакомых и соседей не пробовал, нечаянно получившегося напитка. Но что я мог поделать с собой? Просто каким-то верхним чутьем я знал, что все мое вранье закончится благополучно. - Так вы держите его в секрете? Ко мне на выручку пришел Раджап и за спиной я услышал: - Мы просто его никому не предлагали. Мы просто боялись, что другим он может оказаться не по вкусу. - Не по вкусу? Ты слышишь, Нури! Они придумали такой прекрасный напиток и бояться, что он кому-то не понравиться. Как он тебе, внучка? - Он лучший из всех, - ответила девушка. - Вот, видите. А, вы скрывали. Хоть я и не против чужих секретов, но зачем же скрывать такое чудо? Настроение седого господина мне начинало нравиться. Он улыбался и даже один раз притопнул ногой от удовольствия. - А как бодрит! – Весело воскликнул он. А дальше произошло то, что я и предчувствовал. Он повернулся к своему сыну и громко позвал его: - Камаль! И, когда тот повернулся к нему вместе со слоном, на котором продолжал сидеть, с юношеским задором спросил его: - Не эту ли семью ты изгоняешь из села? Повелитель молча кивнул и потупился, а его отец продолжил: - Я забираю ее у тебя. Они будут готовить мне этот чудесный напиток. А еще они поделятся со мной секретом и мы будем торговать этим «чаем», и наживем себе многие капиталы. Не правда ли, внучка? Нури радостно закивала ему. - Пусть эти добрые люди разбогатеют, благодаря своему секрету и смекалке, и станут такими же уважаемыми, как и мы! Он с любовью посмотрел на свою внучку. Ох, и умный был этот старик. Нури не скрывала своей радости. Раджап готов был прыгать от счастья. Я представлял себе новые места, которые скоро увижу, а вся моя семья так и продолжала стоять стеной и не верила, что в жизни возможно и такое. На следующий день мы отправились в долгожданный путь. Какое счастье видеть этот прекрасный мир, о котором мечтаешь всю жизнь и, который так безгранично светел и добр. |
Кукушка над пропастью
Станислав Кутехов Любое совпадение фактов, имен и событий, описанных в рассказе, является случайностью и простой ассоциацией, а не ретроспекцией. Из цикла: «Армейские истории» Скоро рассвет. Я его почувствовал не глядя на часы. Это хорошо - прибор ночного виденья станет не нужен. Самое дурацкое время между темнотой и рассветом. Хочется спать. Нет сил удерживать в открытом состоянии тяжелые веки. Устали локти. Сводит от холода ноги. Сейчас пока еще холодно, а встанет солнце - будет жарко. Невыносимо жарко. Примерно около пятидесяти градусов в тени. На открытом солнцепеке днем вообще находиться невозможно. Но мне и не нужно - я лежу в снайперском укрытии. Я его сам сделал с помощью двух десантников, вечером, под прикрытием «вертушки». Бруствер из камней в виде подковы, а сверху маскировочная сеть, лежащая на палках и сложенная в несколько раз, чтобы солнечные лучи ее не пробивали. Сектор обстрела приличный, чуть больше девяноста градусов. Больше и не нужно. Скоро, очень скоро встанет солнце. Интересно, кто кого сегодня? До меня на этой скале трех наших спецов уже грохнули. Это вторая моя командировка в гости к моджахедам. Первая оказалась удачной. Для меня удачной. Всего одна стычка и пару царапин. Для части, в которой я проходил службу ту командировку удачной считать никак нельзя. Из трех бойцов отправленных на секретное задание - вернулся один я. Нас, как специалистов, редко дергали в места боевых действий. Ценили наверное. Помню, после того раза, я уже в части - снимал стресс самогонкой. Причем почти официально. Числился больным и лечился вторую неделю подряд таким образом в медпункте. Первачок и закуску приносил сам замполит. И даже иногда составлял мне компанию - то есть, довольно-таки своеобразно проводил воспитательную работу. Но уж – как умел Окончательно вышел я из того состояния после марш-броска на десять километров. Утром пришел замполит и сказал: - Эй, лежебока, харе валяться и харю плющить, во уже какую будку наел – за три дня не обсерешь. - А что делать опять нужно….. - Да не дрейфь, ничего страшного. Комиссия из Москвы приехала. Генерал армии с начальником нашего управления, и еще дюжина разных генералов-полковников. Хотят посмотреть нашу боевую выучку – на что мы способны. Со сверчками понятно – они за свое умение деньги получают, значит, что-то умеют. А вот что срочники могут – им вынь да положь. - Товарищ капитан, я так и не понял – что генералам показывать-то будем? - Да ничего страшного – десять километров пробежать хорошо нужно. - И все? - Да не все. - А что еще? - После марш-броска полоса препятствий. Затем, учебный рукопашный бой и на стрельбище - пух, пух по движущимся мишеням. - Опять рукопашный бой….Знаешь, капитан, как после него руки трясутся? В «молоко» и то промазать можно. - Стас, а что делать? Не «батя» же всю эту хрень придумал (батя – это наш генерал). Марш-бросок давался на удивление легко. Я до этого, как лев спал целыми сутками и теперь накопив силы парил над землей, то есть бежал не чувствуя полуторакилограммовых сапог. Страшила только полоса препятствий, а вдруг она такая же сложная, как в учебке. В последний раз я ее форсировал год назад. Думал все, больше не будем заниматься фигней всякой, ан нет, пришлось вспоминать забытые навыки. Преодоление разных препятствий давалось хуже, нежели пробежка с оружием. Сказалось двухнедельное безделье, и как следствие – лишний вес, который не способствует проворству. Уф, как мне тяжко было…Особенно устаешь, если полоса препятствий незнакомая. В конце, после того, как я прополз на брюхе под колючей проволокой метров так пятьдесят, меня ждал рукопашный бой. Учебный правда и короткий, но все равно утомительный. Я отдал свой автомат и взамен получил резиновый нож. Дальше нужно пройти специальный лабиринт со стенками около трех метров высотой, без перекрытий. Где-то за поворотом на меня неожиданно должны напасть. Может один человек, а может быть и больше. Это уж, как решат отцы командиры. Они, на самом деле, сидят сверху и смотрят, кто и как справляется с этим упражнением. Навстречу мне выскочил соперник в черной маске. Ему тоже дали резиновое изделие, только в виде автомата. На все про все – десять секунд и необходимо уложиться за это время, чтобы пройти дальше. Если не успел – проиграл. Долгий бой – это драка. А драка в нашем случае – поражение. Если не визави убьет, так кто-нибудь другой. Ноги стали ватными после десяти километров. Руки, после полосы препятствий – естественно тоже. Работает только голова. Я остановил время. Не в прямом смысле, а в переносном. А именно, я вогнал себя в специальный боевой транс. Попробую описать. В радиусе пяти метров необходимо окружающее пространство сделать сначала вязким, а затем практически непроницаемым. Ощущение примерно такое, как будто бы ты под водой, только вода плотнее в десятки раз. Так, шансы уровнял. Теперь думать. Еще раз – думать. Он свежее, в сто раз свежее. Вдобавок крупнее меня. Более фактурный, можно еще так сказать. Стойка классическая. Приклад в правой руке, чуть выше штык-ножа, который смотрит мне в правое колено. Ноги спружинены. Взгляд рассеянный – направленный в область моей ключичной впадины. Похоже, нападать он не собирается, а просто хочет выиграть время. Придется мне играть белыми. Белые начинают и выигрывают. Правда не всегда. Посмотрим, как в моем случае. Я держу свой резиновый нож в правой руке, лезвием почти касаясь локтя, рукоятка на петле, предплечье прикрывает печень. Левая нога впереди, осторожно нащупывает землю, вся тяжесть - на правой. Левая рука расслаблена и согнута в локте, а далеко отставленная кисть висит на уровне лица. По форме такое положение руки напоминает насекомое - богомола. Прошла секунда, сейчас посмотрим - какой ты Сухов. Я незаметно перенес вес на левую ногу, а правой заступив вперед и сделав так называемое скрещиванье - молниеносно оттолкнулся. Мое тело, как пружина полетело на противника, одетого в черную маску. На самом деле я летел на него не по прямой, а слегка под углом, как будто бы он стоит в полуметре от того места, где находится сейчас. Задумка маневра простая – заставить автомат повернуть в мою сторону и приподнять штык немного выше. Тогда я смогу тыльной стороной предплечья своей руки полукругом его блокировать, а затем, почти одновременно костяшками пальцев хлестко, почти наотмашь, словно кнутом хлестнуть противника по глазам. Такой удар практически нельзя парировать, а последствия от него огромны – секундное, а то и двухсекундное гроги. Мне две секунды и не нужно, чтобы его добить - достаточно одной. Он, конечно, может отскочить в сторону и не принять бой. В этом случае мне еще и лучше, я просто оттолкнувшись от стенки пробегу мимо него. Пространство стало твердым. Я уже ощущаю, как воздух мне давит на тело. Между нами застыла муха, как при нажатии стоп-кадра при воспроизведение фильма о жизни насекомых. Пока все получается гладко. Глаза соперника среагировали раньше тела. Штык-нож стал медленно подниматься и слегка перемещаться в мою сторону. Понятно, отскакивать он не собирается. Пока все по плану. Все, как и задумал. Муха слегка переместилась в сторону, освободив полностью сектор обзора. В тот момент, когда моя тыльная сторона предплечья по круговой амплитуде почти коснулась ствола автомата, я почему-то не почувствовал ожидаемого сопротивления. Одновременно с этим я понял, что сам попал в ловушку. Сейчас ствол начнет, облизывая мою руку, уводить ее в сторону, а приклад при этом, на встречном движении ударит в лицо. Теперь инициатива на его стороне, уже я работаю вторым номером. А парень не прост. Очень не прост. Я затормозил движения своего тела, вернее верхней его части. Ноги и нижняя часть туловища еще перемещаются, а голова резко остановилась. Орбита движения приклада такова, что если голову не убрать, произойдет их неминуемая встреча. И не очень приятная для меня. Неприятная – это я еще смягчил, скорее даже трагическая. Где моя левая рука? Она ближе всего к прикладу, ей и защищаться. Ладошка повернулась в сторону противника и полетела на перехват быстро летящему в моем случае куску резины. А если бы не резины, а кованному прикладу? Левую ногу при этом я резко согнул в колене и приподнял на уровне пояса, а правой подсек сразу же две его лодыжки. Прием называется ножницы. Мы с ним оба повисли в воздухе. Оба падали. Я его закручивал к земле своими ногами, а он меня - инерцией тяжелого автомата. Соперник оказался, как кошка. Он в полете умудрился повернуть свое туловище так, что упал не на спину, а на плечо, при этом скручивая свои ноги, как танцор брейк-данса, одновременно заплетая мои. Теперь мы с ним почти на равных, оба в партере. Держать меня на дистанции своим штык-ножом он уже не может. А у меня козырь, да нет, даже не козырь, а маленький джокер. Джокер в виде резиновой финки. Но мой оппонент не дает им воспользоваться. Вот уж действительно, из породы кошачьих. Не человек, а гепард. Как он умудрился сделать кувырок через спину и встать опять на ноги в двух метрах от меня и, при этом, сохранить в руках автомат? Да кто же это такой? Вот, черт. Неужели это прапорщик по прозвищу горилла. Тогда выиграть у него схватку, практически невозможно. Он нам иногда преподавал рукопашку. Красавец брюнет, с длинными волосатыми руками, как у обезьяны. Судьба у прапорщика была не очень счастливой. До армии Чемпион Европы среди юношей по дзюдо. А в армии в спортроте сделал глупость - трахнул без презика дочку начальника политического отдела. Тот ему озвучил тихим голосом свое предложение, от которого без пяти минут дембель не смог отказаться: «Парень, выбирай – либо на два года в дисбат, либо ты становишься моим зятем». Будущий дембель выбрал второй сценарий развития событий. Он стал мужем полковничьей дочки и отцом его прекрасной внучки. Потом полгода сверхсрочной, два года в школе прапорщиков и три года службы в Афганистане. Там он получил несовместимое с потенцией ранение и был списан со строевой службы в тыл, то есть – почти на гражданку. В довершение всех перечисленных неприятностей от недееспособного мужа ушла молодая жена. Прапорщик, физически и морально сильный мужчина, с таким несправедливым развитием событий мириться не захотел и, справившись с полугодовалым запоем, получил направление в секретную учебную часть, где и стал активно сублимировать, то есть учить курсантов и сверхсрочников, как стрелять и убивать. На самом деле, прапор специалистом был отменным, да и человеком хорошим. С юмором тоже все в порядке. Например, после какого-нибудь успешно проведенного им боевого приема в область паха, он нас утешал примерно так: «Больно, ну и х*й с ним, подумаешь больно, главное чтобы он стоял потом». Прапорщик стоял. Скорее всего это был он, больше не кому - в двух метрах от меня, почти в такой же стойке, как и перед молниеносной схваткой. Я же в отличии от него в несколько худшей позиции - правым боком к нему, на левом колене. Поединок длился секунд пять и до этого одна - получается шесть. Осталось всего четыре - и я проиграю. Он уже почти выиграл это единоборство. Но почти не считается - ведь еще не вечер. У меня целых четыре секунды. Это на самом деле много. Очень много. Все!!! Была - не была. И я иду ва-банк: Мгновенно разжимаю кисть правой руки и крутанув на ремешке перехватываю свое резиновое оружие в форме десантного ножа другим хватом - клинком вперед, как меч. При такой технике «нож перед собой» есть плюсы и минусы. Минусы - практически невозможно скрытно нанести смертельный удар. Особенно если напротив специалист. Плюсы - можно держать противника на дистанции, угрожая поразить шею и лицо. Но самое главное, в этом хвате - появляется возможность неожиданно его метнуть. Если ты конечно умеешь это делать. То есть, сильно и точно, без амплитудного замаха. Прошла секунда. Время еще есть. Думать, еще раз анализировать и думать. Скорее всего, при попытке встать он меня сразу же атакует. Позиция у него для этого замечательная, да и раззадорил я его неслабо. Что же делать? Что же делать? Ага, по моему я знаю, что делать. В классической схватке его не одолеть - понятно, а как он будет действовать в дворовой стычке? В уличной драке нет правил и приемов, а есть опыт, напор и импровизация. Посмотрим??? Посмотрим. Я сделал движение вперед, показывая всем своим видом, что сейчас вскочу на ноги, даже правую руку с ножом выбросил в сторону противника. И он купился на мой маневр. Действительно я его разозлил. Пока он летел на меня с поднятым прикладом, как будто наперерез моей траектории, я резко передумал вставать и параллельным с ним курсом, сделал кувырок назад - навстречу ему. Мы разошлись, как в море корабли. Удачное для меня рандеву. Пока он реагировал на хитрый маневр и поворачивался в мою сторону, я уже вскочил на ноги и описывал ножом перед его лицом большую окружность. Естественно, он успел отскочить и прикрыться автоматом, но не успел закрыть глаза. Нож, на самом деле, отвлекал от главного. А основной задумкой была с силой брошенная в лицо горсть песка, которой я вооружился в момент кувырка. Я даже не стал его добивать потому, что заканчивалась десятая секунда. Я просто прошмыгнул мимо и закончил упражнение лабиринт. Уфф... Полосу препятствий я проходил первым. И с рукопашкой справился тоже. Хохма. После своего поражения, прапорщик Горилла так завелся, что больше никому не проиграл. Осталось теперь хорошо отстреляться. Пока я воевал в лабиринте, мне зарядили автомат и объяснив задачу, вывели на огневой рубеж. Задача обычная – попасть. Сначала встанут и начнут движение по диагонали ко мне пять ростовых мишеней на расстоянии четыреста метров. Затем столько же полуростовых – на расстоянии двести метров побегут уже в другую сторону, с права налево. Ну и самые сложные – грудные мишени. Они движутся со ста метров вперед не просто по диагонали, а как бы раскачиваясь из стороны в сторону – имитируя ползущего по пластунски пехотинца. На упражнение дается тридцать патронов. |
Пока я вспоминал, горы осветил первый лучик солнышка. Рассвет в горах происходит более резко, нежели в равнинной местности. Раз, и уже светло. Сейчас, наконец, я смогу более внимательно осмотреть свой сектор обстрела. Сектор, как сектор. Я с одной стороны глубокого ущелья, а почти вертикальная стенка и неровное ступенчатое плато – с другой. Солнце встанет сзади меня и мне нужно наблюдать рассеянным взглядом, в надежде уловить блик какой-нибудь оптики. Нет ничего более утомительного, чем вот так ждать, и все время сравнивать мельчайшие несоответствие пейзажа. Так, так, так. Почти напротив, одиннадцать часов, тридцать минут слева - подозрительно большая щель между валунами. Надо ее будет запомнить. Пока все тихо. И слава богу – не жарко. Я, тем временем от нечего делать, продолжаю свои воспоминания.
Учебное стрельбище. Мишеней пятнадцать, а патронов тридцать. Получается короткими очередями по два патрона на одну штуку. Жестко. Придется экономить. Я поставил шептало затвора в положение одиночная стрельба. Придется вспоминать тренировки и соревнования по биатлону. Вот где практики было предостаточно, не то что в учебке. Там стреляли мало – один раз в день, не больше. В основном, сплошная теория. Как летит пуля, как ее сносит ветром. Что такое девиация от вертикальной биссектрисы. Почему вода притягивает пулю сильнее, нежели земля. Как стрелять в условиях гор. Горизонтально над пропастью в дневное время пуля, оказывается, летит совсем иначе, нежели вечером. А в дождь….Не буду вдаваться в подробности, теория – это скучно. Мой первый тренер по стрельбе был восьмидесятипятилетний старичок в секции биатлона в спортивном обществе «Трудовые резервы». А оказался в этой секции я так. Пробежав на лыжах две дистанции – десять и двадцать километров за свой техникум, я не просто два раза занял первое место, а еще выполнил норму кандидата в мастера спорта. Там же, после второй гонки ко мне после финиша подошел мужик в спортивном костюме с оттянутыми коленками, неопределенного возраста. По габитусу я сразу же определил – физкультурник. По огромной двухметровой фигуре он напоминал штангиста-тяжеловеса, по выбитым передним зубам – хоккеиста, а по сломанному во многих плоскостях носу – боксера. Одним словом – настоящий спортсмен. Он привлек мое внимание резким свистом, а потом обратился ко мне. Передаю почти дословно: - Э!!! Бегунок!!! Пади ссудой…Чё запыхался, устал что-ли? Где лыжами занимаешься? Кто тренер. Может я знаю его? - Каалесто Нина Ивановна мой тренер, олимпийская чемпионка. - А, Нинка, знаю, знаю сyчку, хорошо в свое время бегала. А тебя, как звать то? - Стас… - Короче, Стасик, слушай сюды… Дело предлагаю… Ну х*йли ты ссышь заранее… - Да я и не ссу… - Ссышь, я же вижу... короче… Биатлоном будешь заниматься? - А что это такое? - Во бля… Впервые такого придурка вижу. Стреляющие лыжники. Поел? - Ну, теперь понял… - А в тире стрелял когда-нибудь - хотя бы из духовушки? - Ну, стрелял. - Слышь ты, х*йли ты все нукаешь – сyка. Не запряг.. Поел? И х*й когда запряжешь. Никто еще не запряг. Ты понял? Поел, бл@дь? Поел? (понял, он говорил, как – пОел) Последние слова он уже почти кричал истерическим фальцетом, причем с пеной у рта. Мне даже стало немножечко страшно. С каждым словом – Поел – он все ближе и ближе ко мне подступал. Левый глаз его начал сильно дергаться вместе со щекой, а рот от этого стал ухмыляться односторонней беззубой улыбкой. Мне захотелось отступить назад, но я не мог этого сделать потому, что огромный монстр стоял двумя ногами на моих лыжах, которые я еще не успел отстегнуть после гонки. От такой жесткой вербовки заниматься биатлоном сразу же расхотелось. Вдруг буду в последствии таким же. Не приведи Господь… Аркадий Львович – так его звали, как я потом узнал, принялся трясущимися большими руками чиркать тоненькие спички, чтобы прикурить смятую в зубах беломорину. Наконец, прикурив с третьей попытки, и, сделав несколько затяжек, он уже без нервных тиков, выдохнув мне в лицо большое облако сладкого дыма, сказал: - Ну, чё ты, бл@, ссышь… Не передумал еще заниматься биатлоном? Я со страха сказал, что не передумал. - Молоток, бл@, я из тебя сделаю настоящего биатлониста. Поел? Одновременно с этим словом, он дружески хлопнул меня по плечу. От такого проявления дружеских чувств я упал на бок и сказал, что пОел. Так я и стал биатлонистом. Кстати, Аркадий Львович был у нас тренером по общей физической подготовке. Он действительно имел три звания мастера спорта. По боксу, по штанге и, как не странно по хоккею. В хоккейной команде «СКА» он даже завоевал бронзовые медали чемпионата СССР. Его амплуа было – защитник. Поговаривали, что он плохо катался на коньках и за все время своего выступления забил только одну шайбу, да и то в свои ворота. Он вообще, редко по ней попадал. Зато наводил на соперников ужас, даже если находился у противоположного бортика или на скамейке запасных. Мы у него, как у тренера по ОФП занимались старательно и не сачковали. Как-то не хотелось. Стрельбу, как я уже говорил, преподавал живенький старичок. Нам он представился, как Борисов Борис Борисович. Поговаривали, что это не настоящее имя. Ветеран и инвалид Первой Мировой, обладатель Георгиевского креста отметился еще и в Великой отечественной. Правда, в меньшей степени. Начал он воевать с фашистами в дивизии народного ополчения под Ленинградом на Лужском рубеже, а закончил в югославском партизанском отряде. Медалей за вторую войну он не получил, а получил длинный «срок», как враг народа, потому, что два года находился в немецком плену. После смерти отца народов, вчистую амнистированный, он решил не возвращаться в Ленинград, а остался в тайге, недалеко от Бодайбо. Родственников не осталось, квартиры тоже. К тайге же он за десять лет привык и уединившись в охотничью сторожку промышлял пушниной - стрелял белок в глаз из мелкокалиберной винтовки. Так он и жил отшельником почти двадцать лет до семьдесят четвертого года. В этот год его житие-бытие – кардинально поменялось. В один прекрасный сентябрьский день он случайно набрел на лагерь туристов, которые сплавлялись на плоту вниз по бурной сибирской реке. Среди четырех человек он узнал бывшего «сына полка» в партизанском отряде, которого он еще в сорок четвертом году учил стрелять из винтовки. Прошло тридцать лет, но они все равно узнали друг друга. Борис Борисович почти не изменился. Такой же сухой и жилистый и с такой же окладистой бородой. Бывший же «сын полка» по имени Алексей, напротив – возмужал. Не просто возмужал, а стал всесоюзной и мировой знаменитостью, завоевав на олимпийских игр в Мельбруне две золотые медали по биатлону. После бурных объятий туристы устроили охотнику теплый прием с горячительными напитками. Когда все было выпито и рассказано, однополчане решили провести между собой турнир – кто лучше стреляет. Пуляли из дедовской винтовки с расстояния сорока метров по медным монеткам, которые вставили на треть в трещину упавшего дерева. Победил опыт. Может диаметр трехкопеечной монеты в три раза больше чем глаз у белки, а может быть винтовка уже своя, пристреленная. Но не это главное. Главное то, что Олимпийский чемпион, проиграв, пообещал через олимпийский комитет выбить для ветерана квартиру, взамен согласия Бориса Борисовича тренировать подрастающее поколение биатлонистов в пулевой стрельбе. Как тренер и как человек дед был весьма своеобразен. За глаза мы его звали ББ. Говорил он на смеси петербургского дореволюционного диалекта и современной лагерной фене. Получалось примерно так: «Миль пардон, любезнейшие, что вам мешаю шептаться, но я хочу, чтобы вы настроили свои молоденькие ушки на тембр моего тихого голоса. Дети, я хочу слышать тишину. Я хочу слышать, как летает за окном комар. Я уже далеко не молод и не могу вас всех перекричать. Так, что милейшие, сделайте одолжение и постарайтесь мне не мешать вести занятие… В противном случае, я своей вафлей заткну ваши вонючие хлебала от словесного поноса по самые яйца, пока вы не проблюетесь и не поймете, жалкие шавки, что если молвят старшие нужно, беззубо молчать в тряпочку, а не базлать, как гнойные пидоры». Его мягкий старческий взгляд мог за время разговора несколько раз поменяться. Когда он хвалил или давал понять, что доволен результатом, глаза просто-таки гладили и ласкали. Ежели дед сердился, взгляд его становился острым, как бритва и таким пронзительным, что по мокрой от пота спине бегали холодные, как снег мурашки. Он своим убийственным взглядом мог вогнать в ступор любого человека и, почти за секунду, от еле уловимой улыбки краюшками глаз, из этого состояние вывести. Как у него это получалось, до сих пор не пойму. Боже мой, как ББ нам много всего дал. Это я стал понимать только сейчас. Мы тогда, еще безусые юнцы с жадностью птенца и с возможностью губки впитывали в себя все его накопленные за долгую жизнь знания и опыт. Он нас учил после физической нагрузки останавливать дыхание и контролировать удары сердца для того, чтобы влиять на амплитуду движения ствола. Видеть будущую траекторию полета пули и смотреть, как она летит после выстрела. Думаете это не возможно? Ошибаетесь. Еще оказывается, можно без оптики приблизить к себе мишень и как бы слиться с ней невидимым энергетическим каналом. Если ты это умеешь, промазать практически невозможно. Воспоминания о Борисе Борисовиче и занятиям биатлоном промелькнули цветным фильмом за одну секунду. Я приготовился к стрельбе, выставив левую ногу, как фехтовальщик впереди себя. В первые пять мишеней стрелять нужно стоя, во вторые пять – с колена, а последние, грудные – лежа с локтя. Ну, где они? Почему не встают. Быстрее бы отстреляться. Кстати, какой сегодня день? По-моему, суббота. Если это так, значит сегодня баня. Ой, как я давно не был в бане. Баня-то, баня, одно название - большое душевое помещение без всякой парилки. Не это главное. Главное, что после бани дают свежее нательное и постельное белье. Вот за что я люблю солдатскую баню. Мишени медленно поднялись и поехали слева направо, слегка приближаясь ко мне. Я вспомнил слова замполита: «..пух, пух по движущимся мишеням…». Как все просто. Языком ворочать, это тебе не десятку бегать. А после рукопашки стрелять трясущимися руками? Хорошо, есть навык длинных дистанций с огневыми рубежами в биатлоне. Да и дед, спасибо ему учил добросовестно и жестко. Так же, как и его обучали в Царскосельском кадетском корпусе - без скидок на юный возраст. Черт, какой у автомата короткий ствол. Это тебе не винтовочка. И рожек снизу автомата в положении стоя, заставляет локоть левой руки при стрельбе немного отводить в сторону. Как там говорил замполит? Пух, пух, пух? Еще чуть-чуть и мишени доедут до специального упора и сами упадут вперед, а мне нужно, чтобы они рухнули назад, от моей пули. Давно я не ласкал пальчиком курок. Туфъ, туфъ, туфъ ….маленькая пауза и еще раз туфъ, туфъ. Уф, во все пять попал. Можно вздохнуть, пока следующие поднимутся… Ну и где следующие? Я уже стою в ожидании на одном колене. Ага, вижу… туфъ, туфъ, туфъ ….еще вздох и половинчатый выдох, не дышу.. туфъ, туфъ … Похоже я умничка, так их Стасик, так - фанерных. Плюхаюсь пузом на землю и упираю рожок в землю. Теперь он мне наоборот поможет. Последние пять, качающиеся, как маятник грудных мишеней – самые трудные. Туфъ, туфъ, туфъ. Тринадцать патронов - тринадцать мишеней. А в рожке еще семнадцать, может повыпендриваться? Поставлю в положение АВ и за секунду израсходую. Автомат у меня, или винтовка? Или стопроцентно отстреляться и сдать командирам пятнадцать патронов? Туфъ… Не понял, а почему сразу же две упали? Причем упали назад. Значит не сами. Значит, я попал. А как можно одной пулей подстрелить сразу же две мишени? Рядом со мной никто не стрелял. Я отстегнул рожок, передернул затвор, подобрал вылетевший патрон и поставил автомат на предохранитель. Собрались отцы командиры, подошли проверяющие генералы. Я доложил самому главному: - Товарищ генерал-полковник, 131-К учебную стрельбу окончил, все мишени поражены, разрешите сдать оставшиеся патроны? - А сколько патронов у тебя боец осталось, как ты думаешь? - А чего тут думать, я знаю - шестнадцать штук. - А мишеней сколько поразил? - Пятнадцать, товарищ генерал-лейтенант. - А выстрелов сделал? - Четырнадцать. - Во, чудно. Тридцатый год служу, ничего подобного не видел. - Сам удивляюсь, товарищ генерал-полковник. Одной пулей - две мишени. - Ладно, разберемся. Как фамилия, солдат? - Не могу говорить, товарищ генерал-полковник. Оперативный псевдоним - 131-К. В этот момент к нему подошел наш «батя» и что-то прошептал ему на ухо. Фактурный генерал, покрутив ус, сказал: - Ладно, солдат, порядок есть порядок, даже для начальника управления. Я после стрельб к тебе еще подойду. После того, как все отстрелялись, генерал-полковник действительно ко мне подошел. Вернее, наоборот - он послал за мной «батю». Наш генерал, как молодой посыльный, сбегал за мной и забрал с собой в полевой КП. Там в окружении генералов ко мне опять пристал тот самый усатый, начальник всего управления. - Эй, сто тридцать первый, скажи, как достиг таких результатов? Десятку первый пробежал, полосу препятствий преодолел быстрее всех, рукопашный бой - только один смог у прапорщика выиграть. - 131-К, товарищ генерал-полковник. - Ладно, пусть будет - К, вопрос понятен? Рассказывай. - Я две недели перед марш-броском персонально занимался с нашим замполитом и думаю все дело в этом, если бы не он, то таких результатов я бы не показал. - То есть, ты хочешь сказать, что все дело в замполите? - Ну, почти… - Что значит - почти? - Ну, я еще биатлоном до армии занимался. Мастер спорта. - Наверняка еще и хулиганом был? Вон, как глаза прапорщику присыпал. - Ну, не без этого.. - Ёшь твою меть, 131-К!!! Что ты все нукаешь? А? А? А? Бл@, запряг что ли? Не запряг, бл@, не нукай, понял меня? Понял? Понял, ты солдат? – в полный голос стал орать огромный усатый генерал. Где-то я это уже слышал? А, точно. Аркадий Львович – тренер по ОФП. Как они похожи. Неужели они братья? Да, уж - тесен Мир, везет мне на сумасшедших… - Так точно, понял, товарищ генерал-полковник. - Не хрена ты не понял, солдат.. Ладно, скажи. Откуда призывался, только быстро. - Из Ленинграда. - Биатлоном в какой секции занимался? - В «Трудовых резервах» - Не у Аркадия Львовича? Знаешь такого? - Так точно, знаю…У него… - Бля, младший брат мой, разспи*дяй. Он тебя значит, бл@, не отучил нукать, что ли? Не поверю.. - Почти отучил, товарищ генерал-полковник. - Вижу, как отучил. Дать бы обоим пи*дюлей.. Да ладно, добрый я сегодня…. А стрелял ты хорошо, сукин ты сын. От имени нашего управления, товарищ солдат, объявляю Вам благодарность. - Служу Советскому Союзу, – сказал я, залихватски отдав ему честь. - В отпуск хочешь? На десять суток, дорога не в счет? - Никак нет, товарищ генерал-полковник, соблазнов много. Не хочу. - А что хочешь? - Разрешите с замполитом провести такой же, двухнедельный курс индивидуальной подготовки к очередному марш броску. - Разрешаю. - Есть. Огромный генерал-полковник из Москвы подозвал к себе нашего генерала: - Василий Петрович, что за курс такой, ты сам-то хоть в курсе? - Отчасти, Валерий Львович. - Что значит отчасти, давай колись коллега, пока я тебя не расколол до самой жопы. - Расскажу, расскажу, только не при всех. Один на один расскажу… - Хорошо, ловлю на слове. В качестве обмена опытом…так сказать… Тем временем солнышко встало уже высоко и начало здорово меня пригревать. Хорошо маскировочную сеть сложили раза в четыре, а может быть и больше. А то бы спекся. Какой нудный пейзаж и совершенно не меняется. Вернее, поменялся только один раз, когда напротив меня через скалу, рядом с подозрительной расщелиной сел большой орел. Он минут пять стоял вообще без движения, а потом расправил крылья и стал переминаться с одной мохнатой лапы на другую. Классная мишень. Я, чтобы отвлечься от утомительного наблюдения, стал выцеливать белую голову орла сквозь черную прорезь прицельной планки. Полный вздох, потом полный выдох. Опять полный вздох и после частичного выдоха я задержал дыхание. Совместил широкую мушку винтовки и белую голову орла. Так, так, так. Поймал амплитуду сердцебиения и стал ей управлять. Теперь навожу срез мушки на резкость и стараясь держать ее в таком фокусе, начинаю приближать голову орла. В этом случае она постепенно тоже начинает быть резкой и действительно сама наползает на мушку. Причем на столько, что я уже вижу отчетливо черный глаз. Интересно, он меня видит или нет, и как быстро он меня почувствует? ББ говорил, что если опытного снайпера выцеливаешь больше десяти секунд, то он, как зверь начинает чувствовать опасность. Зрение, это на самом деле, сгусток энергии, который скользит по световому лучу, как пыль по солнечному. Образное сравнение, да?. Но на самом деле, так оно и есть. Птица на расстоянии ста метров чувствует энергию взгляда примерно через пять секунд. Через десять, ей уже не комфортно, и она улетает. Сейчас посчитаем. Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три….Сорок восемь, сорок девять.. Орел взмахнув крыльями плавно сорвался с камня и скрылся где-то под обрывом. Значит, дальномер не обманул. До грифона было около трехсот метров. Точность, плюс минус пять. Если бы не горы, то следовало прицельную планку поставить на триста. Но горы. Горы, горы, горы. Какие вы обманчивые. Днем над пропастью прицельную планку нужно ставить на одно деление больше, а к вечеру, когда горы нагреются и теплый воздух устремиться к холодной воде – итого больше, примерно на два деления. Ладно, поставлю на четыреста, а этот аспект буду иметь ввиду. Если конечно, до этого дойдет. Бутафорская колонна пройдет в районе шести вечера. Мне за десять минут позвонит по полевому телефону мой помощник. Он лежит метрах в ста от меня, в таком же убежище, только менее замаскированном. А ему и не нужно маскироваться. Он должен увидеть колонну, когда она выйдет из-за поворота и позвонить мне. Как только БТР и «Уралы» пойдут под нами, он должен в амбразуру выставить чучело снайпера с винтовкой. А потом будет уже моя работа. Этот ход предложил дед. Получилось так. Мне, как я и просил, дали такой же двухнедельный курс индивидуальной подготовки под чутким руководством замполита. Но где-то посередине второй недели отпуска с украинской горилкой и таким же салом, лафа неожиданно кончилась, и нас вдвоем с капитаном вызвал к себе «батя». Мы даже побриться не успели. Приехал за нами сам начальник штаба на своем уазике. Он зашел в тот момент, когда капитан говорил очередной тост. На самом деле он знал, чем мы занимаемся и поэтому отреагировал совершенно спокойно: |
- Алкоголики, блин. Вольно, вольно. Чего застыли, допивайте, коль начали, я подожду. Пять минут у меня есть. В его присутствии теплая самогонка с одного раза не поглотилась. Она стояла где-то между желудком и глоткой в пищеводе и хотела на воздух. Я же был против такого развития событий и пытался заесть взбунтовавшуюся алкогольную жидкость хлебом и расплавившимся от жары салом. В итоге я победил. Но, как последствие пережитого на меня напала икота. Когда мы оделись, полковник предложил нам пробежаться до пляжа. Расстояние до речки от воинской части составляло ровно два километра. Полковник сказал примерно следующее:
- Так, придурки, слушайте меня сюда - сделав при этом перед нашими лицами несколько поступательных движений из стороны в сторону с одновременным пощелкиванием пальцев. - Меня видите? На резкость навели? Тогда слушайте. До пляжа два километра. Тысяча метров на пятерку – это три минуты и пятнадцать секунд бега. После слов – на старт, внимание, марш, я поеду к финишу на машине, и буду с секундомером ждать на берегу. Ежели вы не успеете пробежать два километра за шесть минут и тридцать секунд - пробежку придется повторить. Так уж и быть, отвезу вас на машине опять сюда, а потом побежите вновь. И так будете бегать, бл@, до тех пор, пока не успеете. Стимул – купание. Вот смотрите, даже есть полотенце. Все понятно? - Так точно товарищ полковник - ик. – в конце добавил я. Ой, как сложно давались мне эти две тысячи метров. В основном из-за того, что я почти на себе тащил капитана. Капитан через километр сдох и просил, чтобы я его оставил в кювете. Там прохладно и спокойно, почти как в речке. Спасибо полковнику. На самом деле мы пробежали два километра за шесть минут пятьдесят пять секунд. По моему хорошо, даже несмотря на наше состояние. Ах, как классно было купаться. Какая мягкая и замечательная вечерняя водичка. Вам, сидя на диване - не понять. Полковник даже кинул нам кусок банного мыла. В итоге вышли мы, как заново родившиеся. Когда приехали к генералу, Батя слега огорошил: - Так, вояки. Протрезвели? Надеюсь, протрезвели. Слушайте задачу. Вам обоим надлежит завтра, в половину седьмого вечера быть на «Старой площади». Далее. Позвонить по местному телефону 1224, спросить Валерия Львовича. Все понятно? Билеты до Москвы у моего адъютанта. Поезд через полтора часа. Так что, не смею задерживать. Удачи. И еще, Стас, ну-ка - задержись. Обняв меня за шею своей тяжелой левой рукой, он мне на ухо прошептал буквально следующее: - Стас, я очень на тебя надеюсь. Дело даже не службы, а скорее - чести. Понимаешь, младшего Валеркиного сына на той скале грохнули. Прямо в глаз. Валерий Львович - это тот генерал-полковник, которому ты докладывал на стрельбище, две недели тому назад, помнишь? Примерно в тоже самое время его Сережку и убили. Стасик, я тебя прошу, сделай все, чтобы отомстить. Ты сделаешь это, Стас, я очень на тебя надеюсь. Валера мне, как брат. Мы с ним на Даманском полуострове до последнего держались. Там и познакомились. А Сергей, Валеркин сын - зять мне был. Понимаешь? Так что, дочь моя - овдовела. Видишь, как все завязано. Все. Давай. Верю в тебя. Отомсти, ладно? Валерий Львович встретил нас сухо. Капитану, так вообще сказал: - Капитан, устал, наверное? Иди с моим адъютантом почаевничай. А мне пошептаться по делу нужно. Когда понадобишься, позову. Все понял? Шагом марш. Мне он сказал так: - Давай садись, садись. 