![]() |
Ёжик и зайка, почти сказка
Daniel Riso - Смотри, какое сегодня красивое небо. – Сказал ежик весело прыгающему рядом зайчику. Зайчик на миг остановилась, ибо кто смотрит на небо, прыгая (?) и ответила ежику: - Небо, как небо; обыкновенное такое… - Смотри сколько там звезд, какое оно темное!!! И какая большая, пребольшая Луна. - Ну и что, ежик, ведь они там были и вчера и сто лет назад и даже тысячу и будут. А ты как будто сделал открытие. Ежик грустно вздохнул. - Да я сделал открытие. Знаешь, я влюбился… - Влюбился?! Вот здорово!!! И давно это случилось с тобой?! А как ее зовут?! Зайчик радостно прыгала вокруг ежика и задавала еще много разных вопросов. Но ежик молчал, тогда зайка остановилась прямо перед ним и, увидев слезы, дрожащим голосом спросила: «Кто она?». «Ты», – полушепотом сорвалось с губ ежика. И мир замер; перестал шуметь ветер ветками старых дубов и лишь где-то вдалеке продолжали играть свою ночную мелодию сверчки, изредка прерываемые проезжающей по пустой автостраде машиной. - Фи, какая глупость. Ты ведь ежик, а посмотри на меня – безумно красивая, словно принцесса, мягкая и невероятно пушистая, а ты… ты, маленький, колючий и даже не умеешь прыгать… - Но… но… но ведь тебе не мешало… мы ведь знакомы с… с самого детства… Ежик, отвернувшись, побежал прочь. Мир, размываясь, превращался в размытые образы, едва освещенные Луной, пока не исчез совсем. Что бы на секунду вспыхнуть вновь отражением фар. Зайчик стояла в оцепенении. Боже мой, меня кто-то любит!!! И пусть это всего лишь ежик, но как невероятно приятно! |
Умение прощать...
Ах, Любовь! Я так мечтаю быть такой же, как и ты! - Восхищенно повторяла Влюбленность. Ты намного сильнее меня. - А ты знаешь, в чем моя сила? – спросила Любовь, задумчиво качая головой. - Потому что ты важнее для людей. - Нет, моя дорогая, совсем не поэтому, - вздохнула Любовь и погладила Влюбленность по голове. – Я умею прощать, вот что делает меня такой. - Ты можешь простить Предательство?- Да, могу, потому что Предательство часто идет от незнания, а не от злого умысла. - Ты можешь простить Измену? - Да, и Измену тоже, потому что, изменив и вернувшись, человек получил возможность сравнить, и выбрал лучшее. - Ты можешь простить Ложь? - Ложь – это меньшее из зол, глупышка, потому что часто бывает от безысходности, осознания собственной вины, или из нежелания делать больно, а это положительный показатель. - Я так не думаю, бывают ведь просто лживые люди!!! - Конечно бывают, но они не имеют ни малейшего отношения ко мне, потому что не умеют любить. - А что еще ты можешь простить? - Я могу простить Злость, так как она кратковременна. Могу простить Резкость, так как она часто бывает спутницей Огорчения, а Огорчение невозможно предугадать и проконтролировать, так как каждый огорчается по-своему. - А еще? - Еще могу простить Обиду – старшую сестру Огорчения, так как они часто вытекают одно из другого. Я могу простить Разочарование, так как за ним часто следует Страдание, а Страдание очищает. - Ах, Любовь! Ты действительно удивительна! Ты можешь простить все-все, а я при первом же испытании гасну, как догоревшая спичка! Я так завидую тебе!!! - И тут ты не права, малышка. Никто не может прощать все-все. Даже Любовь. - Но ведь ты только что рассказывала мне совсем другое!!! - Нет, то о чем я говорила, я на самом деле могу прощать, и прощаю бесконечно. Но есть на свете то, что не может простить даже Любовь. Потому что это убивает чувства, разъедает душу, ведет к Тоске и Разрушению. Это причиняет такую боль, что даже великое чудо не может излечить ее. Это отравляет жизнь окружающим и заставляет уходить в себя. Это ранит сильнее Измены и Предательства и задевает хуже Лжи и Обиды. Ты поймешь это, когда столкнешься с ним сама. Запомни, Влюбленность, самый страшный враг чувств – Равнодушие. Так как от него нет лекарства. |
Давны-давно в Европе существовало маленькое, но гордое королевство. Его жители были очень весёлыми и трудолюбивыми, выращивали вкусные овощи и фрукты, добывали мёд, из которого делали превосходный, пьянящий эль, готовили из нежнейшего козьего молока великолепные сыры, но более всего маленькое государство славилось своим непревзойдённым кружевным искусством. Кристальной белизны и необыкновенной красоты кружева, вытканные там, считались эталоном мастерства не только в Европе, но и далеко за её пределами... Много красивых кружев ткали и в других странах, но кружева королевства обладали одним, почти волшебным свойством: они впитывали любую краску и она равномерно распределялась по всему кружевному полотнищу...Будь то капля ягодного сока, или сок перетёртой травы - кружево окрашивалось именно в этот цвет и стоило после этого баснословных денег. Королевство было богатым и процветало всё больше и больше... Королевская династия происходила из древнего благородного рода, все короли были умными, добрыми, прекрасно воспитанными людьми, никогда не обижающими своих немногочисленных подданых, недовольства не было и страна не знала бедствий. Короли были очень честными сами и почитали это качество в других, как наивысшую человеческую ценность. Ложь или бесчестие были для них настолько неприемлимы, что они предпочитали скорее умереть, чем жить с ними...
Единственной тенью счастливой жизни обитателей королевства была неизвестная болезнь королевской династии: ни у кого из королей никогда не было других детей, кроме единственного мальчика... Был в той стране обычай, - когда умирал очередной добрый и благородный король, подросший к тому времени наследник выбирал из многочисленных претенденток из соседних государств свою будущую королеву. В ночь перед бракосочетанием новобрачные благословлялись епископом и уходили в спальню любви, чтобы наутро показать всем жителям кружевную простынь, как символ чести и непорочности их будущей королевы. Для этой простыни выбиралось кружево, за которое до того предлагали наивысшую цену, а мастеру, соткавшему такое полотно, давалось почётное звание придворного ткача... Затем эта простынь вешалась в особую комнату и никогда, ни за какие деньги впоследствии не продавалась.... Много с тех пор прошло лет, гордое королевство кануло в вечность, его жители расселились по другим городам и странам. В бывшей столице некогда славного королевства теперь музей, королевский замок посещают многочисленные туристы... Проходя по сохранившим, благодаря хранителям музея, великолепие залам, щёлкая фотокамерами они постепенно приближаются к последней комнате. В ней в ряд висят алые кружевные простыни, как символ чести и процветания далёкого прошлого...Они фотографируют их и идут к выходу... и не все обращают внимание на последнее, кристальной белизны, полотно... |
2012 подарок бога
Юрий Дихтяр Сатана Мефистофелевич заглянул в кабинет: - Вызывали? - Заходи. - Бог был явно не в духе. Он вертел в руке карандаш, время от времени стуча им по столу. Суровый взгляд из-под седых бровей не предвещал ничего хорошего. Бог редко сердился, но если уж позволял себе такое удовольствие, то лучше находиться от него подальше. - Что топчешься на пороге? Садись. - Бог кивнул на стул для посетителей. Сатана присел на уголок, скромно сложив руки на коленях. Бог умел держать паузу. Это был его конёк. Не выдержав божьего молчания все сами начинали признаваться во всём, даже не пытаясь врать или выкручиваться. Подразумевалось, что Бог знает всё, и скрытничать не имело смысла. Знал ли Бог на самом деле - никто точно не знал. Вот и сейчас Бог многозначительно молчал, откинувшись на кожаную спинку трона и постукивая карандашом. - Виноват, - на всякий случай сказал Сатана. - Больше не повторится. Он даже не подозревал, из-за чего был вызван на ковёр к шефу, но решил сразу раскаяться во всём. Бог злился не долго, всё прощал и впредь не корил. - В чём ты виноват, стервец, а? - Каюсь, - Сатана уставился на свои ботинки, покорно склонив голову. - Послушай, вот вы здесь на ковре сразу всё понимаете, что не правы, что больше не будете, что не хотели. А что ж вы раньше-то это не осознаёте? Почему заставляете меня ругаться, расстраиваете меня, да и себя тоже? Я же всё понимаю, все мы по-своему боги, у каждого свои слабости. Я закрываю глаза на мелочи ради корпоративного духа, ради единства коллектива, ради душевного комфорта каждого работника. Знаю, что Бахус - любитель выпить в обеденный перерыв. Ну, пусть. На работе не сказывается, даже наоборот. Вакх волочится за каждой юбкой, и небезрезультатно. Я молчу. Меркурий таскает всякие каталоги с посудой и косметикой. Ладно, бог торговли, всё таки. Макуильшочитль и Мерт плеера не снимают. Меломаны. Я не против, главное, чтоб дело не страдало. Про тебя вообще молчу. Сколько у тебя уже душ в коллекции? - Шеф, я же по мелочи. Только самых экзотических. Они вам всё равно не нужны. - Да знаю. Не упрекаю, хобби должно быть, чтоб развеять рутину бытия. Но это!!! - Бог достал из ящика стола стопку газет и бросил на стол. - Это уже перегиб! Это не в какие ворота не лезет! Стоило отвлечься и всё - смута, шатания и разброд. Сатана недоумённо уставился на Бога. - Вы о чём, босс? - О чём? Только не притворяйся, что не твоих рук дело. - Не понимаю. Бог взял одну газету, развернул, ткнул пальцем: - Читаем: 2012 год - парад планет, календарь майя, вспышка на солнце, падение метеорита, Рагнарек, предсказание Нострадамуса, Ньютона, конец света - что это за фигня? В каждой газете, интернет просто рябит этим бредом? Дальше - эпидемия СПИДа, куриный грипп, свиной грипп, бурундучий грипп, китайский грипп, монгольский грипп, эпидемии, предпологаемое число умерших от эпидемии: что за чушь? Я что, давал указание о конце света? О каких-нибудь репрессиях, катаклизмах, эпидемиях, геноциде? - Бог сорвался на крик. - Знаю, не любите вы людей. Они вас трогают? Они вам жить мешают? Да люди половину из вас уже и не помнят. Ну, что вы их в покое не оставите? Они и так ущербные, несчастные. Люди - моя слабость, моё хобби! Почему бы вам просто не сделать вид, что их нет и не оставить их в покое. Лезете вечно к ним, смуту вносите!!! Подлецы вы!!! И ты в том числе! Знаю - твоих рук дело. Больше некому! Разве что, Локи ещё мог бы, но он в командировке. Ну, скажи мне, почему ты никак не уймёшься? Ну, пусть себе возятся, никому же не мешают. - Шеф: - Что? Что - шеф? - Бог встал, заходил нервно по кабинету, заложив руки за спину.- Что ты мне скажешь? Что не виноват? Что они первые начали? Только отвлёкся я, уже взяли их в оборот. - Шеф, клянусь, никто ничего не делал. Я, вы сами знаете, интересуюсь только экслюзивом. А чтоб вот так, масштабно - это не я. Да и никто, я точно знаю. Все на них уже забили давно. Пошутили, поприкалывались и надоело. Не смешно над убогими издеваться. Локи, и тот уже остыл. Это не мы, честное слово. - А кто же, тогда? Кто? - Понятия не имею. Это называется информационный терроризм. Да это всегда было. Как новое столетие, так конец света ждут. Может, это сами люди? Может им скучно вот так, в песочнице играться? Видите - вечно они воюют, постоянно спорят, ссорятся. Но всё по мелочи. Может им скучно, тоскливо, а? Может, хочется чего-то сверхэкстремального, такого чтоб ух!!! Чтоб помнили потомки веками, чтоб новая кровь влилась, а старая вылилась,а? Бог почесал затылок: - Думаешь? - Уверен. К Фрейду не ходи. Вот вы с ними носитесь, как с детишками, оберегаете от всего, климат им, метеориты отводите, вообще парничок устроили, заповедник. А им, может, хочется хлебнуть по полной жизни, суровой реальности. Выросли ваши детки, выросли, вот и просят у вас испытаний. Стучатся к вам, как могут. Вот вы и заметили. А кто крайний? Сатана, конечно, кто ж ещё? Давай, вали всё на Сатану. Сатана всё стерпит: - Да, ладно, ладно тебе. Ну, прости. Знаешь, наверное, ты прав. Мне бы тоже надоело, если бы меня всё время с ложечки кормили. Так, что та они просят? Эпидемию? - Бог нажал кнопку на телефоне. - Мария, запишите, - эпидемию гриппа, эпидемию свинки, что там ещё? Вспышку на Солнце, есть? Метеорит в район Тихого океана, не очень большой, но так, чтоб мало не показалось. И к 2012 году - конец света, да-да, глобальный. Пусть процентов десять останется, для расплода. Ну, не могу я им отказать. Любой каприз, любую просьбу готов исполнить. Сам не знаю, за что я их так люблю. Сатана, простите, что незаслуженно накричал. Спасибо, что глаза мне открыли. - Всегда к вашим услугам. Сатана вышел из кабинета, подморгнул ошеломлённой секретарше, и только выйдя из приёмной в коридор, прошипел злорадно: - Yes!!! Допросились, уроды! |
Свет мой зеркальце сглагольСамодурица-властунья кажным утром, с пробудунья, принималась, словно тать, отражалище пытать:
- Я ли всех фемин милее? Я ли шеей их длиннее? Девяностее бедром? Мой грудистее объем? Я ли талией осиной в горле кость любой фемине? Отражалище ей бает: - Красотнее не бывает. Чтоб мне трескнуть, если сбрёх. Поверхнухой об пол грох. Да не будь я лишь зерцало, будь самцовое начало - я бы грезил лишь тобой и твоею либидой! Вот властунья раздовольна, вся игрива и фривольна. И властун при ней, как сыр - масло млечно прёт из дыр. А под каждою фрамугой, пряча похоть под кольчугой, заводные принцуны возбудливые псалмы самодурице складают, литры мускуса теряют, морося на брудершафт ботанический ландшафт. Но однажды гаджет дерзкий рекнул тоном слухомерзким: - Все, сверзайся с пьедестала. Дщерь тебя общеголяла. Выпуклее фурнитурой и феминнее натурой. Возбуждюча и манлива, как первач из чернослива! Токмо опытом причинным - верхоёрзаньем мужчинным - не сравнится дщерь с тобой. Не дозрела либидой. Разслезивилась властунья, зажальчилась отражунью: - Обскакал меня приплод? Ах, подкрался многогод... Мордолик теперь не мил - неувидно наступил грозной ластой на кадык косметический кирдык. Ах, пора ли на ночлег в абсистенцевый ковчег? Отражалище темняет и властунью утешает: - Откажись от вздум могильных. На, вот, яблок молодильных. Мне прислал их кот-баюн, генетический колдун. Кажны сутки, на заре, дщери втюхивай пюре и узришь - за чирик дён лютый ворог побеждён. Мы загоним твой приплод в глубь околоплодных вод, на исчезнь заговорим и бесследно растворим! Самодурица кивает и гостинец принимает. Знычет борзо под корсет и скользяет в кабинет. Там, во мраке безпомешья, подвигняется успешно раздавлять в пюре плоды. Стопкой огненной воды закиднулась для смельцы и под винные парцы обзадачилась мыслёй - а не схрупкать ли самой? Чем травить от плоти плоть, отчего б не забороть самоличный многогод? И властунья хряпчет плод! Вот в желудник понеслась колдовская биомась. И с разгонку рязво скок прямо в желудновый сок. Разливнякнулся оттель генетический коктейль. Забурнил, завсклокотил - и властунью изменил. Зашелкнявил шевелюру. Обезжиридел фигуру. Разморщинил, натягнул кожну ткань от ух до скул. Ах, колдунская промать! Эх, властунью не узнать! Стала звечно молодой... синтетической овцой. Да, по поводу морали. Не вспонятилось едва ли уважомым читунам - всяку каку мы не ам! Нет доверия починцу генетических злочинцев - ведь природную красню враз изводит на корню генетический продукт! |
Властелин иглы
Шгб Шесть Грустных Букв Ранним летним утром в лесу было смрадно. На поляне под вековым дубом обмотанным обрывками золотой цепи валялись пустые бутылки и мятые бумажные стаканчики. Повсюду колыхались обрывки плакатов и транспарантов со здравицами и нелепицами. «Достойно встретим очередное миллионолетие дорого ВКБ!» «Пусть Ваше яйцо всегда будет целым!» «Кто не любит ВКБ, тот получит по губе!» , «по губе» было зачеркнуто и дописано , - «пусть засунет сам себе!» «Ыыы…» - Разносился по чаще дикий стон. То был не лютый зверь и не хищная птица, то было ацкое всенародное похмелье. Вчера у Кощея Бессмертного был юбилей. Никто точно не знал, сколько ему лет, но обидеть боялись. Поэтому каждый год устраивали пышные торжества по поводу «… -летия Великого КБ». Этим летом всё было как обычно. Вернее как обычно хуже, чем в предыдущем году. Дело в том, что некогда любимые герои народных сказок от невостребованности и отсутствия читателей начинали морально деградировать и спиваться. Всё чаще бухали без повода, а уж по поводу… По поводу они нажирались. Да так, что «...не в сказке сказать не пером описать». Особенно отличался русский квартал сказочного леса. Рассказывали, что… - Иван- Дурак по пьяни женился. Теперь его называют Иван- Дважды- Дурак. - Тот, кто переспал с Василисой Прекрасной, а затем с Василисой Премудрой отдавали предпочтение первой, хотя и не могли отказать в наличии профессиональных навыков у второй. - Василисы же в пьяном угаре как-то проболтались, что до операции по перемене пола одного из них звали Вова. - Спящая Царевна, Царевна Несмеяна и Царевна Лебедь, - это не три царевны, а одна - Царевна Лягушка, но в различных состояниях опьянения. - Семеро Козлят и Серенький Козлик, - последствия неудачного прерывания запоев методами, применяемыми медсестрой Алёнушкой… - Змею Горынычу запретили летать над лесом после того, как при очередном опохмеле одна его голова стала отпаивать себя сырым молоком, в то время как две других продолжали отходить солёными огурцами… Но вернёмся к нашему повествованию… Тем жарким ранним утром Колобок проснулся от топота и острого ощущения несправедливости. С трудом разлепил опухшие веки и перекрестил окружающий мир глазами. Сверху было темно. Снизу тоже. Правую щёку холодил дощатый пол. Слева, угрожающе торча ржавыми пружинами, нависал матрас. Колобок, сделав над собой усилие, крутанулся. Верх и низ вернулись в нормальное состояние. Теперь Круглый мог оценить своё положение. Положение было странным. Он лежал под чьей-то кроватью. Прямо перед ним бегали тощие детские ножки в стоптанных сандалиях. Колобок подкатился ближе к краю свисающего покрывала и выглянул наружу. Девочка, лет одиннадцати, металась по комнате, открывая все шкафы, шкафчики и тумбочки. Рылась в глубине ящиков и приговаривала. - Колобок, колобок! Я тебя съем! «Уясе.., начало трудовой недели.»,- подумал Круглый. Откатился в самый дальний угол и затаившись стал размышлять. Место действия и владелицу стоптанных сандалий он узнал. Это была Машенька из сказки «Маша и Три медведя». Девчушка давно и плотно сидела на траве, и её постоянно пробивало на хавчик. В общем-то, в этом и была вся суть одной из сказок про Машу. «Не садись на пенёк, не ешь пирожок», а сама в это время хомячила все, что было в кузовке. Потом блевала дальше чем видела, от чего все медведи в округе разбегались в ужасе…. Хлебобулка зажмурился и представил, как Маша хватает и кусает его в губы. Брр… Надо было как-то выбираться. Колобок собрался с духом и покатился. Из-под кровати на середину комнаты, потом на лавку. С лавки на стол. Со стола на подоконник и… - Стоять! – Услышал он за спиной не по-детски хриплый голос Маши. – А ну-ка быстренько ко мне! Но Круглый уже соскочил с окна во двор, со двора за ворота и был таков. Убегая, он успел заметить, как в сени заходили медведи. Теперь на ближайшее время девчушка будет занята. В домике послышался медвежий мат и девичьи стоны… - Мне нужно срочно что-нибудь выпить.- Сказал Колобок вслух и покатился вниз по дорожке прочь из медвежьего угла. Тропинка была кривая и давно не метенная. Круглый неуверенно вихлял между кустов, всякий раз матерясь, когда по неосторожности терял управление и задевал землю носом или губами. Голова кружилась, к губам прилипла хвоя и ещё чёрт знает что. Тяжело дыша и отплевываясь, Колобок остановился. -Так. От Машеньки я ушёл.- размышлял Круглый, вытираясь о росистую траву. – До этого, я уже уходил от Дедки с Бабкой, от Косого с Волком, от Собаки Баскервилей и Буратино. Помню еще, когда Снегурку жарили , меня Три Поросёнка пытались на блинчики порезать… Интересно. Какого рожна этой нечисти от меня надо? И почему они все вдруг поперёк сценария попёрли? Тьфу блин… Что ещё вчера было??? Ууу…. Как же выпить хочется. - Шарии-ик… Шарии-ик…Шарии-ик…- Раздался тихий писк. «Интересно кого это зовут?» - подумал Колобок и стал оглядываться в поисках владельца голоса. - Круглый, сцука…Ты в конец охамел? Друзей вообще не узнаёшь? А ну слезь с меня! Только тут Колобок заметил, что стоит на коротышке. Судя по очкам и коротким штанишкам, это был Знайка. - Чёрствый ты стал… Колобок. – Знайка нежно погладил Колобка по когда-то румяному боку. И вдруг. С остервенением голодного мыша вцепился в хлебобулку. - Ты что??!- Круглый с визгом отскочил в сторону и стряхнул с себя озверевшего коротышку. - Знаечка… Миленький… Ну хоть ты-то на меня не нападай… Хоть ты мне скажи, что за хрень в лесу твориться? Почему меня все, кому не попадя, сожрать пытаются??? - Ох, Круглый, извини меня. Накатило. Тут никто не удержится… Не повезло тебе. - Знайка присел на камушек и стал рассказывать. -Дело в том, что вчера, когда бухали, Кощея на «слабо» развели. Ну, в общем. Сундук с дуба сняли. Зайца вынули. Потом надевали «сапоги-скороходы» и гоняли Зайца по лесу, пока из него утка не вылетела. Потом за Уткой гонялись. Кто на помеле, кто на ковре самолёте, а кто и на Змее Горыныче. Я с братвой на воздушном шаре. Весело было так, что Утка сама со смеху подохла. Когда утку вскрыли, оказалось, что яйца с иголкой в ней нет. Знайка замолчал, наклонился и поднял валявшиеся на земле очки. - Ну не томи… Дальше, что было?- Колобок в нетерпении катался вокруг сидящего коротышки. -Дальше? Дальше все вспомнили, как лет тыщу назад так же веселись, но Утку не поймали. А гоняли её всё время над сусеками. Тут и Бабка вспомнила, как укололась, когда тебя месила… Короче в тебе Игла со Смертью Кощеевой. Стало быть, кто её имеет во владении, то и главный в лесу. - Так это что получается? Выходит я Властелин Иглы?!- Воскликнул Колобок и закрутился от радости на месте. - Круглый, - Знайка протёр очки и нацепив их на нос с грустью посмотрел на взбесившуюся булку. – Ну, чего ты радуешься? Ты с этой иглой в жопе бежать на фиг из леса должен. Иначе тебе не выжить. Колобок прекратил подпрыгивать. Только теперь он осознал всё серьёзность своего положения. - Да куда мне бежать? Кругом же леса одна вода. Реки, озёра, болота-топи. Ох и влип я… И никто мне не поможет. Кругом враги… - Есть выход. – Знайка вскочил и ударил себя ладонью по лбу. – Есть выход! Гадкий Утёнок. С ним же никто не разговаривает. В пьянках он не участвует, значит не в курсе событий, и он водоплавающий. Вот оно твоё спасение. Бежим к нему, пока народ не протрезвел. До озера, где плавал по утрам Гадкий Утёнок, было не далеко. Выкатившись из леса на берег, Колобок, чуть не сшиб вылезавшего из воды здоровенного утёнка-переростка. - Утя-утя-утя…- Круглый, как мог широко, улыбнулся своими распухшими губами. - Утя, отвези меня на другой берег. Пожалуйста… Я тебе песенку спою. - Кря…- кивнул головой Гадкий Утёнок и подставил Колобку спину. Утёнок, хоть и страдал аутизмом, но как мог, старался быть в курсе лесных событий. Про историю с иглой ему давно уже рассказала Золотая Рыбка, которая всегда была в курсе всего. - Кря-кря-кря… - Ещё раз крякнул и гадливо улыбнулся Гадкий Утёнок. Он знал, как аккуратно размочить хлебобулку и достать иглу. Гадкий Утёнок- был законченным гадом. |
Кащей Бессмертный. Предыстория.
Кащей устал. Если б он не был бессмертным, давно бы сдох. Все тело старика заскорузло от белков и желтков. Часть из них уже засохла, часть протухла. Кащей смердел. В руках старик тупо держал очередное яйцо, внутрь которого забубенил иголку. Запихать его в жопу утки оказалось нелегкой задачей. Взяв птицу за шею, он попытался засунуть яйцо ей в дупло. Скорлупа треснула и залило старика в очередной раз. Кащей грязно выругался и осторожно достал из обломков иголку. Смертельный инструмент нужно было засандалить в следующее яйцо. Утка покорно ждала. Старик взял яйцо губами, раздвинул утке лапы и осторожно стал пихать эллипсоид ей в очко. Яйцо лопнуло. Старик вскочил, зашвырнул птицу в море и с проклятиями принялся прыгать по берегу. - Спокойно, Кащей, спокойно, - наконец успокоил он себя и продолжил процедуру. Бессмертный совершал ее снова и снова, но яйца лопались. Наконец, намыленное сэйфгардом, одно из них пролезло птице в утробу. Старик удовлетворенно откинулся на ствол сосны. Но что это?! Проклятое пернатое сдохло! - Иоптваю, сцуко! Сто тридцать лет утке под хвост! - Кащей с воем упал на песок и стал его грызть и колотить руками. Через три дня он пришел в себя и глубоко задумался. Какая-то мысль пришла в бессмертную голову. Старик поднялся и проследовал в пещеру. Целый месяц оттуда доносились стук молотка, скрежет железа и звук сварки. Наконец Кащей гордо вышел на свет, держа в руках воронку. Утки увидели приспособление и выпали в осадок. Работа закипела. Вставить воронку в пернатое очко удавалось сходу. Но подлые твари дохли и дохли. Наконец свершилось! Охреневшая, но живая утка лежала на земле с выпученными глазами. Ее жопа была плотно запечатана сургучом — Кащей не любил рисковать. Весь двор был засыпан костями восьмисот пятидесяти двух тысяч водоплавающих. Старик сел на пень и с тоской посмотрел в лес. Предстояло засунуть утку в жопу зайцу. Кащей сидел на песке, смотрел в глаза зайцу и думал. Косой о@уевал. Ему еще никогда не смотрели сразу в оба глаза. «Может, есть способ спрятать иголку как-нибудь попроще?» - размышлял старик, но в голову ничего не приходило. «Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики!» - решил Бессмертный и энергично вскочил. Через минуту он уже деловито сновал возле распятого на земле грызуна, замеряя того рулеткой. Заяц — мощный зверюга, украшение породы, теоретически мог вместить в себя утку. Оставалось придумать способ. Сама утка сидела в клетке неподалеку. От одного взгляда на заячье дупло, ее охватывал приступ клаустрофобии. Кащей не стал трогать птицу, осознавая ее ценность. Для эксперимента он выбрал другую. «Мы заботимся о Вас и Вашем здоровье!«- приговаривал Кащей, намазывая заячье очко кремом. Затем взял птицу и начал понемногу, вращательными движениями, вводить ее зайцу клювом в жопу. Голова зашла, как там и была, но потом дело застопорилось. Шея утки гнулась в разные стороны, а потом свернулась нафиг. Истребив тысячи полторы пернатых, Кащей понял, что так дело не пойдет. Нужно было революционное решение. И Бессмертный его нашел! Для начала он просверлил морковку вдоль осевой и пропустил через отверстие капроновый шнур. Крепко закрепив его с другой стороны овоща, Кащей сунул корнеплод зайцу в пасть и стал ждать. Грызун заработал челюстями. Солнце уже клонилось к закату, когда из мохнатой жопы появился кончик шнура. Привязать к нему утку за клюв было делом нескольких минут. Заяц вообше-то недолюбливал уток, особенно в собственной заднице. Зверь прядал ушами и мелко трясся. Кащей уселся напротив зайца, поплевал на ладони и, упершись ногами ему в плечи, принялся тянуть шнур. Глаза косого сошлись у переносицы и полезли на лоб. Глядя на него, вспоминались слова романса «Мне сегодня так больно!» И вдруг! Жалко стало Бессмертному зайца! «Доколе?!» - возопил он, оглядывая окрестности. Останки различных живых существ покрывали поверхность трехметровым слоем. Птицы не летали, звери забились в норы. Повсюду царило запустение. Плюнул тогда Кащей ядовитой слюной. Он поймал кенгуру, на жопе фломастером написал «Заиц», сунул ей в сумку утку и засунул в сундук. «Стероиды, иопть!» - ухмыльнулся старик и пошел спать. |
Драконовские меры- Кажется, я начинаю понимать значение идиомы "вечная мука", - хмуро бросил дракон в пространство и закусил губу.