131-К говоришь? Я все-таки, буду тебя по имени называть. Стасиком, ладно? Так вот, Стасик, чай будешь? Давай с дорожки. - Да, как-то не знаю... - «Батя», то есть, Василий Петрович, говорил про Серегу? - Говорил. - Обидно, самоуверенным был ребеночек и амбициозным - после училища сразу же в чужие горы. Эх - дурачок, дурачок. В этот момент в кабинет вошел Аркадий Львович, со словами: - О, Стасюня, кого я вижу, помнишь еще меня? - Нууу, конечно же. Ну, как же мне Вас не помнить. Я, слово-паразит «ну» до конца дней своих помнить буду. Ну…, ей богу не вру. Братья даже заулыбались немного, после моих специально сказанных – «Ну». Слово взял старший брат: - Все, тихо. Перейдем к делу. Значит так, Стас. Сегодня, через два часа, вместе с Аркашей поедете в Ленинград к деду на консультацию. Борис Борисович совсем старый стал, хотел его сюда вытащить, да он чувствует себя плохо. Задыхается. Представь, ему за девяносто, а он еще сам, без очков, книгу пишет. Мне бы так. - Сказал генерал, поправляя очки в тяжелой оправе. Давай про дело поговорим. Сложный рельеф в том ущелье, где Сережку подстрелили. Мы даже про это место фильм сняли. Фильм с собой возьмете. Деду покажете. Может, что и придумает старый хрен. Всю жизнь стрелял все-таки. Ты четвертый по счету на тот склон полезешь. Страшно? - Еще не знаю. - Чай чего не пьешь? Грузинский, сам резал и сушил листья. - Мне бы пива лучше, товарищ генерал-полковник. - Так, Стас. Во-первых, называй меня Валерий Львович, а во-вторых - пива нет, и не будет в этих стенах. Так что, забудь, понял? Дембельнешься - спивайся, ради бога. А пока ты в нашем управлении, пить или не пить - это мне решать. Поел? Через три часа мы ехали с Аркадием Львовичем на «Красной стреле» вдвоем в четырехместном купе. Аркадий, после распития бутылки водки, все мне рассказывал и рассказывал последние события. Оказывается, его недавно чуть не посадили за то, что он слегка поколотил судейскую бригаду на всесоюзном турнире по биатлону. Но чуть не считается, да и не смогли бы посадить. У буйного тренера, оказывается, на этот случай имелся «белый билет». Так, что с сумасшедшего - взятки гладки. После первой бутылки отправили за второй нашего проводника. Он сначала не хотел идти, но Аркаша его смог уговорить. Он вообще, умел уговаривать. Как ее допивали - уже не помню. Единственное, что запомнил, это пьяные вступления моего бывшего тренера по ОФП: - Стас, ты меня уважаешь? - Уважаю. - А боишься? - Боюсь. - Не бойся, поел. Я, бл@, добрый. Я только пидоров и упрямых не люблю. Если человек упрямый и одновременно трусливый, значит он пидор. А я их пи*дел, пи*жу и буду пи*деть. Поел? - Аркаш, слушай, а наш проводник разве пидор? - Ясный хрен. Кстати, где это говно в фуражке? Он нам, бл@, водку принес? - Принес конечно, вот же она, мы ее уже почти выпили. - Слушай, Стася, позови-ка его сюда. У тебя ножки молоденькие, давай слетай мухой туда обратно. Скажи этому педерасту лучше пускай сам придет. Потому, что если я встану и его найду, ему бл@ - не поздоровится. Знаешь, что я ему сделаю? - Нет, конечно. - Я ему ноги из его сраной жопы, как у мухи с корнем вырву. Поел. - Слышь, Аркадий, нет сил уже, устал, как после двадцатки. Давай лучше за биатлон выпьем. Давай? - Первым делом надо пидора разыскать.. - Слушай, что он тебе сделал? Водку принес, и даже денег за нее не взял. - Вот это, Стас, и настораживает. Раз не взял денег, значит приссал, а если приссал, значит пидор. А пидоров пи*деть нужно. Ты меня поел? Поел? Никто меня в жизни еще на пол не отправлял. Я, бл@, никогда, даже в нокдауне не был. Никто еще меня не побил!!! Поел? Зови быстрее проводника, я его порву, как гнилую тельняшку. Поел? - Понял, я пойду поищу его, поговорю с ним, может быть он и придет к тебе. После этого я пошел покурить в тамбур. Утомил меня Аркаша. Честно говоря, уже несколько лет прошло, а он до сих пор действовал на меня пугающе. Рядом с ним я ощущал себя маленьким и беззащитным, как в клетке с тигром. Было в нем что-то звериное и непредсказуемое. Тем временем пока я вспоминал, солнышко стало светить мне в амбразуру примерно под сорок пять градусов слева. На языке снайперов, а также наблюдателей или корректировщиков огня, можно еще сказать – слева на десять часов тридцать минут. Если сейчас три часа дня ровно, а солнце, как известно, движется со скоростью пятнадцать градусов в час, то значит в шесть часов, когда пойдет колонна, оно будет светить ровно на двенадцать часов дня. То есть, прямо мне в лоб. Мы это рассчитали еще тогда, когда смотрели с дедом фильм. Молодец все-таки ББ – надо же так точно высчитать, минута в минуту. Интересно, к чему он привязывался - к какой тени? Ни одного дерева или даже палки я в фильме не видел. Утром на вокзале в первую очередь купили жигулевского пива, а потом позвонили по телефону, который дал старший брат Аркадия. Нас встретили на черной волге и повезли на встречу к Борису Борисовичу. Дед, конечно сдал. В первую очередь взгляд стал не таким острым. Энергетика в глазах стала меньше, но все равно, еще ощущалась. Он нам пожаловался на ноги и то, что стал задыхаться, мол, астма проклятая. Жил он к тому времени уже за городом, в поселке Юкки, километров десять от города. Свою однокомнатную квартиру ББ поменял на жилой дом с пропиской в Ленинградской области. После гостеприимного чаепития мы перешли к делу нашего визита. Сначала показали деду на портативном кинопроекторе фильм. Проецировали его на переносной экран, который повесили на стену вместо часов. Он был черно-белым и без звука. Я его смотрел не менее внимательно, чем ББ. Все таки, это ущелье меня на прямую касалось - больше всех. По времени фильм можно отнести к короткометражному, так как длился он около десяти минут. Мы по просьбе Бориса Борисовича смотрели раз пять. Потом я рисовал свой вариант снайперской засады, а дед свой. Фильм, на самом деле, дал нам очень много информации к размышлению. Во-первых стало понятно, как засвечивались предыдущие снайперы. Засвечивались в прямом и переносном смысле. Когда солнце попадает на линзу, получается солнечный зайчик. Даже если на объектив оптического прицела надеть специальную насадку, чтобы на него не попадали прямые солнечные лучи, все равно он в створе выстрела будет бликовать. От этого никуда не деться. Поэтому ББ предложил мне стрелять из обычной трехлинейной винтовки, без снайперского прицела. Сказал от так: - Стас, ты же и не умеешь с оптикой стрелять. Я же вам только обычный и диоптрический прицелы преподавал. Так что возьмешь «старушечку», желательно новую. Пристреляешь ее сам, только любовно, я тебя прошу. И еще, если винтовка будет новой, рукоятку приклада стеклышком подготовь, лакировку сними и немного распуши, чтобы рука не потела. Пристреляй на всех дистанциях. Особенно будь внимателен в диапазоне двести – шестьсот метров. И еще помни, трехлинейка пулю сильно закручивает, а значит, на шестьсот шагов девиация вправо от вертикальной биссектрисы составит около полушага. Обязательно это запомни. При левом ветре – поправку на отклонение берешь в два раза больше, а при правом, ее может и вообще не быть. Вот и все тонкости. Да, и еще. Патроны бери обычные, усиленные при пристрелке плечо тебе отобьют, а тебе еще стрелять потом. А самое главное, если ты его заметишь – долго не выцеливай. Снайпер, а он судя по трем удачным ходкам – снайпер хороший, обязательно твой взгляд почувствует. И сам доверяйся своему шестому чувству. Удачи Стас и храни тебя Господь Бог. - Борис Борисович, а Вы нас в свое время этому не учили, как прислушиваться к своему шестому чувству? – сказал я. - Не учил, потому что не нужно было. Да и, наверное, уже и не смогу научить. Старый я стал. Давно в меня никто не целился. Давно на мушке не держали. Забыл я эти ощущения. Забыл. И наверное уже не вспомню, чтобы доходчиво описать. - Ну, а все таки? - Ладно, я попробую, внемли мальчик, внемли мой хороший. И я стал внимательно слушать. Никто нам не мешал. Водителя черной волги мы отпустили сразу. Аркадий Львович спал. Он заснул еще при втором просмотре черно-белого фильма. Это была лекция одинокого профессора – единственному, жадному до знаний студенту. Занятие началось довольно неожиданно. ББ меня посадил к себе спиной и стал спрашивать, что я чувствую. Естественно, я ничего не чувствовал. Тогда он довольно больно отвесил мне подзатыльник и сказал: - Теперь внимание, закрой глаза и прислушивайся к своим ощущениям. Я сейчас буду чередовать шлепки, то в правое ухо, то в левое. До затрещины, я буду пристально смотреть в то место, в какое буду бить. А ты должен мой взгляд чувствовать и предугадывать с какой стороны будет шлепок. Почувствовал, что будет слева – стукни левой рукой себе по бедру, справа почувствуешь – стукни правой. Как только почувствовал, сразу же давай знать, моментально. Я же, если ты угадал, в этом случае тебя не бить буду, а наоборот - гладить. Все понятно? Начали. Минут через пять у меня уже болели уши от его шлепков, а я все не чувствовал и не чувствовал никакой угрозы. Тогда ББ стал мне тренировать чувствительность моего биополя. Учил он так: - Представь, что ты паук. Да, да, обыкновенный паук, который только что сплел паутину. Твоя паутина вокруг тебя, ты в ней, как внутри мыльного пузыря. Мой палец – это комар, который сейчас в ней запутается. Чувствуешь, как я трогаю твое биополе? И я действительно стал чувствовать. Не просто чувствовать его прикосновение, а даже определять – с какой стороны он меня касается. - Теперь мальчик, представь, что твое биополе – тонкий лед в виде яичной скорлупы, а мой взгляд – невидимый жаркий луч, который может его прожечь и сделать даже дырку, если я буду смотреть в одно место. Сначала ничего не получалось. Но когда я включил воображение и представил, как жаркий луч начинает плавить мой тонкий лед – я уже мог с точностью определить в левое ухо мне смотрит ББ, или же в правое. Потом он меня хвалил и объяснял: - Эта невидимая чувствительная скорлупка вокруг тебя должна постоянно быть начеку. Любое зрительное воздействие на нее будет определенным сигналом опасности. И чем больше ты сконцентрируешься, тем более чутко начнешь определять даже самые рассеянные на тебя взгляды, а также - с какой стороны исходит эта угроза. Я закрыл глаза и представил его старческий облик с сильным, сильным взглядом. За воспоминаниями время бежит быстро, уже семнадцать ноль, ноль, а я так никого и не засек. Неужели пустышку тянем? Я то ладно, а десять «Уралов» пойдут по ущелью, тоже зря? Ну, наверное, все-таки не зря, главное, чтобы душманы вылезли. Нападение будет стандартным. Сначала взорвут фугас перед первой машиной, чтобы колонна встала, а потом начнут обстреливать из автомата. Естественно, все выскачут из машин и залягут возле дороги. В этот момент снайпер и начнет работать. Причем выцеливает он в первую очередь офицеров. Стреляет сверху, с большого расстояния, но все равно - очень точно. Пуля попадает в шею возле ключицы, аккурат где нет бронежилета. А самое интересное, он еще успевает нейтрализовать нашу снайперскую засаду. Когда мы с дедом разбирали, каким образом ему это удается, я сделал предположение, что снайперов работает двое. Один в наглую подползает к краю обрыва и начинает спокойно расстреливать остановившуюся колонну, а второй его прикрывает. Хорошая задумка. Потому что прикрывающий - находится в выгодном положении. Он играет черными. Белыми приходится играть нашему стрелку, чтобы убрать снайпера, который расстреливает залегших солдат. Как только белые делают первый ход, или хотят сделать, они вынуждены раскрыть свое инкогнито, и соответственно – засвечиваются. И в этот момент следует ход черных. Получается мат в два хода. Причем стрелок, который работает на краю обрыва – обычная пешка, а прикрывающий его снайпер – ферзь. Я бы сказал - настоящий ас. Работает он только в снайперской дуэли и не пачкается с обычными пехотинцами. Дед мою версию доработал и придумал, как уровнять шансы в этой дуэли. Задумка такова. Если их двое, то и мы должны работать тоже вдвоем. Как только колонну обстреляют, через две-три минуты необходимо сделать первый ход, то есть засветиться. И этот первый ход должен сделать стрелок-пешка, чтобы заставить замаскированного аса сработать в свою сторону. Помощник выступит в роли обычной приманки. Тогда шахматную партию можно действительно сыграть белыми и поставить мат в три хода. Белые начинают и вторым ходом выигрывают. Но как сделать, чтобы приманка сработала и при этом не пострадала? Вопрос. И так уже слишком много под ферзя подставились - три наших снайпера. По-моему достаточно. Эту проблему решили уже в горах. ББ сказал, что это уже не его дело, мол, придумайте сами. Местные командиры вообще скептически отнеслись к этой идее. Они решили, что лучше всего вместо снайпера посадить «зеленого» пулеметчика и пускай он по этому асу израсходует всю пулеметную ленту. Так будет проще и надежнее. Одна пуля – уж всяко попадет в цель. Снайперскую операцию поддержал сам Валерий Львович. В защиту ее он высказался так: - Товарищи офицеры, ведь не факт, что пулеметчик заметит этого стрелка, и не факт, что попадет. Расстояние приличное. На дистанции четыреста метров, рассевание при стрельбе очередями не поддается измерению. Да пока он будет давить на гашетку и поливать горы свинцом, его самого там шлепнут. И вся операция насмарку. А нам нужен результат. Нам нужен труп этого снайпера. Мне нужен лично его труп. Понимаете меня?. В итоге, операцию согласовали и придумали, как не подставлять моего помощника. На снайперскую винтовку вместо оптического прицела приделали одну трубу от перископа стереотрубы. Получилось, что стрелок лежит ниже винтовки на сорок сантиметров. Что и требовалось доказать. Точности – никакой. Зато со стороны полное ощущение, что работает снайпер с оптическим прицелом. Да и безопасно. Для пущей убедительности сверху помощника, одетого в бронежилет положили чучело-марионетку, которое якобы и держит винтовку. Единственное, чем подставляется мой помощник, так это своей правой рукой, которой он и будет делать выстрел в сторону снайпера. Вот такая задумка. Моим помощником сегодня работает капитан, да, да – мой любимый замполит. Валерий Львович сказал: - Ребята, вы уже прекрасно вдвоем спелись. Вам и работать вместе. Заметьте, я сказал - спелись, а не спились. С Богом ребятки, я в вас верю. Время уже половина шестого, скоро пойдет колонна. Где же объект? Неужели появится в самый последний момент? Как устали глаза. Скоро стрелять, а я не готов. Надо дать правому глазу немного отдохнуть в закрытом состоянии. Я его не стал закрывать или зажмуривать а просто прикрыл ладошкой. Так лучше всего, меньше левый устает. |
Зазвенел полевой телефон. Вернее он не зазвенел, а стал мигать. Это еще одна наша задумка - вместо звонка поставить маленькую лапочку. Он крутит свою ручку, а у меня она мигает и наоборот. Я снял трубку. На другом проводе раздался охрипший голос капитана:
- Эй, «кукушка», время «Ч» - пять минут, колона на подходе. Как меня понял? - Да понял, «зяблик» понял, что с голосом? - Слушай, Стася, спекся я под этим манекеном. Сил нет больше. И горло почему-то першит. - Терпи капитан, партия тебя не забудет. - Пошел ты… - Сам пошел….. Вот и поговорили. Через пять минут возможно придется поработать. Я на секунду закрыл и левый глаз и представил свое биополе. Пока все спокойно. Никто его не протыкает своим взглядом. Хотя… секундочку. По-моему, немного слева есть небольшое напряжение. Посмотрим. Оппаньки, кого я вижу, ну таффай, таффай, ползи сладкий. Примерно на одиннадцать часов тридцать минут на другой стороне ущелья к обрыву медленно подползала фигурка в камуфляже. Если бы не тень от нее – я бы и не заметил. Ну что ж. Поехали. Я покрутил ручку телефона: - «Зяблик» на проводе. - А я, «кукушка», заметил цель, пока только одну цель. И думаю, азимут одиннадцать часов ровно от тебя. - Что мне делать? - Сиди, и не высовывайся раньше времени. - Понял – сижу. Эх, рассмотреть бы его сейчас, да нельзя биноклем пользоваться. Срисуют по бликам сразу. Работать без оптики - это и есть самый главный козырь всей операции. А без оптического прицела, лучше чем трехлинейка - ничего нет. Да и вообще, надежнее Мосинской винтовки еще ничего в Мире не придумали. Мне принесли ее со склада, новенькую в масле, тысяча девятьсот тридцать седьмого года выпуска. Пятьдесят лет бедненькая лежала, ждала меня. Я ее хорошую, два дня пристреливал, к слишком мягкому курку привык и даже приклад, как и советовал дед, осколочком стекла отциклевал. Ну теперь давай, «Моська», ты уж не подведи меня пожалуйста. Я тебя очень прошу. Снизу раздались длинные пулеметные очереди и почти сразу же короткие автоматные. Я позвонил «зяблику»: - Капитан, пора, высовывай винтовку и нащупай его прицелом. - Сейчас… - Ну как? Видишь его? - Вижу. - Что он делает? - Пока ничего, не дополз до обрыва метр, лежит за камнем и ждет, когда колона заляжет. - Если тебя срисовали, то сейчас должны подстрелить. Я думаю, ферзь тебе не даст сделать выстрел. - А как его спровоцировать? - Как только стрелок поползет к обрыву, ты слегка приподнимись, чтобы манекен побольше из-за камня высунулся. Если за пять секунд выстрела не будет, значит стреляй сам, понял? - Понял. Я на него не смотрю. Нет смысла, мне он не нужен, мне нужен ферзь. А его я пока не вычислил. Но он есть, я это чувствую. Точно есть. Не может не быть. Уж слишком этот первый нагло к краю подползал. Значит чувствует за спиной прикрытие. Я опять закрыл глаза. Ой, по-моему меня кольнуло справа. Точно, я чувствую на себе неприцельный взгляд. Неприцельный, потому, что он меня еще не вычислил. Причем взгляд с правой стороны, а не с левой, как я предполагал. Азимут примерно на два часа дня. Я, не открывая глаз, устремил в ту сторону взгляд, а потом медленно поднял веки. Картинка, как картинка. Ничего не видно. Так, стрелок начал выдвигаться на огневой рубеж. Сейчас начнется. Я уже примерно знаю, откуда должен появиться выстрел. Скорее всего я его даже не увижу и не услышу. Ферзь осторожный и наверняка работает с прибором для бесшумной и беспламенной стрельбы. Боковым зрением я увидел, как замелькала лампочка телефона. Але: - «Кукушка», а меня только что убили. - Как убили, я ничего не видел? - Прямо в голову нашему манекену. - Ты его спрятал сразу же? - Конечно. - Понял, значит он подумал, что тебя снял. - Слушай, капитан, а посмотри, откуда стреляли. - Уже посмотрел, я же любопытный. - Ну и? - В левый висок. - А под каким углом? - Примерно под сорок пять. - Вот, гадство… ладно, отбой пока, надо думать… Ошибиться я не мог, значит прикрывающих двое? Тогда совсем плохо. Значит «ферзя» я еще на почувствовал. А кто тогда справа, «король»? А пока они вдвоем прикрывают, наглый стрелок на краю будет спокойно наших ребят внизу выцеливать и по одному хлопать, а я ничего сделать не смогу. Как же мы этот вариант не предусмотрели? Как же так. А, может быть, справа никого нет? И мне показалось? Скорее всего, сектор обстрела у меня очень узкий, поэтому слева его я и не заметил. Как быть, как быть? Придется рисковать капитаном. Я покрутил ручку телефона. Он ответил: - Але, слушаю тебя «кукушка», что делать-то будем? - Капитан, все от тебя сейчас зависит. Только не сдрейфь. - Ну, говори… - Игорек (капитана звали Игорем), слушай меня, прикрывающих двое. Один слева от тебя, который стрелял, а второй - почти напротив. - Ни хрена себе. - Вот так-то, смотри, что нужно делать. Возьми валуны с правой стороны и переложи слева от себя, чтобы закрыться от ферзя, а потом вылезай слегка над фронтальным бруствером, и выцеливай опять этого духа, который на краю. И даже можешь выстрелить, хотя и все равно не попадешь. Понял? Давай? - Понял. Я слился с винтовкой. Левого снайпера я не вижу, сектор обстрела узкий. Значит и он меня тоже пока не видит и по этому опасности не представляет. Игорька он из-за камня снять не сможет, значит, работать придется второму, который по азимуту справа от меня на два часа и который себя еще никак не проявил. А вдруг я ошибаюсь? Посмотрим. Точно, вот он. Я увидел, как небольшой валун стал неправильной формы. Вот ты где…. Понятно…. А вот и дымок от выстрела…. Вспышку я не видел, значит, с глушителем стреляет…. Слева замигал телефон… Ага, значит «зяблика» второй раз убили. Молодчики. Но теперь мой ход… Нельзя же два раза подряд ходить. Помнишь, Стасик, не больше пяти секунд выцеливать, не больше. Поехали. Вот он на мушке…. Расстояние триста пятьдесят метров, или больше?... По моему, чуть больше… Дымок отнесло вправо… Сделаем поправку…. Ветер, плюс девиация…. Посажу его на правый край мушки… Приблизим….. Вижу крупно…. Включаю воображаемую траекторию полета пули…. Мимо….. Еще левее взять и выше?... Так, сколько же до него метров…. Доверюсь интуиции…. Он меня чувствует…. Все, пора… Тутууухъ – протяжно ахнула моя трехлинейка. Похоже король больше не стрелок. Теперь можно и с «зябликом» поговорить: - Капитан, посмотри в свою оптику, как он? - Стася, по-моему, готов - лежит и ногой сучит. - Это радует. - А меня тот, что слева совсем не радует, только что цевье у винтовки разбил. - Пристрелялся, значит. Сейчас в первую очередь нужно с обрыва стрелка снять, а то он там внизу дел натворит. - Шлепни его Стася, шлепни. Снайпер, лежащий на краю обрыва, после моего выстрела выронил винтовку и она, сверкнув последний раз оптикой, кувыркаясь полетела в пропасть. Теперь можно и отдышаться. Что-то я соскучился, давно с капитаном не говорил. Пускай через свою стереотрубу посмотрит, откуда этот ферзь стреляет. Плохое у меня предчувствие. Похоже он мое укрытие по двум выстрелам уже вычислил, так что голову высунуть не даст. Я покрутил ручку телефона. Капитан не отвечал. Что за черт? Плохое у меня предчувствие, плохое. Почему он молчит? Перестрелка внизу постепенно затухала. Стреляли уже не хором, а по очереди. Я все крутил и крутил ручку телефона, но Игорек молчал. Что же с ним случилось? Может, провод перебило? Бывает и такое, но редко. А если…. Нет, не может быть, он же за камнями лежал. Я закрыл глаза и стал представлять себе картинку нашей снайперской дуэли с высоты птичьего полета. Если по кротчайшей до края пропасти триста пятьдесят или четыреста метров, то диагональ под сорок пять градусов будет гипотенузой. Квадрат гипотенузы, равен сумме квадратов его катетов. Четырежды четыре, будет шестнадцать. Шестнадцать плюс шестнадцать, тридцать два. А корень из тридцати двух? Хм… Это что-то среднее между числами - двадцать пять и тридцать шесть, даже ближе к тридцати шести. Значит, получается, ферзь стреляет почти с шести сотен метров? Да еще над пропастью. Неплохо. Я откинул маскировочную сеть, теперь она мне не нужна. Играем в открытую. Чего огород городить, если он меня уже вычислил. А, может быть, отлежаться? Дождаться темноты? Тоже вариант. Но как же с обещанием выиграть эту дуэль? Я дал обещание двум генералам и бывшему есаулу царской армии – ББ. Нет, их нельзя подвести. А если все же что-то с капитаном? Нет, пора кончать этого ферзя. Хватит ему безобразничать. Я ему за Игорька кишки голыми руками выпущу. Сука. Тихо, тихо, тихо, что-то я начал закипать. А этого нельзя делать…. Нельзя. Спокойно, Стасик…. Спокойно… Сейчас протестируем биополе… Ага, похоже я его почувствовал. На самом деле, он не на сорок пять градусов слева, а даже больше. Ни чего себе…Значит не шестьсот метров, а еще дальше. Ого.. Скорее всего у него американская снайперская винтовка усиленного боя. Калибр - двенадцать миллиметров. Уверенная прицельная дальность – тысяча двести метров. Минус глушитель – получатся метров на восемьсот он стреляет спокойно. И даже попадает. Винтовка ко всему прочему еще и автоматическая. Обойма на десять патронов. Оптика в стандартном исполнении - двенадцатикратная. Неплохо экипировался. А мне, чем ему ответить? Пятидесятилетней мосинской старушкой? А почему бы и нет. На пенсию уходят в пятьдесят пять и прицельная дальность у меня не меньше. Только как уровнять шансы? Он меня вычислил, а я его только почувствовал. У него есть оптический прицел, а у меня - нет. Как быть? Как? Чтобы успокоиться, я добавил в обойму два патрона, а потом дослал верхний в ствол, и прикрыл на несколько секунд глаза. Что же делать? Проверю-ка я его меткость. И еще интересно, как он быстро целится. Я взял полевой телефон, надел на него пилотку и выставил на камень. Так, посчитаем, успеет ферзь выстрелить за пять секунд или нет. Двадцать один, двадцать два, двадцать три, два…. Щлеп, это пуля попала в камень снизу телефонного аппарата. Ага, значит парень слегка промазал. Понятно - чуток поспешил. Я спрятал телефон и выставил его на метр левее. Так, посчитаем еще раз. На сей раз, на пятой секунде телефонный аппарат разлетелся в куски. Ну вот, что и требовалось доказать. Парень быстро целиться не умеет. А, интересно, что он еще не умеет? Наверняка он с руки стрелять не умеет. Поставил, небось, винтовку на штатные сошки и пуляет. Не биатлонист он – факт. По-моему я знаю, что теперь делать. Если расстояние между нами около восьмисот метров, значит, пуля при начальной скорости девятьсот метров в секунду, эту дистанцию пролетит почти за две. Необходимо, увидеть или почувствовать момент выстрела, тогда можно увернуться. А мне самое главное разглядеть этого «ферзя», а потом я уж с ним, как-нибудь поиграю в войнушку. Ну что, рискнем? Покачаем маятник? Так, Стасик, приготовься, на счет раз-два-три надо начинать. Черт, страшно, даже спина вспотела. Я лежал на маскировочной сети на дне моего раскрытого укрытия и смотрел на бруствер из камней. На самом большом плоском камне, расположился черный скорпион. Он залез сюда минуту назад. Интересно, когда скорпион перемещается или чувствует опасность, он при этом поднимает свой хвост в положение – «готов к бою». Сейчас же он хвост с жалом вытянул во всю длину и грелся на еще жарком вечернем солнышке. Я взял трехлинейку и поставил кончик ствола прямо у него перед носом. Скорпион отреагировал моментально и, отскочив на пять сантиметров, поставил свой хвост в боевую готовность. Черт, никак не решиться выскочить из укрытия. Чтобы себя немного подхлестнуть я вскинул винтовку и выстрелил в черное насекомое. Того, естественно, как ветром сдуло. Все пора. Я выскочил из укрытия и, выпрямившись в полный рост, стал смотреть в предполагаемую сторону, через пропасть, где по моим предположениям должен находиться «ферзь». На счет – двадцать три, я сорвался с места и побежал в сторону большого валуна, который находился, чуть левее биссектрисы обстрела. Пока бежал, продолжал наблюдение - нет ли струйки дыма от глушителя. Ничего не видно. Или он не стрелял, или я не рассмотрел. Шестьсот метров, это тебе не шестьдесят. А если я уже с воздухом воюю, а он тем временем давно смылся? Может же такое быть? Как проверить. Я лежал за камнем и думал. Так, а если сделать так. Я, найдя под ногами большой булыжник, обернул его в снятую с себя, мокрую от пота гимнастерку, и сверху надел пилотку. Так, теперь поиграем. Сейчас я поставлю очередное чучело на край валуна и дождусь выстрела. Через пять секунд он должен выстрелить. Пуля летит две секунды. Значит нужно сразу же после выстрела смотреть, где будет дымок. На это есть пять секунд. Поехали. Камень от прямого попадания двенадцатимиллиметровой пули, покачавшись, упал с валуна мне под ноги. Так, быстро смотреть. Я, сложив руки биноклем и приложив их ко лбу, высунувшись из-за валуна, стал цепко разглядывать плато с другой стороны пропасти по азимуту десять часов. Двадцать один – начал я отсчет, двадцать два, двадцать три, двадцать… Вижу. Вижу белый дымок, вот он где… Почти правильно угадал…. Теперь нагнуться… Ага…. Вовремя… Над головой прожужжала пуля… Странный звук… Похоже она летит как-то медленно… Значит ее глушитель здорово тормозит… Учтем… Не пора ли мне сделать пару выстрелов? А то, как то не честно. Пару я конечно не успею, винтовка у меня все же не автоматическая, а один – запросто. Я выпрямившись встал на изготовку для стрельбы стоя и поймав то место, где я секунду назад видел дымок быстро, почти не целясь выстрелил и нагнулся. Сверху опять прожужжала пуля. Пристрелялся, гад. Ладно, давай еще раз. В этот раз я выскочил из-за валуна с левой стороны, совсем не от туда, откуда меня ожидал «ферзь». Значит, есть пять секунд. Три он целится в новое место и две секунды летит пуля. Прицельную планку я поставил на тысячу метров, на всякий случай, думаю в самый раз. Ага, вот он мой хороший – я уловил мягкий абрис несоответствующий этой местности. Местные камни - более граненые, можно так сказать. Первый выстрел я сделал почти не целясь, а потом отскочив на два метра в сторону прицелился по настоящему. Мое сердце остановилось… Дыхание - остановилось уже давно… Я слился с винтовкой… Я душой уже на краю ствола… Я вижу будущую траекторию полета пули…. Тютелька в тютельку… Приближаю ферзя на краю мушки… Он ближе, ближе… Пора….Тутууухъ… Что за черт? В последнее мгновение перед выстрелом с левой стороны мушки я увидел большой женский глаз. Через секунду разряд тока больно кольнул в затылок. Ку-ку – сказал я себе. Значит попал. Можно не прятаться. Я, обессиленный, сел на ближайший камень и закрыл глаза. Через минуту, поднявшись на ватных ногах я, спотыкаясь, двинулся к своему первому укрытию, к своему стрелковому гнезду - гнезду кукушки. Взяв сигнальный пистолет я выпустил вверх красную ракету, оповещая колонну, что операция закончена. Пора подбивать бабки. Три - ноль или три - один? Я двинулся в сторону укрытия, где лежал «зяблик». Не ужели «ферзь» успел его «съесть». Ага, вот они валуны. За камнями, свернувшись калачиком, весь в крови лежал Игорек. Пуля пробила ему шею с боку на вылет, но удачно, не зацепив при этом артерий и шейного позвонка. Он посмотрел на меня тусклым болезненным взглядом и хриплым шепотом с кровавой пеной на губах спросил: «Ну, как?», и потерял сознание. Через полчаса прилетела вертушка и забрала нас с капитаном. Он пришел в сознание уже в Москве в госпитале Министерства обороны. Врачи спасли ему жизнь но не смогли спасти голос. После многочисленных операций он стал говорить, как актер Георгий Вицын в фильме « Джентльмены удачи». Генерал-майор, Валерий Львович получил то, что хотел – труп снайпера. Когда он его увидел, то очень удивился. Труп, с выбитым левым глазом и раскуроченным затылком, принадлежал молодой белокурой женщине с татуировкой французского легиона. То есть ферзь – оказался королевой. Почти одно и тоже. Играли, в большинстве, в итоге, все равно проиграли…Мат вам… Я получил отпуск и отвез старенького ББ в Сибирь, под Бодайбо. Дед мечтал умереть в свой охотничьей сторожке, в которой он прожил больше тридцати лет. Там он мне поведал, как зовут его на самом деле. Также ББ – только красивее и в квадрате: Борис Бенедиктович Берестов-Бенуа. Через полгода, уже на гражданке, в февральскую вьюжную ночь мне приснились его глаза. Старческие, большие. Они ласково смотрели на меня из темноты. Проснувшись, я больше не смог заснуть. Щемило сердце и болел затылок. |
Безобразные Девочки Снова В Моде
Олег Лукошин - Мария Сергеевна? – спросил я. Дверь приоткрылась шире, и в проёме показалось обеспокоенное женское лицо. - Да, - испуганно подтвердила она. – Чего хотели? Я постарался всем своим видом изобразить добродушие и благие намерения. - Вы на квартиру не пускаете? Женщина была удивлена. - На квартиру?.. – переспросила она. Ей было лет тридцать пять, может больше. В глазах ещё читалась не до конца ушедшая молодость. Отголоски симпатичности значились на лице. Но в целом вид её был поношенным. - Даже не знаю… - растерянно смотрела она на меня. – У нас и места-то особенно нет. - Да мне много места и не надо. Я на работе всё время буду. Было бы где голову приложить. Женщина пребывала в нерешительности. - Да и дочери у меня… Беспокоить вас наверное будут. - Я не привередливый, - улыбнулся я. – Угол найдётся – и хорошо. Да и вам дополнительные деньги. Похоже, этот аргумент оказался решающим. По лицу Марии Сергеевны я понял, что она склоняется к положительному решению. - Я ведь не знаю, сколько сейчас берут, - сказала она, пытаясь отыскать какие-то последние доводы для отказа. Но я чувствовал, что инициатива на моей стороне. - Пятьсот рублей нормально будет? – спросил я. - Пятьсот… - повторила она. Пятьсот было нормально, я это знал наверняка. Здесь брали и меньше. - Ну ладно, - чуть подумав, кивнула она. – Человек вы вроде приличный, можно вас пустить. Согласие своё она подтвердила корявой улыбкой. Дом, в котором жила Мария Сергеевна, располагался на краю посёлка. Был он тёмным, ветхим и слегка покосившимся. Шифер на крыше отсутствовал как минимум наполовину, отчего казалось, будто её обстреляли картечью. Наличники на окнах прогнили, а вместо пары стёкол в окнах значились прямоугольные куски фанеры. Труба имела уклон градусов в тридцать. Внутри дом оказался не лучше. - Осторожнее вот здесь, - вела меня хозяйка. – Тут половица проваливается. Я шёл за ней на ощупь. Было темно, вокруг висели верёвки с бельём, тяжёлый запах бил в ноздри. - Вас как звать-то? Мария Сергеевна открыла какую-то дверь, видимо в зал, потому что за ней моему взору открылась комната со столом, железной кроватью и старой радиолой в углу. Половину комнаты занимала печь. - Алексеем, - отозвался я. - Алёша, значит… Нравится мне имя Алёша. На заводе работать будете? - Да, устраиваюсь вот. - Берут? - Берут. Медкомиссию только пройти. В течение недели выйду. - Сейчас, вообще-то, всех берут. Дела на заводе идут неважно. Зарплаты маленькие. - Ну, какие уж есть! – отозвался я. – Главное, чтоб платили. Из вещей у меня была лишь небольшая сумка. Я поставил её у порога. - Я вас в соседней комнате поселю, - сказала Мария Сергеевна. – Пойдёмте, посмотрим. - Там дочери, - добавила она торопливо. – Вы не пугайтесь, они безобразные. Я не успел открыть рот для вопроса. Мария Сергеевна толкнула дверь, и мы вошли внутрь. На полу, в центре комнаты, сидели две девочки лет семи-восьми в одинаковых, застиранных чуть ли не до дыр синеватых сарафанчиках. Тут же валялись несколько кукол с отсутствующими конечностями. Девочки расчёсывали им оставшиеся волосы. Предупреждённый хозяйкой, я ожидал увидеть в них что-то вопиющее, ужасное, но в первое мгновение не заметил ничего странного. Лишь когда девочки повернулись и испуганно-удивлённо посмотрели на меня, я заметил на их лицах пятна. Я, однако, сумел не подать вида. - Привет, девчонки! – кивнул я им весело. – Как дела? Девочки дико засмущались, опустили головы и, не издав ни звука, продолжили теребить своих инвалидных кукол. - Это дядя Алёша, - сказала им Мария Сергеевна. – Он будет жить у нас. Девочки безмолвствовали. - Это Лена, - показала хозяйка на одну из них. – А это Марина, - на другую. – Погодки они у меня. Лена во втором классе, а Марина в первом. Я стал устраиваться. Девочек хозяйка из комнаты выпроводила и объясняла мне теперь нехитрые тонкости здешнего быта. - Туалет во дворе, покажу ещё. Умывальник на кухне, возле печи. Отдельной комнаты я тебе предоставить не могу, - она перешла со мной на «ты», - здесь и девчонки ночевать будут. Ты здесь, а они на той кровати. Они вместе спят. - А откуда это у них? – поинтересовался я, имея в виду пятна на лицах. – Болезнь какая? - Нет, ожоги, - ответила Мария Сергеевна. – Мы горели два года назад. Жили тогда не здесь, на другом конце, дом хороший был. И сгорел как-то за ночь. Муж погиб у меня, а девчонок вытащили. Я тогда обходчицей работала, в ночную смену была. - Короткое замыкание? - Да какое замыкание! Заснул с сигаретой муженёк мой, да и всё. Пьяный был наверное. Я пытался выражением лица изобразить сочувствие. Но хозяйка в нём не нуждалась. - Ну и хрен с ним! – весело сказала она мне. – Я его всё равно не любила. Весёлость, однако, была тягостной. - Девчонок вот только жалко, - добавила она. – Вся жизнь у них насмарку. На улицу боятся выйти. В школу еле-еле ходят. Каждый день – в слезах. Дразнят их там. Я уж позволяю через день ходить. Ты на них внимания не обращай, они у меня забитые. Да глупые конечно. Младшая – совсем дура. Ссытся до сих пор. Я лишь безмолвно кивал. Дело шло к ночи. Хотелось есть. Попроситься на ужин к хозяйке я не рискнул – да они, похоже, поели до меня. У меня в сумке оставалось пол пачки печений, купленных ещё на вокзале в Самаре. Я быстренько умял их, разделся и лёг. Спустя какое-то время в комнату пришла Мария Сергеевна. - Здесь буду спать, - сказала она, застилая вторую кровать, что стояла в противоположном углу. – Боятся тебя девчонки. Как ни уговаривала, не хотят сюда идти. Ладно, пусть в зале. Я отвернулся к стене, чтобы не смущать хозяйку. Она, открыв дверцу платяного шкафа, повозилась за ней, видимо переодеваясь, а потом улеглась. - Не привыкла я на этой кровати… - бормотнула она, ворочаясь. Я же был привыкшим ко всему. Вся жизнь прошла на квартирах и в переездах. Условия, в которых я оказался здесь, были далеко не самые худшие. Через десять минут я уже спал безмятежным и крепким сном. |
Следующим днём была суббота. Я на всякий случай сходил в поликлинику, но медкомиссию не прошёл. Выходной.
Объявление о наборе людей на местный завод я прочёл в бюро по трудоустройству одного из городков соседней области. Я тогда два месяца шабашил на одного сельского предпринимателя. Строили магазин. Деньги хозяин платил хорошие, но бригада наша оказалась состоящей сплошь из синяков-бухариков. Я этим делом никогда особо не увлекался, но оказавшись в соответствующей среде, как-то размяк, поддался влиянию и потихоньку пропил почти весь свой заработок. Способствовало этому и то, что хозяин щедро давал авансы. Мы тогда его за это хвалили, а сейчас я понимал, что делал он это зря. Я позвонил на завод, поговорил с кем-то из отдела кадров, мне сказали приезжай, возьмём. Обещали устроить токарем. Причём их не смутило то, что соответствующей специальностью я не владел. Обучение на месте, заверили меня. В дороге я сильно сомневался – не обломаться бы. К счастью никаких обломов не произошло. Видимо дела на заводе шли так плохо, что руководство было радо любому желающему. Заявление моё тут же подписали, трудовую книжку - с единственной записью «сторож», которым я был в течение двух месяцев в каком-то детском саду – забрали. Оставалось пройти медкомиссию. Пройти я её мог не раньше понедельника. Целых два дня делать было совершенно нечего. Я прошёлся по посёлку. Был он небольшим и грязным. В основном состоял из частных домов. Лишь несколько кирпичных зданий, почему-то четырёхэтажных, скучились с краю. Бесцельно побродив по посёлку пару часов и исходив его вдоль и поперёк, я решил возвращаться на хату. Внутренний голос подсказывал, что с пустыми руками возвращаться нельзя. Я зашёл в магазин и купил бутылку водки, коробку конфет и два мороженых. У дверей дома встретилась хозяйка. Она тоже возвращалась откуда-то. - В магазин ходили? – спросил я её, помогая внести объёмистую сумку. - Да, зашла, - кивнула она. – А так-то с работы иду. - Вы где работаете? - Торгую. На вокзале. - На хозяина? Или сами? - Сама, сама. Дай бог, сама пока. Мелочь всякая: тапки, трико, носки. - Хорошо идут? - Так себе. Еле-еле на жизнь хватает. Мы вошли в дом. - Мария Сергеевна! – сказал я, доставая бутылку. – Я вот тут подумал, что нам как-то отметить надо наше знакомство. Реакция хозяйки оказалась в высшей степени положительной. - А-а-а! – широко улыбнулась она. – Бутылочку заныкал… Ну правильно, надо отметить. Она загремела на кухне посудой, собирая стол. Я зашёл в соседнюю комнату. Лена с Мариной, сидя на кровати, играли в какую-то малопонятную игру, хватая друг друга за руки. - Привет! – кивнул я им. Увидев меня, они тут же стушевались. Я заметил, что они боятся смотреть мне в глаза и отводят лица в сторону. - Какие оценки сегодня получили? – спросил я, заметив валявшиеся у стены портфели. - Никакие, - ответила после долгой паузы старшая, Лена. Она на мгновение взглянула на меня, но тут же опустила глаза. - Сегодня меня не спрашивали. - А Марину? – посмотрел я на младшую. От моего вопроса девочка так засмущалась, что покраснела и заёрзала на месте. Не сказав ни слова, она лишь отрицательно затрясла головой. - Ну и замечательно, - сказал я. – Я тоже не любил, когда меня к доске вызывали. Вот, угощайтесь, - я протянул им скрываемые за спиной упаковки с мороженым. Упаковки были яркие, да и мороженое хорошее – эскимо. Девчонки, в каком-то странном остолбенении смотрели на них и не решались взять. - Берите, берите, - приободрил я их. – Это вам. Стремительно, словно воры, они выхватили мороженое из моих рук. - Коричневое! – выдохнула удивлённо Марина. – Я такое никогда не ела. - Надо же когда-то начинать, - улыбнулся я. - Зря ты их балуешь, - донёсся до меня голос хозяйки. – Они этого не заслужили. Очень странно чувствовал я себя рядом с ними. Смотреть на их лица было тяжело – безобразные пятна отталкивали, смущали, но ещё больше смущала их реакция. Я словно пытался подружиться с лесными волчатами. Всё так же не глядя на меня, молча, они ели мороженое и ждали, когда я уйду. - Ну ладно, - сказал я и неожиданно для себя потрепал их по головам. – Не скучайте. От моего движения они сжались и застыли, словно приготовились к побоям. Я убрал руки и вышел из комнаты. За двадцать минут хозяйка умудрилась собрать весьма обильный стол. И первое, и второе, и салаты какие-то стояли на нём. Мы сели наконец. Я разлил по рюмкам водку. - Может девчонок позовём? – предложил я. - Тоже наверное кушать хотят. - Не надо, - отмахнулась Мария Сергеевна. – Они уже ели. И нечего им со взрослыми за одним столом сидеть. С каждой новой рюмкой мы проникались друг к другу всё большей симпатией. Я рассказывал какие-то анекдоты, хозяйка от души смеялась. Разговаривали и о грустном – она рассказала о своём неудачном замужестве, я – о бесчисленных работах и населённых пунктах, в которых доводилось побывать. - Музыки не хватает, да? – спросила она. По-моему, и без музыки всё было неплохо, но я ответил утвердительно: - Да, хорошо бы музыку. - Да у меня ведь магнитофон есть! – встала она со стула. – Раздолбанный немного, но работает. Она покопалась в ящиках шкафа и извлекла на свет божий древний магнитофон «Романтик». Крышка на кассетной деке отсутствовала, был он весь в царапинах и сколах. Но действительно оказался работающим. Мария Сергеевна зарядила в него не менее зачуханную кассету и снова уселась за стол. Из магнитофона донёсся голос Валерия Ободзинского. Как ни странно, он оказался очень даже под настроение. - Мария Сергеевна! – осмелев, обратился я. – Может, потанцуем? Хозяйка была польщена таким предложением. Мы вышли на середину комнаты, обнялись – причём весьма интимно – и неторопливыми шажками закружились вокруг своей оси. По окончании танца я поцеловал ей руку. Такая галантность окончательно развеяла в ней последние тени сомнения насчёт меня. За столом она сидела уже у меня на коленях. Я неторопливо поглаживал её мускулистую ногу. Как и водится, пришлось бежать за второй. К этому времени стемнело и мне пришлось поплутать в поисках магазина. Он был успешно обнаружен, и пирушка наша продолжилась. Кассета с Ободзинским крутилась в четвёртый раз. Танец сменялся танцем, я лапал хозяйку за грудь и ягодицы, она не сопротивлялась. Мы стали целоваться. - Сегодня с тобой спать лягу! – с туманной улыбкой глядя мне в глаза, сказала Мария Сергеевна. - Ложись! – бодро отозвался я, переходя на «ты». – Вдвоём-то веселее. Гулянка закончилась поздней ночью. Маша – как я звал её теперь – прогнала дочерей в зал. Сонные, ничего не понимающие, они перебрались в соседнюю комнату и плюхнулись на кровать. Весёлые и разнузданные, мы разделись догола и легли в постель. Я был с женщиной в третий раз. Предыдущий, второй, состоялся почти четыре года назад. Я сильно сомневался, получится ли у меня что-нибудь, но водка заглушила рефлексию, и поэтому я действовал весьма уверенно и нахраписто. В общем и целом я показал себя молодцом. По крайней мере Маша осталась довольна. На следующий день торговать она не пошла. С утра до вечера мы провалялись в постели. Девчонки заглядывали в комнату, спрашивая у матери про еду. - Что найдёте, то и ешьте! – отмахнулась она от них. Я встретился глазами с Леной. Мне стало неловко: мы, голые, лежим с её матерью в постели. Но к моему удивлению взгляд девочки оказался гораздо более тёплым, чем раньше. Даже мимолётную тень робкой улыбки увидел я на её губах. |
В понедельник я успешно прошёл медкомиссию. Во вторник вышел на работу. Меня определили помощником токаря к мужичку пенсионного возраста, который откликался на имя Сеня. Сеня был положительным бабаем – общий язык мы с ним нашли быстро. В помощниках мне предстояло ходить месяц. Я опасался, что это слишком короткий срок, чтобы освоить специальность, но на второй день работы понял, что срок непомерно раздут. Через два дня я уже вполне качественно вытачивал все детали, положенные для производства токарю.