- Мне суждено умереть в этой проклятой пещере, - прошептала принцесса и её плечи задрожали, - Яду бы.. - Не ной. Иногда в мире происходят чудеса, - взял себя в руки дракон. Он отхлебнул настойки и заставил себя взглянуть на принцессу, - Не такая уж ты и стра.. безнадёжная. - Это не ты думаешь, - безразличным тоном сообщила принцесса, - Это драконья настойка. Ведь сам же говорил, что она на вкус как компот, а потом и не заметишь, как соображение напрочь отшибло. Вторую бочку уже вылакал, вот и видения у тебя.. - Ты так думаешь? - прищурился дракон и посмотрел на пирамиду бочек в дальнем углу пещеры. В его оранжевых глазах вдруг мелькнул отблеск надежды. - Принцесса в наличии? - хмуро осведомился рыцарь, остановившись в полусотне шагов от дракона. - А как же! - лениво кивнул развалившийся у входа в пещеру дракон, - В лучшем виде. - Покажи! - потребовал рыцарь. - Разбежался, - фыркнул дракон, - Победи и забирай. - Не покажешь - не будет поединка. Поступают ибо неоднозначные сигналы, видишь ли.. - рыцарь принялся медленно разворачивать лошадь. - Сожру! - пригрозил дракон. - На здоровье, - бросил рыцарь через плечо, пустив лошадь шагом, - Хозяин барин. - Не её, - зашипел дракон, - Тебя! - В спину? - рыцарь, не оборачиваясь и продолжая удаляться, помотал головой, - Не, не сожрёшь. Я ваши понятия о чести знаю. - Ладно, ладно, постой, - уступил дракон, - Голоса тебе хватит? - Попробуй, - рыцарь развернул лошадь, но остался на месте. Дракон взмахнул хвостом, как битой, и отправил небольшой булыжник вглубь пещеры. Послышался треск обрушившихся сталактитов и пронзительный женский визг. Через пару секунд дрожащий от ярости, но довольно приятный, молодой женский голос сообщил: - Ничего, ничего! Когда-нибудь сюда доберутся папочкины егеря, спустят с тебя шкуру и украсят ею большой тронный зал! - Слыхал? - довольно спросил дракон, - Настоящая принцесса. Голос - чистая музыка. - А так, в целом? - рыцарь тронул поводья и лошадь сделала несколько шагов вперёд. - Вот народ пошёл! - дракон вытаращил глаза, изображая предельное возмущение, - Раньше бились даже не узнавая, есть ли вообще принцесса, а теперь требуют капитальный отчёт и не бьются. Где чистый источник рыцарства? Где благородные позывы? - Кстати, о позывах, - заметил рыцарь, - Взглянуть надо непременно. Если прям до позывов - то я лучше отправлюсь лягушек целовать. Те хоть огнём не плюются. - Ну раскинь своим, не побоюсь громкого слова, блестящим шлемом, - слащавым голосом принялся убеждать рыцаря дракон, - Если, например, тебе принцессино личико не по вкусу, так ты в окно уставился или там в камин, и никакого раздражения. На худой конец, свечи задул. А если у девицы голос отвратный, то никуда не денешься, хоть уши воском залей. Проникнет и весь мозг растеребит в кружева! - Личико можно украсить кувшином-другим доброго вина, - согласился рыцарь, - А голос лечится только плахой. Хорошо, приступим к поединку. - Одну минуту! - поднял лапу дракон, - Прежде чем сразиться.. Ты разбираешься в винах? У меня тут есть наливочка, морс практически, по бабушкиному рецепту. Конечно, до вина ей далеко, но так хочется услышать мнение знатока! Не откажи, сэр рыцарь? Я же вижу, что ты классный боец! Ужасно обидно было бы умереть, не узнав независимой оценки. Рыцарь задумался. Потом хмыкнул и кивнул: - Наливка, говоришь? Морс, значит? Давай. Одну чарку. И сразу к поединку! - Ты меня уважаешь? - рыцарь осторожно положил руку дракону на плечо. - Да как тебе сказать.. - уклончиво ответил тот. - Тогда я ухожу, - сообщил рыцарь и принялся нахлобучивать шлем. - Ну, на посошок? - предложил дракон. - Давай, - рыцарь отложил шлем и принял чарку. - Давно хотел спросить, - рыцарь поднял на дракона мутные глаза, - Ты меня уважаешь? И он дружески сжал плечо своего собутыльника. - Скорее нежели наоборот! - отчеканил тот. - Так, все, я пошёл, - пьяно обиделся рыцарь, - Не желаю пить с кем попало. - Посошок? - дракон выбил пробку из очередного бочонка. - Посошок! - кивнул рыцарь. - Тебе что - все равно, с кем пить? - спросил дракон. - Отнюдь, - рыцарь с трудом разлепил глаза и сумел приподнять голову, - Вопреки. Поелику. - Ясно, - дракон улыбнулся и сообщил, - А между тем, я вдруг понял, что не уважаю тебя. Вот ни капельки. - А? Да? Вот как.. - рыцарь едва ворочал языком, - А где дамы? Почему нет дам? И он снова уронил голову на руки. - Созрел! - прошептал дракон и сделал знак наблюдавшей за ними из пещеры принцессе. Та подбежала и села на место дракона, который отодвинулся в сторону и устроился почти за спиной у рыцаря. - Выпьем за дам! - провозгласил дракон и хлопнул дремлющего рыцаря по плечу. Тот встрепенулся, мотнул головой, уставился на принцессу, икнул и потащил меч из ножен. - Значит, не уважаешь ты меня, гад? Убью! - Опять двадцать пять, драть - не устать! - выругался дракон. Рыцарь медленно повернул голову на голос, встретился взглядом с драконом и по его лицу разлилась пресчастливейшая пьяная улыбка. Он слюняво залопотал, вытягивая губы и мучительно поднимая брови: - Ах ты ж красава моя! Намучилась, лапушка? Этот гад летучий тебя обижал, да? - рыцарь, не отрывая заблестевших глаз от морды дракона, указал на принцессу ходившим ходуном в дрожащей руке мечом, - Обижал тебя этот аспид ползучий? Дракон недоуменно вылупился на рыцаря, чувствуя, как огневые железы начинают наливаться теплом, но вдруг заморгал часто и на его морде появилась мудрая усмешка. И еще какая-то обречённость.. - Обижал, сэр рыцарь! - заворковал он, - Ещё как обижал! Притеснял, зажимал и приставал! - Бесчестная тварь! - заключил рыцарь и попытался проткнуть принцессу мечом. Лезвие описало неповторимую кривую в полуметре от девушки и уткнулось в землю. Но и этого хватило, чтобы испуганная принцесса упала в обморок. - Ты его убил, о благородный рыцарь! - тоненьким голоском заверещал дракон и лизнул рыцаря в щеку, - Ты меня спас! Я твоя! - Ну тогда на травку ничком и за свадебку, - рыцарь уронил меч, с трудом поднялся и, пошатываясь, принялся сбрасывать с себя доспехи. Потом потянулся, ухватил дракона за крыло, дёрнул и потребовал, - Снимай давай плащ, чего стоишь, как заколдованная. Мы теперь одна сатана. И рыцарь крепко прижался губами к носу дракона. - Ой, батюшки! - тихонько пропищала едва пришедшая в себя принцесса. - Марш в пещеру и носа не показывай! - зашипел дракон, - Нечего тебе тут.. Я попробую заставить чудо случиться, а ты жди внутри. Не подглядывай за таинством. Вот ведь.. угораздило на старости лет.. - Спит твой герой. Я его попонкой накрыл, чтобы не озяб, - устало проговорил дракон, заползая в пещеру, - Иди, садись рядом с ним и жди, пока проснётся. Дело сделано, не отвертится. - Меч Георгия превратился в обычный, вернуть тебе меня силой уже невозможно, - печально сказала принцесса, - Отсюда вывод: он проснётся и меня прогонит. Вероятнее всего, пинками. - Не прогонит, - уверенно заявил дракон, - Я тоже кое-что знаю об их понятиях. Силой придать делу обратный ход или развратить пастушку - это вполне по-рыцарски, но обесчестить принцессу - никогда. Вот на этом мы и сыграем. Назовём этот вынужденный.. мнээ.. подлог "драконовской мерой". - Тогда он просто повесится, - вздохнула принцесса, укладывая голову рыцаря себе на колени. - Я тут со знающими людьми снёсся на днях, так они утверждают, что первое впечатление от встречи с альтернативно мордооформленной принцессой можно исправить либо приданным, либо настойкой. Я решил перестраховаться и вот, - дракон мотнул головой в сторону телеги, на которой стояло около полусотни бочек с настойкой, - Твоё приданное. Счастья вам! А я полетел в Блаженное Княжество. Мне тамошний маршал письмо прислал с предложением - у князя шесть дочерей на выданье, нужен специалист с .. эмм.. уникальным опытом. Обещают озолотить. |
Лягушка - квакушка
- Так.. Очень тонко, сынок. И так неожиданно! - царь скептически разглядывал беременную лягушку, - Подкинул головной боли, наследничек, исполать бы тебе челом - да по сусалам! - Даже не знаю, как это получилось, - развел руками царевич, - Главное, и в мыслях же не было, отсургучь меня Перун. Батя, она сама начала. Поцелуй меня, Иван-царевич, да поцелуй меня. И вона чего из этого вышло. - Ну, чего вышло мы только после родов узнаем. Тут стандартов нет, - покачал головой царь, - А пока разберемся с тем, что вошло. Вот что, сынок.. Исчезни на время с глаз народных. Я тут разрулю конфуз, как сумею, а ты пойдешь туда, не знаю куда, и принесешь то, не знаю что. - Ээ.. Батя? - царевич нервно поводил плечами, - Может, я лучше на жабе этой женюсь? А то ходить куда-то.. шукать чего-то.. А? - Ихтиандров мне плодить - накось, выкуси! - царь гневно сунул кукиш царевичу под нос, - И так вон жена моя молодая, Василиса Прекрасная, говорит, что я.. гхм.. мягкотел, понимаешь. И что короткий у меня этот.. ну.. характер. - Чего? - царевич возмущенно уставился на мачеху, - В нашей династии коротких отродясь не приключалось! - Кроткий, надежа-царь, кроткий, - поправила царя Василиса. - Именно, - кивнул царь, - Так и говорит, понимаешь. - Батя! - царевич сжал кулаки и сделал шаг в сторону царицы, - Да я за тебя эту неблагодарную.. эту ненасытную.. эту Прекрасную.. сорок сороков раз.. - Но-но! Попробуй только! Удушу, щенок! - царь в сердцах треснул скипетром по подлокотнику трона, - Сам еще вполне справляюсь. И близко не подходи! Царю, знаешь ли, царево, а молодцу, знаешь ли.. - Жабу! - захихикала Василиса и игриво показала царевичу язычок. - Бабушка! - не остался в долгу тот. Василиса поджала губы и укоризненно поглядела на лягушку. Та покраснела и надулась. Царь поерзал на троне. - Ну, хватит вам. Сын, собирайся в дорогу. - Тогда так, батя. Вели выдать из казны диковинки первой необходимости. - Диктуй, сынок, - разрешил царь и велел секретарю, - Пиши, дьяк. - Значит так, - Иван-царевич принялся загибать пальцы на руках, - Сивку-бурку, меч-кладенец, сапоги-скороходы, шапку-невидимку, неразменный пятак, цветик-семицветик. Еще ковер-самолет, скатерть-самобранку, гусли-самоплясы.. - И губу-самоскатку, для ровного счета, - добавила Василиса и ехидно осведомилась, - Пипку-самоблудку не желаешь, добрый молодец? - А есть?! - в один голос спросили царь и царевиц. - Во дурак! - От неожиданности Василиса умудрилась ошалело вылупиться сразу на обоих. - Я про губу! - быстро нашелся царь, - Особливо ежели бабский фасон имеется. - А я дурак! - признался Иван-царевич, - Бродил, аки лось похотливый, по болотам, верил кому ни попадя, а надо было в казну заглянуть и не мучаться. - Да заглядывал я в ту казну, - махнул рукой царь. Он подошел к царевичу и тихонько заговорил прямо тому в ухо - Думаешь, от хорошей жизни отвалил твой батя этому своднику Кощею пол-царства за бабу, хоть и Прекрасную? Их послушать, так за место в койке они тебе и пир на весь мир, и сукна на тыщу лет вперед, и сынов-богатырей на кажный Новый Год. Короче, василисы-медовые уста. А как в койке, так царевны-несмеяны.. - Да эта, пупырчатая, тоже наобещала с три короба, - пожаловался Иван, - А сама холодная. Зато, батя, я у нее первый! Царь утешительно похлопал сына по затылку. - Ладно, сынок. Давай, что ли, благословлю в путь-дорогу! Царевич опустился на одно колено и склонил голову. - Пшел вон! - торжественно изрек царь, а Василиска обидно хихикнула. Царь с царицей стояли у дворцового парапета, трогательно обмахиваясь платочками вслед удаляющемуся царевичу. В лучах заходящего солнца Сивка-бурка напоминал мифическую задницу с острыми ушами, а самого царевича, в шапке-невидимке, было не разглядеть. Зато хорошо видна была дорожка следов, оставляемых сапогами-скороходами, и легкие клубы пыли, поднимаемые краем небрежно наброшенного на плечи ковра-самолета... - Так посмотришь - вроде и не дурак совсем, - царь смахнул слезу. - Я вот смекаю, надежа-царь, - Василиса положила голову мужу на плечо и томно вздохнула, - Рискованное дело ты затеял. Может, не надо было так сурово с сынулей-то? - Ты же сама видишь, душа-девица, - царь трепетно обнял жену, - Мальчик взрослеет не по дням, а по часам. Уже фауну не щадит. Ну как до тебя доберется? Или до флоры.. Пускай уж лучше применяет по назначению да чтобы не супротив закона. - Это конечно, - опять вздохнула Василиса Прекрасная, - Но если память мне не изменяет, то единственные законные "не знаю куда" есть аж за тридевятым царством, в Тмутараканской офшорной зоне. А там, говорят, ужас что творится. Царевич-то парень доверчивый, сам видишь, да еще сорок сороков грозится. Как пить дать, принесет! Что делать тогда будем? Царь мудро усмехнулся. - А и принесет. Прадед мой деда в офшор посылал. Дед - отца. Отец - меня. И никто из нас не повторился! Главное, горлица моя, что дурь с царевича как рукой снимет. А "не знаю что" прекрасно лечится настоем грыжника с чесноком. Я уж и травнице велел подготовиться. |
Пища неуязвимыхДенис Абсентис
Жюль де Монси просидел на дереве уже битых пять часов, а оборотень так и не появился. Ноги затекли и не слушались, к тому же промозглый осенний ветер усилился к вечеру. Жюль опустил мушкет, достал Библию, перекрестился и стал вполголоса читать молитву. Именно в этот момент из чащи выпрыгнул гигантский волк. Он остановился почти под деревом, поднял голову и посмотрел прямо в глаза Жилю. Несмотря на то, что де Монси был опытным охотником, ледяной ужас сковал его и так одеревеневшие от холода руки. Сам дьявол снова смотрел на него и, казалось, насмехался над всеми попытками отправить его обратно в ад. За последний месяц де Монси семь раз встречал волка-людоеда, уже давно наводящего ужас на всю округу, но каждый раз сатанинское отродье уходило невредимым, как заговоренное. Не помогали ни молитвы, ни благословление на охоту местного архиепископа. Не мог помочь даже особый мушкет, который мастер из Майнца делал на заказ более полугода. Дорогой зернистый порох и освященные в церкви св. Доминика особые серебряные пули — все было бесполезно. За это время Жюль стрелял в оборотня уже раз пятнадцать, но ни разу не смог даже ранить чудовище. Оборотень был неуязвим. Несколько недель назад покойный кюре местного прихода отец Клермон лично нацарапал крестики на серебряных пулях Жюля и освятил их, и в тот день охотнику удалось целых три раза выстрелить в волка. Но ни капли крови не обнаружил де Монси среди уходящих в лес волчьих следов, а когда охотник вернулся в деревню несколько дней спустя, то узнал страшную новость — прямо среди белого дня два волка вбежали в деревню и разорвали на куски слугу Божьего кюре Клермона вместе с приезжим инквизитором, монахом Ксавье. Волки настигли их, когда кюре с инквизитором пошли на околицу проведать прикованную там к дереву, но все еще не сознавшуюся ведьму. И если инквизитора, который сжег в деревне уже шесть человек, не особо жалели, то любимого кюре Клермона оплакивали все. Крестьяне не сомневались, что любой другой священник побоится приехать в этот далекий приход, ибо недобрая слава о волках-людоедах, свирепствующих здесь, давно распространилась по всей Франции. Никто из местных, впрочем, не сомневался, что это были не простые волки, а оборотни. В прошлом году крестьяне даже поймали трех очень подозрительных людей на дороге, проходящей недалеко от деревни. Царапины на лицах двух путников, несомненно, показывали, что они недавно превращались в волков и ранили себя во время этого превращения. Их тут же забили кольями, а третьему путнику разрезали кожу в поисках вывернутой волчьей шерсти. Это был очень хитрый оборотень — он спрятал шерсть так глубоко, что ее не нашли, поэтому на всякий случай крестьяне пронзили ему сердце осиновым колом и закопали на распутье дорог, навалив сверху кучу камней. Но нападения оборотня на несчастных жителей все равно продолжались. Тогда кюре Клермон пообещал собрать награду тому, кто уничтожит демонического зверя. Так известный и бесстрашный охотник де Монси и оказался в этих проклятых Богом местах. Он был на мели, и деньги оказались бы весьма кстати. Но теперь Жюль уже сожалел о своем решении, сила дьявола оказалась явно сильней его мастерства. Тем временем инстинкт охотника сработал сам. Жюль медленно упер тяжелый мушкет в кожаную подушку на правом плече и навел его в сторону волка, используя толстый сук вместо подставки. Зверь зарычал и прыгнул обратно в чащу. Но де Монси повезло — несмотря на сильный ветер, фитильный замок не потух, и охотник все же успел выстрелить. И снова сила дьявола защитила оборотня. Чудовище было недалеко от дерева, примерно в 100 пье от Жюля, но даже освященная серебряная пуля была отклонена демонами и лишь слегка царапнула лапу волка, который спустя мгновение скрылся в густом лесу. Охотник перезарядил мушкет еще одной серебряной пулей и с трудом спустился с дерева. На снегу виднелись пара маленьких пятнышек крови. Похоже, зверь отделался очень легкой раной. Но все же, наконец, Жиль попал в него! Преследовать волка в лесу было бессмысленно. Де Монси разочарованно вздохнул и отправился в деревню. На подходе к деревне охотник увидел большую толпу. Оказалось, что гроза ведьм, колдунов и оборотней, легендарный судья Анри Боге из Доле лично приехал сюда с десятью помощниками и палачом, чтобы разобраться с гибелью инквизитора. С присущей ему энергией он быстро обнаружил двух ведьм, превратившихся в волчиц и напавших на кюре и инквизитора. Ведьмы уже признались, всего после трех часов пытки отрывания грудей раскаленными щипцами. Теперь толпа собирала хворост, чтобы как можно быстрее их сжечь. Де Монси подошел к судье и поведал о своей охоте. После рассказа Жиля о раненном оборотне в воздухе повисла напряженная тишина. Крестьяне были напуганы. Значит, есть еще один оборотень, кроме этих двух пойманных ведьм? Глухой ропот стал подниматься в толпе. Озадачен был и судья Боге. Но свою славу истребителя оборотней он заслужил не зря и выход нашел быстро. — Вы говорите, что ранили волка в лапу? — внезапно спросил судья и схватил за руку стоящего рядом мельника. — А что это у тебя с рукой? По руке мельника змеился свежий шрам. — Я поранился сегодня, когда чинил колесо телеги ... — начал ничего не подозревающий мельник и тут же осекся. Сотни ненавидящих глаз смотрели не него. — Вот он, оборотень! Сжечь его! Попался! Я давно подозревал! Сжечь беса! Уже через минуту кричащий мельник был привязан к столбу рядом с ведьмами. Ярко разгорелся огонь. Судье Боге не понравилось, что не были соблюдены мелкие судебные формальности, но он и не подумал идти против обезумевшей толпы. В конце концов, какая разница, и этот мельник так или иначе признался бы через несколько часов пыток. Боге ведь и был знаменит тем, что за время его пребывания судьей еще ни одна ведьма не была им оправдана. Усталый Жюль прошел в дом покойного кюре Клермона, завалился на покосившуюся кровать и забылся тяжелым сном. *** Старый матерый волк лежал у своего логова, пока волчица лизала его лапу. Постепенно вся стая собралась вокруг. — Ерунда, жалкая царапина, — презрительно провыл волк. — Но за это люди еще заплатят сполна. — Неужели ты не учуял человека? — спросила волчица. — Как их можно не учуять, когда они пахнут так, что даже мухи слетаются со всей округи? Я сегодня слегка потерял осторожность, а человеку просто повезло. — Тебе не кажется, что люди стали более опасны? — почтительно спросил один из молодых волков стаи. — Человек куда менее опасен, чем загнанный кабан. — Но с тех пор, как у них появились эти огненные палки... — Ерунда, эти ружья, как они их называют, были нам опасны только сначала, а теперь они только мешают человеку. Люди слишком полагаются на них. А нам это только помогает. — Ты много прожил, и ты очень мудр и много знаешь о людях, расскажи нам о них, — попросил молодой волчонок. — Откуда пришли они и зачем. Они очень странные звери. Несмотря на царапину, причиненную серебряной пулей, старый волк был сегодня настроен благодушно и решил поведать истории предков тем, кто их еще не слышал. — Я не знаю точно, это лишь старая легенда, — повел свой рассказ старый волк, — но как рассказывали наши предки, в древние времена Создатель, увидев, как тяжело добывают пищу волки, решил сотворить нам помощников. И тогда Он создал первого человека, чтобы тот служил нам, собирал и пас для нас тучные стада коз и овец, и подгонял их поближе к лесу, чтобы мы, волки, могли ими насыщаться. И тогда самый первый созданный человек женился на своем собственном ребре, и начал размножаться, и плодить пастухов для наших стад. Но со временем человек забыл Его заповеди и иногда осмеливался даже поднимать свою руку на волков. Тогда и мы начали иногда охотится на людей, и оказалось, что у них очень вкусное и сладкое мясо. Но в тех местах, где волки ели много людей, некому стало следить за нашими стадами, овцы и козы разбредались куда глаза глядят, и охотится на них становилось труднее. Тогда старейшины приняли Закон о том, что ловить и есть людей можно только тогда, когда они представляют угрозу. И кто нарушит этот Закон без причины, пусть того разорвет стая. С тех пор волки избегали нападать на людей. А люди стали думать, что волки их боятся. — Но мы же нападаем и едим людей, значит, мы нарушаем древний Закон? — удивленно спросил другой молодой волк. — Сейчас людей стало слишком много, и нам надо регулировать их численность, нам не нужно столько пастухов. — пояснил старый волк. — К тому же люди стали сами на нас нападать безо всякой причины. С ними что-то случилось. Они сошли с ума и стали иногда даже есть себе подобных. Но обвиняли в этом, нас, волков. Вот тогда и был отменен Закон. Потом люди обезумели еще больше, и теперь каждый раз, когда мы убиваем какого-нибудь человека, они собираются, хватают других людей и сжигают их. Можно подумать, что они принимают их за волков. А как мне кажется, они даже считают, что эти люди на самом деле могут превратиться в волка. Глупость человеческая не знает границ. — А почему ты сказал, что их ружья были более опасны сначала, чем теперь? — молодой неопытный волчонок был очень любопытен и любознателен. — Что с ними случилось? — Во-первых, много тех ружей, которые были опасны, люди сожгли сами. А еще потому что люди, как я думаю, принимают нас за оборотней и теперь считают, что нас может убить только... только.. — Тут старый волк не выдержал и, сбросив всю свою привычную важность, стал кататься по земле в приступах почти человеческого хохота. Стая подозрительно следила за ним. У некоторых волков в глазах читался вопрос: так уж ли неправы люди насчет оборотней? Может, со старым волком что-то не так? — Они... они теперь считают, что нас можно убить только серебряной пулей. — овладев собой и отдышавшись, произнес, наконец, старый волк. — И перед тем, как использовать эту пулю, они поливают ее водой, царапают ее, и долго ходят вокруг нее, что-то говоря. Поэтому они никогда не смогут убить никого из нас. — Почему? — Потому что их серебряные пули никогда не попадают в цель. — А если люди когда-нибудь об этом догадаются? Старый волк ласково потрепал любопытного волчонка за загривок. — Не переживай, малыш. Они это знают, я видел как они проверяли свои пули, когда охотился далеко отсюда. Все серебряные пули ушли мимо. Тогда люди решили, что эти пули святые, и на них не могут удержаться демоны. Поэтому люди верят, что нас можно убить только такой пулей. А пока они настолько глупы и суеверны, они не смогут ничего нам сделать. И запомни — люди всего лишь наша пища. Хитрая, изворотливая, опасная, но всего лишь еда. Старый волк осклабился и завыл на луну, благодаря Создателя за то, что он так и не дал людям разума. *** Жюль проснулся в ужасе в холодном поту и замотал головой, стряхивая с себя остатки бесовского сна. Надо же, чтобы ему приснились какие-то дьявольские волки. Сатанинское наваждение. Охотник встал с кровати и вышел на крыльцо. На улице уже рассвело, но еще кричали последние петухи. Легкий дымок поднимался над сгоревшими трупами оборотней. В воздухе еще слабо пахло жаренным мясом. Кости на столбах лениво обгрызали деревенские собаки. Жюль вернулся в дом, съел кусок заплесневевшего хлеба, запил холодной водой, взял мушкет, мешок, и пошел по дороге к лесу. Нет, охотится он больше не собирался. И оставаться здесь тоже. Хватит с него. Он пойдет короткой дорогой в соседнюю деревню, что в паре лье к северу, а там знакомый кузнец подбросит его к городу. Жюль шел быстро, не замечая, что из лесной чащи за ним пристально наблюдают несколько пар внимательных волчьих глаз. ------------------------------------------------------------- прим. Известное описание испытания серебряных пуль, проведенное по настояния архиепископа Майнца, приводится во многих трактатах по истории огнестрельного оружия. Из описания ясно, почему серебряная пуля не могла быть опасна оборотням (хотя в реальности мифы о «неуязвимой нечисти» появились, вероятно, позже, напр. ведьма из сказок братьев Гримм, которую убила только серебряная пуля и т.д.). В изложении Джека Келли история испытаний выглядит так: «Преимущества винтовки [ружья с нарезным стволом] наверняка повергли в изумление первых стрелков из неё. Словно по волшебству, их выстрелы стали гораздо точнее. К волшебству и обратились в поисках объяснений. В 1522 году баварский чернокнижник по имени Мореций исчерпывающе объяснил эффект нарезов. На траекторию обычных пуль, заявил он, влияют демоны – мелкие бесенята, хорошо знакомые каждому промазавшему стрелку. А пуля из нарезного оружия летит по прямой, поскольку ни один демон не может удержаться на крутящемся предмете. В качестве доказательства Мореций указывал на небеса, вращающиеся вокруг Земли и свободные от демонов, - и на неподвижную Землю, кишевшую ими. Как и многие гипотезы, основанные на вере в сверхъестественное, теория Мореция спровоцировала обширную дискуссию. Оппоненты предложили иную – столь же правдоподобную – точку зрения: бесы, напротив, предпочитают именно вращающиеся тела. Именно этим объясняется меткость винтовки: её пулю ведут к цели демоны. Наконец, в 1547 году гильдия стрелков города Майнца в центральной Германии решила проверить теорию практикой. Сначала по целям, находившимся на расстоянии 200 ярдов, из нарезных ружей было выпущено двадцать обычных свинцовых пуль. Затем из тех же ружей выстрелили двадцатью пулями, отлитыми из чистого серебра, трижды освящёнными и с маленьким крестиком на каждой. Из обычных пуль в цель попали девять, все освящённые прошли мимо. Дело было ясное: демоны предпочитают вращение. Церковные власти запретили в городе дьявольские нарезные ружья, горожане бросали их в костёр на городской площади. Дело, вероятно, было в том, что серебро, в отличие от более мягкого свинца, недостаточно плотно «влипало» в желобки-нарезы. А может быть, нацарапанные крестики ухудшали устойчивость освящённых пуль» (Джек Келли. Порох. М.: 2005) |
Письма В НебесаМарика Ми
Тишину сонных улиц нарушил стук шагов. Город только начинал просыпаться и недоуменно смотрел на Чужака, разбудившего его. Чужак был странным – слишком высоким для этого Города, слишком хмурым, со слишком грустными глазами. В них было слишком много отражений слишком многих миров, и это пугало. Город пробудился, пробудились и его жители. Захлопали дверьми, зашумели машинами. Улицы ожили. Вышли продавцы, катя перед собой тележки с товарами. И среди них – любимый житель Города, он продавал воздушные шары. Город не удивился, когда Чужак устремился именно к нему. Странный он был, этот продавец воздушных шаров, словно всегда кого-то ждал. – Вы хотели купить у меня дюжину небесно-синих шаров, – сказал продавец. Он почти не спрашивал. Чужак нахмурился, будто не понимал значения слов. – Небесно-синих? – переспросил он. – Небесно. Синих. Да, конечно! Его хмурое лицо озарилось улыбкой, и Город подумал, что Чужак должен был быть ангелом, с таким лицом просто нельзя быть никем иным. Чужак протянул торговцу деньги и спешно пошел в глубину улиц. Он остановился в одном из запущенных дворов, заросших липами, вынул маркер, быстро начеркал что-то на шарике, криво улыбнулся и выпустил его из рук. Он следил за тем, как шарик, умудрившись не запутаться в ветках, поднимается все выше и выше, сливаясь с небом. Чужак покачал головой и пошел дальше, нервно перебирая веревочки воздушных шаров. Город весь день наблюдал за тем, как Чужак отпускает шарики на свободу. К вечеру, когда от дюжины остался только один, Чужак, видно, устав от своего занятия, присел на краешек тротуара. В руках у него болтался шарик. Чужак вынул черный маркер, вывел на резиновой поверхности «Приходи». И отпустил шарик в небо. Он курил и смотрел, как кружочек все уменьшается и уменьшается, превращается в неясную голубую точку и исчезает совсем. И пришел тот, кого он так давно ждал. Сел рядом и спросил: – Ну, что ты мне хотел тут показать, Хейлель? И Хейлель только сейчас понял, как он соскучился. Сколько они уже не виделись? Лет пятьсот? Или, может, больше? Время так ускорило свой бег, что вроде бы только вчера катался на первом трамвае, а сегодня уже люди запускают в небо ракеты. Может быть, поэтому он любил то, что не меняется. – Здесь чертовски здорово, когда восходит солнце, – почему-то шепотом сказал Хейлель. Ему хотелось, словно маленькому мальчику, броситься к сидящему так близко. Конечно, он не стал. Все распри были давно забыты, все, кто надо – прощены, а кто не надо… Наверное, тоже. Хейлель посмотрел влево, но глаза заслепило от света. Ему всегда казалось, что это его маленькое проклятие – он никогда не сможет взглянуть на Него. – Странный способ давать о себе знать, – улыбнулся пришедший. – Тебе всегда была свойственна некоторая театральность. – Ну не писать же письма, в самом деле. – И отправлять голубями? – Они не долетят, – серьезно сказал Хейлель. Он докурил, но, памятуя о соседе, не бросил окурок на землю, а аккуратно положил в урну. Достал новую сигарету и протянул пришедшему. Тот засветился еще сильнее. «Смеется», – подумал Хейлель. – «Что ж, это неплохо. В последний раз я его смешил…даже не помню, когда». Они сидели в темноте, даже пришедший умерил сияние. Сидели и ждали рассвета. Молча, им было о чем помолчать друг с другом. «Это было так давно, но у меня тело до сих пор все тело болит от падения, а во рту – солоноватый привкус». «Ты хотел стать Богом, а стал человеком. Но ты ведь считал, что им живется лучше». «Я так думал. Правда, думал». «Ты ошибся, но с людьми это бывает». Хейлель вздрогнул, как от порыва ветра, и обхватил себя руками. Он, как всегда, глядел в ночь, а потом… А потом, когда солнце начало подниматься, Хейлель увидел глаза того, кого так давно предал. В них не было обиды, а уж тем более злобы, только любовь. И тогда Хейлель понял, чего он ждал все эти столетия, зачем посылал к небу шарики. Он посмотрел в глаза пришедшего и понял, что может, наконец, простить себя. Пришедший поднялся, и Хейлель встал вслед за ним. – А как там Велиал? – спросил пришедший. – О, Господи, да все так же. Чудит. Они пошли в сторону восходящего солнца, и с каждым шагом голоса их таяли, становились все тише. И Город понял, что он опять всего лишь город. Лишь на миг он смог прикоснуться к тайне, смысл которой вряд ли когда-то поймет. Он знал только, что Чужак с улыбкой ангела и печальными глазами больше нe заглянет к нему. |
Цветок и гаечкаМихаил Горелов
На складе готовой продукции механического завода до потолка высились стеллажи с ящиками. Один из ящиков был заполнен ещё тёплыми гаечками, которым был один день от роду. Гаечки тихонько перешёптывались друг с другом. Между тем, невесть как оказавшаяся на полке, старая гайка учила их уму-разуму. Молоденькие гаечки внимательно слушали её рассказ и иногда задавали вопросы. Героиня нашего рассказа, назовём её Гаечка с большой буквы, дабы отличить от многочисленных сестёр, которая слушала в полуха, думала о своём. Кошечки думают о котиках. Собачки мечтают о пёсиках. Девушки сохнут по парням. Гаечки болтают о болтиках. Нашей Гаечке разговор сестёр был не интересен. Ей хотелось чего-то возвышенного, прекрасного, необыкновенного! Но к болтовне старухи она прислушивалась, авось, в жизни пригодиться. Старая гайка вещала: - Так и прожили мы с моим стариком много лет. Только я то в сухости, да тепле, а он то -головой на улицу! А там и дождь, и снег, и сырость, и ветер, а летом - зной. Хворать стал старый, ржаветь. Всё мне жаловался, да я - то чем помогу? Вот, однажды, и раскрутили нас. Я-то сюда попала, а дед… - Куда его? Поинтересовались притихшие гаечки. - Известно куда! В металлолом! Рассказчица и слушательницы дружно вздохнули. На минуту гаечки замолкли. Вскоре одна робко спросила: - Тетенька! А это больно? Ну, когда на болтик навинчивают? Тысяча гаек, затаив дыхание, ждали ответа на столь волнующий вопрос. Старушка усмехнулась: -Да нет, пугают вас дур. Не больно, а очень даже приятно! Впрочем, иногда резьба не так пойдёт, вот тогда - да! - А, правда, что иногда, на болт вторую гайку навинчивают? - Правда! Контргайкой называется. - Её бы стервой назвать! - А часто бывает, что гайку сначала на один болт навернут, а потом, с другим, с третьим? -Да случается… В жизни всякое бывает. Только вернее всего с одним болтом жизнь мыкать. - А я вот слышала, что бывают гаечки, ну и болты тоже, такие вот, ну, с левой резьбой?! - Есть и такие! - Вот извращенцы! Ахнули гаечки в сладком ужасе. - Ещё и с дюймовой резьбой встречаются. - Иностранцы, что ли? Подивились гаечки. Под тихий разговор гаечка заснула. Ей снилось что – то невыразимо прекрасное. Что-то зелёное с красным, совсем-совсем не похожее на этих сереньких и скучных болтов. Через день ящики с новыми гайками погрузили в «Газель» и повезли куда- то по вдрызг разбитой ухабистой дороге. На одной из ям грузовик подпрыгнул особенно высоко, и один из ящиков выпал на пыльный асфальт. Несколько гаек выкатились из повреждённого ящика на обочину. Дальше всех укатилась наша Гайка. Она не верила своим глазам. Рядом с дорогой росло поле чудесных цветов. Она не знала, что они называются тюльпаны, но именно их она видела во сне! И, главное, среди них был тот самый, самый красивый и самый стройный, который ей понравился больше всех. Шофёр, чертыхаясь, вылез из кабины, подобрал рассыпанные гайки и, закинув ящик в кузов, поехал дальше. Недолго ящик пролежал на складе авиаремонтного завода. Гайки пустили в дело. Никаких чувств не испытала Гаечка, когда её навинчивали на такой же новенький, как она сама, болтик. Ей было всё равно, что их парой скрепили какую – то важную деталь самолёта. Отремонтированный самолёт вскоре обкатали. В один прекрасный день погрузили в него какие- то коробки. Загудела левая турбина, потом правая, завертелись пропеллеры. Самолёт взлетел и взял курс на север. К прежнему месту службы, туда, куда ещё не поспела весна. Путь был долог и труден. Встречный ветер, грозовые облака, болтанка. Самолёт трясло и подбрасывало на воздушных ухабах, но старый грузовик у***** держал курс вперёд. В одной из воздушных ям его подбросило особенно сильно. Несколько больших картонных коробок перевернулось. К неописуемой радости Гаечки, из них просыпались… тюльпаны! И среди них, тот, её Цветок! - Туда, туда к нему! Ему холодно на металлическом полу! Я спасу его! Я навинчусь на его стебель! Какой мы будем парой! И она стала отвинчиваться от опостылевшего болтика. Вибрация и тряска помогали ей. Удивлённые соседки заволновались: - Что ты делаешь? - Я навинчусь на цветок. Я этого достойна! - Мы тоже этого хотим! Чем мы хуже?! Другие гаечки засуетились и стали откручиваться тоже… Через несколько минут самолёт догорал на земле. В пропахшей горелым керосином кучке пепла, ни за что нельзя было узнать то, что несколько минут назад было чудесными живыми цветами. Закопчённая Гайка лежала на дне болота среди тины и головастиков и горько вздыхала. Здесь ей предстояло ржаветь долгие-долгие годы… |