- Нормально! – кивал Сеня, наблюдая за моей работой. Однако работы было мало. В день мы трудились от силы часа четыре, остальное время просиживали в курилке. Часто нас просто отпускали в обед. Возвращаясь в один из таких дней домой, я проходил мимо местной школы и у забора увидел хозяйских дочерей – Лену и Марину. Какой-то пацанёнок кидал в них камни и кричал безобразно-матерные выражения. Они касались их внешности. Подбежав к пацану, я схватил его за шиворот и прижал лицом к пружинящим сплетениям проволочного забора. В груди кипело бешенство. - Что за дела?! – заорал я. – Тебе башку отвинтить, щенок паршивый?! Реакция пацана была весьма наглой. - Ну-ка отпусти! – зло и спокойно ответил он. – Они первые начали. - Первые? – выдохнул я. – Ты охренел что ли? Прищурив глаза, пацан смотрел вдаль. Я не знал, что с ним делать. Читать нотации я не умел. Похоже, он почувствовал мою неуверенность. - Ещё раз, - тряс я его, - я увижу, как ты издеваешься над девчонками, я с тобой не знай что сделаю. «Не знай что» было особенно неуместным выражением. Пацан усмехнулся на мои слова. - Ладно, ладно – закивал он, всё так же нагло. - Ты понял меня или нет? – тряхнул я его ещё раз. - Понял, - отозвался он. Я смотрел на него и видел, что ни хрена он ничего не понял. И даже не хочет понимать. «А кого мне бояться?» - мелькнуло вдруг в голове. Новая волна ярости стремительно накатила на меня и сопротивляться ей не было сил. Я развернул пацана лицом и со всей дури врезал ему кулаком в живот. - А-а-а!!! – выдохнул он. - Что, нравится? – нагнувшись, шепнул я ему в ухо. – А дальше ещё лучше будет! Хоть одно слово им скажешь – башку отвинчу! Понял? - Понял, - прохрипел он, и теперь я видел, что он действительно меня понял. Несколько испуганных школьников смотрели на меня из-за забора. - Кто этих девочек обидит, - сказал я им, - всех поубиваю. Потом я обнял Лену с Мариной за плечи и повёл их домой. Я чувствовал, что они гордятся мной сейчас. Мне, однако, было не по себе. Проклюнулись угрызения совести. Эх ты, говорил мне внутренний голос, ребёнка избил. А ведь можно было и как-то иначе всё решить. «Нельзя, - ответил я твёрдо, отмахиваясь от всех угрызений. – Раз он не понимает элементарных вещей, значит надо учить. Теперь будет знать, что и почём в этой жизни». - Дядя Алёша, а он каждый день нас обижает, - смотрела на меня снизу вверх Марина. - И другие тоже! – добавила Лена. - Теперь не будут, - сказал я им. – А если кто попробует, сразу мне говорите. Мы шли по залитой грязью улице. Приходилось делать виражи, чтобы обойти лужи. Девчонки держали меня за руки. - Они нас безобразными называют, - продолжала жаловаться Марина. – Уродинами. - Э-э, да что они понимают! – отвечал я. – Живут на краю света, в богом забытой дыре и ничего не знают, что в мире делается. А в мире сейчас безобразные девушки как раз самые модные. И в фильмах их все снимают, и в журналах фотографируют. - Что, на самом деле? – спросила Лена, причём так серьёзно, что по спине моей пробежал холодок. - Конечно! – кивнул я. – Я же везде бывал, всё видел. Было время, когда только красивых сниматься брали, но сейчас всё наоборот. Безобразные девочки снова в моде! Только их снимают, только им деньги платят. - Что, совсем-совсем безобразные? – удивлённо смотрела на меня Лена. – Прям как мы? - Да ещё страшнее! Вы по меркам шоу-бизнеса самые настоящие красавицы. Вот вырастите, моделями станете. Знаете, сколько модели денег зарабатывают? - Сколько? – спросила Марина. - Миллионы! И все их уважают, все им руки целуют. А вы печалитесь, что некрасивые… Вы радоваться этому должны! Я вам просто завидую. Потому что знаю, какой успех вас ждёт и какие деньги вы будете загрсношать. В безобразных девочках – вся привлекательность. В тот вечер я делал с ними уроки. Знаний моих вполне хватило на все предметы. Я помогал им делать упражнения, задачи, решал примеры и неожиданно обнаружил в себе педагогические задатки. - Вот смотри, - говорил я Лене, - первая бригада строителей за час уложила… Лена была сообразительной. Ей даже подсказывать особо не приходилось. Мне показалось, что она ждала моего объяснения лишь как очередного знака внимания. С Мариной дело шло тяжелее. Она лишь пожимала плечами и ковырялась в носу. Я сделал за неё все задания и заставил переписать в тетрадь. Она сделала это с огромным количеством ошибок. - Дядя Алёша, - спросила меня Лена, - а вы с мамой поженитесь? Вопрос поставил меня в тупик. Жениться на её матери я разумеется не собирался. Но говорить об этом девчонкам было бы неправильно. - Это не от меня зависит, - ответил я уклончиво. - От мамы? - И от неё вряд ли. - От чего же? Я подбирал нужные слова. - От обстоятельств. - От обстоятельств… - разочарованно и не по-детски серьёзно произнесла она. - Просто мы ещё слишком мало знаем друг друга, чтобы принимать такие решения. - А я хочу папу! – сказала вдруг Марина, но тут же засмущалась меня, а ещё больше сестру. – Лена смотрела на неё необычайно сурово, с какой-то странной тоской на изуродованном лице. Раздался звук открываемой двери и через мгновение на пороге, с сумками в руках, показалась хозяйка. Была она явно не в настроении, а увидев нас вместе за столом, как-то нехорошо этому удивилась. - Вот они где, - сказала она, недружелюбно на нас посматривая, словно ревнуя меня к дочерям. – Милая семейка. Папаша и дочки. Я не понимал причину её недовольства. - Как дела у тебя? – спросил, чтобы сменить тему. – Что-то ты неважно выглядишь. - Неважно! – завелась она вдруг. – А ты постой весь день на ветру, потаскай сумки, и посмотрю я, как ты будешь выглядеть. Я попытался помочь ей закинуть сумки на печь. Маша раздражённо оттолкнула меня. - Отойди на фиг. Помощник херов. Я был неприятно удивлён её реакцией. Мария Сергеевна с каждой минутой заводилась всё сильнее. - А полы-то вы не мыли что ли? – обнаружила она вдруг под ногами сор. – А? – сверкая глазами, возвышалась она над дочерьми. Девочки пришибленно молчали. - Чё молчишь? – дала она подзатыльник Лене. – Я тебе что говорила? К моему приходу полы намыть! - Они не успели, - заступился я за девочек. – Мы уроки делали. - Ах, вы уроки делали! А полы я за вас мыть должна?! Она схватила дочерей за волосы. Девочки завизжали. - Я весь день как проклятая пашу, - орала хозяйка, - а они прохлаждаются здесь! Сидят, улыбаются. Уроки у них! Я оттащил её в сторону. - Маша! – держал я её за руки. – Что с тобой? От моего вопроса и пристального взгляда, которым я пытался образумить её, у хозяйки началась настоящая истерика. - Пошёл на хер! – срываясь на визг, завопила она. Потом, оттолкнув меня, схватила полотенце и стала лупить им дочерей. Лена тотчас же забралась на печь и спряталась там, забившись в угол. А вот с Мариной стало происходить что-то странное. - А-а-а-а-а!!! – упав на пол, закричала она и затряслась какой-то нехорошей дрожью. Мать, не взирая на это, продолжала бить её. Я схватил хозяйку и оттащил её в соседнюю комнату. Она вырывалась, царапала меня ногтями и визжала. Лишь после того, как я посадил её на стул и хорошенько встряхнул, она как-то обмякла и немного успокоилась. По крайней мере перестала вопить. Закрыв глаза ладонями, Маша заплакала. Марина продолжала кататься по полу. Я поднял её и перенёс на кровать. - Лена! – метнул я взгляд на прятавшуюся на печи девочку. – Что с ней делать? Может «скорую» вызвать? - Не надо, - отозвалась она. – Сейчас пройдёт. Вскоре Марина действительно перестала кричать. Лишь болезненно всхлипывала. Всё произошедшее произвело на меня весьма удручающее впечатление. На душе было тяжело. Мне не хотелось оставаться сейчас в помещении. Убедившись, что Марине лучше, я захватил сигареты и стал одеваться. - Я пройдусь, - кивнул я Лене. – Подышу воздухом. Может, мать успокоится за это время. Лена мне не ответила. На воздухе я закурил и бесцельно побрёл вдоль по улице. Что-то очень нехорошее ощущал я в окружающей меня реальности. Какой-то надлом, отторжение к этому месту, к этой работе, к этим людям. - Да ничего, ничего, - говорил я сам себе. – Что ты как баба. Нельзя всё так близко к сердцу принимать. Везде такое бывает, в каждой семье. Самоуспокоение действовало слабо. Вернувшись через час на квартиру, я обнаружил хозяйку сидящей за столом. На столе стояла распечатанная и наполовину опорожненная бутылка дешёвой настойки. Ещё одна – пустая – валялась под столом. - Садись! – выпученными, бессмысленно-презрительными глазами смотрела она на меня. – Пить будешь? Язык её заплетался. Голова не держалась на плечах. Она была красной и злой. - Нет, спасибо, - отозвался я. И, чуть подумав, присел на соседний табурет. Я сделал это зря. Мне надо было уйти в свою комнату, раздеться и лечь. Слабым, пьющим людям нельзя делать шаг навстречу. Но я дал Марии повод для колючего и идиотского разговора. - Чё, не нравлюсь? – уставилась она на меня тем болезненно-пытливым взглядом, которым смотрят алкоголики. - Да, не нравишься, - не отводя глаз, ответил я. Мария Сергеевна опустила голову и презрительно усмехнулась. - Гордый значит, - бормотнула она. – Не такая тебе нужна… Думал, я правильная, а я оказывается сука дешёвая. А, так ведь? - Ничего я не думал, - я был раздражён и её тоном и её словами. Особенно неприятным во всём этом было то, что она воспринимала меня уже не как какого-то чужого мужика, пущенного на постой, а как неотъемлемый, нерушимый элемент своей жизни. Словно я каким-то образом принадлежал ей, и это ощущение вызывало во мне крайнее отторжение и к ней, и ко всему, что было с ней связано. - Я вообще о тебе не думаю, - продолжал я. – Я приехал сюда работать, жизнь новую начинать, и ты мне на фиг не нужна. Без тебя раньше жил, без тебя и впредь проживу. Я вдруг понял, что говорю в том же стиле, что и она. Словно я действительно оброс некими нитями, что связывали меня с ней. Меня это разозлило. - Ну правильно, мы ведь вам не чета, - с той же презрительной улыбкой вещала хозяйка. – Вы ведь чистенький, грамотный, а мы кто? Мы голь перекатная. Мразь подзаборная… Боже мой, подумал я, что она несёт! Мария Сергеевна налила себе ещё одну рюмку настойки и залпом выпила. Мне хотелось встать и уйти, но почему-то я опять не сделал это. Хозяйка снова заговорила, неся какую-то несусветную чушь, а я сидел, морщился, воротил голову, но всё же слушал, слушал. Слушал, пока она не вылакала содержимое бутылки и, сморившись, уткнулась лицом в стол. Я схватил её за руки и поволок к кровати. Закинул на не застеленную постель, потом присел к окну, открыл форточку и закурил. Сигарета подходила к концу, когда дверь приоткрылась и в комнату проскользнула Марина. Доковыляв до меня, она повисла у меня на руках. - Папа! – услышал я её голос. – Я спать не могу. Она плакала. Я вздрогнул от слова «папа» и посмотрел на неё таким удивлённым взглядом, что увидевший меня в эти секунды, наверняка подумал бы, что со мной что-то неладное. Но меня никто не видел. Марина забралась ко мне на колени и обвила меня руками. - Со мной всегда так, - бормотала девочка, - когда она орёт на меня. - Ну ничего, ничего, - неожиданно для себя погладил я её по спине. – Всё прошло. Может, тебе лекарства какие дать? - У нас и нет никаких. В комнату вышла Лена. - Пап, а ты купишь мне лосины? – отодвигая сестру, уселась она на свободную ногу. – У нас все девчонки в лосинах ходят, одна я как дурочка в чулках. К тому же они рваные. Я смотрел на неё уже не удивлённо, а испуганно. - Конечно, Лена! – отозвался я. – Куплю тебе самые лучшие лосины. Все тебе завидовать будут. - Пап, а мне купишь? – спросила Марина. – Я ещё юбку хочу. Я видела в магазине – джинсовая, красивая такая. - Обязательно! – кивал я. – Считай, что она твоя. - И велосипед хочется, пап! – прижавшись к моей груди, шептала Лена. - Будет велосипед, - ответил я. – Даже два. Каждой по велосипеду. - Ты только не бросай нас! – они теребили мою рубашку. - Что вы?! – возмутился я. – Разве могу я бросить своих дочек? Было четыре часа утра, я подходил к железнодорожной станции. Наскоро собранные вещи болтались в сумке. Вроде бы я забрал всё. - Гады! – бормотал я. – Изверги рода человеческого! Разве я за этим сюда приехал? За страданием? За любовью? За нежностью? Я работать хотел, жить по-человечески. Обыкновенно жить. Купить телевизор и видеомагнитофон. Просто жить хотел! А вы… На станции я купил билет на первый проходящий поезд. Он шёл на Пермь. Пустынный, обшарпанный вокзальчик с окошком билетной кассы и слабым желтоватым освещением – я был ужасно рад встретить его снова. Я видел их много – в разных городах, в разные периоды своей жизни и понимал сейчас, что они, эти вокзалы, были единственным местом, которое по-настоящему радовало меня. Я жалел о трудовой книжке. - А, ладно! – мысленно махнул я рукой. – Новую заведу. Это не проблема. Около половины шестого подъехал поезд. Стоянка две минуты. Я бежал вдоль вагонов, отыскивая нужный, и бормотал в такт останавливающимся колёсам: - Любви они захотели! Нежности! Какая вам нежность, какая любовь, недоделанные?! Нужный вагон был найден. Я протянул заспанной проводнице билет и прошёл на своё место. - Неужели вы думаете, что во мне есть нежность? |
Сухарик
Беккер Владимир Февраль! Не зря его раньше лютым называли. Кажется, не было еще на земле такой стужи, как в феврале 42-го. Уже не так страшны немецкие снаряды, методично прилетающие откуда-то с севера, и не мучает голод; стужа сковала всё... Даже в Финскую, когда морозы были, наверное, не слабее теперешних, дышалось намного легче. Григорию снилась Одесса: Одесса, шепот каштанов, предзакатное солнце и девушки, очаровательные одесские девушки - нигде таких больше нет... "Товарищ сержант, товарищ сержант, проснитесь! Григорий открыл глаза; солнце и девушки улетели куда-то далеко-далеко, а вместо них Григорий увидел молоденького солдатика Семёнова. "Совсем ведь ещё мальчишка, - вдруг подумал Григорий, - наверное, и девчонки никогда вблизи не видел, а завтра, может быть, умирать". - Товарищ сержант! - Семенов потянул его за рукав. - Вас комбат вызывает. - Комбат? - Григорий вскочил, Комбат по пустякам вызывать не станет, не такой он человек. С капитаном Федоренко Григорий уже вторую войну воевал. Сначала Финская, а теперь вот с немцами девятый месяц. А вообще, как призвали его на службу, попал он в батальон к Федоренко, так и служат все время вместе. Сколько ребят полегло, сосчитать невозможно; из старого призыва, только двое их и осталось. - Товарищ Капитан! - Григорий хотел было звонко щелкнуть каблуками, но валенки издали глухой и хлипкий звук - Сержант Гофман по вашему приказанию прибыл... - А! Это ты, Григорий, заходи, присаживайся, - капитан кивнул ему головой, указывая на топчан. - Ходил сейчас к артиллеристам, в стереотрубу смотрел; стоит наш дом жив-живехонек, а на душе всё равно тоскливо; скоро месяц, как от своих вестей не получал. Семья капитана в осаждённом Ленинграде оставалась. Ни жена капитана, ни дочка двенадцатилетняя - любимица всего батальона Танюшка, ни за что не хотели от папы уезжать. Славная у капитана Федоренко семья была. Жена в госпитале санитаркой работала, а Танюшка мечтала великой пианисткой стать; в довоенное мирное время она часто для бойцов фортепьянные концерты устраивала. И пианино Танюшкино уцелело: всю мебель в буржуйке сожгли, а пианино не тронули. Григорий сам несколько раз семье капитана продукты носил; за несколько часов обернуться можно было. Весь батальон отдавал тогда часть своего небогатого пайка капитанской Танюшке, даже те, кто никогда и не видел её. Уж больно хороший человек был капитан Федоренко, а у каждого из солдат своя Танюшка дома оставалась. Но вот уже месяц, как от семьи комбата не было никаких вестей, а бомбили немцы с каждым днём всё яростнее. Все вокруг пристреляли; даже носа не высунуть. - Товарищ капитан, давайте я смотаюсь за ночь туда и обратно. - Хочу я тебя, Гриша, в штаб дивизии послать; пополнение оттуда приведешь, говорят, скоро наступление ожидается, к моим заглянешь, но смотри осторожно, бомбят сволочи страшно. - Да что нам бомбы; зато хоть на Ленинград одним глазком посмотрим, как он там себя чувствует, говорят плохо там, совсем плохо. - Сейчас, Гриша, всем плохо! Ты, вот что сделай; я тут продуктов набрал для Танюшки, офицеры немного добавили... письмо ещё возьмёшь. На словах скажешь всё хорошо, настроение самое бодрое; ну да тебя учить нечего, ты и сам знаешь прекрасно, что говорить надо. И себя береги, к полночи выйдешь - вроде метель ожидается. А моих за меня поцелуй, чувствую, не увидимся больше, последнее это у меня наступление будет, вроде, как когтями по сердцу скребёт. Обнял капитан Федоренко Григория и из блиндажа выскочил, а Григорий к себе пошел, рассказал, что в Ленинград идёт, семье капитана посылку несет. Ребята тут же собрали что у кого было; у одного сухарь, у другого сахарку кусочек, никто не пожалел гостинца для капитановой Танюшки, полный рюкзак набрался. Под утро Григорий уже возле Федоренковского дома был; без проблем добрался. По дороге ему не встретилось ни души; как будто вымер Ленинград, весь до единого человека. "Плохо дело, - подумал Григорий, - совсем плохо, какой раньше был город жизнерадостный, даже месяц назад, и то народ шумел понемногу, а сейчас никого". Парадный ход был заколочен ещё в начале войны, и Григорий пошёл во двор через чёрный. Темнота. Он толкнул дверь в квартиру. Открыто. - Танюшка! - закричал Григорий весело - Дядя Гриша пришёл, гостинцев принёс. Он сделал ещё шаг и, чуть было не упал; споткнувшись. Григорий зажёг фитилёк зажигалки и пригляделся. - Танюшка... На полу, свернувшись калачиком, лежала девочка. То, что она не спит - это сразу понял Григорий; не так спят дети, совсем не так. Привык сержант Гофман за свои войны к смертям, ох как привык, но тут глаза его сами слезами наполнились; взял он девочку на руки и понёс её в комнату. В комнате на железной кровати возле пианино лежала женщина, жена капитана Федоренко. И её сон был слишком тяжёл для такой хрупкой женщины, слишком тяжёл. Григорий положил девочку рядом с матерью и, тут только, заметил, что Танюшка что-то сжимала в кулачке. Он разжал её пальчики, и... как будто клещами сжал кто-то горло солдата; маленький сухарик, маленький чёрный сухарик... Как Григорий на улице очутился, он не помнил, живых людей нашёл только в соседнем дворе, отдал им все продукты, что принёс с собой, попросил их похоронить Федоренковских женщин, а сам в штаб направился, и продержали его там три дня, всё подкрепления ждали. А, вернувшись к себе, узнал, что убило капитана Федоренко в тот же день; шальным осколком срезало полголовы, как бритвой. А солдаты, когда рассказывал им Григорий про Танюшку, и маленький чёрный сухарик в руке держал, скрипели зубами так, что жутко становилось, а хлипкий солдатик Семёнов навзрыд плакал. Ну а через неделю наступление началось, и сержанта Гофмана поранило сильно, по обеим ногам осколки прошлись. Провалялся он по госпиталям до самой осени и комиссовали его вчистую. Сухарик Танюшкин где-то в госпиталях затерялся. Много солдат в войну полегло, но Григорий выжил и после войны к себе в Одессу вернулся. Молоденький солдатик Семёнов тоже цел остался, до майора дослужился. И приезжают теперь они каждую весну в Ленинград, и старший сержант Григорий Гофман, и гвардии майор Александр Семёнов. Стоят молча возле дома капитана Федоренко, только зубы скрипят... |
ПолетДевушка Живущая в Сети
Он стоял на обрыве, собирал камни и кидал их в птиц. Какие-то камни не долетали, потому что были слишком легкими, какие-то не долетали, потому что были слишком тяжелыми. Но он не сдавался, собирал снова и снова и кидал камни в птиц. Перед ним лежала маленькая площадка, сплошь усыпанная камнями. Здесь ходили птицы – чайки – что-то искали, собирали и увертывались от летящих в них камней. А за ним шумела река, капризно извивающаяся между зелено-черными берегами. Она больно разбивалась о пороги, но не сдавалась, собирала пену-кровь и текла, убыстряя темп, вниз. А за рекой мирно расположились горы. Не очень высокие, покрытые полевыми цветами и сочной травой. А он все кидал камни в птиц. Один большой долетел до задумавшейся чайки. Он рассмеялся, подбежал к убитой птице и торжественно положил ее рядом с огромным валуном, на который он изредка садился. Теперь у него получалось лучше. Он попадал в птиц. Одну за другой, десяток за десятком. Наконец на поляне осталась всего лишь одна чайка. - Зачем ты нас убиваешь? – спросила она, устав прятаться от вездесущих камней. - Я завидую вам, - честно признался он, присев на валун. - Завидуешь? – удивилась чайка, - мы глупы, слабы и безвольны. Мы даже не догадались покинуть поляну, на которой так много нас погибло. Что же в нас вызвало твою зависть? - Ваши крылья. Чайка машинально посмотрела на свои грязные потрепанные крылья. - У меня были…- вдруг добавил он, - но…я совершил ошибку, и у меня их отобрали. Я приговорен к целой жизни на земле…без крыльев. Он поднял одну из убитых чаек и с нездоровой нежностью и любовью погладил ее остывающую тушку. - Но ведь остальные люди живут, не летая, - тихо промолвила чайка. - Да, - подтвердил он, - но это потому, что они не знают, что такое полет. Он встал и набрал полные легкие воздуха. - Разве можно жить без крыльев, когда ты уже знаешь, что такое соревноваться с ветром? Когда ты уже знаешь, каково это – купаться в облаках? А лететь за солнцем, наблюдая сотни закатов?.. зачем я говорю это…вспоминать…невероятно больно… Чайка загадочно улыбнулась. - Мы поможем тебе лететь, - сказала она. Он недоверчиво покосился на маленькую птичку. - Ты не видишь, а я вижу души всех убитых тобою чаек. Они прониклись твоим рассказом. Они подарят тебе свои крылья. Доверься мне. Беги за мной. Лети со мной. Чайка взлетела и села ему на плечо. - Правда? – с наивной надеждой спросил он. - Конечно, - и, немного подумав, добавила, - А за что тебя лишили крыльев? - Ох, не стоит вспоминать эту глупую историю. Ну кто не совершает ошибок?! Вот и я на несколько часов стал совсем, как человек… стал вести себя, как люди… злобно и жадно. Но теперь-то я исправился, честно! Я совсем не такой! Это была слабость, я преодолел ее… Чайка отвернулась, скривив презрительную мину. Ветер взъерошил его волосы, и человек, вздрогнув в предвкушение полета, срывающимся голосом напомнил птице: - Ну, летим! - Ах, да…беги за мной. Чайка сорвалась с его плеча и полетела к одинокой горе на той стороне реки. Он побежал за ней, счастливый... И он полетел. Только не так, как раньше, а вниз. Чайка, застыв над рекой, смотрела ему вслед. - Я исправился! – передразнила она человека и улетела. |
Девочка и мореGulush Aga
Волны набегают на берег с золотистым песком. Море ласково шелестит. Солнце почти в зените. На пляже, несмотря на рекомендации врачей купаться до 11 часов, полно народу. Дети бегают, кричат как чайки. Два малыша, прямо у самой воды, с большим удовольствием копошатся в жиже, состоящей из мокрого песка и соленой воды. Компания подростков и ребят чуть постарше демонстрируют свои, еще не заплывшие жиром тела. В воде также оживленно как и на берегу. И вдруг, истошный крик. Он повторяется через равномерные промежутки. Кричит женщина, дрейфовавшая на надувном матрасе и отплывшая немного дальше основной массы купальщиков. Плескавшийся неподалеку пузатый мужчина, обернувшись на крик и увидев что-то странное, быстренько рванул к берегу. Молодые люди, оказавшиеся рядом и в первый момент сделавшие движение в сторону дамы, также спешно развернулись и поплыли к берегу. На берегу отдыхающие засобирались в пансионат. Кто-то вспомнил о спасателях, которых никогда нет на месте. Девочка лет 14, лежавшая на берегу, уткнувшись в детектив, подняла голову, очнулась от книги и поразилась совершенно переменившемуся опустевшему пляжу. Крики несчастной разносились под тем же ярким солнцем и при таком же ласковом море, как и пять минут назад. Девочка прищурилась, чтобы защитить глаза от солнца, пытаясь разглядеть откуда доносятся крики. Ничего кроме надувного матраса рядом с буйком и моря свободного от купальщиков, она не увидела. Она легко вошла в воду, минутку поежилась от контраста горячего песка и прохладной воды и пробежав до глубины, поплыла, стараяь не выпускать из виду надувной матрас. На матрасе, боясь пошевелиться и вцепившись в его края лежала женщина, издававшая время от времени пронзительные звуки, переполошившие и оголившие побережье, белокожая от природы, но покрывшаяся красным загаром. Рядом из воды высовывалась черная, круглая, блестящая, словно лакированная голова тюленя. У него были круглые глаза с редкими длинными ресницами и он с удивлением и любопытством смотрел на кричащую даму, в ожидании продолжения. Девочка, приблизившись к живописной группе, переглянулась с котиком как с сообщником, помахала ему рукой, взяла матрас с обезумевшей женщиной на буксир и поплыла в сторону берега. Тюлень с удовольствием нырнул в воду, догадавшись, что представление окончено, и уплыл в открытое море. Женщина по инерции продолжала кричать еще некоторое время, а потом затихла. Девочка с трудом вытащила ее на берег вместе с матрасом и увидев, неведомо откуда взявшихся отдыхающих, поручила даму их заботам, а сама убежала дочитывить свой детектив. Пустынный пляж вновь ожил. Сердобольные мамаши и многоопытные мужи наперебой давали советы на все случаи жизни, в том числе и как вести себя при внезапной встрече с диким зверем или ядовитой змеей. Пострадавшая потихоньку приходила в себя. Ей принесли попить водички, поместили в тень и закутали в полотенце. Женщина воспряла и через некоторое время раздавался теперь уже ее смех, немного истеричный и своим высоким тембром, отдаленно напоминавшем прежние крики ужаса. Она оживленно перессказывала случившееся, несколько вольно обращаясь с реальными фактами. - Представьте себе, что этот противный тюлень, среди стольких купающихся подплыл именно ко мне. А я вначале совершенно не обратила на него никакого внимания, я была занята своими мыслями и унеслась куда-то очень далеко. - Я прекрасно понимаю тюленя, - вступил в разговор тот самый пузатый мужчина, который удирал некоторое время назад с невероятной скоростью. - На его месте я поступил бы также. Такая очаровательная женщина и одна, совершенно немыслимо. Ситуация, обещавшая вначале трагическую развязку, завершилась фарсом. Все с облегчением вздохнули. Девочка услышав смех, а не крики, взглянула на оживленную группу на берегу, чему-то про себя удивилась, натянула прямо на мокрый купальник юбку и стала подниматься по широкой асфальтированной дороге, идущей серпантином к санаторию. Она поднималась и спускалась по этой дороге дважды в день. Отдыхающие предпочитали ездить на пляж на автобусе. И никто не мешал ей наслаждаться прекрасным видом, открывающимся на море и смешанным запахом хвои и моря. Девочке было и смешно и грустно. Неужели все взрослые такие странные, смешные, трусливые и иногда непонятные. Может быть так и есть. Она сама став взрослой станет похожей на них. Девочка поднялась в номер. Ее мать в этот день не выходила и лежала с перевязанной головой. Она страдала мигренью. Как у всех людей, страдающих мигренью у нее было маникальное пристрастие к порядку. Все вещи в маленьком номере лежали на своих местах. При мысли, что идеальный порядок может быть нарушен, приступ мигрени становился сильнее. Девочка постаралась не вносить обычного хаоса, сопутствующего ей, в мир своей матери и не беспокоить ее. Но мать несмотря на нестерпимую боль почувствовала, что ей хочется высказаться. - Я тебя хорошо знаю, по тому как ты вошла, я поняла, что что-то случилось. Девочка рассказала ей все,что произошло на пляже. - Представь себе мама, громадную тетку на матрасе, которая истошно кричит, потому что рядом объявился симпатичный тюлень, и всех бравых мужчин удирающих неожиданно быстро для их комплекции. - Знаешь есть такая библейская истина, не суди и не судима будешь, тихо произнесла мать стараясь не спровоцировать новый приступ мигрени. Девочка запнулась, подумала, что мама сегодня нездорова и может поэтому не чувствует комизма этой истории. На следующий день поднялась настоящая буря. Дул пронзительный бриз, небо было серым с клочковатыми облаками, волны ходили ходуном. О том, чтобы спуститься на пляж не могло быть и речи. Девочка изнывала весь день. Для нее море было близким другом. Она предпочитала компанию моря своим сверстникам. Она могла ему высказать все то, чего бы не рассказала людям. Может только маме, да и то с оглядкой, старясь не сделать ей больно и не заставить волноваться лишний раз. Еще через день небо оставалось серым, но море перестало бушевать и девочка решила искупаться. Она не предупредила никого. Наверняка мать не позволила бы купаться после бури. Пляж был пустынным, но на сей раз в этом не было ничего странного. Она была одна наедине со своим любимым морем. Ей казалось, что она хорошо знает море и видела его в любую погоду. На солнце без ветра, когда вода делалась бирюзового цвета и была прозрачной, так что можно было видеть дно. Оно было таким ласковым и ручным. В ветренную погоду, на нем поднимались волны в кружевной пене. Девочка очень любила качаться на волнах. Игра не всегда безопасная, но очень захватывающая. Кто кого перехитрит. Девочка волну или волна девочку. Она смело вошла в воду и привычно легко поплыла. Вода была мутной, перемешанной с песком и водорослями, царапавшими загорелую кожу. Море было чужим. С ним не только нельзя было разговаривать по душам, но напротивь, из друга, близкого и давнишнего оно превратилось во врага, опасного и коварного. Девочка плыла все дальше и дальше надеясь, что оно узнает ее и переменится, станет ласковым как прежде. Легкий толчок в спину и она застывает на месте. Течение воды становится сильнее. И вот уже ее несет по кругу, засасывая в водоворот. Соленая обжигающая вода забивает нос, рот, жжет глаза, ломает тело, забирая в безжалостный водяной спрут. Ей становится невыразимо страшно от мысли, что она, в своей самонадеянности и глупом бесстрашии совершенно одна. Она может кричать, звать на помощь и никто не откликнется, просто потому, что вокруг никого нет, кроме бездушного моря. Девочка еще пытается бороться, выскочить из пучины, делая судорожные движения и напрягая до боли все мускулы. Результат получается обратный приложенным усилиям, чем больше она сопротивляется, тем глубже погружается в ставшее ненавистным море. Сознание мутнеет и тут она вспоминает чей-то рассказ о том, что с водоворотом не нужно бороться, а надо позволить увлечь себя течению. Усилием воли, она расслабляется и ее выбрасывает из водоворота как чужеродный элемент, почти на самый берег. Полежав немного на мели и отдышавшись, она доползает до песчанного берега, больно оцарапав себе коленки и ладони и долгое время лежит без сил, как выброшенная на берег рыба. Не понимая, за что наказало ее любимое море, ей приходит на ум кричавшая женщина. Она на минуту представляет себя на надувном матрасе, не умеющей плавать, не представляющей чего можно ждать от неведомого черного зверя. Теперь ей уже не кажется таким нелепым ее крик и паника окружающих. Солнце лениво проглядывает через закрывающее его тучу и бросает теплый луч на девочку. Она улыбается ему и подмигивает - А знаешь, я теперь поумнела и кажется взрослею. |
Когда не растут волосыВалерия Бакумцева
- Вы понимаете…, перепробовала столько средств…, ничего не помогает…, пришла к вам …последняя надежда… Иштван Ежи рассеянно слушал сбивчивые фразы женщины и понимающе кивал в такт ее словам, повторяя давно заученную и привычную модель поведения: сначала выслушать, потом посочувствовать, потом ненавязчиво убедить клиента, что именно средство «Агниш» решит его проблему. Иштван уже 10 лет продавал «Агниш». Ему было наплевать, как, но почему-то оно помогало восстановить рост волос. А иногда не помогало. Были даже случаи, когда эффект был отрицательным. Но тогда компания выплачивала солидную компенсацию, и слухи об этом не просачивались в прессу. Сам Иштван никогда, естественно, не считал «Агниш» хорошим средством. Но и проблем с волосами Иштван тоже не имел. Он просто делал свою работу, этот Иштван Ежи, и она не была хуже или лучше любой другой работы. Только и всего. Сейчас перед ним сидела Амели Браун, женщина сильно за 40, высокая, дородная, но все еще привлекательная, если б не волосы, а точнее практически их отсутствие, за исключением тусклого и тощего пучка на затылке. Амели плакала, не поднимая глаз, теребила платок в руке. Сколько он уже видел таких женщин, Иштван не помнил, но все они вели себя одинаково, все страдали и рыдали. Раньше он им сочувствовал, а теперь привык. - Моя жизнь никогда не была простой. Но все проблемы я решала, потому что их решение зависело только от меня самой. От моих способностей и воли. От моей веры в собственные силы. Мне не столько страшно облысеть, сколько довериться чужому человеку. Иштван заинтересовался. Такого он еще не слышал. - Я слишком переживаю из-за этого, понимаете? Слишком, чтобы не делать ничего. Но в то же время именно мысль, что мое счастье и благополучие зависят не от меня, а от постороннего, ввергают меня в отчаяние. Я ничего не знаю о вас. Вы можете быть прекрасным специалистом, искренне заинтересованным в результате, а можете быть откровенным шарлатаном, думающем только о наживе. Или находиться где угодно между этими двумя крайностями. Я не могу сейчас довериться своей интуиции, потому что очень хочу вам верить и поэтому очень боюсь. Вы понимаете? – Амели Браун впервые подняла на него глаза. Иштван не был готов к подобному разговору. 4 года назад он перестал ходить к своему психоаналитику, потому что, несмотря на многолетние сеансы, ни один из них так и не снял маску и даже не попытался преодолеть барьер между ними. Иштвану самому особенно не хотелось, а уж доктору тем более. Ежи был обескуражен этой абсурдной честностью. Взрослые женщины так не должны себя вести. Они должны придти, пожаловаться и уйти, купив или не купив у него «Агниш». Но они не должны разрушать стену между собой и Иштваном, чтобы донести до него свои печали. Только он сам имеет право выбирать степень откровенности с клиентами. «Что вы хотите от меня? - ответил Иштван. – Вы же знакомы со статистикой. Иногда это не работает» - устало проговорил он, мечтая, чтоб она ушла. -Я не верю в статистику. Я верю людям. В данном случае я готова довериться вам. Если вы, конкретно вы, обратите на меня внимание, услышите меня и после этого скажете «купите»; я куплю. Если же нет, то я не буду этого делать. Мне нужно ваше участие, ваше мнение, ваше стремление помочь, а не ваш профессионализм. Я хочу достучаться до вас! - снова заплакала Амели. Видит Бог, именно это и произошло. Иштван так и не понял почему, но она достучалась. До каких-то глубин, куда даже его дети и вообще-то любимая жена не имели доступа. Никто. Никогда ранее. А вот Амели Браун за 10 минут общения открыла все закупоренные двери. Как ей это удалось, этой совсем даже не красивой тетке? Иштван не знал, что ей посоветовать. Он попросту не знал, сможет ли «Агниш» ей помочь. Поэтому так и сказал тогда: «Я не знаю». А Амели улыбнулась и спросила: «Вы же хотите, чтобы он мне помог? Хотите по-настоящему?» Ежи ответил, что да, он хочет по-настоящему. Как ни странно, он не врал, он действительно этого хотел. Амели Браун купила «Агниш» и ушла. Ушла из кабинета и жизни Иштвана, но только не из его мыслей. Ежи слишком сильно и откровенно тогда хотел ей помочь, поэтому его интересовал результат. В первый раз жизни его это интересовало, черт возьми. И, как следствие, его интересовала Амели Браун. Сначала, как носитель этого результата, а потом уже просто как Амели Браун, необыкновенная и прекрасная Амели, которая умеет так с ним говорить. Через три месяца он ей позвонил. - Ну как вы? Как «Агниш»? Помог? – спросил он с замиранием сердца. - Ой, Иштван Ежи! Еще как помог! Я все собиралась вам позвонить. Спасибо. Самым страшным для Ежи было то, что ему нечего больше сказать. Или спросить. А что он еще мог ожидать от этой совершенно незнакомой женщины, давно замужней, мечтающей закончить этот разговор и побежать к внукам? - У меня к вам деловое предложение, можно с вами встретиться? – воскликнул он, чувствуя, что она вот-вот положит трубку на рычаг и уже навсегда исчезнет из его жизни. - Правда? Интересно… Тогда я жду вас завтра на ужин. Ежи не знал, что он может ей предложить, но зато теперь он знал ее адрес. На ужин он, разумеется, не пришел. Примерно две недели Иштван следил за ее домом. Несколько раз он видел ее, идущей в магазин или выходящей из машины. Она была разной: усталой и старой, веселой и молодой. Но волосы, чудесные и густые, непослушные и вырывающиеся, оставались неизменными. Чужими на ее голове. Как он их ненавидел! Иштван боялся и вожделел эту женщину. Безумно... Хотел заставить ее отдать ему долг. Он же смог ее понять и не остаться равнодушным тогда. Значит, и она ему должна. А если она этого не понимает, то он объяснит. Амели Браун как раз домывала посуду, когда постучался в дверь ее внук Ники, убежавший за мороженным. Вытирая руки о фартук и заранее улыбаясь, она пошла открывать дверь. За порогом стояли Ники и Иштван Ежи, державший нож у горла ребенка. - Отрезай волосы, сука! – четко проговорил Иштван. - Зачем? – ответила она, мило улыбаясь. – Мы можем решить это по-другому. Входите. Она повернулась к нему спиной и сделала шаг в сторону комнаты. Иштван расслабился. В этот момент женщина ударила его под дых и заломила руку с ножом. - Ники, беги. Вызывай полицию» - закричала она. Уже сидя в камере, Иштван смотрел репортаж с Амели Браун. - Как вы относитесь к Иштвану Ежи? Вы ненавидите его? – галдели репортеры. - Почему? Он так мне помог! – Женщина выглядела удивленной. - Но он посягал на жизнь вашего внука! - Вы с ума сошли! – гневно ответила Амели. – Это был совсем другой человек! Ежи умер, когда мои волосы начали расти! Она раздраженно дернула себя за кудри, показывая их журналистам, и Иштван почувствовал боль. Теперь они всегда вместе. И внуки Амели никак не могут уговорить ее постричься. |
Кошачья мечтаАлександр Тузиков
Вообще-то, своей жизнью Мурзик был доволен. Его кормили, поили, гладили… Что еще надо кошке? И все-таки у Мурзика была мечта – он мечтал сбежать. Сбежать хоть куда-нибудь, лишь бы оказаться в Большом Внешнем Мире – за стенами и окнами квартиры семьи Л-х… Развалившись на диване или на кровати Дмитрия, Мурзик мечтательно представлял – вот он выскакивает за дверь, прыгает с балкона на близрастущее дерево, или прячется в сумке хозяина. Иногда он думал – «Сейчас же! Сегодня же! На этой неделе!», но почему-то все откладывал да откладывал… - На, пожри! – раздался знакомый ворчливый голос. Около кухонной двери появилась миска с сухарями. - Ну, чо?! – строго спросил Дмитрий. Мурзик никогда не понимал смысла этого вопроса. Услышав его, он недовольно морщился,. Неужели нельзя поконкретнее? Он понимал только интонацию, с которой произносился этот сакраментальный вопрос: недовольство, возмущение и некое смутное стремление к чему-то… - Похоже, ты некомпетентен! – с горьким упреком произнес Дмитрий. Мурзик горестно встряхнулся. Опять наезды… Что же делать? Податься на Алтай, что ли? Что такое Алтай, Мурзик не знал, но часто слышал это слово по телевизору. Вообще, Дмитрий довольно часто оскорблял его. Например, хватал и начинал что-то объяснять блатным тоном, делая абсурдные заявления и поднимая каверзные проблемы. А однажды и вовсе поставил нелепейший вопрос. Схватив Мурзика за шиворот, Дмитрий сурово спросил: «Ты чьих будешь?!». Естественно, Мурзик ничего не ответил. Откуда он знал? Свое детство он помнил весьма смутно. Помнил лишь холод да свое жалобное мяуканье, да еще большие руки женщины, которая подобрала его на улице и принесла в теплую уютную квартиру… Попитавшись, Мурзик побрел через коридор в комнату. Но в дверях опять стоял Дмитрий… Хозяин был огромен, но неповоротлив. Ростом почти со шкаф, он крайне медленно преодолевал то расстояние, которое Мурзик покрывал одним прыжком. Поэтому Мурзик не ждал, когда ему освободят дорогу, а старался прошмыгнуть между ног. Он приготовился было проделать этот старый маневр снова, но тут зазвонил телефон и Дмитрий пропустил его сам. - Алле… А, привет, Фофанов… Нет, чо-то неохота… Сил нету… Ну, давай я завтра притащусь… Ну, пока… Подобные разговоры были нередки и вызывали у Мурзик недоумение. О чем можно говорить с какой-то трубкой? Он даже как-то обнюхал ее, но напрасно. Ничего особенного… Мурзик хотел было шмыгнуть в комнату, чтобы попробовать прорваться на балкон, но вспомнил кое-что и вернулся в коридор. Там на старой тряпке спала собака Найда. Ладно, не стоит ее пока будить… Вообще, Найда – какое-то странное существо. Немного похожа на кошку, но слишком большая. Больная она, что ли? Может, все кошки со временем становятся собаками? У Мурзика давно зрела обида – Найду хозяева каждый день брали с собой на прогулку, а его – ни разу! На расспросы о том, что они делают с хозяином на улице, Найда рассказывала много интересных вещей. Оказывается, они нюхали свежий воздух, бегали и прыгали по газонам, гоняли голубей и следили за белоснежными облаками. Всего этого Мурзик был лишен. Лишь однажды, сидя на балконе и с тоской глядя на горизонт, он увидел неподалеку голубя, но тот быстро улетел. Эх, здорово было бы прорваться на улицу, на свободу! Неплохо бы и пообщаться с другими представителями семейства кошачьих… Да, хозяин – вот это вечный собеседник. Как начнет говорить, так не знаешь, куда деваться… И все упреки, упреки… Но в их многолетних отношениях было и нечто приятное. Иногда Дмитрий просто хватал его, и без каких-либо объяснений начинал трясти. Мурзик расслаблялся и удовлетворенно вздыхал. Никаких расспросов, просто вибрационная релаксация… Но эти счастливые мгновения вскоре кончались, и Дмитрий принимался за старое. Вот и вчера он, заметив появление Мурзика в комнате, принялся его отчитывать: - В чем смысл жизни? Где граница Вселенной? В чем состоит главный закон истории? – строжился хозяин. – Отвечай, а то двойку поставлю! «Все, пора отсюда сматываться! – решился Мурзик в очередной раз. – Хватит, надоело! Ведь того и гляди, в самом деле поставит двойку… что бы это ни значило». Но наступило сегодняшнее утро, и Мурзик как-то позабыл о своих планах. Ладно, пора в комнату. Мурзик зашел и огляделся. Хозяин восседал в кресле, лениво почесывал живот и смотрел «Остров сокровищ». В который раз? По подсчетам Мурзика, примерно в 30-й. Мультфильм этот Мурзику не очень нравился, поскольку там высмеивали кошек. Он предпочитал что-нибудь более серьезное и глубокомысленное, вроде прогноза погоды или рекламы… А однажды телевизор показал нечто по-настоящему захватывающее – гигантские птичьи стаи, застилающие все небо. Воздухоплавающие… Мурзик облизнулся, но тут Дмитрий жестоко переключил на другой канал… Вдруг Мурзик заметил еще одно существо. Старая Кошка отдыхала на кресле, ни о чем не подозревая. Подраться с ней, что ли? Ладно, не стоит… Мурзик возобновил свое путешествие по квартире. Комната, вторая комната, кухня… и снова, снова… Эх, как же это надоело! Погодите… балконная дверь открыта! Надо пойти подышать свежим воздухом… Мурзик хотел ринуться на балкон, но путь преградил шкафообразный хозяин. - Ты чего? – грозно воскликнул он. Мурзик хотел ответить, но не успел. Хозяин сгреб его в охапку и стал гладить. Мурзик изо всех сил вырывался, но тщетно. Эх, совсем некстати. Настроение не то. Что же делать? Говорить он не может, остается язык намеков. Довольно часто Дмитрий доставал шахматную доску, расставлял фигуры и долго смотрел на них. Иногда он двигал какую-нибудь фигуру и затем о чем-то задумывался. Мурзик совершенно не понимал этого увлечения. Собственно, он даже не понимал, что такое шахматы… Но он знал, что Дмитрий к ним неравнодушен, и потому стал пристально смотреть на полку, где они лежали. - Ты куда смотришь? – проворчал Дмитрий, проследив направление кошачьего взгляда. – А-а, на книги… да, пора. Он поставил животное на пол, достал с полки «Русско-японские войны» и развалился на кровати. Странно, что в этой книге интересного? Тайком Мурзик уже давно научился читать и был в курсе содержания многих книг, находившихся в квартире. Он прочитал русские народные сказки, сочинения А.П. Чехова и повесть о приключениях Карлсона, который живет на крыше. Винни-Пуха кот понимал слабее, из-за его ненатуралистичности и непонятной любви к меду. Читал Мурзик с охотой и упоением, торопливо перелистывая страницы лапой. Хозяева были не в курсе, в связи с чем иногда возникали недоразумения. Пользуясь своими безволосыми конечностями, они часто убирали куда-то интересные книги и газеты, которые Мурзик не успевал дочитать… Собственно говоря, нехватка чтения была одной из причин, по которой Мурзик замыслил покинуть квартиру семьи Шиловских. Однажды, когда Дмитрий нахально закрыл газету, не дав Мурзику дочитать интереснейшую статью о рыбалке, он так обиделся, что почти решился на побег. Но потом объелся за ужином, и снова решил отложить планы… Так, а сегодня, кажется, хозяйка принесла свежую газету! Мурзик оживился и кинулся к тумбочке, на которой лежали раскрытые страницы. Он бегло просмотрел рубрики. «Новости спорта» - это ерунда. «Скандалы и светские сплетни» - скучно. Ага. Вот то, что надо! «Кулинарные рецепты». Мурзик тщательно изучил, как готовить заливную рыбу и пельмени по-парижски, а потом случайно поднял голову и наткнулся на суровый взгляд хозяина. - Поставить тебе двойку? – мрачно произнес он. – Ладно, ставлю тройку. Мурзик жалобно мяукнул, но Дмитрий схватил газету, и стал сам читать «Кулинарные рецепты». При этом он лег читать так, что было неудобно смотреть на текст. Да, достало… Этот хозяин все чаще и чаще перегибает палку… В отместку Мурзик иногда бил его лапой по ноге, но Дмитрий ничего не замечал. Впрочем, Мурзик был отходчив. Но не сейчас. Он ярко ощутил сильнейшее желание покинуть эти каменные стены, ворваться во Внешний Мир и бегать, прыгать… До позднего вечера он дулся, и заснул с твердым намерением воплотить задуманное. Проснувшись, сразу вспомнил о своей мечте. Сбежать! Сейчас же! Сегодня же! На этой неделе! Хотя… Мурзик зажмурился и блаженно потянулся, купаясь в лучах утреннего солнца. А зачем, собственно? В армию его не возьмут, учиться и работать не надо. Живи себе да живи… на казенных харчах. Ладно, он сбежит попозже… но когда-нибудь – обязательно. |
СтаршинаМаргарита Фортье