Мышонок и грибАлексей Снигирь
Холод инеем сковал утреннюю росу. Никогда еще Мышонку не было так холодно. «Наверное, во всем виноват гриб», - подумал он, зябко потирая лапки у домашнего электрического фонарика. «Интересно, откуда взялся этот гриб? Не мог же он ни с того, ни с сего вырасти посереди комнаты, отравляя воздух и заставляя меня мерзнуть и кашлять?» Гриб не был похож на обычных лесных сородичей. Лиловая шляпка на толстой изогнутой ножке смотрелась нелепо. Мышонок никогда еще не видел такого гриба, но много слышал о нем от Филина и от Медвежонка. Филин говорил, что гриб приходит каждую осень, и многие лесные жители болеют из-за него и не могут заниматься своими обычными осенними делами. Медвежонок говорил, что гриб к нему не придет, так как он боится меда, а у Мишки было много меда. Мышонок еще раз обошел гриб вокруг и решил, что не будет мириться с таким незваным гостем. Поискав у себя в норке, он нашел старую теплую варежку, которая вполне могла сгодиться для выхода в промерзший за ночь утренний лес. Решительно подпоясавшись фирменным спортивным шнурком, мышонок выскочил на тропинку и помчался по направлению к Мишкиной берлоге. Он точно не знал, где живет мишка, и поэтому бежал лишь по направлению, но был уверен, что сразу заметит Мишку, так как не заметить того было невозможно. И действительно, пробежав около пяти минут по извилистой тропинке, перепрыгивая через заиндевевшие палочки и травинки, Мышонок со всего размаху врезался во что то волосатое, мягкое и теплое. Это был Мишка. - Привет Голос Медвежонка прозвучал глухо и ворчливо. Глухо – потому что большая часть Мишки находилась глубоко в берлоге, а снаружи были лишь лапы, на которые Мышонок так удачно наткнулся. Ворчливо – наверное, потому что хозяин еще хотел поспать, а не вылезать в такую холодную погоду. Мишка, должно быть, потянулся (затрещали ветки, сверху посыпалась земля) и спросил: - Чем обязан такому раннему визиту? Смущенный гость не знал, с чего начать. Во-первых, разговаривать с волосатыми, пусть и теплыми, лапами было не совсем удобно. Медвежонок был достаточно крупным и Мышонок видел его в полный рост только один раз, да и то - с холма. Во-вторых, мышонку предстояло получить у Мишки самое вкусное лакомство, которое только могло быть у того – мед. Немного помявшись, Мышонок все-таки собрался духом и сказал: - В моей норке вырос странный гриб с большой лиловой шляпкой и на толстой ножке, и я стал чувствовать себя намного хуже. Ты говорил, что с гриб боится меда. Не мог бы ты дать мне немного меда? Это бы очень помогло, ведь скоро наступят холода, к ним надо готовиться: утеплять норку и всё такое прочее. Когда Мышонок договорил, хозяин помолчал немного, потом со знанием дела ответил: - Гриб совершенно незнакомый, скорее всего, заморский. Может, китайский или даже птичий. В таком случае мед из местного леса вряд ли поможет… Тут у Медвежонка начало урчать в животе, и гость не расслышал, что тот говорил дальше. - Ну ладно, - наконец сказал Мишка и протянул Мышонку наперсток с медом. Мышонок радостно побежал к дому. Теперь заморскому грибу наверняка не поздоровится! Наспех позвонив в колокольчик перед входом, Мышонок быстро вбежал в норку и почти сразу уткнулся в толстую и холодную ножку гриба, который стал значительно больше и упирался своей лиловой шляпкой прямо в потолок. Рассерженный такой бесцеремонностью Мышонок плеснул медом прямо на заморского гостя. Мед медленно растекался по белой ножке гриба, а Мышонок продолжал кашлять, и озноб не проходил. Медвежонок был прав: без заморского меда, может быть, даже китайского с грибом не справиться. Мышонок закутался в одеяло и с ненавистью уставился на разрастающийся гриб, который заполнял уже большую часть норки. Из перевернутого наперстка медленно вытекали остатки вязкого прозрачного меда. Тут Мышонок вспомнил, что еще совсем не завтракал. На веточке у входа запела Птичка – подруга Мышонка. Интересно, что она здесь делает, ведь Филин говорил, что все птички вместе с приходом холодов улетают далеко на юг – туда, где тепло, и не растут вредные грибы. «Наверное, она прилетела попрощаться со мной, и не открыть ей дверь будет верхом невежливости». Подумав так, голодный, озябший и раздраженный Мышонок, несколько раз споткнувшись о ножку ненавистного заморского гриба, вышел на улицу. Птичка что-то весело напела Мышонку, бросила к его ногам белый пакетик и улетела. Мышонок грустно помахал ей вслед и даже хотел немного всплакнуть, но стоять на холодном ветру было очень неприятно. Поэтому, схватив пакетик, он юркнул обратно в норку. Включив электрический фонарик, Мышонок прочитал надпись на пакетике: «ЛЕСНОЙ ЧАЙ». Что бы это значило? Он недоуменно почесал затылок. Повертев в лапках пакетик, Мышонок обнаружил надпись: «Состав: душица, зверобой, мята, шалфей. Способ приготовления: засыпать в заварочный чайник, залить кипятком и настаивать 3-5 минут». «Наверное, это подарок от птички», - подумал Мышонок и незамедлительно поступил в соответствии с инструкцией. Чай получился очень ароматным. Мышонок посмотрел на остатки меда в наперстке и подумал, что если мед послужит завтраком, то от него будет, хоть какая-то польза. Поэтому он с удовольствием съел подарок Мишки, запивая его горячим душистым чаем. Приятное тепло растеклось по всему тельцу Мышонка, и он решил немножечко вздремнуть, закутавшись в теплое пуховое одеяло. Даже ненавистный заморский гриб не помешал Мышонку сладко заснуть. Ему снилась солнечная полянка, вся усеянная красивыми цветами. Он бегал и радовался теплым лучикам солнца. Разбудил его звонок дверного колокольчика. Потирая глаза, сонный Мышонок вышел наружу и сразу уткнулся в теплую волосатую лапу Медвежонка. - Извини, что я утром ворчал на тебя, - сказал тот и поставил перед Мышонком горшочек с медом. Выздоравливай! Медвежонок потопал обратно к себе в берлогу, а довольный Мышонок вернулся в норку и тут только заметил, что гриб исчез. Мышонок был поражён, просто не знал, что и сказать. Не поверив своему счастью, он оглядел все углы, но так и не нашел ненавистного заморского пришельца. Озноб тоже ушел вместе с грибом, и Мышонку больше не было холодно. Наверное, мед, в сочетании с лесным чаем, все-таки одолел незваного пришельца, который больше сюда никогда не вернется! Пискнув от радости, Мышонок выбежал на тропинку перед норкой и весело помахал Медвежонку вслед. Потом поднял мордочку и снова благодарно помахал лапкой. Где-то там, на небе, среди сотен птиц летела на юг его подруга, утренняя Птичка. |
Чем черт не шутит
Эр Светлана Акулина жила на хуторе, далеко от цивилизации. И не виновата была в том, что родилась в лесу, где о светской жизни никто слыхом не слыхивал, знать не знал. Жила она одна-одинешенька, а соседей у нее было всего раз-два и обчелся. И вот как-то раз приспичило городскому начальству построить на месте хутора охотничьи дачи и пустить хуторян по миру. Заступника у Акулины не было, помер от белой горячки, а то бы погонял начальничков топором, как и Акулину когда-то гонял, после жбана самогонки. Домик он ей срубил ладненький, да на самом бережку озерца Молочного. И вот из этого домика ее выбросили среди ночи, припугнув тумаком. Хорошо, хоть, не утопили в болоте, а завезли в чисто поле и оставили там. И пошла она, куда глаза глядят. А глаза ее смотрели на бесконечную дорогу, которая поднималась всё вверх и вверх. Акулине казалось, что эта дорога ведет в небо. Вот и решила она дойти до ее конца и пожаловаться Богу на свое житье-битье. Шла-шла она, а навстречу ей жигуленок, а из жигуленка мужичонка вывалил, кругленький такой, как колобок, и стал объяснять, сколько заплатит, если она согласится с ним до города прокатиться. Акулина узелок к груди прижала, а вдруг отберет? - Езжай себе, милай, мимо. - А я гляжу, крестьяночка идет. Таких я еще не трахивал. - Оййй, - Акулина голову руками прикрыла. - Не бейте меня, дядечка. - Да я, вроде, ласковый. А ты такая ядреная. Залилась краской Акулина. - Да как вам не стыдно, дядечка? – и пустилась бежать от него и не помнит, сколько бежала, а тут и стемнело совсем. Забралась в стог, и все дрожала от страха, пока не уснула, а проснулась от смеха громкого. Кто-то огромными ручищами разгребал сено и хохотал так, что в ушах звенело. Открыла Акулина глаза и увидела черта, и обомлела от ужаса, и приготовилась к смерти. - Ойийийёй…черт! Помилуй меня! - Да, я черт! - ответил черт и скривил капризную гримасу и подмигнул Акулине. - Чего ты хочешь от меня? - запричитала Акулина. - Молилась ли ты на ночь, Дездемона? - хитренько так спросил и заблестел белыми зубами. - Я не Диздемона, - крикнула Акулина. - Акулина я. - Будешь моей рабыней, - решил черт. - Выполнишь двенадцать моих желаний, отпущу с миром. Не выполнишь, век тебе в аду гореть. Вылазь из стога! - Это первое твое желание, - расхрабрилась Акулина и вылезла из стога. - Какая мелочная, - пробурчал черт и повел ее в свою машину, и усадил на первое сиденье, и приказал пристегнуться. - Менты кругом шарят. Не стану же я им объяснять, что я черт. - А где твои рога? - потребовала она предъявить ей рога, как паспорт. И он боднул ее в грудь. - Чувствуешь? Акулина вздрогнула, взглянув на черную шевелюру. - Что притихла, Дездемона? - Акулина я, Акулина! Но черту , видно, было все равно, Акулина она или Дездемона. Дорога дальняя. Ехали долго. - Развлеки меня, Дездемона, расскажи, о себе все, только без утайки, - снова приказал черт. - Это пятое твое желание. - Считай по-честному, а то накажу. И стала Акулина рассказывать ему всю правду о себе. И о том, как князек вытолкал ее из собственного дома, и о том, как муж топором гонял по хутору, и о том, как хотела родить ребеночка, да не повезло ей. Слушал черт ее, слушал и вдруг прослезился. - Вот не думала, что черти плакать умеют, - удивилась Акулина. - Не так страшен черт, как его малюют, - хихикнул он в ответ. - А я смотрю стог шевелится и сопит, как ежик. А в нем сокровище сидит, - он снова захохотал. - Отпусти ты меня, чертушко, - взмолилась Акулина. - Век тебе благодарна буду. - Э, нет, - заявил черт. – Сначала желания мои выполни, а уж потом посмотрим, что с тобой делать. Вот, к примеру, спой мне что-нибудь, а то ведь, если я усну, прямо в ад и попадешь. И запела Акулина песню, да так жалобно запела, что отозвались ей птицы и ручьи и травы в поле, и первые лучи солнца вспыхнули в небе и осветили землю. И снова прослезился черт. - А кто такая Диздимона? - поинтересовалась Акулина. - Невинно убиенная жертва, - объяснил черт. Притихла Акулина, предвидя мученическую свою смерть. Город встретил их шумом и пробками на дорогах. И даже черт не смог эти пробки преодолеть. - Куда гонишь, черт! - орал ему милиционер. - Возьми бобло и не вякай, - огрызнулся черт и повез Акулину дальше. - Оказывается и чертей тоже наказывают, - осмелела Акулина. - Какие у тебя еще желания? – Ей не терпелось поскорее в новую жизнь вступить, и от нечистой силы избавиться. - Хочу, - сказал черт, - накормить тебя и одеть как королеву. - Я вчера премию получил. - За Дездемону? - испугалась Акулина. - Это ты ее убил? Он снова захохотал. Веселый такой черт оказался. - Темень, ты читать умеешь? - Учил тятенька, - она прочитала по слогам вывеску "Са-лон мод-ной о-деж-ды". Остановил черт машину у салона. И там перед ним распахнули двери и вежливо так разговаривали, словно гость высокий пожаловал. Нарядил он Акулину во все модное и красивое, и не узнала она себя в зеркалах, ну, прямо, царица какая - Акулина Первая; подал ей руку и повел в ресторан, и все оглядывались и говорили: - Это, надо же, красавица какая! - а он шептал ей тихонько. - Улыбайся. И она, улыбаясь, шептала в ответ: "Это шестое твое желание". В ресторане подавали еду и напитки, каких она сроду не пробовала. - Нравится? - спрашивал черт. – Нравится, или нет? - Ой, чертушко, нравится! А ей и в самом деле нравилось все, что он говорил и делал. - А теперь в гостиницу пойдем, посмотришь, как черти живут, - он провел ее через двери золоченые в комнаты светлые, прибранные, с мебелью заморской и корытом мраморным, а не деревянным, как у нее на хуторе, и воду в это корыто не из колодца наливали, а из крана железного. Захмелела Акулина не от вина, а от событий в жизни ее происходящих, встала посреди комнаты и слова вымолвить не могла. - Мойся, - приказал черт, а сам сел телевизор смотреть. Вымылась Акулина, распустила длинные волосы, нарядилась в халат шелковый, и перед зеркалом стала себя рассматривать. Хоть и под тридцать ей было, и замужем побывать успела, а красавица еще та. А черт, хоть и черен лицом, словно сажей намазан, а все равно симпатичный, и смотрит всегда весело, не то что муж бывший, земля ему пухом, вечно пьяный да злой. И все же, сказала она ему: "Приставать будешь, ударю, рука у меня тяжелая!" - и глянула так насмешливо, что недовольство в нем вспыхнуло. - Чтобы черт на тебя позарился, еще заслужить надо! "Интересно, - подумала Акулина. - Неужто в аду все черти такие благородные?" Утром заглянул он к ней в комнату: - Собирайся, поехали. - Куда поехали? - На Кудыкину гору, - буркнул черт. И полетели они самолетом на Кудыкину гору. Акулина смотрела на землю сверху и радовалась неизвестно чему. А когда приземлились, увидела чисто поле, чахлый лесок и запела свою печальную песню про озеро Молочное, да про лес и про хутор родной, а вокруг люди сбежались и кричали: "Браво! Браво!", и каждый повторял: - Ах, как красиво ваша женщина поет. - Будешь певицей, - приказал черт. - А мне пора в дорогу. Скоро встретимся... в аду. - Не уходи, - взмолилась Акулина. - Как я без тебя на Кудикиной горе петь буду? - Где ты видела Кудыкину гору? - усмехнулся черт. - Это Ленинские горки. Думаешь, дела меня подождут? - Ой, чертушко, подождут. И решил он задержаться на Земле. И справили они свадебку, и была у них такая чистая и светлая любовь, что любому на зависть. Стала Акулина оперной дивой. Исполняла роль Дездемоны и еще много-много других ролей. А когда слышала фразу: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» - плакала и смеялась громко, вспоминая стог сена, откуда черт ее однажды в город вытащил. Состарившись, они вернулись доживать свой век на озеро Молочное. И спросила однажды Акулина у мужа своего: - Скажи, а я в ад попаду, или Бог нас по разным углам разведет? - Почему ты думаешь об этом, родная? - Не хочу с тобой расставаться, чертушко, - она так тяжело вздохнула, что он схватил ее в охапку и расцеловал, а потом рассмеялся, звонко и весело, как привык смеяться в молодости. - Акулинушка, Бог только грешниц в ад призывает, а со святой женой и черт праведником станет. И так спокойно, так хорошо у Акулины на душе сделалось, что запела она свою песенку, ту, самую, что пела в молодости. И все птички, все травинки, листики и деревья откликнулись и запели вместе с ней, и такой мощный оркестр грянул над озером Молочным, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И была эта песня песней любви двух человек, случайно встретившихся на дороге и прошедших эту дорогу бок о бок до самого конца. |
Сложная задача
Ангел постарше строго смотрит на подчиненного. - Докладывай. В двух словах. - Жив. Ходит на работу. На что-то надеется. - На что? - Трудно сказать. Два раза я показывал ему счастливый сон - не видит. Говорит, что устает на работе. - А что на работе? - Да как у всех. Начальство. Суета. Курилка. Слухи. - Начальство суровое? - Да начальство как начальство. Такое же как везде. Боится он его почему-то... - Страхи отгонял? - Само собой. Еще по дороге к офису. Крыльями размахивал над головой. Облака даже разгонял. Пришлось крылом по уху съездить, чтобы солнышко заметил. - Симпатичная незнакомка по дороге? На каблучках. С запахом будоражащих духов? - Ну, обижаете... Нос к носу столкнул в метро. - И как? - Да никак. "Извините" и дальше в свои мысли. - А после работы? - Магазины. Телевизор. Помыть посуду. Интернет. Сон. - Телевизор ломал? - Конечно. Новый купил зачем-то... - Интернет отключал? - Пять дней подряд. Он просто стал торчать на работе. До позднего вечера. У них так можно. - Так. А выходные? - Сон до обеда. Уборка квартиры. Вечером - друзья, бестолковые разговоры, водка. Домой за полночь. Утром с головной болью под одеяло. Или к телевизору. Или к компьютеру. - А она? - Совсем близко. Через три дома. В один и тот же супермаркет за продуктами ходят. - В очереди сталкивал? - Все как положено. И сверх инструкции - на автобусной остановке, в праздники. - Линии судьбы проверял? - Да, совмещаются! В том-то и дело... Это такой город... Такой образ жизни... Ну не могу я больше, шеф! Невыполнимое задание! - Разговорчики! Где твой список сильнодействующих средств? - Вот он, шеф. Грипп с температурой и бредом. Вывих, перелом. Автомобильная авария. Банкротство. Пожар. Беспорядки на улицах. Финансовый кризис. Гражданская война... - Достаточно. Тормози... Двести восемьдесят пятый подобный доклад! Совсем разучились работать!!! Знаешь что, свяжись с параллельным потоком. Во имя Любви на крайние меры разрешение считай полученным. Только выбирай что-то одно. - Есть выбирать что-то одно. - Ну, то-то... учи вас. Кстати, твое прошение о переводе через полгода в Италию отклонено. Пока и здесь много работы. Об уровне Любви и Нежности в городе через месяц доложить! Выполнять! - Есть выполнять! |
Небожественная историяВалерий Сигитов
Адам и Лилит (первая жена Адама) решили развестись. Пришли к Богу. Лилит говорит: - Муж странный какой-то. В сексе признает только одну «классическую» позу, мужчина - «сверху», женщина - «снизу». Мы же - венец творенья. Значит, должны и сами творить в любой области, например, в сексуальной эротике. Бог сердито посмотрел на Адама: - Ты чего тупишь? Адам смутился: - А я че, я – ниче…У меня в других позах эрекция неадекватная…типа – совсем ее нет... Всевышний озадаченно почесал лысину: - М-м-да...Придется прибегнуть к радикальным мерам! Извини, сынок, надо! Надо! Ты иди себе в Рай нюхать цветочки, нектар дегустировать. Когда Адам удалился, Бог подвел его жену к краю облака и показал пальцем вниз: - Видишь того брутального маргинала? Вельзевулом кличут. Ступай-ка ты к нему в супруги! Он во всех смыслах - террорист… Козел, одним словом, прости Господи!!!- в сердцах плюнул Творец. Лилит убегает к Сатане. Адам тем временем гуляет по Эдему, вдыхает аромат цветов, пьет коктейли из росы с нектаром. У райской яблони ему встречается Змей и радостно восклицает: - С приехалом, брателло! Че почем? - Да, вот цветочки нюхаю, сок пью. Птички…бабочки… - Гляди-ка,- изумился Змей, - совсем трудный ты стал, брат! И ничего тебе больше не надо? Ты же суперменом был! А теперь, небось, о своем члене вспоминаешь лишь тогда, когда пИсать захочешь? А у него, между прочим, в «меню» разные функции заложены. Два в одном, можно сказать! Ладно, некогда мне с тобой лясы точить! Дела! Ну, бывай! Ежели что, я – рядом… Змей исчезает в густой листве дерева. Однажды пересеклись где-то Создатель и Дьявол, посидели, решили покурить. Вельзевул поинтересовался: - Ты, Боже, что куришь? - и достал из кармана начатую пачку "Шурале". Господь открыл красивую шкатулку с изящной курительной трубкой и кисетом для табака. Щепотью аккуратно набил табаком трубку, прикурил от солнечного луча и с наслаждением выпустил облако дыма в лицо Лукавому. Дьявол завистливо попросил: - Дай попробовать! Как Трубку Мира по кругу пустим, а? Бог, поколебавшись, протянул собеседнику дымящуюся безделушку. Тот глубоко затянулся и надсадно закашлял: - Старый, ты что, самосад смолишь? Ну, дока! На все руки - мастер! Господь вздохнул: - Так ведь, я, сам знаешь, привык уже...все сам,да сам! А ты, баламут, пошто на "легкие" перешел? - Думаешь, Дед, я в преисподней чистым озоном дышу? Сплошная вредность, а не атмосфера! Душа уже не принимает крепкие сигареты... - Ишь, ты! Как приперло со здоровьем, так о душе вспомнил, душегуб, - ухмыльнулся Сущий, забирая обратно свою трубку. Вельзевул разогнал кисточкой на кончике хвоста густой табачный дым и пожаловался: - Ты бы, Владыка, свою командированную отозвал что ли. Бог притворился непонятливым: - Это какую-такую командированную? - Лилит! Достала она уже меня своими сексуальными фантазиями! Мне ведь и работать надо! Демоны уже роптать начали, дескать, «нас на бабу променял». Рушатся, можно сказать, столпы Зла. Да, если честно, мой личный «столп» тоже качаться начал… - Ай-яй-яй,- посочувствовал ему Вседержитель, - хорошо, пришлю за ней гонцов на неделе. Жди! Бог вызвал к себе трех ангелов и говорит: - Вот, что пушистики, летите к Красному морю, где по оперативным данным сейчас находится мадам Лилит. Доставьте мне ее живой или мертвой! Я все сказал!!! Ангелы быстро телепортировались, нашли Лилит и объяснили ей свой интерес. Дама, конечно, против – кто же по доброй воле в монастырь хочет! Пообещала ангелам подарить медальоны с собой в голом виде. Те недолго думая, согласились, а Создателю обещали сказать, что не нашли красавицу. На том и расстались. Добрались гонцы до Рая, доложили Хозяину о неудачной поездке. Тот решил: - Пусть тогда идет на дорогу «дальнобойщицей». Будет одиноких путников совращать. Ангелы засмущались: - Адекватов или неадекватов? - А это уже как повезет,- отмахнулся Господь,- на безрыбье, как говорится, и раком…за счастье! А Адаму, братцы, придется новую жену создать, совсем парень в детство впал. И сотворил Бог из ребра Еву. Адам и Ева гуляют по райскому саду. Красавица Ева страстно обнимает мужа, но тот рассеянно продолжает нюхать сорванный цветок. Жена потихоньку начинает раздражаться: - Ну, ты, клоун, ваще неадекват! Я вся такая, типа «топ-лес» и даже – «ню», а ты – ни "бе" ни "ме"! Че за расклад, мусчинка?! Из кроны яблони высовывается заспанная морда Змея: - Могу предложить экологически чистую продукцию собственного производства! Рецепты традиционного целительства проверены тысячелетиями! Каждое первое яблоко - бесплатно! Он на кончике хвоста подает яблоко Еве. Та с хрустом начала есть сочный фрукт. Змей с тревогой наблюдает, как исчезает его яблоко: - Да хватит жрать самой-то! Не колбаса же! Дай партнеру попробовать, феминистка хренова! Ева нехотя отдает остатки яблока Адаму, тот брезгливо проглатывает огрызок. Спустя месяц, плачущая Ева прибегает к Богу жаловаться на беспутного мужа: - Отче,Адам начал ходить «налево», пропадает где-то ночами… Всемогущий срочно вызвал гуляку на ковер: - Ты где шляешься все время! Чего семье время не уделяешь? Супружеский долг когда исполнять будешь, бабник? Адам невнятно оправдывался: - На дежурство хожу, подрабатываю… - Знаю я твои дежурства,- отрезал Творец,- за кустами нимф караулишь, подлая твоя душа! Поразмышляв, он обращается к Еве: - За тобой,дочь моя, остается право выбора. Что пожелаешь – адеквата с неадекватной эрекцией или неадеквата с адекватной эрекцией? Ева замялась: - Папик,а можно мне взять и то, и другое,для комплекта? Господь взбеленился: - Ты за кого, девка, меня держишь! За коробейника, что ль? А ну-ка, ребятки, валите отсюда на землю, подобру-поздорову!!!Загостились, пора и честь знать!!! Так закончилась наша небожественная история. А на Земле после описанных событий вовсю расплодилось человечество. Воистину, неисповедимы пути Господни! |
Сказка про любовь- Сегодня ты иди говорить сказку, - сообщил Моня непререкаемым тоном, - У меня совсем не осталось никаких сил после этой прогулки! Видит бог, Мойшу так не утомил шпацир по пустыне, как этот чудесный ребёнок имеет шило в самом неподходящем месте, шо довольно таки странно. Где оно там помещается, когда все, положенное нашей семье, неподходящее место досталось твоей сестре Циле?
- Это у тебя язык в самом неподходящем месте, - возмущённо сообщила Бася, - Он там болтается без дела вместо того шобы приносить хоть капельку пользы. И если тебе так не нравится то самое место Цили, так шо ты на него пялишься все эти годы? - Мейделе, я тебя умоляю! - Моня усмехнулся, - Уже так, как я стараюсь не смотреть, ну так оно же заслоняет весь мир, плотоядно виляет и назло мне таскает за собой всю остальную Цилю. Или ещё знаешь шо? - Не знаю и не хочу знать, - отрезала Бася, - У меня вся голова беременная через твоих глупостей! Или ты идёшь говорить Риточке сказку, или говоришь сказку мне. За таинственный выезд на зимнюю рыбалку прошлым годом и феномен крепкого загара в карельскую стужу. Я ещё не довыяснила кое-каких моментов. Ну? Или шо мы будем делать? - Ша, Бася! - деланно испугался Моня, - Таки почему одно из двух всю дорогу выходит по-твоему? Я иду говорить сказку Риточке, потому шо она видит в дедушке человека, а через твоих подозрений чувствуешь себя шерстяным носком в когтях голодной моли. Моня поднялся из кресла и направился к туалету. - Где ты пошёл, шлимазл? - окликнула его жена, - Риточка в спальне. - Так шо мне теперь, лопнуть? - спокойно спросил Моня, оборачиваясь, - Организм просится на воздух, мейделе, а это сильнее страха. Я только туда и уже сразу обратно. - Шо значит сразу обратно? Во вторую очередь сходи до ванной! - тут же рассердилась Бася, - Или ты собрался этими руками говорить моей внучке сказку, я таки извиняюсь?! - Я буду говорить ротом, - с достоинством успокоил жену Моня, - Но с чистой совестью и легким сердцем. Так мне ходить или ребёнок должен заснуть обиженный, потому шо её бабушка разводит мне фанаберии? - Сделай уже так, шоб я тебя искала, - милостиво разрешила Бася. Вымыв руки и демонстративно хлопнув дверью ванной, Моня прошёл в комнату внучки, поправил одеяло и присел на край кровати. - Так за кого мы поговорим сегодня, мамочка? - поинтересовался он. - Деда, расскажи мне сказку про любовь? - попросила Риточка. - Рыбонька, зачем тебе за любовь? Ты - ещё, а я - уже в том возрасте, когда химия внутри не отравляет физику снаружи, - покачал головой Моня, - И потом, эти сказки таки вечно плохо кончаются - А сделай так, шобы кончилось хорошо, - посоветовала Бася из гостиной, - Говори как за себя. Или может быть тебя шо-то не устраивает? Моня подвинулся ближе к изголовью и заговорил тише: - Рыбонька, я буду говорить тихохоньким тоном, шобы твоя бабушка думала, шо я посеял голос от восторга. Так кто там у нас кому любит? - Хочу сказку про Василису, - сообщила Риточка, - И Ивана-царевича. Он герой и у них любовь. Рассказывай дальше, деда. - Фейгеле, - заметил Моня с сомнением, непроизвольно повышая голос, - Царевич, в принципе, хорошая фамилия. Не как Рабинович, но звучит успокаивающе. А вот имя меня беспокоит. Почему так? Шо, совсем нет Давида или, в худом разе, Миши? Хотя Миши тоже теперь кто попало. Они же себе думают, шо раз Миша, так обязательно умный. Но шо характерно, этот кто угодно Миша таки всю дорогу виноват во всех цурес. Теперь зачем ему нужна ещё одна головная боль в лице Василисы? - Потому что она умница, красавица и принцесса, - внесла ясность Риточка. - Но при этом Василиса? - Да, деда. Прекрасная. - Если бедную девушку ни за шо, ни про шо угораздило Василисой, мамочка, то конечно лучше Прекрасной, чем Зильберштрухтер, - кивнул Моня, - Но тоже трагедия. - Моня, не крути девочке пуговицы, - вмешалась Бася из гостиной, - Шобы говорить майсы за любовь, так русских сказок самое то. Или ты хочешь говорить Риточке за царя Соломона, который превратил свою жизнь в гарем и с того раза знал сплошные страшные муки, пока не умер окончательно? - Ну, мейделе, - Моня пожал плечами, - Ты же знаешь, этим мудрым книгам тоже нельзя везде верить. - Ну пускай, - уступила Бася, - Пускай у Соломона была не тысяча шиксе, а всего половина. - Нет, тут я как раз таки верю, - заметил Моня, - Но шобы через это мучились и аж умирали? Нет, я ещё понимаю, если бы одной из его жён была твоя сес.. - Моня, - ласково перебила мужа Бася, - Я не могу устроить тебе гарем, но таки да могу устроить тебе шикарный гембель. Отчепись уже от Цили и бекицер вернись за сказку. - Значит так, - Моня поёрзал, устраиваясь поудобнее, - Жила-была одна Василиса. Её папа так прилично зарабатывал, шо однажды пришёл Иван Царевич и сказал - "Дорогой папа, я хочу жениться за вашу дочь". А папа ответил - "Я бы таки не против, но её как раз очень вовремя нету дома". - Она у Кощея! - встрепенулась Риточка, - И царевич сразу вскочил на коня и поехал за ней. - "Она в гостях у Кощея на все летние каникулы" - подхватил Моня, - Так Иван Царевич сказал - "У меня во дворе лошадь, я её сейчас привезу". А папа ответил - "Не надо возить лошадь, молодой человек, будь умнее и нехай лошадь возит тебя" - Моня, таки шути со стороны лошади, - предложила Бася из гостиной, - Потому шо со стороны папы ты шутишь так, шо хочется подавиться овсом. - Мейделе, - фыркнул Моня, - Тебе напомнить, как шутил твой покойный папа, когда я пришёл с предложением? "Молодой человек, нельзя же так упрямо ошибаться дверью уже полтора года. Отнесите этих цветов вдове Кац этажом ниже, таки там вы рискуете встретить понимание." - Мой покойный папа удачно воскрес в тебе, когда ты шутил со своим собственным будущим зятем, - не осталась в долгу Бася, - Начинай уже заканчивать эту сказку. Моня погладил внучку по руке. - Теперь слушай дальше, фейгеле. Папа с Царевичем так увлеклись беседой, шо забыли сохранять тишину и разбудили Василису, которая не выспалась и сделала своему папе назло. Так Иван-царевич увидел Василису и сказал - "Раз твоя дочь таки дома, то я обратно хочу её в жены". А папа сказал - "Вот тебе дуля, Василиса в жизни не согласится!" Так Иван Царевич сказал - "Вот тебе две, она уже согласилась!" А папа сказал - "Ша! Не все так просто. А как я знаю, шо твоя любовь выдержит любое испытание?" Так Иван ответил - "За какое испытание мы говорим? Я образованный человек и не собираюсь торговаться в слепую" А папа сказал - "Мы говорим за мою дочь, на минуточку!". Так Царевич не на шутку испугался и сам спросил - "Я извиняюсь, шо - ещё одна дочь?" - Деда, разве у Василисы была сестра? - спросила Риточка. - Слушай сюда ушами, рыбонька, - Моня наставительно поднял палец, - Счастье всегда коварно. Так шо мы с тобой не будем удивляться, шо там была сестра, а будем радоваться, шо там не было три ребёнка от первого брака. Значит, Василиса сказала, шо таки да хочет замуж за Царевича. Так папа сказал - "Я ещё не уверен, шо этот Царевич таки подходящая партия для моей дочери. Я должен крепко подумать". - Моня, отпусти уже несчастную девушку замуж, а собственную внучку спать! - снова послышался Басин голос. Моня вздохнул и дал добро: - Тогда эта Василиса сделала то самое, шо так любит вечно делать твоя бабушка, когда хочет всё по-своему. Это делается вот так.. Он прижал одну руку ко лбу, вторую - к сердцу, закатил глаза и дрожащим голосом произнёс: - Ой, сердце! Ой, не могу дышать! Бася немедленно выросла в дверях, оценила ситуацию и облегчённо выдохнула. - Моня, шоб ты сдох, я чуть не собралась уже переживать за твою жизнь, не дай бог! - Таки за этих лет даже глухой овладел бы нужной интонацией, мейделе, - усмехнулся Моня, - Я же сорок три года каждый день наблюдаю генеральные репетиции. - Нет, ты видела, рыбонька? - обратилась Бася к внучке, - Теперь ты понимаешь, шо любовь и царевичи бывает только в сказках, а в жизни встречаются только мигрень и шлимазлы? Спи, мамочка, бабушка сейчас спасёт тебя от юмора твоего дедушки. - Ба? Можно сегодня спать с тобой? - Риточка хитренько сморщила носик, - А то вдруг за мной ночью придёт шлимазл? Бася с улыбкой посмотрела на неё, осторожно взяла внучку на руки и понесла в свою спальню, тихонько бормоча: - Сегодня ты можешь спать с бабушкой, моя жизнь. Даже если я заимела себе это добро в лице твоего дедушки, то меньшее из двух зол в лице твоей бабушки таки может иногда тебя побаловать. - Бася? - голос мужа заставил её остановиться, - Мне шо - спать у Риточки? А если я проснусь утром один, вдруг со сна подумаю, шо не дай бог холостой, и обрадуюсь до инфаркта? - Спи уже! - сердито зашипела Бася, - Он холостой! Ты ж без меня сдохнешь от голода, грязи и тоски. - Ой, только не надо делать волны в тазике! - Моня изобразил возмущение, но чувствовалось, что он улыбается, - Или я не проживу один! - Во сне! - твёрдо пообещала Бася и тоже улыбнулась, - Так шо молись за мою долгую жизнь, потому шо если вдруг таки да не дай бог, я из последних сил попрошу Цилю крепко за тобой присматривать! |
По ту сторону сказки
Frost - Можно, я приду опять завтра? Ты же будешь здесь?Она не оглянулась, но ответила: - Если промахнусь. Иди домой, мне нужно немного побыть со звёздами. Дедушка не скрывал недовольства. - Опять? Я ведь сотню раз просил тебя не приближаться к ней. Не пара она тебе, уразумей наконец. И никому здесь не пара. Я виновато опустил глаза, но промолчал - оправдываться не хотелось. К тому же я понимал, что дедушка прав, хотя она и снизошла до моей компании - не поощряла, но и не гнала. Больше такой чести она не оказала никому. - Малыш, иди спать, - бабушка одарила деда тяжёлым многозначительным взглядом, - Уже поздно. Я вздохнул и отправился спать. - Ты с ним слишком строг, - услышал я бабушкин шёпот, - Он так рано потерял родителей. - Я говорил сыну, что она ему не пара! - яростно зашипел дедушка, - Если бы только он меня послушался, малыш не был бы сиротой. Проклятые оборотни! Если бы только я был там с ним.. Я, как обычно, смотрел на неё, а она, как всегда, смотрела в своё дурацкое небо. - Почему дедушка называет тебя оборотнем? Ведь это же сказки, правда? Она отстранённо скользнула по мне взглядом. - А как тебе хотелось бы? - Дедушка говорит, что моя мать была оборотнем. И что отец погиб из-за неё. Внезапно она насторожилась и приказала: - Замри! Ни звука! Послышался едва различимый свист, а она метнулась вверх по широкой дуге, столкнулась с чем-то в воздухе - и камнем рухнула вниз. Я бросился туда, не разбирая дороги, обдирая кожу, поскальзываясь и спотыкаясь. Она сидела на листе кувшинки, держа во рту какую-то длинную, тонкую тростинку с чем-то блестящим на одном конце. Увидев меня, подмигнула, улыбнулась окровавленными краями рта, а потом хрипло закричала страшным голосом: - Беги отшуда шко'ее, ма'ыш! Ты не до'жен видеть то, што шейчаш п'оизойдёт. П'ощай! Я замер, раздираемый желанием броситься к ней и желанием пуститься наутёк. Сзади послышался странный чавкающий цокот, откуда-то сбоку вдруг вылетел дедушка, обхватил меня и поволок в сторону. А туда, где я сидел секундой раньше, со всего маху опустилось конское копыто... |
Что такое - азарт боя?
Что такое - азарт боя? Нет, не драки, не перестрелки, а - реального ближнего боя на уничтожение, с теми, кто тебя люто ненавидит и кому тебя мало просто убить?...