для конкурса.."Любимые животные" Собака не взвыла ни разу, И лишь за знакомой спиною Следили два карие глаза С почти человечьей тоскою. (Асадов) Эта история произошла в то время, которое стало для многих историй СССР. В затерянном, в еловых лесах, военном гарнизоне под Курском. Мой отец был свидетелем этих событий, а я даже наблюдателем их…. Как известно, срочную службу служили вначале восьмидесятых два года. И не было тогда националистической розни, границ, блок постов,заграничных паспортов между славянами и кавказцами. Жизнь текла размеренно тихо и многие думали о самом важном «только б не было войны», а все трудности с изобилием - такая ерунда.В обещанном партией, 2000 году все будут жить при коммунизме, осталось только потерпеть совсем чуть-чуть.И все терпели и верили,надо было во что-то верить, если в Бога верить было запрещено. В казарме, у грузинского солдата, в каптёрке, появился щенок. Он уже дослуживал свой второй год и конечно являлся по законам службы «дедом». В роте он был каптенармус, отвечающий за хранение оружия и имущества. Каптёрка была в его полном распоряжении, а для статуса имел заветные лычки старшего сержанта. Звали его Шота. А щенок этот чуть не погиб в канализационном люке, куда случайно провалился, убегая от обнаглевших ворон, которые нападали даже на кошек, разжирев на местной помойке. Услышав жалобный скулёж, Шота не раздумывая прыгнул в открытый люк на помощь. Щенок держался на плаву из последних сил,устав бороться с неизбежностью. Шота принёс его в каптёрку отогрел ,отмыл и так там и поселил в коробке из-под обуви, навещая его днём, а ночью забирая с собой в кровать под одеяло и согревая маленькое тельце от весенних перепадов температуры. Все солдатики трепетно и с любовью относились к питомцу.Этом малыш многим напоминал о родном доме, о своей дворняжке возле крыльца. Поэтому офицерский состав даже не заметил пополнения на их территории. Щенок оказался женского рода, и кличку дали ей «Старшина», от большой любви к старшине роты…,а может и наоборот. Породы она оказалась дворняжьёй, но примесь благородных кровей проглядывала в умении быстро соображать, быстро запоминать, и быстро уяснить внутренний распорядок казармы. Больше всего Старшина привязалась к Шота. Подрастая, она понимала и русскую речь, и грузинскую. Шота часто перечитывал письма из дома на грузинском языке, а она, усевшись ему на колени, слушала и млела от таких минут,прикрывая сладко глаза и только подёргивая ушами давала понять,что ей интересно. Роста она выросла небольшого, примерно с кокер-спаниеля. Беленькая, пушистая шерсть с двумя коричневыми пятнами на лбу и на спинке, хвост- бублик, такой же пушистый уютно укладывался на спине и маленькие провислые ушки . Но больше всего бросались и запоминались взгляду это её глаза. Они были у неё голубые-голубые и такие большие, что чёрный нос казался кнопкой на её мордочке.. Все привыкли к ней. И уже утреннее построение без неё не обходилось. Она чётко знала время его и устраивалась в ширенге рядом с начищенными сапогами Шота, соблюдая линеечку. А когда старшина роты здоровался, то отвечала троекратным, громким лаем приветствия. Любили её все, а командир части даже велел поставить её на довольствие. Какие только номера не придумывали с её участием солдаты. - Старшина, здравия желаю! – шутили в минуты отдыха. И Старшина заливалась лаем, отвечая в лад. -Старшина, как служба у «деда»? - и она валилась на спину, показывая свой живот. - А, как командир ходит?- и она, поднимая задние лапы, ловко держалась на передних , дефилируя туда-сюда. А как начальство ругается?- и начинала рычать, показывая сердитого начальника. При сабантуйчиках, устраиваемые "дедами" по ночам, Старшина стояла на стрёме и предупреждала лаем, если появлялся дежурный по части или другой проверяющий, и тогда компания быстро сворачивала праздник, после поощряя , своего дозорного сладким лакомством. За Шота она бегала везде как привязанная. И если он говорил ей «жди»,то сидела не сходя с места ожидая своего друга. Преданность и любовь её была так велика, что получая на кухне кусочек мяса, тащила его своему спасителю, обходя всех дежурных, и любовно клала на койку. Армейская жизнь заставляет скучать по дому, по близким, и в такие минуты гитара и Старшина сглаживали тоску . А когда солдатик играл первые аккорды, Старшина поднимала свою мордочку вверх и начинала «петь», чётко попадая в переходы и переливы мелодии. Срок службы Шота подходил к концу. И расставание было неизбежно. В последний вечер, он просидел с ней до утра, прощаясь и держа её на коленях. Откуда Старшина почувствовала разлуку неизвестно, но в ту ночь не отошла от него, ни на минуту, положив голову на плечо, тихо повизгивала. До автобуса провожала его со всеми друзьями , понуро несла свою маленькую голову и опустившийся вниз хвост. Перед посадкой в автобус, Шота наклонился и, поглаживая, с влажными глазами тихо сказал «жди». Сказал чтобы не скучала, возвращаться он не собирался. За автобусом она бежала долго. Пассажиры смотрели в окна, уговаривая Шота взять её с собой. Невозможно было смотреть, на этот бег маленького друга, без слёз. А когда силы стали покидать её, она села по середине дороги и подняв вверх морду, завыла, не понимая предательства.. Только к вечеру она приплелась в казарму, уселась на крыльцо и пролежала до самого утра, не дотрагиваясь до воды и еды. Но на утреннем построении уже заняла своё место. А потом её день стал делиться на две половины, где первую половину она ждала на крыльце казармы, а вторую половину на остановке, встречая пассажиров с автобуса. Смотреть на это было больно. Когда всматриваясь в лица людей, она то, вскакивала, то повизгивая, ложилась опять на место, не узнавая в них своего Шота. Прошёл месяц. Старшина похудела, из весёлой собаки превратилась в жалкую, грустную псину. Весь состав роты старался отвлечь её, приласкать лишний раз, но в её глазах была такая тоска, что, ни какие ласки не помогали,никакие яства предложенные ей не возвращали её к старой жизни. А однажды она не поднялась на задние лапы. Ветеринар сказал, что это на нервной почве ,от переживаний защимило нерв. Но самое поразительное, то, что она всё также выходила ползком на построение и также ползла до остановки, обречённо ожидая своего пассажира. Все старались вылечить её, но ничего не получалось, Старшина угасала от тоски. Тогда и написали Шота в Грузию о том, что ждут его тут с такой нечеловеческой верностью и любовью, что слёзы наворачиваются на глаза. Ответ пришел телеграммой с одним словом «Ждите». На остановку подъехал очередной автобус. Пассажиры давно заметили загорелого мужчину со спортивной сумкой и модно одетого. Только незнакомец сошел с автобуса, как из кустов выползла Старшина, таща за собой, обездвиженные лапы и уткнулась ему в модные туфли черным носом. Шота, забыв о своём чистом с иголочки костюме, схватил её на руки и зарылся в её грязную шерсть лицом. Тогда все пассажиры и узнали, кого так преданно ждало это маленькое собачье сердце. Долго стояли они еще, слившись воедино, не замечая рукоплесканий и улыбок людей. А глаза бедной псины были влажны от счастья, как от настоящих человеческих слёз…. |
МашкаАлександр Хмурый
Помнишь, браток как мы мечтали? Лёжа в мокрой траве, или жарясь на полуденном солнце. Побеждая врагов или закрывая глаза друзьям. Помнишь? Мы все хотели светлого будущего, ласковых жён, счастливых детей. Мира и радости... Все хотели. И все были уверенны, что будем счастливы. Вот закончим эту войну и заживём иначе. Потому что мы стали другими. Война изменила нас. Мы стали старше на целую жизнь, и мудрее на целую смерть. Помнишь браток? И я помню... А помнишь один из нас сказал, что было бы очень интересно встретиться лет через десять, ну или двадцать и посмотреть друг на друга. Кто кем стал, что в жизни у человека совершилось. Помнишь? Тогда ты наверное помнишь то чувство которое испытал когда встретился со своим другом... Ты очень хотел его видеть, и очень этого боялся. Или стыдился... Это не объяснить. Это пришло с войной. Другое дело случайная встреча. Она многое расставляет по своим местам. Тогда ни кто не скрывает чувства. Нет времени, да и желания скрыть тоже нет... Ты помнишь те навернувшиеся слёзы? И я помню... Они не высыхают без следа. Обычная очередная зачистка. Ну, может не обычная... Но очередная. Утро, туман ещё стоит стеной, но уже начал желтеть, ещё минут тридцать, сорок и станет светло. И тогда станет опаснее... "Татарин" молча смотрит в сторону посёлка. Вернее слушает звуки из посёлка, потому как увидеть в этом молоке можно только собственную руку. Иногда он даже глубоко вдыхает носом воздух, нюхает запахи. Наконец он немного сползает с пригорка, задумчиво смотрит на меня и Олега... Печально произносит - Пошли, что ли? Мы киваем. "Татарин" щёлкает переводчиком огня, мы с Олежкой даём команды. Близлежащие кусты начинают шевелиться и видоизменяться. В тумане вырастают фигуры бойцов, раздаются звуки заряжаемого оружия, негромкие слова. Взвод выдвигается в сторону посёлка. Я с сапёрами иду по улице. Олежка заходит с левой стороны посёлка. "Татарин" идёт за мной, и обеспечивает осмотр зданий и строений, а так же прикрытие Олежки с фланга и меня с тыла. Всё, внимание максимально заострено. Слух усилился, руки сжали автомат, ноги полусогнуты, я готов. Готов не погибнуть... - Тах тах тах, бух! Несколько одиночных выстрелов, подрыв РГДешки... И тишина. Ясно, Олежка перестраховался и зачистил дом без вхождения. Ладно, идём дальше. Я взглянул на небо, туман начал рваться на клоки, минут через десять, пятнадцать станет видно голубое небо. И нас станет видно. Я командую бойцам рассредоточение, пойдём дальше вдоль домов... Так безопаснее, тем более что треть посёлка уже прошли. Стоп. Сапёры дали знак... Нет, просто они перестраховались. В дорожной грязи нашли пустой магазин. Ну и хорошо... Спина уже мокрая от пота. Меня нагоняет "Татарин", машет рукой, подгоняя моих... Иду я, иду, бежать же не могу. Стоп, справа звук из дома. Показываю "Татарину" направление. Он сам, с одним бойцом, пригнувшись, ныряет в пролом забора... Мы останавливаемся. Все затихают. Тишина... Тишина на войне стоит дорого и бывает обманчивой. Время превращается в резину... Горячую и потную. Иногда мне кажется, что не я иду вдоль полок магазина, а они едут мимо меня. Как бы показывая мне весь свой товар. Эти яркие зазывающие упаковки, загадочные и аппетитные названия. Я неторопливо складываю в корзину продукты, отмечая их наименование, цену и количество. Что бы потребности не разошлись с возможностями. Хлопаю себя по куртке, проверяю, не забыл ли кошелёк. Нет, всё нормально, всё с собой. Так, ещё хлеба и сигарет... Внимание отвлекает прилавок с салатами. Аппетит возрастает. А куплю-ка я парочку упаковок... Поднимаю глаза на продавщицу. Новенькая, незнакомая мне девушка, несколько восточного вида. Стоит ко мне в профиль, играет с мобильником. Она левой рукой поправляет волосы над ушком, и я вижу... Точно опытный боксёр наносит мне в грудь удар, поражая сердце. Частота пульса возрастает раза в два, кровь приливает к голове, к лицу. Пытаюсь взять себя в руки, ловлю своё отражение в каком то зеркале... А может всё и не так как поначалу показалось? Так, думаем и считаем. Девушке лет двадцать пять, подходит. Ушко левое, тоже подходит... Ну что же, значит, возможно, она. Девушка снова поправляет волосы, пытаясь спрятать под ними обезображенное ухо. У неё получается, она поднимает взгляд на меня. - Вы что-то хотели? Я тупо смотрю ей в глаза и молчу. Пытаюсь сказать и молчу. Слёзы душат... Господи, жива! Как хорошо то! А может всё-таки не она... "Татарин" возвращается... Ствол автомата дёргается ему на встречу, но тут же опускается. Бойцы крутят головами по сторонам, прикрывая командира. Запыхавшийся тот приседает рядом со мной. Смахивает пот со лба... - Дом чистый, ты это... "Татарин" очень редко так говорит, видимо что-то всё-таки случилось. - ...это, возьми Витька, и сапёра... Там за правым углом, стена сарая стоит, за ней кусты срубленные... Под ними посмотри. А я тут доделаю... - Ага, сделаем. Я машу рукой Витьку, показываю на сапёра и выдвигаюсь к дому. Неожиданно оглядываюсь на "Татарина"... Его взгляд жалеет меня. В груди начинает щемить... Что там... Спина скользит по стене дома, глаза разбегаются в разные стороны, ищут источники опасности. Позади слышу дыхание Витька и топот сапёра. Оглядываюсь на него, показываю ему кулак и приказываю идти тише, помогает слабою. Так, вот и стена сарая, остальные стены отсутствуют. К стене прислонены срубленные ветки кустарника, образуя что-то типа шалаша. Из этого шалаша торчат две ноги. Женские. Так же виднеется край чёрного пальто. Ага, ясно. Показываю Витьку его сектор обзора, подзываю к себе сапёра. Показываю на ноги... Сапёр врубается, видит что и как ему делать. Подходит к шалашу, наклоняется. Я разворачиваюсь и прикрываю оставшийся сектор. Минута, две... Слышно слабое, какое то животное пищание и всхлип сапёра. Я падаю и разворачиваюсь. Нет, всё нормально... Сапёр жив, только снял сферу и сидит на коленях. И, по-моему, плачет. Я подхожу... Я никогда такого не видел. И никогда больше не хочу видеть! - Так что вы хотели? Видимо моя тупизна видна невооружённым взглядом, поскольку девушка улыбается. - Я? А... Я хотел... Салат, вот этот... Две штуки. - Вот этот? - Нет, рядом который... Девушка открывает ларь, достаёт тарелку с салатом, надевает на руку пакет... - Вы меня извините, девушка... Слова засыхают в горле, говорить очень трудно, да ещё и не знаешь что сказать. Девушка не злая, она улыбается в ответ, как бы не отстраняясь от разговора. - Да, что вы хотите... На шее девушки я виду тоненький серый шнурок. Фраза созревает в голове. - Я понимаю, что это очень личный вопрос, но скажите, что у вас на шее, на шнурочке? Девушка прикрывает рукой грудь, взгляд её становится испуганным, немного воинственным. Я начинаю себя ругать последними словами. Девушка смотрит выжидающе, как бы требуя объяснений. Старуха, мертвяк... Я подзываю Витька. Киваю на старуху. Витёк проводит по ней руками... - Мёртвая, сутки, не меньше назад. - Витёк, а девчонка? Голос мой дрожит. Мёртвая старуха прижимает к себе маленькую девочку. Сморщенная ладонь крепко прижимает голову девочки, два пальца точно упираются в ушко, левое. Личико белое-белое, как снег. Глаза закрыты. - Кажись живая... Витёк быстро но осторожно освобождает худенькое детское тельце из объятий мёртвой старушки. Разрывает на груди свитерок. Прикладывает ухо, затем, достав нож, проверяет дыхание. - Хмурый! Она жива... - Витёк, давай ей первую помощь, и с собой... Так, ты Я указываю пальцем на сапёра - ...замаскируй старушку. Так что бы звери не пожрали. Сапёр кивнул. Витёк большим шприцем что-то вводил девочке в шею. Медленно и осторожно. Я внимательно осмотрел дом снаружи. - Слышь Витёк, а ведь это русский дом. Витёк спрятал использованный шприц назад в укладку. - Почему? - Разрушен гораздо сильнее остальных. И убили тут ещё двоих. Я указал на свежую землю. - А почему двоих? - Дом приличный, явно мужик тут жил... А у девочки точно мать была. Соответственно тут её папа и мама и лежат. Поскольку русские... Я сплюнул. - Лучше бы я тебя не слушал, Хмурый... Витёк поднял девочку на руки и, пригнувшись, побежал к дороге. - Извините меня... Я рассеянно развернулся. Уйти или всё же спросить... Спрошу, терять уже нечего. - Извините, а как вас зовут? - Я не знакомлюсь с мужчинами на работе! Глаза девушки вновь блеснули боевым огнём. Вот блин, опять не так... - Ну, извините... Я развернулся и, вжав голову в плечи медленно начал отходить. Группа расположилась в зелёнке, "Татарин" доложил оперативному, бойцы отдыхали. Витьку ни кто не мешал... Каждому изменению в состоянии девочки он радовался как ребёнок. Когда она открыла глаза Витёк даже прибежал ко мне... - Она русская! Слышишь, русская! Я прикемарил, поэтому не сразу понял... - Ну, чего орёшь? Что сказал то? - Русская! - С чего взял? - Глаза серо-зелёные. Витёк был счастлив. Он засмеялся и убежал. Я покурил и снова прикрыл глаза. А когда проснулся... Когда я проснулся то рядом сидела девочка и потихоньку глотала чай, которым её поил Витёк. Только сейчас он не смеялся... Он плакал. Я вопросительно кивнул ему. - Её Машка зовут... Ей десять... Бабушку звали Настя, ещё она спрашивает, где её мама и папа... Витёк всхлипнул. - Скажи ей, Хмурый, если сможешь... Я протянул руки, улыбнулся девочке. Она внимательно смотрела мне в лицо, улыбнулась в ответ. Я взял её на руки, поправил бинт на ушке. Погладил по голове. - Всё будет хорошо, Машка, всё будет очень хорошо. Теперь просто не может быть плохо... Девочка кивнула в ответ. Витёк всхлипнул... Я сильно ущипнул себя за руку. Глубоко вздохнул... - Отставить слёзы! И ты, и ты... Я тихонько щелкнул девочку в нос. Она улыбнулась бескровными губами. Витёк застонал... - Иди отсюда, доктор... - Так что вы хотели купить? Я обернулся. - Салат... Девушка внимательно и тревожно смотрела мне в лицо. Глаза изучающе оглядывали меня. Казалось, девушка что-то решает... - Салат? Какой? Она продолжала смотреть на меня... А я на неё. - Любой... Я сделал шаг ей на встречу. Она потрогала ушко... - Так что у вас на шее, мне это важно узнать... - Крестик, простой крестик... Мне его... Девушка запнулась, прикрыла ладонью рот. Её глаза замерли на мне. Машку мы отдали ментам... Сказали, что просто подобрали в зелёнке. Я сам отнёс её, ходила она плохо, слабо. Я поставил её перед собой, внимательно смотрел ей в глаза. Прощался... - У тебя всё будет хорошо. Ты поедешь в другой город, вырастешь. Станешь красавицей. Будешь учиться... У тебя всё будет замечательно, Машка. Девочка кивала. Я вытащил из кармана крестик, крестик моего товарища. Посмотрел на него, поцеловал. Из берета отмотал нитку, сложил её вдвое и повязал крестик девочке на шею. - Никогда не снимай его Машка... Никогда! Он принесёт тебе удачу... Когда нибудь... Обязательно. Я поднялся, резко повернулся и, вжав голову в плечи пошёл проч. - Мне его подарили... - И сказали никогда не снимать? Девушка всхлипнула. - Ага... - Сказали, что он, когда нибудь принесёт тебе удачу? - Ага... - Ну и что Машка, принёс? - Да... - И мне тоже... Редкие покупатели магазина не обращали внимание на продавщицу и мужчину, которые стояли обнявшись. И плакали... |
Момент милосердияАлександр Хмурый
Дикий визг тормозов взорвал сонное утро. Прохожие заспанно вздрогнули, и закрутили головами.... По мере того как в их взглядах проступало осмысленное выражение, все они, в конце концов, повернули полупроснувшиеся лица в одну сторону. Проследив за их взглядами, я тоже, не утерпел, вытащил шею из куртки, приподнял голову над толпой, откинул с сознания пелену полусна и внимательно осмотрел место происшествия. Хотя название того, что случилось за мгновение до торможения пришло чуть позднее, после осмотра.... Осмотра того, что я увидел. Слегка потрепанная девятка, более менее удачное изделие Тольяттинского завода автомобилей, стояло посередине проезжей части, без повреждений. Впереди машины лежал неясный светло-коричневый комок. По внешним характеристикам этот комок не мог быть человеком, даже ребёнком не мог. Я чуть потёр глаза и постарался увидеть, нет, даже угадать что же это, или кто. Неожиданно "комок" сам дал понять, кто он есть. Комок чуть шевельнулся, и из сплошного коричневого цвета показались два ярких пятнышка, затем мелькнул алый цвет и в мыслях всё сложилось.... Перед машиной лежал шенок-подросток. Ещё через несколько мгновений я даже определил его породу - боксёр, и пару мгновений спустя увидел ошейник на псёнке. Боксёрчик приподнял голову и заплакал... Больше я ни как не могу назвать этот протяжный, тявкающий, полный ужаса и отчаянья, вой. По нервам полоснули тупой бритвой, зубы скрипнули. Я сделал шаг к псёнку, взглянул в глаза водителя. Тот испуганно ответил, покачал головой в знак того, что не задел собачонка. Я наклонился над дрожащим пацанчиком.... Оглянулся. Иногда я думаю, что ради таких моментов стоит жить. Вот кажется простейшая ситуация, просто на улице, просто машина сбила потерявшегося пёсика. Пёс выжил, но возможно травмирован, и соответственно, стал теперь обузой для всех, включая себя. Поскольку ошейник, вместе с огромным счастьем иметь хозяина, является и неким уродством, исключающим самостоятельное существование. А полуубитый пёс не нужен никому... И вот теперь я с интересом наблюдал как люди, смотревшие на мужчину который протягивал руки к раненой собаке, встречались со мной взглядом. Я видел в их глазах жалость, интерес, любопытство, я видел разное... Но на мой вопросительный взгляд они отвечали испугом. Они спешно отводили глаза и уверенно уходили. Я их не винил... Я их жалел. Господь не смог наделить их милосердием, смелостью, чувством ответственности... Или не захотел. Я погладил псёнка по лапе. Тот вздрогнул и снова, с удвоенной энергией запел свою полную боли песню. Я спокойно заговорил с щеником, продолжал гладить его лапу... Пёс стал меньше дрожать, уже не прятал глаза, не пытался закрыть их лапами, он всё чаще смотрел на меня... И, наконец, лизнул мою руку. Я с облегчением вздохнул. - Уф.... - Ну, слава богу... Жив, а то ведь .... Грех, животину загубить. Я посмотрел на сказавшего это водителя. Кивнул ему... - Грех... Давай его оттащим на травку? - Так я его и не задел... Это он от испуга так заливается. - Да? Я осмотрел пса. Кроме лужицы, которую щеник напустил прямо под себя, ничего не нарушало ровное ошерстенение его тела. Ткнул несколько раз пальцем в разные места пса, тот вздрогнул, чуть тявкнул, но не проявил реакции на боль. Я слегка потянул его за ошейник. - Ну, вставай герой, пойдём. Пойдём, пойдём со мной, вставай, хватит уже лежать то.... Пёс качнулся, в глазах появился испуг... Я снова погладил его, сказал несколько спокойных и ласковых слов. Щеник поднялся на лапы, непропорционально толстые и длинные, нескладные как у всех подростков. Лапы задрожали.... В детских глазах появился испуг. Пёс чуть присел, заскулил и... прижался к моей ноге. Я опешил, взглянул на водителя. Тот, как мне показалось, с завистью посмотрел на меня. Что-то ёкнуло в груди, какой то комок прошел сквозь горло. Я нагнулся и уверенно взял псёнка на руки. Почувствовал на ладонях влагу... Мысленно сказал себе, что куртку вполне можно постирать. Шагнул с дороги. - Давайте я вас довезу. Оглянулся. Водитель смотрел на нас с псёнком. - Не, спасибо... Брат. Водитель чуть улыбнулся, кивнул головой, и сжал руку в приветствии. - Пока, бывай! - Удачи! Обыватели, успевшие всё это увидеть, насладились утренним зрелищем. Возможно, оно помогло им проснутся, возможно, нервное потрясение взбодрило их, зарядило энергией на весь рабочий день. От меня словно от едущей машины расходились веером люди... Они отворачивались, изменяли траекторию движения. Но не останавливались... Я решил освободить себе дорогу. - Товарищи! Ни кому собака не нужна!? Породистая! Движение людей ускорилось, точно осколки ВУ полетели по кратчайшему пути от эпицентра. Я мысленно улыбнулся. Пёс чуть хныкнул и посмотрел на меня. - Не плакать... Всё устроим. Не знаю как.... Но... своих не бросаем. Стоит ли винить людей в равнодушии. Скорее всего нет, да и не равнодушие это. Это некий рудимент, отсохший у нас за период эволюции. Ненужная, и местами даже вредная вещь. Цивилизация заставила большинство лишится этого... Кому-то не под силу носить в себе это, кому-то это просто не нужно. Кого-то это убивает, или уже убило. Я ещё раз взглянул на взгляды уходящих людей, или уходящие взгляды... Людей ли? Быстрые, мелькнувшие, с чувством вины и брезгливости. Да.... Милосердие не в почёте. Посмотрел на себя со стороны. Конечно, восхищения и зависти ждать трудно - лысый, здоровый мужик, стоит по середине улицы, с нескладным, описавшимся собачонком на руках, по куртке мужика стекает дорожная грязь в вперемешку с собачей мочой... Неожиданно пёс лизнул меня в щёку. - Бл..! В глазах появился туман... Мысли прояснились. Я закрыл глаза и мысленно обратился к всевышнему. Господи, помоги мне остаться честным с самим собой. Ну не могу я взять его себе, и бросить не могу. Для чего ты дал мне это испытание!? Или не прошёл я все предыдущие? Господи... - Дяденька... Позади меня раздался тоненький голосок, чередующий звуки голоса и шмыганья носом, и заставивший чуть шевельнутся пригревшегося на груди псёнка. Я обернулся... Заплаканный мальчик, державший в руке собачий поводок. Уф... Я снова прикрыл глаза, снова обратился к богу. Спасибо тебе, господи... - Дяденька, это моя собака... - Твоя? Я поставил псёнка перед собой, слегка погладил, мысленно сказал - пока брат. - Твоя, говоришь? Как ты можешь назвать его своим, когда он чуть-чуть не погиб? Мальчик заплакал, вздрагивая плечами. Я подошёл к нему, положил руку на плечо. - Ну, ну.... Успокойся, ведь не погиб же... Забирай пса своего, и заботься... Кем ты его считаешь, для себя? - Я не знаю... - Может другом? - Да, наверное. - Вот и считай, вот и молодец. Сейчас ты его любишь и жалеешь его, заботишься и оберегаешь... А потом этот пёс жизнь свою за тебя отдаст. Ты ведь знаешь что псы не способны на предательство? - Да... - А люди способны... Ну, пока, парни! - Дяденька, пойдёмте ко мне, моя мама постирает вашу куртку. Я улыбнулся... - Не, братишка, я сам справлюсь. Мальчик улыбнулся. - Спасибо вам, дяденька! Теперь уже улыбнулся я, щёлкнул его по носу, наклонился и погладил щеника. Обернулся и зашагал по своим делам. Позади меня раздался короткий, как бы прощающийся собачий лай. |
Красненькие бусикиЭлен Валери
Эта история случилась довольно давно. Мне тогда было шесть лет и это было мое последнее лето перед тем, как пойти в школу… Мы с моим дедушкой ездили в его родную деревню Ежи в Кировской области, чтобы навестить его маму – мою прабабушку. Это была моя первая в жизни поездка в деревню, полная приключений, трагических происшествий и самых неожиданных впечатлений для любознательного городского ребенка. Но сегодня я хочу рассказать не об этом… В тот день мы уезжали домой в Москву. Родственники привезли нас с дедушкой на вокзал города Кирова. Поезда ещё не было, а до отправления оставалось не меньше сорока минут. Вещей у нас было не много: большой клетчатый чемодан и рыжий пузатый портфель. Дедуля прикинул, где примерно должен остановиться наш вагон и поставил вещи на платформу. Это даже была не платформа, а асфальтовая дорожка вдоль железнодорожных путей, ограниченная с противоположной стороны невысоким побеленным заборчиком. Дедушка посмотрел на часы и сказал: «Леночка, времени до поезда ещё много. Посиди тут с вещами, а я схожу в вокзал куплю папиросы». «А мне мороженое», - согласилась я. Тогда, в начале восьмидесятых, ещё можно было оставлять детей без присмотра на улице, посылать в магазин за хлебом или просто отпускать гулять одних … Дедушка ушел, я присела на край чемодана, одной рукой взялась за ручку портфеля – меня же оставили охранять багаж, а другой принялась махать, разгоняя двух бабочек-капустниц, которые кружили над зарослями пастушьей сумки, щедро пробивавшейся сквозь щели в асфальте возле забора. Бабочки, увлеченные друг другом и мелкими белыми цветочками, меня не замечали, зато с другой стороны забора за мной внимательно наблюдали две пары глаз… Это были цыганки – молодая женщина и девочка. До сих пор не понимаю, как я могла не заметить их появления. Среди буйной зелени невысоких кустов они появились внезапно, словно ниоткуда, и в своих ярких цветных одеждах выглядели необычно и оттого привлекательно. У женщины на голове был повязан ярко-зеленый тонкий, прозрачный платок с люрексом, ее волосы были невероятно черными и блестящими, на руках звенели друг об друга многочисленные браслеты, шею обвивали цепочки и мониста. Она показалась мне невероятно красивой! Девочка же, напротив, была не особенно привлекательной: маленькая, худенькая, чумазенькая… Наверное, она была примерно одного со мной возраста, только помельче, попроще, построже; ее черные глаза были большими и грустными, а волосы – путанными, нечесаными и совсем не черными, а какими-то серыми. А на шее девочки – о, чудо! – были красненькие бусики – мечта всей моей жизни. Эти бусики были невозможно хороши! Я не могла оторвать от них взгляда. Я остро желала их, так сильно, что готова была отдать всё, что угодно, за одну только возможность потрогать их и подержать в руках, а может быть даже примерить. Цыганка приподняла девочку и опустила ее с моей стороны забора, а потом перелезла сама. Они подошли и стали молча рассматривать меня. В другое время я, наверное, смутилась бы или испугалась бы и стала звать дедушку, но не теперь… Красненькие бусики завладели моим сознанием, ничего другого я не видела и не слышала. Неожиданно девочка сняла с шеи бусы и протянула мне. Я взяла их и дыхание мое остановилось от восторга и переполняющего душу счастья, а сердце забилось так сильно, как будто собиралось выпрыгнуть из груди… Молодая цыганка взяла меня за свободную руку и повела вдоль забора в сторону здания вокзала, а девочка шла за нами следом. За всё время никто из нас не произнес ни одного слова. Я безропотно шла за цыганкой не в силах остановиться и вернуться назад, ведь теперь у меня были красненькие бусики, которые занимали меня целиком. Я не замечала ни людей, ни времени, ни машин, ничего! Всё вокруг было ненужным, бессмысленным и ненастоящим, только я и мои бусики сейчас были реальностью. Разум вернулся ко мне на автобусной остановке, в тот момент, когда мы уже садились в подошедший автобус. Он вернулся ко мне одновременно со страшным криком: «Ленааа-а-а!» Я обернулась на крик и увидела бегущего к нам дедушку с перекошенным лицом неестественно серого цвета… «Дедуля!» – я пыталась вырвать свою руку из руки цыганки, которая уже стояла на подножке автобуса. В этот момент девочка, стоявшая сзади, молча подошла и забрала у меня мои красненькие бусики. Вместе с ними она забрала часть моего сердца… Обе цыганки заскочили в автобус, двери его закрылись и автобус поехал. Дедушка подбежал ко мне и схватил меня на руки. Он прижимал меня к себе так крепко, что мне трудно было дышать. Он и сам не мог отдышаться и всё повторял незнакомым глухим голосом: «Лена, Леночка, детка…» Когда дедушка отпустил меня, мы заметили, что он держит мороженое, которое давно растаяло и течет по его рукам, и мы с ним все измазаны этим мороженым. Прохожие с удивлением оборачивались на непонятно от чего хохочущих мужчину средних лет и девочку со следами недавних слез на лице… Мы вернулись на платформу. Вещи наши были на месте, а посадка объявлена… Когда поезд тронулся, дедушка спросил меня: «Ну как же ты могла уйти с цыганами? Почему ты не вырывалась, не кричала, не звала на помощь?» Я не знала, что ответить. Мне было очень стыдно, горько и страшно подумать, что я могла бы никогда больше не увидеть своих родных. Я и вправду не понимала, как я могла променять дедушку на какие-то дурацкие бусы. Мне не оставалось ничего другого, как придумать оправдывающую мой поступок версию: «Дедушка, я не могла кричать. Они сказали, что если я закричу, то они зарежут меня. У них был нож!» Не знаю, поверил ли мне дедушка, но он обнял меня и сказал: «Прости меня, я не должен был оставлять тебя одну». Потом дедушка рассказал мне, что когда он вернулся и не нашел меня возле вещей, то стал метаться по платформе и спрашивать, не видел ли кто маленькую красивую девочку с черными кудрями и красным бантом. И одна женщина сказала, что видела, как похожую девочку цыганка вела к автобусной остановке… Ночью я долго не могла уснуть и плакала от жалости к дедушке, к себе и оттого ещё, что у меня никогда больше не будет, а могли бы быть такие красивые красненькие бусики. По возвращении в Москву мы договорились с дедушкой никогда и никому об этом не рассказывать. Эта история стала нашей тайной на долгие годы. Уже восемь лет, как нет со мной рядом моего дедушки… А мне отчего-то вспомнилось это давнее приключение, и щемящее чувство досады и вины заставили меня нарушить тайну и впервые рассказать об этом случае. И ещё: дедушка, прости меня! |
Дед Мороз, ты... ангел?Волеро Дивус
Мы с женой не старые, немного за сорок. Дети выросли, парни, двое. Один уехал, второй — в институте. Раньше как-то жили, без печали — с двумя детьми особо не запечалишься — а теперь как ненужны вроде стали: «Привет, мама!.. Привет, папа!..» - и всё. Ничего больше. Жаль, девочку Бог не дал, та бы замуж выскочила, внуки бы пошли... эти ж стервецы и слышать не хотят, смеются: какие внуки, папа, ты что?.. А нам бы в самый раз. Жизнь не кончилась, а детей нет — как без детей?.. Я ещё как-то: Дедом Морозом подряжаюсь, к Новому Году. Хожу, детишек поздравляю... не поверите, душой отдыхаю. А жене вот хуже — тоскует, то носочки свяжет, а то книжки детские в шкафу переставит. В этом году из администрации позвонили. Они всегда звонят: ну поздравить там кого на халяву, понятное дело. А в этот раз — кто б мог подумать! — попросили в детский дом сходить. Да ещё подарков снарядили целую газель. Словом, пробило их в этом году, а мне что?.. я первый вызвался. Другие спорить не стали: иди... была охота перед детворой отплясывать — ни выпить, ни закусить. Пришли мы со снегуркой, я с ней пять лет работаю. Пришли, значит, всё как надо: «А где Дед Мороз?! А давайте позовём Деда Мороза!.. Дед Мороз!.. Дед Мороз!..» - снегурка моя надрывается, слышу, а зовут слабенько как-то, хоть и не выходи... Вышел. Вяленькие. Худенькие. Глазки блёклые. Воспитатели, правда, рады, улыбаются... ещё бы! Столько подарков!.. Ну я хороводы там, побегаем, попрыгаем, стихи расскажем... знаете, наверное. Никак. Как будто и подаркам не рады. Что делать?.. нельзя же так, что за подарки без радости? Я — снегурке: - Давай!.. - сам в коридор, заведующую зову. - Как с подарками, начинаем? - Начинайте, - говорит. - А что детки такие? - Какие? - Грустные? - А!.. - отмахнулась. - многих к Новому Году забрать хотели, да отказались все, представляете? А для них же это... сами понимаете. - Вздохнула, пошла в зал. Я постоял... что делать? Вхожу. Не успел слова сказать — она откуда-то сбоку, за рукав уцепилась: - Дед Мороз!.. Дед Мороз! - девчушка, лет шесть, глаза огромущие, смотрит снизу, не пускает. - Что, милая? - склонился, погладил. Замолчали вокруг, смотрят. - Дед Мороз, ты... ангел? - зал затих совсем. - Я?.. - Ну, ты по небу летаешь, - девочка стала предо мной, она подняла ручонку, загнула пальчик. - А ещё ты волшебник, - загнула второй, - значит — ангел! - Воспитатель хотела увести, но я не дал. - Ангелы, они добрые, они помогают!.. - голосок дитёшки зазвенел, она оглянулась на других, потом повернулась: - Будь моим ангелом-хранителем! Вот так... Стою, зал — тишина, ни шороха, все — на меня, что отвечать?! - Хорошо милая... буду. Девчушка глазками хлоп, хлоп... - Теперь ты будешь мне помогать?.. А?.. Правда?.. - пролепетала. - Буду... - я полез в мешок. - На конфетку. Спрятала ручки за спину, ткнулась личиком. - Нет, - говорит, - не надо. Сделай для меня чудо. Настоящее... Ну... это чересчур! Я выскочил в коридор, подальше. Достал сигареты, зажигалку — рука растрясла пламя, еле прикурил. Чудо... Чудо, говоришь... Возвращаюсь. Никто и не тронулся, сидят, воспитатели шепчутся в углу. Смотрят, тишина. - Иди, - говорю, - сюда. - Подошла. Склоняюсь... а глазки небесные!.. - Как тебя зовут? - Агнесса. - Загадай, что хочешь, Агнесса. Исполню. - Загадала... - шепчет. Распрямляюсь. - Ну всё, ребятня! Пора нам со снегуркой дальше лететь! Подарки мы вам привезли, так что... - А чудо?! - выдохнул зал. - А всё... Свершилось уже. Здесь оно, на пороге. Вот мы со снегуркой только выйдем, и сразу будет чудо. - Воспитатели смотрят, порываются за мной, в коридор — останавливаю. - Никому не выходить!.. - командую. — Вы хотите чуда?! - Смотрят, тишина... Вышли, скидываю костюм. - Ты чё?.. - отшатнулась моя снегурочка. Вхожу. - Кто тут Агнесса? - Я... - Пойдём, - беру за руку, - я твой папа... Конечно, потом были сложности. Через пень-колоду, но «чуда» не порушили: ради всего заведующая сама поехала по моему адресу, позвонила начальнику, взяла расписку и честное слово... Короче, привожу. Жена поняла сразу: - Здравствуй, доченька! - говорит. - Здравствуй, мама... |
Кошачий БогВолеро Дивус
Он поднял голову — небо сыпало моросью, мёрзлый асфальт схватывался льдом — холодно... Он — маленький, котёнок, да, котёнок... Вдоль стенки... мимо — ноги, много, люди шли, он жался к стенке — холодно... Шёрстка смёрзлась, есть... есть!.. как же хочется есть, господи, как же... Холодно... Дверь. Снизу, в щель — тепло, пахло едой, господи, там — еда!.. Там — тепло!.. Он маленький, да, котёнок, совсем, господи, ведь был же он маленьким, да, был, таким вот... Он вдыхает тепло, вдыхает жизнь, на лапки, в рост, и... - Господи! Если нужен я тебе, то открой эту дверь! Пусть выйдет тот, кто даст мне еды... Я голоден, если не поем — умру, Господи!.. пусть выйдет и даст мне мяса... да, мяса!.. большой кусок. Тогда я буду жить, Господи, ведь все нужны тебе, даже я... А можно и не мяса... Можно просто, пусть помоев, только чтоб тёплые, Господи!.. от холодных я умру... Я замёрзну, к утру меня съедят собаки, Господи, можно и не мяса, но только тёплого! Дай тёплого... тёплого... боже, как же хочется есть, как хочется... Холодно... Котёнок... он всё стоял перед дверью, никто не выходил, а он стоял, молился... котёнок... Чудной. - Господи!.. Я хочу к маме!.. Пусть она меня увидит! Здесь! Сейчас, Господи!.. Почему меня забрали?.. почему бросили?.. Я так старался, почему бросили?.. Пусть... пусть бросили, но тебе же я нужен, Господи, тебе ведь все нужны, ты — добрый?.. Да?.. Добрый, я знаю... Пусть откроется дверь, и пусть мне дадут мяса, Господи, умоляю тебя! Дверь открылась, вышел Густав. Милый, добрый Густав. Он вынес кусок мяса. - Пошли, - сказал Густав. Он положил кусок поодаль. - Ну же!.. иди, на, ешь!.. Старый кот вздрогнул, озноб прошиб до самых костей, холодно... как же холодно... Он открыл глаза: приснится же... маленький... ведь он был маленький... был? Кто знает.. Но Густав... Добрый Густав, сколько же лет ты выручал, сколько раз выходил, говорил: - Пошли! - и давал мяса... Густав... Если было добро, то это был ты. Кот посмотрел на дверь. Далёкая, в метрах, что ему уже не проползти. Да и к чему?.. Густава нет, однажды вышел другой, и Густав больше не выходил. Никогда. Где ты, Густав?.. Как же плохо без тебя, Густав... Как плохо и... Холодно. Без тебя прошли годы, Густав. Тот, другой... он был неплох, но ты... ты же был как отец, Густав! Помнишь того, маленького?.. Ты спас, а значит — как отец... У котов нет отцов, но ты — был. Почему ты ушёл, Густав?.. Почему ты ушёл, без тебя так... холодно! Не встать. Не дойти. Не доползти... Умереть. Да, Густав, время пришло, недолог кошачий век. Как бы хотелось, Густав, как бы хотелось умереть на руках!.. на твоих, Густав, ну что тебе стоит, Густав!!! Приди и возьми, согрей, Густав, холодно, как же холодно!.. Открой дверь, Густав, ну же, открой!.. А?.. Это ты, Густав?.. ты?.. Не может быть. Тепло... Твои руки, Густав, это ты!.. как же... как же тепло, Густав!.. Туда?.. На кухню нельзя, Густав, ты не пускал меня на кухню!.. Можно?! Теперь можно, Густав? Господи, можно!.. можно на кухню!.. Остаться?.. остаться здесь, на кухне, Густав, правда?! Неужели остаться, здесь, на кухне, с тобой, Густав? Боже!.. Остаться! Навсегда! С тобой, Густав, навсегда, навечно!.. Не уходи... тепло. Нет холода. Погладь меня, Густав... |
Джинн в Сети Рикки Ли
- ...джинни, а почему ты обратил внимание именно на меня? - Мне понравились ямочки на твоих щеках, - улыбнувшись, отстучал он по клавишам. - Нет, ну правда? - смеющихся смайликов было гораздо больше, чем букв в самом предложении. - У тебя ведь в анкете написано, что ты никого здесь не ищешь. И вдруг постучался ко мне? Все дело в том, хорошая моя, глядя из окна на горящие уличные фонари, думал он, что этот мир покоится на моих плечах. Я просто не имел права пройти мимо твоих грустных глаз. Хотя кто знает, что за человек скрывается за размещенной на сайте знакомств фотографией? Это может оказаться тоскующая старая дева, подвыпивший бородатый мужик, озорной подросток или такой же скучающий обормот, как я... Впрочем то, что ты действительно девчонка, я уже понял. А вот всё остальное... Ты не очень любишь рассказывать о себе, из-за чего наше общение в основном состоит из моих монологов и твоих коротких реплик. Но зато улыбаешься ты часто и охотно, что меня очень радует. - Я действительно никого не ищу. Джинны вообще самодостаточны. Просто так вышло: очень далеко отсюда, в другом, полном магии измерении, я попал в серьёзную переделку и вынужден был бежать. Куда именно? Да куда глаза глядят! Серьёзно раненый в схватке и совершенно один в окружении десятков жаждущих моей смерти демонов... - Ты дрался с демонами?! - Разумеется. Любой порядочный джинн готов драться с демонами в любое время суток и любым оружием. Видишь ли, в чем секрет: мы, могущественные джинны, умеем создавать миры и поддерживать в них жизнь, а вот демоны по своей натуре - злобные разрушители. Отсюда и вечное противостояние. - Как интересно... - Слушай же дальше, о принцесса! Друг, подумал я тогда, мне срочно нужен друг, чья помощь вернет мне силы! Враги приближались, лестница уже скрипела под их тяжелыми шагами, и тогда, торопливо отыскав среди множества плавающих вокруг ментальных сфер, наполненных желаниями, ту, что окрашена была в цвета дружбы, я схватил её и подпрыгнул... - Как подпрыгнул?! - Вверх. Ментальная сфера, подобно воздушному шару, способна нести ухватившегося за неё джинна сквозь измерения к человеку, чьё желание заключено в ней. Дальше всё просто — исполнив хранимое в ней, она лопнула, словно мыльный пузырь, и я шлепнулся прямиком на твою страничку. И уже затем, потирая ушибленный при посадке зад, выдал в эфир первую пришедшую на ум глупость. - Да-да-да, я помню! - веселые рожицы посыпались желтым горохом. - Танцующий джинн-рифмоплет случайно влетел к вам в окно - сломался ковер-самолет и с ним парашют заодно. На кухне свистнул чайник, предупреждая о готовности. Он встал из-за стола и прошел на кухню. Танцующий джинн-рифмоплет... Болтун и лентяй. Поэма неоконченная лежит второй месяц, лучшему другу-композитору свои стихи ещё неделю назад собирался предложить... С работой полный бардак — у других в этом возрасте имеется за душой если не собственный бизнес, так хоть денежная должность в какой-нибудь солидной фирме. А тут? Сплошная маета и томление духа. Но ведь пишется же, одернул он себя, пусть не поэмы, не баллады, а короткие, маленькие такие, веселые и не очень стишки-однодневки. Вылетающие из головы сразу после прочтения, но способные, однако, вызвать легкую улыбку на лице! Я себя успокаиваю, наливая кипяток в стакан, думал он. Нахожу оправдания собственной лени. Давно бы устроился на теплое место, высиживал положенные часы, терпел равнодушно придирки вышестоящих, откладывал честно вымученную копейку, и мечтал, трясясь в переполненном вагоне метро, о лежаке на берегу теплого моря, где-нибудь за тридевять земель. Вдали от опостылевшего мегаполиса, сослуживцев и собственного ничтожества. Ожил на столе мобильный, голосом Женьки возвестив: «Просыпайся, смертный, ибо в твой мир явился я - Великий и ужасный! Внимай мне, внимай!» - Привет! - друг явно куда-то спешил по улице и его голос время от времени перекрывал шум проезжающих автомобилей. - Собираешься сегодня в клуб? - Само собой. Иначе ночью спать не смогу. - Будут девочки неоттанцованные сниться? - Если бы... Новых лиц на танцполе, увы, все меньше и меньше. - Не удивительно, - рассмеялся на другом конце провода Женька, - учитывая твою страсть к новым партнершам. Потанцевал бы со старыми подружками, а то ведь на меня у них уже изжога. - Для мужчины это тупиковый путь развития, дружище. А тебя наши барышни искренне любят, так что про изжогу ты зря. Ладно, встречаемся, как обычно. Удачи! Интересно, размышлял он, вернувшись в комнату и с неудовольствием оглядывая царивший в ней беспорядок, придет ли сегодня та высокая девица, что сама пригласила меня в прошлый раз? Если я не ошибаюсь, в её глазах читалось тогда несколько больше, чем желание просто потанцевать. А мою холостяцкую берлогу давно не прибирала заботливая женская рука. Жаль, что в тот вечер я был не один, поэтому оставалось только улыбаться и болтать всякую милую чушь. Надеюсь, сегодня Женька прикроет лучшего друга, пока тот занимается устройством личной жизни. В конце концов, сколько я могу выкладываться до изнеможения, идя на поводу этих грустных, переполненных надеждой глаз? Десятков глаз, поправил он себе. - Я должен уйти, принцесса, - набрал он сообщение, - не скучай. Хорошо? - Жалко... - грустный смайлик пристроился в конце слова. - Я бы с удовольствием поболтал с тобой ещё, но меня ждут в другом измерении. - Будь осторожен, джинни! Я очень расстроюсь, если демоны опять намнут тебе бока. Он усмехнулся, немного помедлил, а потом все же набрал: - Если это не секрет, ответь - у тебя есть парень? Или хотя бы друг? На этот раз она молчала несколько минут. Джинн успел полностью одеться, привести в порядок обувь и допить остывший чай. - Есть один мальчик, который мне нравится. Но он меня не замечает. А лучший друг у меня — ты! И снова целая строка ярко-желтых улыбающихся мордашек. Мальчик, который её не замечает... В подростковом возрасте нет ничего хуже, чем безответное чувство. Первая и сразу такая неудачная любовь - теперь-то ясно, почему у девочки такие грустные глаза. Сколько же тебе лет, печальная моя подруга из Зазеркалья? Если судить по фотографии на странице, ты ещё совсем юное создание, врядли старше шестнадцати лет. Соблаговоли ты родиться хотя бы лет на десять пораньше - и у меня был бы шанс развеять твою печаль. Но, увы, принцесса - мы с тобой в слишком разных возрастных категориях. А ведь мордашка на фото очень даже милая. Погодите, парни, придет время и вы ещё за ней набегаетесь! - Я очень рад, что ты считаешь меня своим другом. И как настоящий друг, а джинны самые надежные друзья, рискну дать тебе один совет. Не стоит сидеть часами перед компьютером - самое интересное находится за порогом дома. Однако, не задерживайся допоздна, чтобы не беспокоились родители. Хорошо? - Хорошо, джинни. Я сделаю всё, как ты скажешь. Удачного тебе вечера! - И тебе, моя принцесса! Он выключил компьютер, сунул в карман куртки мобильный телефон, запер дверь в квартиру и спустился по пропахшей кошками и табачным дымом подъездной лестнице на улицу. Город встретил его огнями фонарей и моросящим с неба дождиком. Осень — дама, склонная к меланхолии, шлепая по лужам в сторону ближайшей станции метро, размышлял он. Когда она днями напролет торчит во дворе, лень лишний раз покидать уютное жилище и выходить на промокший от её слез тротуар. А ещё в эту пору очень хочется прислониться к кому-нибудь надежному и доброму, кто не оттолкнет грубо, а наоборот, заботливо распахнет объятия, щедро делясь своим теплом. Жаль только, что далеко не каждый из нас способен делиться имеющимся... |
Его мысли, завершив недолгий круг, снова вернулись к Принцессе.
Сколько мы с ней уже так болтаем, случайно зацепившись друг за друга на сайте знакомств? Недели две-три, чуть больше? Джинн и Принцесса — так мы там зарегистрировались. Ах, да — ещё у неё есть фотография на странице. У него же там только анкета — ведь он джинн, а кто-нибудь хоть раз видел запечатлённых фотографом джиннов? К тому же он никого не ищет. Так черным по белому прописано в его анкете. Тогда зачем, спрашивается, он забрёл туда? А из чистого любопытства. Или от скуки... В грохочущем вагоне метро каждый развлекает себя сам. Одни увлеченно читают, другие в тысячный раз нажимают кнопки любимого мобильного чуда, а кто-то просто дремлет, спрятавшись таким образом от надоевшей суеты. Что до Джинна, то он предпочитал писать в метро стихи. Благо вокруг столько колоритных персонажей. Вот к примеру, вольготно развалившись в одиночестве на сидении, преспокойно дрыхнет вдрызг пьяный гражданин. Вполне ухоженный дядечка и одёжка на нем не из секонд-хенда... Вечер в компании сослуживцев явно удался? На корпоративе мы купались в пиве, А потом в охотку поныряли в водку. А вот две подружки, явно спешащие на вечеринку, что-то увлеченно обсуждают между собой, не забывая время от времени простреливать озорными глазками тесное вагонное пространство. Вот этот рыцарь ничего... и смотрит с интересом? Но как делить его двоим скучающим принцессам? Рядом усталая женщина с сумкой на коленях. Опустила длинные ресницы и толи дремлет, толи перебирает в памяти длинный список дел, поджидающих её дома. Целый мир на твоих плечах - Ты следишь, чтобы он не зачах. А потом снова была улица, надоедливый дождь и Женькины нетерпеливые глаза. - Чего опаздываешь? - Не переживай, друже, без нас не начнут. Скучающий кассир за стеклом, привычный ритуал обыска на входе, затем молчаливый кивок охранника, а за стеклянными дверями уже вовсю грохочет музыка. Знакомая обстановка, мелодии, лица — и желание сразу кинутся в плотную толпу на танцполе. Осталось только выбрать с кем. - Я к нашим, - дернул его за рукав друг. - Хорошо, - кивнул он, сразу направляясь к «лестнице невест» - я позже подойду. - Счастливой тебе охоты, Маугли! И снова десятки ждущих глаз: одни смотрят открыто, другие подчеркнуто равнодушно, третьи украдкой и застенчиво. Многие хорошо знакомы, некоторые не очень, а вот совершенно новые, исполненные любопытства и ожидания. - Можно вас пригласить? Искра радости во взгляде, благосклонный кивок, нарочитая неторопливость в движении. Все формальности соблюдены и дальше остается только музыка и глаза напротив... - Как ты провел вчерашний вечер? - В общем и целом — весело. Немного устал, зато крепко спал. А ты? - Тоже вроде бы неплохо... - Точно? - что-то в её ответе ему не понравилось. Ладно, по ходу пьесы разберемся. День минувший выдался исключительно плодотворным: работа над поэмой явно сдвинулась с мертвой точки. К вечеру он хоть и устал, но испытывал вполне заслуженное чувство удовлетворенности достигнутыми успехами. Где-то в баре была початая бутылка коньяка, вспомнил Джинн. Имею сегодня законное право тяпнуть грамм сто в честь новых трудовых свершений. Он отыскал бутылку, рюмку, проверил холодильник на наличие подходящей закуски. Устроившись поудобнее перед монитором, плеснул в рюмку немного янтарного напитка и с удовольствием выпил. Что-то моя принцесса совсем заскучала... Так дело не пойдет. Он протянул руку к клавиатуре. - Прости, но что-то заставляет меня усомнится в твоих словах, о принцесса! - Нет-нет, - тут же отозвалась она торопливой строчкой, - было действительно весело... - ... но этот противный мальчишка опять не обратил на тебя внимания? - Он не противный. - Значит, глупый. Или слепой. Будь я на его месте, то никогда бы не прошел мимо такой красавицы, как ты! - Откуда ты знаешь, какая я? - У меня перед глазами твоя фотография, - напомнил он, - и поверь джинну, а уж я повидал многое на своем долгом веку — ты девочка, что надо! Этот балбес ещё локти себе будет кусать! Она молчала, а он терпеливо ждал её ответа, наслаждаясь покоем, коньяком и мыслями о завтрашнем дне. Если встать пораньше и сразу, не обременяя свежую голову всякой лабудой, сесть за поэму, то к обеду можно изрядно продвинуться. Затем короткий отдых...и что там ещё? Ах, да! Стихи для Женьки! Чем черт не шутит — вдруг им удастся вдвоем написать будущий хит? Поэт из Женьки никакой, но зато, как композитор он очень даже ничего. - ...джинни? Я понимаю, что это звучит глупо, но... - Говори, - подбодрил он её, улыбаясь, - всё равно кроме нас двоих это никто не прочтет. - Успокоил! - как же она любит смеяться! Впрочем, все девчонки в её возрасте такие — смешливые, задорные и очень неуверенные в себе. Как, впрочем, и мальчишки. Он и сам был таким, чего уж греха таить. - Ты не будешь смеяться надо мной? - О чем ты? Ведь я твой друг! Вещай смело, я весь во внимании. - Ты не мог бы выполнить одно моё желание? Что за чушь, какое ещё желание? - удивленно спросил он себя. А потом хлопнул по лбу — я ведь Джинн! Господи, чего она может потребовать от меня? - заметалась в голове испуганной птицей мысль, но руки уже сами торопливо набрали: - Всё, что в моих силах, о принцесса! Только умоляю тебе, не проси звезду с неба — это так банально! - Нет-нет, - сообщили ему очередные улыбающиеся рожицы, - звезда мне не нужна. Просто... Пусть Он меня, наконец, заметит! И что теперь будем делать, а самозванный джинн? Девочка ждет ответа. Можно, разумеется, позорно откреститься — дескать, сфера человеческих взаимоотношений лежит вне компетенции джиннов. Вот если, скажем, построить хрустальный дворец или прислать по почте коробку шоколадных конфет, то тут без проблем, но... Ах, как не хочется разрушать сказку! Хотя, постой, чудотворец-самоучка, не спеши выкидывать белый флаг! - Хорошо, принцесса, - набрал он, - я сделаю то, о чем ты просишь. - Правда?! - Честное слово джинна! Только одно условие... - Какое? - неужели она всерьёз верит его словам? - Ты должна набраться смелости и трижды оказаться на его пути. Прости, но если ты станешь как обычно прятаться где-то в углу, как он сможет тебя разглядеть? - Я поняла, джинни. Вот только... не знаю... - Запомни, хорошая моя, истину, дошедшую к нам из тьмы веков - «Слабый ищет случая, сильный его создает!» - Я очень боюсь, что сделаю что-нибудь неправильно. - Ты не можешь сделать что-либо неправильно. Это изначально не заложено в женщине природой. И потом, в каждом твоем движении таится бесценный опыт прародительниц, начиная с Евы. - С Лилит... Первой была она. - Лично мне, как порядочному джинну, больше по душе Ева, чем злая демоница. Главное, не забывай повторять про себя древнюю ритуальную фразу-заклинание, что известно барышням ещё со времен Клеопатры. - Какое заклинание? - не поняла она - Я самая обаятельная... - ... и привлекательная!!! - очередная вереница веселых рожиц, длиною в строчку, высыпала на экран. - Вот и умница! А сейчас я должен уйти. Настало время отдохнуть и набраться сил перед колдовством — ведь твой мальчик, как я понял, тот ещё фрукт! Весь следующий день снова прошел в напряженных трудах. Джинн был упорен в своем желании и строчки покорно ложились на бумагу одна за одной. Молчал, затаившись где-то на кухне телефон, жил своей жизнью огромный город за окном, многоголосый и разноликий. Погрузившись с головой в работу, Джинн не сразу заметил, что наступил вечер. Придвинув стул к окну и устало щурясь, он придирчиво перечитывал плоды дневных трудов. Неплохо, хотя местами и сыровато. Но уже хоть что-то — если так пойдет и дальше, то через месяц есть шанс закончить поэму. Он с наслаждением потянулся, ощущая радость застоявшихся в бездействии мышц. Прямо со стула скатился на пол и принялся отжиматься, стремясь вытряхнуть из себя накопившуюся в теле усталость. А не пойти ли мне сегодня в клуб? - размышлял он под сумасшедший стук сердца, обессилено растянувшись на ковре. - Ведь я честно заслужил часок-другой кружения под музыку. Не перед телевизором же, в конце концов, губить такой прекрасный вечер! Позвоню Женьке, выманю кого-нибудь из знакомых девчонок... или снова к незнакомым? Новая партнерша — это своего рода вызов его умению «ведущего», ведь каждый раз приходится преодолевать определенное сопротивление. А в результате рождается короткая история любви, созданная за считанные минуты двумя абсолютно разными людьми. Или не созданная — выходило порой всякое. Но в противном случае он всегда винил только себя. Пойду, решил он, поднимаясь с пола, - очень хочется окунуться в музыку и увидеть блестящие от счастья глаза. - Жень, - сказал Джинн в трубку, набрав номер лучшего друга, - очень хочется потанцевать. Ты как? - Я сплю, - сонно ответила трубка, - а ты иди к черту. - С ума сошел? - Джинн бросил взгляд на часы. - Ещё только восемь часов вечера! - Я всю ночь писал музыку, а днем работал. У меня болит голова, я устал в конце концов! - Всё-всё-всё! Убедил! - Джинн выключил телефон и бросил его на кровать. - Ну что ж... Выходит так, что я нынче одинокий волк? Не самый плохой вариант... И счастливой тебе охоты, джинни! Сегодняшний осенний вечер совершенно не похож на предыдущие, думал он, шагая к метро. Днем, впервые за последнюю неделю, из-за серой пелены облаков выглянуло солнце. Всего на пару часов, а как всё изменилось! Исчезла слякоть под ногами, заметно потеплело и в воздухе уже не пахнет дождем. Можно идти по улице без зонта, в распахнутой на груди куртке и смотреть на звезды... Но лучше всё-таки смотреть под ноги, корил он себя спустя считанные секунды, вежливо извиняясь перед девушкой с испуганным лицом, что совершенно неожиданно остановилась на тротуаре прямо перед ним, пытаясь отыскать нечто очень важное в своей сумке. Занятый мыслями и разглядыванием звездного неба, Джинн не заметил её и весьма ощутимо толкнул, налетев сзади. Слава богу, что все обошлось без травм и скандала. Прижимая руку к груди, Джинн пробормотал слова извинения и поспешил дальше. Не доходя до метро, он задержался возле киоска с газетами: захотелось что-нибудь почитать, отвлечься от теснящихся в голове мыслей и образов. Отстояв короткую очередь и выбрав одно из спортивных изданий, Джинн направился к стеклянным дверям. Плотный людской поток пронес его через турникеты метро и потеряв первоначальный напор, выбросил на перрон. Вынырнувший из темноты туннеля поезд жадно распахнул пасти-двери, торопливо проглатывая очередную порцию пассажиров и чудом умудряясь не треснуть по швам. Джинн, в числе прочих, сунулся было внутрь, но у самых дверей остановился. Вагон был переполнен, сумевшие войти толкались в дверях, в стремлении продвинутся дальше. Поеду на следующем, решил он, но мощный толчок в спину швырнул его вперед, на стоявших в проходе пассажиров. Напор новых желающих оказался настолько силен, что спустя мгновение Джинн оказался уже в глубине вагона, лицом к лицу с той самой девушкой, в которую он умудрился врезаться второй раз за сегодняшний вечер. - Тысячу извинений, - стараясь не смотреть в скривившееся от боли лицо, пробормотал он. - Честное слово, не по собственной инициативе! Незнакомка молчала, крепко зажатая плечами стоявших рядом людей. Поезд наконец тронулся и Джинн рискнул поднять глаза. Она смотрела на него со странным выражением на лице: удивление, недоверие, испуг чередовались на нем с едва уловимой быстротой. - Всё нормально? - рискнул спросить Джинн. - Я вас не сильно ушиб? Она в ответ молча кивнула головой и отвела взгляд. Он в свою очередь, испытывая странную неловкость, не пытался более заговорить с ней. Так они проехали рядом несколько станций, старательно глядя в разные стороны и не произнося ни слова. Как выяснилось чуть позже, выходить им нужно на одной и той же станции. Джинн исхитрился извернуться в тесноте вагона, пропуская девушку вперед. На перроне она оглянулась, возможно разыскивая именно его в толпе, но он этого уже не видел, торопливо шагая к эскалатору — очень хотелось поскорей вырваться из давки на свежий воздух, под звездное небо. Перед входом в клуб было многолюдно, у окошка кассы выстроилась очередь желающих попасть внутрь. Отстояв за билетом и пройдя фейс-контроль, Джинн с облегчением вздохнул — все мучения позади. Настало время охоты! Пожимая руки и кивая знакомым, он в нетерпении оглядывался по сторонам. Народу сегодня, однако... На танцполе не протолкнуться. А кто из девушек в имеется в наличии? - Привет! - его уже настойчиво теребили за руку. - Привет! - перекрикивая музыку, отозвался он. - Пойдем? - Пойдем, - кивнул Джинн, увлекая её за собой. Раз настало время веселиться, чего тянуть? Менялись партнерши и мелодии, он уходил и возвращался на танцпол, раз за разом проходя по «лестнице невест». Незаметно прошел час, затем второй... Наступил момент, когда ноги потеряли легкость и сумасшедший ритм упрямым мустангом начал вырываться из-под контроля. Хватит, решил он. Время выпить на дорожку бокал пива, помахать лапкой верным подружкам и отправляться восвояси. Вернув на место очередную барышню, Джинн уверенным шагом направился к бару. - Налей пива, - вытирая струившийся по лицу пот, попросил он знакомого паренька за стойкой. - Устал? - поинтересовался тот, колдуя над кружкой. - Есть немного. - Держи, - протянул ему полную кружку бармен. - Спасибо, - расплатившись, Джинн сделал шаг назад, и повернувшись, угодил кружкой точно в плечо стоявшей за его спиной девушки. Незнакомке здорово досталось: от сильного толчка часть пива из кружки перекочевало на её майку и джинсы. Досталось и Джинну: на светлой рубашке расплывались большое мокрое пятно. - Это судьба, - мрачно констатировал он, разглядывая последствия столкновения. - Вам и так дважды везло сегодня при встречах со мной, но согласитесь, что любое везение рано или поздно заканчивается. И тут он первый раз услышал её голос. Она засмеялась: сначала негромко и застенчиво, но секунду спустя, открыто и уже не сдерживаясь. У Джинна сразу отлегло от сердца. Он повернулся к бармену и попросил: - У нас тут ДТП случилось. Дай, пожалуйста, салфеток. Пачку. И коктейль даме. Дама пьет коктейли? Не переставая улыбаться, дама кивнула головой. Бармен передал им стопку салфеток и они взялись приводить себя в порядок. Разглядывая пятно на груди, Джинн грустно покачал головой: - От салфеток толку мало. Но я знаю хороший способ, позволяющий довольно быстро просушить одежду. - А именно? - поинтересовалась незнакомка. Когда она улыбалась, на её щеках появлялись забавные ямочки. Джинн почувствовал странное волнение в груди. - Там, - кивнул головой в сторону танцпола, - если, конечно, барышня танцует. В её глазах одно за другим промелькнули удивление, радость и что-то ещё, не совсем понятное Джинну. Облегчение? - Идем? - взял он её за руку. - А напитки пусть подождут. Хорошо? Она помедлила немного, затем свободной рукой отложила в сторону салфетку, которой вытирала свои джинсы, и с неизвестно откуда взявшейся царственной неторопливостью повела его за собой. По «лестнице невест», мимо ожидающих там девчонок, спокойно и как-то даже по-хозяйски. Шагающий следом Джинн улыбнулся — так с ним поступали впервые на его памяти. С другой стороны, ей сегодня от него здорово досталось. Мир держится на моих плечах, сказал он себе, и сейчас я его немного повращаю... Домой он вернулся поздно, усталый, но весьма довольный собой. Скинув одежду, плюхнулся на кровать, и, заложив руки за голову, с улыбкой уставился в потолок. А ведь в ней что-то есть, размышлял он, вспоминая прошедший вечер. Она кажется мне и знакомой, и незнакомой одновременно. Странное и неподдающееся объяснению ощущение. За бокалом коктейля выяснилось, что мы с ней одногодки, учились в соседних школах и всю жизнь прожили в одном микрорайоне. Она утверждает, что ходит в этот клуб уже полгода, а её раньше не замечал... Он поднялся с кровати, подошел к столу и включил компьютер. В ожидании прошелся по комнате, бросил взгляд на часы. Интересно, Женька сейчас дрыхнет и сочиняет музыку? Он не удержался и набрал номер. - Да? - спустя пару гудков, отозвался друг. - Не спишь? - Да разве с тобой уснешь? Напрыгался, танцор? - Ага, - весело улыбаясь, ответил Джинн. - Знаешь, чего я звоню? - Откуда, - усмехнулся Женька, - телепатия не мой конек. - Давай песню напишем? Вместе. Выбирай любые из моих стихов и пиши к ним музыку. - Откуда вдруг такая щедрость? - в голосе Женьки проскользнуло удивление. - Ну, а чего они лежат мертвым грузом? Согласен? - Да не вопрос... Кое-что стоящее у тебя там вроде было... Ладно, договорились — сварганим на досуге хит! - Лады, трудись, Моцарт! - Иди спать, Есенин! Положив трубку, Джинн присел за компьютер, набрал адрес сайта знакомств. Не смотря на позднее время, она находилась в Сети, а его поджидало радостное сообщение. - Джинни, ты маг и чародей! Он меня заметил!!! Я люблю тебя! Ну вот, подумал он с удовлетворением, всё получилось. Теперь у девочки начнется совсем другая жизнь. Жаль только, что нам так и не удалось поболтать с ней вживую. Но с другой стороны — Принцессе всего шестнадцать, а мне уже за тридцать. Ореол сказочной таинственности при очной встрече развеется, и ей станет со мной скушно и не интересно. - Я рад, что твоё желание исполнилось. Надеюсь, парень не разочарует тебя слишком быстро. - Он очень хороший! - смешливые рожицы снова гонялись друг за другом в её предложениях. - Я так счастлива, джинни! - Я тоже, принцесса. Теперь всё будет хорошо. Если ты не против, хорошая моя, то помахав на прощание лапкой, я отправлюсь спать.Очень, знаешь ли, устал за сегодня. - Конечно, джинни! Он зевнул и протянул было руку, желая выключить компьютер, но она его опередила. - Джинни? - Да, принцесса? - Я хотела открыть тебе один секрет. - Твой секрет не потерпит до завтра? - поморщился он. - Очень спать хочется. - До завтра я десять раз передумаю! - Хорошо, - смирился он, - но только один! Я весь во внимании. - Ты говорил, что тебе нравится моя фотография? - Говорил. - Понимаешь, какая штука... Это фотография моей младшей сестры. Я просто постеснялась выставлять на всеобщее обозрение свою. - Ну и зря, - зевнул он во весь рот. - Я уверен, что ты не уступаешь ей в красоте. - Теперь это уже не важно, - ответила она, - ведь благодаря тебе необходимость в странице отпала. Но я оставлю её такой, как она есть, чтобы иметь возможность изредка навещать тебя. Хорошо, джинни? - Договорились, принцесса, - ответил он, - я всегда буду рад поболтать с тобой. Он выключил компьютер, разделся и залез под одеяло. За окном, в обнимку с ветром бродила грустная осень, время от времени швыряя на карниз капли дождя. Спал огромный город, отдыхая от трудовой недели, спали его жители, старые и молодые, набираясь сил для нового дня. Мир покоится на моих плечах, думал Джинн, медленно проваливаясь в сон, мир покоится... |
Вконтакте ум. ruВолеро Дивус
Люблю весну... Весной мне пишется. Мне вообще нужно небо, не могу, когда не видно. Голубое небо, высокие пушинки облаков... Взгляну — жить хочется. Та весна выдалась ранней. Читальный зал нежился в лучах майского солнца, открыли окна — между рядами потянуло свежестью. Я сидел в середине, где всегда. Окон не люблю — отвлекает. То птичка на ветку присядет, то листья зашелестят... чтобы писать, покой нужен. Она присела к окну. Лёгкое платье, золотистые волосы, и вся белокожая такая, ну ангел просто! Работа моя застопорилась, я засмотрелся. Что за чудное созданье... Её прозрачная белизна очаровала, мои мысли спутались... Я выключил ноут, встал. Прошёлся рядом, как бы ненароком, всмотрелся — на столе незнакомки лежали Цветаева, Ахматова. В мониторе её ноутбука успел заметить — Вконтакте!.. Сидела Вконтакте. Я вгляделся ещё зорче — Юлия Алая... Какое странное имя!.. Возвратился на место, вошёл Вконтакт, набираю её имя, пишу какую-то чушь. Что-то вроде: «У вас такое странное имя... такое лиричное...» В общем, выдал первое, что вспомнил: «Мне нравится, что вы больны не мной...» Смотрю — читает, руку на книгу положила, улыбнулась... посмотрела в окно, задумалась. Повернулась, застучала по клавиатуре, в ответ значит... Получаю. Сама снова в окно — ждёт. Ветерок растрепал локоны, она пригладила рукой... Пишу: «Вы — блондинка, я хотел бы, чтобы вы были блондинкой... чтобы сидели у окна, чтоб ветерок играл вашими золотистыми волосами...» Читает, губку покусывает. Пишет: «Кто вы?» «Валентин». «Вы словно стоите за моим плечом, наблюдаете... не дух бесплотный? Может вы тот самый?..» «Может и тот самый... - отвечаю, - может и за плечом...» Читает, улыбается, чуть оглядывается — на лицо падает луч, боже мой!.. Какое же у неё лицо!.. белое, чистое, до прозрачности!.. Пишу: «Ваше лицо в солнечном свете! Если я дух бесплотный, то вы ангел!..» Смутилась. Стала осматриваться, скользнула взглядом и по мне. Встала, пошла к выходу, я — следом. - Здравствуйте... Валентин. - Дух бесплотный? - смотрит ласково. - Он самый... Простите. - Ничего, было забавно. Юлия... Юлия Алая. - Можно вас проводить, Юлия? - Куда? - опустила взгляд. - Домой... - я вдохнул поглубже. - Вы мне нравитесь. Я... я люблю таких... - Каких? Бледных? - Да... то есть нет! Не бледных!.. Светлых.. лицом. Златовласок, в общем... Замолчала. Потом: - Можете. Только... - Что?.. - У меня лейкоз, Валентин. Поэтому я такая... светлая. Она остановилась, я открыл, было, рот, но сказать не нашёлся. - Я вам всё ещё нравлюсь? Она умерла через год. Той весной мы были счастливы. Потом я просто был рядом: она держала меня за руку, а я читал Цветаеву. Прошло много лет, а я всё сажусь на то же самое место, смотрю: а вдруг?.. вдруг увижу, вдруг спустится ангелом, хоть на миг?.. Хоть на миг... мне бы хватило. Смотрю и сейчас. Солнце, весна... но ангела там нет. Как-то незадолго Юлия сказала: «Напиши... Напиши, как мы любили...» - сжала мне руку, до сих пор чувствую её прикосновение. Раньше не мог. Но годы притупили боль. Весна. Люблю весну... весной мне пишется. |
Мотька, Матильда, Матрёна, она же Амата СергеевнаАнатолий Комиссаренко
= 1 = Мотька, точнее – Амата, она же – Матильда и Матрёна, наша собака породы боксёр. Имена варьируют, в зависимости от настроения хозяев и от поведения собаки. Если хозяева идут по улице и видят восхищённые взгляды прохожих, то к собаке обращаются благородно: «Амата! Рядом!». Если любимица надоела просьбами поиграть с ней, от неё отпихиваются: «Мотька, отстань!». Если Мотька напугала котёнка или сделала что-то непотребное для своей величины и взрослости, её укоряют: «Матильда, ну ты же здоровая собачатина!» А если Мотька опростоволосилась в чём-то и попала впросак: «Эх, Матрёна…». Мотька по натуре собака добрая. Но серьёзный взгляд из-под насупленных бровей в обрамлении чёрных «очков» на рыжей морде, низко свисающие губы-брыли придают ей грозный вид. За это младшая дочь называет Мотьку Аматой Сергеевной. Публике очень нравится, когда на просьбу: «Амата Сергеевна, подойди ко мне!» из кустов степенно выходит суровая боксёрка, и словно говорит взглядом: «Слушаю вас!». Мотьке четыре года. Собака в расцвете сил и ума. У неё есть недостатки и достоинства… Но достоинств, несомненно, больше. Главное из которых – она тебе всегда безмерно рада. Мотька прекрасно знает, что хозяйка приходит с работы в половине шестого. Минут за пятнадцать до прихода хозяйки Мотька запрыгивает на подоконник, откуда наблюдает за жизнью двора, и внимательно контролирует, кто где идёт. Увидев вдалеке знакомую фигуру, привстаёт, вглядывается… Да, это хозяйка! С воплем: «Уа-оу-ы!», что означает, видимо: «Ура! Моя горячо любимая хозяйка идёт!», кидается к двери. Если никто следом не спешит, через несколько секунд раздаётся возмущённое скуление и гневное: «Уао-о-о!», что в переводе с собачьего означает: «Ну вы что сидите?! Хозяйка же идёт!». Если хозяйка задерживается у почтового ящика или, не дай бог, с соседкой, собачьим расстройствам нет меры: «Вау-ау-ауы!» - «Ну где же ты?! Я ведь жду тебя!!!». Едва открывается дверь, Мотька, извиваясь бубликом, прижимается к ногам хозяйки, и, за неимением хвоста, виляет всей задней частью туловища. Собачья морда сияет от радости и улыбается, словно в великий праздник. Погладив собаку, похлопав её по спине, потрепав за брыли – отвислые губы -, хозяйка здоровается и успокаивает любимицу: «Здравствуй, здравствуй, моя хорошая! Ну всё, Мотька, всё, иди на место». Мотька тут же успокаивается, идёт под столик в коридоре, где у неё, словно в конуре, расстелена подстилка, сворачивается клубком и словно бы засыпает. Отдохнув немного, хозяйка берёт сумку, идёт в гастроном. Мотька тут же вскакивает и мчится на подоконник, чтобы посмотреть, куда пошла хозяйка. Если без сумки, значит надолго. Мотька возвращается к себе. А если с хозяйственной сумкой – значит, скоро вернётся. Мотька ждёт её возвращения. И едва хозяйка войдёт в квартиру, как Мотька суёт морду в сумку, чтобы понюхать, что хозяйка принесла. За обеденным столом Мотька сидит вместе с нами. Она не жадная, не просит котлет или мяса, не ворует колбасу. Просто наблюдает, как мы едим, слушает, что мы говорим. Молчаливо общается. Но если кто-то положит кусочек хлеба не рядом с собой, а в стороне, она указывает носом и спрашивает глазами: «Можно взять?». Если ей разрешают: «Возьми», аккуратно подбирает кусочек и «общается» дальше. Если Мотьке разрешают, она спит в кресле, на диване, на софе. Причём, ложится так, чтобы под головой была подушка. Даже если подушка упадёт на пол, Мотька ложится на полу головой на подушку. Кормим Мотьку мы два раза в день, макаронами «по флотски» с разными добавками. Чаще всего вместо мяса в макароны добавляем субпродукты для собак. Когда подходит время кормления, Мотька идёт на кухню, садится за стол мордой к холодильнику, в котором хранится её кастрюля с макаронами и ждёт. Если мы забываем покормить ее, и не приходим долгое время, Мотька напоминает нам высоким коротким удивлённым поскуливанием: - У! Мол, эй! Ну, вы чего меня не кормите! А если и после этого никто не приходит на кухню, то идёт к кому-нибудь, трогает лапой и спрашивает: - У? На прогулку Мотька тащит нас, как мощный буксир. И с прогулки домой возвращается с удовольствием. Знает, что после прогулки её покормят. Но если она на улице поскандалит с какой-нибудь собакой, погонится за кошкой или сделает ещё что-то неподобающее воспитанной собаке, домой идёт чуть отстав от хозяина, показывая своим видом, что раскаялась, что понимает проступок. И подставляет голову под руку хозяина. Потому что, если хозяин погладит её – это будет знаком прощения. Мотька тут же веселеет и забывает о своих грехах. Если же жеста примирения со стороны хозяина не дожидается, то перед дверью тяжело вздыхает и пропускает хозяина вперёд: «Иди, а я уж потом как-нибудь…». Да ещё и задержится за дверью, глядя на хозяина исподлобья: «Можно, что-ли?». По-моему, у Мотьки есть чувство юмора. Однажды мы возвращались домой после прогулки. Я остановился у двери, чтобы открыть замок. У Мотьки зачесался нос. Не долго думая, она коротко почесала нос о моё колено… Взглянула на меня, словно наблюдая, как я отреагирую. И увидев, что я отреагировал спокойно, принялась чесать нос основательнее. И такое у неё было плутовское выражение морды! Мотька очень сильная собака. Иногда мы с ней устраиваем соревнования по «армреслингу». Я хватаю Мотьку за шкуру на щеках, она поднимается на задние лапы, обхватывает передними лапами мои руки – и начинается борьба. Её задача – вырваться из моего захвата и сделать вид, что она укусила мои руки. Моя задача – удержать её в захвате. Не всегда ей удаётся освободиться от моего захвата. Если я держу Мотьку слишком долго, она в конце концов затихает, подчиняясь моим рукам. А когда я отпускаю её, постояв в задумчивом недоумении несколько секунд, растерянно уходит в свою «конуру». И какое-то время после своего поражения относится ко мне с гораздо бОльшим почтением, чем обычно. Мотька любит бывать на даче, на пляже, на природе. И прекрасно знает, что на дачу или отдыхать мы ездим в праздники и в выходные. Её совершенно не волнует, если в будни кто-то берёт вёдра, сумки или туристические принадлежности. Если в будни кто-то произнесёт «дача, Волга, на природу», она всего лишь вскинет голову и вопросительно посмотрит: «Когда?». В выходные эти слова просто так произносить нельзя. В субботу или в воскресенье, или в любой праздничный день с раннего утра Мотька внимательно наблюдает за действиями хозяев, слушает, о чём они говорят. Если мы обсуждаем, ехать или не ехать, то избегаем употреблять слова, намекающие на поездку . Говорим: «Покопать землю, собрать ягоду, поваляться на песке или съездить на бережок». А если обсуждаем, взять с собой Мотьку или нет, говорим о «рыжей бестии, вон той заразе, или бесхвостой зверюге». Всё утро Мотька с подозрительным видом ходит за хозяином или за хозяйкой, наблюдая, что они берут. Чайник? Не то… Таз? С ним на отдых не ездят… Мотьку прогоняют с кухни: «Уйди, не мешай!». Она как бы уходит, но то и дело высовывает нос из-за угла, подглядывает. Что берут? Сумку, с которой ходят в гастроном? Не то… На балкон пошёл… Зачем пошёл на балкон? Там лежит рюкзак! Едем?! А меня возьмёте? Ага – шампуры положили… Дачную посуду… Значит, на дачу собираетесь? А меня возьмёте? Возьмёте, а? - Возьмём, Мотька, возьмём. Раздаётся восторженный вопль, тридцатикилограммовая собачатина высоко подпрыгивает на козлячий манер, мчится к двери, долбит в неё лапами, мчится назад, снуёт между ног, сшибает сумки: - Ну пойдёмте же! Я хочу на дачу! Ну что вы так медленно?! - Подожди, Мотька, мы ещё не собрались! Рыжая торпеда носится по квартире, сшибает всё, что попадается ей на пути… - Да выведи ты её на улицу! Она не даст нам собраться! - Мотька, гулять! Мотька выбегает в открытую дверь. У наружной двери останавливается и поднимает голову, чтобы я надел на неё ошейник с поводком. В подъезде останавливается, оглядывается: «А где остальные?» - Идём, идём, сейчас придут. На улице останавливается: «Да где же они? Я без них не пойду!». - Пойдём на травку, Мотька, сейчас выйдут. «Не пойду! Без них не пойду!» Нет, пока остальные не выйдут, Мотька будет ждать и дальше не пойдёт. Наконец, жена и дочери выходят из подъезда. Мотька радостно вспрыгивает, восторженно вопит: «Уо-ау!» и тащит меня к машине. Если народу много, Мотька садится на заднее сиденье. Если мы едем с ней вдвоём – на переднее. Боковое стекло должно быть опущено, потому что Мотька любит ехать, высунув голову в окно. Завидев пасущихся на обочине коров или бегущих собак, коротко ворчит: «М-м…» и сопровождает животных взглядом и поворотом головы, пока те не останутся далеко сзади. Или же сидит прямо, гордо расправив грудь, и наблюдает за дорогой через лобовое стекло. Ранней весной и поздней осенью Мотька на даче мёрзнет. Как бы грозно ни выглядела, а собачка она короткошерстная, комнатная. В этом случае мы одеваем Мотьку в свитер. В старом детском свитере с широким воротником, красиво облегающим собачью шею, с обрезанными «до локтей» рукавами, подвязанная в талии пояском Мотька выглядит очень симпатично. = 2 = Мотька любит играть. На улице играет в известную собачью игру под названием «Принеси палку». Мотька очень любит детей. Увидев гуляющих ребятишек, она просит взглядом и нетерпеливым перетаптыванием: «Отпусти поиграть, а?». Я спрашиваю ребятишек, не будут ли они против, чтобы собачка поиграла с ними. Естественно, все опасаются грозной морды крупной собаки. Следуют вопросы: - А она не кусается? - А можно её погладить? Кто-то осмеливается тронуть её: - Как плюшевая! Кого-то Мотька толкает холодным носом. И вот контакты налажены, Мотька подхватывает какую-нибудь палку, или выхватыает палку из чьих-либо рук, и игра в догонялки начинается. Мотька убегает, держа в пасти палку, оглядывается, словно приглашая: «Догоняйте меня!». Сначала с опаской, а потом всё более весело ребятня начинает гоняться за Мотькой. Далеко Мотька не убегает, всё время возвращается к детишкам, лавирует между ними, ускользает от мальчишечьих рук. Раззадорившись, ребятня пытается схватить гладкошерстную собаку за спину, хватает её за шею и даже за ноги. Чтобы ребятишки не поранили себе руки, я снимаю с Мотьки ошейник. Теперь удержать собаку невозможно, даже если навалиться гурьбой. Что иногда и происходит. Если ребятишки устают или теряют интерес к игре, Мотька останавливается, а то и подходит к кому-нибудь, тычет в него носом, словно дразнит: «Ну, хватай за палку!». На пляже Мотька носится по кромке воды без устали. Проходит совсем немного времени, и большинство детишек, совсем недавно боявшихся собак, с восторгом вопят: «Мотька, принеси!», бросают палки, игрушки, надувные круги в воду, и визжат от удовольствия, когда радостная Мотька выполняет их команды. Мотька умеет нырять! Ныряет она лапами вперёд, наподобие ныряющих «щучкой» мальчишек. Девочка-подросток, увидев, как Мотька нырнула и достала со дна обронённый девочкой предмет, восторженно завопила: «Мама! Собака нырять умеет!». Осенью на улице грязь, не разбегаешься. Прогулки короткие, собаке скучно. Заскучав, Мотька подходит ко мне, трогает лапой, смотрит в глаза: «Поиграй, а?». Я страшно поднимаю вверх руки, пугаю Мотьку: «Гав!». Мотька делает вид, что пугается, проскальзывая когтями на линолиуме, мчится в соседнюю комнату, на полном ходу делает разворот, мчится назад. Я снова встречаю её «страшными» жестами и рычанием. Мотька разворачивается, мчится прочь, потом назад… Ковры в гармошку, табуретки с грохотом в стороны... - Вы что творите?! – возмущается жена. - Мы играем, - отвечаю я. – Скучно девчонке… Но самая страшная игра – в «злые тапочки». Я сижу в кресле на роликовых ножках, и делаю вид, что хочу наступить Мотьке на лапы. Мотька убирает лапы, громко рычит, делает вид, что хочет укусить меня за ноги. Я быстро-быстро мельтешу ногами, иногда понарошку наступаю Мотьке на лапы… Мотька рычит ещё страшнее… Стоящий под окном человек может подумать, что в квартире дерётся свора собак. Причём, дерутся собаки не на жизнь, а на смерть. Мои тапки шустрее Мотьки, Мотька прячет лапы себе под грудь… - Всё, Мотька, хватит, - перестаю я играть. Мотька валится на бок, а потом и вовсе переворачивается на спину, довольно потягивается: «Славно поиграли! Классно порычали!». Когда мне некогда, я отсылаю Мотьку: - Иди, с мамой играй. Мотька вздыхает, идёт к маме. Маме неохота играть, она отсылает собаку к дочери: - Иди, с Каролиной играй. Каролина играет с Мотькой в прятки. Сажает Мотьку в зале, а сама бежит прятаться. Спрятавшись, командует: «Ищи!». Мотька неторопливо и снисходительно идёт искать. Проходит коридор, где никого нет, идёт на кухню. Там тоже никого нет. Идёт мимо спальни, где за дверью прячется Каролина. Останавливается у двери, нюхает щель, коротко повиливает куцым хвостиком: «Чую…», и идёт дальше. Ей хочется играть долго. Сходив для порядка в детскую комнату, возвращается к двери, за которой спряталась Каролина, замирает. Каролина слышит, что Мотька стоит где-то рядом, но не видит собаку. Едва сдерживая смех, она высовывает из-за двери маленькое зеркальце и, как в перископ, пытается «обозреть окрестности». Мотька смотрит в зеркало, хвостик её делает радостное «дрыг-дрыг», на морде написано: «Вижу, вижу тебя!». Взгляды Каролины и Мотьки встречаются. Каролина, поняв, что обнаружена, с хохотом выскакивает из-за двери, принимается трепать Мотьку за уши, Мотька страшно рычит, делает вид, что кусает Каролину за руки, по-борцовски отбивается передними лапами… Славно поиграли! Иногда мы с Мотькой играем в интеллектуальную игру под названием «В какой руке?». Я сажаю Мотьку перед собой, даю ей понюхать монетку или другой мелкий предмет. За спиной, или у Мотьки перед мордой, делая обманные движения, прячу монетку в кулак. И показываю кулаки Мотьке: «В какой руке?». Мотька сосредоточенно разглядывает кулаки, громко, как пылесос, нюхает, тыкаясь холодным носом в пальцы. Приняв решение, трогает лапищей нужный кулак. Я раскрываю ладонь: «Правильно!». Мотька довольно виляет хвостиком, на морде у неё радостное выражение. Мотька практически не ошибается в определении спрятанной вещи. Иногда я хитрю и прячу монетку у себя за спиной, или незаметно роняю между колен. Мотька долго и сосредоточенно вынюхивает пустые кулаки. Наконец, трогает лапой один кулак. Я раскрываю ладонь – пусто! Мотька трогает другой кулак. Раскрываю ладонь – и здесь пусто! Видели бы вы недоумение обманутой собаки! А ещё мы играем в камешки. Это снова на улице. Я наступаю на камешек. Мотька становится на изготовку. Я убираю ногу с камешка, Мотька кидается, чтобы прикрыть камешек лапами, но я успеваю наступить на камешек. Мотька отступает. Я снова убираю ногу с камешка… Рано или поздно Мотька успевает накрыть лапами камешек. Роли меняются. Мотька прикрывает камешек лапами, а для надёжности и мордой. Внимательно следит снизу вверх за моими движениями. Я отступаю на шаг. Мотька убирает с лап морду. Я отступаю ещё на шаг. Мотька раздвигает лапы, показывая мне камешек. Делаю шаг вперёд… Мотька закрывает камешек одной лапой. Делаю второй шаг. Мотька закрывает камешек обоими лапами. Иду вроде бы мимо… Мотька показывает камешек. Прыгаю, намереваясь наступить на камешек. Мотька закрывает камешек лапами, мордой, а потом и вовсе наваливается грудью, смотрит хитро: «Попробуй, отними!» = 3 = А ещё у нас живёт Аська. Аська - настоящая крыса. Серая, шустрая, суетливая, с чёрными глазами-бусинками. Она очень общительная. Когда мы приходим с работы, Аська, соскучившись, просится из клетки. Мы сажаем её на плечо. И Аська начинает что-то рассказывать на ухо: попискивает, прищёлкивает, шипит, щебечет… Щекочет длинными усами ухо, а то примется вылизывать горячим сильным язычком лицо. Потом спускается на руки, вылизывает пальцы. А иногда начинает баловаться и покусывать пальцы. Но не сильно, ни разу не укусила до крови. Аська любит, когда её гладят по спинке, по голове. Вытягивает мордочку, закатывает от удовольствия глаза, распластывается и словно засыпает. Но стоит прекратить поглаживание, хватает один из пальцев в свой кулачок и начинает вылизывать его, словно выпрашивая таким образом продолжение «массажа». Аська живёт в большой клетке. Когда Аське надоедает сидеть взаперти, она хватается за прутья клетки и трясёт их, сердито попискивая, словно требуя: «Выпустите меня! Выпустите меня сейчас же!» Мы открываем клетку, Аська вылезает из клетки на столик, затем прыгает на книжную полку, по полкам добирается до пола и идёт путешествовать по квартире. Аська не любит открытых пространств. Если ей надо перебежать на другую сторону комнаты, она побежит не через середину, а вдоль стены, даже если путь от этого будет в два раза длинее. Нет, она ничего не грызёт, и никуда не сбегает. А зачем? Ей у нас хорошо. Когда мы вспоминаем, что Аськи долго не видно, найти ее всегда можно на кухне. А стоит похлопать по полу ладонью, как Аська прибегает. Аська и Мотька терпят друг друга. Аська не боится Мотьку, лезет через неё, если Мотька лежит поперёк её пути. Задержавшись, может немного погрызть Мотькин коготь. Аська вообще любит между делом всё пробовать на зуб. Иногда Мотька подходит к клетке и, уткнувшись носом в прутья, наблюдает за крысой. Аське такие наблюдения не нравятся. Она подбегает к решётке, одной лапой, как рукой, хватается за прутик, а второй отпихивает собачий нос: «Отойди!». То же и на прогулках по полу. Если собака слишком надоедает Аське, крыса отпихивает собачью морду двумя руками. А если Мотька продолжает надоедать, Аська может укусить её за нос. А потом расстраивается. И Амата Сергеевна, тоже. И сидят обе, расстроенные, не глядя друг на друга... |
КражаОльга ЕзовскаяМатвей Ефимович Кожемякин был заядлый рыбак. Вернее сказать, он был фанатик от рыбалки. Ещё точнее, рыбалка была его религией. И если бы все рыбаки вдруг объединились в некую рыболовную конфессию, Матвей Ефимович, как пить дать, стал бы магистром этого экзотического Ордена Рыболовов. «Святил бы всех удочкой, на шеи вешал блёсны, а причащал ухой», - шутливо ворчала жена Елизавета Александровна, Лизонька, Лизок.
Правда, когда муженек в очередной раз вываливал на кухонный стол с полпуда ершей с окунями или карасиков, Лизонька, бывало, не на шутку серчала: «Вся квартира рыбой пропахла! Живу, как в пруду!» «Русалочка ты моя, да ты только посмотри, какая рыба!» - радовался Матвей Ефимович, победно размахивая перед очами благоверной десятисантиметровым карасём. «Даже не думай! Такую мелочь чистить не буду!» - решительно пресекала Лизок все попытки соблазнить её на этот подвиг. «Но уху-то хоть есть будешь?» - обиженно спрашивал Матвей. Есть уху Лизок соглашалась, и довольный Кожемякин принимался за дело. Целый час потом из кухни вместе с благоуханием тины доносилось довольное урчание кота и дребезжащий тенорок Матвея, мурлыкающего себе под нос «Тёмную ночь». Вслед за этим квартиру постепенно заполнял дивный запах щедро приправленной специями Матвеевой ухи. Лизок вкушала степенно, не торопясь, – кто едал ершовую похлёбку, поймёт, почему. Матвей же набрасывался на уху со страстью и всем присущим ему темпераментом. Он шумно прихлёбывал юшку, стучал по миске ложкой, восторженно крякал, время от времени приговаривая: «Эх, хорошо!» Обсасывая головы рыбёшек, Матвей ухитрялся мычать «Тёмную ночь», что сердило осторожную Лизоньку. «Подавишься!» - предупреждала она мужа всякий раз, но тот в ответ радостно хохотал и чуть не с головой нырял в кастрюлю за очередной порцией ушицы. «Лизок! Лизок! – восклицал он. – Давай тебе подолью!» Если жена соглашалась, Матвей счастливо говорил: «Вот видишь, какая вкусная уха! А ты рыбу чистить не хотела!» Если же жена отказывалась от добавки, он начинал суетиться и настойчиво уговаривать Елизавету Александровну съесть «ещё хоть половничек». Когда уговоры становились чрезмерными, Лизонька поднимала одну бровь и насмешливо произносила: «Спасибочки, Демьян Ефимыч, сыты мы!», вслед за чем, оскорблённый в лучших побуждениях «Демьян» наливал себе очередную миску ухи. После третьей ложки жизнерадостность вновь к нему возвращалась и уже не покидала до самого отхода ко сну. И до самого же отхода ко сну время от времени Матвей бодрой рысью бежал на кухню, открывал кастрюлю, зажмуривал глаза и, сопя и причмокивая, вдыхал аромат ухи, но на четвёртую порцию не решался. Единственное, на что он решался – это, подхватив кастрюлю за ушки, отхлебнуть из неё щедрый глоток сладкого густого навара. При этом одним глазом он опасливо косился на дверь, поскольку супруга такого его поведения не одобряла. Тот день, о котором пойдёт речь, не предвещал ничего особенного. Утро было как утро. Молочная пелена за окном Матвея не пугала: он знал, что в это время года туман начнёт рассеиваться, как только проклюнется солнце, а потому не было нужды откладывать любимую рыбалку. И хоть готовился к ней Матвей загодя, кое-какие дела приходилось оставлять на утро. Четверти часа ему хватало, чтобы сварить пяток яиц, залить крутым кипятком термос, нарезать крупными ломтями хлеб, уложить всё в рюкзак. Готовя себе провизию, Матвей старался двигаться бесшумно: из комнаты на кухню, а затем в прихожую шёл на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не потревожить Лизоньку. Супруга в последний год мучилась бессонницей, и Матвей, как ребёнок, радовался, когда, проснувшись перед рыбалкой затемно, заставал жену мирно спящей. Он шикал на расшалившегося спозаранку кота и, если вдруг ненароком задевал табурет или ронял крышку чайника, то в мгновение ока оказывался у дверей спальни, с напряжением вслушиваясь – не проснулась ли Лизонька. Если за дверью оставалось тихо, он шептал: «Слава тебе, Господи!» и крестил вмиг вспотевшую лысину. Так вот, в то белёсое утро Матвей Кожемякин отправился на рыбалку, прикрепив поверх рюкзака аккуратно свёрнутую резиновую лодку. Услышав лёгкий щелчок замка, Матвей облегчённо вздохнул, всё ещё на цыпочках (если, конечно в болотных сапогах можно ходить на цыпочках) спустился по лестнице, вышел из подъезда и уже привычным с армейских времён строевым шагом направился к автовокзалу. Но, не пройдя и двадцати шагов, резко остановился и со словами «ах, ты, Господи, мать честная!» в сердцах хлопнул себя по лбу. Причина такой остановки была более чем серьёзна. Решив порыбачить с лодки, Матвей забыл захватить с собой верёвку, чтобы лодку эту привязывать. Ключи от квартиры он с собой не взял – боялся ненароком потерять, а будить Лизоньку уж больно не хотелось. Да и на автобус опаздывать было жаль: опоздаешь – прощай рыбалка! Утренний-то клёв разве с каким другим сравнить? Пустое развлечение, да и только! Так, потоптавшись без толку на месте, Матвей махнул рукой и, понадеявшись на русский авось и удачу, решительно зашагал дальше. Удача ждала за поворотом. Туман уже редел, и Матвей прямо по ходу своего маршрута заметил конец бельевой верёвки, привязанной к стволу липы. Не сбавляя ход и, особо не раздумывая, он вынул из кармана нож, резанул верёвку и стал наматывать её на руку. И лишь дойдя до другого конца, заметил, что на верёвке болтается какая-то тряпка. Перекинув эту тряпку через плечо, Матвей одним махом отрезал и другой конец. Убрав моток в карман, Кожемякин, наконец, рассмотрел объект своей неожиданной кражи. Тряпка оказалась штанишками на ребёнка лет шести. «Фу ты!» - огорчился Матвей своему открытию. Но ещё больше его огорчала перспектива остаться без вожделённого удовольствия, а потому он бодро направился вперёд, отбросив ненужную сейчас мысль вернуть верёвку со штанами на место. Рыбаков, кроме него, в автобусе было ещё двое – лохматый рыжий парень с конопатым лицом и бритый наголо, но с черной подковкой бороды, невысокий крепыш в тельняшке. Парни со снастями весело ржали, шумно обсуждая какую-то Верку с фигурой кенгуру. Сонная кондукторша вяло потребовала от жизнерадостных пассажиров «прекратить безобразничать». - Что, спать мешаем? - подмигнул Рыжий. - Мешаете! Услыхав такое чистосердечное признание, засмеялись и остальные. - Пассажирам мешаете! - повышая голос, уточнила кондукторша. - А чего ж ты по ночам не спишь? - не унимался Рыжий. - Сплю я по ночам! - отрезала та. - А с кем, если не секрет? – вдруг заинтересовался Борода-подкова. Дородная кондукторша на бесцеремонное и публичное вторжение в её частную жизнь обиделась и сварливо пригрозила: - Вот высажу вас сейчас, и будет для вас большой секрет – где! - А вот и не правда! - развеселился Рыжий. – Ты ж остановки объявляешь? Не заблудимся! Кондукторша охнула, окончательно проснулась, схватила микрофон и привычно-бесцветным голосом объявила: «Следующая остановка – Михайловка». … Угомонившиеся наконец-то, молодые рыбаки захрапели на заднем сидении. Выходящий народ с мешками, корзинами и садовым инвентарём толпился у дверей, кто-то с кем-то лениво перебранивался, а Матвей Ефимович погрузился в свои мысли. Насупя густые, как камыши на реке Студёной, брови, он принялся сочинять очередное письмо американскому президенту, в котором гневно клеймил позором его агрессивную политику на Ближнем Востоке. Сначала мысли текли гладко, но затем в плавный ход Матвеевых дум начала вплетаться мысль совершенно посторонняя. И не мысль даже, а тень от неё. Мало того, что она, эта мысль, сбивала и отвлекала от пламенных филиппик, так ещё и царапала в груди не по-хорошему. Матвей никак не мог понять, что ж его беспокоит. Попытался, было, сосредоточиться, чтобы ухватить эту назойливую, но неуловимую мысль за кончик хвоста, - всё было без толку. Промучившись с полчаса, он обречённо махнул рукой и решил переключиться на что-нибудь другое. Будучи от природы человеком деятельным, Кожемякин с трудов выносил вынужденную двухчасовую обездвиженность в тряском автобусе. Утешало лишь то, что впереди ждала такая желанная награда – целый день рыбацкого счастья. А пока, чтобы хоть как-то занять себя, он принялся изучать кондукторшу. Та всё так же бесцветно объявляла остановки, брала деньги, отсчитывала сдачу, но билетов больше никому не давала, что не ускользнуло от внимания Матвея. Такое незатейливое жульничество означало, что последний пункт контроля они уже благополучно проехали, и следующая остановка – его. Так и есть, кондукторша автоматически пробубнила: «Следующая – Красный Богатырь». Потом задумалась и исправилась – «то есть, Змеиная Балка». - Какая такая Змеиная Балка?! - завопил проснувшийся Рыжий. – Куда Красный Богатырь делся? - Переименовали, - равнодушно ответила кондуктор и уточнила. – Вернули историческое название. - Ну, и на фига такое название? - Дык, какая жизнь, такое и название, - философски-назидательно заметил Борода-подкова. Пробираясь к выходу, Рыжий продолжал бурчать, пока Борода не предложил переселить в Змеиную Балку Верку-кенгуру, и оба опять захохотали. Автобус остановился. Ни баба с лукошком, ни мужик с зачехлёнными граблями билетов от кондукторши не дождались. И хоть Лизонька этого наверняка не одобрила бы, Матвей Ефимович не удержался и. поравнявшись с дверями, выдал экспромт: Еду-еду, ду-ду-ду, В карман денежку кладу. И не думаю я даже, Что, по сути, это кража! Парни опять загоготали, а кондукторша, покрывшись свекольными пятнами, нервно оторвала Матвею аж три билета сразу. Билетов он не взял, быстро вышел и мысленно стал, на чём свет стоит, крыть себя недобрыми словами. Окаянная мысль, нахально ускользавшая от него всю дорогу, вдруг всплыла и ошарашила. «Ах, ты, так тебя, разэдак! Да какое право ты имел обвинять несчастную бабу в краже, когда у самого рыльце в пушку! Вот штаны украл, растудыть твою так, а может они у мальчонки последние!» Ускоряя шаг, словно пытаясь сбежать от заедающей совести, он шел, почти бежал, по знакомой тропинке, змеящейся через небольшой лесок и душистый клеверный ковёр к Студёной. Сейчас Матвей стыдился не столько того, что снял чужую верёвку с чужими же штанами (насовсем присваивать их он не собирался), сколько своего – как ни крути – лицемерного экспромта. - Доброго утречка, Матвей Ефимович! - остановил его знакомый голос бабки Ефросиньи, выбирающей из колодца ведро с невыразимо вкусной – Матвей это знал – ледяной водой. В Змеиной Балке Кожемякина знали все, сам он был знаком со многими, с некоторыми водил дружбу. У девяностолетней травницы Ефросиньи, живущей на краю деревни в древней, как она сама, избе, он частенько пил чай из брусничного листа и сушился, когда попадал под ливень или ненароком проваливался под лёд. - Всё бегаешь, касатик? Да чавой-то сегодня ты больно скор! - Совесть гонит, - чуть было не вырвалось у Матвея. Но бабка Ефросинья, не дожидаясь ответа, снова спросила: - А эти двое – не внучки ль тебе? Али так, хонхуренты? - с видимым удовольствием произнесла она мудрёное слово. Матвей оглянулся. Рыжий и Борода с рюкзаками и лодкой шли по той же тропинке и явно намеревались набиться к нему в компанию. Такая перспектива его не обрадовала и, наспех попрощавшись со старухой, Кожемякин поспешил дальше, наращивая скорость, и лишь краем уха услышал насмешливые слова бабы Фроси: - И-и, милаи, да ить разве вам за им угнаться? Столько прыти не хватит! И действительно, очень скоро он оторвался от «хонхурентов». Не то, чтоб ему было жалко показывать рыбные места, просто слишком уж шумными были парни. «Ладно, перед собой-то не лукавь! Жалко! – почти с мазохистским удовольствием оборвал себя Матвей. – И тишины жалко, и чистого пологого бережка жалко, и любимую иву жалко. Да и рыбы, терпеливо прикармливаемой, тоже жалко!» Придя на заветное местечко, Матвей расчехлил снасти, подготовил лодку, бережно рассовал по карманам баночки с наживкой. Предвкушение блаженства рыбной ловли отодвинуло на задний план угрызения совести. И лишь когда привязывал верёвку к иве, ехидная мыслишка вновь выскочила и пребольно куснула Матвея. Рыба клевала хорошо. Каждый следующий выловленный карась или окунь поднимали настроение, так что к вечеру Матвей Кожемякин был совершенно доволен и счастлив. Собираясь в обратный путь, он замурлыкал свою любимую «Тёмную ночь», но когда дошёл до слов «ты у детской кроватки не спишь», злосчастные штаны вновь встали перед его глазами. Матвей чертыхнулся и взвалил рюкзак на плечи. Приятная тяжесть, сладко потянувшая спину, вновь вернула мысли к богатому улову, и Матвей твёрдо решил больше не думать ни о верёвке, ни о штанах, ни о кондукторше, буро зардевшейся при виде утреннего ехидного пассажира, едва успевшего на последний рейс. Борода и Рыжий ехали тут же, но уже не гоготали, а с завистью посматривали на объёмистый рюкзак Матвея Ефимовича. Когда автобус вернулся в город, Матвей Кожемякин совершил неожиданный для самого себя поступок. Половину своего улова он отдал Рыжему и Бороде, оказавшимся Лёхой и Славкой. Те сначала долго отнекивались, а потом так же долго благодарили, трясли руку, называли «отцом родным» и даже безуспешно пытались отправить Матвея Ефимовича домой на такси за их – Лёхи и Славки – счёт. Ночью Кожемякина мучили кошмары. То ему снился огромный карась в штанах, то дородная кондукторша, кокетливо балансирующая меж двух лип на размотанном рулоне билетов, то рыжий Лёха и бородатый Славка, тянущие в разные стороны за штанины его, Матвея, парадные брюки. Последним кошмаром стал американский президент в ковбойской шляпе и кальсонах. Проснулся Кожемякин от собственного стона. Утерев со лба холодный пот и отдышавшись, Матвей Ефимович осторожно прокрался мимо Лизонькиной спальни на кухню, вынул из рюкзака штанишки и внимательно их рассмотрел. Они были не новые («и то – слава Богу!»), кое-где разошедшиеся по швам. Повертев штаны и так, и сяк, Матвей решил для начала их зашить. Но для этого нужно было зайти в спальню жены – взять иголку с нитками. И Матвея начали мучить сомнения. Будить супругу среди ночи, ради иголки, было совершенно исключено, но и перспектива объясняться с ней днём по поводу верёвки и штанишек не вдохновляла: Лизонька бы его поступок не одобрила. Выбрав из двух зол меньшее, Кожемякин босиком (для конспирации) бесшумно прокрался к швейной машинке, долго шебуршал в её внутренностях и снаружи, поковырялся в любимой шкатулке жены, пока, наконец, острый конец иглы сам не нашёл палец Матвея. От неожиданной боли он рыкнул, тут же втянул голову в плечи и оглянулся на спящую супругу. Та, слава Богу, кажется, не проснулась. Успокоенный Матвей крадучись вернулся на кухню и споро принялся за шитьё. Чем ближе к концу подходила работа, тем веселее становилось на душе Матвея. Забывшись, он вполголоса стал напевать «Тёмную ночь», и слова о детской кроватке уже не царапали, а вселяли радость от предстоящего искупления греха. Очнулся он, когда услышал абсолютно бодрый голос супруги: - Матвей! Что это? Красноречивый жест жены не оставлял сомнений – признаваться придётся! Признаваться не хотелось. Врать тоже не хотелось! И Матвей решил держать круговую оборону, используя испытанную в таких случаях тактику – отвечать конкретно на конкретный вопрос. Поэтому он честно ответил: - Штаны. Лизок медленно осела на стул. - Матвей, ответь мне, только не лги! У тебя есть ребёнок? Отказываться от родного сына Матвей не собирался и потому охотно подтвердил: - Есть. Елизавета Александровна еле выдохнула: - Как же его зовут? - Васькой. - Васькой, – как эхо прошептала Лизонька, не отрывая взгляда от штанишек. – И сколько же ему лет? Не моргнув глазом, Матвей ответил: - Сорок семь. Елизавета вспыхнула и вскочила со стула. - Я тебя не о нашем Василии спрашиваю, - крикнула она. – Как зовут хозяина этой вещи? И жена указала на матвеево рукоделие. - Не знаю, - глядя на супругу честными глазами, сказал «изменщик». Лизонька задохнулась от возмущения: - Не морочь мне голову! - Лизок, я и правда не знаю, но если тебе так этого хочется, я могу узнать. - Та-ак. – Елизавета Александровна всё-таки раскусила мужнину хитрость и решила поставить вопрос по-другому. И ведь поставила именно в такой форме, что от ответа было уже не отвертеться. - Каким образом эти брюки оказались у тебя? Матвей рассмеялся, почесал затылок, крякнул, снова засмеялся и, наконец, решился поведать супруге постыдную историю кражи верёвки. Когда он дошел до пересказа своего сна, Лизок хохотала до слёз. В знак отпущения грехов она нежно чмокнула мужа в маковку, покрытую еле заметным воспоминанием о шевелюре, забрала из рук Матвея рукоделие и ловко и аккуратно достегала швы. Предрассветным утром следующего дня Матвей Кожемякин прокрался на место «преступления». Стволы лип всё ещё были опоясаны свидетельствами его кражи. Срезав укоризненно белеющие в темноте концы и упрятав их в карман, Матвей туго натянул меж стволами новую верёвку и прищепками, пожертвованными Лизонькой на благое дело, закрепил выстиранные и отутюженные штанишки. Потом отошёл на три шага назад полюбоваться творением рук своих. И как художник наносит последний мазок кистью на уже законченное полотно, так и Матвей Ефимович закончил свою «воровскую» эпопею заключительным штрихом, оставшимся тайной даже для Елизаветы Александровны. И уже дома, юркнув в ещё тёплую постель и засыпая безмятежно, он радовался той радости, которую обязательно испытает неведомый ему мальчишка, обнаружив в кармане штанишек шоколадку… |
Утро, ласточки
Раиса Павловна проснулась, как всегда, рано. Долго лежала, глядя в потолок, слушая пронзительный писк ласточек за окном. Потрепанные темно-розовые шторы затемняли комнату, защищая от жгучего солнца.