Он появляется не всегда, иногда вместо него - клейкий холодный пот страха на шее, лбу, мокрые трясущиеся руки и желание не высовываться... Он появляется не всегда, азарт, и не у всех. У многих он появляется после несмертельного ранения, например, в плечо... у некоторых, после того, как они увидят полные ненависти глаза одновременно с тёплой волной от пролетевшей мимо уха пули...Но, почти у всех, после команды "Мужики, пошёл!".... Страх и всё липкое мгновенно куда-то исчезают, остаётся только злоба и животная ненависть, - как итог, конец страха... Ты можешь без рук запрыгнуть на 2-х метровый выступ, бежать со скоростью БТР, ты сух, собран, слышишь муху в ста метрах, видишь товарищей, бегущих сзади, стреляешь, не целясь, от пояса, в то, что шевельнулось за валуном справа, не глядя туда и знаешь, что очередь оторвала там кому-то голову.... адреналин гудит, ты пьян, как от 5-ти бутылок самогона и трезв, как стекло... тебя бросает на землю за секунду до разрыва гранаты впереди, ты её даже не видел, ты - управляешь собой уже не сам, тебя кто-то ведёт, бережёт и направляет...и управляет... нет ни сомнений, ни памяти, ни родных, ни жалости, ни - уже - злобы и ненависти, только "полёт", "навигация", "огонь"... потому, что это - последние метры жизни и надо успеть... думать некогда. Если до противника далеко, то шансов в таком состоянии выжить практически нет...Человек в азарте боя не прячется, он идёт ва-банк, напролом... и опасен даже для своих. Спад азарта, как плата за то, что жив, несёт очень тяжёлое состояние: ярость, уступая место безразличию, уносит силы не только физические.... поначалу приходят стыд за животное, живущее в тебе, и очнувшийся страх, но потом - привыкаешь... Азарт боя, ярость от унижения угрозой тебя убить или просто ударить ни у кого из побываших в них никогда уже не проходят... Наверное, поэтому раньше считалось правильным ... убивать солдат, выживших и вернувшихся с войны...особенно - победивших: они никогда уже не будут покорно слушать и недвижно смотреть....они молча становятся азартными. Д. Это - сказка. |
Казнь. Сказка не для всехЭлам Харниш
За решёткой засинело. Прутья стали видны более отчётливо. «Какая разница, который час»,- думал Ал,- «Часом больше, часом меньше, не всё ли равно. Меньше даже лучше будет - скорее бы уж», - вздохнув, закрыл глаза. Уставший мозг ненадолго отключил сознание – удалось задремать. Но балансирование между сном и явью облегчения не принесло. Он снова разлепил веки - синева на воле стала более яркой. - Пора,- Ал спустил босые ступни на бетонный пол. Леденящего холода не почувствовал. Повторил, - пора. Сделав два шага, оказался у двери и несколько раз стукнул по ней кулаком. - Что шумишь? – спросили снаружи. - Я готов, - его голос совершенно спокоен. - Судья скоро придёт,- ответил голос из коридора. Ал сел на доски, служившие ложем, уперся плечами в каменную стену, впившуюся неровностями в кожу, и стал ждать. Думал о прошлом, о том, что сегодня придёт конец его насилию над своим собственным сознанием. Послышались шаги, щёлкнул отпираемый замок, и взвизгнув ржавыми петлями, дверь открылась, впуская входящих. В крохотную камеру втиснулись двое - один в судейской мантии, второй в военной форме - дежурный офицер. - Пора, - сказал офицер. - Я давно жду, - ответил Ал - Можете прочесть молитву, - предложил судья, рукой в белой перчатке нервно теребя кисть свисавшую с ворота. - Какую, «Отче наш» что ли, - приговорённый усмехнулся, - Давайте обойдёмся без лишней траты времени. Судья, ты же знаешь, что я не стану читать никаких молитв. Если это важно – можешь считать, что я что-то там прочёл. - Дело ваше, - судья повернулся к офицеру. - Вот, переоденьтесь в это, - сказал тот и протянул свёрнутый мешок. Ал развернул его, но никакой одежды там не оказалось. Только в днище и в боковых швах были проделаны три отверстия – для головы и для рук. - Всё теплее, чем ваши пижонские шмотки, - сказал судья - Спасибо, ты очень заботлив, - ответил узник, - а обувь какая-нибудь будет? - Не положено, - сухо сказал офицер. - Ну, нет, так нет, - он снял с себя рубаху из тонкой, дорогой ткани и, свернув, протянул её офицеру, - возьми, я её в Лондоне за двести фунтов покупал, - тот сложил рубашку в пакет и сунул его во внутренний карман шинели. Надев рубище через голову, Ал осмотрел себя. Мешок был длинный и скрывал его тело до самых ступней - Прямо от кутюр, - усмехнувшись, сказал он, - Судья и офицер промолчали. - Это тоже для вас, - офицер протянул ещё один свёрток,- как вы просили. Свёрток оказался сумкой, скроенной из мешковины. - Да, спасибо, - перекинув лямку через плечо - он повесил её на поясе, сдвинув назад. - А это для тебя, - Ал снял с запястья кожаный ремешок со вставками из белого металла и протянул судье. - Благодарю, - браслет исчез в недрах судейской экипировки, - Пора, пошли, - судья вышел из камеры. - Да, действительно, пошли. Гулким эхом отражаются от тюремных сводов и звучат в ушах Ала шаги конвоиров, заглушая почти не извлекающее никаких звуков соприкосновение с плитами его босых ступней – словно их хозяин уже не принадлежит этому миру. Они вышли во внутренний тюремный двор. Посреди стояла арба, сколоченная из старых досок с торчащим посередине шестом, запряженная парой старых мулов, мирно помахивающих хвостами. - Для чего шест, - спросил он офицера. - Мы должны привязать вас, - ответил тот безразличным голосом Ал растерянно посмотрел на судью. - Я никуда не собираюсь бежать, распорядись, чтоб меня не привязывали. Тот кивнул офицеру. Узник одним движением запрыгнул в арбу и сел на её дощатое днище. - Нет, вы не должны сидеть, - обратился к нему судья, - вы должны стоять весь путь до площади. - Да, да, конечно, - Ал сделал то, что от него потребовали, встав и обхватив шест рукой. Осеннее небо роняло редкие, мелкие капли. - Ну давай же, не жмись - полей мне на дорожку, – глядя на хмурые облака, про себя сказал он. Дождь заморосил сильней. Возница уселся впереди и щёлкнув кнутом заставил мулов тронуться. Колёса арбы заскрипели по брусчатке, и в жизни Ала началась последняя поездка. Впереди и сзади двигались три джипа. В первом ехали конвойные и судья, а в других находились телевизионные операторы и прочая журналистская братия - заранее оповещённое через СМИ население, собралось на тротуарах и балконах домов. Как только арба выехала на улицы города, в него полетели гнилые овощи и комья грязи. Ал и не думал уворачиваться – только защищал голову, прикрывая её плечами. - Чёрт, больно, - невольно вырвалось после попадания. - Всё как заказывали, - возница мерзко захохотал, - успокаивай себя мыслью: - толпа – она и в Африке толпа. - Да уж, легче от твоих рассуждений не станет, - в него опять попало что-то, явно твёрже гнилого помидора. - Мы им заплатили и даже на каждый балкон по ящику гнилых помидор и ведру грязи поставили, но некоторые видимо камней набрали, - продолжил свой комментарий возница. - Не страшно, боль помогает усмирять свой гнев, – Ал схватился за голову после очередного болезненного удара. Поднёс руку к глазам – кровь. - Эль, давай быстрее погоняй своих мулов, а то до площади меня не довезёшь. - Нельзя быстрее, прямая трансляция по центральному каналу идёт. Ты же сам всё распланировал. - Кроме камней у этих уродов,- Ал выругался. - По сравнению с тобой они просто невинные дети. - Слушай, Эль, ты же мой лучший друг, хоть сейчас не хами мне. - Как же – «Не хами». Заточил себя в каземат на полгода, устроил показательный суд над своей персоной, а за обвинительный приговор заплатил судье столько, что тот едва дара речи не лишился. - Я так захотел, а-а чёрт, - арба проезжала мимо очередной толпы зрителей, и он получил несколько болезненных ударов в разные части тела. - Слушай, давай всё отменим, у тебя же дети маленькие - им отец нужен. Хочешь, я прямо сейчас президенту позвоню, вызову твою тачку и поедем вместе со всеми за город праздновать твоё возвращение. - Нет, не надо никуда звонить. Детям? Детям деньги нужны, а так за ними воспитатели, педагоги, тренеры и телохранители смотрят. У них мамаша – как стена, у них всё есть – на кой им отец, который даже деньги не делает, они сами делаются. - А способ публичной казни, который ты выбрал как последнюю волю приговорённого - брр, - Эль повернулся и посмотрел на замолчавшего Ала, - ничего умнее придумать не мог? - Нет, не мог. - Пи-ар акция, так сказать? Просто пустить пулю в лоб или прыгнуть с небоскрёба это не для нас – нам нужен весь этот никчемный антураж. - Ни хрена ты не понял, а ещё друг называется, – грязе-овощные попадания временно прекратились - арба въехала на мост. - Хорошо, что телевизионщики наш разговор не пишут, - сказал возница, - и чего же это я не понял? Закрыл бы все дела, да застрелился бы, или передоз сделал. - Ага, и выглядел бы психом-самоцбийцкй перед всем народом… - А так ты мученик? Мудак ты, а не мученик! Не живётся ему, как всем нормальным не бедным людям. - Мягко говоря, не бедным. А так я в памяти народа останусь. Только так. - В какой, на хрен, памяти. Они тебя через неделю забудут, - тпру, мать вашу, - возница вынужден был удерживать мулов разогнавшихся на спуске с моста. - Не забудут. Я уверен. И хватит об этом. Ты свою долю моих активов получил за помощь, а сейчас помолчи – вон, телевизионщики заинтересовались нашей оживлённой беседой - микрофоны в окна выставлять собрались. Пара поворотов и кавалькада выехала на центральную площадь. По огороженному военными коридору, они подъезжали к многотысячной толпе зрителей. Мулы везли арбу к выстроенному деревянному помосту. - Кого нанял в качестве палача, - спросил Ал. - Как ты и просил, мясника из центрального гастронома - он долго отказывался, но за тройную сумму вознаграждения – согласился. - Хорошо. Мне всегда нравилось, как он работает. - О покойниках или хорошее или ничего, - выпуская словно пар, воздух сквозь сжатые губы, произнёс Эль, - рад был тебе помочь в последний раз, урод ты этакий – это самое хорошее, что я могу о тебе сказать. Телекамеры установленные вокруг помоста, словно вокруг футбольных ворот на чемпионате мира, разом нацелились на подъезжающих. На некотором расстоянии полукругом были выставлены ряды кресел. Места в первых двух, занимали официальные лица, деятели культуры – куда же без них, и родные и близкие приговорённого. Арба остановилась в паре метров от помоста, и Ал, не сходя на землю, легким прыжком оказался на нём, вызвав в толпе одобрительный смех и свист. Пожал руку палачу, одетому по случаю в кипельно - белый накрахмаленный халат и такой же отутюженный колпак наподобие поварского. Перекинувшись с ним парой фраз, приличествующих встрече старых знакомых, чему-то улыбнулся и похлопал его по широкой спине. Осмотрев плаху, Ал щёлкнул ногтем по лезвию торчащего из неё огромного топора, на четверть ушедшего в дерево - палач привёз колоду из мясного отдела своего гастронома и, накрыв старое дерево чёрным крепом, разом поменял её назначение. Началась официальная часть шоу. На помост поднялся мэр, и по бумажке в микрофон начал читать биографию узника и выражать благодарность за его пожертвования в казну города, заявив, что с минуты на минуту ожидается решение президента о помиловании. - Слово предоставляется главному герою, - мэр передал микрофон Алу. - Благодарю, - он подошёл к самому краю помоста. - Дорогие сограждане, любимые мои друзья и родственники, моя семья, - зрители, жадно ловя каждое произносимое слово, затихли. - Вас всех вместе и каждого в отдельности я хочу поблагодарить за присутствие здесь в эти самые радостные для меня последние минуты моей жизни. Он вытянул руку, обращаясь к толпе стоящей за рядами кресел. - Горожане, вы делали мою жизнь наполненной смыслом, были участниками моих бизнес проектов, и отныне, я учредил фонд, который каждый год будет финансировать обучение за границей в самых лучших учебных заведениях двадцати самых талантливых детей из семей с невысоким уровнем доходов, - толпа одобрительно загудела, раздались бурные аплодисменты и крики браво. - Далее. Новый, только что построенный медицинский центр, оборудованный по последнему слову техники, будет принимать и обслуживать простых граждан бесплатно, - одобрительный шум толпы усилился. Три санатория в наших курортных зонах будут открыты круглый год для приёма семей рабочих с семидесятипроцентной скидкой. - Моими фондами и предприятиями будут управлять самые мои проверенные, высокооплачиваемые менеджеры, поэтому возможность каких либо махинаций исключена, - он сделал движение ладонью и шум в задних рядах зрителей быстро стих. - Теперь я обращаюсь к своим родным, - окинув взглядом первый ряд, он продолжил. - Тебе моя мама, - камеры нацелились на пожилую, полную женщину в чёрном платке, со скорбным выражением на лице, - я выражаю искреннюю благодарность за то, что много десятков лет назад, ты подарила жизнь мне, несмотря на то, что мой будущий отец изменял тебе направо налево и избивал тебя. И неважно, что ты не сделала аборт, испугавшись за своё здоровье; неважно, что даже уйдя от этого подонка, в течение долгого времени ты искала во мне его черты, попрекая меня его генами - я кланяюсь тебе до самой земли, - Ал низко поклонился. Зрители одобрительно загудели. - Мой тебе подарок, мама - возможность постоянного проживания в любой европейской стране с полным пансионом на тебя и твоего мужа, оплаченное образование моим племянникам и деньги на счёт сестре. - Далее, особый подарок тебе, мама. Здесь присутствует тот, кого ты ненавидела все эти годы, - пожилой человек в чёрной шляпе привстал, приподняв шляпу, поклонился в задние ряды, затем в сторону кресла матери Ала – она демонстративно отвернулась, и тут же сел на место. - Тебе, отец, обращаю те же слова благодарности, за факт моего рождения, а ещё раз, особо благодарю свою мать, за то, что она ушла от тебя, не дав возможности воспитывать меня в твоей скотской семье. Присев на помосте на корточки, он, не откладывая в сторону микрофон, заговорил со стариком вполголоса. - Я тебе, папашка, отдельный подарок приготовил, именно то, что ты любишь – молоденьких женщин, - он щёлкнул пальцами, и вдоль переднего ряда по направлению к господину в шляпе направилась молодая раскрашенная девица с аппетитными формами и силиконовыми губами, неся в руке какой-то пакет. Под общий хохот она уселась ему на колени, а когда достала из пакета большой искусственный член, смеяться стали даже конвойные. Ал продолжил - Кстати, её услуги по наследству перейдут к другим твоим сыновьям – уж поверь, долгим кайф ни для кого из вас, скотов, не будет - она вам так зады развальцует – мало не покажется, - жирное лицо старика стало растерянным Ал отошёл к другому краю помоста. - Далее, жена и дети, - с кресел встали двое подростков, моложавого вида женщина и двое младших детей, жующих попкорн, остались сидеть. - Папа, может не надо, - выкрикнул старший из его сыновей – юноша лет шестнадцати. - Сынок, мы же обо всём договорились, вам не о чем будет беспокоиться, - он пожал руку обоим мальчикам, подошедшим к эшафоту. - Итак, вам вся недвижимость, образование и каждому по доле в моих активах, которыми вы сможете управлять по достижении двадцатипятилетнего возраста, при условии, что будете женаты и будете иметь минимум по одному ребёнку, - сыновья переглянулись, жена сидела с каменным выражением лица, а младшие - мальчик и девочка, беседуя о чём-то своём – детском, нисколько не интересуясь происходящим, продолжали поглощать попкорн. - И, наконец, тебе, моя любимая женщина, - с кресла встала и раскланялась миловидная девушка с модной причёской, - тебе, дорогая, самая прекрасная, самая нежная, самая надёжная моя подруга…, тебе, любящей себя и деньги больше всего на свете, мой последний, маленький презент, - встав на одно колено и наклонившись, протянул ей переданную Элем, золотую кредитную карту, - здесь та сумма, о которой ты в мечтах говорила мне, - она, сделав несколько шагов, взяла карту из его рук, - а код - последние четыре цифры твоего мобильного. Если будешь тратить аккуратно – хватит на несколько среднестатистических жизней. Он поднялся. - Ну, вот, пожалуй, и всё. Друзьям и родственникам в города и веси подарки разосланы, все распоряжения отданы. - А вот и долгожданный вердикт президента, - сказал мэр – принимая конверт из рук запыхавшегося посыльного, видимо оставившего свой мопед в нескольких кварталах от места событий. Он вскрыл его и достал сложенный пополам лист. Оператор, стоявший на помосте с камерой на плече, снял набранный в нём текст - его сразу вывели на большой экран, смонтированный за эшафотом. Лаконичную фразу – «в помиловании отказать» венчала витиеватая подпись главы государства. - Будьте мужественны, - мэр приобнял его за плечи. - Да ерунда, я именно этого решения ждал, а не обратного – зря я, что ли все долги государства оплатил и бюджет сделал профицитным, - он пожал мэру руку, - вы спускайтесь, а то неровён час, костюм запачкаете. - Да-да, конечно. Дальше уж вы сами, - мэр передал микрофон Алу. Оператор с переносной камерой спустился вслед. Они остались на помосте вдвоём – Ал и мясник. Ал снова обратился к собравшимся. - Уважаемые господа, дорогие сограждане. По окончании никто не расходится. Состоится большой эстрадный концерт, и на площадь сейчас подвозят еду, – за последними рядами зрителей была видна суета – рабочие ставили столы и тенты. Палач, с видимым усилием выдернул из колоды свой инструмент для разделки мясных туш, разгладил креп и, кашлянув, сделал шаг к Алу. Ал, ещё с минуту стоял, осматривая зрителей, словно ожидал увидеть кого-то очень важного для себя – глаза телекамер тут же начали шарить в их рядах, и он, отвернувшись, подошёл к колоде. - Папа, держись, - крикнул один из сыновей. Ал, улыбнувшись, помахал рукой детям. Встав на колени, стряхнул что-то с ткани и, положив поудобней голову, повернул её к зрителям. - Ты не беспокойся, сказал мясник – даже ничего не почувствуешь, - уперев рукоять топора в свой живот, поплевал на руки. - Я здесь не для того, чтоб беспокоиться, - негромко ответил Ал знатоку мясного промысла. - «Цинцинат стал считать», - про себя он успел процитировать фразу из концовки романа Набокова «Приглашение на казнь», а затем услышал стук…, - подпрыгнувшие зрачки Ала, описывая дугу, зафиксировали мать, закрывавшую глаза ладонью; старших сыновей, ударявших друг другу по рукам; выпускающую сигаретный дым любовницу… *** Аккуратно, стараясь не замарать халат, палач поднял окровавленную голову и, положив на кусок жёлтоватой пергаментной бумаги, подбрасывая на руке, будто взвешивая, подошёл к краю помоста. - Кто возьмёт, недорого продам, - скалясь никотиновой улыбкой, обратился он к гудящей толпе. Сзади кто-то тронул его за плечо и тихо сказал: - Я возьму, ведь всё оплачено - не выпендривайся, и клади сюда. Мясник повернулся и онемел – в постепенно, сверху вниз, пропитываемой тёмно-алым мешковине, стоял обезглавленный труп, и протягивал ему открытую сумку. Как по сто раз на дню за своим прилавком, он завернул голову в бумагу, и аккуратно опустил на дно сумы. - Приятного аппетита, - автоматически произнёс ставшую привычкой фразу - будто у пойманного на обвесе, на его лице было написано смятение. - И тебе, особенно сегодня, - сказал усечённый Ал ироничным голосом. В толпе зрителей зрело некоторое замешательство - были слышны ропот и полные ужаса женские вопли. Ал поднял валяющийся микрофон - Господа, просьба не впадать в панику и ступор. Мужчины, успокойте дам. Я сейчас закончу смущать вас своим присутствием, и прошу всех к столам, там уже кажется, халву и плов привезли, запах я не чувствую, но мне помощники докладывали, что именно заказывали. Из задних рядов начали выходить люди и рассаживаться под тентами. Послышался голос жены Ала: - А как же обещанная недвижимость? - Не беспокойся дорогая, всё как обещал, всё в силе – недвижимость твоя, денежка твоя, а я ухожу. - Ну и слава богу – иди быстрее – публику не шокируй и младших мне не пугай, - пятилетняя дочка подошла к спрыгнувшему с эшафота обезглавленному отцу. - Папа, а мы когда с тобой пойдём в аквапарк? – сопя, спросила малышка, продолжая жевать попкорн. - Пойдём, только тебя мама отведёт, - увидев, что из сумы капает, он убрал её за спину, - ты извини, я тебя обнимать не буду – испачкаешься. Встав, он подошёл к своей девушке нервно вертевшей в руках мобильный. - Пока, птичка, увидимся в следующей жизни, - сказал труп, вещая в пространство из окровавленного обрубка. - Как скажешь, дорогой, - она пожала плечами и прикурила. Затем навела трубку на Ала - Фото на память, можно? - глубоко затягиваясь, посмотрела на экран телефона. - Тебе всё можно, птичка. - Спасибо, улыбочку – ой извини, я забыла, - она хихикнула - раздался щелчок, - супер, ты очень фотогеничен, - стряхнув пепел, бросила аппарат в сумку, - продам снимок какому-нибудь издательству. - Я распорядился, всем желающим трансляцию крупным планом на дисках раздадут, - сказал ей Ал и отвернулся. Помахав рукой матери, смотревшей на него с укором, крикнул: - Мать, прости, что некого отпевать и хоронить будет – я так решил - возни меньше, - он повернулся и зашагал в сторону противоположную зрительским рядам. Скрывшись от взоров толпы за демонстрационным экраном, прошёл за дома, на дорогу, ведущую из города, оставляя в пыли густые, почти чёрные капли. |
РОСТОК СЧАСТЬЯ
Татьяна Яник К Танюшке пришли гости. Их веселые голоса и раскрасневшиеся от суеты и беготни лица ей надоели и она раскапризничалась. Накануне ночью она снова пыталась посчитать сколько таких вот ночей ей уготовано. Она то сдвигала сроки, то раздвигала, но все равно получалось очень и очень много. Ей хотелось плакать от бессилия, но она уже, наверное, выплакала все свои слезы в больницах. Мама знала, что она не спит, но уже не утешала ее. Вот уже двенадцать лет, как Танюшка не ходит. Ее осмотрели все светила медицинской науки; на ней испробованы, видимо, все лекарства; на ней нет живого места от уколов, вливаний, инъекций, но ее, ставшие совсем маленькими ножки, медленно и безвозвратно, усыхают. Она только училась ходить, как Танюшку настигла какая-то простая детская болезнь и… отняла у нее детство, радость, друзей, жизнь, наконец. Девочка не считала свою жизнь жизнью, потому что всегда, сколько помнила себя, считала ушедшие дни, которые уносили еще один день ее мучительной, бесполезной жизни. Танюшка не возражала, когда мама устраивала ей такие вот "праздники", понимая, что мама пытается так пробудить в ней интерес к жизни, людям, но, как правило, "праздники" заканчивались капризами или смехом со слезами. Порой Танюшка затихала на целые недели, а мама радовалась смене настроения девочки, но в глубине души Танюша хотела поскорее "сжечь" свою бесполезную жизнь. Она умела немного рисовать, немного петь и вышивать, а хотела плавать, ходить легкой походкой по подиуму, танцевать, легко взлетая в изящных па-де-де, быть стройной и красивой, любить и быть любимой. Завтра Танюшке исполнится пятнадцать. Мама пекла пироги, пригласила гостей, на мамин вопрос о подарке глаза дочери стали наполняться слезами и она быстро покинула комнату, боясь этих горьких слез. Но все же мама приготовила для Танюшки необычный подарок. На завтра комната с утра была вся в цветах, а Танюшка сидела в кресле в своем лучшем платье, тщательно причесанная и ждала гостей. У девочки было немало знакомых, но никто не стал другом, может потому, что она частенько бывала либо капризной, либо замкнутой в мире своих страданий. В комнату вошла мама и объявила, что сейчас будет сюрприз. Маме удалось пригласить к дочери удивительную, загадочную женщину-целителя, которая излечивает все и результаты ее работы – фантастичны. Танюшка почти не верила в новые лекарства, сверхсовременные способы светил науки и целителей разных мастей, но мама не сдавалась, а Танюшка только подчинялась. Вот и сейчас она не слишком обрадовалась такому сюрпризу. В комнату вошла небольшая, хрупкая женщина с теплыми глазами и мягкой улыбкой. "Вот так фея", – огорченно подумала девочка и приготовилась к очередному осмотру. Свои ножки она показывала равнодушно: они не казались Танюшке ее частью, просто были лишним придатком ее тела. Женщина подсела к Танюшке и отрицательно махнула на ее приготовления к осмотру. – Я не буду тебя осматривать и лечить! Мы просто поговорим о твоей болезни и о том, как ты будешь лечить ее, – сказала она. Девочка безмерно удивилась такому началу, но заинтересовалась. Тот разговор изменил жизнь Танюши, запомнился навсегда. "Маленькая фея", так мысленно назвала целительницу девочка, начала говорить о простых, знакомых вещах, но они были удивительны и давали надежду на будущее, рождали веру в себя. Давно, когда этот мир не знал прогресса, порожденного бурной деятельностью человека, все в природе было гармонично, прекрасно. Воздух был чист и целебен, чистые, прозрачные реки рождали жемчуг и поили водой, которая продлевала жизнь. Густые леса кормили ягодой, которой не было равной по целебным свойствам. В лесах росла трава, которая могла спасти человека от всех хворей. Человек был добр и уважителен к Природе, а она кормила и лечила его: больного лечили лесной травой, речной водой, солнечным светом, пеньем птиц да ласковым и участливым прикосновением руки. Древние греки, например, лечили слепоту исключительно солнечным светом. Они садили больного на землю среди трав на самой высокой вершине горы или холма, где ничего не загораживало солнце и он встречал его восход и провожал на ночь в течение всего долгого южного лета. Шли века. Человек устраивался поудобнее в этом прекрасном и совершенном мире: рубил леса, строил большие города, осушал реки, вгрызался в землю, качая нефть. Человек приобрел "чудеса", свершенные его разумом и трудом, но потерял ниточку, связь, единство с Природой, в результате – больна Природа и сама требует участливого внимания человека, почти потеряв свою лечебную, оздоравливающую силу. Болеет планета – болеют люди. Сколько создано за эти годы умных, сверхновых медицинских приборов с уникальными, просто фантастическими возможностями, сколько лекарственных препаратов с удивительными свойствами, но… техника все сильнее и изощреннее, а болезни все страшнее и число их несметно. Сейчас болеют все: старики, взрослые, дети, птицы, трава, реки, моря, животные, воздух и почва Земли. В суете, будничных заботах человек забыл о своей неповторимой, просто фантастической особенности, которой наделен только он один во Вселенной. Глубоко-глубоко в каждом из нас есть клеточка-ген, которая "помнит" свое начало, которая "знает", каким прекрасным и совершенным должно быть наше тело и противится, не сдается, навязанным болезнью, уродствам. Этой клеточке, как маленькому одинокому ростку, которому нужно пробиться сквозь толщу щебня и асфальта к свету, приходится пробиваться сквозь неверие, тоску, лекарства и боль слабого больного человека. Этот росток здоровья и радости есть в каждом из нас, но не каждый способен взрастить его. Кто-то всю жизнь будет ждать новых лекарств и чудотворных целителей, отдавая свою жизнь и здоровье в чужие, зачастую равнодушные руки, а кто-то, медленно, каждодневно будет создавать себя, помогая слабому ростку в себе, пробиться к свету. Никогда и никто не заберет у человека эту возможность, это величие его души. Тридцать три года сидел на печи Илья Муромец – простой русский парень, не знающий, не предполагавший в себе это Чудо, но пришел человек и сказал ему об этом – он поверил, смог, ощутил свою мощь и радость осознания своей силы над немощью. Что ему какой-то Змей, темные силы, враги, если он услышал в себе величие куда более могущих сил, тоскующих в ленивом человеческом сердце? Человек, верящий в себя, знающий о своей дремлющей силе, смело и радостно идет по жизни, пересекая пустыни и почти не ощущая жгучего солнца – его наполняет невиданная, мощная, зовущая энергия, желание победить и он, движимый ею, свершает небывалое. Человек идет на бой с Океаном и в одиночку пересекает его, спокойно принимая его сокрушительные удары, зная о своей стихии, которая бушует в нем самом и Океан, с его необозримыми просторами и бездонными глубинами, мал и тесен перед широтой и глубиной человеческого сердца и его волей. Бесконечно меняющаяся музыка плывущих облаков – это рисунок, картина наших желаний, чувств, эмоций. Мы и только мы движем ими, создавая картину изумительной красоты: невообразимо прекрасных рассветов и закатов. – Старайся не пропускать восход и закат Светила, девочка. Розово-манящие цвета бездонного неба – привет издалека от чувствующего, надеющегося, любящего сердца. Это стараниями добрых людей так расцвечен закат, красота и красота его легких облаков, быстро летящих над нами – картинка мыслей, эмоций, желаний, чувств счастливых людей. Музыка небес – это твои и мои, наши общие надежды и желания. Добавь красок в рассветы и закаты, заставь легкие, подвижные облака лететь к тебе, ведь они наполняются ветром только наших желаний, мыслей. И какой маленькой, совсем крошечной покажется тебе твоя болезнь! Что она такое пред мощью, силой твоих желаний? Болезнь ссохнется и тихо уйдет, уступая место растущему, крепнущему в тебе час от часу ростку, нет, уже не ростку, а деревцу счастья. Сколько раз даже смерть отступала, когда человек отодвигал ее срок своим сильным, властным желанием, а уж болезни… – они тихо и трусливо уходят под напором неодолимой воли. Солнечный день, безбрежность неба – все в тебе, девочка! Этот мир, как зеркало, повторяет твой внутренний мир – помни об этом! Люди заняты обычной суетой, серыми делами, злы – над городом пасмурно и хмуро. Но вот, кто-то запел, встретил чей-то нежный взгляд, поверил в себя, удивился красоте и… небо расчистилось, заблестало синевой, погнало легкие, пушистые облака. Ты победишь свое несчастье, добавляя красок в каждый закат, каждый рассвет, а кто-то, может быть, на другом краю Земли, застынет перед этой красотой и создаст картину или музыку, которая долго-долго будет заставлять трепетать и удивлять человеческие сердца, создавая, в свою очередь, невиданные, изумительные закаты. Ты – Человек, а значит, можешь все в этом мире и здесь для того, чтобы взрастить свою душу, осознать свою неповторимость и могущество. Запомни это, осознай, живи с этим и становись с каждым рассветом и закатом все сильнее и сильнее. Только слабых одолевают болезни, недуги, хвори, которые "ходят" по миру в поисках слабых, несопротивляющихся, тщедушных. Как комфортно и радостно болезням жить в нас, плодиться, становиться злее, хитрее, коварнее. Но никогда, слышишь, никогда им не отобрать у нас способность властвовать собою. Этот мир построен для нас: способность создавать облака, музыку, способность верить, желать, побеждать. Каждый рассвет, каждый закат расскажет тебе, сколько добрых и умных людей на Земле, как они верят, надеются, любят и борются. Как удивительно чисты краски утреннего, вечернего неба – зеркала наших забот, желаний. Вглядывайся в него и в нем ты увидишь и свой росток радости. Ты, девочка, можешь все и возможности твои неисчерпаемы! Ты – целый Океан, глубины которого огромны, не изучены, дна которого не достигал никто, не коснулся, не исчерпал. Ты – ветер! Ласковый и теплый, сокрушительный и гнущий все к земле. Ты – Солнце! Доброе и ласковое, дарящее свет и тепло цветам и травам, животным, ведь не зря же они бегут, летят, кружатся над тобой, стараясь быть рядом, поближе к тебе. Но ты можешь обжечь, испепелить, ранить больно и жестоко словом, светом жесткой, бьющей через край энергией зла. В тебе есть сила и ласка, теплота и мороз. Ты можешь заставить полюбить тебя с первого взгляда, а можешь возненавидеть, из-за злобы и ярости, которую ты разбрызгиваешь в виде невидимых лучей, но которые уйдут далеко в пространство, достигая других миров. Такой палитрой, такой силой и разнообразием чувств обладаешь ты, что дети Земли навсегда останутся неразгаданной тайной, непостижимой загадкой для всех разумных существ бесконечной, необозримой в своем разнообразии Вселенной. На Землю уже посылают множество кораблей – разведчиков, чтобы разгадать нашу тайну. "Они" могут наблюдать за нами бесконечно долго, но им не постичь тайны маленького человеческого сердца: его силы и слабости, нежности и ярости, надежды и тоски и неодолимого, замечательного чувства победы над собой, своего могущества и слияния с Природой, Небесами, Космосом. Прочь, болезни, прочь, хвори – это так не пристало тебе. Не может Человек иметь их в своем прекрасном, совершенном теле. Встань над ними, над собою, покажи им палитру своей воли, ярости, силы, желанья, надежды. Пусть небо окрасит радугой света тебя и счастливая природа родит неувядаеумую музыку красок! Глубоко спрятан росток, девочка, но придет день и ты услышишь его биение в своих слабых ногах. Желай этого, заставляя жизненные силы трудиться, вливаться в этот участок тела, чувствуй это в себе ежедневно и росток даст о себе знать. Твое сердце должно успокоиться и не знать гнева и зла, а душа должна совершенствоваться в соприкосновении с прекрасной и доброй природой. Прочувствуй этот путь и через триста шестьдесят пять дней и ночей, которые будут грустными и радостными от маленьких побед над собой, будут не простыми от неуверенности, разочарований и горьких дум, порой безнадежных, порой бессильных, но... если ты истинно поверишь в себя – ты победишь, и в следующий раз встретишь меня стоя. До скорого свидания, девочка. Расти свой росток радости и пусть дает тебе Природа силы победить себя и свою болезнь. Танюшка была ошарашена, удивлена этой встречей. С ней говорили многие: это были слова участия, жалости. Ей говорили о мужестве, терпении и еще много чего, но никто не говорил так. Что-то повернулось в ее душе и она твердо решила пройти все испытания и взрастить свой слабый росток. Вскоре она упросила маму отвезти ее в деревню, поближе к веселому, теплому лесу, в котором не умолкал хор птиц. Танюшка часами сидела на лесной полянке и смотрела на облака, вдыхала ароматы лесных нежных цветов, думала и слушала себя. Ей страстно хотелось ходить и она уже видела себя танцующей, снова и снова мысленно двигала ножками, посылая туда струю свежей крови. Это было непросто и не давало видимых результатов, но Танюшка решила бороться за себя. Она стала другой – что-то доброе, мягкое появилось в этой капризной девочке. Танюшка перестала плакать и жаловаться, а подобно бойцу, собирала каждое утро силы, чтобы не напрасно прожить этот день, а ночами, в часы наваливающейся на нее тоски, не разрешала себе слез и капризов. Родные следили за ней, удивлялись переменам в ее характере, то надеясь, то не веря. Так прошли лето и осень. Зимой Танюшка смотрела на снежный лес и скучала за пеньем птиц и зеленою травою. Она ждала весну и надеялась, что и ее росток оживет, почуяв солнышко. Однажды Танюшка сидела, как всегда, прикрытая одеялом у жарко натопленной печи и печально смотрела в окно на заснеженный лес и серое унылое небо. Она думала о маленьких лесных подснежниках, которые скоро должны будут пробиваться сквозь снег и явно услышала слабые, не сильные толчки в своих маленьких ножках. Танюшка замерла, боясь нарушить что-то, не рискуя дышать, надеясь и одновременно не веря, но там определенно шла какая-то борьба, работа. Это показался росток из-под слоя лекарств и болезни. "Маленькая фея" шла на свидание с Танюшей, как и обещала через триста шестьдесят пять дней, которые были для кого-то очень не простыми и волновалась. Какой она увидит девочку, хватило ли у этого ребенка мужества, силы воли выстоять, победить себя и болезнь? Сколько она видела больших и сильных с виду, которые не смогли или не захотели взрастить свой росток, бьющийся в тоскливой паутине дурных привычек, неправильного питания и образа жизни, вялого желания излечиться скоро, не вкладывая в свое здоровье ни желания ни труда! Танюшка так долго ждала этого дня, не раз представляла себе эту встречу, а сейчас "раскисла" и чуть-чуть не расплакалась. Она уже слышала легкие шаги за дверью, голоса. И вот дверь открылась, а Танюшка, опираясь немного на мамину руку, встала |
Новогодняя сказка
На часах было уже 10 вечера, когда начальство отпустило наш коллектив. Поэтому домой я рвался из последних сил, успев прикупить по дороге лишь бутылку шампанского. И что же я увидел? Елка не убрана, в квартире нет той милой атмосферы праздника, которая сопутствует Новому Году, а моя супруга сидит на диване с насупленной физиономией, не сводя глаз с экрана, где за Леоновым охотились тигры. - Прости, милая, ты же знаешь Парфенова. Он не отпускал меня до самого последнего момента... Мне, действительно, было неловко, что так задержался, но она! Такого в моей жизни еще не было, чтобы никто не удосужился настрогать салат оливье! Жена оторвалась от экрана и посмотрела на меня, вложив в свой взгляд все презрение, накопленное за время ожидания. - Ты тряпка, - сказала она тихо. - Я вышла замуж за тряпку! Я ненавижу тебя! Тобой помыкает это ничтожество Парфенов, а ты не можешь ему ответить. Кто тебя будет уважать, если ты сам себя не уважаешь? Что-то в ее словах показалось мне знакомым. Про "уважать" часто говаривала ее подруга Наталья, спелая дородная деваха, кидавшая на меня вполне недвусмысленные взгляды. - У Натальи была? - спросил я - Да, была! - кивнула она, и с вызовом посмотрела на меня. - А что, нельзя? - Это она тебя научила так мужа с работы встречать? В праздник. - Да с тобой разве можно праздновать? Люди веселятся, радуются, надеются, что в будущем году все будет не так, а гораздо лучше, а ты!.. Она отвернулась. Я не мог ей сказать, что до последней минуты мы с Парфеновым разрабатывали новую стратегию компании. Эта модель должна была дать отличную прибыль в будущем году, но при одном условии: абсолютной секретности на этапе подготовки. В планирование этой кампании был посвящен только узкий круг сотрудников, и основная работа закипела, когда в два часа пополудни все рядовые работники были отправлены по домам с пожеланием успехов в новом году. Я неплохо зарабатывал, жена не работала, училась на курсах веб-дизайна, и если бы не эта стерва Наталья, от которой она возвращалась вся нашпигованная чужой завистью, все было бы в порядке. - Давай лучше нарядим елку, - предложил я. - А то неуютно как-то. Жена не сдвинулась с места. Она продолжала смотреть на экран, где бегал Леонов с намыленной задницей. Вздохнув, я подошел к елке и раскрыл коробку из под обуви "Саламандра", в которой с незапамятных времен наша семья держала игрушки. В дверь постучали. Я хлопнул себя по лбу. Совсем забыл, что я с работы позвонил в бюро добрых услуг и заказал домой Деда Мороза. - Открой, - попросил я жену и добавил насквозь фальшивым тоном: - Ума не приложу, кто это может быть? Она поплелась к двери. На пороге стоял Дед Мороз. В воздухе сразу запахло тем неповторимым запахом, который бывает у стоящего колом белья, высушенного возгонкой на морозе. - Добрый вечер, дорогие мои! - густым басом сказал он и прошел, мягко ступая узорчатыми валенками, в столовую. - Поздравляю вас с наступающим Новым Годом! - Спасибо, - дружно ответили мы с женой, чувствуя себя дошколятами на елке. Дед Мороз огляделся, увидел неубранную елку, полное отсутствие стола под белой скатертью и спросил. - Что ж вы Новый Год не встречаете? Елку не нарядили? Не успеете, жаль... - С ним встретишь, - буркнула жена и отвернулась. Дед Мороз снял с плеча мешок, подвинул к себе стул и сел посредине столовой, картинно отогнув полы атласной шубы. - Случилось что? Рассказывай, милая. - Да что тут рассказывать? - встрепенулась жена, поняв, что нашла благодарного слушателя. - Разве это жизнь? Он целыми днями пропадает на работе, а денег приносит - перед соседками стыдно. Я верчусь, как могу, отдыха не вижу. Ездим на "Жигулях", в Крыму были один раз два года назад, когда у него дипломная практика была. И все. - Работаешь? - участливо спросил Дед Мороз? - Учусь. - Это дело хорошее, - кивнул он и повернулся ко мне. - Ну, что скажешь, соколик? Мне, почему-то, сразу захотелось выложить этому старику с добрыми глазами и про стратегию, и про надежды, но я сдержался и лишь пробормотал: - Она хорошая. Просто ее Наталья накручивает. - Какая-такая Наталья? - Дед Мороз поднял мохнатые брови. - Подруга ее. Живет с азербайджанцем, владельцем нескольких лавок на рынке, денег он ей отсыпает щедро, вот она и учит жену уму-разуму. - Понятно, - нахмурился Дед Мороз. - Значит, говоришь, уму-разуму учит? Что ж... И ты поучи. На то ты и муж. - Да учил уже, - махнул я рукой, - не получается ничего. Против этой Натальи как против лома нет приема. Он нагнулся к своему мешку, долго копался и, вытащил наружу пучок каких-то прутьев. - Вот! - сказал он гордо, потрясая пучком. - Березовые. Только что срезаны. - Что это? - Как что? - удивился он вопросу. - Вы что, розог в жизни не видели? - Нет, - ответили мы одновременно. - Эх, что с вас взять? Городские... - и, обратясь к моей жене, сказал ей ласково: - Значит так, милая. Скидывай аккуратненько штанишки, задери юбчонку и ложись. - Куда? - она не поверила своим ушам. Я же вообще был в полном ступоре. - Да хотя бы сюда, - Дед Мороз стукнул ладонью по обитому подлокотнику кресла, отчего в воздух взвилась густая пыль, заставив его поморщиться и чихнуть. - Но позвольте... - начал было я. - Эх ты, чудак человек, - покачал он головой, - Я же помочь тебе хочу. Разве Дедушка Мороз плохому учит? Давай, давай, милая, не рассиживайся. Знаешь, сколько мне еще визитов сделать надо? Слово "визит" показалось мне смешным в устах такого патриархального старца, что я отвернулся, чтобы не засмеяться. А когда взглянул на жену, то понял, что с ней происходит нечто странное. Она шла к креслу как сомнамбула, а Дед Мороз смотрел на нее добро и участливо. Так удав смотрит на кролика. Ведь кролик доставит удаву счастье. Вот удав и радуется. Нужно было что-то делать, как-то вмешаться... - Позвольте... - начал было я. Но не успел. Жена уже выпуталась из трусиков, перешагнула через них, и легла на перекладину кресла, оттопырив свой аккуратный задик. Дед Мороз, кряхтя, поднялся со стула, похлопал розгами по ладони и, как-то по-хозяйски задрал на ней юбку. Я молчал, не в силах пошевелиться. - Думаю, что тридцать розог вразумят тебя, милая. Это совсем немного, и очень полезно для души, - Мороз уговаривал ее, хотя она и не думала отказываться. Розги просвистели в воздухе, словно арбалетные стрелы. На белой попке моей жены появились первые розовые полоски, и она громко ойкнула. Видимо боль вывела ее из гипнотического транса, и она закричала: - Что вы делаете? Мне же больно! - Конечно, больно, - согласился Дед Мороз, охаживая ее ягодицы. Порол он размеренно и неторопливо. А что ты думала, за твои художества тебя медом поить будут? Розги ложились ровно, жена уже орала истошно на одной ноте, но, как ни странно, с места не двигалась. А старый, но крепкий дед продолжал свою нотацию. - Ты что себе позволяешь? Как с мужем обращаешься? Он тебе что, собака подзаборная? Собаке и то кость бросят, а к мужу тем более надо с добром и лаской. Не перечить, не злословить, а выполнять, что от тебя требует честь хозяйки дома. Попка уже сменила цвет на красный, некоторые полоски припухли. Моя бедная супруга выла в голос и стучала кулачками по обивке. Дед Мороз внезапно прекратил порку. - Передохни чуток. Десяточку уже получила. Скоро продолжим. Упрел я с тобой. Мой язык, наконец-то отлип от неба. - Прекратите, пожалуйста, - как можно тверже сказал я Деду Морозу. - Мы вас не для этого приглашали. Но жена вдруг посмотрела на меня с такой ненавистью, что я тут же прекратил свои претензии. Дед Мороз лишь хмыкнул и достал из необъятного мешка новую порцию розог. - А теперь, милая, получи за подружек-разлучниц, за болтовню суесловную, за наговоры на кровинушку свою, мужа и хозяина, который для тебя и добытчик, и защитник. Розги так и сыпались градом на багровую попку, но жена уже не орала дурным голосом, а всхлипывала и стонала так, что сердце мое разрывалось на части. С возгласом: "А это тебе за глупость твою несусветную!" Дед Мороз закончил вторую порцию. Бедная моя женушка не могла даже пошевелиться. Она так и висела на подлокотнике, приходя в себя. Наконец, она прошептала еле слышно: - Больно... Хватит. - Нет, не хватит, - твердо заявил Дед Мороз. - Сказал тридцатку получи, значит, все, до единой тростиночки примешь. А то удумала отвертеться! Я уже не вмешивался. Все происходящее казалось мне кошмаром, из которого нет выхода. И понимаешь, что спишь, и сил нет проснуться. Вновь засвистели розги. - Прощенья проси у мужа, под розгами, за праздник испорченный, за елку ненаряженную, за то, что правила не блюдешь, нашими дедами завещанные. - Прости, прости меня, дуру! - закричала моя любимая. Я бросился к ней и стал целовать ей руки. - Ну что ты, что ты! Ты для меня самая лучшая, самая хорошая жена на свете! - Я же бросить тебя хотела! - кричала она, мучаясь от невыносимой боли. - Наталья мне уже подыскивать стала. Никого не хочу! Ты, ты мой любимый! Прости! - Наталью - в батоги! - заключил Дед Мороз, и двумя размашистыми аккордами закончил экзекуцию. Жена лежала не двигаясь - Встань и иди в угол. Постой так с полчасика, пока у нас с супругом твоим мужской разговор будет. И, повернувшись ко мне, укорил: - Совсем ты слаб духом. Нельзя так. Стань мужчиной и хозяином и помни - ты за нее ответственный! Я внимал, но краем глаза косился на угол, в котором, уткнувшись носом, стояла жена. Попка моей выпоротой супруги переливалась всеми оттенками от красного до фиолетового, а я не мог не признать, что зрелище получилось достойное кисти мастера психоделического направления. - Ну, мне пора, - возвестил Дед Мороз. - Да! Чуть не забыл. Вот вам подарки. Откроете, когда часы пробьют. Он вскинул мешок на плечо, открыл дверь и пропал во тьме подъезда. Подойдя к жене, стоявшей в углу, я опустился на колени и легонько, губами коснулся ее пышущей жаром попки. Дверь отворилась, и в квартиру ввалился еще один Дед Мороз. Росточку небольшого, в потертой шубе и сдвинутой набок бороде. Его красный нос явно был не морозного, а алкогольного происхождения. - Фью! - удивленно свистнул он. - Куда это я попал? Покопавшись в кармане, он достал замусоленную бумажку: - Ваш адрес? Дед Мороза заказывали? С Новым Годом! С Новым Счастьем! - дежурно отбарабанил он, оглядываясь в поисках стола. - Дед Мороз уже был, - ответил я ему, ничего не понимая. И тут стали бить куранты. - Бокалы! - закричал я. Жена опрометью бросилась к серванту, достала три бокала, пробка стрельнула и мы чокнулись. - А что в подарках? - вдруг спросила она. Ей достался огромный розовый пакет, а мне - темно-синий, поменьше. Жена вытащила оттуда красную атласную подушку в виде сердца. Причем сердце удивительно походило на качественно выпоротую попу. А в моем пакете лежал ремень. Из мягкой натуральной кожи... |
не знаю, можно ли тут аудио-версии, но выложу.
Сказка для взрослых. (Но можно и детям дать послушать, но не совсем маленьким. Мата и порнухи в тексте нет) Сказка про глупого солдата и авиационную гайку, с элементами эротики и нервного срыва скачать //ifolder.ru/22107030 |
Отдам любовь в хорошие руки
Мари Пяткина Возле окна сидел волосатый лицом мужик: кустистые русые с проседью брови почти переходили в бородищу. Вся эта роскошь начиналась под лыжной шапочкой и пряталась в воротнике куртки. Одет мужик был чистенько и просто, даже бедно, на коленях держал старый дипломат. «Не бомж», - определила Рита. Передав деньги за проезд, она принялась искоса разглядывать соседа – любопытный тип. Маршрутка быстро набилась и тронулась с места. Бородач смотрел в окно или перед собой, по-птичьи быстро поворачивая голову, но вот сморщился и с каким-то совершенно особенным видом чихнул. «Монах», - поняла Рита и рефлекторно отодвинулась, отчего сразу упёрлась в чёрное драповое пальто. Она подняла голову и отпрянула назад, к монаху. Тот дёрнулся и покрепче вцепился в дипломат. Над нею, держась за поручень, стоял мужчина самой привлекательной наружности, и внимательно рассматривал Риту, которая после насекомых больше всего боялась именно блондинов с большими, широко расставленными серыми глазами и чувственным ртом. Глаза были светлыми и пронзительными, такими голодными к жизни, какие бывают у заключённых в первые дни после освобождения. От приступа паники Риту не спасли даже очки-хамелеоны в тонкой металлической оправе на прямом носу незнакомца – они предавали мужчине очень интеллигентный вид. «Чего он так смотрит?» Рита заподозрила, что плечи у неё усыпаны перхотью. По спине, от затылка и до самого хвоста побежали мурашки. Некстати подумалось, что, не смотря на выстроенную дамским мастером Вавилонскую башню на затылке, лифчик на ней старый и растянутый, с одной бретелькой и потому сползает - какой с утра нашёлся. Впрочем, остальные два не лучше. А зачем, скажите, красивые и нарядные лифчики профессионально-генетическому синему чулку тридцати лет отроду, обладателю почти готовой кандидатской и самого настоящего хвостика, с указательный палец длиной и такой же толщины? Рита умела им шевелить, напрягая ягодичные мышцы, благодаря ему никогда не ходила в бассейн, на пляж, в сауну с подружками, и весь одиннадцатый класс терпела насмешки со стороны одноклассников, потому что влюбилась в блондина Колю с последней парты первого ряда и почти ему отдалась. От потери девичьей чести Риту спас, снова-таки атавизм, вызвавший у Коли неудержимый смех. С тех пор Рита ни с кем не встречалась, принципиально не знакомилась и планировала унести девственность вместе с хвостом в честную могилу научного сотрудника. Вавилонская башня возникла от необходимости идти на юбилей к начальнице, до торжества оставалось шесть часов, и, чтобы потратить время с максимальной пользой, Рита ехала в библиотеку. Бывает, садишься как лучше – возле несимпатичного человека, а получается как всегда – приходит сексуальное мясо в упаковке из кожи и ниток, становится рядом, и всю дорогу тебя колбасит, потому что мужчины враги, а у тебя – хвост, тридцать лет и замшелая девственная плева. Вам часто попадаются привлекательные блондины? Рите они встречались гораздо чаще, чем хотелось. От монаха крепко пахло дешёвым стиральным мылом, Рита поморщилась и косо глянула на блондина. Тот по-прежнему внимательно её рассматривал своими ясными глазами, чуть наклонившись вперёд. Его ноздри расширились, незнакомец принюхивался. «Он подумал, что это от меня хозяйственным мылом несёт!» - с ужасом догадалась Рита, мучительно покраснела и, вскочив, принялась проталкиваться к выходу. Блондин посторонился и проводил её взглядом, который прямо-таки жёг Риту между лопаток. Пришлось выйти на остановку раньше. Зато пока дошла до читального зала - успокоилась. - Здравствуйте! - Здравствуй, Рита. - Мне мои обычные монографии и «Слово» - Забрали «Слово». - Кто?! - Вон тот молодой человек. Кому мог понадобиться Илларион? С его «законом и благодатью»?! В углу расположился – да, Рита не могла ошибиться – сегодняшний блондин из маршрутки. Незнакомец приехал раньше и завладел Ритиным законным Илларионом. Он определённо её преследовал и даже опережал. Дрожа от негодования и ужаса, Рита взяла монографии, села у окошка, но никак не могла вникнуть в то, что писали умные люди и как оценивали «Слово о законе и благодати», голова сама поворачивалась в сторону блондина. Это был складный молодой человек, вероятно среднего роста, худощавый, с уверенным разворотом плеч. Пальто покоилось на спинке стула, на мужчине отлично сидел чёрный пуловер с высоким горлом. Он спокойно, как-то грациозно перевернул страницу и поднял на Риту лицо. И снова её поразил несытый, ясный взгляд. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом незнакомец спокойно поднялся, взял пальто, книгу, и пересел за Ритин стол. Её обдало запахом хозяйственного мыла. Рита с изумлением констатировала, что пахло отнюдь не от монаха, а от этого, такого симпатичного мужчины. - Кажется, я вашу книгу забрал, - сказал он, и протянул Рите Иллариона. Та с недоумением приняла «Слово» и стала рассматривать потрёпанную обложку. - И как вам Илларион? – спросила она, потому что нужно было что-нибудь спросить. - Складно отче писал, - спокойно сказал незнакомец, поставил локти на стол и опустил подбородок в ладони. – Правда, чистой воды политику с педагогикой. - Пиф! – возмущённо сказала Рита, и застрелила блондина из пальца. - Как интересно, я тоже, - ответил мужчина. – Вам нравится молочный коктейль? Рита задумалась, и пришла к выводу, что наличие атавизма не повод отказываться от приглашения, а стиральное мыло совсем неплохо пахнет. - Апельсиновый сок, пожалуй, выпью. Что такое два стакана сока в маленьком, стилизованном под африканский этнос кафе? Сущие пустяки, даже если ваш спутник более чем интересен, читает не только «Слово», но и «Исповедание» Иллариона на память дословно, с любого места, и вообще неплохо ориентируется в «преданьях старины глубокой». Ровно через час он посмотрел в окно и мило попрощался, оставив телефон. - Мне можно звонить каждый день, с утра и до шести часов. «Женат! - догадалась Рита и вздохнула. – Не буду звонить! Ничего хорошего из этого не получится». Не буду звонить. Не буду… Не… В половине девятого утра, в понедельник, пальцы сами набрали написанный на бумажке номер, и с этого дня Рита, как гулящая жена, стала мысленно изменять Иллариону с Вячеславом. Блондин напрочь вытеснил кандидатскую. По всей же земле роса… Страшное дело – наличие в женской голове мужчины. Даже самому нормальному человеку с серьёзными интересами начинает выкручивать соблазнами мозг, а в горло интуиции, за пессимистичные прогнозы, вставляется тугой и плотный кляп. Вячеслав встретил Риту в обеденный перерыв возле университета, и с тех пор каждый день водил обедать. Во вторник Рита приобрела лошадиный шампунь с коллагеном, чтобы волосы стали пышными и блестящими. А со среды вдруг начала покупать себе вещи. Если раньше ей было безразлично, в чём ходить, теперь она с маниакальной одержимостью пополняла убогий гардероб на распродажах, благо, мелкие размеры всегда оставались. Половина отложенных на защиту денег до пятницы уплыла по волнам покупочной истерии: ей не хотелось, чтобы рядом с Вячеславом видели дурно одетую и плохо причёсанную женщину. Хвост, хвост, хвост! Проклятый атавизм вызывал теперь жгучую ненависть. Если бы не уродство, Рита давно спросила бы, свободен ли Вячеслав вечером. Она записалась на приём к пластическому хирургу, чтобы решить заданную генами и нерешённую мамой задачу, узнала стоимость и даже придумала, у кого из подруг одолжить недостающую для операции сумму. Постоянный запах мыла стал привычным и больше не смущал. Стоило немного посидеть с Вячеславом рядом, Рита сразу принюхивалась и больше не слышала запаха. Смущало другое – у*****е нежелание нового, такого приятного знакомого что-либо о себе рассказывать. Рита не знала толком ни кто он, ни чем занимается. Все вопросы Вячеслав очень ловко переводил в шутку или просто оставлял без внимания. Зато сам с любопытством слушал Ритины бытовые истории, иногда вставлял остроумные замечания, давал презабавные, шуточные советы, и всё рассматривал её лицо. Смотрел подолгу, не отрываясь, а когда Рита ела – даже следил за движением вилки к тарелке и обратно ко рту. Это смущало тоже. А в субботу позвонил с самого утра и пригласил Риту прогуляться. «Жена уехала», - догадалась она, красиво накрасилась и при встрече, на вопрос, куда бы ей хотелось пойти, подумала и предложила отправиться в зоопарк, посмотреть на животных. - Там можно слону давать булку, - сказала она. – Мне нравится гулять по зоопарку. Вячеслав отреагировал очень странно – напрягся, словно Рита сказала что-то неприличное, насторожился. - Я не люблю смотреть на зверей в клетках, - сказал он. – Других предложений нет? - Боишься, что жене доложат? – не выдержала Рита. - Я не женат, если тебя это волнует, - ответил Вячеслав. – И живу один. Серое весеннее небо стало таким светлым, таким бездонным! Мокрый снег летел в лицо так весело, что любо-дорого было подставлять ему щёки, а ничего красивее, чем голые, грубо остриженные деревья скверика и загаженная голубями авангардная литая статуя возле университета, где они обычно встречались, Рита просто в жизни своей не видела. - В библиотеку? – в шутку спросила она. – Можно в кино. - Пошли к тебе. Теперь испугалась Рита. - У меня не прибрано, - сказала она. «У меня хвост!» - Не страшно, - ответил Вячеслав. - Ко мне мама приехала. «У меня хвост!» - Познакомлюсь с мамой. - Ко мне далеко! «Хвост! Хвост! Хвост!» - Я знаю, где ты живёшь, ты говорила. Рите стало стыдно. - Я всё вру, - честно призналась она. – На самом деле я замужем. - Конечно врёшь, когда ты врёшь, ты совершенно по-особому пахнешь. - А ты всегда по-особому пахнешь. Вячеслав скупо улыбнулся и отвёл в сторону взгляд. - Терпеть не могу запаха духов. Очень рад, что ты ими не пользуешься. Так ты меня приглашаешь, или нет? |
Напряжение в Рите шло по возрастающей, а настроение, сперва такое хорошее, всё убывало, словно Вячеслав его высасывал улыбками и шутками.
Они смотрели «Небо над Берлином», сидя рядом на диване. Пили кофе, кофе с коньяком и коньяк. Пила в основном Рита, но никак не могла успокоиться. Бок, обращённый к Вячеславу, жгло, словно одежда с той стороны была пропитана кислотой. Замечательно-вкусная конфета прилипла к нёбу, и всё не удавалось от неё избавиться, съесть не получалось, а выплюнуть было стыдно, еле удалось её проглотить. До сих пор Рита думала, что может смотреть «Небо» до бесконечности, теперь же любимый фильм просто глупо мигал бессмысленными картинками. «Сейчас он меня поцелует и станет раздевать…» Она слишком быстро выпила свой коньяк, а когда ставила бокал на журнальный столик, заметила, что рука трясётся. Вячеслав рассмеялся, взял её руку так осторожно, словно это был птенец, и стал легонько разминать ладонь и пальцы. Перевернул кисть, коснулся влажной ладони мягкими губами. «Сейчас обнимет и поцелует…» Рита закрыла глаза. Но Вячеслав отпустил ладошку, поднялся с дивана и сел перед Ритой на корточки. Немного посмотрел на неё снизу, а потом стал гладить по ногам, от ступни до колена и обратно. Это было приятно. - Сними колготки и дай мне ножку. «Увидит это уродство, и, конечно, уйдёт…» Рита привстала; двигаясь нервно и порывисто, быстро приподняла юбку, сняла капроновые колготки и отбросила в угол. - Сядь и дай мне ножку. Пожалуйста. «Ну и пусть уходит!» Рита протянула босую правую ногу. Вячеслав взял её в руки, стал гладить. Перецеловал каждый вздрагивающий пальчик, лизнул щиколотку, потёрся щекой и губами о ступню. Рита инстинктивно сжалась, в прямом смысле слова поджав хвостик. Вячеслав гладил и целовал ногу, всё выше поднимая новую вельветовую юбку с совершенно замечательными карманами, пока дальше поднимать стало некуда. - Привстань, пожалуйста… Сердце билось где-то в горле, Рита покорно приподняла бёдра. Чёрные трусики-шорты скользнули к коленям. - Ой, какая прелесть! – сказал Вячеслав. – Дай я его поцелую. Рита засмеялась, заплакала и снова засмеялась. То, что другим уродством кажется, для тебя стало силою… - Знаешь, куда пойдём ужинать? - Никуда. Они валялись на диване. Иногда весело копошились под пледом, иногда просто лежали. Рита почёсывала Славу ногтями, а он жмурился как кот и поворачивался поудобнее. - Я замечательную кафешку знаю, ужасно вкусную и недорого, мы с девочками там корпоративили на Новый год. - Завтра там пообедаем, хорошо? Рита напряглась. - Тебе надо уходить? - Да. - Уже? - Не прямо сейчас, но скоро. «Соврал. Женат», - поняла Рита. - Послушай, - сказал Вячеслав ласково и легонько подёргал её за хвостик. – Не придумывай лишнего, хорошо? - Вот не надо так делать, неприятно. Я хочу его ампутировать. Давно следовало, ещё в детстве. - Не вздумай. Замечательный хвостик. Он мне очень нравится. И ты мне очень нравишься. - Честно? - Честно. - А куда ты идёшь? - Домой. - У тебя дела? - Да. - Тебя ждут? - Нет. - А чего тогда спешить? Вячеслав посмотрел своим голодным, ясным взглядом. Вблизи, без очков, его глаза совершенно завораживали. - Я не хочу отчитываться и тебя об этом просить не буду. «Да разумеет читающий: Авраам ведь от юности своей Сарру имел женой - свободную, а не рабу…» Словами Иллариона Рита устыдилась. Перед ним, как часто перед брошенным мужчиной, был комплекс вины. Поджав ноги, она стала смотреть, как быстро и грациозно одевается Слава. «Вот посмотрит, что я грустная сижу, и останется» Остался только запах стирального мыла, к утру исчез и он. Ибо кончилось иудейство, и Закон отошел. Жертвы не приняты, ковчег и скрижали, и очистилище отнято. Чем дольше они встречались, тем мучительнее Рита раздумывала, чем Вячеслав занимается, когда они расстаются. Ни единого вечера вместе не провели. Этот вопрос не одну её беспокоил – вся кафедра с превеликим сочувствием, любопытством и скрытым злорадством ломала голову. В обсуждениях, правда, не участвовал Аркадий Ираклиевич – кроме тупых студентов его беспокоила только собственная простата и методы её лечения. - Точно женат, однозначно! – говорила Катерина Семёновна. - Я иногда и в семь утра звоню – берёт трубку и разговаривает, называет меня по имени, - возражала Рита. - Бандит, наверное! – предполагала Валя. - Даже близко не похож! - протестовала Рита. - А я думаю, что он игрок, - заметила вторая аспирантка Кирочка. - Тогда бы днём отсыпался. Впрочем, вскоре Вячеслав начал встречать Риту после работы – это был прогресс. Провожал домой и уходил. Немного времени спустя, начал заходить на кофе, выпивал чашку и тут же прощался. Недельки через две стал ещё больше задерживаться, и секс у Риты появился не только по выходным, но ещё и в будни. Потом Вячеслав принимал душ с неизменным хозяйственным мылом и покидал её. Рита подкладывала в ванную гели для душа и кусочки разноцветного мыла – всё оставалось нетронутым, а с полочки с упрямой маниакальностью бралось коричневое стиральное. Кафедра ничего не понимала, Рита тоже. - Наверное, скоро к тебе переберётся, - предположила Катерина Семёновна. - Да, может, и рождение новой семьи отпразднуем, - вздохнула незамужняя Валя. - Какой уже день длинный, совсем весна! - заметил, глядя на улицу Аркадий Ираклиевич. – И темнеет теперь поздно. Рита почувствовала лёгкую дурноту и тяжёлое разочарование. - Никто никуда не переедет, - вздохнула она. Вячеслав начал задерживаться в гостях всего лишь потому, что ночь стала короче. Для проверки Рита позвонила ему после заката – трубку никто не взял, несмотря на раннее время. Ещё один звонок, позже – снова тишина. Рита всю ночь металась по дивану и, едва дождавшись рассвета, набрала номер. - Алло? - Ты что делаешь? – спросила Рита глупо. - Я только что проснулся, - голос в трубке и в самом деле звучал сонно. – А ты чего звонила ночью? Я крепко сплю. - Ничего, - буркнула Рита и дала отбой. «Ампутировать атавизм и найти другого! Или к диссеру вернуться. С Илларионом мне было лучше всего». Легко сказать, а вот сделать тяжело, особенно, если голова забита исключительно таинственным любовником. Какая диссертация? Рита стала заговариваться на лекциях. Она сердилась, негодовала, и категорически не могла ни на йоту приблизиться к разгадке. - Я тебя люблю, а ты мне ничего про себя не рассказываешь! - Ты просто тайны любишь, а я – тайна, - улыбался Вячеслав. Он не верил Рите. Да и в любовь, кажется, не верил тоже. Хорошо, хоть от хвостика не смеялся. …не разумели, (где) десница, (где) шуйца, и земному прилежали, и нимало о небесном не заботились… Илларион не ревновал, поскольку давным-давно почил в бозе в иеромонашеском чине. Однако, близилось лето с неотвратимым отпуском. Если раньше было понятно, что отпуск надо тратить на Иллариона, теперь грядущее покрылось мраком тайны, да и на защиту денег совершенно не осталось – всё самым глупым образом потрачено на вещи и маникюр. А как по-другому, если кто-нибудь далеко небезынтересный регулярно перецеловывает ваши пальчики? - Смотри, Рита, коршун, - сказал Вячеслав, пожёвывая травинку. - Где? - Да вон же. Рита, сколько не смотрела, разглядеть птицу не смогла. А вот Слава видел исключительно хорошо, непонятно было, зачем ему очки. - Давай куда-нибудь поедем в отпуск? - Это вряд ли. - Ты чем-то болен и не хочешь мне говорить? - Я здоров. - Мне начислят отпускные, тебе не придётся на меня тратиться. - При чём здесь траты? - А что тут при чём? - Я не могу с тобой поехать в отпуск. - Из-за своих ночных занятий? - Рита, тебе не нравятся наши отношения? - Ты хочешь сказать, что если я продолжу расспросы, ты перестанешь приходить? - Ты отнюдь не глупая женщина. И, словно женщина, Вячеслав наказал Риту за любопытство – оставил «без сладкого»: когда, пару минут спустя, она потянулась целоваться, её просто-напросто мягко и равнодушно отстранили. Катерина Семёновна пила кофе, Валя над чем-то размышляла, постукивая карандашом, Аркадий Ираклиевич рылся по медицинским сайтам на экране монитора, аспирантка Кирочка отпросилась в парикмахерскую, а Рита глотала слёзы, сидя на подоконнике. Человек – желудочно-неудовлетворённое животное. Чем больше он ест – тем сильнее терзает голод. Только недавно Рита тосковала в одиночестве, страдала от комплексов, а сейчас, когда в её жизни появился мужчина, одного его присутствия, его симпатии было уже недостаточно – Рита, если бы смогла, вывернула Вячеслава наизнанку и съела живьём, вместе с потрохами. - Потерял ссылку, - заметил Аркадий Ираклиевич. – Кроме меня «оперой» никто не пользуется. Третий раз сохраняю – и нет ссылки. Прямо нечистая сила. Рита вздрогнула и вцепилась в подоконник. Она уже столько всего передумала, что немудрено было обратиться к мистике. «Так, что мы имеем? – стала раздумывать она, глядя во двор университета. По двору ходили и курили студенты. - Отличное зрение, прекрасный нюх и слух. Странная привычка к стиральному мылу. Таинственные занятия в тёмное время суток. Может он вампир?» Рита рассмеялась и снова всхлипнула. Катерина Семёновна вопросительно на неё посмотрела и поднесла ко рту чашку. «Вампиры днём не ходят. Значит оборотень. Но, тогда бы превращался только на новолуние и вообще, давно бы меня разорвал. Может, какой-то демон? Я совсем одурела, совсем!» - Медицина продвинулась, а лечить простату консервативным путём не могут найти способа, - сказал Аркадий Ираклиевич разочаровано. «Надо найти способ хоть раз остаться с ним ночью. Вот тогда всё и выясню. Может, и бояться нечего». … утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение. Оброненные в землю семена имеют дурную привычку всходить. «Спрятать ключ и попросту не выпустить? А самой пока закрыться в ванной, мало ли. Нет, не годится. Может и через окно уйти, если очень нужно станет. Попытаться его выследить? Хотя бы узнаю, где он живёт…» Детективный опыт Рите заменяло жгучее, нестерпимое любопытство, переходящее, пожалуй, в манию. Однажды, когда Вячеслав простился раньше обычного, она немного выждала и отправилась за ним следом, стараясь не терять из виду светлую тенниску с широким воротником и светлую загадочную голову. Вячеслав шёл спокойно, неторопливо, Рита тоже не спешила, стараясь держаться подальше. Дважды он останавливался завязать шнурок, один раз оглянулся через плечо, но Рита успела юркнуть в открытую дверь парикмахерской. Вячеслав направился к круглосуточному рынку – Рита, как привязанная, за ним. Пуще страха, что он заметит преследование, оскорбится и перестанет приходить, её разбирал непривычный азарт. На рынке она чуть не потеряла Вячеслава в толпе, пришлось максимально приблизиться, прячась за спины покупателей. Он свернул в мясной павильон – Рита следом. Он пошёл вдоль рядов, остановился, прицениваясь, а Рита притаилась за крайним лотком, только голову высунула. «Дойдёт до двери, тогда я быстро перебегу…» - Эй! От наблюдений её оторвал детский голосок. Грязный цыганёнок лет десяти доброжелательно улыбался Рите и делал непонятные знаки рукой. - Бери, никто не смотрит! – сказал малыш. Рита некоторое время непонимающе смотрела на него, а потом догадалась: цыганёнок решил, что она собирается украсть мясо. Стало ужасно неловко. Она поспешно вышла из своего укрытия и почти побежала вдоль прилавков. Вячеслав пропал из поля зрения, нужно было спешить. Как пуля Рита вылетела из павильона и заметалась в разные стороны. Светлая тенниска исчезла. «Потеряла!» - огорчилась она. - Ну, привет… Рита подпрыгнула на месте и с ужасом обернулась, как самая настоящая, пойманная за руку воровка. Слава стоял сзади, и внимательно на неё смотрел своими ясными, голодными глазами. В руке он держал полиэтиленовый пакетик с небольшим, примерно, с полкилограмма, куском телячьей вырезки. - Тебе не стыдно шпионить? - Нет! – честно ответила Рита. Некоторое время они молча рассматривали друг друга. - Ты совершенно не умеешь прятаться. Я тебя сразу заметил, ещё возле дома. Рита молчала. - Ладно, - Вячеслав горько хмыкнул, - всё понятно. «Сейчас скажет, что наши отношения подошли к логическому концу…» - Я просто не могла по-другому, - сказала Рита. – Извини. - Да, когда-нибудь всё должно закончиться, - заметил Вячеслав. – Ну что ж, тогда идём ко мне. Рита не поверила своим ушам. Он её приглашает? - Сейчас? – растерянно спросила она. - Но ведь ты, кажется, хотела посмотреть, где я живу? – уточнил Вячеслав. - Да! - Значит, идём. Нужно было раньше, да я всё откладывал … |
Молча шла Рита рядом со сдержанным Вячеславом, сердце её глухо колотилось. Чего она боялась – уяснить себе не могла, но чувство страха было таким чётким и осязаемым, что, казалось, из него можно смастерить лёгкое покрывало, чтобы укрыться.