Пожилая женщина вздохнула, откидывая пододеяльник. Тонкие, сухие ноги нашарили под кроватью тапочки. "Интересно, посуду вымыли?", думала она, медленно передвигаясь по комнате. Вчера она скромно отметила свой семьдесят четвертый день рождения; пришли дочь, зять, внучка и соседка по этажу. Стол не ломился от яств, но все остались довольны, а если кто и был другого мнения, то промолчал. Раиса Павловна с удовольствием вспомнила вкус селедки: "хоть кусочек остался?". Одновременно она ощутила небольшое раздражение по поводу чьего-то хозяйствования в кухне. Старушка не помнила уборку, поэтому сделала простой вывод – убирал кто-то другой. "Кто мыл посуду? Если Полька, точно придется перемывать все заново". Полькой именовалась соседка Полина, дебелая, немного навязчивая тетка шестидесяти четырех лет. Она жила с мужем, любителем домино и самогонки. Приняв грамм сто, он любил спеть "Ой мороз, мороз", и, в процессе пения обычно засыпал. Вопреки мнению Раисы Павловны, Полина не была неопрятной хозяйкой, просто имела привычку не доделывать все до конца. Давняя дружба женщин завязалась на почве уборки: чистоплотная Раиса как-то мыла дверь квартиры. Полина, любопытствуя, вышла на площадку и спросила: "А чем это вы пользуетесь?". Слово за слово, и вскоре Полька зачастила в гости, принося печенье и малиновое варенье. Раиса Павловна не любила сладкое, но из вежливости не возражала. А потом отдавала своей дочери все гостинцы, принесенные соседкой. Старушка прошаркала в кухню и приятно удивилась: посуда вымыта замечательно, пол подметен, стол вытерт. Раиса Павловна посмотрела в окно, затем открыла холодильник и достала литровую банку, закрытую полиэтиленовой розовой крышкой. В банке лежала селедка, политая подсолнечным маслом. Старуха взяла вилку, кусок хлеба и с большим аппетитом позавтракала. Раиса Павловна включила телевизор, уселась в старое кресло. Она почему-то не могла вспомнить, есть ли огонь под чайником, или нет? А чай она пила? Подумав немного, старуха погрузилась в переживания смуглых мачо и их возлюбленных. Открыв глаза, Раиса Павловна крайне изумилась: как, уже вечер? За окнами – тьма, телевизор показывает очередную политическую муть. "Неужели я проспала весь день?". Она посидела в тишине, что-то мучило ее, какие-то странные мысли, воспоминания. Почему-то не хотелось есть и пить, Раиса Павловна ощутила смутное беспокойство. Она поднялась и выглянула в коридор. Что-то валяется у входа в кухню, что-то темное, большое… Усталость навалилась, заставив старуху перебраться на кровать. Утро, ласточки, солнце. Старуха смотрела в потолок и волновалась. Ей казалось, что она проснулась в прошедшем дне, что сегодняшнее утро – вчерашнее. "Что за чепуха", вяло возмутилась Раиса Павловна и направилась в кухню. На полпути она резко остановилась, вспомнив о непонятном темном, лежащем в коридоре. Ей очень не хотелось смотреть на это нечто, старуха грузно опустилась в кресло. "И телефон не звонит", Раиса Павловна набрала номер дочери, в ответ – ничего. Телефон не работал, старуха рассердилась и в сердцах бросила трубку на столик. "Что-то происходит", Раиса Павловна осмотрелась: все как всегда, все на своих местах. Тихо, не слышно соседей, любителей громкой музыки. "Уехали они, что ли?". Мысль переключилась на другое: "Воду горячую дали?", старуха внезапно поняла, что не помнит купалась она вчера или нет. Так как провалов в памяти она за собой не замечала, то сильно расстроилась. "Маразм!" с обреченностью воскликнула Раиса Павловна. "Подожди, какой маразм?" Рассуждая таким образом, она снова попыталась выйти в коридор. Темная куча никуда не делась. "Боже мой" рука сама потянулась творить крестное знамение. "Да что же это такое? Напасть какая-то!". Утро, ласточки, солнце. Раиса Павловна в панике отшвырнула пододеяльник, босиком пробежала по комнате, и застыла на пороге: куча исчезла. С невероятным облегчением старуха вернулась за тапочками и спокойно прошла в кухню. Однако там ее ожидало новое потрясение: кто-то заполнил холодильник продуктами. Вдобавок рядом со стареньким "Донбассом" стоял небольшой холодильник, в котором обнаружились бутылки водки и минералки. Раиса Павловна потрясла головой и перекрестилась. "Тьфу-тьфу, сгинь нечистый!", испуганная женщина с трудом вспомнила "Отче наш" и попятилась. Она стояла несколько минут, лихорадочно ища объяснение такому происшествию. "А, наверно, Ирочка сделала сюрприз. Чтобы я в магазин не ходила по жаре". Сразу стало легко и просто, старуха улыбнулась. Ее заполнила любовь к дочери, будто Раиса Павловна превратилась в счастливую молодую мать, держащую младенца. Женщина одобрительно покачала головой, решив обязательно рассказать Полине – пусть знает, какая заботливая и любимая дочь у Раисы Павловны! Это звучало бы жестоко: своих детей у Полины не было, однако в порыве материнской гордости старуха меньше всего думала о чувствах соседки. Она вернулась в комнату и села в кресло. Смотреть телевизор не хотелось, Раиса Павловна внезапно обнаружила альбомы с фотографиями. Огромные альбомы лежали на журнальном столике. Старушка взяла один из них и открыла. Раиса Павловна в обществе молодых девушек, одетых в белые халаты – выпуск в медицинском училище. Раиса поискала очки, но вдруг поняла, что прекрасно видит и так. Наслаждаясь таким сюрпризом, старуха рассматривала давно забытые лица однокурсниц. В памяти всплыло двухэтажное здание училища, рядом железная дорога, когда проходили поезда, то в кабинетах тряслись лампы. Широкая улыбка озарила сморщенное лицо Раисы Павловны: вот она сидит на посту в отделении. Фотографировал ее муж, в то время – жених. Раиса Павловна отложила альбом и потянулась за другим, поменьше размером. Тут хранились фотографии дочки Ирины, старуха прослезилась, даже закрыла пожелтевшие картонные страницы. Ирину она родила в позднем возрасте, в 42 года, уже не надеясь на ребенка. Вопреки убеждениям гинеколога, роды прошли вполне нормально, муж почти приказал сидеть дома и возиться с малышкой. Слезы капали на ситцевый халат, Раиса Павловна судорожно вздыхала. Да, муж любил ее и дочку, но все равно ушел к другой! Мгновенно вспылив, старуха бросила альбом на пол. Утро, солнце, ласточки. Раиса Павловна, непонятно о чем тоскуя, встала с кровати. И сдавленно вскрикнула: исчезла вся мебель! Перекрестившись, старуха кинулась в кухню - ободранные стены, грязные квадраты на полу, небрежно обрезанный шнур от лампы, свисающий с потолка. Старуха беспомощно оглядывалась, квартиру кто-то опустошил, явно подготавливая к капитальному ремонту. Несчастная, перепуганная женщина заплакала, неужели ее ограбили и отняли крышу над головой? Раиса Павловна открыла входную дверь, но выйти не смогла. Куда она пойдет? Где ее документы? А где телефон? Старуха металась по квартире, то и дело всплескивая руками. От ужаса Раиса Павловна первый раз в жизни потеряла сознание, упав прямо в строительный мусор. Утро, тишина. Старуха лежала, с трудом вспоминая прошлый день. Ремонт, мебели нет… Она резко поднялась и радостно рассмеялась: все было на своих местах. "Ну и приснился бред", сказала сама себе Раиса Павловна, посмеиваясь. В полутемной комнате плакала женщина лет тридцати, весьма миловидная, в черной блузке и некрасивой темно-синей юбке, голова повязана черным кружевным платком. Сидевшая напротив нее строгая дама в бордовом платье озабоченно крутила в руках колоду карт. Тридцатилетняя старательно промакнула слезы серым носовым платком и спросила: -Что нам делать? Возраст дамы почти не отличался от возраста плачущей, но из-за непонятного страдания на красивом лице, дама выглядела старше. -Успокойтесь, дорогая, - отложив карты в сторону, она взяла гостью за руки. – Все наладится. -Как же, наладится! – почему-то насмешливо воскликнула женщина. – Никто и не подумал, что ей стало плохо. После дня рождения она пошла отдохнуть, уснула, я и соседка все убрали. А потом... (женщина всхлипнула) мама умерла, мы нашли ее на следующий день, какой кошмар, мухи… И теперь это – рабочие отказались делать ремонт. Говорят – у вас тут что-то есть, ходит, дышит, смеется, плачет. Вы только не подумайте, я не сумасшедшая. Она зачастила, доверчиво заглядывая в серые глаза дамы: -Альбомы достала, думаю – посмотрю, может, что выброшу, а что оставлю. Не успела сходить за тряпкой, пыль стереть… Альбомы на полу оказались, один разорван. Или вот, постоянно кто-то окна открывает. Рабочие просили временно не открывать, а кто-то открывает. Женщина глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду. -Я не могу так больше, за что такое наказание? – ее голос дрожал. -Поговорите с ней, - неожиданно посоветовала дама. -С кем? – женщина прекратила трястись и убрала свои руки из рук дамы. -С вашей мамой. Она в квартире. Иначе хуже будет, вот увидите. -Ну как это?... – женщина нахохлилась, на ее лице появилось такое выражение, будто ей велели сделать что-то крайне непристойное. – Ладно, извините за беспокойство. Сколько я вам должна? -Как всегда… - пробормотала дама. И громче: - Сколько дадите. Женщина пошелестела купюрами в кошельке, пару раз украдкой зыркнула на даму. Затем положила на стол несколько бумажек и почти убежала. Раиса Павловна спокойно сидела в кресле и смотрела на закат. Ее уже не волновало то, что кто-то постоянно закрывал окна, не давая ветерку скользить по квартире. И неработающий телевизор не волновал. А еще совершенно не интересовало, почему сквозь привычные обои проглядывается непонятная соломка. Старушка пребывала в благостном настроении. Муж вернулся вчера вечером, позвонил в дверь, поздоровался. Принес свои искренние извинения за измену, нерешительно топчась на одном месте. Раиса Павловна придирчиво осмотрела его исхудавшую фигуру и царским жестом пригласила войти. Теперь он тарахтел досками на балконе, ругая недотеп-ремонтников. Раиса Павловна выглянула во двор. На лавочке сидела ее сестра, Марина. "Такая жара, а она там, как чужая", обеспокоилась женщина и, высунув голову в окно, позвала сестру. "В тесноте, да не в обиде", удовлетворенно сказала Раиса, рассматривая себя в зеркале. "А ничего, сносно выгляжу", она с затаенной гордостью ощутила под пальцами тугие груди . -Там твоя мама пришла! - крикнул с балкона муж. - Сказать – пусть заходит? -Да, конечно, - Раиса улыбнулась. – Места всем хватит. |
Попутчица
Обожаю возвращаться домой с работы летом. Иногда специально засиживаюсь в своем отделе допоздна, чтобы ехать с ветерком по полупустым улицам. Вот и сегодня я мчался за рулем своего Peugeot 407, предварительно сняв пиджак и галстук. Настроение просто отличное! Ладонь моей левой руки через открытое окно ловит встречный теплый ветер, правая рука плавно крутит руль, уши наслаждаются играющим в салоне блюзом, а глаза выхватывают силуэты редких прохожих. Именно в такие минуты я радуюсь, что живу в пригороде. Если пробок нет, то через 30-40 минут я обычно добираюсь до дома. Ну, а если пробки… Все, прочь все мысли про пробки, офис и бесконечные совещания! Нужно уметь расслабляться и не думать о работе. Ее я увидел на остановке недалеко от метро. Как правило, на стоящих девушек с поднятой рукой я внимания не обращаю. Особенно после того случая, когда, засмотревшись на одну прекрасную особу, чуть было не врезался в маршрутное такси, которое она как раз и пыталась остановить. Но сегодня на дороге маршруток уже не было, а на остановке одиноко стояла рыжеволосая девушка с огромным плюшевым медведем в руках и сумочкой на плече. Свободной рукой, на сколько я успел рассмотреть, она пыталась «поймать» машину. Мой автомобиль слабо похож на такси, вернее, совсем не похож, но мне почему-то захотелось ее подвезти: то ли большая игрушка на меня повлияла, то ли стройные ноги, то ли просто отличное настроение. Я довольно резко затормозил у тротуара и выразительно посмотрел в ее сторону. В салон через открывшуюся дверь пролезла голова плюшевого медведя-панды. - Добрый вечер! До Петродворца не подвезете, если Вам, конечно, по пути? Голос был приятный, мой любимый тембр: чуть низковатый, но не прокуренный. Мне было по пути. Я подумал пару секунд и немного уставшим (все мы актеры!) голосом ответил: - Садитесь. Мне по пути,- мои руки убрали портфель с переднего сидения на заднее, после чего девушка села рядом. За то время, пока она грациозно садилась в машину, я ее успел немного рассмотреть: красивая, стильно одетая и от нее не пахло табаком. Дверь захлопнулась, и мы плавно тронулись с места. - Спасибо Вам огромное! Обычно меня так поздно встречают на машине, но сегодня весь день сплошные накладки! Да еще этот медведь…,- большая плюшевая игрушка перекочевала назад, и я угловым зрением еще раз отметил, что у девушки, действительно, стройные ноги. Я переключил музыку на другой канал и постарался сосредоточиться на дороге. - А мне блюз тоже нравится, - добродушно отреагировала девушка на мои действия, - можно оставить, как было. Я молча переключил обратно и подумал: какие еще будут пожелания? Ты, конечно же, барышня интересная и современная, поэтому, наверное, привыкла, что все твои капризы сразу исполняются? - А меня, кстати, Анастасией зовут, можно просто Настя, - девушка повернула ко мне лицо, и я увидел зеленые глаза и искреннюю улыбку.- А Вас, если это не секрет? - Роман, - буркнул я. – Можно просто Рома. Анастасия отвернулась к своему окну и я подумал, что веду себя не очень вежливо. В голову приходили вопросы один тупее другого: погода, футбол, автомобили, компьютерные игры. В общем, все то, что девушки ну просто обожают обсуждать! Ну что ж, говорить что-то надо, а то так и будем в молчанку играть как следователь с подозреваемым. Я мысленно собрался и выдавил из себя: - Анастасия, а Вы работаете или учитесь? Девушка медленно повернула голову в мою сторону. - Вам это правда интересно или вы спросили, чтобы разговор поддержать? Я немного покраснел и про себя чертыхнулся два раза. - Если честно, то не смог ничего умнее придумать. - Ну, а Вы тормозные колодки давно меняли? – в ее голосе не было и намека на смех. Да, блин! Веселенький разговор получается, даже где-то задушевный. - Ладно, я неправ. На самом деле хотел спросить, откуда так поздно можно возвращаться с таким огромным медведем? – я засмотрелся на свою спутницу и чуть было не проехал перекресток на красный свет. - С работы, например, – ответила Анастасия. - Ага, понятно. А медведь в руках, чтобы в это позднее время от хулиганов отбиваться! - Или от назойливых поклонников, - весело продолжила Анастасия и поправила свою юбку. – День сегодня дурацкий, поэтому я здесь и оказалась! Не все в нашей жизни можно предусмотреть. Вот Вы, например, вчера заезжали на мойку, чтобы помыть свой автомобиль. А вечером пошел сильный дождь и Ваш черный Пежо через полчаса опять стал грязный! Деньги на ветер! Вот это номер! Посадил себе попутчицу! Прямо Шерлок Холмс в юбке! - А про недавно разбитые зеркала тоже мне сможете рассказать? – я начал внутренне закипать. Ну, не люблю я, когда вокруг меня начинаются какие-то непонятные игры! - Просто у Вас квитанция из мойки сохранилась,- Анастасия спокойно парировала мой вопрос и показала лежащую на полочке бумажку. Черт, какой же я дурак! Что за привычка: еще не разобрался в сути проблемы, а уже готов разборки устраивать. Вот и на работе сегодня взял и ни за что повысил голос на секретаря. Я хоть и молодой начальник, всего месяц руковожу отделом, но надо как-то с этим бороться. Опять же, если женюсь, то в делах семейных, говорят, тоже выдержка нужна. Может, рот скотчем залепить и общаться со всеми знаками, выпученными глазами и выразительным мычанием? - Настя, я просто не люблю, когда посторонний человек мне вдруг сообщает подробности моей жизни, и я не понимаю, откуда у него эта информация, - мой голос снова стал спокойным. Минут десять мы ехали молча. Город остался позади, и мы на большой скорости неслись по загородному шоссе в сторону Петродворца. Анастасия нарушила наше неловкое молчание. - На самом деле, я Вам и про зеркала могу все сказать, вернее только про одно зеркало, но Вы ведь опять начнете нервничать,- девушка с напускным равнодушием расстегнула свою сумочку и стала там что-то искать. Так, стоп! Что за дела?! Мои мысли закружились как смерч, вовлекая вовнутрь всю информацию, которая может касаться моей машины. И про зеркала она знает! Вернее, про одно зеркало, которое я на днях разбил, и мне его в салоне поменяли. Но откуда она знает?! - Может, мне сейчас остановиться и Вы мне все объясните? А? - я внимательно посмотрел на свою таинственную спутницу, но не увидел и намека на страх или беспокойство. - Роман, я бы на вашем месте этого не делала, - она посмотрела мне в глаза. - Здесь остановка запрещена, вон знаки везде висят. - Но тогда…, - начал я. - Рома, не переживайте, никто за Вами не следит! - Анастасия широко улыбнулась и закрыла свою сумочку. - Поверьте, нет повода для беспокойства. Я рассмеялся. Действительно, поводов не было. Ну, разве что один пустячок. - Ну да, конечно. Вы увидели в темноте, что левое зеркало другого оттенка, чем правое и сделали вывод о замене лишь одного из зеркал. Сударыня, может, и про замену тормозных колодок вы мне расскажете? - Если вам угодно, сударь, - голос Анастасии стал нарочито официальным и холодным, - я вам могу рассказать не только про колодки, но и про ступицы, рулевые тяги и заново покрашенный передний бампер! Я замолчал и ушел на время в себя. Что-то происходит, но что происходит, я не понимал. Дурацкий розыгрыш моих друзей, чья-то глупая шутка?! Так, Роман, соберись, не веди себя как истеричный мужик. Я крепко обеими руками сжал руль и постарался четко донести свою мысль. - Значит так, - мой голос был без эмоций. – Вы, безусловно, очень привлекательная девушка. Я бы даже сказал, что красивая. И, что особенно приятно, с Вами интересно общаться. Ум и красота в одном флаконе, - мой взгляд скользнул по ее шее и расстегнутой на две пуговицы блузке. На секунду мне захотелось расстегнуть на ней все остальное и увидеть обнаженное тело. – Не знаю, в какие Вы там игры играете… - Никаких игр – только спорт! – вдруг весело продолжила мою фразу Анастасия. - Спорт?! – растерялся я. - Эта фраза из фильма «Чего хотят женщины»: «Найк. Никаких игр – только спорт!». Я вспомнил этот фильм и неожиданно для себя выпалил: - Не люблю Найк! - А я не люблю Рибок! - А я не люблю Бритни Спирс! - А я терпеть не могу Рикки Мартина! - А меня бесит наша попса! - А меня тошнит от блатных песен! Я попытался вспомнить, что же я еще не люблю, чтобы продолжить эту неожиданно начавшуюся веселую игру, сделал большой вдох и на выдохе громко сказал: - Ненавижу осень! - Ненавижу зиму! – весело ответила Анастасия и шлепнула себя ладонью по ноге. - И мыть посуду по утрам!!! – вдруг хором одновременно крикнули мы, удивленно посмотрели друг на друга и захохотали. Мы смеялись во весь голос, до слез, до истерики. Если бы сейчас нас остановил сотрудник ГИБДД, то он бы решил, что мы обкурились травы и нас сильно торкнуло. - Да-а… Это мы хорошо посмеялись, - через некоторое время с облегчением сказал я. – Просто в унисон! - Про посуду мне тоже понравилось! Я так смеялась, что боюсь, как бы тушь не потекла от слез. А Вы, Роман, говорите, тормозные колодки! - А если серьезно, - я вернулся к начатому раннее разговору, но уже более дружелюбным тоном, - объясните мне, глупому, как Вы все узнали про мой автомобиль? - И мне будет награда? - Ну, если Вы вопрос так ставите, то я, как истинный романтик, получив от Вас желаемое, обещаю… - Неужели сразу руку и сердце?! – перебила меня Анастасия и прижала руки к груди. - Обещаю пригласить Вас на ужин в дорогой ресторан. Как Вы смотрите на итальянскую кухню? - Положительно, но предпочитаю все же не смотреть, а есть. - А Вы девушка с юмором! - Так и вы нескучный собеседник! - Значит договорились? - Я еще не решила, - Анастасии явно нравилось меня немножко помучить. – Вам сразу все рассказать или постепенно? - Лучше все сразу, - типично по-мужски ответил я. – Это какой то розыгрыш? Анастасия молчала около минуты, как будто анализировала мои слова. - Да нет тут никакого розыгрыша. Вы сами мне все рассказали, а я лишь пересказываю услышанное. Я Вам очень благодарна, что Вы решили меня подвезти и сожалею, что у Вас плохая память! - Плохая память у вашего мужчины, который по непонятным причинам оставил Вас одну поздно вечером на улице, - вдруг довольно зло (и не очень умно!) огрызнулся я. – А на память я пока что не жалуюсь. Такую девушку как Вы я бы запомнил. - У Вас есть еще десять секунд, чтобы посмотреть на меня и запомнить мой образ, - мне показалось, что Анастасии стало скучно. – Мы уже приехали. Остановите, пожалуйста, вон там, у светофора. Напротив этой многоэтажки. Я чертыхнулся про себя в очередной раз! Как быстро мы доехали, я даже не успел понять, что мы уже в Петродворце. Вот и все, она сейчас меня поблагодарит, выйдет из машины, и я останусь наедине со своими догадками. Ответов я пока не находил. - Роман, спасибо Вам большое, - ее голос прозвучал как приговор. – Денег я Вам не предлагаю, ведь все равно не возьмете. - Анастасия… я… мне…, - слов не было, ни одной нужной фразы в голове. – Извините за мои слова по отношению к вашему мужчине, я был не прав. Возможно, что мы с Вами уже встречались, только я этого почему-то не помню. - А вот я помню. – Анастасия взялась за ручку двери, как только я притормозил у тротуара. – А почему вы решили, что меня встречает именно мужчина? Разве других вариантов быть не может? Еще раз спасибо и всего Вам доброго! Анастасия вышла из машины, захлопнула дверцу и быстрым шагом направилась во двор высотного дома. Через несколько секунд ее стройный силуэт растворился в темноте, и я остался один на один со своими мыслями. Вот и славный вечер! Действительно, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Я включил левый поворотник, сделал музыку погромче и отъехал от тротуара. Чудес не бывает, в сказки я тоже не верю, память у меня отличная. Такую девушку как Анастасия забыть ну просто не возможно! Смущало лишь то, что ее голос показался мне очень знакомым. Вернее не столько голос, сколько манера говорить и смеяться. Но где разгадка? Уже заглушив двигатель автомобиля около своего подъезда, и повернувшись назад, чтобы взять портфель, я увидел огромного плюшевого медведя, благодаря которому я и заметил девушку на остановке. Какой же я идиот! Заморочил Анастасии голову на столько, что она про свой подарок совсем забыла! Теперь у меня появился отличный повод, чтобы разыскать девушку. Верну медведя и приглашу ее на ужин в ресторан, мелькнула отличная идея у меня в голове! Я взял большую игрушечную панду и обнаружил, что у нее к лапе была привязана записка. На блестящей бумажке было написано «Для Романа». Я развернул эту бумажку и прочитал содержимое записки. Оказалось, что Анастасия работает в финансовом отделе на той же станции техобслуживания, где я ремонтирую свой автомобиль. Недели две назад я как раз забирал свой Peugeot после ремонта и, как обычно, подошел к кассе, чтобы расплатиться. В тот день девочка-кассир заболела, и Анастасия работала за нее. Так как стекло было тонированное, то лицо девушки за кассой я не видел, но зато голос через микрофон слышал отлично. Пока я расписывался в квитанциях и передавал кассиру деньги, мы с ней весело болтали. Я вспомнил, как сказал ей, что в душе я романтик, хотя голосующих девушек по дороге домой не подвожу, даже если мне и по пути. Она тогда рассмеялась и сказала, что если Вы увидите свою настоящую любовь, то мимо нее точно не проедете. Мы еще немного поболтали, я сказал ей спасибо и ушел. Легкий флирт, не более того. Посмеялись и забыли. Вернее забыл только я. А Анастасия решила проверить искренность моих слов о моей романтичной натуре и разыграла одинокую девушку на остановке, благо мой маршрут и время возвращения домой узнать было не так уж и сложно. В конце записки я прочитал: «Этот плюшевый медведь прекрасный повод нам встретиться еще раз. И я буду не против, если ты вдруг захочешь опять меня подвезти. Настя». И ее мобильный телефон. Теперь я точно знал, что делать. Я ей позвоню прямо сейчас и скажу, что она больше никогда не будет одиноко стоять на остановке, потому что я буду встречать ее каждый день! Как встретил сегодня – возможно, свою настоящую любовь. |
Дело о поиске
Весть об исчезновении Валентины Масловой мгновенно облетела весь НИИ. Почти сугубо женский коллектив, еще недавно сочувствовавший разводу этой самой Масловой, теперь ломал голову над тем, куда могла запропаститься немолодая и не очень красивая Валентина.
Женщина недавно отметила свой 50-летний юбилей и во всеуслышание заявила, что "надо жить на полную катушку и ни о чем не жалеть!". Этот несколько пошловатый лозунг с восторгом восприняли почти все коллеги женского пола. Немногочисленные мужчины мило и вежливо улыбались, почти всех их посетила одна и та же мысль: "А мужик-то от тебя ушел…" Наверно и сама юбилярша так подумала, загрустила и решительно выпила шампанское из пластикового стаканчика. Валя Маслова – общительная и веселая женщина - нравилась практическим всем, невзирая на милую неадекватность. Любила бросаться на помощь каждому, кто по ее мнению, в этой помощи нуждался. Правда, частенько бывало, что спасаемый страдал от рвения Вали, но в обиде никто не оставался. Сотрудники не испытывали к ней негативных чувств и не желали ей провалиться куда-нибудь глубже канализации. Поэтому, когда ее мать, замечательная пожилая женщина, едва сдерживая слезы, пришла в НИИ и спросила, "не тут ли Валенька?", все поняли: что-то случилось. Причем не просто "случилось", а исключительно с трагическим подтекстом. Валеньки не было нигде. Ни в НИИ, ни в больницах, ни в городском морге, ни в милиции. Мать поплелась писать заявление о пропаже дочери. Которое, впрочем, у нее сразу не приняли, сначала посоветовали подождать день-два. А коллеги, подумав немного, развернули бурную деятельность. В отделе кадров сообщили – Маслова взяла отгул за свой счет на неделю. "Так-то оно так", - рассуждали сотрудницы. – "Но куда она делась? Почему на связь не выходит?". Подруги в неведении разводили руками. Бывший муж сначала взбрыкнул, когда его попросили помочь. Однако трудно сбить с толку слаженный коллектив, проработавший вместе не один десяток лет. И вскоре недовольный "бывший" бродил по паркам, с тоской взирая на мусорные кучи. Наступил третий день поиска. Все сбились с ног, работа почти остановилась, начальство зря повышало голос, требуя прекратить "самодеятельность". Тщетно. Постепенно население НИИ пало жертвой новой эпидемии – поиск Валентины Масловой. * Кто привел экстрасенса – неизвестно. Вечером третьего дня почти все сотрудницы спустились в фойе и окружили невысокую женщину, рыхлую и вялую, одетую явно не по размерам. Раскрасневшаяся от неожиданного внимания, Марфа Ивановна ("потомственная гадалка и прорицательница" – так значилось в ее визитной карточке, напечатанной на красной бумаге) не ожидала такого интереса к своей персоне и сначала растерялась. Но очень быстро взяла себя в руки и потребовала, чтобы ей показали рабочее место исчезнувшей. Обалдевшая от такого поворота событий вахтерша забыла спросить о наличии пропуска и гадалка важно проплыла мимо нее, вжившись в роль VIP-персоны. Марфа Ивановна с деловым видом порылась в ящиках стола и, чувствуя затылком взгляды, напряглась. Она понимала, что люди ждут от нее прямого ответа на один-единственный вопрос. Марфа Ивановна для проформы еще раз пошуршала бумагами и выпрямилась, позорно вспотев. Ответа у нее не было и она поняла: еще немного и ее попросят покинуть здание института. Мысли и идеи зашныряли в голове, прорицательница постаралась придать своему лоснящемуся лицу выражение встревоженности. -Я ощущаю… - она покосилась на дверь. – Ощущаю… Люди затаили дыхание, подавшись вперед. Марфу Ивановну озарило: она провела руками над столом и торжественно изрекла: -…случилось ЧТО-ТО СТРАШНОЕ, - и поспешила добавить, пока ее не перебили ахи-вздохи. – Но мне нужно раскинуть карты. -И когда будет результат? – скептически поинтересовался начальник отдела. Но его скепсис не оказал нужного воздействия. Гадалка презрительно взглянула на него, словно говоря: "непосвященным не вмешиваться!". Поздно вечером того же дня она позвонила кому-то из сотрудниц НИИ. Та – еще кому-то, и так далее. Итого телефонных переговоров: рано утром в кабинет директора вошла делегация с просьбой выдать машину. Карты показали Марфе Ивановне, что искать нужно на днепровском острове. Ошалевший от напора директор разрешил взять микроавтобус. Вооружившись лопатами, энтузиасты, возглавляемые Марфой Ивановной, погрузились в машину и отправились в путь. Ехать пришлось примерно час, затем группа долго топала по грязи. Наконец гадалка указала место копания. Люди, с трудом вытаскивая ноги из полузасохшей глины (недавно были сильные дожди), по очереди попрыгали в придорожную канаву. Мужчины принялись копать. Никто не хотел верить в то, что Валя мертва, но… иных вариантов не было и возня продолжалась. Марфа Ивановна, поверившая в свой рассказ, подбадривала копателей энергичными жестами. Безрезультатные поиски уничтожили энтузиазм. Уставшие люди, забыв разозлиться, вернулись к микроавтобусу. При въезде в город гадалка попросила остановиться и молча покинула общество. Ее никто не останавливал: люди, давно не занимавшиеся тяжелым физическим трудом, совершенно выдохлись и не были способны на сильные эмоции. Рапортовать о неудаче отправили одного человека, решив, что не стоит всей толпе загрязнять родное НИИ. Посланница открыла тяжелую дверь и остолбенела… Рядом с бледной вахтершей стояла Валя Маслова, веселая, жизнерадостная и чуток помолодевшая. Новая одежда, удачный макияж и стильная прическа – Маслова излучала счастье. И очень удивилась, услышав недоуменный вопрос: -А…а где ты была? -Как где? – всплеснув руками, ответила Валя. – Ездила к Леониду на дачу. А что? Затем, правда, мы поехали в соседний город, там у Леонида небольшой бизнес, ну, и заодно я прошлась по магазинам… Почему ты так на меня смотришь? Что случилось? Коллега качала головой, как игрушечная собачка, она потеряла дар речи. Вахтерша спросила: -Почему вы не появлялись? Тут все с ног сбились, вас разыскивают! А вы… А вы! -Ну что я? – вскинула бровь Маслова, закипая от злости. – Встретила человека всей моей жизни! Между прочим, я посылала СМС-ку маме и там попросила ее позвонить сюда. И не надо на меня кричать! Она выбежала из здания. -Надо же…встретила человека, - ошалело протянула вахтерша. – Ну ты посмотри…человека…а мы будто не люди. В дальнейшем выяснилось, что Валя Маслова действительно послала СМС на мамин телефон. Но мама, как почти все пожилые люди, технику опасалась и не обращала внимание на писк мобильника. Потом телефон полностью разрядился и перестал подавать признаки жизни. В НИИ постарались поскорее забыть о случившемся. Всем было неловко друг перед другом, у многих на языке вертелись колкости в адрес Масловой, да так никто ничего ей и не сказал. Ведь как-то неудобно взрослому человеку замечания делать. |
В бутыркеДиана Светличная
Сырой, пропахший отвратительным, типа французским парфюмом кафельный пол и некорябающаяся дверь с тонкой полоской света внизу – моя камера на сегодняшнюю ночь. Мое место рядом со сверкающей белизной и изредка булькающей парашей… Все правильно. Случай криминальный. Взяли с поличным. Огрели по спине тапком. Припугнули обидным словом «скотина». Взяли за загривок, пригнули к земле, поинтересовались, сколько еще буду воровать колбасу со стола. Я рецидивист. И что самое страшное – не каюсь. Знаю, что если выпадет случай, сделаю то же самое. В моих жилах течет голубая кровь и шерсть моя имеет голубоватый оттенок. Я страшно красивый… Природа не ошибается и никакая генная инженерия не способна побороть основные инстинкты. Я в это верю! В своем заточении я не один. Не скажу, что это меня радует. Со мной рядом находится престарелая клюшка. Она из политических. Гадит под дверь. Так по-тихому. Даром, что из сиамских. Все требует свободы. Орет противным старушечьим голосом. Из уважения к старости ей принесли подушечку. Мы гордые. Подушечка не тронута. Она разделяет наше пространство и от этого легче дышится. Хотя бы небольшой, крошечный кусочек собственной территории. Это так важно для личности… Как же это важно для творческой личности! Впереди целая ночь. Я не смогу здесь уснуть. Так и буду сидеть и вглядываться в щель под дверью. Я буду много думать. Валяясь на диване, беспечно потягиваясь и лакая молоко, невозможно прочувствовать мгновения жизни, безвозвратно плывущие в никуда. Наверно я даже где-то рад, что злая судьба подарила мне эту ночь расплаты. Я сейчас так низок и жалок. Я на самом дне жизни. Я связан и обездвижен. Но моя мысль… Она свободна! Политическая не унимается. Все они из политики духовно не развиты. Их путь – разрушение. Вот какого хрена царапать кафель. Итальянский ведь! Накладные лежат в верхнем ящичке стола. Пролетариат! Сначала рушим, после думаем… Как же нам необходимо всем остановиться на мгновение. Забыть про корм, новую обивку кресла, даже про сумасшедшую белку в окне. Просто помолчать. Когда же вы заткнетесь, сокамерница… А ведь просто так ничего не бывает. Эта секунда дарована мне свыше. Ну вы сами послушайте тишину, ну хоть проблеск тишины. В ней что-то есть. Такое приятное, тягучее. Лапы холодеют и шерсть встает дыбом. К чему бы этот образ перед глазами? Ах, эта бесфамильная, что живет этажом ниже… А имечко-то вообще смех… Но запах! Он впитался в меня... Он повсюду... Соседка, вы позволите? Вам ведь все равно ни к чему эта подушечка? Господи! Душа выворачивается наружу. Никакая философия не справится с основными инстинктами… Боги мои! Хорошо-то как! Да хоть навсегда в этой камере, только подушечку не забирайте у поэта… |
С миру по ниткеЭрна Неизвестная
МАРУСЕНЬКА и ЛОРД Ярко-рыжий щенок немецкой овчарки прописался в квартире вьюжным зимним вечером. Принесли его в шапке. Марусенька, пушистая сибирская кошка, основательно обнюхала щенка, а он завилял хвостом и пытался лизнуть Марусеньку в нос. Что бы как-то к себе расположить незнакомку, он тут-же разлил маленькую, пахучую лужицу: - Пожалей меня, такого маленького и беспомощного, без мамы ...Она брезгливо фыркнула, но тем не менее ходила за ним повсюду, соблюдая дистанцию на расстоянии вытянутой лапы. На семейном совете щенку дали имя Лорд. Он начал осваиваться на новом месте. Неуклюже ходил по комнатам, залезал в недоступные места, из которых с трудом приходилось его доставать. Наносил ощутимый урон обуви, «перечитал» уйму газет, а когда хозяева теряли бдительность, то брался и за более серьёзную литературу… …В дальнейшем у Лорда с Марусенькой сложились доверительные отношения. Она снисходительно взяла шефство над неразумным щенком. Показала, где он будет есть. Предложила спать с ней на одном кресле. Утро у них начиналось с гигиенических процедур. Марусенька тщательно вылизывала Лорда от кончика носа до хвоста. Он нетерпеливо поскуливал. При попытке к бегству, Марусенька осторожно брала его за холку, прижимала к полу, после чего он жертвенно подставлял мордаху и бока для умывания. Но щенок быстро мужал, прибавлял в росте и весе, и однажды утром она заметила, что Лорд стал большой. Он вытянулся на ковре во всю длину. Марусенька озадаченно оглядела его с головы до хвоста, обошла вокруг, минуту задумчиво посидела, махнула на эту затею лапой, и с тех пор следила только за чистотой славной мордахи своего приёмыша. Услышав требовательное: -мяу-у, Лорд подходил к креслу, клал голову на него и Марусенька тщательно вылизывала морду, после чего он говорил "спасибо", лизнув своим большим языком Марусеньку в нос… …Пришло время, когда Лорд приступил к своим прямым обязанностям: стал служить сторожем на даче. Марусенька провела с ним экскурсию по территории дачи, ознакомила его с достопримечательностями окрестностей, показала все лазейки, через которые можно было незаметно исчезнуть с участка. Сводила к влижайшему болотцу, в котором водились лягушки, и на которых Марусенька охотилась. Охотничью страсть Марусеньки на мышей и лягушек друг не разделил, но стал верным защитником Марусеньки. Однажды хозяева работали в теплице. Лорд активно помогал - проводил раскопки влажным носом. На минутку присели отдохнуть. Лорд внимательно, склонив голову набок и забавно свесив язык,слушал разговоры. Вдруг вошла Марусенька, влепила Лорду две пощёчины, сказала: - шшш-ш ш, и вышла вон. Лорд лёг на землю. Брови у него поднялись домиком, глаза виновато забегали. - Лордик, что ты натворил? - спросила хозяйка. Но он молчал. Шумно вздохнул и положил голову на лапы. Позже выяснилось, что Лорд имел неосторожность съесть еду из Марусенькиной чашки. Опалу Лорд переживал тяжело. Он отводил взгляд, когда мимо проходила Марусенька, начинал чуть слышно поскуливать, приветливо выражал хвостом желание помириться, но Марусенька презрительно не замечала его… - Марусенька, - говорили ей, - ты же взрослая, умная кошка, прости дитя неразумное. Он ещё щенок, не ведает, что творит. Сил нет смотреть на несчастного. Лучше худой мир, чем хорошая война. Видишь, как он страдает? Довольно, помирись с ним. Но, увы! Каждый вечер, придя на дачу, хозяева с надеждой глядели на Лорда, но его поведение выражало уныние и вину… И вот однажды, ранним утром, все проснулись от ласкового повизгивания Лорда. Ах, радость то какая! Марусенька умывала приёмыша! Она долго и тщательно вылизывала его морду, а глаза у Лорда выражали умиление и щенячий вострг. А вечером все пили чай за мир и взаимопонимание. Марусеньку и Лорда тоже угостили парным молочком. ПРОГУЛКА ДУШЕНЬКИ. Промозглое осеннее утро. На остановке стоят хмурые и продрогшие пассажиры. Напротив автобусной остановки стоит девятиэтажный дом. Начал накрыпавать дождь. Вдруг внимание пассажиров привлекает какое-то движение на восьмом этаже. Открывается балконная дверь. Мужичок ворчит: - Это ж надо, а? В такую непогодь кому-то жарко. Подумать только! На балкон выходит бабуленька. В руках у неё мы видим корзинку. Она начинает опускать её вниз на верёвке. Тут уже все забываем про автобус, который где-то заблудился в осеннем тумане, про дождь, про то, что некоторые уже и на работу опаздывают. Вот корзинка достигла земли. Из неё выскакивает маа-а-ленькая сабачонка системы «болонка». Белая и пушистая. Бабуленька сверху даёт команду: - Гуляй, Душенька! Сама скрывается за балконной дверью. В рядах пассажиров начинают раздаваться возгласы удивления и восторга. Через несколько минут заразительный смех, как тёплый летний ветерок, согревает людей. Теперь уже все ждут дальнейшего развития событий. - Господи, только бы автобус не подошёл,- говорит молодая женщина. Мы наблюдаем, как Душенька челноком мотается вокруг дома. Через три круга она становится цвета «мокрый асфальт». Когда она появляется в поле зрения толпы пассажиров, обязательно останавливается и приветливо, звонко говорит: Ав-аффф, гау-гав! Люди на все лады выражают ей своё умиление: - Умница! Красавица! Ду-у-ушенька! Лапочка! Немного погодя на балкон выходит хозяйка, опускает корзинку вниз, командует: - Душенька, домой! Душенька запрыгивает в корзинку и едет домой. А тут и автобус. Мужчины галантно пропускают женщин вперёд, а те, в свою очередь, кокетливо говорят - благодарю, спасибо, и все – улыбаются, улыбаются, улыбаются… ШАРО-ДЕ-ЖУЛИО - Стёпа, чего-то куры нестись перестали. То ись, нестить то несутся, они же об этом на всю деревню объявление дают, но уже третий день ни одного яйца в гнёздах! - И, правда! Ни одного яйца, - доложил дед Степан после разведки. - Вот-те на! Что делать будем, Зоя? - Последить бы надобно за ними, Степан. На другое утро, спозаранку, дед Степан и бабушка Зоя занимают наблюдательные посты. И видят следующую картину. Вот Пеструшка чинно подошла к конуре, в которой обретается Жулик – симпатяга, плут, плебейских кровей кобелёк. Он выходит навстречу Пеструшке, та заходит в конуру, через несколько минут, отчаянно отквохтавшись, горделиво выходит из покоев Жулика. За ней вереницей идут Чернушка, Веснушка и вся остальная «голопупь», как называет курей дед Степан. При виде такой наглой экспроприации столь ценного продукта Жуликом, дед Степан кричит: - Зашибу, паршивца! Он от души пересыпает свою пламенную речь перцем и солью матерного слова, настолько образного и яркого, что Жулик быстро улавливает, в чей адрес беснуется хозяин, и стремительно улепётывает со двора. Бабушка Зоя ахает: - Ахти, бестыжие! Чичас всех на суп… Не я ли вас холила, кормила, ах, надумали чего! Все таперя будете в курятнике сидеть, на улицу клюва не покажите, чего же энто деется, а? - Дед Степан сокрушается: - Какой урон, какой урон! Ну, Жулик, тока приди! Сёдни же утоплю. Нет, слажу варежки меховы, лохмотарь ты паршивый, чё бы тебя блохи заели, кормушка блошиная! Но Жулик не слышит столь холодящих собачью душу слов любимого хозяина, с которым и на рыбалку, и на охоту ходит, и компанию составит вечером по выкуриванию трубочки крепкого самосада. Дед Степан и бабушка Зоя идут к конуре. - Чичаза я энтот дворец разнесу в щепки! Бабушка Зоя против таких крайних мер. Не, Стёпушка, давай подымем её вверх, да посмотрим, мож хоть скорлупа осталась, всё польза…, да и конура пригодится. Дед Степан поднимает домик Жулика вверх, ставит его в сторонку, и они в изумлении всплескивают руками. На самом верху подстилки лежат тридцать яиц, целёхоньких, даже без намёка на покушение как на съедобный продукт со стороны Жулика. Под подстилкой находят мячи – штук семь-восемь, разных калибров и цветов, два бильярдных шара из местного клуба, которые искали всей деревней. Три круглых маленьких зеркальца, блюдечки, тарелочки и крышечки от кукольной посуды, несчётное количество целлулоидных шариков для тенниса… Крупные стеклярусные бусы. - Вот ведь, ирод какой, бусы то, бусы то зачем? - спрашивает бабушка Зоя. Но ответчика нет, и вопрос повисает в воздухе… - Вот это да! А мы с ног с внучками сбились искать энто добро, - удивляется дед Степан. - Главное, посмотри, Зоя, всё целёхонькое! Тут дед Степан снова сворачивает с широкой дороги литературного языка на дремучие тропинки цветистого мата, иногда вствляя в кудрявую речь и более приятные для слуха фразы: - Ах ты, фулиган этакой, воришка, проходимец, ну жулик, чисто жулик… - Дед Степан озадаченно теребит бородку и спрашивает бабушку Зою: - и как он спал на энтом добре, а? - Ёбра поди все пообламал. Когда поздним вечером Жулик тайком проник во двор, дед Степан курил на крылечке свою трубочку. - Подь сюды, Шарик! - позвал он Жулика. Хотя для Жулика это прозвище было и непривычным, но он понял, что хозяин зовёт его, и пока дымилась трубочка, они мирно беседовали. Когда в деревне прознали о подвигах Жулика, его быстро одарили графским титулом. Так из плебеев Жулик стал графом Шаро-де-Жулию. И на обе клички он радостно отзывался, потому как присвоенный титул не испортил его доброго нрава. ДЕЗЗИ. Щенка французского бульдога взрослые дети принесли в подарок маме ко дню рождения. В корзинке со щенком лежала « Иллюстрированная Энциклопедия сабак», которая была в два раза больше щенка. - Теперь, мама, тебе не будет скучно! Как назовёшь? Мама обречённо всплеснула руками, но подарку действительно была рада. Не задумываясь сказала: - Звать буду Деззи. С первым звуком, который издала Деззи, скука, покой и тишина срочным порядком покинули дом. Жизнь наполнилась шумом, суетой, ночными бдениями по рациональному питанию Деззи, соблюдением графиков походов к ветеринару на предмет своевременных прививок и всего того, что рекомендовала «Энциклопедия…». Маленькая Деззи заняла всю территорию проживания и прочно обосновалась в сердце мамы. Через два года Деззи порадовала тремя очаровательными щенками. Вот Деззи уже и четыре года… Как незаметно летит время! Однажды утром детям позвонили и сказали, что с мамой произошёл несчастный случай на рабочем месте. Она получила 45% ожогов всего тела. Дома начались разговоры о докторах, лекарствах, прогнозах. Телефонные звонки не умолкали ни на минуту. Все были в отчаянии. Деззи чутко слушала все разговоры. На следующий день она отказаль от пищи и воды. Лежала в прихожей возле дверей с потухшими глазами. На четвёртные сутки мама умерла, хотя и был вроде бы утешительный прогноз. Когда дети вернулись домой после тризны, Деззи неподвижно лежала у порога. Вызвали ветеринара, и он поставил диагноз: - Инсульт…Редкий случай…Полный паралич, лечение бессмысленно, горестно добавил доктор. Маме было пятьдесят четыре, а Деззи – четыре года. |