- Ты и в самом деле меня любишь? – спросил Вячеслав, остановившись у обычной металлопластиковой двери в простом, заплёванном подъезде обычной пятиэтажки. - Да, - глухо ответила Рита. Ключ щёлкнул. Дверь тихо открылась. - Заходи, гостем будешь. Жадно озираясь, впитывая каждую мелочь, Рита шагнула в душное пространство коридора. - Разуваться? - Как хочешь. Рита разулась. Внутри квартира Вячеслава ничем особым не отличалась, кроме запаха стирального мыла и ещё какого-то… Она старательно принюхалась и спросила: - Ты держишь кота? И в самом деле, тумбочка в коридоре носила следы когтей, а обивка мягкого кресла печально провисала ободранными нитками. - Это кот держит меня, - пошутил Вячеслав. - А где он? Кис, кис, кис! - Спит. Кстати, если он тебе попадётся – особо руки не протягивай, может серьёзно поранить. На город спускались сумерки, солнце торопилось за горизонт, Вячеслав же не торопился. Он неспешно положил мясо в мойку, поставил чайник, открыл кухонный шкафчик. В нём – чистая чашка, тарелка, вилка, в чашке – ложечка. - Будешь чай пить? - Буду. - С молоком? - Без. Сидел рядом и смотрел, как Рита пьёт чай, следил за движением руки с чашкой. Ко рту и назад, на стол. - Забавные существа женщины. Ведь ты меня боишься. Зачем тогда пришла? - Не знаю. Замучилась, - ответила Рита и вздрогнула. Хвостик поджался. Она и в самом деле каждую минуту ждала, что Вячеслав, как в сказке, ударится об землю и превратится в крылатого, когтистого монстра. Или вдруг стремительно обрастёт шерстью, лицо его вытянется и превратится в волчью морду. Вячеслав посмотрел ясным взглядом и взял за руку. - Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я никому плохого не делаю, - с жалостью, как-то неохотно сказал он и привлёк Риту к себе. Поцеловал в шею, коснувшись языком, поцеловал за ухом, глаза поцеловал, а потом поднял на руки и понёс в комнату. Сумерки сгустились, за окном уже еле серело, а ничего страшного так и не случилось. - Я в ванную! – весело сказала Рита. - Угу, - сонно откликнулся Слава. Она собрала с полу разбросанное бельишко и босиком пошлёпала мыться. В смежном санузле, конечно, не нашлось ничего, кроме стирального мыла. Наверное, он даже брился с ним. Потому что бритва в коробочке была, а кремы с гелями категорически отсутствовали. Зато за унитазом пряталась кошачья коробка с наполнителем. Помывшись, Рита быстро обыскала санузел, заглянула в стиральную машинку и корзину для грязного белья, но никаких следов присутствия в жизни Вячеслава женщины не нашла, от чего пришла в совершенный восторг. «Какая я подозрительная, - с весёлым укором думала Рита. – А люди все разные. Просто Слава такой скрытный, вот и всё…» Осторожно ступая чистыми ногами, она вернулась в комнату, и замерла на пороге. Вячеслав спокойно спал на кровати, а рядом с ним торжественно возлежало огромное животное. Песочного цвета, с чёрными подпалинами и пятнами, с длинными стоячими ушками и длинными лапами кот, поднял при её появлении голову и внимательно посмотрел на Риту огромными светло-серыми глазами. Вы видели когда-нибудь сероглазого кота? Рита тоже не видела. - Сла-ав? – позвала она встревожено. Кот оскалил пасть и угрожающе зашипел. Клыки впечатляли размерами. - Слав? – повторила Рита. Вячеслав спокойно спал, грудь его тихонько вздымалась и опадала в такт дыханию, лицо казалось безмятежным, ему снилось что-то хорошее. Рита сделала шаг по направлению к своей одежде, а кот прижал длиные ушки, утробно, басом заворчал, не сводя с неё голодного взгляда, и грациозно поднялся. Он был больше обычного помойного, да впрочем, и откормленного домашнего кота раза в три. Где-то Рита уже видела таких животных… По телевизору, или в зоопарке? «Хаус! – вспомнила она. – Тростниковый кот, или болотная рысь. Ничего себе, домашняя зверушка!» Подпускать её к спящему хозяину кот не собирался. - Кис, кис, кис! – фальшиво-ласково сказала Рита. Зверь высокомерно промолчал. К счастью, Рита вспомнила о лежащей в мойке телячьей вырезке. Наверняка Вячеслав покупал её для своего питомца. - Киса, идём, я тебя покормлю! – сказала Рита, и боком, боком, стараясь не поворачиваться к зверю спиной, пошла на кухню. «Где-то должен быть нож», - косясь на дверь в комнату, думала она, открывая и заглядывая в шкафчики. Пачка чая, пачка кофе, турка, коробочка с сахаром. Ага, вот нож! Что-то гулко стукнуло, Рита испуганно обернулась. Хаус, таинственным образом появившись на кухне, уже стащил из мойки мясо, и теперь рвал пакет, извлекая ужин. - Давай я тебе порежу, - неуверенно сказала Рита, глядя на нож в своей руке. - Урррр, - басом ответил зверь, голодно покосился на неё, словно проверяя, не собирается ли она забрать его законную пищу, и принялся рвать вырезку зубами. Ел он так же, как обычный домашний кот, только очень голодный. Придерживал мясо лапами, отрывал от него по куску, жевал кутними зубами и глотал. На маленькой кухне хрущёвки хаус выглядел устрашающе громадным. - А теперь, можно мне пройти в комнату? – спросила Рита. - Урррр… - Мне холодно босиком, - пояснила она. - М-м-м… Рита сделала шаг в обход зверя. - Урррр… Рита села на табуретку, поджала ноги и стала смотреть, как рвёт и заглатывает мясо кот. В чашке нашлось немного чая, и она разделила с хаусом трапезу – выпила глоток. Наконец, зверь насытился, обнюхал разорванный пакет и стал облизываться. Рита взволнованно сидела на табуретке. Она уже порядком замёрзла. - Слав? – позвала она. Кот поднял голову, равнодушно окинул её по-прежнему голодным взглядом и принялся вылизываться. Рита встала с табуретки – Хаус никак не отреагировал. Она тихонько обошла зверя по кругу, и, ежесекундно озираясь, перебралась в комнату. Вячеслав глубоко дышал и видел невесть какой прекрасный сон. - Слав? – тихо спросила Рита, выключила свет и полезла под одеяло. Спал он и в самом деле крепко. - Слав? – ещё раз спросила Рита, не дождалась ответа, и обняла Вячеслава, забравшись под руку и прижавшись сбоку. Он и в самом деле чрезвычайно крепко спал, даже не пошевелился. - Эй? – робко спросила Рита. Не дождалась ответа, и сама себе устроилась поудобнее, носом куда-то подмышку. На новом месте всегда уснуть сложно. Если с вечера довелось поволноваться – ещё сложнее. Но если вы продолжаете находиться в состоянии нервного напряжения – вообще невозможно уснуть. Всю ночь хаус бродил по квартире, а Рита, хоть и прикрыла дверь в спальню, ужасно боялась, что кот зайдёт и набросится. Животное громко точило когти в коридоре, загребало песок в ванной, гулко прыгало по полу, а под утро начало скрестись в дверь и низким басом мяукать. Сперва Рита слышала только редкое, хриплое и короткое «ма», но чем дольше хаус просился в комнату, тем громче и злее он орал. - Ты спишь? – шёпотом позвала Рита и легонько потрясла Вячеслава за плечо. – Я очень боюсь твоего кота… Вячеслав никак не отреагировал, дышал он по-прежнему тихо и ровно. Кот в коридоре завыл дурным утробным голосом и прыгнул на дверь. - Слава!! – испуганно сказала Рита и принялась трясти Вячеслава. Тот мотылялся по подушке, словно неживой. Рита сжала трясущиеся руки. Умер?! Нет, вроде дышит! Кот замолчал, Рита замерла. Она скорее чувствовала, чем слышала, что хаус ходил туда-сюда по коридору. «Может, открыть ему?» Зверь сделал передышку и снова бросился на дверь. Рита даже представить себе не могла, что дикий кот может ломиться с такой силой. Он совершенно взбесился. Выл, орал и рычал так, что, наверное, перебудил половину соседей, очень громко скрёбся и бился в закрытую дверь. Что хаус сделает с лежащей возле хозяина чужой женщиной, даже представить было страшно. Рита прижала ухо к груди Вячеслава – сердце бьётся, кожа тёплая. Спит. Спит?! За окном на улице слабо серело рассветными сумерками. Скорее бы утро! |
В коридоре наступило недолгое затишье, хаус собирался с силами для новой атаки на дверь. Но раздавшиеся вскоре звуки были отнюдь не животного происхождения. Перепуганной Рите показалось, что комната, в которой она заперлась вместе с непробудно спящим человеком, вдруг из жилого дома переместилась в открытое поле. За дверью шумел уже не кот, а ветер. Дверь, и даже стены, казалось, ходили ходуном, в щель над порогом и в самом деле дуло холодом. Могильным.
- Да просыпайся ты!! Господи!! Теперь Рита со всей силы трясла Вячеслава за плечи, хлопала его по щекам и громко плакала – кажется, ему было плохо, он лежал неподвижно и не реагировал. - Славочка!! Последний, страшный порыв ветра сотряс Ритино убежище. Ручка щёлкнула и дверь распахнулась, громко ударившись о стену. В комнату ворвался поток воздуха. Тяжёлые занавеси на окнах взвились, как тряпки, со стены с треском сорвалась и рухнула картина, с полок посыпались книги. Рите в лицо ударил ветер, она на секунду задохнулась. Показалось, что комната, как карточный домик, развалится на куски вокруг спящего Вячеслава. Серая тень со светящимися глазами метнулась к кровати. Хаус оскалился и зашипел. Плача от страха, совершенно растерянная, ничего не понимающая Рита отползла к краю постели и, сжавшись в комок, забилась в дальний угол возле стенки. Ветер немедленно стих, пропал, словно его и не было, только сброшенные предметы остались на полу, а кот вскочил на кровать. Он молча, грозно блеснул глазищами на Риту, улёгся на спящего хозяина, протянувшись больше чем в половину человеческого роста, и сладко зажмурился. И тогда случилось невероятное. Сперва в Вячеслава провалился хвост и задние лапы зверя. Потом спина и плечи. Тростниковый кот постепенно, словно под воду, уходил в белковый, наделённый разумом человеческий организм. Наконец, мощная шея и голова с короткими круглыми ушами тоже утонули в человеке. На дворе стало совсем светло. Вячеслав глубоко вздохнул, потянулся и открыл ясные серые глаза. Совершенный человек по вочеловечению, а не призрак… - Ого, - сказал Вячеслав и сел, оглядывая следы погрома в комнате. – Ты что, его не пускала? Чего он бесился? Заплаканная Рита, с перекошенным от ужаса лицом, смотрела на него из угла. - Но ведь ты же догадывалась, что со мной не всё в порядке, правда? – продолжал Вячеслав. – И не раз просила снять маску. Я снял. Что теперь? Да, Рита просила, совершенно серьёзно рассчитывая при этом, что Вячеслав обычный человек, просто со странностями. Ведь она совершенно достоверно знала, что оборотни, вампиры, инопланетяне и привидения существуют только в кулуарах Голливуда. - Ты кто? – наконец смогла произнести она. - Люди называют двудушником. - Это кто такие? Никогда не слышала. - Нас почти и не осталось. Истребляли, как оборотней – осиновый кол в грудь, будто для того, чтобы причинить смерть, обязательно нужен кол. Якобы, после смерти двудушник превращается в упыря. Якобы, животные наши вредят – крадут домашнюю птицу, вызывают ветер, могут убить. А на самом деле, потому что мы «не такие». Вячеслав внимательно посмотрел на Риту. - Мне лучше всего сменить место жительства, пока сюда не нагрянул народ с колами и фотокамерами? - Нет, я никому не скажу… - покачала головой опечаленная Рита. - Наверное, теперь ты захочешь со мной попрощаться? - Я подумаю. Я пойду. …и стужа ночная сгинула, когда солнечное тепло землю согрело… Как потерянная вернулась Рита домой. На лекции не пошла, сославшись на нездоровье, вместо неё отчитала Валя. На работе новыми событиями не следовало делиться. Вздумай Рита обсудить свои проблемы с коллективом, высмеяли бы в лучшем случае, а в худшем направили к психиатру, поэтому пришлось сказать, что Вячеслав оказался обычным инженером, живущим с инвалидом-мамой в однокомнатной квартире. Интерес у коллектива потух, как лампочка в подъезде. Словно нарочно, отношения со зверской половиной Вячеслава у неё совершенно не складывались. Тростниковый кот ненавидел Риту, рычал каждый раз, когда она просто пыталась пройти мимо, отказывался брать из рук лакомство. Зверь чуял, что Рита его боится, не любит, и платил ей удвоенной нелюбовью. А человек, казалось, полностью потерял чутьё. Таким нежным и внимательным Вячеслава она не помнила. - Твой кот и в самом деле безвредный? - Ну, как тебе сказать… Как всякий зверь, не совсем. Но я стараюсь за ним смотреть. Кормлю, чтобы он был сыт. В принципе, лично я ничего не боюсь, но стараюсь не причинять неприятностей вам, людям, даже голубей не красть. Тут по соседству великолепная голубятня, кто-то типлеров держит. Уж он бы там порядок навёл. Но здесь, в городе, всегда закрываю форточки, чтобы случайно не ушёл. - А ты помнишь, что с тобой происходит ночью? - Со мной ничего не происходит. Я ночью крепко сплю. Кот – не я, или не совсем я. В любом случае, кот отдельно, хоть и связан со мной. Это сложно объяснить. Правда, иногда всплывает что-то в памяти, но очень смутно, как обрывки расплывчатого сна. Он немного помолчал. - Раньше, давно - да, бывало, что утром просыпался, а на полу мокрые пятна и следы крови. Птичьей, рыбьей - он же плавает и рыбу ловит. Но не человеческой. От людей всего лишь защищается, если его обижают или пытаются задержать. Рита всю жизнь негодовала и сердилась на свой хвостик-атавизм, называла себя уродом, на самом деле не являясь им. Чтобы справиться с её проблемой, достаточно было быстрой и относительно недорогой, дешевле, чем полостная, операции. Чик – и нету, только маленький шрам. Чтобы справиться с проблемой Вячеслава, нужно было поразмыслить. Расставаться с ним она не хотела, да и, попросту, уже не могла расстаться. А вот переделать его, исправить, откорректировать... Как отрезать кота от человека, чтобы кот исчез, а человек остался? Может, попросту открыть форточку? Поскольку дела их темны были - не возлюбили света: не явились бы дела их, ибо (они) темны. Если кто-нибудь тебе доверяет, можно с лёгким сердцем бить в спину. Ведь доверие – это слабость. Глупо не воспользоваться чужой слабостью, не так ли? В один прекрасный, тёмный, тёплый и сырой после дождя летний вечер, Рита спрятала кошачий ужин в холодильник, и зверь остался голодным. Он поискал в мойке, где Вячеслав всегда оставлял для него живую рыбу или мясо, ничего не нашёл. Спрыгнул и обнюхал пол – может, ужин упал? Еды нигде не было. Тогда хаус попил воды, вылизал пятнистую шубку и отправился бродить по квартире. Проверил территорию и вернулся на кухню. Мяукнул низким голосом, глядя пронзительно, голодно. Рита испытала стыд от собственной подлости, но немедленно раздавила лишнее чувство, как вредное насекомое: неприятно, но, что поделать - надо. «Цель оправдывает средства. Иначе, так и буду всю жизнь одна. Либо кот, либо я. Лучше - я…» Она заглянула в комнату – Вячеслав спокойно спал. Как обычно - на спине, отбросив одеяло. Кот стучал по полу в соседней комнате – гонял маленький мягкий мячик. Рита быстро повернула замок и распахнула входную дверь. По босым ногам сразу потянуло сквозняком, она вспомнила первую встречу с хаусом и поёжилась. В темноте коридора уныло поблёскивал глазок соседей, на первом этаже светила лампочка. Рита стояла, придерживая дверь, и ждала. Наконец зверь вышел посмотреть, что происходит. - Иди, киса! Гуляй! – ласково сказала Рита, отходя в сторону. - Ну? Хаус недоверчиво смотрел серыми, как у хозяина, глазами то на неё, то на открытую перед ним свободу. - Иди, иди! – повторила Рита. Зверь сделал шаг, второй, а потом в два прыжка оказался за дверью и растворился в темноте подъезда. Рита тихонько щёлкнула замком, и, улыбаясь, пошла в спальню. Слава спокойно и крепко спал: вдох – выдох, вдох – выдох. Рита пристроилась рядышком, подлезла сбоку, под руку, укуталась – озябла у двери, и его укутала. Вроде и дома тишина: кот не скрёбся, не орал, а не спалось. Почему-то Риту мучили думы. Ненавистный хаус невесть где бродил, и, кажется, пусть его во веки веков не будет, что же не так? «Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я никому плохого не делаю…» Рита вылезла из-под руки, улеглась на животе. Да, она хотела как лучше, а если получится плохо? Вспомнилось, как кот тонул в человеке, Риту передёрнуло. Ведь Слава и в самом деле никогда её не обижал. Лоб, прямой нос, чёткий подбородок, ясные глаза. Лицо трансформировалось в морду хауса, Рита потрясла головой – всё пропало. «… Стараюсь не причинять неприятностей вам, людям…» А она? Подумала о том, что будет с Вячеславом? Если он проснётся утром, без кота – хорошо. А если не проснётся? Если они не смогут существовать отдельно? Риту взяла оторопь. Что-то такое она уже слышала, или встречала похожее, только где? С боку на бок вертелась Рита, укрывалась и раскрывалась, трогала тихо спящего любовника, а перед глазами стоял кот: пятнистая шубка, огромные серые глаза, длинные ушки. Вспоминала, как животное глухо ворчало на неё, не брало пищи. «Ничего не случится, кот вернётся – тогда я его впущу» - с запоздалым раскаянием думала Рита. А воображение рисовало картинки – визг тормозов, удар! Мёртвый хаус лежит у обочины, а Вячеслав навечно остаётся в летаргическом, глубоком сне. Бесчувственное тело, а не любимый человек. А кто виноват? «Природа, создавшая такое существо…» Рита изо всех сил пыталась себя обмануть, но полноценного обмана не получалось – мучили предчувствия, на душе неспокойно. Собаки? Нет, собаки ему не страшны, пожалуй. Люди тоже – он умеет вызывать ветер. Почему же так тревожно? «Нет, нет! Такого не может быть. Придёт кот, никуда не денется!» Рита встала, попила воды из чайника, приоткрыла входную дверь и позвала: - Кис, кис, кис! Тишина. Нет хауса. Ушёл, как того и хотелось Рите. Голодный, непривычный к городу зверь. Она вернулась на кухню, поставила кипятиться воду. Встретились два зверя: кот и аспирант. Победил умнейший. «Ведь Слава знал, что делал. Разве он не выпускал бы хауса на улицу, если можно это сделать?» К рассвету Рита совершенно измучилась. Каждые полчаса она вскакивала и подходила к двери, открывала и безрезультатно звала зверя. На дворе уже серело, а кота по-прежнему не было. «Дура! Дура баба! Ведь Слава мне верил…» «…Истребляли, как оборотней – осиновый кол в грудь, будто для того, чтобы причинить смерть, обязательно нужен кол. Якобы, после смерти двудушник превращается в упыря. Якобы, животные вредят – крадут домашнюю птицу, вызывают ветер, могут убить. А на самом деле, потому что мы «не такие»….» Любит ли она Вячеслава, если не захотела принять его таким, какой есть? Пожалуй, только себя Рита любит, жалеет и заботится… На улице рассвело, Слава продолжал крепко спать, кот так и не вернулся. Лежать Рита больше не могла – сидела возле спящего человека и напряжённо ждала шороха или кошачьего крика у входной двери. Руки тряслись мелкой, неприятной дрожью. Рита раздумывала, почему хаус не пришёл и где теперь его искать. «Стараюсь даже голубей не красть. Тут по соседству великолепная голубятня…» Рита сорвалась с кровати, как попало оделась, косо напяливая на себя вещи, и выскочила на улицу. "Тогда вскочит, как олень, хромой, и ясен будет язык гугнивых". Рассвет безжалостно обнажил город. Риту трясло от утреннего холода и страха. Где может быть голубятня? Где-то во дворах, на чердаке? Рита дважды обежала дом Вячеслава, ничего не нашла похожего. Пятнистой шубки тоже видно не было, зато на углу, возле хлебного появился дворник в оранжевой униформе. Рита бросилась к нему. - Извините, пожалуйста… Подскажите, где здесь голубятня? Здесь где-то есть голубятня? Есть? Дворник с опаской посмотрел на дрожащую Риту. - Мне очень надо, - поспешно сказала она, умоляюще заглядывая ему в лицо. - Заверните за дом, и метров двадцать до гаражей, там что-то видел похожее… – Наконец ответил дворник. Рита опрометью бросилась в указанном направлении. Гаражи она заметила сразу, а над одним и в самом деле виднелась деревянная пристройка с огороженным сеткой загончиком для птиц. И там было неладно – рыжие какие-то и чёрные голуби перепугано толпились в загончике, а пристройка прямо ходуном ходила. Гараж зиял открытой дверью – видимо, хозяин голубей первым успел. Рита ворвалась в гараж, и дальше, вверх, по лестнице, на кошачьи и человеческие крики. Хаус бился в проволочной петле – застрял передней лапой и затянул. Рвался со всех сил, и чем больше рвался – тем туже его сжимало. Кот шипел и бесновался, деревянная пристройка шаталась от ветра, небольшое её пространство заполняли бешено пляшущие перья и мусор. Возле самой лестницы стоял мужик с длинным железным крюком в руке и перекошенным от злости лицом. - Это мой кот! – закричала Рита. - Я уже другу позвонил, сейчас с ружьём приедет! - заорал в ответ мужик. – Крюком не достать! - Не надо ружья! - Твой чёртов кот!! Ты хоть знаешь, сколько стоит одна такая птица?! - Я вам заплачу, сколько скажете! Отпустите его! - Сама отпускай этого черта! Рита оттолкнула мужика и смело подошла к коту. «Живой!» Ветер унялся. Оскаленный, обезумевший от страха и боли хаус развернулся к ней и яростно бросившись, как на врага, вцепился в руки. Рита попыталась его схватить, а кот бил наотмашь здоровой лапой, рвал зубами, кричал и рвался прочь. Кое-как изловчившись, Рита схватила извивающегося зверя поперёк туловища. Мужик-голубятник охнул и полез вниз. - Это мой кот! – повторила Рита, перекрикивая кошачьи вопли. – Ну, успокойся, миленький! Тише! Тише! Ей казалось, что она пытается удержать какого-то демона. Чем крепче прижимала кота, тем сильнее и больнее он рвался. Казалось, убить был готов, но Рита не собиралась отступать и не отпускала зверя, только лицо отворачивала в сторону. Ей кое-как удалось схватить переднюю лапу хауса – он немедленно пустил в ход задние. Рита прижала их локтём – кот взвыл, вцепился зубами в запястье и рванул. Наконец появился голубятник с плоскогубцами и какой-то чёрной тряпкой. Он ловко набросил тряпку на кота и перекусил проволоку инструментом. Хаус сразу обмяк у Риты в руках. Она кое-как завернула его вместе с обрывком проволочной петли, и на трясущихся ногах стала спускаться по лестнице. Мужик потрясённо смотрел на неё, стоя посреди отвоёванной у зверя голубятни с плоскогубцами в руке. Даже рот открыл. «Чего он так смотрит?» - подумала Рита, старательно глядя вниз, чтобы не упасть с лестницы. Ноги-то не слушались. И только на улице увидела, что все руки у неё в глубоких порезах и кровище, а футболка порвана во многих местах, из дырок тоже хлещет кровь. - Да тебе в травмпункт надо! – крикнул в спину голубятник. - Мне домой! Отряси сон, возведи очи и увидишь… Кот оказался ужасно тяжёлым, Рита быстро устала. Если бы он продолжал рваться, она уже не смогла бы его удержать, но теперь хаус лежал в руках тихо, только иногда ворчал. Из тряпки свисал и легонько подрагивал пятнистый хвост. Спешащий на работу сосед Вячеслава остановился и с ужасом посмотрел на Риту – за нею тянулся кровавый след из круглых капель. - Доброе утро, - сказала Рита и улыбнулась. По лестнице в подъезде еле поднялась, задыхаясь, на каждом пролёте приваливалась к перилам и отдыхала несколько секунд. Скорее бы домой! «Если дверь захлопнулась, так в подъезде с котом и останусь!» - подумала Рита и нервно рассмеялась. - Уррр, - раздалось из тряпки. Рита толкнула дверь плечом и ввалилась в тесный коридор, пропитанный кошачьим духом и запахом стирального мыла. В травмпункте, куда Вячеслав привёз Риту, ей наложили пятьдесят четыре шва на руки, грудь и живот. От прививок против бешенства она письменно отказалась. И все это увидев, возрадуйся, и возвеселись… - Авва, отче. Качнув клобуком, митрополит оглянулся, задумчиво встряхнул перо и вновь склонился над работой. - Дай закончить мысль. - Что пишешь, отче? – худощавый юноша в белой холщёвой рубахе с любопытством заглянул в берестяной свиток, и с фамильярностью любимца потрогал пальцем кончик пера. Митрополит отложил в сторону перо, улыбнулся и сказал: - Ещё не раз прочтёшь. Кстати… Старик нахмурился. Он взял с подоконника несколько измочаленных, пожёванных писчих перьев и торжественно потряс ими перед носом у парня. - Брат Никодим точил намедни, а ты вновь забыл запереться? Юноша смущённо улыбнулся. - А брат Фёдор не досчитался трёх карасей. Гляди, дождёшься, что поймают. А там и колом братия поприветствует, долго ли. Лицо молодого человека вытянулось. - Один ты, отче, меня терпишь, – вздохнул он. - Если Господь тебя создал и терпит, чего мне не терпеть? Вреда особого от тебя нет, а забавно. Особенно, когда ты был дитём. Эдакий комок с ушами. - А тебя, отче, не станет, что я делать буду? - Господь управит, – кивнул митрополит. - Только града благодатного держись. Рано или поздно обрящешь родную душу. - Или кол обрящу. - И такое статься может. Ну, поди, погляди, какие хоры отстроили княжьей милостью, а я потружусь. За юношей захлопнулась дверь, а старик так и не взялся за перо, сидел и думал о том, что время его кончается. «Придётся с того света за ним, бедолагой, приглядывать… Пока ещё найду, куда пристроить в хорошие руки…» Рита мельком глянула в зеркало – не испортилась ли Вавилонская башня на затылке? Причёска держалась отлично, белые цветочки крепко вросли в неё по периметру, и предельно-простое платье с длинными, как у Пьеро рукавами, смотрелось замечательно. - Поздравляю! – всхлипнула Валя и ткнула букетом Рите в живот. - Спасибо! - ответила Рита. - Поздравляю вас, дорогие мои! - Катерина Семёновна, сверкая ожерельем, торжественно расцеловала в обе щеки сперва Риту, затем Вячеслава. - Спасибо! Аркадий Ираклиевич, прижимая к груди фотокамеру, растроганно высморкался в клетчатый платочек, посмотрел на результат и бережно спрятал в карман. - Будьте счастливы! – к Рите порхнула Кирочка, легонько чмокнула в губы. На выходе из ЗАГСа к скромной процессии метнулся смешной мужик с волосатым лицом. Где-то Рита его уже встречала. - Голубей отпустить не желаете? – как-то в нос спросил он, по-птичьи дёргая головой. - Каких голубей? – растерялась Рита. - Белых. На фото отлично смотрится. Пятьсот рублей, – прогундосил мужик и почесал под бородищей. Рита вопросительно посмотрела на Вячеслава и легонько дёрнула хвостиком. - Ну, давай отпустим, - улыбнулся тот. Мужик немедленно отскочил в сторону и вернулся с двумя толстыми белыми птицами, по одной в каждой руке. - Орловские, - сказал Вячеслав. - Тоже любишь голубей? – восхитился мужик. - Очень… - Тогда - двести пятьдесят. Держишь? Поменяешь? - Не держу, - Вячеслав улыбался. Бородач сунул орловских белых в руки молодожёнам. - На счёт «три» отпускаем! – скомандовал Аркадий Ираклиевич, прицеливаясь фотокамерой. – Раз, два, три! Птица вырвалась у Риты из рук, суматошно захлопала крыльями и взмыла вверх. Голуби немного покружились над площадью, и стали подниматься, пока не слились с облаками. Домой вернулись в сумерках. Цветы Рита пристроила в ведёрко – подходящей по размерам вазы в её хозяйстве не нашлось. Осторожно, чтоб не повредить причёску, сняла платье, почесала зудящие толстые шрамы на предплечьях и накинула халатик. - Иди ложись, - улыбнулась Вячеславу. - А ты? - И я скоро. Муж поцеловал Риту и ушёл в спальню. Она закрыла форточку на кухне, поставила на пол таз, по окружности которого плавал, тычась мордой в стенки, большой толстолобик. В гостиной бросила на диван маленькую подушку в цветочек, стала рыться в шкафу. Где ксерокопии монографий? Неужели на работе? Ага, вот они… На кухне гулко стукнуло. Рита вздрогнула, уронила карандаш, а потом быстро подошла к двери в комнату, и дважды провернула ключ в замке. Щёлк. Щёлк. |
Заколдованая принцесса
netvojadevo4ka Принцесса! Прин-цес-саааа! - заорали под окнами. - Прекрасная принцесса здесь живет? Она раздраженно вздохнула и высунулась из окна: - Чего тебе?! Внизу стоял принц. Обыкновенный прекрасный принц, конь в комплекте. Принц задрал голову: - Принцесса, говорю, здесь живет? Она поморщилась и заорала в ответ: - Нет ее! Гуляет во полях, да во лесах, цветы собирает. Завтра приходи! Принц внимательно посмотрел наверх, потом вытащил кусок пергамента и сравнил рисунок с белобрысой головой, которая сейчас торчала из окна: - Я тебя узнал! Ты же принцесса, зачем обманываешь?! Принцесса сняла платок, устало потерла лоб: - Не уйдешь, значит? Принц упрямо мотнул головой: - Я жениться приехал! Открывай! - Ну, раз жениться - то поднимайся. Щеколду чуть на себя потяни, и только потом только вверх- заедает она. - объяснила принцесса и скрылась в окне. Принц спешился, аккуратно привязал коня, несколько мгновений поборолся с непокорной щеколдой - и в конце концов оказался в светлой, просторной комнате. У окна сидела принцесса и что-то мастерила из полена. Как только принц появился, девушка подняла на него глаза и задумчиво спросила: - У тебя стамески нет? - Принц немного опешил, потому что у него были с собой каменья драгоценные, ткани бархатные и нити жемчужные. А стамески не было. - Ну нет, так нет. - кивнула принцесса. - Жениться, значит? Принц откашлялся: - Прекрасная принцесса, вести о вашей красоте и доброте дошли до нашего королевства. И решил я, что вы должны быть моей женой! - Прекрасный принц, я тебя вижу первый раз в жизни и вести о тебе никак не дошли до моего королевства! - съязвила принцесса. - Я не могу сейчас замуж! У меня скоро сплав по высокогорной реке - мне надо готовиться! И поход на байдарках! И, вот - конкурс резьбы по дереву еще, а стамеску папенька с собой увез! Принц совсем растерялся. Он представлял себе все это несколько иначе. Совсем по-другому, если быть откровенным. В его мечтах, прекрасная принцесса бросалась к нему в объятья и, сияя улыбкой, благодарила его за каменья, ткани и нити, которые он привез ей в подарок! А вовсе не требовала стамеску, и уж точно не перечисляла какие-то дикие способы времяпрепровождения! Принц был в ужасе и думал, как теперь объяснить отцу, почему он вернулся без невесты. Ну не говорить же правду, в самом деле! Принцесса смотрела на все эти мытарства и думала, что ей опять попадет от папеньки. Потому что папенька каждый раз ругался и сетовал, что ей надо было родиться мальчиком, а то и вовсе в какой-нибудь другой королевской семье! - Может быть, скажем, что я влюблена в кого-то другого? - неуверенно предложила она. Принц пожал плечами: - Глупости какие! Влюблена, скажи пожалуйста! Нет, когда дело касается политики двух королевств - тут не до любви! Да и батюшка не поверит. В меня все всегда влюбляются с первого взгляда, понимаешь? Принцесса окинула его внимательным взглядом и кивнула: - Ну да, ты симпатичный. Но у меня сплав! И байдарки! - И резьба по дереву! - развеселился принц. - Ты драконов, случайно, не укрощаешь в свободное время? Принцесса радостно подпрыгнула и хлопнула в ладоши: - Ну точно, ты умница! - воскликнула она. Принц непонимающе улыбнулся. - Скажешь, что меня похитил дракон! Трехглавый! И что освободившему меня принцу- полкоролевства и несметные сокровища. С драконом я договорюсь - он мне в карты проиграл и за ним долг. У него пересижу пока, а там уж и зима настанет, дорогу к нам заметет, можно будет до лета не волноваться. Принц закивал, думая о том, что с такими вестями домой воротиться не стыдно. Перепрыгивая через ступеньки, спустился во двор, вскочил на коня и обернулся. Принцесса махала ему из окна рукой. - И скажи, что на дракона лучше со стамеской ходить! - прокричала принцесса, сложив руки рупором. Принц махнул на прощанье рукой и поскакал прочь. Принцесса села у окна, спрятала под стол полено и подперла подбородок рукой: - Все принцы одинаковые! Хоть один бы кулаком по столу стукнул, сказал бы "Никаких больше байдарок, ты принцесса или кто?!". Нет же, все верят,уезжают, а я сиди тут, вырезай по дереву! Чертова колдунья, чтоб ей провалиться сквозь землю! Всего-то раз к ней в брюках вышла, а в результате -"Прокляну- прокляну, будешь всю жизнь сидеть и ждать, пока настоящий мужик приедет! А до этого - сиди с поленом ". И хоть бы стамеску оставила! |
Первый рыцарь
Она катала яблоко по блюдцу - это была ее домашняя обязанность. Блюдце было старым, еще прабабушкиным, но показывало исправно. - Мааам, Пааа! К нам сегодня сэр рыцарь пожалуют на обед. Кто встречать будет? - Пожалуй, я приму, - сказал отец, с хрустом потягиваясь, - засиделся... - Засиделся он! - сразу заворчала мать. - Ты в полях когда последний раз был? Пора бы навестить подопечных-то. Ты давай туда, а я сама встречу. Она слушала их спор с улыбкой. Хорошие у нее родители. Вот только не понимают, что она уже взрослая. Ей давно пора учиться общению с рыцарями. Всю жизнь дома не просидишь. Надо взрослеть... - А, может, я попробую? - спросила она. В прошлый раз ей отказали, и сейчас она не слишком надеялась на родительское согласие. - Рано, - отрезал отец. Мать внимательно посмотрела на нее. И, видимо заметив ее решимость, сказала: - Пусть попробует, я прослежу. Она поняла, что разрешение получено, и радостная убежала к себе в комнату, готовиться к встрече... Она увидела его издалека. Он явился на белом коне и в сверкающих на солнце доспехах. На шлеме развевался шикарный плюмаж из перьев. Было заметно, что он тоже готовился. Она смотрела на него. Это был ее первый рыцарь, и она волновалась... - Эй! Ящерица голопузая! Выходи на смертный бой! - закричал он у входа в пещеру. Это возмутило ее. Она все утро провела у зеркала, полируя чешую, и выглядела сейчас замечательно. Разъяренной фурией она вылетела навстречу... Встреча прошла успешно. Помощь не понадобилась. На ужин у них был рыцарь, запеченный в латах... Она ушла спать, бережно неся свой первый трофей - ключ от пояса верности дамы его сердца. От всей своей большой драконьей души она надеялась, что у той есть запасной... |
Свет мой зеркальце
- Свет мой зеркальце... - Че? - Что че?! Дослушай сперва. Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду... - Не нарывалась бы ты на правду, бэйби. Мой тебе совет... - Да ты дашь мне досказать или не дашь?! Да всю правду доложи - я ль на свете всех белее... - Всех белее краски "Снежка" польского производства. Гы-гы. - (стиснув зубы) ... всех румяней и милее?! - Ты точно правду услышать хочешь? - Да! Какой бы горькой она не была! - Ты прекрас... - Фу-ух. Камень с души... - Ты прекрасно сама все знаешь! Чего спрашиваешь, а? - (надув губы) Ну, скажи! - Не скажу! - Я вытру тебя. Хочешь? - Конечно вытрешь. Чтоб отпечатков не оставлять. Чтоб не подумали, что ты у зеркала самоутверждалась. - А вот у меня колечко тут... - Стырила где-то? Поздравляю! - Принц подарил! Хамло ты, а не зеркало. - Да ну? Принцы у нас какие щедрые. Кому попало... - Тихо! Я не досказала. Колечко с алмазом. Щас кто-то царапин не оберется. Или разрезан будет на маааленькие квадратики! И на глобус поклеен! И на дискотечке из-под потолка будет лучики пускать! Гы-гы. Будешь говорить? - Буду. Шантажистка... Чего говорить-то? - Говори! Всю правду доложи! Я ль на свете... - О`кей. Ты прекрасна. Спору нет. Несмотря на прыщи... А накрашена-то как, накрашена! Деревня Малые Битюги - красим в три слоя, чтоб дождем не пробивало и от солнца не выгорало! Гаааааа! А прическа... Ха-ха-ха! Держите меня семеро - разобьюсь щас! Лондон, дождь - прически нету! Нью-Йорк, ветер - прически нету! Париж, снегопад - капюшон! А под капюшоном - прически нету... - Заткнись! Вот он алмазик! Другую правду говори! - Блииин... Ты прекрасна. Нет тебя красивей! Нету и все тут! Белей белил, румяней румян. Я в восторге! И куда мужики смотрят?! - Спасибо тебе, зеркальце. Спасибо. Ложись ко мне в сумочку. Будешь там спать-почивать. - Твои подбородки считать... - Че? - Ниче-ниче! Я о своем. Тебе послышалось. Красота ты гуманоидная! - Какая? - Неземная красота, говорю. Не-зем-ная! |
Сказка о независимой женщине...