Маленькая разбойницаАлексей Коротяев
Реальная история, которая ещё не закончилась... Борис сидел на скамейке в сквере и покачивался взад и вперед, как от нестерпимой зубной боли. На любом человеческом языке, вид взрослого мужчины, обхватившего голову обеими руками и едва сдерживающего слезы, означает SOS, но... люди безразлично проходили мимо. Только голодная дворняга осторожно поморгала рядом с минуту, но потом, повиляла хвостом и устало прошлепала дальше. Она знала, что кормят тогда, когда веселятся, а здесь делать нечего. У Бориса случилось несчастье - украли бумажник. Как человек опытный в вопросах жизни в большом городе, много денег он с собой попусту не носил. Если на что надо -другое дело. Не потеря денег вызвала у мужчины слезы. В кармашке бумажника лежала единственная фотография матери, которую она отдала сыну перед отъездом в Америку. На ней мама была молодой и красивой. Борис много раз собирался навестить её, но... всегда находились дела, непредвиденные расходы, и поездка в очередной раз откладывалась... До самой маминой смерти. Нестерпимо захотелось поделиться своим горем с кем-нибудь. Был только один человек, который мог понять его в этот момент - его бывшая жена Алла. - Да, Алка! Представляешь! Черт с ними, с деньгами! Мамина фотография, единственная. Она фотографироваться не любила, ты знаешь. Только если со мной. И всё, что было в альбоме, забрала, когда уезжала. Да, все до единой. Ладно, постараюсь! Можно я тебе ещё сегодня позвоню? Спасибо. Пока! - Чего случилось то? Борис поднял голову и увидел прямо перед собой несуразно и грязно одетую фигурку маленькой девочки. Недовольно подумал: - Сейчас милостыню просить будет! Откинулся назад и закрыл глаза. - Дядь! Потерял что или украли? - услышал он всё тот же тонкий голосок. Не отвечая, Борис вздохнул, вытащил телефон из кармана и, найдя игры, стал сражаться в "змейку". Эта игра всегда успокаивала его и отвлекала, если надо было ждать или куда-нибудь ехать. - А в каком районе украли-то? - опять услышал он. Беспризорных и попрошаек Борис не любил. Их по городу развелось столько, что шаг ступишь, а кто-то уже у тебя что то просит: или афганец, или старушка, или дети разных возрастов, не говоря о цыганятах. - Отвяжись! Ты разве не знаешь, что подслушивать чужие разговоры нехорошо. - Ха, подслушивать! Орешь на весь парк! Значит так. Сиди здесь и никуда не уходи. Сиди здесь, понял? Я сейчас вернусь. Борис даже не поднял головы. Только услышал, как зашлепали вьетнамки по пяткам убегающего ребёнка. Сколько он сидел на скамейке, играя? Сигареты две, наверно, но девчонка, действительно, вернулась. Не одна. Рядом с ней, запыхавшись, стояли, глядя на Бориса, ещё трое мальчишек лет пяти-шести. - Этот? Чумазый светловолосый пацаненок покрутил в руке потертый бумажник так, как делают это на улице продавцы штучного товара, чтобы привлечь внимание прохожих. - Твой ? - переспросил он. Борис сразу узнал свою вещь и протянул к ней руку. Команда "тимуровцев" немедленно отскочила назад. Мальчишка, смеясь, кинул Борису бумажник со словами: - Забирай. А про денежку... забудь. Фотография была на месте, и Борис радостно вздохнул, улыбнулся и впервые начал с интересом рассматривать стоящих перед ним на безопасном, по их представлениям, расстоянии детей. Предводительнице, а это угадывалось по тому, как беспрекословно подчинялись ей остальные , было лет 8-9, не больше. Настоящая проволочка, а не фигурка. Её худоба ещё больше подчеркивалась огромными синими спортивными штанами, обрезанными у колен и мужской рубашкой, которая смотрелась на ней скорее как пальто, надетое поверх серой, не видевшей стирки майки. Шлепки на её ногах явно принадлежали раньше дюжему мужику. Это не мешало девочке постоянно находиться в движении. Она непрерывно жестикулировала и что-то шёпотом говорила внимательно слушающим её ребятам. Пацанята были одеты в подобие шортиков сделанных из обрезанных мужских брюк и, заляпанные краской, завязанные на пузах футболки. На ногах ничего. Ходить они, похоже, не умели. Только бегать. По сигналу своей начальницы мальчишки повернулись и засверкали пятками по дорожке парка. Девочка, видя, что мужчина доволен и не сердится, подошла ближе. - Ну что! Благодарить будешь? - Так вы же уже себя сами отблагодарили! Девочка по -взрослому рассмеялась: - А ты ничего! Я серьезно! Дай что-нибудь. - У меня с собой, сама знаешь, только пустой кошелек. - Ладно, ничего! Когда в следующий раз появишься в центре, мне пацаны доложат, и я тебя найду. Бывай, и своим... этим... не щелкай! Малышка развернулась и побежала, переваливаясь с ноги на ногу, стуча шлепанцами по пыльной дорожке парка. Рубашка шлейфом раздувалась за её плечами, и это делало её похожей на майского жука, пытающегося взлететь. Через неделю Борис зашел в кафе на одной из главных улиц, перекусить. Занял столик на улице. Малышка в той же рубахе и штанах появилась ниоткуда и быстро уселась на стуле напротив. - ЗдорОво,- начала она. Затем, взяв пустой стакан с соседнего столика, незваная гостья налила себе из стоящей перед Борисом бутылки "Пепси", тщательно отмеряя, ровно половину. - Есть будешь? -спросил Борис. - Что за вопрос! Только чего - нибудь с мясом, а то от яблок у меня уже живот болит. Пацаны натаскали с рынка целый ящик. Ела она, зажав вилку в кулаке, как это делают маленькие дети, и уже совсем не как ребенок а, скорее, как осторожный зверек, постоянно, видимо, по привычке, крутила головой по сторонам. Глотала быстро, почти не прожевывая. Пузырьки углекислоты от торопливо выпитого напитка просились наружу, и она весело, явно получая от этого удовольствие, выдавала трель за трелью, избавляясь от них, смешно выгибая шею. Покончив с курицей, жареной картошкой и остатками "Пепси" из второй, заказанной Борисом бутылки, девочка перевела дух и довольно откинулась на стуле. - Дай сигарету! - Не дам! С ума сошла? - Вот дела! Я давно пиво и водку пью. Чего ты боишься? - Нет! - Ты не дашь - другие дадут! - Ну, вот и пусть, а от меня не получишь? - Подумаешь, - произнесла насмешливо девочка. Борис протянул ей пять долларов. - Вот лучше возьми. Чумазая рожица засияла. - Ты клёвый мужик! И жратва здесь хорошая! Ты сюда почаще приходи,- крикнула она уже на бегу! Каждый раз, выбираясь в центр города, Борис неизменно встречался с Катей, как она сама представилась однажды. Бойкая девочка дала ему кличку "мой банкомат" и следовала за ним, не отставая, пока не получала хотя бы маленькую сумму денег ... Как-то, расставаясь, она серьезно заявила: - Хочу тебя предупредить. Через неделю у меня день рождения. Понимаешь?... Ну? - А что ты собираешься организовать? - Откуда же я знаю, сколько будет денег,- дипломатично ответила будущая именинница. - Пацанов накормлю, погуляем. Не забудешь? - А мне уже доложили, что ты в кафе с бабой, - радостно приветствовала Бориса маленькая разбойница, усаживаясь за стол и распространяя вокруг крепкий запах дешевого одеколона. Она переводила взгляд с Бориса на Аллу, терпеливо ожидая, когда те начнут поздравлять. - Посидишь с нами? - спросил Борис? - А я что делаю? Мне пацаны уже духи подарили. Да и не только они поздравили. Витька с рынка тушЁнки после закрытия обещал. - А что за событие? - спросила Алла. - Как? Ты ничего ей не сказал? Ну, "банкомат", ты даешь! День рождения у меня! - Поздравляю! И сколько тебе? - Мне? Лет? Дадут, когда поймают? Именинница беззаботно и беззубо рассмеялась: - Не считала. Только день и месяц помню. Ну чего там? Пожрать заказывать будете? После обеда все трое направились в парк. - Катя, а где ты живешь? - усаживаясь рядом с ней на лавочку, спросила Алла. - С пацанами? Да мы в котельной. Не там где топят, а где трубы с горячей водой уложены. Это я случайно нашла. А так бы все замерзли прошлой зимой. Натаскали туда коробок и лежанки себе сделали прямо под трубами. ЗдОрово! Только вот после Нового Года, пришли эти... инвалиды и давай нас выгонять. Кольке руку тогда палкой сломали, но мы их не впустили. С тех пор там и обитаем. - А как же вы питаетесь? - Жрачку что ли где достаем? На рынок идем. Проходим с начала до конца. Стянем, что получится, соберемся, поделим. И ещё, я своих пацанов на самые крутые места в центре пристроила. Подают. Покупаем, кому что надо. По-честному. - Воровать нехорошо, Катя, - сказал Борис, глубоко затягиваясь сигаретным дымом. - Нехорошо? Девочка прищурилась и посмотрела, по очереди, на обоих. - А кто меня на работу возьмет? Эх, вы! Ничего не понимаете! - Катя! У меня... дочка, почти твоего возраста,- сказала Алла, прерывая затянувшуюся паузу. - Ой, ой, ой! Только не говори мне, какая она хорошая и как отлично учится в школе. - Нет! У меня просто осталось много одежды от неё... Храню... Хорошей, почти новой, - поторопилась добавить Алла. - Если тебе что-то подойдет, я буду рада... - А для пацанов ничего нет? Жаль! Им трудно шмотки найти. Размеры уж очень маленькие. Конечно, давай, если не жалко, все приму! Что не подойдет - обменяем! На прощание Борис дал разбойнице 20 долларов, и она от счастья, не зная как отблагодарить, торопливо наставляла: - Теперь если чего у вас украдут, то мне доложите: когда и в каком районе. А сумочку, скажи ей, пусть так не держит - откроют, и не заметишь! Девочка, несмотря на условия, в которых жила, никогда не выглядела подавленной или удрученной. Она знала по жизни, что этим делу не поможешь. Надо быть всегда готовой бороться за жизни - свою и пацанов, решать и быть сильной. Ребенок, не помнящий... Да что там! Даже, не знающий, что такое детство. В восемь лет ставший матерью троим брошенным, как и она мальчишкам. Но несчастными они себя не чувствовали! Всегда веселые и бодрые, как воробьи! Это мы,... живущие в теплых и удобных домах, впадаем в депрессии, сетуя на тяжелую и несправедливую жизнь. Это нам всегда чего-то не хватает. Это мы, плача навзрыд о судьбе несчастной собачки в иностранном фильме, брезгливо обходим оборвышей на дороге! Это мы не спрашиваем: "Чей ты? Где ты живешь? Ты кушал сегодня? ". И хотим после этого быть счастливыми??? Служба наблюдения работала отлично и, как только Борис с Аллой появились в центре города, тут же перед ними возникла "маленькая разбойница", принаряженная в лыжный костюм и шерстяную шапочку. - Ну вот, - пошутил Борис. - Теперь лыжи требовать будет. - Во даёшь! Сейчас ведь осень! НЕ-Е-Е-! Я никогда не каталась. Только на жопе с горки. Аллу малышка никогда не называла по имени и обращалась к ней всегда от третьего лица через Бориса. - "Банкомат"! Мне с бабой твоей поговорить нужно. Дело у меня к ней есть. Отведя Аллу в сторону, девочка спросила: - Ты в губной помаде чего понимаешь? - Конечно! А зачем тебе? - А зачем тебе? Для того же! Мне нравится один мальчик. Он всегда проезжает на машине мимо нашей кочегарки... Я вот думаю. Если я накрашу губы... Может он и заметит меня...? ..................... У Аллы струями потекла с глаз тушь. Борис собрался, наконец, в Америку, потому что Алла переезжала работать в Москву. Он продолжал любить эту женщину, и с её отъездом пребывание в городе стало бы нестерпимым. Они разошлись потому, что она хотела детей. Он их терпеть не мог. Второй брак у обоих тоже не сладился. Так и продолжали "дружить", живя врозь. Каждый для себя. Перед отъездом навестили "разбойницу". Попрощаться. - Что-то долго вас не было видно, -сказала она, подходя. - Зима на носу. Запасы надо делать. Молчание. Девочка насторожилась. - Чего такие тухлые? Сперли что- ли чего у вас? Я же говорила - тут же ко мне! Алла присела на корточки и взяла Катю за руки. Та сразу посерьезнела, чувствуя, что услышит неприятное. - Мы уезжаем. Я в Москву. Борис - в Америку. - Ну всё, - выдохнула девочка обреченно! - Оттуда никто не возвращается! Борис не отвечал и только нервно палил сигарету глубокими затяжками. Алла достала из пальто пакетик и вложила девочке в руку . - Мы тут тебе кое - что собрали, - сказала она. Малышка, не глядя, сунула пакет в карман куртки и отступила на шаг. - А я? А как же я? "Банкомат"! Ты что? Алла заревела, и схватив девочку за руку, спросила, глядя ей прямо в глаза: - Поедешь со мной в Москву? Навсегда! Девочка задумалась только на несколько секунд и ответила совершенно спокойно, отдергивая руку : - Нет! Пацанов бросить не могу, а всех нас ты не возьмешь! Помолчала немного и добавила: - В Москву - то, небось, вместе поедете. Дайте знать, на каком поезде. Может приду попрощамкаться. Повернулась и убежала. Кати среди провожающих не было. Объявили отправление, и Борис с Аллой только в последнюю минуту зашли в вагон, подгоняемые рассерженной проводницей. Уже подняли вагонные подножки, а они все высовывали из тамбура головы, крутя ими по сторонам. И только когда поезд тронулся, из-за ларька с газетами вышли на перрон четыре маленькие фигурки. Они не махали, а просто тихонечко стояли, провожая глазами уходящий, набирающий скорость поезд.... Пройдя в купе, бывшие муж и жена молча сели рядом, взявшись за руки. Они хорошо знали друг друга и только гадали, кто из них первым предложит сойти на следующей станции... навстречу своей новой любви и обретенным детям. |
Притча об Одиночестве
В далекой-далекой стране, почти на самом краю земли, стоял древний замок. Его хозяином был страшный дракон, звали его Одиночество. Редкий рыцарь нарушал границы его владений. Но если и находились такие смельчаки, то причиной, заведшей их в такую даль, была лишь слава о загадочной пленнице чудовища. Нежная и прекрасная принцесса всю свою жизнь провела в этом замке, ничего другого она не знала. Иногда рыцари даже доходили до ее окон, звали ее, обещали показать свои владения – княжество Удовольствия, королевство Радости… Но принцесса лишь посмеивалась над их бахвальством, не веря ни единому слову. Ей говорили, что она в плену, но кто держал ее? Дракон Одиночество не раз говорил ей, что она вольна уйти в любой момент. Но разве плохо ей здесь было? И кто сказал, что в другом месте будет лучше? Ей казалось, что за крепкими стенами старого замка ее ожидает лишь разочарование. Впрочем, она не часто задумывалась над этим. Рыцари приходили и уходили… Обещали несметное богатство и неземное счастье… Хотели выкрасть или увести обманом… Вызывали Одиночество на смертный бой – и неизменно проигрывали. Но однажды появился тот, кто затронул сердце неприступной принцессы. Он ничего не обещал, просто прошел в ее комнату и взял за руку. В этот самый миг принцесса поняла, что чудеса все же бывают. - Кто ты? – одними глазами спросила она. - Я – Доверие, из страны Любви, - мягко улыбнулся он в ответ. - Ты пришел, чтобы увести меня с собой? - Только если ты сама этого захочешь. - Но как же ты прошел мимо дракона? - Разве ты не знаешь? Одиночество уходит навсегда, когда появляется Доверие. |
Способность Прощать
Однажды учитель заставил каждого из нас принести чистый пластиковый мешок и сумку с картофелем. Для каждого человека, которого мы в своей жизни отказались простить мы должны были выбрать картошку, написать на ней имя этого человека и дату и положить в пластиковый мешок. Некоторые из наших мешков, как Вы можете себе представить, были достаточно тяжёлыми. После этого нам сказали таскать эти мешки все время с собой целую неделю, ночью оставляя их около кровати, во время поездки в машине - на соседнем сиденье или на нашем столе во время работы. Неудобство таскать везде с собой этот мешок заставило нас понять, что такой же груз непрощённых обид, только духовный, мы постоянно носим с собой. Мы постоянно думаем об этом, переживаем, не может забыть и оставляем эти воспоминания дальше с собой. Естественно картошка скоро стала портиться и становиться склизкой. Это стало потрясающим примером той цены, которую мы платим за то, что сохраняем в себе боль и негативные эмоции. Слишком часто мы думаем, что прощение - это подарок другому человеку. Конечно, это правда, но лишь отчасти. Потому что это ещё и величайший подарок самим себе! Поэтому в следующий раз, когда вы решите, что не можете кого-то простить, спросите сами себя: "Разве мой мешок недостаточно тяжёл?" *********************************** Прощая, мы очищаем свою душу и сердце от горечи и тьмы. Лишь в этом случае Свет может поселиться в нас и наполнять радостью, миром и счастьем. |
Будь счастлив...
У дороги стоял нищий и просил подаяния. Всадник, проезжавший мимо, ударил нищего по лицу плетью. Тот, глядя вслед удаляющемуся всаднику, сказал: — Будь счастлив. Крестьянин, видевший происшедшее, услышав эти слова, спросил: — Неужто ты такой смиренный? — Нет, — ответил нищий, — просто, если бы всадник был счастлив, он бы не стал бить меня по лицу. |
У ангела болели зубы...
Алексей Котов 2 1. На столе лежала открытая тетрадка. К авторучке подползал солнечный зайчик… Людочка бродила по комнате, заложив руки за спину и с отчаянием, а то и со злостью косилась на чистый лист. Сердце казалось упругим, горячим и переполненным… Но первые, такие необходимые и уже витающие в воздухе стихотворные строчки, все равно не приходили. «Я не могу сказать «прощай»… Я не могу поверить в это… — рой мыслей в голове был похож на ураганчик. — Слова усталого поэта.. Нет, сонета… Нет-нет!.. Моя тяжелая карета….» Людочка нервно прикусила губку. «При чем тут карета?! — она на секунду остановилась. — Чушь!..» Людочка на мгновение представила себя печальной принцессой. Образ казался довольно милым и привлекательным. Но внутренний настой, слишком резкий, рождающий слишком стремительные чувства и слова, мало гармонировал с печальным и меланхоличным личиком венценосной особы. Молодая женщина подошла к окну. Муж Ленька полол огород. Дачный участок, освещенный веселым утренним солнцем, сиял как сцена перед премьерой. Но в прелести наступающего дня не было ничего бутафорского и искусственного. Мир был свеж, прост и чист. «А сказать «прощай» кому?.. — Людочка потерла щеку. — Леньке, что ли?!» У Леньки была широкая спина борца. Упругие мышцы чуть вздрагивали под загорелой кожей в такт ударам тяпки. «Слон несчастный!..» — не без укора подумала Леночка и вернулась к столу. 2 — Ты что?.. — Я это самое... Я воды попить. Под тяжестью Ленькиных шагов чуть поскрипывали половицы. — Хорошо, только не мешай мне. Людочка что-то быстро писала. Она разговаривала с мужем, не поднимая головы. Ленька, не отрываясь от кружки с водой, покосился на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого. — Жарко уже… — как бы, между прочим, сказал Ленька. — Что? — сухо переспросила Людочка. — Жарко, говорю. — Да. — К вечеру закончу с огородом… А потом крышу на сарае поправить нужно. — Да. — А еще… Это... Ну, в общем… — Да! — резко оборвала Людочка. Ленька потоптался на месте. — Что, «да»?..— не совсем уверенно переспросил он. — Не мешай мне, пожалуйста! Склонившееся над тетрадкой лицо жены было удивительно красивым и в тоже время бесстрастным, как лицо врача. — Да я ничего… Пишешь, значит, да?— Ленька смутился. — Ладно, с огородом я сам справлюсь. Голос Леньки вдруг стал виноватым. Он тихо закрыл за собой дверь… 3 «У ангела болели зубы, Ни Бог, ни черт, никто, ничто Ему — увы — не помогло Иль помогало сделать хуже… Больной в раю едва ли нужен И за скандал, в конце концов, Был сброшен ангел с облаков. Изгнанник рая!.. Но обида — ничто в сравнении с судьбой… Не щеку жжет зубная боль, А сердце, душу, кожу, крылья!.. От боли ангел весь вспотел И вдруг на чей-то дух печальный (Чужой, возможно нелегальный) Больной щекой вдруг налетел… Людочка откинулась на спинку стула и самодовольно улыбнулась. Строчки рождались уже сами собой и почти не требовали усилий… Они приходили ниоткуда. Какой будет следующая, Людочка искренне не знала. Такого рева не слыхали ни ад, ни рай, ни небеса: «Молись, проклятая душа!!.. Молись и знай, Что всех мук ада, как искупленья, как награды, Тебе не видеть никогда!..» Боль успокоилась немного И ангел выдавил: «Ты чья?!..» Пауза получилась хотя и легкой, но продолжительной. Встряхнись же, жалкая душа! Или тебя встряхнут за шкирку, Встряхнут, да так, что станешь дыркой От всемогущего перста. Авторучка снова замерла… Но только на пару секунд. И перепуганная насмерть Размахом крыл — едва жива — Лепечет тоненько душа: «Поэтова я, господин…» «Ха-ха-ха!..» — едва ли не сказала вслух Людочка. Дурак — не может быть один! Он вечно трется где-то рядом Хозяйскую мозоль блюдя… И да хранит его судьба От благости вдруг ставшей ядом… 4 Нинка Федорова полола огород в купальнике. У нее было большое сильное тело и красивая грудь. Грудь едва помещалась за узкой полоской лифчика. «И как он только не треснет, лифчик этот?!» — подумал Ленька. Особенно остро подобные мысли беспокоили Леньку, когда соседка нагибалась к земле. — Ленька, слышь!.. Полгода назад Нинка развелась с мужем. Женское одиночество сделало ее смелой и простодушной. Особенно в общении с Ленькой. — Ленька!.. — Ну? — Жена твоя где? Опять стихи пишет?.. Нинка стояла, опираясь на тяпку, и пристально смотрела на Леньку. Ленькин взгляд снова уткнулся в полоску ткани на женской груди. — Обед она готовит, — соврал Ленька. — Вкусный, наверное?.. — Кто? — Ни кто, а что. Обед. Ленька промолчал. — Ленька, скажи честно, жрать хочешь? А то пойдем, накормлю. Полуголая, уже успевшая вспотеть от работы, Нинка была похожа на булочку с маслом. Ленька вдруг почувствовал, как его «мужское начало» огнем обожгло низ живота. — Нет, спасибо… Ленька отвернулся. Он с силой, почти не разбирая где сорняк, а где картошка, заколотил тяпкой по земле. — Дурак ты, Ленька!.. Ленька сжал зубы и едва не кивнул головой в ответ. 5 Людочка торжествовала… Она ерзала на стуле и боялась отстать от убегающих, торопливых строчек. … А где же ангел? Здесь! Но в гневе он черен стал И жуткий лик Испепеляющее велик, Как молнии в гневливом небе. Да кто же рифмок не изведал?! Тоскливо-кислое вино — Слова, рожденные бездельем, Но боль зубная — вот похмелье!!.. Мысли опережали возможности их изложения. Строчки «…Не челюсть — сердце боль свела, Ах, рифмы — серая тоска!..» не находили себе места. Ленька вошел в комнату тяжелым, командорским шагом. Широкая ладонь легла на плечо Людочки. — Леня, ты что?!.. Властные руки потащили ее в спальню. — Обалдел, да?! Леня страстно сопел и молчал. Людочка отчаянно отбивалась, не выпуская из рук тетрадки и ручки. Вскоре лицо мужа стала похоже на разрисованную физиономию индейского вождя решившего объявить войну всем соседям. — Уйди, идиот, а то убью! Людочка укусила мужа за палец. Ленька тихо охнул. Он оставил в покое женщину и сунул палец в рот. — Нашел время!.. — Людочка заплакала. — Уйди! Ленька стоял посреди комнаты — огромный и неуклюжий. — Ну, чего уставился?! — Я это самое… — в голосе мужа слышалось откровенное раздражение. — Я есть хочу! — Вот и иди на кухню! Взгляд Леньки споткнулся на разгневанном лице молодой женщины. Слезы делали его чужим. Людочка протяжно всхлипнула и по детски вытерла нос ладонью. Леньке стало чуть-чуть стыдно — соблазнительный и полуголый образ соседки Нинки сразу же померк. Инстинкт уступил место сомнению. На кухне Ленька нашел хлеб, колбасу и стакан остывшего кофе. Ленька ел, не чувствуя вкуса, и смотрел в окно. Когда соседка Нинка, наконец, направилась в сторону своего дома, Ленька облегченно вздохнул. Он на цыпочках прошел по залу. Людочка спряталась в спальне, но Ленька даже не взглянув в сторону запертой двери. В полутемном коридорчике Ленька наткнулся на брошенную тяпку. Та, очевидно вспомнив свое близкое родство с граблями, охотно и умеючи разбила ему нос черенком… 6 … И на беду, Гуляла кляча там, внизу. Стихотворная строчка застыла как кинокадр. Грозный ангел с опухшей щекой висел в воздухе, держа перед собой съежившуюся от страха душу поэта. Внизу прогуливалась старая лошадь. Она лениво жевала траву и совсем не интересовалась тем, что происходит у нее над головой. Людочка отлично знала, что должно было произойти дальше. Но слов — простых и понятных — таких, которые рождались в сердце всего десять минут назад, уже не было. — Ленька… Дурак! — громко сказала Людочка. Стало чуть легче, но ангел «в кадре» не двигался. Людочка привстала и посмотрела в окно. Ленька снова полол огород. Его могучая спина казалась по стариковски сутулой и усталой. «Кадр»-картина: ангел плюс ошарашенная душа поэта и кляча внизу таяла прямо на глазах. «Нет-нет!.. Нельзя!.. Так нельзя!» Людочка не понимала что нельзя и почему нельзя. Ручка торопливо заскользила по бумаге, записывая то последнее, что норовило ускользнуть из памяти. Ангел ожил… … Он шкуру с лошади срывает, Ей душу втискивает в грудь. Душа, о радости забудь! И обнаженный конь взмывает И исчезает вдалеке… Со шкурой старою в руке Стоит и смотрит ангел… Браво! В сердце что-то тихо щелкнуло. Авторучка тут же продолжила: Поэт — кто высказаться может, Кто может вспыхнуть разом, вдруг, Всем тем, что рвет чужую грудь, Всем тем, что чье-то сердце гложет… Когда душа моя без кожи, Слова испепеляют мозг. Я говорю, мой добрый Бог!.. Мой милосердный, добрый Боже, За что ты мучаешь меня?.. За что мне, кляче, вдруг дана Душа без самой тонкой кожи, За что от слов схожу с ума?.. Я вижу мир и мир без дна, На что мне опереться, Боже, Ведь я… Людочка замерла после «я»… Как такового ее собственного «я» почти не было. Был только лист бумаги и чуть подрагивающий кончик авторучки над ним. Время летело совершенно незаметно. Людочка уже не помнила ни о чем: ни о Леньке, ни о недавней ссоре с ним. Прежнее поэтическое вдохновение вернулось незаметно, словно на цыпочках. Но из недавнего — чуть насмешливого и лукавого, — оно вдруг превратилось во что-то пронзительно острое. Собственное «я» таяло, как снег на горячей ладони. А строчки оборвались… Чувства в груди стали настолько огромным и нетерпеливым, что Людочка задыхалась. Она резко встала и, не зная, что ей делать дальше, обошла вокруг стола. Руки дрожали… Она перевернула лист тетради. Лист был пугающе чистым, как снег. 7 — Ленька, ты свою благоверную бить пробовал? — Нет. — Даже ни разу?!.. — Нет. — Зря!.. Вон тот салат попробуй, Ленечка. Нинка все-таки одела халатик. Правда, он был застегнут не на все пуговицы. Такая небрежность только подчеркивала стройность женской фигуры. На расстеленном прямо на грядках одеяле стояли тарелки с разнообразной закуской. Бутылка самогона торчала рядом с локтем Леньки, едва ли не на четверть воткнувшись в мягкую землю. Ленька ел торопливо, но со вкусом. — Может, выпьешь? Не дожидаясь ответа, Нинка потянулась к бутылке. Очередная пуговица на ее халатике легко выскользнула из петли. «Старый халатик, наверное… — решил Ленька. — Покупала его давно». — Мой-то бывший выпить любил, — легкомысленно болтала Нинка. — А как выпьет, так, значит — подраться. Дурак, одним словом… — Знаю, — Ленька кивнул. Однажды тощий и злой, как черт Толик бросился на Леньку. Но тому даже не пришлось поднимать руки. Толик налетел на гиганта-соседа, как на железобетонный столб и рухнул на землю. — Убить обещал, — Ленька улыбнулся. Он поднял стакан. Наполненный до краев стакан с самогоном пах не столько сивухой, сколько едва ли не сорока травами, на которых был настоян. — Пей, Ленька, пей, а то прольешь… Нинка ждала. Она улыбнулась и не опускала глаз. «А купальник, значит, то же… Переросла она его, значит». — Ленька тянул в себя пахучую жидкость, не отрывая глаз от полоски лифчика. Он вдруг поймал себя на мысли, что Людочка наверняка смотрит в окно — приготовление к пикнику на огороде получилось довольно шумными. Ленька чуть не поперхнулся самогоном. — Черт!.. Сигареты дома забыл. Ленька отставил не допитый до дна стакан и быстро встал. — Вернешься?.. В глазах Нинки было столько тоскливого и жадного ожидания, что Ленька отвернулся. — Я скоро, — пообещал он. — А с Толиком у меня — все!.. — вдруг горячо заговорила Нинка. — Понимаешь, Ленечка?.. Последний раз с граблями его встретила. Не могу я с ним больше… Противно. Ленька уже шел к дому. Не оборачиваясь, он кивнул. Споткнувшись на борозде, Ленька не к месту выругался и решил, что в его в личной жизни, пожалуй, тоже все кончено… 8 Пачка сигарет лежала на столе, в зале. — Слышь, поэтесса!.. — Ленька ударил кулаком в запертую дверь спальни. — Выходи, поговорить нужно. За дверью чуть слышно всхлипнули. — Ну, кому говорю?! Ленька удивился тому, как зло и громко звучит его голос. За дверью молчали. Ленька уже не сомневался, что Людочка видела «пирушку» мужа с красивой соседкой на огороде. Но, как и все неприятности, а эту особенно, Людочка переносила молча. — Сволочь!.. Всю душу ты мне вымотала! — вдруг закричал Ленька. — Иди сюда, бить буду! Глубоко оскорбленное мужское чувство, порядком подтравленное полуголой Нинкой и оглушенное самогоном, требовало выхода. Но только слов было мало… Ленька пнул ногой стул. Тот упал на бок. Ленька пнул его еще раз. Стул с грохотом, задевая по пути все, что только можно, отскочил в сторону. — Писательница!.. Творческая личность, понимаешь! — бушевал Ленька. — А в доме жрать нечего!.. Огурцами с грядки питаюсь, как заяц приблудный! Я тебе что, бык, чтобы и дома и на работе за двоих пахать?!.. Дверь в спальню под огромным кулаком затравленно пискнула и чуть подалась во внутрь. — Ты хоть копейку домой принесла, а?!.. Вообще-то, Людочка работала учительницей в начальных классах. Но ее зарплата составляла только десятую часть Ленькиной. О ней частенько забывали, планируя ближайшие расходы. — А рожать за тебя кто будет, тоже я?!.. Дура никчемушняя!!.. Выходи! Кулак снова опустился на дверь. Та стала ниже и перекосилась на один бок. Ленька вдруг понял, что еще одно усилие и дверь разлетится в щепки. Он замер и медленно опустил кулак. — Выходи… — голос Леньки звучал все также грозно, но вдруг стал значительно глуше. — Все равно бить буду! Тоненькая и хрупкая Людочка была только на год моложе Нинки. Но рядом с ней она казалась подростком. У Людочки были огромные голубые глаза и тоненькая шея. — Симулянтка!.. Кровососка несчастная!.. Дверь сама, без малейшего усилия со стороны Леньки, движимая лишь легким сквозняком, вдруг стала открываться. Ленька притянул ее к себе мизинцем за ручку. — Выходи, кому говорю! В спальне снова горько всхлипнули… Потом еще и еще раз. Ленька сунул в щель между дверью и косяком подвернувшееся под руку полотенце и прижал ее… — Последний раз по-хорошему говорю, выходи! Тихий плач Людочки начался с детского «Ой, мамочка!..». — Сволочь малохольная!.. Ленька попятился от двери. Он споткнулся об опрокинутый стул и, едва не потеряв равновесия, обрушился на диван. — Заткнись! Ленька запустил в стену подушкой. Плач в спальне стал чуть громче и значительно безысходней. — Да заткнись же!.. — Ленька сдавил руками голову, чтобы не слышать его. — У меня скоро крыша от тебя поедет! Уши под широкими ладонями горели жарким пламенем. Ленька завалился на бок. Он вслепую нашарил вторую подушку и накрыл ей голову. — Господи, что же я с такой дурой связался?!.. — на мгновение перед его мысленным взором снова промелькнуло пышное тело Нинки. — Все бабы, как бабы, а эта… Ну, вообще!.. Господи, да за что ты меня так, а?! Вопль Леньки из-под подушки звучал не менее трагично, чем тихий женский плач в спальне. — Все равно уйду, блин!.. Я что, псих, что бы с дурой жить?! Ленька подобрал под себя ноги и лег поудобнее. — Этих баб… — он на секунду запнулся. — Море!.. А может и два моря. Океан, в общем… А я тут с этой… Поэтессой! Три стихотворения напечатали, а она… — паузы между злыми словами становились все длиннее и длиннее. — А она от счастья рехнулась. Да кому ты нужна, со своими стихами?!.. Ненормальная! Кто их сейчас читает-то? Дышать под подушкой было трудно и жарко. Хмель кружил мысли и искал простора. А может быть просто глоток свежего воздуха. Ленька снял подушку и положил ее под голову. — Слышь, Людка!.. — он помолчал, ожидая ответа. Но ответа, кроме короткого, уже после слезного, всхлипывания не последовало. — Недавно с мужиками после работы выпивали… А закуску на газете разложили. Глядь, а там, в газете, стихи!.. Полчаса ржали. Ах, мол, ты меня оставил и все такое прочее… Ну, смешно же, пойми! Какого черта, спрашивается, со своими переживаниями на люди лезть?.. Как на сцене, честное слово. «А сердце пусто, как почтовый ящик…» — Леньки чуть улыбнулся. — А почему, например, не как гробик, а?.. Или как ведро. Ха-ха!.. — смех получился не совсем естественным. Ленька заерзал на диване и громко рявкнул. — Людка-а-а!!.. — Что? — тихо донеслось из-за двери. — Мое сердце пусто, как наш холодильник. Ответа не последовало. — Поэтесса, а юмора не понимаешь. — Ленька презрительно скривился. — Слышь, пошли в баню, а?.. Спинки друг другу потрем… «Не пойдет!» — подсказал Леньки внутренний голос. «Знаю!» — тут же огрызнулся сам Ленька. Но злость уже проходила. Хмель потихоньку брал свое — Леньку потянуло в сон и он зевнул. Вспышка раздражительности, жуткой и всепобеждающей, оказалась похожей на мыльный пузырь. — А завтра я к Нинке уйду, — пообещал он жене. — Одна жить будешь, на свою детскую зарплату. С пустым сердцем и холодильником. Поняла?.. Чего молчишь? В спальне чуть скрипнул стул. «Села, наверное…» — догадался Ленька. Если Людочка плакала, она всегда по-детски забивалась в угол комнаты. Иногда она опускалась на корточки и прятала лицо в ладони. Потом, после слез, Людочка садилась за стол и долго-долго, отрешенно смотрела в одну точку. У нее были пустые, но почему-то удивительно прекрасные глаза, а на тонкой шее пульсировала чуть заметно голубая жилка. Стул скрипнул еще раз. Очередной зевок Леньки получился шумным и протяжным. Ленька положил подушку поудобнее, повернулся на живот и уткнулся в нее носом. — А Нинка баба что надо… Такая за хорошего мужика обоими руками держаться будет. Ученая уже… Со своим алкашом Толиком вдоволь всего нахлебалась. И детей нет… Лафа! Ленька приоткрыл один глаз. — Людк!.. Из-за двери уже не доносилось ни малейшего звука. — Не плачешь, да?.. Молчание. — А зря!.. Покаталась ты на моей шее — и хватит. Баста!.. Через пару минут Ленька уснул. Он уснул так быстро и незаметно для самого себя, что его последняя фраза: «Придумали, понимаешь любовь в помидорах для…», так и осталась незаконченной. Ему снилась голая Нинка. Они лежали в постели, но ничего такого между ними не происходило. Или уже произошло… Внутри, под сердцем было пусто, как в старой бочке. «Чужая ты…» — вдруг убежденно сказал Ленька соседке и отвернулся к стене. 9 …Было два, а может быть и три часа ночи. Людочка лежала на спине и рассматривала потолок раскрашенный луной в сетчатую клетку от шторы. Иногда она морщила лоб и кусала губы, — детали давнего и смешного случая словно окутал туман. Сколько ей было тогда?.. Вряд ли больше трех лет. Шумный праздник Нового Года в детском саду отмечали вместе с родителями. Людочка почти не помнила лиц и многое, если не все, возвращалось к ней как смутные, темные пятна в большом, ярко освещенном зале. Зал жил ожиданием Деда Мороза. Это Людочка помнила очень хорошо. Середина зала, возле сверкающей елки, была пугающе огромной и пустой. Людочка не помнила, как пришел Дед Мороз. Наверное, он прошел сквозь толпу и направился к елке. Он что-то громко говорил, стоя возле нее… Конечно же он, должен был что-то говорить… Наверное, поздравлял. Память сохранила только микрофонный тембр его голоса начисто лишенный слов. А еще был страх… Именно тогда крошечная Людочка вдруг ясно поняла, что не только она, но и все дети боятся к подойти к Деду Морозу. Страх был живым и самым настоящим — расстояние до сказочного, белобородого гостя казалось слишком огромным. Слишком!.. Сверкающий зал отражался в полу, и сам пол был похож на тонкий слой льда. Людочка хорошо запомнила паузу, когда Дед Мороз перестал говорить… Он сел… Он ждал, но никто из детей к нему не шел. Страх стал похож на стену. И тогда маленькая Людочка бросилась к дедушке под елкой так, словно прыгнула в бездну… Это было похоже на полет. Она с разбега уткнулась Деду Морозу в колени и… Что она выпалила?.. «Дедушка» или просто «Мороз»?.. Или она ничего не сказала, а просто смотрела полными ужаса и восхищения широко распахнутыми глазами на лукавый прищур за пышной бородой? Сильные руки подняли девочку и посадили ее на колени. Людочка была готова зареветь от страха и закричать от упоительного восхищения победы. Двойственное, удивительное и почти сказочное чувство настолько переполняло ее, что она заплакала. Она чувствовала на себе сотни жадных и одобрительных, завистливых и сочувственных взглядов… И тогда она спряталась, именно спряталась за огромную, белую бороду Деда Мороза. Людочка улыбнулась. Смешно!.. Смешно, но именно там, за бородой ей было почему-то совсем не страшно. Она на мгновение ощутила чувство огромного, как небо, покоя… А зал засмеялся. Зал ожил и к Деду Морозу устремились все. Очень скоро Людочку оттерли в сторону — желающих оказаться на ее месте было слишком много… Ее грубо толкнули и она чуть не упала, споткнувшись о ногу суетливого фотографа. Впрочем, она не чувствовала тогда ни обиды, ни смущения, ни растерянности… Да и так ли важно, что было и что чувствовала она потом? Людочка быстро встала и подошла к окну. На подоконнике лежала тетрадка… Готовых к рифмам слов не было. Но на бумагу быстро легли самые-самые последние строчки: … Пусть не нужна мне больше борода, Но добрый Бог, не покидай меня! 10 Ленька проснулся поздно — пол-девятого. По щеке ползал теплый солнечный зайчик. Ленька потер щеку, зевнул и потянулся. Дверь в спальню была широко открыта. Ленька усмехнулся, сам не зная чему, и вытянул шею… Жены в спальне не было. «Убежала!!..» Ленька метнулся было к входной двери, но прежде чем с шумом вылететь наружу, он все-таки догадался заглянуть в окно. Людочка полола огород. На мгновение в сердце Леньки вспыхнуло что большое и торжествующее... «Да куда она денется-то?!..» На Людочке был старенький, открытый купальник. Тот самый, когда три года назад Ленька впервые увидел Людочку на пляже… Правда, тогда Людочка выглядела совсем уж худенькой девчонкой. Ленька довольно долго глазел на фигурку жены. Людочка остановилась и подняла ногу, рассматривая что-то на ее подошве. «Босиком вышла… Вот дура!» Торжество лопнуло и Ленька улыбнулся. Он сходил на кухню и вернулся оттуда с пол-литровой банкой молока и куском булки. Ленька ел за столом, рассматривая обложку «поэтической» тетрадки Людочки. Стихов он не любил. И у него хватило терпения прочитать только первую строчку: «У ангела болели зубы…» Ленька жевал и думал. «Молоко хорошее… — подумал он и незаметно для себя потянулся к авторучке. — Еще бы сегодня купить у Дарьи Петровны нужно…» У ангела болели зубы… Прямо на обложке тетради крупными буквами вывел Ленька. На минуту он задумался и быстро прибавил к ним еще три строчки. «Здорово! — решил он, рассматривая полностью завершенное стихотворение. — Правда, коротко, но за то все понятно… Не то что у Людки». Ленька отставил пустую банку и встал. Шлепанцы Людочки он нашел рядом с кроватью. Прихватив их собой, Ленька пошел на огород… 11 — Ну, что ты так спешишь?.. — терпеливо учил Ленька. — Лупишь прямо по картошке. И тяпку правильно возьми. — Как правильно? — удивилась Людочка. По ее мнению, тяпку можно было держать как угодно. Ленька показал как правильно. Людочка благодарно кивнула. — Я это… Я вчера выпивши был… — Ленька говорил безразлично и даже холодно. — Буробил что-нибудь, да? Людочка снова кивнула. — Не обращай внимания… Подожди! Опять ты тяпку, как швабру держишь. Людочка моргала глазами и покорно смотрела на мужа. — Говорю же тебе, вот так!.. Сильные руки Леньки переставили женские ладошки на черенке тяпки. — Поняла? — Да… Ленька засомневался. — Что ты поняла? — Не нужно обращать внимания… — Это ты о Нинке, что ли? Людочка молчала. Ленька широко улыбнулся. — Людк, вот скажи честно, ты меня любишь? Глаза молодой женщины вдруг стали огромными и виноватыми. — Стихи ты свои любишь, а не меня… — сказал Ленька. — И опять шлепанцы потеряла, поэтесса несчастная! Он нагнулся. — Нет, я тебя люблю… — чуть слышно ответила Людочка. — Врешь ты все, — просто сказал Ленька. Он обул жену, как обувают ребенка. — Ладно, хватит языками трепаться. Работать пора. Картофельные борозды казались бесконечными… Солнце быстро поднималось к зениту. Становилось все жарче. — Устала? — Нет… — Может, отдохнем? — Потом, Ленечка!.. Ленька покосился на соседний участок. Нинки не было видно. «Жаль ее, — подумал он. — Хорошая баба… То есть человек». Мысль пробилась через неумолчно звучащие в голове Леньки строчки: У ангела болели зубы… Что ж, к стоматологу пора, А врач сидел больной и грустный… Но ангел вылечил врача! «Привязались же, черт! — не без досады, но и без гораздо большего чувства самодовольства, подумал Ленька. Его первый опыт в поэзии казался ему все более и более удачным. — Как там говорят-то?.. С кем поведешься, от того и наберешься?..» Ленька на секунду представил себе, как потрясенная Людочка прочитает его стихи. «Позавидует, кончено!..» — решил Ленька. Его ангел был на удивление добрым малым… |
Кошкость