Жила-была Абсолютно Независимая Женщина. Примерно год назад стала она таковой - абсолютно независимой. Чем ужасно гордилась. Она просыпалась по звонку будильника и никогда не валялась в постели. Ей было всё равно, пить кофе или чай: она долго преодолевала зависимость от кофеина. И преодолела, заодно изгнав из своего рациона всё сладкое, калорийное и неполезное. Поэтому она пила утром воду и ела несладкую и несолёную овсянку. Она рассталась с подругами, потому что ей не хотелось от них зависеть. Она совершенно равнодушно относилась к шопингу - и никто не посмел бы упрекнуть её в том, что из-за блестящей тряпки она способна потерять голову. Да что там шопинг! Она не теряла голову и от мужчин. С тех пор как она прогнала своего любимого (а ведь чуть было не попала в зависимость от него) прошло уже много месяцев. Короче говоря, Абсолютно Независимая Женщина чувствовала, что ещё немного - и она станет Идеальной Женщиной. Субботним утром за ее дверью послышался шорох. Она отворила. Шатаясь от усталости, на пороге стояла Кошка. Женщина всмотрелась и ахнула: - Ты?! Но... Как же? Триста сорок километров?! - Я шла год, - и Кошка, войдя в дом, обессиленно прислонилась к ножке кресла. - Зачем? - Соскучилась, - подняла глаза Кошка. - Я не могу жить ни без тебя, ни без нашего дома, ни без нашего мужчины. Кстати, где он? - Но ведь я отвезла тебя к тётке в деревню... Ты не обиделась? - Поначалу да, - вздохнула Кошка. - Но потом простила. Я же понимаю: ты так хотела стать независимой... - И стала! - Голос Женщины вдруг предательски дрогнул. - Что ж, поздравляю, прошептала Кошка. - Ничего не поделаешь. Я отдохну день-два и пойду обратно. Ночью Женщина, вздрогнув, открыла глаза - она всегда просыпалась от непонятного ощущения тоскливой пустоты в груди. Около сердца было холодно - словно кто-то внутри включил вентилятор. По привычке она протянула руку за успокоительным - и наткнулась на теплую шерстку. Кошка мягко протопала по одеялу, улеглась под боком, замурчала. Вскоре холодный вентилятор в груди исчез. ...Прошло три дня. Женщина проснулась. Полчаса повалялась в кровати, затем помчалась в кухню, предвкушая крепчайший кофе с чёрным шоколадом. Потом она потянулась к мобилке и задала своему любимому мужчине самый важный вопрос: "Ты где?" - всего таких звоноков она вчера сделала штук сто. Затем назначила встречу подружке в кафе. И вдруг она увидела Кошку, сидящую у двери. - Выпусти меня, пожалуйста, - попросила та. - Ты уходишь?! - в глазах Женщины заблестели слёзы. - Но теперь я не смогу без тебя! - Успокойся, - произнесла Кошка. - Я просто иду погулять, скоро вернусь. И не запирай, пожалуйста, дверь. Ведь независимость - это вовсе не отсутствие зависимостей, как тебе казалось. Это - знание того, что дверь открыта. А ещё независимость - это счастье. Оттого, что у тебя есть кто-то, к кому ты готова триста сорок семь километров идти пешком... И Кошка вышла за порог, ободряюще улыбнувшись Абсолютно Нормальной Женщине. |
Ещё одна сказка о любви
Одна женщина очень хотела высокой, чистой и настоящей любви. Бессонная ночь, мокрая от слёз подушка. Одинокая женщина вся в слезах стоит на коленях в углу перед образами и исступлённо молится: - Господи, пошли мне Любовь, настоящую, а то уже совсем мочи нет одной маяться! Отдам за любовь всё что ни попросишь... Тут разверзаются небеса, типа, открывается в потолке люк, и оттуда слышится голос: - Я услышал твою молитву, дочь моя. Я пошлю тебе любовь. Молящаяся громко стукается лбом об пол. - Спасибо, Господи! Между тем, голос сверху продолжает. - Но ты сказала, что отдашь за любовь всё что угодно. Верно ли это, дочь моя? - Да, Господи. - Готова ли ты отдать свою ногу? - ?! - Ты попадёшь в автокатастрофу, тебе отрежут ногу. Но в больнице ты повстречаешься с молодым врачом, и вы полюбите друг друга. Искренне и навсегда. Он будет носить тебя на руках... - А я буду без ноги? - Да, дочь моя. Вы проживёте долго и счастливо... - А можно я всё-таки останусь с ногой? После минутного молчания голос, немного посуровевший, заговорил вновь: - Хорошо, дочь моя. Продай свою квартиру в Питере, деньги отдай своей больной матери, а сама поезжай в деревню Голожопино, что в Псковской губернии. Там во второй избе слева живёт Игнат. Правда, он сейчас пьёт сильно. Но, повстречав тебя, он сразу же сильно-сильно тебя полюбит и пить бросит. А через недельку позовёт тебя замуж. Жизнь ваша наладится, скоро вы купите козу и десять куриц, а потом и корову, и заживёте счастливой семейной жизнью. Вам будет завидовать вся деревня. А потом у вас родится замечательный сыночек Ванечка... - Господи, а можно не продавать квартиру? Ну, чтобы здесь было счастье, в Питере? - Типа, нахаляву? Немного помявшись и густо покраснев, она тихо промолвила: - Да... Сверху недовольно покашляли, но ответили: - Можно. Завтра утром, ровно в десять часов, выйдешь из дома. На скамейке возле подъезда будет сидеть мужчина с журналом "Огонёк" в руках. Это и будет твоё счастье. Подойдёшь к нему, и всё получится само собой... Уже два года, как она вышла замуж за своего соседа сверху. Она его очень любит, он же пьёт, гуляет, а придя домой пьяный, любит ввалить ей в табло, если она сильно разевает варежку. Вариант, конечно, не самый лучший, но зато при ней остались и нога, и квартира. ---------------------------- Кощей ЛТД Кощей сидел на троне из черепов и уныло ковырялся в зубах. - Не вели казнить, вели слово говорить! – проорал гонец, падая перед ним на колени и истово стуча головою об пол. - Харе долбиться! Все послание из головы выстучишь. – раздраженно произнес Кощей, глядя на старания гонца. - Повелитель! – быстро произнес гонец, и снова стукнулся головой об пол – Новость великая! - И что за новость? – в глазах Кощея загорелись искорки любопытства. - Иван-царевич, ну тот что дурак, нашел Василису в болоте и того самого... - Съел что-ли? - обрадовался Кощей. - Нет, повелитель. Поцеловал... - И вправду дурак! – выдохнул Кощей. - Так эта, повелитель, он ее обращенную в дворец забрал, и жениться собирается. - Жениться, говоришь? Ну, это он зря... Уж на что я терпеливый, и то ее жабью натуру вынести не смог... Ох, зря я ее после того как заколдовал не съел! Попортит она честным людям еще нервы. Хотя... – Кощей полез в карман и вытащил визитку. – На вот, передай царевичу. Глядишь, хоть подзаработать на этом дураке удастся... На визитке крупными буквами было написано: ООО "Кощей ЛТД". Превращение жен в лягушек, помощь в выселении на болото. Постоянным клиентам скидки. |
Занимательная арифметика для скучающих драконов
Svengaly -Мне скучно, бес, — пожаловался дракон. — Заведи блог, — посоветовал бес. *** В «Интересах» дракон указал «принцессы» и «золото». Местоположение — «Пещера». В первый же день на него подписались четырнадцать юзеров. — Кто это? — спросил дракон у беса. Оказалось, семь гномов, четыре бухгалтера, два спелеолога и один педофил. — Укажи пол, — прошептал бес. Дракон указал: «мужской». Не успел отнять лап от клавиатуры, как на него подписалось триста сорок юзеров: триста девиц, тридцать принцесс, девять девиц, выдающих себя за принцев, и почему-то один рыцарь. — Я не знаю, о чём с ними разговаривать, — пожаловался дракон. — Может, надо было написать, что я люблю ещё и рыцарей? — Напиши в интересах: «кулинария», — предложил бес. Этим интересом дракон заработал четырёх поварих, но уже на следующий день обнаружил бегство одного бухгалтера, трех гномов и четырнадцати девиц. — Почему?! — взвыл дракон. Потеря была чувствительна. Он переживал убыль так, будто из его груды золота отчерпнули ведром и убежали. — Потому что ты ничего не пишешь, — объяснил бес. — Блоги заводят, чтобы писать в них, читать в них, делиться награбленным и ходить на войнушки. — Как всё сложно, — пробурчал дракон. — Недосуг мне посты писать — реал. Я сегодня как раз собирался украсть девицу. — Укради и напиши об этом. Дождавшись, пока дракон улетит, бес забрался в сеть под его паролем, зашёл к тысячнику Ланселоту и написал: «На последнем турнире ты фехтовал как говно». Потом зашёл к многотысячнику Мерлину и написал: «В последнем сражении ты колдовал как говно». Потом зашёл к Гвиневере и написал: «Видел тебя, пролетая над Камелотом. Срочно худей». Продублировал все записи в блоге. Повалился на кучу золота и стал плевать в потолок. *** Девица куксилась и не хотела идти на контакт. — Почеши мне спинку, — сказал дракон. Девица фыркнула и отвернулась. — Свари мне какао, — попросил дракон. — Ещё чего! — буркнула девица, рассматривая ногти. — А у меня блог есть, — робко сказал дракон. Девица оживилась. — Можно посмотреть? Дракон зашёл в блог и протёр глаза. Полтыщи рыцарей, оруженосцев, слуг, землепашцев, принцесс, просто девиц и просто каких-то непонятных созданий подписались, чтобы полюбоваться на растерзание дракона. Тысячник Ланселот, многотысячник Мерлин и королева Гвиневера со всеми своими почитателями стояли лагерем в его блоге. — Ой как много у тебя комментов! — удивилась девица. — Тебе не нравится Ланселот? По-моему, он душка. — А по-моему, тушка, — мрачно сказал дракон. Зашёл к Ланселоту и написал: «Извини, я не хотел тебя обидеть. Бес попутал. С людьми ты фехтуешь неплохо, может, даже хорошо. Хотя против дракона ты всё равно говно. Извини ещё раз, но это правда». Потом написал Мерлину: «Извини, я не хотел тебя обидеть. Бес попутал. Среди людей ты крутой колдун, хотя против драконьей магии твоя всё равно говно. Извини ещё раз, но это правда». Гвиневере написал: «Не худей. У тебя отличная попа, большая и мягкая. Драконы не собаки, на кости не бросаются». — Вот и извинился, — благостно сказал он девице. *** Последующая неделя выдалась напряжённой. Дракон не воровал принцесс, не бился с рыцарями, завалил вход камнем и написал на нём: «Улетел в Турцию». Девице выдал доску и мел: записывать прибыль и убыль читателей. Бес подсказывал ники сбежавших и остроумные реплики в адрес тысячника Ланселота, многотысячника Мерлина и королевы Гвиневеры со всеми их почитателями. К концу недели битва пошла на убыль. Зрители соскучились и начали разбегаться. С Ланселотом дракон помирился, Мерлин поставил его в игнор, Гвиневера встряла в дискуссию о диетах и пропала на восемнадцатом листе. На блог подписались пятьдесят четыре тролля, одиннадцать эльфов и один пикси, практикующий бякинг. Дракон и девица торжествовали. Отдохнув, дракон написал репортаж о похищении девицы. Бес сделал рисунок уносимой в когтях девицы: дракон пышет огнём и машет крыльями, девица визжит, юбки реют по ветру, вид снизу. — Мне не надо худеть! — сказала девица с гордостью. Дракон радостно подсчитывал прибывших читателей. Зато от него отписался ещё один бухгалтер. Дракон занервничал и написал пост про золото. На него подписались несколько гномов, царь Мидас и налоговые службы всех окрестных королевств. Отписалось полдюжины рыцарей-бессребреников. Дракон крякнул и выдал пост про особенности осады замка с воздуха. На дракона подписался один король, туча рыцарей и некто под ником Икар. Целый рой принцесс отписался. Дракон завыл и позвал на помощь девицу. Вдвоём они сваяли пост о тенденциях моды в грядущем сезоне. Подумав, дракон добавил рецепт рыцаря, тушёного в собственных латах. Отписалось несколько духовно богатых дев, один нервный рыцарь и сорок человек, внезапно оказавшихся вегетарианцами. — А ты их прокляни, — посоветовал бес и заткнул пасть кисточкой хвоста, чтобы не рассмеяться вслух. Дракон крякнул и записался в сообщества «Проклинаем вместе» (модератор Моргана) и «Вуду буду» (модератор Суббота). Пост с грамотным, развёрнутым проклятием отписавшимся (до седьмого колена) вышел в топ. На дракона подписалось множество ведьм, тринадцать некромантов и сообщество «Великий Инквизитор» (модераторы Шпренгер и Инститорис). Отписалось сорок девять юзеров, все по разным мотивам. Дракон перестал есть и осунулся. По ночам он плакал и звал маму: ему снились толпы незнакомых юзеров, которые подписывались на него и тут же отписывались, заливаясь сатанинским хохотом. Девица гладила его по голове и поила молоком. На седьмую ночь она нашла в груде золотые ножницы и перерезала кабель. Вайфая в пещере не было. *** Без блогов дракон ожил, поздоровел, занялся силовыми упражнениями — таскал овец и принцесс, сносил свою девицу в Турцию, и всё было хорошо, если бы не… — Мне скучно, бес, — пожаловался дракон. — Гм. — Бес задумался. — А ты не пробовал поучаствовать в литературном конкурсе?... |
Посторожнее с обещаниями
cernos Иван-Царевич бродил по лесу, выискивая стрелу. - И где она, мать ее? Сюда же стрелял. В лес. Логичнее, конечно было выстрелить в поле, но там – подсолнух. Потом по подсолнухам носиться, искать... Нереально. Лучше в лесу. - Не стрелу ищешь, добрый молодец? - голос лягушки был на удивление низким и мелодичным. - Ее треклятую. Не падала тут? - Вот она. Она? - Она вроде. Похожа. Наконечник золотой... Понимаю, что глупо. Понимаю, что расточительно. Традиции, мать их... И жениться уже давно можно по-человечески. Так нет же... Стреляй, ищи... Нашел вот. - В жены меня хочешь взять? - Не хочу. Но придется. Слово дал. Где упадет стрела – там и женюсь. - Женишься? Обещаешь? Точно? Обратку не дашь потом? - Слово царевича! Падлой буду! Чего уж? Не первое поколение царевичей так женится. Кому больше везло, кому меньше. Чего там делать надо? - Целуй меня. - Фиии, жаба... Ну, чего уж там? Цалую... БЗДЫЖШЬ! Поляну заволокло туманом... Из тумана шатаясь появился царевич. - Фигассе! Ну где ты там, ненаглядная? Покажись мужу. Из тумана вышел юноша. Странный какой-то. Женоподобный весь. - Не понял. – удивился царевич – Пацан, ты тут царевну не видел? - Недоросль... – жеманно захихикал юноша. – Самца лягушки отличить от самки не могут, а туда же – жениться. Дал слово – держи. Ты на мне жениться обещал, праативный... |
Сирота Федот
goos Когда Матрёна Гаврилинчиха отдала Богу душу, домовой Федот, живший за печкой, решил не задерживаться в хате. Делать там всё равно уже нечего. Никто уже не вселится в эту перекошенную глинобитную халупу, крытую прелой соломой. Похорон ждать он тоже не собирался – поп придёт с кадилом, икон понавешают, свечи церковные жечь начнут: какому домовому такое понравится. Жаль было хозяйку, с которой душа в душу столько лет прожили, а перед тем с отцом её, а ещё раньше с дедом. Матрёна завсегда уваживала - то пирожок оставит на столе, то сала кусочек, то молока в стакане, а Федот за это в долгу не оставался – мог и двор подмести, и хоря от курей прогнать, и паутину в углу смахнуть. Да и всякую нечисть приблудную в дом не пускал. А теперь почувствовал себя совсем сиротой. Дом тоже умер вместе с хозяйкой. Дождавшись, когда сядет солнце, поклонился лежащей на полу покойнице и вышел во двор. Потрепал по холке старого пса Букета, который тоже почуяв неладное, тихонько подвывал на взошедшую луну, оглядел в последний раз своё небогатое хозяйство и подался прочь. Дойдя до края села, решил попрощаться с приятелем своим, домовиком Стёпкой, что у Макарченков хозяйничает, взобрался на крышу их дома и позвал в печную трубу. - Кого это там носит? – недовольно отозвался Стёпка. - Это я, Федот, проститься пришёл. - Далеко собрался? – показалась из трубы бородатая голова. - Померла моя Матрёна. Не знаю теперь, что делать. Пойду, куда глаза глядят, может, где пристроюсь. - Да, брат, скоро все мы пойдём по миру. В селе осталось пять калек. Мой тоже на ладан дышит. А знаешь, что? Свояк мой, Трофимка, в город подался. Там, говорят, домов настроили, а нашего брата по пальцам перечесть можно. Найди его, может, пособит советом, подскажет, что и как. А там и я, глядишь, заявлюсь. - Ну, пошёл я, пока роса не села. - Давай, не унывай. Скатертью дорожка, сосед. Федот спрыгнул вниз, и побрёл по нескошенной ещё ниве. Если бы кто знающий, умыв глаза соком обоянь-травы, посмотрел, что это колышет колосья ячменные, то увидел бы бредущего старика с давно нечёсаной бородой, в стареньком армяке, лаптях и овчинной шапке. Но так как знающих сейчас и не сыщешь, то выглядело это, словно ветерок пробежал по полю. Проходя мимо заросшего пруда, Федот перекинулся парой слов с водяником, примостившимся на перекошенной сиже. Тот пожаловался, что камыш совсем одолел, рыбы почти не осталось, русалки все растаяли и унёс их предрассветный ветер с лугов, а новых утопленниц вовек не дождёшься, потому, что купаться сюда никто не ходит. Домовой задерживаться не стал, а то, того и гляди, хозяин пруда схватит за ноги и утащит к себе на илистое дно, чтобы не было ему скучно одному. До города Федот дошёл только к рассвету. День – не лучшее время для нежити, поэтому он забрался под мохнатые лапы ели и проспал до самого заката, улыбаясь во сне воспоминаниям о покинутом доме. Город даже ночью горел огнями, и люди, вместо того, чтобы лечь вместе с солнышком, слонялись без дела под жёлтым светом фонарей. Дома, огромные, с бесчисленным количеством окон, и на дома похожи не были. И шумело всё. Не было той ночной глухой деревенской тишины, когда слышно даже малейшее шевеление воздуха. Федот позаглядывал в окна: другие домовые не попадались, можно было смело селиться, облюбовать местечко в тёплом углу. Только вот неуютные были дома – слишком много света и звуков. У Матрёны всегда было тихо. Домовик любил сидеть за печкой и слушать, как шуршит юбкой и шлёпает босыми ногами по земляному полу хозяйка, как звенит посуда и трещат дрова, вдыхать запахи борща и пирогов. Ворчание Букета в будке, писк цыплят в закутке и шорох мышей в клуне были неотъемлемой частью уюта. Здесь же и говорили громко, и музыка звучала странная, и пахло в домах неаппетитно. Домовик присел на скамейку и загрустил, сожалея о своём путешествии. Уж лучше, наверное, было бы нырнуть в омут к водяному – всё к дому ближе. А где Трофима искать? Как тут можно найти кого-нибудь? - Что, дядько, опечалился? – раздался за спиной голос. – Заплутал, что ли? На спинку скамейки запрыгнул большой рыжий кот, сел, обвернувшись хвостом. - Ты ещё кто такой? - А я вас знаю. Вы у Матрёны жили. Не узнаёте меня? - Не припомню. Кот спрыгнул на землю, три раза кувыркнулся через голову, и перед Федотом предстал мужичок, невысокого роста, рыжий, с лицом, усеянным веснушками. Присел рядом. - Ну, что, теперь вспомнили? - Вот, бесья душа, - воскликнул Федот, - Васька–окрутник! То-то я смотрю, пропал ты с села. Думал, собаки загрызли уже. - Да, сейчас! Я сам кого хочешь, загрызу. Ушёл я с села. Что мне там, мышей ловить? А тут хорошо – живу в доме, сплю целый день на диване, кормят меня от пуза, за ушком чешут, блох травят. А ночью я уже сам по себе гуляю. В человека почти не оборачиваюсь. Котом оно как-то легче жить. - Эх, измельчала нечесть, - вздохнул домовик. – Раньше, помню, ты всё чаще в волка окручивался, скотину рвал, да девиц душил, что дотемна загуляются возле леса. А сейчас вона как – кот, говоришь. - А мне что? Я хозяев приучил, что ем только мясо, да чтоб ещё с кровью. А вы какими судьбами тут? - Да вот, остался я сиротой. Ищу теперь, где пристроиться, но только мне всё не по душе. Мне бы Трофимку найти, может, он что подскажет. Не знаешь, случаем, где его найти? - Как не знать? Сюда много наших перебралось. Даже ведьма Аниська, и та сюда съехала. Теперь к ней очереди, кабинет свой открыла – народный целитель и гадалка по совместительству. А к Трофиму свожу вас, здесь недалеко. Васька снова кувыркнулся три раза и обратился котом. Пошагал важно, подняв трубой хвост и оглядываясь, не отстаёт ли Федот. ...Сергея Ивановича разбудил звонок в дверь. Часы показывали час ночи. Кого это там нелёгкая принесла. Сергей Иванович пошёл в коридор, спросонья тычась то в шкаф, то в дверной косяк. Посмотрел в глазок – никого. Наверное, молодёжь балуется, а может, приснилось. «Кто там?» - спросил на всякий случай. Никто не отозвался. Он вернулся в спальню, лёг, обнял спящую жену и тут же провалился в сон... - Кого там черти носят? – недовольно спросил Трофим. - Свои, - раздался из-за двери незнакомый голос. - Я сейчас этим своим так наваляю, чтоб забыли сюда дорогу навеки. Пошёл прочь. - Трофим, это Федот с Тихояровки. - Не знаю никого. Вас только пусти, потом не выгонишь. Иди, откуда пришёл. Федот – обормот. - Мне Стёпка, свояк твой, обещал, что ты поможешь. Говорил, что ты здесь освоился. - Стёпка, говоришь. Ну, раз Стёпка, то заходи. Только смотри, это мой дом. Двоим тут хозяйничать нечего. Федот прошёл сквозь дверь, попал в узкие длинные сени. Всё было чисто, и одежда нигде не висела. Только стены, двери, и зеркало. Ни тебе вёдер, лопат, граблей. Ни галош, ни фуфаек на гвоздях, вбитых в стену. И пахло странно – вроде цветами, но не живыми, не настоящими. Трофим был коротко стрижен, без бороды и одет в мягкий полосатый халат. - Давай, в кухню проходи. Трофим показал на одну из дверей. Они зашли в небольшую комнату, совсем не похожую на те, что были у Матрёны. Чистая, с белыми стенами, с мебелью необычной. Ни тебе печи, ни тазов, ни кочерги с ухватом. И посуды не видно никакой. В углу гудел большой белый шкаф. - Садись, - Трофим подвинул табурет, сел сам на другой. - Что ты, Федот, сразу не сказал, что это ты. А то я думаю, что за Федот? Сколько лет не виделись. Какими судьбами? - Да Матрёна моя окочурилась, вот я и решил пойти себе домик присмотреть. - А меня сюда вместе с дедом Микитой привезли. Как стал он плох, так его дети в город забрали. Ну и я в машину запрыгнул, вот и приехал. Всё ж лучше со своими, чем бродяжничать потом. Микита недолго протянул, и помер месяца через три с непривычки к городу. А я задержался. Куда мне идти? Вот и живу тут. - Ну, и как тебе тут? - Да привык уже, но всё равно, тянет меня обратно. Только говорят, что и хата уже сгорела. - Сгорела, точно, прошлым летом. - Эх, тоска. Есть хочешь? - Не отказался бы. Трофим деловито стал накрывать на стол. Не открывая дверцу в белом гудящем шкафу, прямо запуская руку сквозь стенку, стал доставать оттуда банки, тарелки и кастрюльки. - Никто мне ничего не оставляет на столе, потому что не верят в меня, - ворчал он, - вот, и приходится самому хозяйничать. Во, тут и бутылка есть. Отметим встречу? Так, что тут у нас? Тефтельки, селёдочка, салатик мой любимый, огурчики маринованные. Хлеб не забыть… Хлеб тут жуткий, то ли дело деревенский, из печи. Помнишь? - Помню, помню. Совсем недавно ел. - Ну, за встречу. Домовые на самом деле едят не так, как люди. Оставишь ему пирог на столе, утром пирог и останется, но домовик сытый, за печкой пузо потирает. Люди знающие говорят, что то, что домовику оставил, есть нельзя, ни самому, ни скотине давать. Заболеть не заболеешь, но и пользы уже никакой от этой еды не будет. Еда, извлечённая из холодильника, как и водка, так в холодильнике и осталась, но в то же время, и стол накрыт. Смысл таких парадоксов людям не понять, а для домовых это настолько очевидно, что они даже не задумываются, как оно так происходит. Выпили, захрустели огурцами. Трофим малость пожаловался на городскую жизнь, мол, трудно тут домовым. Работы никакой, разве что пыль стереть да цветы полить. А так хозяйства никакого. Одно радует – жильцы весь день на работе, занимайся чем хочешь – телевизор смотри, спи сколько влезет в мягких креслах, ешь чего хочешь. Только скучно, и не верят в него. Он уже и напоминал о себе – то одеяло ночью стащит со спящих, то крупу рассыплет на пол, то чашки переставит в другом порядке. А они как будто и не замечают. Пожмут плечами и всё. А без веры в неё любая нечисть начинает таять, бледнеть, сохнуть, и поговаривают, может совсем исчезнуть. - Это уж точно, - подтвердил Федот, - слыхал я о таких случаях. Вон, лешие совсем перевелись. Леса теперь без присмотра, да и кикимор почти не осталось, а русалки и вовсе вывелись. - А помнишь, как мы русалок гоняли по лугам? Как они визжали, и в рассыпную в реку. А меня бесята болотные однажды чуть не утянули. Еле отбился. - А леший охотников стращал. Пантелея кривого совсем удушил за то, что медвежонка пристрелил. Давно это было. Ох, давно. А сейчас нас и не боятся совсем. - Знаешь, как нас называют теперь? Барабашки! Придумают же такое. Знаешь, брат, я вот чувствую, что и со мной что-то неладное творится. Как-то неуютно мне порой, то кашель одолеет, то голова закружится, то ломает всего. Совсем без работы я засиделся. - Я Василия-оборотня встретил. Тот вроде не жалуется. - Все мы не жалуемся. Видал я его на днях. Шерсть плешью пошла, зуб выпал, и глаза мутные какие-то. Скоро, брат, все мы останемся только в сказках, которые никто и не читает уже. Дети хрень всякую по телевизору смотрят про придуманных героев, да про нечисть нерусскую. А своих не помнят и не уважают. И не боятся совсем. - Не боятся, говоришь? – Федот после третьей рюмки совсем отошёл от тоски, а разговоры о незавидной участи нежити ввели его в состояние протеста. – А как ты посмотришь, если мы их напугаем? А? - Да ну их. - Я без твоего разрешения в твоём доме хозяйничать не могу. А то бы показал им, кто хозяин в доме. Изрядно посоловевший Трофим злорадно улыбнулся. - Давай, делай, что хочешь. А то и впрямь я сам в себя скоро верить перестану. Помню, раньше, если хозяин чем не угодит, так я его так ночью придушу, что на следующий день он у меня как шёлковый ходил. Федот взял чашку с полки и швырнул в стену. Осколки звонко посыпались на пол. - Ой, что это там? – послышалось из спальни.- Серёж, сходи, посмотри. Почти сразу появился Сергей Иванович, потирая сонные глаза. Увидел на полу разбитую чашку. Долго крутил головой, пытаясь высчитать траекторию полёта, откуда и почему упала посуда. Сидевшие за столом домовые с интересом наблюдали за озадаченным жильцом. - Ну, что там? – в дверном проёме показалась жена. - Да вот, чашка упала. - Странно. Ладно, пойдём спать. Завтра уберём. - Жанна, подожди, откуда она упала? - Какая разница. Мне вставать рано. Идём. - Говорю я тебе, что-то завелось у нас. - Ага, завелось, прекрати, Серёжа, неужели ты веришь в эту чепуху? - Жанна повернулась, чтобы уйти и тут ей в спину полетела тефтеля, неожиданно появившаяся над пустым столом. Тефтеля оставила на ночной рубашке сочное томатное пятно и плюхнулась на пол. Затем прямо в голову полетел кусок селёдки, и повис, зацепившись за локон. - Ты что, дурак? – оглянулась жена. - Это не я, - пробормотал побледневший от страха муж. И когда зависшая на мгновенье над столом, неизвестно откуда взявшаяся рюмка, полетела в стену, он закричал и оттолкнув жену, выбежал из кухни. Супруга недоумённо смотрела на кухонный стол. Вторая тефтеля попала ей прямо в лицо. Жанна завизжала и побежала, не переставая кричать, вслед за мужем. Федот, смеялся, схватившись за живот, а Трофим даже не улыбнулся, сидел, уставившись в дверной проём. - Ой, умора! – хохотал Федот. – Видал, как чухнули. А ты говоришь, не боятся! Будут теперь знать! - Хреново, - сказал Трофим. – Завтра попа приведут. Будут квартиру святить. - А тебе-то что? Попы нынче такие, что самих святить надо. - Да не в том дело… Хотя, знаешь, немного полегчало, но всё равно, не поверили они в меня. Во что угодно поверили, но не в меня. Назовут это всё умными словами, как их…полтергецы, или как они там говорят. Я по телевизору видел. Трофим взял на подоконнике какую-то чёрную штуковину и нажал а ней кнопку. Висевший над стеной ящик внезапно засветился и заговорил. Трофим добавил громкость. В глубине квартиры снова завизжала Жанна. Было слышно, как они наспех одеваются, и через пару минут хлопнула входная дверь. - Ушли, - вздохнул Трофим. – А ну их, совсем. Не любил я их никогда. Деда любил, а этих… Где ты взялся на мою голову. Всё внутри перевернул. А может, спас ты меня. Так и завял бы я в этих хоромах. Давай, на посошок. И пойдём. - Куда ты пойдёшь? - Какая разница. Найдём что-нибудь. Есть ещё нормальные дома, со своим двором, с собакой в будке и огородом. Они выпили и, не закусывая, вышли на улицу. Сергей Иванович и Жанна, перепуганные до полусмерти, закутанные в пледы, смотрели, задрав головы, на свои окна. Домовые прошли мимо. Федот хотел отвесить пару пентюхов, но Трофим сдержал его. - Ну, их, недостойны они. Если бы кто знающий, протёр глаза соком обоянь-травы, то увидел бы двоих подвыпивших старичков, которые, обнявшись, брели по пустынной ночной улице. И услышал бы, как поют они хмельными голосами древнюю песню, наполненную неведомыми смертным печалями. Но нет больше знающих, и язык песни давно забыт. |
Пузыри Дородная дама далеко забальзаковского возраста, в тёмно-коричневом пальто с облезлым меховым воротником а-ля шанхайский барс и стригущий лишай, раздражённо махнула рукой и радужный мыльный пузырь, который так неосторожно позволил себе приблизиться на опасно близкое расстояние, лопнул. Дама недовольно посмотрела на источник безобразия. Им оказался мальчишка лет десяти, который, не обращая ни на кого внимания, самозабвенно выдувал пузыри в непосредственной близости от прилавка с чайниками к которому стремилась дама.