Вы знаете, что происходит с кошкой, когда её забывают гладить? Сначала она не верит в происходящее. И продолжает ластиться, будто все так, как она привыкла. И никак не может взять в толк, почему он больше не ищет её первым делом по всему дому, когда приходит, чтобы погладить, заглянуть в её счастливые глаза и с улыбкой сказать: "А вот и я. Скучала?" Поэтому она бежит здороваться первая и не замечает, что он, машинально почесывая её за ушком, думает о чём-то совершенно другом. Затем она начинает задумываться, почему от неё снова нетерпеливо отмахнулись. Может, он просто не в духе? Мало ли что... И покорно ждёт ночи, чтобы пробраться в кровать и свернуться клубочком у него в ногах, когда он уже спит. Когда он впервые в жизни приходит под утро, она понимает, что что-то таки случилось. Она ждёт с утра и до вечера, а потом всю ночь спит чутко, боясь пропустить приход самого важного для нее человека. И так безумно радуется, когда он все-таки появляется, что сразу прощает его. Она ведь его кошка. Однажды недопонимание все же превращается в ссору: он снова её грубо оттолкнул, а она впервые выпустила когти. И вот он с недоумнием и легким раздражением смотрит на неё, обрабатывая поцарапанный палец йодом, а она сидит в самом тёмном углу и ругает себя за случившееся. Как она могла так с ним поступить? Ведь это же её он... Её всё чаще посещают сомнения: что же с ним случилось? Может, она что-то сделала не так? Да, это все её вина - она не была достаточно внимательна... ведь так?.. Он впервые на неё накричал. Она забивается в дальний угол и плачет. Потому что не видит выхода. Слёзы тяжелыми каплями падают в пыль, она брезгливо отдергивает лапки от грязных лужиц и торопливо умывается. Они все время ругаются. Он кричит, она со слезами на глазах шипит на него, с каждым разом все более яростно. И все чаще, вонзая в него когти, не чувствует его боль так, как раньше. Ей стало все равно? Он пришёл злой, уже привычно накричал на неё за разбросанные по коридору тапки. Она подбежала к нему и угрожающе зашипела... испуганный визг, стук падающего тела и скрип когтей по полу. Он ударил её. Ночью, вылизывая ушибленную лапку, она принимает решение. Утром он находит только открытую форточку. Она ушла гулять сама по себе. И лишь изредка и с неохотой вспоминает того, кто забывал её гладить... |
Одной веревочкойАлексей Котов 2
1 Пургу не ждали… Сашка шел впереди, пробивая дорогу усталой Леночке. Снег был сырым и плотным. — Ну, ты как?.. — Сашка оглянулся. — Ничего… — Леночка виновато улыбнулась и всхлипнула носом. — Запомни, ничего — это пустое место. А, в общем, не горюй, дойдем!.. Горы, еще утром казавшиеся такими прекрасными и величественными, теперь пугали своей неживой, холодной близостью. До лагеря альпинистов с шутливым названием «Лифт не работает» оставалось около двух километров. Но простая альпинистская арифметика: крутой подъем и снег, возводили эти километры едва ли не четвертую степень. — Отдохнем немного… Садись. — Сашка показал жене на плоский валун. Леночка едва не свалилась в сугроб, усаживаясь на камень. Сашка вытер пот и посмотрел наверх. Высокогорная трасса резко сворачивала влево, к пропасти… Предстоящие пятьсот метров пути по узкому карнизу были самими трудными. — Ленка, скажи честно, ты зачем за мной в горы увязалась? — Мне просто интересно… — А если честно? — Может быть, я тебе немножко завидую, — Леночка затравленно огляделась вокруг и невольно поежилась. — Тут красиво… — Врешь. — Не вру!.. — Леночка покраснела. У молодой женщины был довольно жалкий вид, но небольшая перепалка с мужем, казалось, предала ей сил. — Ты просто ревнуешь меня к Наташке Носовой. — Я?!.. — Леночка подпрыгнула. — Дурак! — Не-а… — Сашка внимательно рассматривал дорогу вверх. — Я же вижу все. — Все равно ты дурак! — А ты злая и упрямая. «Дойдет!.. — решил про себя Сашка, взглянув на Леночку. — Должна дойти». Перед тем, как снова тронуться в путь, Сашка проверил страховочный трос. — Связал нас Бог одной веревочкой, — пошутил он. — Пошли, что ли?.. Через триста метров Сашка сорвался вниз. Страховочный трос опрокинул Леночку на снег и потащил ее к пропасти… Она закричала и раскинула руки, пытаясь найти опору. Ее спас огромный, вросший в землю камень. Леночка ударилась об него головой и бездна, но уже другая — темная и беззвучная — распахнулась перед ней… 2 …Сашка отлично понимал, что пути вверх ему нет — его закрывал нависший над пропастью огромный камень. Каким-то чудом удержавшаяся на карнизе Леночка молчала. Но самым худшим Сашке казалось другое — Леночка не знала горной дороги. Она бездумно шла вслед за ним, не обращая внимания на самые простые приметы пути. Наконец сверху донесся, едва слышимый за воем ветра, стон. — Ленка, ты жива?!.. Стон повторился и стал более отчетливым. — Ленка!!.. Ветер и холод уже делали свое дело — Сашка плохо чувствовал пальцы рук. Он выругался и сунул нож во внутренний карман куртки. Перерезать страховочный трос было делом всего лишь одной секунды. Но Сашке еще предстояло объяснить Леночке дорогу домой… 3 …Она пришла в себя от сильной боли в голове и плече. Первая попытка пошевелиться едва не кончилась катастрофой — страховочный трос снова потащил Леночку к пропасти. Женщина вскрикнула и что было сил, вцепилась руками в шершавый камень. — Ленка!.. Голос Сашки доносился оттуда, снизу, и Леночка все поняла. — Сейчас ты пойдешь назад. Там, где мы отдыхали, ты повернешь налево. — Голос Сашки был спокойным и чужим. — Держись гряды камней и тогда ты сможешь дойти до развилки у горной речки… Поняла? Леночка не понимала… Она взяла страховочный трос и потянула на себя. — Брось!.. — голос Сашки стал злым. — Брось, иначе оба здесь сдохнем! Трос не поддавался. Леночка прикусила нижнюю губу и повторила попытку… 4 Ветер раскачивал трос и Сашка с трудом мог удержать на месте. — Ленка, пойми, у нас нет другого выхода. Даже вдвоем мы смогли бы спуститься вниз не меньше, чем за четыре часа. Одна ты спустишься за шесть. Потом будет ночь. Значит, помощь может прийти только через сутки. Но я протяну в таком положении не больше половины… Сашка хладнокровно считал. Он понимал, что счет не в его пользу и у него есть только один шанс спасти Леночку — убедить ее в неизбежности собственной смерти. — В рюкзаке ты найдешь термосы с кофе. На донышках, есть кнопка. Если нажать ее, то срабатывает устройство с сухим топливом… Трос слабо дернулся вверх. — Прекрати сейчас же!.. Леночка старалась оползти вокруг камня… Тогда ей удалось бы закрепить трос. Женские руки скользи по ледяным, чуть присыпанным снегом, камням. «Нужно удлинить трос…» — наконец догадалась Леночка. Она изогнулась всем телом и достала из рюкзака на спине запасной. Потом Леночка сорвала перчатки зубами и долго грела руки о горячий термос с кофе. Кофе казался ей слишком крепким и не сладким. — Ленка, сволочь ты такая, не молчи!!.. — хриплый крик Сашки стал еще более злым. — Не мешай. Через пару часов я вытащу тебя. — Ты что, дура?!.. Как?! Леночка молча отпила очередной глоток кофе. Она думала, что когда она отсоединит карабин троса, Сашка обрушится вниз метров на десять… Целых лишних десять метров! И у нее будет всего пара секунд, чтобы обмотать ослабший трос вокруг камня. — Если ты не будешь слушать меня, я перережу трос сейчас! — Дай мне только час!.. — Леночка старалась перекричать собственный страх. — А потом можешь делать все, что хочешь! — Ладно. Но сначала скажи, что за ерунду ты там придумала? Кофе стал холодным… В рюкзаке лежали еще два небольших термоса. «Это для Сашки…» — решила Леночка. Она ощупала карабин на груди и запасной трос. «Пора!..» Сашка вдруг понял, что он падает. Легкость во всем теле была похожа на полет во сне. Падение длилось бесконечно долго, но потом его остановил жесткий, возвращающий жизнь, рывок страховочного троса… 5 — Ты — умница и смогла закрепить трос. Повторяю, ты — умница, а теперь уходи!.. Сашке было трудно льстить. Каменная стена перед его лицом плавно раскачивалась из стороны в сторону. Ветер усиливался, и Сашка мог только кричать. Леночка молчала. Теперешнее положение Сашки стало чуть более удобным — он мог хотя бы опереться ногами на небольшой выступ. — Ленка, черт бы тебя побрал!!.. — Что? — Почему ты молчишь и что ты там делаешь?! — Ничего. — Врешь!.. — Правильно. Безразличный голос Леночки прозвучал так, словно она мыла посуду на кухне. — Дура!.. Леночка резала оставшуюся часть троса на куски и часто дышала на озябшие пальцы. Работа шла медленно: трос был прочным, а руки слишком усталыми… — Ленка, пойми, если тебе удалось закрепить трос, это ничего мне не даст! Леночка, наконец, закончила свою работу и встала. — Я жалею, что женился на тебе! — Сашка закашлялся от попавшего в рот снега. — Как правильно обозвать «осла» женским родом: ослиха или ослица? Леночка ничего не ответила. Она закрыла глаза и шагнула прямо в пропасть… 6 …Она падала вниз и кричала от ужаса. Когда ее рванул страховочный трос, ужас ушел и Леночка была готова рассмеяться от счастья. Она ошиблась только на полметра и теперь видела грудь Сашки. — Ты как?!.. Ты что?!!.. — на мгновение Сашке показалось, что он сошел с ума. — Зачем?! — На… — Леночка протянула мужу куски троса. — Что это? — Это для лестницы… — Леночка улыбалась — Понимаешь? Сашка смотрел на лицо жены и, силился понять смысл ее слов. Этому мешали застывшие ручейки крови на ее щеках. Они начинались от шапочки и текли к подбородку. — Теперь у нас два троса и можно сделать лестницу… Осталось только закрепить поперечины. Сашка поднял голову — два страховочных троса уходили наверх и терялись за нависшим камнем. — Для этого не обязательно было прыгать самой… Можно было привязать к торсу камень. — Чтобы он свалился тебе на голову? — Леночка все еще улыбалась. — Нет уж, лучше это буду я!.. Кофе хочешь? Сашка пил долго и жадно. — Крепежные «крокодильчики» взяла? — наконец, глухо спросил он. — Конечно!.. Через пару минут Сашка закрепил три коротких поперечных троса на основных. Он подтянул к себе Леночку. — Я помогу тебе… — Леночку бил сильный озноб. — Не мешай. На, выпей лучше!.. — Сашка был нарочито груб. Он протянул горячий термос с кофе. — И руки согрей. — А ты?.. — Я уже… Прежде, чем вернуться к кропотливой работе Сашка перецепил страховку с Леночкой на двухметровый, короткий трос. — Теперь не свалишься! — без улыбки пошутил он. — И никогда никуда не денешься. — А я и не думаю!.. Путь наверх был отчаянно тяжелым… Быстро темнело. Сашка думал только об одном — там, в рюкзаке лежала большая коробка с сухим спиртом, примус и двухместная палатка. В сущности, это был даже не «дом», а сама жизнь… 7 — Раньше, когда под угрозой был ферзь, объявляли «гардэ»! — жаловался Ленька, безнадежно рассматривая шахматную доску. — Ты попросту спер у меня фигуру. — Не нужно было «зевать»… — Витька широко зевнул и посмотрел в окно. — Но я же почти выиграл! — Почти — не считается… — Витька вдруг замер. — Слышь, гроссмейстер, взгляни-ка в окошко. — А что там?.. Ленька вытянул и без того длинную шею. К горной речке спускались две далекие фигуры… Они шли рядом, может быть даже слишком близко друг к другу. Одна из них, судя по всему, женщина часто спотыкалась и тяжело опиралась на спутника. — «Чайники»!.. — Ленька только год проработал в спасательной службе и при любом удобном случае любил показывать свое презрение к новичкам. — Ну их, сами дойдут. — Кто знает… Вставай, гроссмейстер! — Витька снисходительно улыбнулся. — Кстати, ты на страховочный трос этих «чайников» посмотри. — А что?.. — Ленька снова вытянул шею. — Он же двух метровый, балда!.. Идти им мешает, а они его не сняли. — Почему? — Может, не в себе люди от усталости. Горы, братан, это тебе не шутки. Ну, вставай, чего расселся?!.. Одеваясь, Ленька бросил еще один взгляд в окно. Две далекие фигурки уже превратились в одну — мужчина нес женщину на руках. Тоненькая, едва заметная нить троса болталась у него под ногами и мешала идти… «Как два барана на одной веревке! — Ленька рассмеялся. — Ох, уж эти мне «чайники»!...» |
ДружокЛев Воросцов-Собеседница
Даша часто вспоминала, как начался тот обычный день во время летних каникул, когда у неё появился Дружок... Девочка проснулась от густого, сочного, почти осязаемого запаха кофе. Аромат настойчиво просачивался из кухни в детскую комнату. Эту комнату, знакомую и любимую с раннего детства, Даша знала, как свои пять пальцев. Вот стул возле кровати. Протяни руку - и достанешь одежду. Девочка всегда складывала её с вечера: правильней сложишь- быстрее оденешься. Вдоль стены - большой гладкий стол с ящичками и полочками, и там - тетради, письменные принадлежности, диски с любимой музыкой. Рядом - этажерка. Её смастерил папа, когда Дашка научилась читать. Тяжёлые книги с толстыми страницами становились всегда на своё, строго определённое для каждой книги место. Тогда девочка легко и быстро находила нужную. Она протянула руку, привычно коснулась поверхности рельефных обоев, и пальцы сразу нащупали длинные стебли и овальные лепестки крупной, в Дашину ладонь, розы. А вот и соседняя, такая же пышная, но перевернутая вниз лепестками, роза послушно легла под любопытные пальцы. Щёлкнул электрический чайник на кухне. Девочка соскочила на пол обеими ногами. Неслышно нашарила голыми ступнями тапки, толкнула дверь. На кухне работал компьютер. Мама набирала текст на клавиатуре, напевая себе под нос. Клавиши отзывались на мамины прикосновения задорными ритмичными щелчками. Ритм этот изредка перебивался небольшими остановками, но только для того, чтобы через секунду вновь застрекотать весёлым неутомимым стуком. Запах кофе уже немого притупился, и из настойчивого плотного дуновения превратился в еле заметный лёгкий бриз, который сразу укутал Дашу, наполняя жизнь радостью и теплом. - С добрым утром, мамусь!- девочка коснулась плеча матери и улыбнулась. - С добрым, Дашка,- мамин голос был низким, грудным, идущим откуда-то из глубины души, густым и вкусным, как теплое молоко, которое девочка выпивала на ночь. Первые впечатления раннего детства - материнское молоко и материнский голос - соединились в её особом восприятии мира как нечто целое, неделимое. Даша знала, что четырнадцать лет назад мама оставила оперную сцену из-за неё, из-за Дашки, единственной дочери. Теперь мама работала дома, за компьютером. Вкрадчивый шум вентилятора, встроенного в процессор, был почти неуловим, его обычно не замечали, и только когда компьютер выключался, на всю кухню спускалась особая облегчающая тишина. И тогда всё вокруг,- и неторопливые мамины шаги, и кофе, льющийся в чашку весёлой струйкой, и запах поджаренных тостов, всегда чуть подгоравших, и даже тёплое солнышко, успевшее через окно согреть Дашкин локоть,- всё становилось особенно осязаемым, знакомым. - А где папа? - Он скоро придёт,- в мамином голосе послышались таинственные нотки.- Потерпи немножко. Давай-ка, позавтракай пока. Привычным жестом широко распахнутой ладони Даша приняла из рук матери чашку кофе. - Горячий, не торопись, Дашук! Дарья улыбнулась, нетерпеливо вскинув брови: - Папа...придёт с подарком? - С подарком. - Который я просила?- уже тихо, почти на выдохе, всё ещё до конца не веря... - Да.- Мама взяла руку дочери, прикрыла тонкие пальчики заботливой ладонью.- Ты помнишь, что этот подарок должен стать... - ...Моим другом! - горячо перебила девочка.- Да, мамусь, я помню: "Мы в ответе за тех, кого приручили". А...какой он породы? - Лабрадор ретривер. Даша с радостным визгом вскочила из-за стола и умчалась в свою комнату, не выпуская из руки кусок хлеба с маслом, но уже через пару минут вернулась обратно, сжимая под мышкой огромную книгу с пухлыми картонными листами. - Дашка, перепачкаешь книгу!- мать аккуратно вытащила из руки дочери бутерброд, сунула в ладонь салфетку. Но девочка была поглощена новостью. Едва обтерев скользкие пальцы, перевернула обложку, пробежала пальчиками по оглавлению, нашла нужную страницу: - Вот: "...дружелюбная, жизнерадостная собака...С лабрадорами ретриверами очень приятно жить и ухаживать за ними...", - читала девочка отчетливо и громко, как на уроке,- "...ретриверов можно выдрессировать для любой полезной деятельности: от подачи газеты или тапочек, до поиска наркотиков и взрывчатки, спасения на суше и воде, сопровождения..." - Мамусь, а как мы его назовём? - Я думаю, Дашук, что у него уже есть имя. И нам надо будет привыкнуть к тому имени, на которое он откликается. - Да, верно... А сколько ему лет? - Год и два месяца, уже взрослая собака. - Он понимает человеческую речь? - Да, он очень многое понимает. Но тебе всё равно надо набраться трепения. Ты ведь здесь у себя дома, а он сегодня только начнёт у нас осваиваться. Звонок в дверь заставил Дашу внутренне напрячься и сжать руку матери. Отец вернулся не один. Из коридора был слышен, помимо его голоса, незнакомый баритон- довольно молодой, задорный. И ещё чьё-то громкое дыхание, перекрывавшее стук снимаемой обуви и шорох верхней одежды. - Ну, Дашка, вот и твой подарок, как обещал,- отец взял девочку за плечи.- Но сначала поздоровайся с гостем! Дашка вытянула вперед руку: - Здравствуйте! Я - Даша! Вошедший, в свою очередь, пожал руку девочке, и её тонкие пальчики утонули в крепкой огромной руке незнакомца, от которой слегка тянуло сигаретным дымом. - Привет. Меня зовут Максим. А вот это - Дружок. Сейчас он поздоровается с тобой, не бойся. - Что я должна сейчас сделать?- она вдруг почувствовала, как дрожит её голос. - Пока ничего. Просто дай ему тебя понюхать, коснуться тебя. Прижавшись плечами к отцу, немного с опаской, Даша чуть приподняла ладонь правой руки и тихонько сказала: - Привет, Дружок! И тут же непривычно мокрое ткнулось в детскую кисть, потом - чуть выше кисти. Она невольно отдернула руку, но сразу вновь опустила её. Улыбнулась: - А можно его погладить? - Конечно, он очень умный пёс, и чувствует твою доброту! Дарья присела на корточки: - Дружочек, можно тебя погладить? Собачья морда коснулась лица девочки. Горячее дыхание пса на секунду испугало её. - Мама, он мне нос лизнул!- она потёрла ладошкой мокрое лицо. Взрослые рассмеялись. - Ну, а как ты хотела?- добродушно заметил Максим.- Он же не может тебя погладить так, как ты - его. ...Это было первое знакомство. Первый день общения. Потом были две недели тренировок и прогулок совместно с инструктором Максимом. Это стало началом дружбы человека и собаки - незрячей девочки Дарьи и умного пса-поводыря, лабрадора по кличке Дружок. |
БраслетАлена Данченко
Погода менялась по сто раз на день. С утра было холодно, шел снег, но тут же таял. Днем выглянуло солнце и стало тепло, но не на долго. Подул сильный ветер, нагнал тучи и пошел дождь. Настроение не отставало от погоды. То хотелось зарыться под одеяло и не высовывать оттуда нос. То – вскочить и куда-то нестись, что-то совершать… великое. Потом опять нападала апатия и лень. Одним словом, ранняя весна, авитаминоз и хандра. Андрей Степанович заставил себя встать с дивана и направился в кухню. Сделал крепкий кофе. Намазал огромный кусок белого хлеба маслом и уложил сверху несколько ломтиков селедки. Во! Почти что бутерброд с красной икрой. По крайней мере, на вкус очень похоже! С бутербродом и чашкой кофе направился в комнату. Включил компьютер, и сделал прогулку по любимым сайтам. На одном из них кроме основной информации высвечивались всякие мелкие рекламки. Андрей Степанович механически читал заглавия. «Конкурс стихов», «Лечение катаракты», «Продам собаку». Взгляд зацепился за «Бог любит меня. Бог действительно любит тебя. Узнай почему. Нажми здесь». Ну, да, сейчас. Нажмет и станет читать, как какой-то левый дядя будет ему рассказывать, почему Андрея Степановича любит Бог. Можно подумать, Бог уполномочил этого типа сообщить каждому, за что и почему он кого-то там любит. А вот интересно, за что можно любить его, Андрея Степановича? Что он из себя в этой жизни представляет? Не гений, не герой, не красавиц. Самый что ни на есть обычный человек. А кто его вообще в этой жизни любит? Ну, допустим, жена, дети, внук, кошка и собака. Коллеги по работе? В принципе, да. Не так чтоб «до гроба», но теплые чувства испытывают. Соседи? Тоже не до дрожи в коленках, но относятся хорошо. Как, впрочем, и он к ним. Всё? Ну, кажется всё. А кто его еще должен любить? Был бы артистом, певцом или танцором, любили бы зрители…. А оно ему надо? Андрей Степанович задумался. Вспомнились слова Жванецкого: «Я никогда не прыгну в длину на семь метров. Потому что… не разгонюсь. А если разгонюсь, то не оторвусь…» Вот-вот. Не разгонюсь и не оторвусь… тогда, о чем речь? Сегодня Андрей Степанович сам дома. Полная свобода! Занимайся, чем хочешь! Иди куда хочешь! Делай, что хочешь! А… ничего не хочется… Вот, опять несовпадение желаний и возможностей. И так всю жизнь. Хочется – нельзя. Можно, а не хочется. То есть, у Андрея Степановича были целые сутки свободы, а он этой свободой не воспользовался. Досадно. Когда еще такая возможность представится? А она ему надо, эта возможность? Вот лет двадцать назад нужна была. А теперь не нужна. Возраст, э-хе-хе. Всё в жизни пересмотрено, переоценено, переосмысленно. Сейчас другие радости, другие ценности… Его жена Аня вчера уехала к сыну и вернется завтра. И не сама, а с внуком. Вот это уже радость. Аня специально поехала, чтобы забрать малыша на несколько дней сюда, то есть к ним, к дедушке и бабушке. У ребенка начались весенние каникулы. Пусть отдохнет от своих родителей, а они от него. Соскучатся, роднее будут. А бабушка и дедушка уже соскучились и ждут - не дождутся, внука. Андрей Степанович решил составить программу на эти дни. Ну, во-первых, сводить ребенка в цирк. Потом, в парк на аттракционы. Потом, полакомиться мороженым и пирожным в каком-нибудь детском кафе. Потом…. А, ладно, на ходу само придумается. Внуку только-только исполнилось семь лет. Господи, ну нет у малышей детства! Вот во времена детства Андрея Степановича детей в семь лет в школу отдавали, а сейчас в шесть. И толку? Год детства украли и всё. Образование всё равно ни к черту, что в шесть отдавай в школу, что в пять…. По окончании выпускники ничего не знают. Вот Андрей Степанович до сих пор и физику, и химию, и математику помнит. А его сын? «Не знал, не знал и забыл». Детскую задачку решить не может. Но после школы институт окончил и работает нормально. Не глупее остальных. А зачем сыну эти школьные науки? В жизни другие науки нужны. И самая главная - наука выживания. Порассуждать в своё удовольствие не получилось. Пришла соседка Тося. - Степанович, добрый вечер, - проходя в квартиру, пробасила соседка. Тосе лет тридцать пять. И на внешность бабенка приятная. Но бас! Шаляпин отдыхает! Когда Тося воспитывает своего мужа, их пятиэтажный дом дрожит. Причем и сам дом и его мужская половина обитателей. Потому что Тося кроет своего мужика и тут же делает обобщения, и уже кроет весь мужской род, начиная от Адама. Андрей Степанович сам Тосю побаивается. Всегда такое ощущение, что сейчас сделает что-то не то и залепит ему Тося в лобешник так, что и рога отлетят. Какие рога? Разве у него есть рога? Вроде бы жена никогда не изменяла… Значит рог нету. Ну, все равно, что-нибудь отлетит. Может быть уши. - Привет, Тося. Проходи. Какие-то проблемы? – спросил Степанович, глядя на огромную картонную коробку, которую принесла с собой Тося. - Ой, Степанович, ты вот эту хрень собрать сможешь? Ну, это электромясорубка, - водружая на кухонный стол принесенную коробку, спросила соседка. – Она разобрана и я что-то не могу понять, куда тут что прикручивать, куда что вставлять… - Попробую. А инструкцию ты читала? - Инструкцию? Нет… - Ну, правильно, как говорят, наши люди читают инструкцию в двух случаях. Или когда читать нечего или когда уже всё сломали, - хмыкнул Андрей Степанович. – Присаживайся. Сейчас разберемся с этим агрегатом. А чего муж не собрал тебе электромясорубку? - Да, Боже упаси! Кто ему доверит?! Вещь чужая, а у него руки из жо.., из задницы. Поломает, как пить дать. Это мне тётя Катя из соседнего дома дала. Попросила помолоть ей мясо. Завтра деда Петю хоронят. Ну, они там с бабами обед готовят. Кто борщ варит. Кто пирожки печет. А тетя Катя вызвалась котлеты пожарить. Но не может мясо покрутить. - Это какой дед Петя, который слепой? – доставая мясорубку из упаковки, уточнил Андрей Степанович. - Да. - И сколько же ему лет было? Я вот, сколько его помню, мне всегда казалось, что он очень и очень старый. - Девяносто три. - Да… Всем бы до таких лет прожить. И главное, дед ведь все годы был при памяти… - Ага. И умер легко. Заснул и не проснулся. Такую смерть заслужить надо… - Наверное, заслужил. Он ведь последние лет двадцать слепым прожил. А это большое испытание. Они помолчали. Тося уставилась в окно, размышляя о смысле жизни. А Андрей Степанович занялся электромясорубкой. - Я посмотрела эту мясорубку, повертела и уже думала на своей механической крутить. Но когда увидела, сколько баба Катя мяса приперла, поняла, что не осилю. Пришлось к вам за помощью бежать, - нарушила тишину Тося. – Это столько котлет получится…. Всю ночь будет жарить. Ну, у бабы Кати свой интерес имеется, поэтому, пусть старается. - Какой интерес? – спросил Степанович, просто чтобы не молчать. - Да ей надо передачу на тот свет передать. - В смысле? – не понял Степанович. - Баба Катя в прошлом месяце своего мужа похоронила. - Ну, да. Помню. - Так вот, он ей месяц снится и говорит, что голодный! Баба Катя уже и пирожки пекла и всем соседям раздавала, чтобы помянули. И на кладбище обеды носила. Всё равно снится и есть просит! - Так она что, ему мешок сухарей и консервы передать хочет? – удивился Степанович. - Нет. Баба Катя наводила дома порядок и нашла … вставные челюсти своего мужа. Представляете, ему забыли вставить зубы, когда хоронили. А без них он кушать не может. Поэтому и голодный. Так вот, теперь она договорилась с дочкой деда Пети, что к деду в гроб положит челюсти своего мужа. А он передаст по адресу! - Понято, - сдерживая улыбку, кивнул Степанович. – Ну, вот, твоя мясорубка в сборе. Здесь включаешь, сюда мясо бросаешь, вот этой штучкой проталкиваешь, сюда миску для фарша подставляешь. Понятно? - Понятно! Спасибо!!! И что бы я без вас делала? - Слушай, Тося, вот я смотрю на тебя и удивляюсь. Такая женщина интересная и хозяйка прекрасная, и на чертей ты себе такого мужа охламона выбрала? Неужели других на твоей жизненной дороге не встретилось? – решился задать вопрос Степанович. Его давно удивлял контраст между Тосей и ее мужем. Такая положительная во всех отношениях женщина и такой непутевый, абсолютно никудышный мужик. - Да вот, у меня всё вышло как в том анекдоте: «Ждала принца на белом коне, а приехал король, голый, пьяный и на автобусе», - отмахнулась Тося. – Когда замуж за него выходила, вроде бы нормальный был. А потом распился, разгулялся… Может быть я сама виновата. На каком-то этапе упустила. Ну, жизнь назад не отмотаешь и ничего не исправишь. Пока держу его кое-как «на грани порядочности». А если разведусь, он через месяц сопьется и под забором сдохнет. Перед детьми стыдно будет. - Да…, могу только посочувствовать, - покачал головой Андрей Степанович. Ой, побежала я работать. Время поджимает! Еще раз спасибо! – подхватывая мясорубку, пробасила Тося и умчалась. За Тосей закрылась дверь, и Андрей Степанович вернулся к компьютеру. Побродил еще полчасика по Интернету и стал собираться с собакой на прогулку. Пес у Андрея Степановича солидный. Афганская борзая по кличке Дэн. Красавец! Огромный, бежевого цвета с черными кончиками ушей и черной мордахой. Сколько лет псу, Степанович не знает. Пять лет назад он подобрал бедолагу на улице. На вид псу тогда было год или два. А там, кто его знает. Стояли сумасшедшие морозы, а вокруг продуктового магазина бродил истощенный, кем-то и зачем-то постриженный налысо пес. Андрей Степанович хорошо разбирался в собачьих породах и тут же признал в исхудавшем стриженом чучеле афганца. Привел его домой. Жена возражать не стало. Ей тоже было жаль бедолагу. Так и зажил пес в их квартире. Спал на пустующем детском диване. Подружился с кошкой Муськой. Быстренько отъелся. Потом отросла шерсть. И пес стал настоящим красавцем, достопримечательностью микрорайона. Андрей Степанович дважды в день выводил его на прогулку. Шли к старым дачам. Там Степанович спускал своего любимца с поводка и тот стрелой уносился за горизонт. Потом, через несколько минут появлялся. Чинно шел рядом с хозяином метров двадцать и опять уносился, как реактивный. Наверное, ему необходимо было «выбегаться». Потратить энергию. В квартире ведь её тратить негде. В квартире поспал, поел, поиграл с Муськой и опять поспал, поел. А кошку Муську Степанович тоже подобрал на улице. После похорон его матери, как раз на девятый день, к материному дому прибился котенок. Маленький грязный и страшно худой комочек. На ладошке таких два поместилось бы. Старушка соседка глянула на котенка и сказала: «Андрей, возьми его себе. Когда в такой вот срок к дому приходит животное, его нельзя прогонять. Он пришел не просто так. Может быть, его покойница мать прислала. Будет тебя и твой дом от бед охранять». Ну, в слова соседки Степанович не поверил, а котенка просто пожалел и взял. Это оказался не он, а она, кошечка. Назвали её Муськой и забрали с собой в город. Вот и живет с ними Муська уже седьмой год. Она в доме главная. И что интересно, её верховенство Дэн признал безоговорочно. Муська первая прибегает в кухню и требует еду. Из своей мисочки она не разрешает собаке кушать. А вот сама может бесцеремонно сунуть мордочку в пса тарелку. И даже утащить из его тарелки лакомый кусочек. Нет, Дэн не остается в накладе. Ему хозяин компенсирует потерю «вкусности». Тут же подкладывает такой же кусочек, как тот, который был украден. Но сам факт, что пес безропотно разрешает Муське такие вот безобразия, удивляет! Другой, откусил бы кошке голову и глазом не моргнул. Ладно, тут своя душа потемки, а что в душах животных ковыряться? Главное, что пес и кошка дружат. Муська частенько спит прямо на Дэне. А что, тепло и мягко! И играют они так забавно, как дети. Единственная неприятность, это то, что оба линяют и приходится каждый день чистить пылесосом всю квартиру. Ну, это мелочи. Ежедневная уборка квартиры только на пользу! Надев на Дэна поводок, Андрей Степанович повел его на прогулку. Дождь все еще моросил, и идти к старым дачам по грязи не хотелось. Поэтому они побродили по двору и направились на стадион. Во дворе собаке не побегать в своё удовольствие. А на стадионе, «бегай - не хочу»! Дэн умчался наматывать круги, а его хозяин, прислонившись спиной к металлическому столбу, на котором крепился баскетбольный щит, закурил и принялся строить планы на ближайшие дни. Планы не строились, потому что было холодно, и дождь попадал даже за воротник. Отвлекало. Сигарета не курилась, потому что намокла и погасла. Хотя Степанович усиленно пытался закрыть её от дождя рукой. Собачья прогулка сегодня напрягала. Но, делать нечего, гулять с псом надо в любую погоду. Так что, набраться терпения и ждать пока Дэн набегается и изъявит желание идти домой. От нечего делать Андрей Степанович рассматривал лужи, в которых отражался свет фонарей и вдруг увидел на краю ближайшей к нему лужи какую-то непонятную вещичку. Он не поленился, сделал пару шагов, нагнулся и поднял… женский браслетик. Металлические звенья и в каждое звено вставлен камешек. Изящная и очень красивая вещичка. Да…, «если ты нашел на счастье подкову, значит, её бывший владелец отбросил копыта». Исходя из данной мудрости, надо посмотреть, нет ли поблизости хозяйки этого браслета. В лучшем случае пьяной, в худшем случае – мертвой. Андрей Степанович отошел в сторону лавочек, находящихся за краем площадки и добросовестно осмотрел «за и под». Обошел все подозрительные места, где можно спрятаться или спрятать. Нет. Нигде никого. Слава Богу! Ладно, прибежит пес, еще с ним побродят и посмотрят… на всякий случай. Дэн явился минут через десять. Мокрый, грязный, но довольный. Степанович взял его на поводок, ткнул под нос браслет и скомандовал: «Ищи!» Пес браслет понюхал, но что такое «ищи» не понял, недоуменно «пожал плечами» и потянул хозяина домой. - Дурак, ты Дэн! Может быть, где-то здесь валяется, то есть, лежит хозяйка браслета, а ты и ухом не ведешь. Давай, нюхай территорию! Будем сегодня считать тебя сыскной собакой! Дэн внимательно и как-то с укоризной посмотрел на Степановича и дал тому понять, что «сам он дурак». Кто и что может унюхать в дождь? И где он тут видит сыскную собаку?! Но Андрей Степанович всё-таки протащил пса за собой. Они обходили приличную территорию. Андрей Степанович смотрел и нюхал, а Дэн болтался на поводке с ним за компанию. Чтобы хозяину было не скучно заниматься ерундой. Степанович промок уже до самых костей и замерз, как суслик. Но абсолютно ничего подозрительного, интересного и ценного найдено не было, и они наконец-то отправились домой. Дома пришлось мыть в ванной Дэну лапы и забрызганное грязью пузо. Вытирать собаку, потом расчесывать. В общем, о браслете Степанович забыл. Вспомнил о своей находке уже в постели. Выбираться из-под теплого одеяла не хотелось, но любопытство победило лень. Завернувшись в теплый махровый халат жены, Андрей Степанович побрел в коридор, извлек из кармана куртки найденный браслет и пошел с ним в кухню. Отмыл браслет от грязи теплой водой, вытер и принялся рассматривать. Черт побери, так это не железная побрякушка! Это золотое изделие! Вот и проба на застежке! О, а со второй стороны застежка сломана. Выпала маленькая штучка, фиксирующая саму защелку. Ну, это ерунда. Здесь исправить, раз плюнуть. И не обязательно даже эту фитюльку ставить именно золотую. Она всё равно получится внутри и её не видно. Если поставить стальную, будет даже крепче. Ну, теперь, по крайней мере, понятно, почему браслет потеряли. Да, вещичка дорогая. И кто же это в таких дорогих побрякушках на стадион ходит?! Ну, мало ли кто… А интересно, что это за камешки вставлены в звенья? Оригинальная подборка! Синий, голубой, светло-фиолетовый, розовый, красный, коричневый, желтый, салатовый, зеленый, черный. Десять звеньев, десять камешков. В камнях Андрей Степанович не разбирается. Но если судить по цвету камней, то похоже, что синий и голубой это топаз. Светло-фиолетовый – аметист. Розовый и красный – рубин. Желтый и черный тоже вроде бы как топаз. А вот салатовый и зеленый… понятия не имеет. Ладно, всегда можно сходить в ювелирный магазин и проконсультироваться. А пока, Андрей Степанович поискал в кладовке в ящике со старыми вещами сломанные часы с металлическим браслетом. Вытянул из этого браслета нужную запчасть для защелки и за пару минут починил браслет. С чувством выполненного долга вернулся в постель, закрыл глаза и тут же уснул. Утром, собираясь на прогулку с собакой, Андрей Степанович решил взять браслет с собой. А вдруг встретит того, вернее ту, которая будет это украшение искать. Если встретит, то естественно, вещичку вернет хозяйке. Всё-таки украшение очень дорогое. Человек, наверное, переживает и места себе не находит. Да уж… Вот если бы он сам что-то потерял вечером, что бы делал? Встал на следующий день пораньше, как только рассветет, и прошелся тем маршрутом, которым шел накануне. Внимательно осмотрел бы все. Ну, это конечно, если бы знал на каком этапе и в какое время потерял… А если владелица браслета утром его надела и больше не обращала внимания на свою побрякушку, а ночью обнаружила, что браслета нет, то конечно, искать бессмысленно. С утра и до вечера можно исколесить весь город вдоль и поперек. Иди - знай, где и когда он слетел с руки. Андрей Степанович направился в кухню, где вчера оставил браслет на кухонном столе. Но…, браслета на столе не было. Старые часы лежали. Старый браслет от них тоже лежал, а золотого браслета не было! Андрей Степанович посмотрел на полу. На всякий случай сходил, поискал в своей спальне. Проверил в ванной, в зале. Может быть, случайно занес его туда и забыл? Хотя, нет. Он точно помнит, что оставил лежать украшение на столе в кухне. Что за мистика? Но в мистику Степанович не верил. Ну, не верил он, что можно передать на тот свет передачу, даже если это забытые зубные протезы. Что может взять и испариться вполне материальная вещь, такая, как золотой браслет! Как говорится, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда»! Надо искать! Дэн нетерпеливо переступал с лапы на лапу, всем своим видом показывая, что пора на прогулку. А хозяин всё ползал на четвереньках в кухне и заглядывал во все углы. Потом выгреб линейкой из-под холодильника кучу всякого мусора, заглянул за газовую плитку, проверил под паласом, посмотрел в мусорном ведре. Нет! Как корова языком слизала. А может быть, ему этот браслет приснился? Нет, ну лежат же на столе старые часы с браслетом и в браслете не хватает штырька, который он вытянул отсюда и вставил туда. Черт знает что. Ладно, надо погулять с Дэном, а потом продолжить поиски. Андрей Степанович отправился с псом на прогулку, продолжая ломать голову над странным исчезновением браслета. Специально пошел вчерашним маршрутом. Когда он вышел к баскетбольной площадке, то увидел двух девиц. То, что они ищут браслет, Андрей Степанович понял сразу. Обе медленно ходили туда-сюда глядя себе под ноги. Ну, и что делать? Сказать им, что вчера нашел то, что они потеряли…, но он не знает, куда оно ночью делось… Идиотизм чистой воды. Ладно, молчим и делаем вид, что вообще здесь ни при чем. Он прошел с псом рядом с девицами. Обе глянули на него и недовольно фыркнули. - Носит черт с утра придурков, - пробурчала одна из них себе под нос. – И чего шляться тут ни свет ни заря?! - Не обращай внимания на этих уродов, а ищи, - отмахнулась вторая. Андрей Степанович спустил с поводка Дэна и тот стрелой понесся к футбольному полю. А Степанович оперся спиной о ту же трубу, что и вчера и закурил, ожидая, когда пес набегается и вернется. Он курил и наблюдал за девицами. Почему-то пришла в голову мысль, что если бы у него сейчас был с собой браслет, то он бы его не отдал. А не заслуживают обе эти девки, чтобы ради них совершали благородные поступки! Хамки и грубиянки. Что Андрей Степанович и Дэн им сделали, что получили комплименты в виде «придурки» и «уроды»? Вот потеряли браслет, так им и надо!!! Да… Только куда этот браслет делся, вот еще вопрос??? Ну, не домовой же его забрал! Ладно, вернутся с псом домой, и будут искать до посинения. Естественно, имеется в виду, что посинеть должен Андрей Степанович, а не Дэн. В утреней тишине, особенно в сырую погоду очень хорошо распространяется звук. Поэтому, не особо напрягаясь и не очень-то и прислушиваясь, Андрей Степанович слышал всё, что говорили обе девицы. |
- А ты уверена, что потеряла его именно здесь? – спросила одна.
- Да! Влад поставил вон там свою машину, - вторая показала рукой влево, - и пошел в бильярдный зал. Ему кого-то там надо было увидеть. А я осталась в машине. Гад, чувствую, выпитое пиво уже начало на уши давить. Ну, решила сбегать к лавочкам, пописать. Темно ведь, никто меня там не увидит. - Села бы за машиной, раз темно и никого нет. Какого хрена было переться к этим лавочкам?! - Ага, вернется неожиданно Влад и застанет меня в процессе… В общем, когда возвращалась, споткнулась и навернулась. Приземлилась на четыре кости. Рукам ничего, а ногам… Коленками так шандарахнулась, что думала, ноги отломала. Кожаные штаны на коленях порвала! Ну, встала, с горем пополам и пошкандыбала в машину. Прикинь, я вся сосредоточилась на своих побитых коленках и о браслете даже не вспомнила! Уже дома обнаружила, что браслета нет. - Идиотка! Сходила одна пописать! - Угу. Начала вспоминать, где я могла его потерять… Думала у Влада в машине. Ночью спустилась в гараж и осмотрела машину. Нет. Потом только вспомнила, что на баскетбольной площадке растянулась. Вот, сразу тебе позвонила… - И теперь мы как две конченые дебилки в пять часов утра чуть ли не на четвереньках ползаем по стадиону. Блин, скажи своему Владу, пусть тебе другой браслет купит! По-моему, это его не разорит. - Да сам браслет, как ценность, меня мало волнует. Тут другое. Он же заряжен! - В смысле, стреляет что ли?! - Дура. Я когда в Индию ездила, там мне ихний этот… не помню, как называется… Ну, по нашему колдун. Зарядил этот браслет на здоровье, удачу, деньги и любовь. - Ну, съездишь еще раз в Индию и зарядишь следующий браслет. Всё, кончай фигней заниматься. Я замерзла, жрать хочу, и спать, кстати, тоже! Нет здесь твоего браслета. Скорее всего, ты его вообще не здесь потеряла, а или в пивбаре, или в «Элитклубе», или в любом другом месте из кучи тех, где вчера тебя черт носил. - Ладно, пошли. Вот зараза, у меня на завтра финансовая сделка очень скользкая высвечивается. И как я без браслета её проверну? - Да хрень всё это! Ты что, всерьез веришь, что он тебе помогает?! Вот давай включай мозги на полную катушку и без всяких браслетов решай свои проблемы! Девицы, продолжая активно обсуждать данную проблему, пошли в сторону выхода со стадиона. На Андрея Степановича они даже не взглянули, как будто бы его вообще не существовало. Почему-то ему стало обидно… Наконец-то прибежал нагулявшийся до полного «не хочу» Дэн. Хозяин пристегнул его на поводок, и они направились домой. Дома опять водные и прочие процедуры. Пока вымыл псу лапы и брюхо, вытер его, расчесал, прошел целый час. Потом Муська потребовала еду, и они втроем приступили к завтраку. И когда Андрей Степанович мыл посуду, раздался звонок в дверь. Дэн и Муська с радостным визгом понеслись в коридор. А это означало, что за дверью их любимая мамочка. Короче, поиски браслета откладывались на неопределенное время. - Опять без ключей уехала? – открывая дверь, вместо приветствия пробурчал Андрей Степанович. – А если бы меня дома не было, ты бы с малышом в подъезде сидела? - Дед, привет! – кинулся на шею внук. И дед, поймав его и чмокнув в холодный как у бобика нос, подкинул пару раз к потолку. Внук завизжал от удовольствия. Звери прыгали и визжали от радости. В этом шуме, жена даже не стала оправдываться насчет забытого ключа. Всё равно муж не услышит. И начался веселый суматошный день. Только за обедом Андрей Степанович вспомнил и рассказал о найденном браслете и о том, что браслет куда-то пропал. Внук, тут же вооружившись фонариком, обследовал все «под». Под диванами, под тумбочкой, под компьютерным столиком. Но ничего не нашел. А жена отмахнулась от предложения поискать. - Если браслет действительно был, и ты это всё не выдумал, то сам он никуда бы не делся. Значит, его кто-то взял. А кто может взять, если никого чужого в доме не было? - Домовой? – неуверенно выдвинул версию Степанович. - Не смеши. Какой еще домовой?! Взять могла только Муська. - Муська?! И зачем он ей нужен? - А коты любят всякие мелкие вещички и украшения. Скорее всего, она его унесла куда-то в свой кошачий тайник. Ладно, не переживай. Если он в доме, то найдется. Больше поисками браслета не занимались. День прошел отлично, весело и как-то до обидного быстро. Дед с внуком успели исколесить весь город, погулять с собакой, сразиться в шашки, потерзать компьютер и наконец-то уснули на диване перед телевизором. Жена Андрея Степановича не стала будить ни деда, ни внука и раскладывать их по родным спальным местам. Потихоньку укрыла спящих, погасила свет, выключила телевизор и легла в другой комнате. Соскучившиеся звери остались спать в комнате с любимой мамочкой. Утром Андрей Степанович проснулся первым и заглянул в комнату, где спала Аня. Идиллия! Вдоль дивана жены на полу, вытянувшись во всю свою длину, спал Дэн. А на диване с женой спала кошка. Причем, голова кошки лежала на подушке. Кошка и мамочка спали нос к носу. А между их носами… лежал браслет, который спящая Муська придерживала передней лапкой. |
Часовой пояс GMT +3, время: 14:45. |
vBulletin v3.0.1, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co