- Мальчик! Иди пускать пузыри в другое место! – визгливо потребовала потенциальная покупательница электрических чайников. – Безобразие! Куда только родители смотрят! Сначала нарожают, а потом бросают в магазинах где придется, и из них потом ворьё и алкаши вырастают! Даже не взглянув на обладательницу плешивого воротника, мальчонка сделал пару маленьких шагов в сторону и продолжил своё увлекательное занятие. Пузыри у него получались замечательные. Большие, переливающиеся всеми цветами радуги и долго не лопающиеся. Дама пробормотала себе под нос ещё пару сентенций по поводу потерянного поколения и, наконец, перенесла взгляд своих водянистых гляделок на следующую жертву своего внимания. Продавец, прыщавый молодой парень с печатью тотального пофигизма на лице, обречённо вздохнул – он уже предчувствовал всю прелесть общения с этим воплощением порядка и дисциплины. - Послушайте… – дама пошамкала ртом, видимо подыскивая достаточно гуманную форму обращения к этому низшему существу с той стороны прилавка, но ничего цензурного не придумала и просто ткнула пальцем за спину парня и потребовала – Покажите вот этот чайник! Парень секунду подождал, потом медленно развернулся и глядел ряды полок, на которых стояло добрых полторы сотни представителей семейства чайников электрических обыкновенных. - Какой именно? – лениво процедил парень, даже не глядя на даму. - Вы, что слепой!? – взвизгнула дама, почуявшая наезд на её право потребителя и женщины. – Я же вам показала пальцем! - Пальцем показывать неприлично – тихо пробормотал парень и взял первый попавшийся под руку агрегат. - Вы издеваетесь!? – ещё подняв на несколько тонов свой визгливый голос, дама до предела выпучила глаза и ещё раз ткнула указующим перстом в ряды бытовых приборов. Жест пропал зря, потому что продавец даже не оглянулся. Неторопливо водрузив первый чайник на своё место, парень потянулся за другим - Это вы издеваетесь – тихонько бормотал он себе под нос – Цвет хоть бы назовите! Белый? - Если вы считаете белым цвет своей рубашки, то нет! – дама влупила заряд ехидной картечи прямо в позвоночник продавцу. – Это скорее грязно белый или нестиранный белый! - Возьмите тогда коричневый! – парень небрежно стряхнул прилипшие картечины и даже не изменился в голосе. – Самый раз под цвет ваших зубов… - Всяко не в бордовую крапинку как ваше лицо! – моментально отозвалась дама. – Чёрный давай! Да не этот! Правее… Выше… левее, то есть правее… Вот этот! Искомый агрегат наконец оказался на прилавке, а оппоненты обменялись злобными взглядами. Дама начала вертеть чайник в руках, заглядывая ему и в "глотку" и в нижнюю часть, тихо что-то бормотать и делать вид, что в состоянии прочитать расплывчатые иероглифы. Парень с тоской смотрел на эти бесполезные манипуляции, а потом выпалил: - Девушки нет, вот они и не выводятся! Дама подняла на парня удивлённый взгляд и потрясённо спросила: - Кто не выводится!? - Прыщи! – в отчаянии простонал парень. Дама ещё несколько мгновений растерянно молчала, а потом тяжело вздохнула и махнула рукой: - Молодой ещё! Будет у тебя ещё девки и много будет. - Да кому я нужен!? – выпалил парень – Рожей не вышел, денег – кот больше наплачет, квартиры и машины нет… - А я уже два года без мужика! – решительно прервала дама стенания парня.- Как муженек слёг с инсультом, так и не было. А с моим возрастом и не будет уже никогда… Теперь парень замер с открытым от удивлением ртом. - Да ладно уж, чё там… - дама поставила чайник на прилавок. – Этот возьму. - Не надо! – парень оправился от шока и решительно схватил бытовой прибор. Но дама, как будто ждала подвоха и тут же вцепилась в несчастный агрегат со своей стороны. - Это почему же то!? - Дерьмо это! - Как это? – от неожиданности она даже разжала руки и парень быстренько сунул неудачника на своё место. - Это даже не Китай. Вообще левый агрегат, а сертификат поддельный. Дама не поверила своим ушам и судорожно сглотнув дрожащим пальцем ткнула в другой чайник. - А этот? В этот раз парень чётко определил цель: - Сгорит через неделю! - А этот? - Вода будет химией пахнуть! - Этот? - Провода гнилые! - Этот? - Протекает! Дама потрясённо замолчала. Не ожидала она такой откровенности. - Возьмите этот – парень нырнул под прилавок и достал нечто не очень презентабельное. - Да он страшней, чем мой облезший воротник! – возмутилась дама. - Зато дешевый и будет работать долго! – горячо проговорил парень и вдруг резко изменился в лице. Приклеив на лицо судорожно-вежливую гримасу, к прилавку, припрыгивая от распиравшего его чувства гнева, мчался старший менеджер. - Что ж ты творишь, недоумок!? – зашипел он на продавца – Мы так никогда ничего не продадим, если ты всяким идиотам будешь правду рассказывать! - А надоело! – хотя немного робко, но запальчиво возразил парнишка. – Надоело врать! - Ах, тебе надоело!? А ты думаешь, мне не надоело!? – манагер аж пританцовывал у прилавка. – Думаешь, я врать люблю!? Да мне это обрыдло уже всё! Товар – дерьмо! Продавцы ленивые! Уборщица лишний раз тряпку не выжмет. Пьяные грузчики роняют коробки на разгрузке. Зам директора своёго плямяша по блату завскладом устроил, а он ворует! А я потом недостачу должен расписывать по всем остальным! Мне это ОБРЫДЛО! Рядом с прилавком потихоньку начали задерживаться удивлённые люди. А старший менеджер уже распалился настолько, что буквально кричал: - Это что!? Чайник? Убери это убожество! Мадам! Я вам сейчас принесу настоящий немецкий чайник в дизайнерском исполнении и продам по цене отечественно брака. А разницу повешу на этого алкаша и ворюгу завскладом! - Да ну, что вы! Не стоит! – мадам даже ухватила менеджера за рукав, дабы он не убежал за чудо-чайником. – Ну и зачем мне в не ремонтированной пятнадцать лет хрущёвской кухоньке дизайнерский чайник? Это я ж просто так к продавцу цеплялась. Хоть здесь пообщаться, а то и поговорить то мне не с кем… - Тем более, мадам! – развернувшись к обалдевшему продавцу, старший менеджер решительно рубанул воздух рукой. – Весь брак на склад! Теперь будем продавать только качественный продукт! Надоело врать! - И мне надоело! Увлёкшиеся своим разговором троица и не заметила, что их уже окружила плотная и многочисленная толпа людей. - И мне надоело! – это басил невесть откуда взявшийся здесь толстый ГАИшник.- Надоело взятки брать! За человека ведь не считают! И правильно делают. Все берут и начальник мой тоже берёт! Совесть водкой заливаю до потери сознания! А поговорить-то и не с кем… Одобрительный гул прокатился по толпе людей. - А врачи, что лучше? – выкрикнул интеллигентного вида мужчина. – Я врач, я знаю! Вместо того, что бы лечить людей, мы специально их гоняем из кабинета в кабинет, чтобы заставить пациентов, как можно больше денег оставить в больнице… Надоело лицемерие! - А я пью в одиночку… -А я … Толпа людей волновалась и шумела… Маленький мальчик выдул последний мыльный пузырь, и тщательно закрыв баночку с раствором, сунул её в карман курточки. «А ведь действительно! – улыбнулся мальчонка – Если добавлять эликсир Правды – то пузыри дольше не лопаются!» Он оглянулся по сторонам и направился в сторону косметического отдела… «А завтра экскурсия в Кремль – подумал мальчонка - надо будет и там пузыри попускать…» © Laputa |
Анна Валерьевна умерла достаточно спокойно. Инсульт произошёл во сне, и потому проснулась она уже не у себя в кровати, а в просторной комнате с множеством других людей, как и она, ожидавших увидеть нечто иное. Потолкавшись среди народу и выяснив, что к чему и где, Анна Валерьевна протиснулась к большому справочному бюро, которое сначала направило её обратно в очередь, потом на выход, и только с третьего подхода (к вящему удовлетворению Анны Валерьевны, ибо и не таких бюрократов штурмом брали) операционист удосужился пробить её по базе данных и сообщил:
- Вот распечатка кармы, третий кабинет направо за левым углом - получите комплектацию. Потом подойдёте. Следующий! Анна Валерьевна послушно взяла распечатку, ничего в ней не поняла и проследовала в указанном направлении. - Карму давайте! - Анна Валерьевна подпрыгнула от неожиданности. - К-карму? - А вы можете дать что-то ещё? - Цинично поинтересовались за стойкой и буквально вырвали из рук Анны Валерьевны распечатку. - Так, карма у вас, скажем прямо, не ахти. Много с такой не навоюешь. - Я не хочу воевать, - испуганно пролепетала Анна. - Все вы так говорите. - Отмахнулись от неё и продолжили, - На ваше количество набранных баллов вы можете купить 138 земных лет человеческой жизни, 200 лет птичьей или лет 300 в виде дерева или камня. Советую камнем. Деревья, бывает, рубят. - Сто тридцать восемь... - начала было Анна Валерьевна, но её опять перебили. - Именно сто тридцать восемь лет стандартной и ничем не примечательной жизни, заурядной внешности и без каких-либо необычностей. - А если с необычностями?... Это я так, на всякий случай... Уточняю... - Ну, выбирайте сами. Необычностей много. Талант - 40 лет жизни, богатство - в зависимости от размера, брак, честно вам скажу, полжизни гробит. Дети лет по 15 отнимают... Вот вы детей хотите? - Нет... То есть, да... Двоих... Нет, троих... - Вы уж определитесь. - Брак, троих детей, талант, богатство, и чтобы по миру путешествовать! - На едином дыхании выпалила Анна Валерьевна, лихорадочно вспоминая, чего ей ещё не хватало в той жизни, - и красоту! - Губа не дура! - Хмыкнули из-за прилавка, - А теперь, уважаемая Анна Валерьевна, давайте посчитаем. Брак - это 64 года, остаётся 64. Трое детей - ещё минус 45. Остаётся 19. Талант, допустим, не мирового масштаба, так, регионального, ну, лет 20. А богатство - лет 20 минимум. Лучше надо было предыдущую жизнь жить, недонабрали лет. - А вот... - Прикусила губу Анна Валерьевна, - если ничего... - А если ничего, то 138 лет проживете одна в тесной квартирке, достаточной для одного человека, и при здоровом образе жизни в следующий раз хватит на побольше лет, - отбрили Анну Валерьевну. - И ничего нельзя сделать? - Ну, почему же? - Смягчились за прилавком, - Можем организовать вам трудное детство - тогда высвободится лет 10. Можно брак сделать поздним - тогда он не полжизни отхватит. Если развод - ещё кредит появится, а если муж сатрап, то авось и талант мирового масштаба сможем укомплектовать... - Да это же грабеж! - Свекровь-самодурка карму неплохо очищает. - Проигнорировали её возмущение и продолжили, - Можно вам добавить пьяного акушера и инвалидность с детства. А если пожелаете... - Не пожелаю! - Анна Валерьевна попыталась взять в свои руки контроль над ситуацией, - Мне, пожалуйста, двоих детей, брак лет этак на 40 по текущему курсу, талант пусть региональный будет, ну и богатство, чтобы путешествовать, не больше. - Все? Красоты вам не отсыпать? У вас ещё 50 лет осталось... Нет? Тогда комплектую... - Девушка за прилавком достала кружку и стала высыпать в неё порошки разных цветов, приговаривая себе под нос: "Брак сорокалетний, есть; дети - две штуки, есть; талант... талант... вот, пожалуй, так; деньги... сюда, а остальное от мужа еще... Все!" Анна Валерьевна недоверчиво покосилась на полулитровую кружку, заполненную цветным песком, которую ей протянули из-за прилавка. - А если, скажем, я талант не использую, я дольше проживу? - Как вы проживете - это ваши проблемы. Заказ я вам упаковала, разбавите с водой и выпьете. Товары упакованы, возврату и обмену не подлежат! Если вы пальто купите и носить не будете - это уже ваши проблемы. - А... - Счет-фактура вам, уверяю, не пригодится. - А... - Да что вы все: "А" да "А"! Судьбу вы себе выбрали, предпосылки мы вам намешали, все остальное в ваших руках. Кулер за углом. Следующий! Последнее, что успела подумать Анна Валерьевна перед собственными родами, было: "Вот вроде все с моего ведома и разрешения, а такое ощущение, что меня все-таки обдурили". Хотя нет, мимолётной искрой у неё в мозгу успела пронестись мысль о том, что ей интересно, как её назовут... |
Голубые цветы
Матильда Шапиро ![]() Медведь жил между двух огромных льдин, вставших как крыша хрустального дворца и превратившихся в его уютную берлогу. Лед стал его настоящим домом, где он пробыл множество долгих, долгих лет. Ничто не прерывало его уединения, ничто не нарушало спокойствия заслуженной старости. На это добровольное заточение его обрекло безжалостное время, оставив его в этом суровом мире совсем одного. Старик не роптал. Давным, давно он перестал замечать жизнь, кипящую вокруг него. Для медведя все в этом мире закончилось и пролетело, как снежная поземка. Смысл своей собственной жизни ему был неясен и безразличен, а чувство досады давно выветрилось из его нелегких дум. Такое часто случается с одинокими, потерянными стариками. Годы его жизни пролетели бесконечной чередой радостей и огорчений, минутами счастья и всплесками боли и потерь. Давным-давно ушла в мир холодного безмолвия его любимая и единственная медведица. Ушли во взрослую жизнь медвежата, а после и медвежата его медвежат. Всех его друзей и близких забрало время, но он до сих пор остался сильным и мужественным, грудью встречая препятствия и беды. Уделом всей его жизни было скитание долгими днями и бесконечными ночами по снежным равнинам и торосам преодолевая вьюгу и ветер, остерегаясь ледяных расщелин и опасных полыней. Огромная страна ледяных пустынь, в которой жил медведь, кончалась у великого моря. Границей этих миров был изменчивыйберег, где беспрестанно шла война воды и льда. Здесь на этой хрупком “конце света” огромные белые скалы порой вырастали буквально на глазах. Беспощадный ветер, поднимая огромные волны, размером в тысячу медведей, с неистовой силой отрывал льдины от берега и колол их как тонкое стекло. Но море могло быть и добрым, даже игривым и ласковым, и тогда берег нарастал молодым припоем, таким прозрачным, что сквозь него были видны чудеса подводного царства, на которые с удивлением взирали жители ледяной страны. Эта стихия всегда была для них добрым кормильцем, так трепетно заботящимся о каждом существе. Море было гораздо старше самого белого медведя. Оно было еще при его отце. Даже его дед, когда он был шаловливым медвежонком, рассказывал ему о том, как оно с незапамятных времен кормило всех жителей полярной страны вкусной рыбой, дарило им радость купания в его водах и баюкало легким шелестом своих волн. Только здесь можно было встретить тюленя, столь вкусную и редкую добычу в этих местах. Медведи знали, что море может быть добрым, но порой и опасным, они знали, когда нужно держаться от него подальше. Когда шумела буря, ветер ревел так сильно и страшно, что даже мужественные сердца медведей сжимались от ужаса перед огромной силой этой неистовой стихии, столь похожей на огромное и свирепое живое существо. Однажды утром, время не оставило нам свидетельств когда это произошло, наш старый медведь, как обычно, пошел к краю льдов, туда, где кончался белый мир и начиналось великое море. Досыта наевшись рыбы и вернувшись обратно, старик, раздобревший и довольный, лег у входа своей берлоги. Был день. Длинный, длинный, полярный день. Солнце стояло на месте у самого горизонта, и его теплые золотые лучики играли на снегу, переливаясь всеми цветами радуги. Медведь не спал, он любовался красотой снега и солнца, их чудной и забавной игрой. Легкая поземка едва шелестела вокруг старика, загораясь фейерверком огоньков, тая прямо у носа, от его теплого дыхания. Потихоньку дрёма смежила уставшие глаза белого великана, и перед его мысленным взором побежали картины жизни уже давно минувших дней. Внезапно что-то прервало спокойное течение мысли сытого, задремавшего медведя. Нет, он не стал открывать глаза, не стал вскакивать и озираться, так как ничто не могло напугать его, он был здесь настоящим хозяином. Поэтому он только чуть, чуть приподнял веко и взглянул на снежную равнину, раскинувшуюся перед его ледяной берлогой. Сначала ничто не привлекло его внимания, но затем, приглядевшись к ярко блестевшему на солнце снегу, он увидел серо-белый комок перьев, появившийсянедалеко от него. Этот комочек вдавился глубоко в снег и был почти не виден. Старик, не вставая с места, попытался повнимательней рассмотреть нового пришельца и, в конце концов, уловил в комке сходные черты с морской чайкой – бакланом. Он снова смежил веки и отдался теплому чувству сытости и солнечного света. Заснуть он не смог. В его душе проснулось беспокойство, оно маленьким острым уголком начало царапать его могучее и суровое сердце. “Надо бы посмотреть, что там с этой бедолагой”, – пронеслось в голове нашего героя: “а вдруг он замерз…?” Мысль не успела закончиться, как медведь резким движением поднялся, как бы вырвавшись из оков умиротворения и сна. В этом движении было что-то совсем новое и необычное для могучего хищника, раньше он так никогда бы не поступил. Какое ему дело до баклана? В лучшем случае ему пришла бы мысль съесть птицу и только. Но, чтобы пожалеть?! Может это старость и близость смерти? Медведь подошел к растерзанному тельцу птицы, беспомощно свернувшейся жалким комком в пушистом снегу. Было видно, что чайка упала в снег с большой высоты, по-видимому, устав до потери сознания. “Замерзла”, – подумал медведь. Он повалился всей своей тушей в снег, рядом с маленьким путешественником, обняв его своей могучей лапой. Мохнатый зверь стал облизывать своим горячим языком замерзшую птицу, чтобы она поскорее согрелась. Прошел час, птица ожила и, увидев медведя, в страхе сжалась еще сильнее, даже не пытаясь защититься. Старик почувствовал прилив теплой волны трепета давно неведомых ему чувств. Это был трепет счастья, ведь он спас жизнь! Он поднялся со снега и нежно, чтобы не поранить баклана взял его в пасть, зажав между острыми белыми клыками, и понес в берлогу, тихо и очень аккуратно переступая лапами по снегу. Дома медведь положил баклана на снег в угол. В берлоге было тепло, здесь не дул пронизывающий ветер, поэтому чайка быстро согрелась, усевшись на свои розовые лапки. Тем временем хозяин вышел из берлоги и, не сказав ни слова, куда-то ушел. Чайка подумала, что хуже уже не будет, и решила остаться у медведя в берлоге, к тому же она давно не ела и изрядно обессилела. Птица даже не понимала, жива она или все это плод ее предсмертной фантазии. Снаружи раздались мягкие шаги огромных лап, потом на снег у входа в берлогу легла тень гиганта, и внутрь вошел наш старый приятель, полярный медведь-великан. Баклан никогда не видел таких огромных зверей. Это был истинный богатырь, весь седой, с кудлатой, длинной шерстью. В пасти он держал большую рыбину, еще бившую в воздухе хвостом. Косолапый подошел к баклану и положил рыбу рядом с ним. “Ешь”, - коротко сказал он птице. Чайка, не смотря на испуг, схватила рыбу и быстро ее проглотила, она была очень голодна. Медведь, тем временем, широко зевнул и лег на бок у входа, закрыв глаза. Баклан, уяснив, что ничто ему не угрожает, свернулся в клубок, подвернул под крыло голову и тут же забылся тревожным, но беспробудным сном. Следующим утром хозяин проснулся рано и вновь пошел к морю за едой, надо было накормить своего постояльца. Он не торопясь искупался. Вода была мягкой и нежной, она с легкостью приняла в себя мохнатого мишку. Насытясь рыбой, он поймал большую, жирную сельдь для баклана. Выбравшись на лед, он отряхнулся, подняв целый фейерверк сверкающих морозных брызг, звонкими бриллиантами разлетевшимися во все стороны. Переваливаясь, он побежал домой, к своему новому другу. Когда медведь вошел в берлогу, птица уже не спала. Баклан, забившись в угол берлоги, спросил: “Почему ты не съел меня?” Медведь, положив перед ним рыбу и усевшись на задние лапы, помотал головой и честно ответил: “Сам не знаю. Жалко стало тебя. Так вот ... и получилось...” Чайка быстро, давясь, с жадностью съела вкусную, жирную рыбу и, заев ее снегом, от души поблагодарила доброго старика. “От чего ты так обессилел?” - спросил медведь птицу. “Сначала отбился от стаи, потом попал в пургу, а после меня ветром оторвало и унесло от моря, а там без еды долго не протянешь. Силенок не рассчитал....” - у баклана перехватило горло, он вспомнил недавнюю борьбу за свою жизнь - “Вот и рухнул как камень. Спасибо тебе. Иначе я бы погиб. До сих пор не понимаю, жив ли я?” “Жив”, – коротко подчеркнул медведь. Немного помолчав, затем добавил: “Впрочем, я тебя не держу, лети. Как только вы, птицы, летаете? Куда стремитесь, не понимаю. Зачем вам эта суета. Вот я живу здесь уже очень давно и вполне доволен. Есть рыба, есть теплая берлога, горячее солнце, снег, красивее которого ничего нет на свете, мягкое море, все как у всех. Что еще надо, не понимаю?” Баклан задумался над словами доброго медведя и ответ сам вырвался прямо из его маленького, пылкого сердечка: “Нет, медведь. Есть к чему лететь и стремиться! Как много есть в мире удивительных и красивейших мест, так радующих нас, заставляющих нас не смотря ни на что, стремиться к ним, порой рискуя своей собственной жизнью, преодолевая множество препятствий и затруднений. Видеть красоту этого мира, это значит воспевать его доброту и любовь – вот наша цель!” “Ну и что же это за цель, что за чудеса?”, - спокойно спросил медведь, - “Я давно живу, многое видел и испытал, что может быть еще кроме этой жизни, этих вечных снегов, этого неба с гроздьями переливающихся звезд?” Баклан даже растерялся. Он вдруг понял, что медведь нигде не был, он никогда не видел земли, живой весны, зеленого лета, цветов, деревьев и всего богатства природы этого бесконечного и бескрайнего мира. Он потерялся от того многого, что хотелось сказать старику. Поэтому, вначале, он ничего не промолвил. Умерив добрый порыв, своей души и сердца он начал с самого, на его взгляд, важного: “Дружище, мне можно так тебя называть?” Медведь молча кивнул мохнатой головой. “Так вот”, - продолжил баклан, - “там, за морем….” Глаза великана широко раскрылись. “Да, да, за морем”, - повторила птица, - “есть земля, и за снежной равниной тоже есть земля. Когда приходит весна, солнце начинает греть сильнее и сильнее, так сильно, что снег тает и из-под него выходит сама живая земля, это такая теплая, рыхлая, пряная, ароматная и опьяняющая...”, - птица задохнулась в порыве восторженного трепета, брызнувшего слезами из ее глаз. “И на ней, прямо из-под снега вырастают огромные, огромные, душистые цветы. Голубые, голубые, как небо, как воздух, как море, как все сразу! Они живые, совершенно живые! Эти первые цветы пахнут солнцем и землей, они опьяняют своей свежестью и ароматом, и когда дует теплый ветерок, они звенят на все лады, как серебряные сердечки-колокольчики. Динь-дон, динь-дон, динь, динь...” У чайки вновь перехватило горло от волнения, и она замолчала, захлебнувшись порывом непередаваемого умиления. “А после, из-под снега появляется зеленая трава, она шелковистая и удивительно нежная. Она ласкает всех нас, переливаясь на солнце от изумрудного до бархатисто-зеленого цвета, как бы вторя порывам весеннего ветра, а цветы радостно поют вокруг, заливаясь на все голоса. Вот это и есть прекрасная жизнь, это сама благодать, сама любовь! Разве это не счастье, разве не стоит рискнуть своей жизнью, чтобы хоть раз увидеть эту красоту? Почувствовать пробуждение жизни, еще раз увидеть весну, вновь стать вечно молодым! В чем смысл жизни, если не в красоте, любви и в вечной молодости? Видеть ее, вдыхать ее, стремиться к ней не смотря ни на что. Я так вижу свою жизнь. Не знаю как ты, но для меня жизнь это стремление к познанию и сочувствию всему миру, стремление вместить все его красоты, возвыситься до самих облаков и петь песни этой бесконечно красивой Земле всем своим сердцем, всей своей душой! Для всех тех, кто слышит меня!” Чайка остановилась, она увидела, что медведь о чем-то задумался и уже не слушает ее. Старик заснул, ему снились голубые цветы, целое море цветов, они разговаривали с ним и желали ему счастья, а он снова был маленьким медвежонком и счастливо бегал от цветка к цветку, подпевая их радостному перезвону. Когда медведь проснулся, был уже вечер. Как он определил? Это можно узнать только у него, ведь он был старожилом этих мест. Баклана в берлоге не оказалось. Медведь огорчился: “Наверняка улетел! Да и что ему тут со мной делать?” Слезы хлынули из глаз старика, как будто пропало что-то самое дорогое. Такого с ним никогда раньше не было. Он вышел из своего дома под лучи вечного солнца и вдруг увидел у входа большую рыбину, она еще была живой, а рядом сидела чайка, скромно потупившись на свою лапу. “Дружище, я решил тебя подкормить, ты не против?” - спросил баклан. Медведь оторопел. Он снова обрел друга! И эта благодарность...?! Он не нашелся что ответить и просто снова заплакал, но это были слезы счастья и радости. Ему даже показалось, что в воздухе, что-то зазвенело, что-то очень голубое и далекое. Так нашли друг друга два сердца, так слились души друзей. Любовь и радость, счастье и взаимопонимание заполнили на мгновение их жизнь. “Спасибо,” - ответил медведь: “Ты...,” - он помолчал, “...Друг! Какие у тебя планы? Ведь тебе надо лететь, скоро наступит полярная ночь и тогда даже я не спасу тебя от сильных морозов.” Баклан расправил крылья и, взлетев на медведя, уткнулся клювом ему в загривок. “Не взыщи, друг, я действительно полечу. Но я буду помнить о тебе всегда, ты будешь жить в моем сердце. Я расскажу о тебе всем птицам, чтобы они знали, что даже белые медведи могут быть добрыми, и могут быть друзьями чаек! Прощай, дружище! Прощай!” - горячо и взволнованно пропела чайка. Птица, взмахнув огромными крыльями, оторвалась от медведя и описав в воздухе широкий круг прощания, помахала крылом, устремившись на встречу огромному желтому солнцу. Понемногу ее силуэт превратился в маленькую темную точку и после окончательно растаял в лавине красного солнечного огня. Медведь был счастлив. Что-то новое пришло в его жизнь под самый ее конец. Он стоял еще очень долго, подняв свою морду вверх, глаза его слезились, толи от яркого солнца, толи от старости, толи от чувств бушующих в его груди, обжигающих его душу и заполняющих его сердце. Но всему приходит конец, и косолапый собрался в берлогу. Он долго ворочался, прислушивался и постанывал. Наконец он уснул счастливым, но полным тревог, сном. Ему снова снились голубые цветы, и счастье красоты и света заполняло его могучее сердце, слезы лились и лились из его плотно закрытых глаз на могучие когтистые лапы. Старик проснулся рано. Он устал от сна, от себя, от жизни, что-то сильно томило и заботило его. Он вышел из берлоги и огни солнца заиграли на снегу в веселую чехарду солнечных зайчиков. Нет, он был не болен. Медведь чувствовал себя бодро и уверенно. Его душа пела о красоте этого мира, полного света, тепла и природной гармонии. И все же где-то были цветы...! Медведь думал о них, идя к морю завтракать: “Что же такое красота, где ее предел, почему так бьется сердце при мысли о ней?” Вот какие вопросы теснили грудь гиганта. В его косматой голове мелькнула странная мысль: “А что, если я пойду по дороге на встречу солнцу? Я дойду до этих чудных голубых цветов, увижу землю, покрытую шелковистой, изумрудной травой? Что мне терять? Я уже стар и меня скоро ждет смерть, так увижу хотя бы еще немного, порадуюсь этому счастью, дам свет красоты этого мира своему усталому сердцу. Много горя видело оно в моей жизни, так пусть хоть умрет, если не в спокойствии, так от радости красоты, от этой вечной юности.” Так думал медведь и снова слезы катились из его глаз, падая горячими дробинками в холодный снег. Почему счастье это всегда боль? Кто знает! Следующим утром старик окинул свою берлогу прощальным взглядом. Немного постоял и, развернувшись к солнцу, бодрой рысцой побежал вперед, не оглядываясь назад и не смотря по сторонам. Ему нечего было терять, и не с кем было прощаться. Старик знал, что ждало его впереди, но неистово жаждал заветной цели, которая так звала и манила его. Много дней шел полярный медведь по снежной пустыне, его уставшее тело очень исхудало. Он давно уже не бежал, а неторопливо шел. Однажды, перепрыгивая через ледяной торос, старик оступился и, рухнув на острые льдины, сильно ушиб правое плечо и поранил левую переднюю лапу. Кровь горячим, алым потоком выплеснулась на снег, но наш герой даже не заметил этого несчастья, потому что безгранично было его стремление к своей заветной мечте. Многие старики часто не чувствуют боли, физическая боль для них ничто по сравнению с теми переживаниями и утратами, которые были в их не легкой, но порой радостной жизни. Ведь достойный удел героев это мужество и вечность. Жизнь утекала из медведя капля за каплей, но он как будто не замечал этого. Казалось, что он блажен, а может быть бессмертен...?! Великая цель его пути давала ему нескончаемые силы, а сила и красота, пробудившейся земли, питала его не молодое сердце живительной энергией. Сколько прошло дней никто не знает, но путь его был велик и опасен. Это живое творчество подвига даже ради себя, ради тех, кого он знал, память которых жила в нем, давали ему неиссякаемые силы и медведь дошел до своей цели, до неведомой и очень далекой земли. Первыми, кто встретил его, были маленькие птички. Медведь не знал, как их зовут, но уже издалека он догадался, что приближается то, к чему он стремился, и все в нем запело, затрепетало и загорелось огнем непередаваемой любви и радости. Старик размашистыми скачками полетел вперед. Снег проваливался под огромными, когтистыми лапами, он был мокрый и липкий, тяжелыми культями свисая с брюха изможденного зверя. ![]() Художник К. Крылова В воздухе что-то упоительно благоухало, затуманивая уставший рассудок старика. Он взошел на холм и вдруг внизу, прямо перед ним, раскинулась бескрайняя равнина. Огромная чаша Земли раскрыла ему свои губы в отеческом и материнском поцелуе. Она была такая зеленая, что медведь даже растерялся. Он никогда не видел столько цвета: сочного, теплого, радостного и такого глубокого! Это было само счастье! Вот она красота, красота самой жизни! У него не было слов, чтобы описать свои чувства и ощущения, в нем все звенело, гудело и пело! Мысли пропали, было только счастье озарения, счастье любви и красоты! Кубарем белого меха скатился он вниз и головки голубых цветов звонили ему: “Наш герой! Наш герой! Он пришел ради нас! Спасибо, спасибо! Мы любим тебя!” И этот звон и запах, и веселье переполнили душу медведя, и его сердце, начав биться в унисон со звоном цветов, расцвело радостью, юностью и красотой! За одно маленькое, крохотное мгновение он услышал Вечность и стал ее частью, они полюбили друг друга! Медведь на бегу рухнул на поляну. Он упал как подкошенный, силы оставили его. Душа старика вырвалась из старого, избитого тела и запела песню красоты, любви и подвига, песню вечной радости и веры, песню вечной молодости, слившись в единую бесконечную мелодию жизни с цветами, травой, землей, солнцем и бескрайней вселенной, освещая его мужеством радость жизни всех, всех чаек и медведей! |
Сказка для двоих
Татьяна Ионина Их было двое - Он и Она. Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем, самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых. Они были счастливыми, потому что были Вдвоем, а это гораздо лучше, чем быть по одному. Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам, строил дом, чтобы Ей было где жить. И все говорили: "Еще бы, как его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!" А они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной. Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом, чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!" А они только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет. Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили: "Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь они были Вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Ее тайной. И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?" Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной. Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: "Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь нового?" А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь Двое, а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было их тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо. |
Котёнок и дракон
Темной ночью Дракон опустился на лугу недалеко от стен дворца. Здесь по утрам выгуливали принцесс, и он намеревался завтра раздобыть себе новое домашнее животное. Найдя место, где трава была повыше и погуще, Дракон распластался на земле, подобрал крылья и приготовился ждать. "Это хорошо, что я зеленый и плоский, - подумал он,- пока не нападу, никто меня и не заметит. Сами принцессы-то не кусаются, но у самцов, которые их сопровождают, очень неприятные жала." И в этот момент кто-то ударил Дракона по морде. Совсем слабо, но весьма решительно. Дракон скосил глаза, пригляделся и увидел у себя под носом котенка. Котенок стоял, растопырив тощие лапки, выгнув спину горбом и распушив хвост; от этого он казался вдвое больше. И это хорошо, потому что иначе Дракон бы его даже не увидел. - Ты чего? - удивился Дракон. - Ничего,- ответил Котенок.- Я охочусь. - На кого? - На тебя. Дракон моргнул, а Котенок важно объяснил: - От вон той березы и до забора - мои охотничьи угодья. Раз ты сюда залетел - ты моя добыча. - Да неужели?- усомнился Дракон. - Точно-точно!- Котенок прыгнул вперед и накрыл лапками палец Дракона.- Я тебя поймал, теперь ты мой! - И что ты будешь со мной делать?- Дракон заинтересованно склонил голову набок.- Съешь? Котенок задумался. - Нет. Не хочу я тебя есть. Ты красивый. - А что хочешь?- спросил польщенный Дракон. - Играть хочу. В кошки-мышки. Я буду кошкой, а ты - мышкой. Дракон сел на хвост и озадаченно почесал лапой за ухом. - Малыш, ты какой-то ненормальный. Я же Дракон! Ты меня должен бояться! - Я никому ничего не должен!- вскинул мордочку Котенок.- Мы, кошки, делаем только то, что хотим. А я хочу играть. - А больше ты ничего не хочешь?- прищурился Дракон. - Хочу, конечно!- отозвался Котенок.- Я еще хочу, чтобы мне почесывали брюшко, поили меня молоком и катали на спине. Дракон покосился в ту сторону, где громоздились в темноте башни королевского замка. "Да ну ее нафиг, эту принцессу!"- подумал он - Ладно, - кивнул Дракон Котенку, который уже пристроился тереться мордочкой о драконью лапу, и бережно подхватил его когтем под брюшко.- Хочешь жить у меня? - А ты будешь со мной играть? - Буду. И молоком поить, и брюшко почесывать. - Я согласен,- важно кивнул Котенок и вскарабкался Дракону на спину. - Все-таки хорошо, что я тебя не съел! |
Часовой пояс GMT +3, время: 10:52. |
vBulletin v3.0.1, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co